Текст книги "Окончательное Предложение (ЛП)"

Автор книги: Лорен Ашер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Глава 46

Кэл

Лана ведет себя странно. С тех пор как мы вернулись от Роуэна и Зары, она молчала. Прежде чем я успел спросить ее, что она думает о прошедшей ночи, она исчезла в комнате Ками, заявив, что ей нужно подготовить ее ко сну.

Когда я вышел из душа, дверь в ее комнату была заперта, а на мой стук никто не ответил.

Вероятно, она все еще в душе.

Я сажусь на диван и запускаю игру «Candy Crush». Мой самый высокий результат был быстро побит таким же маленьким гаденышем с другого конца света, который занял первое место с отрывом всего в три очка.

Я не уверен, как долго я играю. Лана не открывает свою дверь, поэтому я теряю счет времени. Я прекращаю игру только тогда, когда мои веки начинают тяжелеть.

Я поднимаюсь со своего места на диване и снова стучу в дверь Ланы.

– Лана, – я стучу костяшками пальцев по дереву.

Нет ответа.

Я прижимаю ухо к двери, но по-прежнему ничего не слышу.

Вместо того чтобы ждать, я иду в свою комнату и пишу ей сообщение.

Кэл: Все в порядке? Ты не ответила, когда я постучал.

Мои сообщения тоже остаются без ответа. Либо Лана заснула, как только положила голову на подушку, либо она избегает меня. Хотя первый вариант весьма правдоподобен, особенно после долгого дня, который у нас был, я не могу не думать о втором.

Я перебираю в памяти воспоминания о той ночи. С моей точки зрения, казалось, что у нее была отличная ночь. Лана хорошо поладила с Зарой и Айрис, и она держалась молодцом, когда выступала против Деклана. У нее даже появился тот особый блеск в глазах, который я так люблю, когда Роуэн пытался выкупить ее рецепт за миллион долларов.

Я не думаю, что что-то пошло не так. И все же я не могу избавиться от ноющего чувства в затылке.

Я пишу Айрис личное сообщение.

Кэл: Привет.

Время тянется мучительно медленно, пока я жду ее ответа.

Айрис: Привет. Что случилось?

Кэл: Не показалось ли тебе что-нибудь не так в Алане после ужина?

Точки появляются и исчезают дважды, прежде чем появляется сообщение.

Айрис: Я не уверена. Спроси меня завтра, когда я протрезвею.

Я накрываю лицо подушкой и стону. Хотя Айрис сегодня не очень поможет, я планирую выпытывать у нее ответы, когда она будет достаточно в сознании, чтобы вспомнить, что произошло.

Сон не приходит, сколько бы я ни пролежал на кровати, глядя в потолок, пока я во второй раз перебираю в памяти все, что произошло сегодня ночью. Несмотря на обдумывание каждой мелочи, я не могу вспомнить ничего, что могло бы расстроить Лану. Моя семья вела себя наилучшим образом – что само по себе шокирует – так что я не уверен, что могло пойти не так.

Просто спроси ее утром.

Это последняя мысль, которая приходит мне в голову, прежде чем мои глаза закрываются, а дыхание выравнивается.

– Привет, – я целую макушку Ланы. Она не прижимается ко мне, как обычно, что только усиливает мои растущие доказательства того, что что-то не так.

Я уже написал Айрис сегодня рано утром, но она до сих пор не ответила. Зная мою невестку и ее головную боль после слишком большого количества выпитого вина, это может занять некоторое время.

– Привет, – она переводит взгляд со своей еды на мое лицо, а затем возвращается к своей тарелке.

Я сажусь рядом с ней и обхватываю рукой спинку ее стула. Лана старается не прикасаться ко мне.

– Все в порядке? – я накручиваю на палец прядь ее волос.

– Просто устала, – она делает длинный глоток своего кофе.

– Ты рано легла спать.

– У меня болела голова, – ее губы истончаются.

– Тебе сейчас лучше? Мы можем пропустить аквапарк сегодня, если нет.

– Я не собираюсь подводить Ками, как бы дерьмово я себя ни чувствовала, – что-то пробегает по ее лицу, но быстро исчезает, когда она возвращается к своему пустому выражению, которое заставляет кислоту перекатываться в моем желудке.

– Хочешь, я принесу тебе лекарство?

– Иногда лучшее лекарство – это время, – она смотрит в сторону в слабой попытке скрыть тик в челюсти.

