Текст книги "Окончательное Предложение (ЛП)"

Автор книги: Лорен Ашер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Лорен Ашер

Просим НЕ использовать русифицированные обложки в таких социальных сетях как: Инстаграм, Тик-Ток, Фейсбук, Твиттер, Пинтерест.

Перевод группы: t.me/dreambooks1

Каждому, кого недооценили.

Я надеюсь, вы докажите всем, включая самого себя, как они не правы.

Плейлист

in my head – Ariana Grande

Hate Myself – NF

Forever Winter (Taylor’s Version) – Taylor Swift

Bad Habits (Acoustic Version) – Ed Sheeran

justified – Kacey Musgraves

If I Ever Feel Better – Phoenix

Unmiss You – Clara Mae

Broken (Acoustic) – Jonah Kagen

Wishful Thinking – Gracie Abrams

Brown Eyes Baby – Keith Urban

favorite crime – Olivia Rodrigo

Clarity – Vance Joy

Break My Heart Again – Danielle Bradbery

This Time Is Right – CVBZ & American Authors

Labyrinth – Taylor Swift

One Life – James Bay

You Let Me Down – Alessia Cara

No Se Va – Morat

Goodbye – Mimi Webb

Time – NF

When We Were Young – Adele

I Won’t Give Up – Jason Mraz

ADMV – Maluma

Глава 1

Алана

Если бы я знала, что умру сегодня ночью, я бы надела более сексуальное белье. Или, по крайней мере, оделась бы во что-то гораздо более приятное, чем пижама с дырками и пятнами от отбеливателя.

Моя мама, наверное, сейчас читает мне нотации с небес, задаваясь вопросом, где она ошиблась в моем воспитании.

Perdona me, Mami. Debería haberle escuchado. – Прости меня, мама. Я должна была слушать.

Я быстро перекрещиваюсь, прежде чем навести пистолет на тень, стоящую в открытом дверном проеме. Мое сердце бешено колотится в груди, а промежутки между ударами становятся все короче с каждой секундой.

– Я даю тебе пять секунд, чтобы ты убрался из моего дома, прежде чем я выстрелю. Раз… два…

– Черт, – что-то тяжелое ударяется о стену, прежде чем щелкает выключатель, заливая светом вход в дом.

Я крепче сжимаю пистолет, когда оказываюсь лицом к лицу с человеком, которого никогда не думала увидеть снова. Наши взгляды сталкиваются. Взгляд его голубых глаз, словно невидимая ласка, посылает прилив тепла по моему телу.

Несмотря на сигналы в голове, предупреждающие меня бежать от него подальше, я не могу устоять перед тем, чтобы принять все шесть футов и четыре дюйма Каллахана Кейна. Все в нем кажется мне знакомым, вплоть до боли в груди, которая не проходит даже после его «смерти».

Его непринужденная улыбка.

Его непокорные грязные светлые волосы, всегда неухоженные и просящие, чтобы их приручили.

Его голубые глаза цвета ясного неба, сверкающие, как поверхность озера под полуденным солнцем.

Прошло больше шести лет с тех пор, как я видела его в последний раз. Шесть долгих лет, которые закалили меня настолько, что я смогла разглядеть в его привлекательности именно то, чем она является.

Ловушка.

Если я посмотрю внимательно, то смогу заметить трещины в его внешнем виде, которые он пытается скрыть за своей красотой и обаянием. Он всегда был осторожен и не позволял людям слишком близко рассмотреть сломанного человека под его маской. Именно это в первую очередь привлекло мое внимание и привело к моему падению.

Мне было двадцать три года, когда он разбил мое сердце, но боль ощущается так, будто это произошло только вчера. Вместо того чтобы игнорировать ее, я погружаюсь в эту боль и использую ее для подпитки своей ярости.

– Какого черта ты здесь делаешь? – огрызаюсь я.

Его улыбка ослабевает, но затем возвращается на место.

– Рада меня видеть?

Я подталкиваю его вперед свободной рукой.

