Текст книги "Окончательное Предложение (ЛП)"
Автор книги: Лорен Ашер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Глава 5
Алана
Я пропускаю свой обычный утренний тинто и выпиваю двойную порцию эспрессо, надеясь, что хороший удар кофеина спасет меня от полного изнеможения, с которым я проснулась. После того, как я всю ночь ворочалась и ворочалась от неожиданного полуночного появления Кэла, у меня возникает искушение забраться обратно в постель и проспать всю субботу. Я бы так и сделала, если бы от меня не ждали, что я буду весь день в режиме мамы.
Ками любит постоянное внимание и ласку, и я с удовольствием балую ее этим. После того как я выросла с отцом, который меня бросил, и сестрой, которой на меня наплевать, я не хочу ничего большего, чем чтобы Ками всегда чувствовала себя любимой.
Обычно я без проблем могу приготовить арепас с сыром с нуля, но сегодня у меня подкашиваются ноги, когда я направляюсь в кладовую. В такие дни, как сегодня, я жалею, что не купила в продуктовом магазине разноцветные хлопья с сахаром, как большинство семей, и не назвала это едой.
Я едва справляюсь с приготовлением завтрака. К тому времени, когда я заканчиваю резать фрукты и подаю Ками маленькую чашку сока, я почти готова упасть.
– Ты хорошо себя чувствуешь, мамочка?
– Просто устала, – я прислонилась к столу.
Ее лоб морщится.
– Ты все еще хочешь посмотреть игру?
Я жестом показываю на наши одинаковые желтые футбольные майки.
– Конечно. Твоя бабушка не ожидала бы меньшего.
Любовь моей мамы к нашей сборной не угасла даже после того, как мы переехали в Америку из Барранкильи, когда мне было семь лет. Мы с Ками чтим ее память, продолжая традицию вместе смотреть матчи, и есть одно из ее любимых блюд – пандебонос.
– Ура! – яркая улыбка Ками без переднего зуба согревает мое сердце.
– Ну вот, все решено. Теперь ешь, пока я поправляю твои волосы, – заплетать волосы Ками – это успокаивающее занятие, чтобы занять мой ум. В течение дня я, вероятно, заплетаю ей волосы по меньшей мере три раза. Независимо от того, какие прически пробую и какие средства использую, достаточно одного часа, чтобы ее волосы превратились в беспорядочную кучу колтунов и торчащих волос.
Она запихивает в рот кусочки еды, пока я расчесываю ей волосы. Когда я заканчиваю заплетать ей французскую косу, мой желудок урчит, и я тянусь к ней, чтобы украсть кусочек клубники.
Она ударила меня по руке.
– Эй! Возьми себе свою.
Я щекочу ее до тех пор, пока она не отказывается от своей клубники. Ее дерзкий вздох заставляет меня улыбнуться, когда она отрезает кусочек клубники и протягивает мне свою вилку. Я уже собираюсь откусить, но тут меня прерывает звонок в дверь.
– Я открою! – Ками спрыгивает с табурета.
– Не так быстро, – я ловлю ее, пока она не выбежала из кухни, и усаживаю обратно на стул. – Что я говорила насчет открывания двери?
– Не открывать дверь незнакомцам, – ее ноги качаются взад-вперед под ней, все еще слишком короткие, чтобы достать до пола.
Я касаюсь ее носа.
– Вот именно. Почему бы тебе не доесть, пока я пойду, посмотрю, кто там? – я показываю на ее тарелку, прежде чем выйти из кухни.
По пути к входной двери я проверяю приложение дверного звонка на своем телефоне. Кэл вышагивает по крыльцу. Он то засовывает руки в передние карманы, то проводит ими по своим беспорядочным волосам, то оценивает деревянные доски крыльца – и все это за одну минуту. Я не уверена, виноват ли в этих резких движениях его синдром дефицита внимания и гиперактивности или тревожность, но, черт возьми, он не сможет стоять на месте, даже чтобы спасти свою жизнь.
Как бы я ни возмущалась идеей поговорить с Кэлом после вчерашнего, я должна отдать ему должное за то, что он явился сегодня утром, ища ответы. Он получил от меня унцию уважения.