– Готова! – Ками выходит в купальнике и юбке, напоминающей хвост русалки.

Лана ставит свою чашку на стол и встает.

– Отлично. Давай я помогу тебе с прической.

– Ты можешь сделать косу-корону? Пожалуйста?

– Конечно, – она обходит стол, оставляя меня позади.

По сравнению с ледяным общением со мной, Лана абсолютно тепло относится к своей дочери. Теснота в моей груди усиливается, пока я подсознательно не потираю место над сердцем, нахмурившись.

Тишина, окружающая меня, усугубляет тяжесть, давящую на грудь. После нескольких недель, проведенных в окружении Ками и Ланы, принимать пищу в одиночестве кажется невыносимым.

Я делаю глубокий вдох и борюсь с искушением выпить, достаю телефон и снова пишу Айрис.

Кэл: Алана ведет себя странно, и я не знаю почему.

Кэл: Я думаю, что-то случилось за ужином. Может Деклан позвал ее поговорить, когда я был в ванной, или что-то такое?

Я сижу с затаенным дыханием, ожидая сообщения, которое так и не приходит.

Вероятно, она еще спит.

Вместо того чтобы сидеть в тишине и размышлять о том, почему Лана расстроена, я завтракаю и готовлюсь к дню в аквапарке Дримленд.

Когда я уже завязываю шнурок на плавках, в комнату вбегает Ками.

– Пойдем!

Я хватаю свою рубашку с кровати и выхожу за ней из комнаты.

Лана одета в белое платье, которое подчеркивает теплые тона ее загорелой кожи, а ее волнистые волосы убраны назад в замысловатую косу.

Я останавливаюсь на середине шага, моя рубашка висит у меня в руке, пока я рассматриваю ее.

– Ты выглядишь прекрасно, – произношу я.

Ее взгляд опускается на мое тело всего на секунду, прежде чем она отворачивается и принимается искать что-то в своей сумочке.

Никакого ответа. Никакого признания. Ничего, кроме холодной, безлюдной тишины, разъедающей спокойствие, которое я ощущаю в ее близости.

Возвращаются прежние ощущения, сопровождаемые тошнотворным чувством ужаса.

Ками хватает меня за руку с огромной улыбкой.

– Готов?

По крайней мере, то, что чувствует Лана, не повлияло на Ками, что дает мне небольшую надежду. Потому что если я не сделал ничего, что могло бы повлиять на мои отношения с маленьким ребенком, значит, все, что произошло, было связано только с Ланой.

Если бы я только знал что.

Поскольку мой телефон весь день хранится в шкафчике, у меня не было возможности проверить сообщения Айрис, пока мы не закончили посещение аквапарка. Пока Лана возится в ванной, помогая Ками переодеться в сухую одежду, я читаю сообщение, которое прислала Айрис.

Айрис: Хм. Все выглядело отлично. И нет, Деклан не разговаривал с ней, хотя я уверена, что Алана была бы не против.

Кэл: Ты не помнишь, чтобы она казалась не в себе?

На этот раз ее сообщение приходит гораздо быстрее.

Айрис: Я только начинаю узнавать ее, так что я так не думаю. Что случилось?

Я вытираю лицо от разочарования, заглушая свой стон.

Кэл: Она почти не разговаривала со мной сегодня и вчера вечером заперлась от меня в своей комнате.

Айрис: Ты что-то сделал?

Кэл: Нет.

По крайней мере, я так не считаю. Все, что я сделал, это попытался сделать эту неделю особенной.

Айрис: Ты уверен?

Кэл: Да. Она казалась счастливой до и даже во время ужина.

Айрис: Дай мне подумать…

Я сажусь на скамейку и опускаю голову на руки, ожидая ее ответа.

Айрис: После того, как Алана взяла бутылку вина из холодильника, она казалась менее спокойной, но она упомянула, что у нее болит голова, поэтому я не придала этому большого значения.

Она говорила мне то же самое о головной боли, но это не объясняет ее сегодняшнего отношения.

Кэл: Что-нибудь было не так на кухне?

Айрис: Кроме стойкого запаха того, что Деклан сжег, исходящего от мусорки? Не-а.

Мой стон разочарования привлекает внимание нескольких человек.

Айрис: Почему бы тебе не спросить ее?

Кэл: Я хотел иметь все факты, прежде чем попытаться снова.

Айрис: Держи меня в курсе.