– Я в восторге. Почему бы тебе не подойти поближе, чтобы я могла сделать лучший выстрел? Мне бы не хотелось пропустить важный орган.

Его глаза переходят с моего лица на пистолет в моей руке.

– Ты хоть знаешь, как стрелять из этой штуки?

Мои глаза сужаются.

– Хочешь проверить?

– Где ты это взяла?

– Подарок моей мамы, – моя грудь вздымается.

Его брови поднимаются.

– Сеньора Кастильо купила тебе пистолет? Зачем?

Я опускаю пистолет и ставлю на предохранитель.

– Она всегда говорила, что женщина должна быть вооруженной и опасной.

Его рот открывается.

– Я думал, она шутит, что у нее есть пистолет, чтобы держать нас в узде.

– Не все выросли в безопасном пригороде Чикаго с чередой нянь и полным штатом официантов.

– То же самое можно сказать о тех, кто вырос в маленьком счастливом городке для летнего отдыха, где местного копа можно купить за выпивку и хрустящий Бенджамин.

Я нахмурилась.

– К твоему сведению, шериф Хэнк официально ушел на пенсию в прошлом году.

– Жаль подростки-правонарушители повсюду, – его яркая ухмылка расширяется.

У меня в животе порхают бабочки. По тому, как внутри все ныряет и падает, кажется, что тысячи из них проснулись, проведя последние шесть лет в коконе.

Он разбил твое сердце. Начни вести себя соответственно.

Мышцы на моих плечах напрягаются.

– Ты планируешь объяснить, что ты хочешь сделать, вломившись в мой дом, или мы просто будем стоять здесь всю ночь?

– Твой дом? – он наморщил лоб. – Я думаю, ты ошибаешься. Мой дед, возможно, разрешил твоей семье остаться здесь, потому что твоя мама присматривала за домом, но он тебе не принадлежит.

Моя мама не просто присматривала за домом Кейнов, она любила его как свой собственный с тех пор, как ее нанял Брэди Кейн, чтобы она управляла имением и помогала присматривать за его внуками.

И все же он оставил имущество тебе, а не ей.

У меня защемило в груди.

– Согласно завещанию твоего дедушки, дом принадлежит мне.

Его тело напрягается.

– Что ты имеешь в виду?

– Это между мной и им.

– Поскольку я не могу пойти и попросить его объяснить, ведь он на глубине шести футов под землей и все такое, мне нужно, чтобы ты рассказала подробнее.

Боль в сердце усиливается.

– Он сказал, что это моя собственность, и я имею право застрелить любого, кто будет сомневаться.

Он скрещивает руки на груди, обращая мой взгляд на мышцы, напряженные под его рубашкой.

– Теперь я знаю, что ты лжешь. Мой дед ненавидел оружие.

– Тогда как ты объяснишь его маленькую коллекцию на чердаке?

Он потирает подбородок.

– Какую коллекцию?

Я наклоняю голову.

– Может быть, ты не знал своего деда так хорошо, как думаешь.

– О, а ты знала? – его усмешка звучит снисходительно.

Я поднимаю подбородок.

– Он проводил здесь каждое лето до несчастного случая, так что да, думаю, я знаю его лучше, чем человек, который даже не удосужился позвонить на его день рождения.

Его глаза метнулись в сторону.

– Мы с ним не были в хороших отношениях до его комы.

– Интересно, почему, – сарказм просачивается в моем голосе.

Он потирает затылок.

– Я совершил много ошибок, когда был здесь в последний раз.

– Например, встретился со мной?

Мышцы на его челюсти напрягаются.

– Мне не следовало преследовать тебя так, как я это делал.

Я ощущаю себя так, будто Кэл вонзил в мою грудь зазубренный нож, но мое лицо остается без эмоций – навык, отточенный годами.

– Да, тебе действительно не следовало этого делать, – мои пальцы крепко сжимают рукоятку пистолета.

– Я сожалею, что разрушил нашу дружбу.

Невидимый нож крутится, погружаясь все глубже в мою плоть.