Может быть, ему не все равно.
Я быстро выкидываю эту мысль из головы. Его появление сегодня не имеет никакого отношения ко мне, но имеет отношение к выяснению того, кто отец Ками. Возможно, его вообще не было бы здесь, если бы я не оставила все так, как вчера вечером. Поскольку я решила избежать общения с Кэлом и эмоций, которые он вызывал, это мое последствие. Это был не самый зрелый момент, но я понятия не имела, как справиться с тем, что он думает, что я буду заниматься сексом с кем-то так скоро после нашего разрыва.
Я знаю, что мы встречались всего несколько месяцев, но они значили для меня все. И какое-то время я думала, что он чувствует то же самое.
Я должна была знать лучше.
Хотя у меня возникает искушение оставить его там еще на несколько минут, чтобы он мог погрязнуть в своих мыслях, я могу избавить нас обоих от страданий.
Его беззвучное шевеление губ привлекает мое внимание, и я увеличиваю громкость в приложении настолько, чтобы услышать его.
– Что, если я не справлюсь с ролью родителя? – спрашивает он себя.
– Ну, ты же не можешь быть хуже своего отца, – отвечает он сам себе.
– Он самовлюбленный психопат. Планка изначально была установлена не очень высоко.
Я не хочу находить его привлекательным – ни в малейшей степени, но я чувствую, что мои губы изгибаются вверх при виде того, как он ведет полноценный разговор с самим собой.
Почему ты улыбаешься ему, как никому другому?
Эта мысль отрезвляет, и я закрываю телефон, чтобы не смотреть на него больше.
Я отвожу плечи назад, прежде чем открыть дверь. Кэл поднимает голову на скрип петель, открывая свои красные глаза и изможденный вид. Я бы поставила деньги на то, что он, скорее всего, страдает от похмелья, а не от недосыпания, как я. Это видно по тому, как он морщится от яркого света, висящего надо мной и освещающего крыльцо.
Я до боли сжимаю кулаки, видя доказательства его зависимости.
Это не твоя проблема.
Тогда почему пронзительная боль в моей груди усиливается при мысли о том, что он продолжает страдать?
– Нам нужно поговорить, – говорит он.
Я проверяю, не прячется ли Ками за углом, прежде чем закрыть за собой дверь.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас. Я бы хотел поговорить об этом вчера вечером, но кто-то выгнал меня до того, как мы успели кое-что прояснить.
Вздох вырывается из меня прежде, чем я успеваю его подавить.
– Хорошо, – я открываю дверь. – Ками! Я собираюсь забрать почту, так что вернусь через несколько минут! – мой голос эхом отражается от высоких потолков.
Она выкрикивает свой ответ, но он выходит приглушенным, скорее всего, из-за того, что она набила полный рот блинов.
– Неужели у меня есть всего несколько минут для такого разговора?
– Я не могу оставлять ее одну надолго. В прошлый раз, когда я работала на улице, она украла мою тушь и в итоге получила инфекцию после того, как ткнула ей в глаз.
– Хорошо, – он не улыбается, что необычно для него.
Он нервничает. Если бы он не выпил чего-нибудь, чтобы унять свое беспокойство, правда стала бы очевидной, пока мы молча шли к почтовому ящику. Особняк возвышается позади нас, отбрасывая массивную тень на заросшую лужайку перед домом, отчего поместье кажется еще больше, чем его четырнадцать тысяч квадратных футов.
Часть меня хочет, чтобы он взял инициативу в свои руки и заставил меня ответить, но его губы остаются плотно сжатыми, пока я беру почту.
Чего ты ждешь? Просто скажи ему правду.
В том-то и дело. Я не уверена, как это сделать, не сорвавшись на сестру. Сколько бы времени ни прошло, я все равно не могу говорить об Антонелле без слез и ярости. Я надеюсь, что настанет день, когда я смогу вспоминать ее и улыбаться.
Но сегодня не тот день.
Вместо этого меня захлестнула волна негативных эмоций. Боль. Беспокойство. Страдание. Каждая из них бьет сильнее предыдущей. Обычно я хорошо справляюсь с ними, но я всегда была слабой, когда дело касалось моей старшей сестры и ее проблем.