После своего сообщения она добавляет приветственный эмодзи.

Кэл: Если через 24 часа от меня не будет вестей, звоните в полицию.

Айрис: Поняла.

Я дважды пытаюсь поговорить с Ланой наедине после моего обмена сообщениями с Айрис, но она проделывает невероятную работу, занимаясь Ками, паркам и всем остальным, что может предложить Дримленд. Если она и Ками не в комнате, они посещают различные курорты и туристические зоны. Лана не вытесняет меня полностью, но создается ощущение, что она возвела между нами непроницаемую стену.

Я снова поддаюсь желанию выпить, чтобы облегчить тревожные чувства, гноящиеся во мне, как инфекция. Я чувствую себя дерьмово, когда завишу от алкоголя, но я не знаю, как еще справиться со стрессом. Либо так, либо загнать ее в угол. А зная Лану, она плохо отреагирует на такую конфронтацию.

К тому времени, как мы садимся в частный самолет, у меня все еще не было ни единой возможности поговорить с ней. Мои сообщения игнорируются, а стук в дверь остается без ответа, что только усиливает мою растущую тревогу, а вместе с ней и пьянство.

Мои плечи опускаются, когда я опускаюсь в большое кресло напротив дивана, который любит Ками. В отличие от прошлого раза, Ками оставляет место для Ланы. Они вдвоем проводят весь полет обратно в Мичиган, смотря фильмы Дримленда и смеясь вместе, хотя улыбка Ланы не достигает ее глаз. Это та же улыбка, которую она рисовала на своем лице всю неделю. Та самая, от которой у меня болит в груди, когда я знаю, что это лишь смягченная версия ее настоящей улыбки.

В этот момент я клянусь поговорить с Ланой сегодня вечером, даже если для этого придется связать ее, чтобы получить ответы.

Глава 47

Алана

Я изо всех сил старалась, чтобы остаток недели прошел гладко. Это почти убивало меня – делать храброе лицо и идти вперед, зная, что все, что исходило из уст Кэла, было ложью, но я делала это ради Ками. Она всегда хотела побывать в Дримленде, и я не собиралась портить ее впечатления, позволяя своим личным чувствам к мужчине встать на пути.

Если кто и виноват в том, что поверил Кэлу, так это я, поэтому будет правильно, если я промучаюсь до конца недели. И я страдала. Каждое общение с Кэлом вызывало ощущение, что кто-то пронзает мою грудь тысячью иголок.

Кэл знает, что что-то не так. Я не очень-то стараюсь это скрывать, но Кэл читает меня, как свою любимую книгу – запоминает каждое подчеркивание и каждую страницу.

Его способность распознавать мои подсказки – это то, что делает его идеальным в игре со мной как с дурочкой. Он знает, на какие кнопки нажать и какие волшебные слова сказать, оставляя меня уязвимой для его манипуляций.

Больше нет.

Я смотрю на ночное небо. Вода ударяет о причал, заполняя тишину. Кроме быстрого шелеста простыней Ками, заставляющего трещать радионяню, я остаюсь наедине со своими мыслями.

Какое жалкое место.

Я не уверена, сколько времени я просидела под звездами, наблюдая, как отражение луны танцует на воде. Прийти сюда было риском, но я посчитала, что на него стоит пойти.

Я знала, что это лишь вопрос времени, когда Кэл загонит меня в угол на причале. В конце концов, именно здесь началась наша история.

– Ты упадешь, если не будешь осторожна.

Я отворачиваюсь от сверкающей воды. Моя голова поворачивается, когда я рассматриваю высокого парня с волосами, которые соответствуют солнцу, сияющему над нами, и голубыми глазами, которые соперничают с водой перед нами, чище, чем безоблачный день.

Все в нем говорит о деньгах. Туфли-лодочки. Пастельные шорты. Полосатая футболка.

Я не видела его раньше, но это мало о чем говорит. Моя семья только недавно переехала сюда из Колумбии.

Я морщу нос.

– No hablo inglés – Я не говорю по-английски.

Его глаза сверкают.

– Que raro. Te he escuchado hablar con tu mamá en inglés antes – Странно. Я слышал, как ты раньше разговаривала с мамой по-английски.

Черт. Попалась…

– Меня зовут Кэл, – он улыбается.

– Кэл? – мой акцент проглядывает, подчеркивая последний звук как «ах».

Он смеется, опустившись на причал и скрестив ноги рядом со мной.