– Свидания не разрушили нашу дружбу. Это сделали твои пристрастия.

Обезболивающие. Алкоголь. Секс. Кэл использовал их все, чтобы убежать от демонов в своей голове, а я была слишком глупо влюблена, чтобы увидеть обратное.

Не вини себя, когда он был мастером скрывать это.

И все же мне до сих пор трудно поверить в слова, которые я говорю себе. Мое горло сжимается от годами подавляемых эмоций, что затрудняет глотание.

Он сжимает челюсть, и его острые скулы выделяются еще больше.

– Веришь или нет, но я проделал весь этот путь не для того, чтобы спорить с тобой о нашем прошлом.

– Тогда почему именно ты приехал сюда? – из сотни вопросов, которые я хочу задать ему, этот кажется самым безопасным.

– Я приехал проверить дом.

– После шести лет? Зачем?

– Потому что я планирую его продать.

Я дважды моргнула.

– Нет. Этого точно не произойдет.

– Лана… – использование старого прозвища заставило мое мертвое сердце заискриться от узнавания.

Неудивительно, что он думал, что в прошлый раз ты была такой доступной. Достаточно одного глупого прозвища, чтобы ты потеряла бдительность.

– Не называй меня так, – я оттягиваю губу.

– Алана, – поправляет он себя, слегка нахмурившись. – Я не знаю, что тебе сказал мой дедушка, но ты, должно быть, неправильно его поняла.

– Верно. Конечно, ты предполагаешь, что я, должно быть, неправильно его поняла.

Его глаза сузились.

– Теперь ты просто сложный человек.

– В отличие от кого? Наивной и глупой, как в прошлый раз?

Он игнорирует мой выпад и продолжает.

– Мы можем легко это прояснить. Где документ?

Я делаю паузу и обдумываю, стоит ли уступать его просьбе.

Чем быстрее ты покажешь ему документ, тем быстрее он уйдет.

– Я схожу за ним, – я двигаюсь к лестнице, прежде чем бросить взгляд через плечо. – Не уходи с этого места.

– И рискнуть дать тебе повод застрелить меня? Я в своем уме.

Мой ответ повис на кончике языка, но я прикусила его. В этом вся суть Кэла. Он может заставить кого угодно забыть о том, что он зол на него, просто пошутив и улыбнувшись. Это его величайшая суперсила и мой личный криптонит.

Теперь ты более подготовлена.

Или, по крайней мере, я надеюсь, что готова.

Я бегу наверх и убираю свой пистолет в сейф, а затем просматриваю документы. Мне требуется всего минута, чтобы найти его, застрявший между несколькими другими важными юридическими бумагами.

Кэл проверяет мои руки, пока я спускаюсь по лестнице.

– На этот раз никакого огнестрельного оружия?

Я пожимаю плечами.

– Я знаю пять разных способов убить человека голыми руками, так что не похоже, что оно мне действительно нужно.

Его кожа бледнеет.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

Хотела бы я шутить. Однажды летом мама отправила меня в Колумбию к дяде, и он понятия не имел, как меня развлечь, кроме как заставить работать на ферме и обучить смешанным боевым искусствам. Через месяц я вернулась с черным поясом по надиранию чужих задниц и достаточными навыками выживания, чтобы участвовать в одном из этих реалити-шоу на природе.

Я кладу документ на стол у входа и указываю на подпись Брэди.

– Вот. Как я и говорила.

Кэл стоит рядом со мной, пока проверяет документ. Он старается держаться на расстоянии, пока читает, но когда он смещает свой вес, наши руки случайно соприкасаются. Ток энергии проходит через мое тело. Он быстро убирает руки за спину, но эффект от его прикосновения остается. Прошло шесть лет, но мое тело реагирует так, как будто он ушел только вчера.

Я хмурюсь все сильнее.

Кэл качает головой, прочитав всю страницу.

– Мне жаль, но тот документ, который он тебе дал, устарел, – он указывает на дату, написанную рядом с подписью Брэди. – Это было подписано до его обновленного завещания.