Борьба с наркотиками – это не проблема, Алана. Это зависимость.
Моя рука, сжимающая почту, дрожит, заставляя конверты трястись.
Кэл кладет руку поверх моей, чтобы остановить дрожь.
– Эй.
Я считаю невозможным смотреть ему в глаза, поэтому продолжаю смотреть на открытый почтовый ящик. Любой ответ застревает у меня в горле.
– Камила моя? – то, как он это спрашивает – мягко и безоценочно, едва не ломает меня.
Я на секунду задумываюсь, что бы он сделал, если бы она была его. Он из тех мужчин, которые сделают шаг вперед и предложат помощь, или он уйдет, как всегда, еще раз доказав, насколько он разочарован?
Все это не имеет значения.
Я напрягаю позвоночник и смотрю прямо ему в глаза.
– Нет. Она не твоя.
Он отпускает мою руку, словно его кожа может загореться, если он продолжит прикасаться ко мне еще хоть секунду. На его лице появляется мрачное выражение, совершенно нехарактерное для него.
– Кто тот парень, с которым ты спала? – его вопрос имеет острую грань.
Я втягиваю воздух.
– Ты серьезно спрашиваешь меня об этом снова?
– Я знаю, как делаются дети, и если не я отец, то кто-то точно должен им быть. Поэтому мне любопытно, кто привлек твое внимание через месяц после моего ухода.
Мои мысли уходят в пустоту, когда я бросаюсь вперед и тычу в середину его груди указательным пальцем.
– Ты прав. Кто-то должен быть отцом Ками, хотя я не уверена, кто именно, поскольку моя сестра была под кайфом большую часть своей беременности, – слова прозвучали громко и четко, несмотря на звон в ушах.
Его тонко сжатые губы раздвигаются, а складки на лбу разглаживаются, пока совсем не исчезают.
– Мне жаль, Алана. Я был глуп, предположив, что ты спала с…
Какое бы выражение ни было на моем лице, он отступает на несколько шагов назад.
– Извини? Ты думал, что я спала с кем-то сразу после твоего ухода, а потом родила от него ребенка? – мой голос гремит.
Он поднимает руки в знак покорности.
– Если так, то не мне судить.
– Ты действительно так плохо думаешь о том, что у нас было? – я думаю, что тысяча иголок в сердце были бы менее болезненными, чем этот разговор. Я стараюсь не показывать эмоции на лице, но внутри позволяю себе чувствовать каждый укол боли. Если я буду цепляться за боль, то не буду рисковать попасться на его обычную чушь – такую, от которой сердце становится мягким, а колени слабыми от одной улыбки.
Он делает шаг вперед.
– Нет, блять. Но ты имела полное право делать все, что захочешь, после моего ухода.
– Что включает в себя перепихнуться с кем-то всего месяц спустя? Ты сейчас серьезно?
Его глаза расширились.
– Я сказал тебе двигаться дальше.
– Чем больше ты это говоришь, тем больше я думаю, может быть, это то, чего ты хотел.
Он делает большой шаг назад.
– Что? Нет. Я имею в виду… – он выпустил разочарованный выдох. – Для меня все было не так.
– Тогда на что это было похоже? – мое сердце колотится о мою грудь.
Его брови сжимаются от замешательства.
– Что было похоже на что?
Мой голос потухает, едва ли сильнее шепота.
– Уход от меня, – сожаление мгновенно охватывает меня, заставляя пожалеть, что я вообще открыла рот и задала свой вопрос.
Он избегает смотреть на меня, сосредоточившись на чем-то за моим плечом.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
Мое сердце замирает в груди.
– Почему?
Он ведь жил дальше, верно?
Конечно, да. Это он расстался с тобой, а не наоборот. Пока ты ждала, что он вернется, он переспал с каждой девушкой во всем Чикаго.
– Знаешь что? Забудь о том, что я спрашивала, – от одной мысли, что он может быть с кем-то еще, мне становится плохо, и я вдруг отчаянно захотела уйти от этого разговора. – Меня не было больше пяти минут, так что мне пора возвращаться.