– Что ты делаешь? – я изо всех сил стараюсь выговаривать слова так, как научилась, смотря слишком много американского телевидения после школы.

– Дедушка сказал мне, что ты переехала сюда из Колумбии несколько недель назад.

Моя грудь сжимается, когда я думаю о доме. Мама хотела начать все сначала после того, как папа нас бросил, поэтому она позвонила двоюродному брату, который переехал в Штаты, и купила три билета на самолет в один конец. Анто проводила большую часть дней, запершись в своей комнате, а я в одиночестве гуляла у озера, игнорируя маму. Если я собираюсь протестовать против жизни здесь, я могу наслаждаться видом.

– Ага, – может быть, если я буду отвечать коротко, он уйдет.

– Ты скучаешь по дому?

– Да.

– У тебя есть здесь друзья?

Я тяжело вздохнула.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь одинокой.

Потому что так и есть.

– И что?

– Ну, я подумал, что мы могли бы стать друзьями.

– Я не хочу, – подружиться с кем-нибудь может заставить маму поверить, что мне нравится жить здесь. А если она решит, что мне здесь нравится, то мы никогда не переедем обратно в Колумбию.

Его улыбка расширяется, занимая всю нижнюю половину лица.

– Хорошо. Никаких друзей.

Он не уходит, что раздражает меня еще больше. Вместо этого он смотрит на озеро и бездумно постукивает пальцами по деревянной доске.

Я накрываю его руку своей, чтобы остановить стук.

– Может, хватит?

– Прости, – его щеки розовеют. – Иногда я ничего не могу с собой поделать.

– Почему?

Он отворачивается от меня.

– Потому что у меня есть проблемы.

– Кто сказал?

– Мой отец.

Мои губы сжались.

– Говорит как pendejo – мудак.

На его губах появляется небольшая улыбка.

– Что это значит?

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю, но думаю, что это плохое слово. Моя мама сказала его моему отцу, когда он заставил ее плакать, – моя грудь болит от воспоминаний, но я делаю все возможное, чтобы отогнать эту мысль.

– Pendejo. Мне нравится. Какие еще плохие слова ты знаешь?

Я провожу остаток дня, обучая Кэла куче плохих слов, которые я подслушала, а он учит меня их английскому эквиваленту. К тому времени, когда мама зовет нас на ужин, я понимаю, что солнце уже село, а мои щеки болят от улыбок.

– Ты будешь сегодня ужинать с нами? – Кэл протягивает мне руку.

Я беру ее и задыхаюсь от легкого покалывания в пальцах.

– Ты меня удивил!

Он смеется, что заставляет меня тоже рассмеяться.

Впервые с тех пор, как я переехала в Америку, я думаю, не является ли это худшей вещью в мире – завести друга…

– Лана.

Воспоминание исчезает, и на смену молодой версии Кэла приходит мужчина. Тот самый мужчина, который снова разбил мое сердце, хотя в этот раз все еще хуже, чем в прошлый. Раньше у меня была надежда, что он исправится. Что он переступит через свое эгоистичное поведение и решит стать взрослой, лучшей версией себя.

Эта надежда была всего лишь ложью, которую я говорила себе, чтобы чувствовать себя хорошо в нашей ситуации.

– Не возражаешь, если я присяду? – спросил он.

Я смотрю на озеро, не отвечая.

Он оставляет место между нами, садясь рядом со мной. Мой мизинец жаждет соединиться с его мизинцем, но я подавляю любое желание прикоснуться к нему, сдерживая свой гнев.

– Что случилось? – он смотрит на меня.

– Многое, – я продолжаю смотреть вперед, хотя ощущение его взгляда искушает меня повернуться к нему.

– Хочешь поговорить об этом?

Нет, но какой у меня выбор? Я не могу вечно игнорировать Кэла, и теперь, когда Дримленд больше не является проблемой, я бы предпочла высказать все, чтобы он ушел раз и навсегда.

– Почему ты продаешь дом? – я начинаю и задаю вопрос, на который уже знаю ответ. Это может быть глупо, но я надеюсь, что он признается в своем плане, даже если это означает рискнуть тем хрупким, что мы построили вместе.

Может быть, тогда я смогу научиться прощать его.

Уголком глаза я могу различить редкую хмурую линию, пересекающую его лоб.

– Мы уже говорили об этом.

Мое сердце колотится в груди, темп становится все быстрее с каждым ударом.