– Какого завещания?

– Того, которое он подписал перед несчастным случаем.

Мое горло словно обхватили руки Кэла и сжали.

Нет. Этого не может быть.

– Я сейчас же звоню его адвокату, чтобы мы могли все прояснить, – я двигаюсь к лестнице, отчаянно желая подняться наверх и взять свой телефон.

Кэл проверяет свои модные часы.

– Уже почти полночь. Сомневаюсь, что Лео ответит на звонок в такое время.

Я ругаюсь себе под нос.

Он засовывает руки в карманы.

– Я свяжусь с ним утром, чтобы мы могли все уладить до того, как к нам заглянет риэлтор.

– Какой риэлтор?

– Тот, которого я нанял, чтобы помочь мне продать дом.

– Какую именно часть фразы «Я не продаю свой дом» ты не понимаешь?

– Тот факт, что ты называешь дом своим.

Мои пальцы сжимаются сами собой, образуя два плотных кулака, чтобы не дать мне обхватить его толстую шею.

Его глаза опускаются на мои руки, а затем возвращаются к лицу.

– Я думаю, пока мы не получим обоснованного объяснения от адвоката, мы должны обсудить это. Уже поздно, а мы ни к чему не пришли, – входная дверь скрипит, когда он открывает ее.

– Подожди, – я протягиваю руку. – Дай мне свой ключ.

Он игнорирует меня, пока затаскивает свой багаж внутрь.

– Я никуда не пойду.

– Ну, здесь ты точно не останешься, – прошипела я.

– А куда, по-твоему, мне идти?

– В мотеле на Мейн-стрит наверняка есть свободная комната, к тому же у них теперь есть Wi-Fi и цветное телевидение.

Его губы раздвигаются.

– Ты же не серьезно. Там однажды поймали серийного убийцу.

Я закатываю глаза.

– На самом деле он не совершал никаких убийств в этом здании.

– О, тогда все становится лучше.

– Мамочка, кто это? – Камила кричит с верхней ступеньки лестницы. Ее широко раскрытые голубые глаза осматривают Кэла, прежде чем ее взгляд возвращается к моему.

Я отмахиваюсь от нее, ни о чем не думая.

– Ничего важного. Возвращайся в постель, пожалуйста.

Широкие глаза Кэла переместились с Ками на меня.

– Кто это, блять, такая, и почему она называет тебя мамочкой?

– Не ругайся в присутствии моего ребенка, – мой шепот больше похож на шипение.

– Ребенка? Сколько ей лет? – Кэл спотыкается о свои ноги, пытаясь отойти от меня, но быстро восстанавливает равновесие.

– Пять! – Ками поднимает руку, как будто ждет, что кто-то похвалит ее.

Весь цвет исчезает с его лица, когда он тянется к стене.

– Пять. Это… она… мы…

– Это не… – мой ответ прервался, когда его глаза закатились к затылку.

У него подгибаются ноги, и он падает вперед.

– Черт! – я тянусь к нему.

Наши конечности переплетаются, и мы оба падаем. У меня перехватывает дыхание, когда я врезаюсь в изношенный деревянный пол. Голова Кэла ударяется о мой живот, что больнее, чем ожидалось, но смягчает его падение. Я не успеваю поймать его голову, прежде чем она скатывается с моих колен и ударяется об пол. Кэл не вздрагивает, так как лежит на полу, полностью потеряв сознание.

– Черт. Это должно быть больно, – я перекатываю его безвольное тело, а затем поднимаю голову к себе на колени.

– Оооо. Мамочка должна положить деньги в банку ругательств.

У меня такое чувство, что банка ругательств – это наименьшая из моих забот, когда Каллахан Кейн снова ворвался в мою жизнь со смертельной улыбкой и большими проблемами.

Глава 2

Кэл

Я моргаю, глядя в потолок, и жду, когда размытая люстра сфокусируется. Проходит минута, прежде чем мое зрение проясняется, хотя в мозгу по-прежнему царит беспорядок.

Почему я на полу?