Он хватается за мой локоть, в то время как его страдальческий взгляд мелькает по моему лицу.
– Ты всегда заслуживала лучшего, чем я.
Я вырываю руку из его хватки.
– Нет. Я заслуживала лучшего от тебя.
Глава 6
Кэл
Лана ошеломляет меня молчанием. Она не задерживается в ожидании ответа, который, вероятно, не последует. Облегчение, которое я испытал, узнав, что ни Лана, ни я не являемся родителями Ками, недолговечно, его легко сменяет боль в груди, когда я снова наблюдаю, как она уходит от меня.
Я заслуживала лучшего от тебя.
Конечно, заслуживала. Она заслуживала весь этот чертов мир, но я был… я был слишком болен, чтобы дать ей что-то, кроме душевных мук.
И чья это вина?
Я не знаю точно, сколько простоял там, размышляя над разговором с Ланой, но я не двигаюсь с места, пока моя кожа не покрывается мурашками от восходящего солнца. Я делаю шаг к своей машине и чуть не спотыкаюсь о маленького человека, стоящего передо мной.
– Привет! – Ками улыбается мне и машет рукой.
Мое сердцебиение учащается.
– Привет?
– Ты тот самый мистер с прошлой ночи.
Загорелая кожа вокруг голубых глаз морщится, когда ее ухмылка расширяется. У ее отца, должно быть, сильные гены, потому что Ками едва похожа на сестру Ланы, за исключением цвета кожи и формы губ.
– Да?
– Я Ками, – она протягивает мне руку для пожатия.
– Кэл, – я на автопилоте сжимаю ее маленькую ладонь. Разница в размерах между нами комична, но ее хватка сильна, и она трясет мою руку, как аквапалку.
– Привет, Каэль.
– Кэл, – повторяю я медленнее, подчеркивая звук «э».
– Кам-и-и, – она растягивает свое имя, указывая на грудь, заставляя меня чувствовать себя идиотом за то, что я пытаюсь научить ее правильно произносить мое имя.
Какая разница, как она его произносит? Просто убирайся отсюда.
– Ну, было приятно пообщаться с тобой… – я делаю шаг вокруг нее.
– Подожди.
Господи, сядь за руль и сбрось меня с ближайшего обрыва, пожалуйста.
Она бежит вперед и останавливается передо мной, преграждая мне путь к машине.
– Ты должен мне доллар.
Я моргаю, глядя на нее.
– За что?
– За банку ругательств, – она протягивает руку. – Dinero, por favour – Деньги, пожалуйста.
– Банка ругательств? Что это, черт возьми, такое?
Ее большие глаза широко раскрываются.
– О-о-о. Теперь ты должен мне два доллара.
– Я вижу, тебя учат вымогательству с раннего возраста.
– Что такое вымогательство?
Я качаю головой.
– Забудь об этом, – я обхожу ее стороной и прохожу пять футов, прежде чем она устремляется за мной.
– Эй! А как же мои деньги?
Я закрываю глаза и считаю до пяти. Пот начинает стекать по моей шее от повышения температуры. У меня нет абсолютно никакого опыта общения с детьми, кроме избегания случайных детей в общественных местах. Пока у Деклана и Айрис не появится свой собственный ребенок, я совершенно не готов к тому, чтобы справиться со всем этим.
Просто дай ей деньги и уходи.
Я проверяю свой кошелек на наличие долларов, но ничего не нахожу.
– Извини, малышка, но у меня нет денег.
– Как насчет этого? – она показывает большими глазами на стопку стодолларовых купюр.
– Ты хоть знаешь, сколько они стоят?
Ее пустой взгляд не дает мне возможности оторваться.
– Ладно. Неважно. Держи, – я протягиваю ей одну из купюр.
– Но ты сказал два плохих слова.
– Это больше доллара, – я постукиваю по цифрам, чтобы подчеркнуть. – Это сотня. Видишь?
Ты действительно пытаешься вразумить ребенка?
Ее брови сжимаются, когда она смотрит на купюру.