– Тогда повтори это.

Скажи мне правду. Дай мне повод дать тебе еще один шанс.

Он тяжело выдыхает.

– Я хочу, чтобы мы могли двигаться вперед без того, чтобы дом удерживал нас.

Его обходной ответ ничего не делает для того, чтобы моя грудь перестала сдавливаться. Каждый вдох становится невозможным, теснота в легких заставляет их гореть с каждым вдохом.

Я продолжаю говорить, на моем лице маска холодного безразличия, несмотря на постоянное биение сердца.

– А если я захочу оставить его себе?

Его пальцы напрягаются на бедрах.

– Лана… – он шепчет мое имя, как будто я причиняю ему боль на каком-то фундаментальном уровне, хотя я знаю, что это не так.

Это я та, которой причинили боль.

Это я злюсь.

И я та, кто собирается уйти в этот раз. Не из-за его зависимости, а скорее из-за того, что он такой, какой он есть, независимо от выпивки. Эгоистичный. Эгоцентричный. Саморазрушительный.

Мои пальцы вдавливаются в бедра.

– А что, если я буду счастлива, если дом останется? В конце концов, я всегда мечтала вырастить там семью. Я хотела наслаждаться летом у озера, печь, строить корабли и плавать с детьми, пока у них не сведет конечности.

Я вижу будущее так ясно, что боль в груди умножается на сто. Потому что даже после всей этой лжи я хочу этого будущего с Кэлом.

Ты хотела этого будущего с Кэлом. Не зря существует прошедшее время, так что начни его использовать.

Боже. Я такая глупая.

– Почему именно этот дом? – его голос трещит.

– Потому что он наш. Возможно, ты хочешь забыть обо всей этой истории, но я не хочу. И в конце концов, то, что ты бежишь от дома, ничего не решит, когда на самом деле ты бежишь от себя.

– Откуда все это взялось? – он смотрит на меня дикими глазами, в которых отражается то, что он чувствует по поводу наследства.

Отчаяние.

В конце концов, мы в одном и том же положении. Потому что я тоже чувствую отчаяние. Отчаяние, чтобы он сказал правду. Отчаяние, чтобы оставаться сильной, несмотря на желание рухнуть рядом с ним. Отчаяние, что мы не потеряем все, что построили, даже если это было построено на лжи.

– Твой дедушка оставил тебе наследство? – спрашиваю я в упор.

– Да, – Кэл старается сохранить ровное выражение лица, хотя дрожание пальцев выдает его.

– Он попросил тебя продать дом, – говорю я с уверенностью.

Один-единственный кивок заставляет мое сердце взорваться. Как бомба, оно взрывается, уничтожая все шансы на то, что я когда-либо поверю еще хоть одному слову из его уст.

Я уже знала правду, но ее подтверждение разрушает все остатки спокойствия.

– Понятно, – мой язык скребет по небу.

– Как ты узнала? – прохрипел он.

– Я подслушала ваш разговор после ужина. Кто-то оставил окно открытым… – горький смех вползает в мое горло, заставляя мои уши болеть от пронзительного звука.

– Что бы ты ни услышала, это не то, что ты думаешь, – он спотыкается на словах.

– Конечно, нет, – отвечаю я с сарказмом. – В любом случае, я связалась с агентом по недвижимости и попросила его снизить цену. Он сказал, что это только вопрос времени, когда кто-нибудь сделает предложение.

– Что ты сделала? – его голос звучит низко, его гнев капает с каждого слога.

Я встаю и смахиваю грязь со своих леггинсов.

– Поздравляю, Кэл. Надеюсь, двадцать пять миллиардов составят тебе компанию по ночам, потому что я точно не буду, – когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, Кэл вскакивает на ноги и вцепляется в мою руку, не давая мне уйти.

– Позволь мне объяснить.

– Зачем? Я не доверяю ни одному твоему слову, – я вырываю свою руку из его хватки, чуть не выдернув при этом руку из плеча.

Его пальцы скручиваются в кулак.

– Я не мог рассказать тебе о завещании.

– Почему?

Он опускает голову.

– Потому что дедушка сказал мне не делать этого.

– С каких пор ты слушаешь, что тебе говорят другие люди? Кэл, которого я знала и в которого влюбилась, рассказал бы мне о завещании. Независимо от того, кто и что сказал, он был бы честен. Доброжелателен. Искренен. Он бы рассуждал со мной, а не действовал за моей спиной, используя мою любовь к дочери в свою пользу.