– О, слава Богу, ты очнулся. Ты в порядке? – Лана наклоняется вперед.

Ее темные волосы касаются моего лица, щекоча кожу. Она пахнет печеньем сникердудль¹, напоминая мне о поздних вечерах, когда мы вместе не спали до комендантского часа и ели сырое тесто для печенья, сидя на причале. Моя попытка сдержаться, чтобы не сделать еще один глубокий вдох, проваливается, и я снова вдыхаю ее аромат.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз мечтал о Лане. Месяцы? Годы? Этот сон более яркий, чем все предыдущие, он передает мельчайшие детали, такие как крошечное родимое пятно на ее шее в форме сердца и шрам над губой.

Я протягиваю руку, чтобы провести кистью по слабой белой отметине над ее губами, отчего кончики моих пальцев покалывает. Мир перестает существовать вокруг меня, когда ее взгляд встречается в моим.

Боже. Эти глаза.

Ее карие глаза напоминают мне почву сразу после дождя – они такие темные, что при определенном освещении кажутся черными. Это недооцененный цвет, который соперничает со всеми остальными, хотя Лана никогда с этим не соглашалась.

Мой большой палец случайно задевает ее нижнюю губу, вызывая резкий вздох.

– Что ты делаешь? – она отстраняется.

Я вздрогнул от резкой боли, просверлившей дыру в задней части моего черепа.

Ты не спишь, тупица.

– Мне жаль. Я не хотела сделать еще больнее, – она поднимает мою голову со своих коленей. – Сколько пальцев я показываю?

– Три, – ворчу я.

– Какой сегодня день?

– Третье мая.

– Где мы сейчас находимся? – ее ногти царапают мою голову, посылая искры вниз по позвоночнику.

– Черт, – шиплю я.

– Больно? – она повторяет то же движение. Моя кожа горит от ее прикосновений, и тепло распространяется по моим венам, как лесной пожар.

– Прекрати. Я в порядке.

Я отстраняюсь и скольжу по полу, пока моя спина не упирается в стену напротив нее. Несмотря на расстояние, я чувствую пряный запах корицы ее геля для душа, который прилипает к моей одежде. Это тот самый гель, который вызывает привыкание и которым она пользуется уже много лет.

Я делаю еще один глубокий вдох, потому что, очевидно, мне нравится мучить себя.

Боже. Ты жалок. Я бьюсь головой о стену, и она болит в ответ.

– Вот, мистер. Для вашего бо-бо.

О, черт.

У Аланы есть дочь. Пятилетняя девочка с грязно-светлыми волосами и большими голубыми глазами, жутко похожими на мои. Когда я сижу, мы почти одного роста, хотя под этим углом у нее есть пара лишних дюймов.

Ребенок Аланы – возможно, мой ребенок – смотрит на меня круглыми глазами, в пижаме, которая застегнута неправильно. Цвет ее волос граничит со светло-коричневым, большинство волнистых прядей выпадают из ее небрежного хвоста.

Она моя?

Боже, надеюсь, что нет.

Мысль дерьмовая, но верная. Я еще не готов стать отцом. Черт, я не уверен, буду ли я когда-нибудь готов. До этого момента я был доволен тем, что стал крутым дядей, который не смог устроить свою жизнь настолько, чтобы иметь детей. Как я могу, если я способен сделать для себя только самый минимум?

Ребенок трясет перед моим лицом пакетом со льдом, подпрыгивая на кончиках пальцев ног. Я бездумно протягиваю руку и беру его у нее.

– Вы в порядке?

Я вздрогнул от звука детского голоса. Он напоминает мне голос Ланы, вплоть до легкого хрипа. Голова снова начинает кружиться.

Лана поднимается и целует макушку своей дочери.

– Спасибо, детка. Очень мило с твоей стороны помочь ему.

– Нам нужен врач?

– Нет. Ему просто нужно немного отдохнуть.

– И что-нибудь покрепче, – ворчу я.

Лана поворачивается к дочери.