– Подожди. Дай мне посчитать, чтобы убедиться… раз… два… три… – она вычерчивает каждую цифру в воздухе, словно пишет на невидимом листе бумаги.
Ради всего святого. Если она будет так считать, я проведу здесь все утро.
Я беру еще одну сотню и передаю ей.
– Вот.
Она просовывает язык в щель, где должен быть один из ее передних зубов.
– Оооо.
– Пока, – я отдаю ей полушутливое прощание и продолжаю идти к своей машине.
– Поиграешь со мной? – она следует за мной, как тень.
– Я не могу.
Почти пришли. Размытые цифры на номерном знаке становятся все четче с каждым шагом к машине.
Она бежит, стараясь не отставать от моих длинных шагов.
– Почему?
– Мне нужно кое-куда успеть.
Ты так близко. Я достаю ключи из кармана и отпираю дверь.
Может быть, если бросить на землю еще одну сотню, это отвлечет ее на достаточно долгое время, чтобы я смог уехать.
– Куда ты идешь?
Сейчас предпочтительнее куда угодно, только не сюда.
– На встречу.
– О, – ее улыбка спадает. – Ты вернешься?
– Эм… может быть? – моя кожа зудит.
– Ура! В следующий раз ты будешь играть со мной, – она хлопает в ладоши.
Ребенку нужны лекарства или намордник. Это очевидно. Она очень напоминает мне меня самого в этом возрасте, энергичного и бесконечно бессвязного. Удивительно, как мои братья не пытались задушить меня во сне.
– Прости, малышка. Я здесь не для того, чтобы играть с тобой.
– О. Но Уайтт играет со мной.
Под моими ботинками захрустел гравий от внезапной остановки.
– Кто?
– Уайтт? Это пишется как У-А-Й-А-Т-Т!
– Какая у него фамилия?
Она пожимает плечами.
– Эмм… заместитель?
Это его чертова работа, а не фамилия, но это то подтверждение, которое мне нужно. Они с Ланой препирались, как брат с сестрой, когда находились в одной комнате, и долгое время я думал, что они ненавидят друг друга.
А ведь когда-то ты считал его другом.
У меня заложило уши от прилива крови, бурлящей под поверхностью кожи. Из всех людей, которым, как мне казалось, я мог доверять, Уайтт занимал довольно высокое место в списке. Мы проводили вместе почти все лето, и он даже дважды навещал меня в Денвере, пока я учился в университете. Когда мы с Ланой были вместе, были ли мы просто друзьями, избегающими неизбежного, или официально начинали встречаться, он никогда не казался хоть немного заинтересованным в ней.
Наверное, потому что он оттягивал время, пока ты не испортишь все на неопределенный срок.
Мои мышцы напрягаются под рубашкой, когда я позволяю себе признать эмоцию, которую не имею права испытывать.
Ревность. У нее есть свой собственный разум, поглощающий все рациональные мысли. В глубине души я знаю, что не имею права ревновать, когда это я уехал. Кроме того, это я доверил Уайтту присмотреть за ней ради меня.
Похоже, он сделал гораздо больше, чем это.
Я рад, что мы с Уайттом больше не друзья. Так мне будет еще легче надрать ему задницу, когда я снова до него доберусь.
Что, если он тот самый человек, которого ты видел целующимся с Ланой возле бара «Последний звонок» два года назад?
– Чертова змея, – пробурчал я.
Ками задыхается.
Я вздрагиваю.
– Черт.
Ее рот открывается.
– Черт? – мой голос трещит.
Она качает головой туда-сюда. Я вздыхаю, снова достаю бумажник и протягиваю ей еще три стодолларовые купюры. То, как загораются ее глаза, когда она сжимает деньги, даже умиляет.
Ты теперь увлекаешься детьми?
Нет, но их увлечение деньгами довольно забавно.
– Ты в порядке, Каэль?
Возьми себя в руки.
Я разжимаю кулаки.
– Я лучше пойду.
Она следует за мной, как тень.
– Камила! – кричит Лана.
Мы поднимаем глаза и видим Лану, топающую по ступенькам.
– Попалась, – бормочет Ками себе под нос. Она похожа на Лану тем, как отводит взгляд от всех, когда попадает в беду.