Он вздрагивает.

Нет ни одной вещи, которую я бы не сделала для Кэла, если бы он попросил меня, а не солгал, включая продажу дома.

Он делает глубокий вдох.

– От моей скрытности многое зависело.

– Не так много, как то, что зависело от твоей честности, – в акте предательства слезы, с которыми я боролась, появляются, делая мое зрение расплывчатым.

Он притягивает меня в объятия.

– Мне так чертовски жаль, Лана. Клянусь, я хотел сказать тебе, но решение было не за мной, – его голос дрожит, как и дрожат его руки, обхватившие меня.

Если это последнее объятие, которое я собираюсь получить от него, то я могу наслаждаться им. Я прислоняюсь к нему, глубоко вдыхая его запах, запоминая нотки цитрусовых и чего-то особенного, присущего только ему.

Мое ухо прижимается к его груди. Я слушаю звук его неровного сердцебиения и позволяю ровному стуку приземлить меня.

Я провожу указательным пальцем по точке над его сердцем.

– Ты вообще хотел стать трезвым или просто выполнял это как часть завещания?

– Что ты сказала? – его хватка ускользает, прежде чем он поправляет себя, прижимая меня к своей груди, словно он боится, что я могу убежать, если он этого не сделает.

Мои пальцы впиваются в его рубашку, цепляясь за ткань.

– Это все был какой-то хитрый план, чтобы заставить меня ослабить бдительность и быстрее продать дом?

– Что? Нет. Зачем тебе вообще… – его брови сходятся вместе, прежде чем подняться к линии волос. – Разговор снаружи. Черт… – он отступает.

– Забудь, что я спрашивала. Мне все равно.

– Мне не все равно.

Мои глаза закрываются от боли, пронзающей мое сердце. Я хочу верить ему. Очень хочу. Но я не уверена, что когда-нибудь смогу снова. У него слишком многое поставлено на карту и зависит от моего подчинения. При том давлении, под которым он находится, я уверена, что он может сказать что угодно, лишь бы я не отказалась от плана продажи дома.

Я не откажусь. Какие бы мечты у меня ни были о доме, он не стоит душевной боли, связанной с человеком, которому принадлежит его половина.

Я толкаю его в грудь. Это слабый толчок, но он все равно отпускает меня.

– Я хочу, чтобы ты уехал из гостевого дома до того, как я проснусь утром, – мой голос дрогнул в конце.

Он хмурится еще больше.

– Мы можем решить это вместе. Просто позволь мне получить помощь, и мы…

– Нет никакого «мы». Ты убедился в этом в тот момент, когда решил неоднократно лгать мне в лицо, заставляя поверить в какую-то фантазию, которая даже не была реальностью.

Надо отдать ему должное, он принимает мой удар, не моргая.

– То, что у нас есть, реально.

– Да, реальная ошибка. И я не собираюсь повторять ее с тобой больше никогда.

Он отшатывается, как будто я физически ударила его.

Я поворачиваюсь и ухожу, пока у меня не сдали нервы. Кэл остается в конце причала, его глаза прожигают дыру в моей спине, пока я ухожу. Каждый шаг кажется, будто я иду по зыбучим пескам. Мои ноги едва слушаются, когда я оставляю позади единственного мужчину, которого я когда-либо по-настоящему любила.

Я бросаю на него последний взгляд через плечо.

– И когда ты покинешь Лейк-Вистерию в этот раз, не утруждай себя возвращаться. Все равно у тебя нет причин для этого.

Его лицо сморщивается, как раздавленная банка газировки, что совпадает с тем, что чувствует мое сердце.

Я отворачиваюсь и иду длинным путем обратно в гостевой дом. Несмотря на то, что каждая клеточка моего тела умоляет меня остановиться, я высоко поднимаю голову и марширую в дом, как солдат, не обращая внимания на боль в груди от того места, где Кэл вырвал мое сердце.

Только когда я заползаю в кровать, я поддаюсь слезам. Я накрываю лицо подушкой, которая пахнет Кэлом, что только заставляет меня рыдать сильнее. Ради Ками. Ради меня. И за все и всех, кто воспользовался нами и нашей любовью, которой мы так готовы делиться.

Единственный человек, на которого я могу рассчитывать в осуществлении наших мечтаний – это я сама, и мне пора усвоить этот урок раз и навсегда.