– Видишь? Он достаточно здоров, чтобы снова принимать плохие решения. Все в порядке.

Ее нос подергивается.

– Это бессмыслица.

Лана вздыхает.

– Я объясню тебе утром, mi amor – моя любовь.

– Но…

Лана показывает в сторону лестницы.

– Vete a dormir ahora mismo – Иди спать прямо сейчас.

Боже. Она выглядит и звучит так же, как ее мать.

Может быть, потому что она и есть мать.

Мое тело онемело.

У тебя сердечный приступ?

Судя по тому, как покалывает левую руку и кажется, что сердце может выскочить из груди, я бы не стал этого исключать.

Ребенок показывает на меня пухлым пальцем.

– Он выглядит не очень хорошо.

– С ним все будет в порядке. У него просто болит голова.

– Может, от твоего поцелуя все пройдет, как с моими бо-бо.

– Нет, – говорим мы с Ланой одновременно.

– Хорошо. Никаких поцелуев, – ребенок скрещивает руки, надувшись.

Лана переводит взгляд на мой рот. Ее язык выныривает, чтобы провести по нижней губе, отчего кончики моих ушей становятся розовыми.

Ты безнадежен. Совершенно и абсолютно безнадежен.

– Почитаешь мне сказку? – ребенок прерывает нас, ее голос действует на мое настроение как ледяной душ.

Может ли она действительно быть моей? Стала бы Лана прятать от меня ребенка долгие годы только потому, что ненавидит меня?

Комната кружится вокруг меня. Я закрываю глаза, чтобы не смотреть на мини-себя и Алану.

– Камила, – предупреждает Лана.

– Не забудь про банку ругательств, – напоминает ей дочь.

Я представляю, как Лана закатывает глаза, говоря.

– Напомни мне утром.

– Хорошо! – шлепанье ног по деревянной лестнице эхом отражается от высоких потолков.

Лана молчит, пока вдалеке не щелкает дверь.

– Она уже ушла, так что можешь перестать притворяться спящим.

Я смотрю на люстру.

– Она… – как бы ни старался, я не могу закончить предложение. Лана никогда не была похожа на человека, скрывающего подобный секрет, но люди делают безумные вещи, чтобы защитить тех, кого они любят, особенно от тех, кто может причинить им боль.

Возможно, именно поэтому дедушка отдал Лане документы на дом. Он мог подумать, что я плохо справляюсь с содержанием своего ребенка, и поэтому взял все на себя.

Если, конечно, он вообще оставил ей дом.

– Она что? – Лана нажимает.

– Моя?

Она моргает.

– Ты серьезно только что спросил меня об этом?

– Просто ответь мне, – мой страх перерастает в возбуждение. Я не спешу поддаваться своему гневу, но между ранними признаками головной боли и узнаванием о ребенке, о существовании которого я даже не подозревал, мое терпение истощается.

– Не все ли равно, если это так?

Вопрос Ланы кажется мне ловушкой, но я все равно охотно попадаю в нее.

– Да. Нет. Может быть. Черт! Я не знаю. Она моя? – я провожу руками по волосам и натягиваю пряди, заставляя кожу пульсировать.

– Если ты действительно спрашиваешь меня об этом, значит, ты меня совсем не знаешь.

Я вскарабкиваюсь на ноги, не обращая внимания на головокружение, когда поднимаюсь во весь рост.

– Что, по-твоему, я должен думать? Мы же не остались друзьями, когда виделись в последний раз.

– Так ты полагаешь, что я буду держать твоего ребенка подальше от тебя из-за своих личных чувств?

– Либо так, либо ты чертовски быстро переспала с кем-то, когда я уехал, – это худшее, что я мог сказать. Злобное, осуждающее, чертовски глупое, заявление, о котором я сожалею в тот момент, когда оно прозвучало. На этот раз я даже не могу винить алкоголь, что только усугубляет мою вспышку.

Температура в комнате падает.

– Убирайся, – шепчет она.

Я застываю на месте.