Лана бросается к нам и упирается рукой в бедро, как делала ее мать, когда ее ловили за тем, что она не должна была делать. Что, благодаря мне, случалось часто.
– Почему ты настаиваешь на разговоре с незнакомцами после всего, о чем мы говорили?
То, что меня называют незнакомцем, не должно жалить, но это так, особенно после того, как я узнал, что Уайтт вовлечен в жизнь дочери Ланы теперь, когда меня нет в ее жизни. Это доказывает, что независимо от того, какая у нас с Ланой история, это всего лишь история.
– Прости меня, мамочка, – Ками опускается на пятки.
Лана приседает и смотрит Ками в глаза.
– Ты не можешь разговаривать с каждым встречным, даже если он хорошо выглядит или отвечает на твои вопросы.
– Ты думаешь, я хорошо выгляжу? – я натягиваю свою обычную ухмылку, надеясь, что если я буду притворяться счастливым достаточно долго, то смогу стереть неприятные ощущения, бурлящие в моей груди.
То, на что ты всегда надеешься.
Глаза Ланы сужаются, когда она быстро осматривает меня. Моя кожа нагревается, когда ее взгляд задерживается на моих руках, отчего в животе появляется тепло.
– Я видела и получше, – кожа на ее носу морщится.
– Ты всегда была дерьмовой лгуньей, Алана, – я постукиваю кончиком пальца, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
Глаза Ланы и Ками одновременно расширяются. Я со вздохом достаю бумажник и протягиваю Ками еще одну хрустящую купюру.
На шестьсот долларов беднее, а ты все еще не усвоил урок.
– У тебя есть привычка раздавать стодолларовые купюры? – одна бровь Ланы приподнимается.
– Только настойчивым пятилетним детям, которые не умеют считать до ста.
Лана бросает на дочь неопределенный взгляд.
– Сколько будет пять раз по сто?
– Пятьсот! – Ками поднимает в воздух кулак, полный денег.
Эта маленькая дрянь…
– Что ты говорил? – уголки губ Ланы приподнимаются в самую маленькую улыбку, когда она смотрит на меня. Это первая улыбка на ее лице с тех пор, как я появился здесь, и от нее у меня в животе становится легко и бурляще, как будто я только что выпил водку с зельцером за десять секунд или меньше.
Я мгновенно узнаю это ощущение.
Черт, нет. Только не это.
– Я лучше пойду.
Я не решаюсь бросить последний взгляд на них двоих, хотя чувствую, как глаза Ланы прожигают дыру в моей спине, пока я сажусь в машину.
Только когда я оставляю дом у озера в зеркале заднего вида, я наконец-то могу снова дышать.
Трехчасовая поездка на машине обратно в Чикаго прошла как в тумане. Я позвонил помощнику Лео заранее, чтобы попросить о срочной встрече, и он смог втиснуть меня в свой график до обеда.
Я вожусь с крышкой своей фляжки уже в третий раз за последние двадцать минут. Я уже готов позвать его помощника, когда двери позади меня открываются, и внутрь входит пожилой адвокат. Лео выглядит так, будто его украли из 1920-х годов, с его костюмом-тройкой, фетровой шляпой и золотыми карманными часами. Для завершения образа ему не хватает только сигары.
– Каллахан! – он обнимает меня до хруста костей. – Какой приятный сюрприз!
– Правда? – мои руки упираются в бока.
Он садится за свой стол.
– Да. Я давно собирался проведать тебя. Как дела?
Я думаю о том, чтобы дать простой, ничего не значащий ответ, но решаю быть честным.
– Бывало и лучше, – его улыбка падает на долю дюйма.
– Очень жаль. Мне жаль это слышать. Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы немного улучшить ситуацию?
Я сажусь в кресло повыше.
– На самом деле, да.
– Что тебе нужно?
– У меня есть пара вопросов о завещании моего деда, и я надеюсь, что вы сможете их прояснить.
Он кладет свою фетровую шляпу на стол и откидывается в кресле.
– Например?
– Мне нужно знать, кому принадлежит дом у озера.