– Черт. Прости меня. Я не знаю, почему я это сказал. То есть, я знаю, почему я это сказал, но я не должен был…

– Убирайся из моего дома, пока я не вызвала копов, чтобы они сами тебя выпроводили, – она отворачивается от меня. То, как сотрясаются ее плечи при каждом глубоком выдохе, усугубляет неприятные ощущения в моем желудке.

– Алана…

Она поворачивается на каблуках и указывает на дверь.

– ¡Lárgate! – Убирайся!

Мне не нужен «Гугл Переводчик» для перевода.

Я поднимаю руки вверх в знак покорности.

– Хорошо. Я ухожу.

Ты просто уйдешь, не получив никаких ответов?

От кого? Лане, которую я знал, нужно было успокоиться, прежде чем она начнет говорить. Я уже давно понял – если слишком сильно давить на нее, она оттолкнет меня еще дальше.

Я взялся за ручку своего чемодана и вышел через парадную дверь.

– Подожди.

Я останавливаюсь на входном коврике, вдавливая ноги в выцветшие буквы «sin postre no entran – без десерта не входить».

– Дай мне запасной ключ, – она делает шаг вперед и протягивает руку.

Левую руку без кольца.

Какое это имеет значение? Ты же здесь не для того, чтобы вернуть ее.

Я задерживаюсь на этой мысли, повторяю ее дважды, прежде чем натянуть свою обычную улыбку.

Ее ноздри раздуваются.

– Ключ, Каллахан.

Я трачу секунду на то, чтобы достать серебряный ключ из кармана. Когда Лана тянется за ним, ее пальцы касаются моей кожи, посылая разряд электричества прямо в мое тело. Она отдергивает руку и прижимает ее к груди.

Должно быть, она почувствовала то же самое.

Отлично. По крайней мере, я могу лечь спать сегодня, зная, что хотя она может ненавидеть меня, но ее тело с ней не согласно.

Ты идиот, если считаешь, что это какое-то достижение.

Она захлопывает дверь. Я отпрыгиваю назад, чтобы избежать потенциально сломанного носа, и опрокидываю свой багаж.

Я со стоном ударяюсь головой о деревянную дверь.

– О чем ты думал, отправляя меня сюда, дедушка?

Засов задвигается на место, прежде чем надо мной гаснет свет.

– Ты не могла потрудиться подождать, пока я сяду в машину? – я не жду ответа, но все равно произношу слова вслух.

Один за другим гаснут фонари вокруг крыльца, еще больше подчеркивая мысль Ланы.

Проваливай.

Я испускаю тяжелый вздох, возвращаясь к своему Aston Martin DBS. Двигатель заурчал, и я затаил дыхание на несколько секунд, наполовину ожидая, что Лана выйдет с пистолетом и снова пригрозит вызвать полицию. Проходит целая минута, и передняя дверь не открывается, поэтому я считаю, что можно включить верхний свет и поискать в бардачке дедушкино письмо.

Конверт спрятан на самом дне, там, где я оставил его почти два года назад, когда его не стало. Пока мои братья спешили выполнить поручения деда, чтобы получить свое наследство и акции компании «Кейн», включая работу Роуэна в сказочном парке развлечений моей семьи и женитьбу Деклана, я делал то, что у меня получается лучше всего.

Избегал того, что меня пугает.

Прократистанция не даст тебе ничего, кроме проблем.

Я провожу пальцем по сломанной сургучной печати замка Дримленд, прежде чем вынуть письмо. Мои глаза закрываются, и я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем развернуть лист бумаги.

«Каллахан,

Если ты читаешь эту версию моего последнего письма, значит, я ушел из жизни до того, как мы обсудили наши разногласия и простили друг друга за сказанное. Хотя я опустошен тем, что это так, я хочу все исправить между нами своей последней волей и завещанием. Говорят, что деньги не могут решить всех проблем, но, я уверен, что они могут побудить тебя и твоих братьев выйти за пределы зоны комфорта и принять что-то новое. Из трех моих внуков ты всегда был самым рискованным, поэтому я надеюсь, что ты примешь еще один вызов ради меня.

Между нами, я старался не выделять любимчиков, но ты сделал это почти невозможным. В тебе есть что-то особенное – то, чего не хватает твоим братьям и отцу, что притягивает людей. В тебе всегда был свет, который нельзя погасить.

По крайней мере, никому, кроме тебя.

Мне было больно наблюдать, как то, что делало тебя уникальным, исчезает, когда алкоголь и наркотики становятся твоим костылем. Сначала я оправдывал это тем, что ты был молод и незрел. Я думал, может быть, ты перерастешь это. После реабилитации тебе стало лучше. Только когда я провел с тобой время на озере несколько лет спустя, я понял, что ты просто стал лучше это скрывать.

Я всегда буду сожалеть о том, что сказал тебе во время нашего последнего разговора. Тогда я злился на себя за то, что не вмешался раньше – за то, что хотя бы не проверил, как ты себя чувствуешь после отстранения от хоккея, и сделал самый минимум, потому что был слишком поглощен работой, чтобы уделить тебе достаточно времени. Ты страдал после травмы так, как никто из нас не мог понять, хотя я должен был постараться.

Я бы хотел проглотить свою гордость, извиниться раньше и тебе бы не пришлось читать все в этом письме. Еще лучше, если бы я никогда не использовал твою зависимость против тебя и не говорил все те обидные вещи, думая, что это будет толчком в правильном направлении.

Ты никогда не был неудачником, малыш.

Я был.»

Невидимые когти вонзаются в мою грудь, пробивая себе путь сквозь застарелые шрамы, чтобы вонзиться в мое сердце. Дедушка может пожалеть о своих словах, но он был прав. Я – неудачник. Как еще можно назвать человека, который дважды пытался завязать, но вскоре после этого срывался? Слабым. Жалким. Убогим. Вариантов бесконечное множество, но я думаю, что «неудачник» – это то, что нужно.

Я делаю глубокий вдох и продолжаю читать.

«Трезвость – это не цель, это путешествие. ТВОЕ путешествие. И как бы я ни хотел, чтобы ты стал здоровым, я пошел по неправильному пути. Не проходит и дня, чтобы я не задумался, что могло бы произойти, если бы я поддержал тебя, а не отвернулся. Стал бы ты заинтересован в том, чтобы найти свое место в компании, потому что больше не возмущался бы ее связью со мной? Или ты бы с радостью женился на Алане и работал над тем, чтобы подарить сеньоре Кастильо внуков, которых она так хотела?

Есть сотня различных способов, которыми я хочу показать, как я сожалею, но мои возможности ограничены из загробной жизни. Надеюсь, однажды – если ты возьмешь себя в руки – мы сможем воссоединиться. Но до тех пор мое завещание – это лучшее, что я могу сделать.

Итак, мой маленький любитель риска, я хочу попросить тебя об одном – в обмен на 18 % акций компании и наследство в двадцать пять миллиардов долларов– проведи последнее лето в доме на озере Вистерия, прежде чем продать его ко второй годовщине моей смерти.»

Я перечитал предложение дважды, пока все не встало на свои места.

О, черт.

Он хочет, чтобы я жил здесь с Ланой.

Конечно. И чтобы не усугублять ситуацию, дедушка забивает последний гвоздь в мой гроб единственной просьбой.

«Я прошу, чтобы никто, кроме твоих братьев и моего адвоката, не знал истинной причины продажи дома, пока он не будет продан.»

Фантастика. Любой шанс, который у меня был, чтобы воззвать к человечности Ланы или ее карману, был украден у меня последним желанием моего деда. Клянусь, он, наверное, потягивает клубничную маргариту в загробном мире, с ликованием наблюдая, как рушится моя жизнь.

Похоже, чтобы получить свои акции компании и двадцать пять миллиардов долларов, мне нужно лишь убедить Лану – единственную женщину в мире, которая скорее прострелит мою задницу, чем спасет ее – позволить мне продать дом.

Пора вкладывать деньги в пуленепробиваемый жилет.