– Конечно. Я могу ответить на этот вопрос. Просто дай мне секунду, чтобы найти файл, – Лео подходит к стене с картотекой и открывает верхний ящик. Мое сердцебиение учащается, пока он перелистывает различные файлы с информацией, а затем издает подтверждающий звук.
Он возвращается к своему столу, держа в руках папку с моим именем.
– Согласно документу – тебе.
Мои легкие сдуваются от тяжелого выдоха.
– Это облегчение, потому что человек, который сейчас там живет, считает, что мой дед оставил дом ей.
Лео сцепил руки перед собой.
– Ну, это самое сложное.
Мой желудок опускается.
Нет. Скажите мне, что он этого не делал.
Лео продолжает улыбаться, как будто он не собирается разрушить мой мир и все мои шансы продать дом.
– Согласно последним документам, ты числишься совладельцем дома вместе с мисс Аланой Кастильо.
Черт возьми.
– Вы, должно быть, шутите. Я никогда не смогу продать этот дом, пока Лана владеет его частью.
– Насчет этого…
Я поднял руку вверх.
– Дайте угадаю. Я не могу выкупить ее долю.
Его ухмылка не ослабевает.
– Правильно.
– Конечно.
– Твой дедушка очень точно сказал, что и ты, и мисс Кастильо должны договориться обо всех юридических вопросах, касающихся собственности.
– А если она не захочет его продавать?
– Тогда я бы рекомендовал вам обоим получить юридическую консультацию.
У меня нет времени на разговоры с юридической командой Деклана, не говоря уже о том, чтобы ждать, пока Лана найдет себе представителя.
Отлично.
Мои зубы скрежещут.
– Есть еще какие-нибудь сюрпризы, о которых мне следует знать, прежде чем я вернусь на Лейк-Вистерию?
Он листает папку, сканируя страницы юридических документов.
– Думаю, больше ничего. Просто помни, что любое вмешательство твоих братьев в продажу собственности может иметь серьезные последствия.
Каждый мой мускул напрягается под рубашкой.
– Какие последствия?
Он закрывает папку с натянутой улыбкой.
– Я думаю, у тебя и так достаточно поводов для беспокойства, учитывая твое задание. Нет необходимости усугублять это обсуждением наихудших ситуаций.
– Я могу потерять свои акции? – пробурчал я.
– Давай не будем до этого доводить, ладно?
Блять.
Я делаю последний глоток из своей фляжки, прежде чем спрятать ее во внутренний карман костюма и открыть дверь в кабинет Деклана. Панорамный вид на город не имеет себе равных, окна от пола до потолка пропускают достаточно солнечного света. Как бы я ни ненавидел здание компании «Кейн», вид на Чикаго безупречен.
Мой брат сидит за своим столом и бьет по клавиатуре с такой силой, что она сдвигается вперед.
– Уходи, Тодд. Я занят.
– Серьезно? Тим работает здесь уже несколько месяцев, а ты до сих пор не знаешь, как его зовут?
Голова моего брата повернулась в мою сторону.
– Что ты здесь делаешь?
– Я вернулся, чтобы прояснить некоторые вещи с завещанием.
Его темные брови сближаются.
– И?
Я занимаю место напротив его стола. Быстрым движением я расстегиваю пуговицу своего костюма, чтобы дать себе немного передышки. Каждый раз, когда я посещаю офис компании «Кейн», все происходит одинаково. Гнетущее давление нарастает в груди, заставляя меня отпивать из фляжки больше, чем обычно. Офис напоминает мне о том, что я не оправдываю свою фамилию и ожидания, возложенные на меня из-за того, кем является моя семья.
Это не имеет значения.
Я постукиваю пальцами по своим бедрам.
– Тебе и Роуэну нужно держаться подальше от моего задания.
– Что ты имеешь в виду? – он откинулся в кресле.
– Когда я зашел в офис Лео за обновленным документом, он обронил загадочный комментарий.
– Что именно он сказал?
Я повторяю свой разговор с Лео.
Деклан поднимается и начинает вышагивать, проделывая дыру в ковре.
– Что он мог иметь в виду под вмешательством?
– Я не знаю. Когда я попытался спросить, имеет ли это отношение к моим акциям, он замолчал.
– Дерьмо.
– Именно так я и думал, – я не паникую только потому, что водка непрерывным потоком льется по моему организму, давая мне ложное чувство спокойствия.
Он проводит руками по своим темным волосам, взъерошивая идеально зачесанные назад пряди.
– Дедушка знал, что я вмешаюсь, чтобы помочь тебе.
Наверное, потому что Деклан всегда убирал за мной, с самого моего рождения. Он не мог не страдать от комплекса спасателя старших братьев и сестер, чуть не задушив нас с Роуэном своей чрезмерной заботой.
– Что бы ты ни делал, не помогай.
Его карие глаза опустились в пол.
– Деклан…
Он достает свой телефон, выглядя бледнее, чем обычно.
– Мне нужно сделать несколько звонков.
Шаги Деклана ускоряются, когда он ходит по кабинету.
– У тебя уже был покупатель, не так ли? – мои зубы скрежещут.
– Да, – его рука, держащая телефон, напрягается.
– Почему?
Почему ты не мог доверить мне сделать одну вещь самостоятельно? Настоящий вопрос задерживается на кончике моего языка.
Его челюсть сжимается, заставляя пульсировать вену на виске.
– Почему? Я же не собирался ничего оставлять на волю случая.
– Скорее, ты не хотел оставлять меня на волю случая.
Он вскидывает свободную руку вверх.
– С чего бы это? Ты же не приложил никаких усилий, чтобы выполнить свою часть завещания. Тебя вообще волнует, что ты можешь подставить нас с Роуэном?
Я вскочил со стула.
– Учитывая, как мало ты обо мне думаешь, может, мне стоит отказаться от своих акций и уйти от этой чертовой затеи, сохранив достоинство.
Он отпускает горький смешок.
– Конечно, это твое первое решение. Не знаю, почему я ожидал чего-то другого от парня, который преуспел в провале.
– Отличная шутка, засранец. Это ты от папы перенял?
У тебя есть желание быть кем-то, кроме семейного неудачника? Воспоминание о том, как мой пьяный отец смеется, занимает центральное место в моей голове, то, как он избегал моей потребности в репетиторе по математике, быстро заменяется более мрачным воспоминанием.
Почему я не удивлен, что ты даже не смог преуспеть в том, чтобы отбить кусок резины – суровые слова, сказанные моим отцом во время послеоперационного периода после того, как я порвал связки.
Единственная причина, по которой ты состоишь в совете директоров этой компании, заключается в том, что твой дедушка знал, что ты ничего не добьешься сам.
Единственное, в чем мой отец преуспел, так это в поиске сотни различных способов заставить меня чувствовать себя жалким неудачником.
А теперь Деклан…
К черту его.
– Черт. Кэл… – взгляд Деклана смягчается.
К черту Деклана за то, что он использует мою единственную слабость против меня. Не то чтобы я не хотел быть лучше.
Я просто не знаю как.
Я улыбаюсь ему своей самой фальшивой улыбкой, от которой у него дергается глаз.
– Не нужно извиняться, брат. Не то чтобы я всю жизнь не слышал эти слова снова и снова.
Слова Деклана преследуют меня еще долго после того, как я покидаю здание компанию «Кейн» питаясь моей неуверенностью, как паразит, которого можно вылечить только бутылкой водки.
Ты можешь снова получить помощь. Моя рука дрожит, когда я наливаю себе выпить. Часть напитка проливается от моего резкого движения, смачивая мою руку и окружающее пространство вокруг стакана.
Я качаю головой, игнорируя голос в моей голове, призывающий меня остановиться, прежде чем я сделаю первый глоток.
Всегда разочаровываешь.
Я делаю паузу, когда мои губы касаются краев бокала.
Ты лучше, чем это.
Нет. Я действительно не лучше.
Я выпиваю первый бокал за несколько глотков, а затем наливаю себе второй. Деклан пытается позвонить мне дважды в течение ночи. Он даже оставляет голосовую почту, которую я сразу же удаляю, потому что слишком пьян, чтобы беспокоиться.
Как раз то, что мне нравится.
