Текст книги "Обнаженная натура"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Глава пятьдесят первая

Нам с Эдуардом пришлось помахать значками, когда мы шли по коридору к допросной, но еще издали мы услышали спор. Я узнала голос и Бернардо, и его собеседника:

– Откуда вы знаете…

– Нельзя ее отпускать…

– Почему это нельзя?..

Выйдя из-за поворота, мы увидели, как детектив Эд Морган спорит с Бернардо. Вот тут я наконец заметила, что Морган пониже шести футов – точный рост Бернардо. А это всегда труднее – спорить с кем-то, глядя снизу вверх, но Морган старался. Олаф со скучающим видом прислонился к стенке, в небрежной позе, ни над кем не нависая.

Морган обернулся к нам, как буря, ищущая, куда обрушиться.

– Вы что-то знаете про Полу Чу, чего нам не говорите!

– Мы только что приехали, – ответила я. – Мы даже не знаем, о чем у вас спор.

Олаф отвалился от стенки, выпрямился.

– Они хотят отпустить всех тигров, а Бернардо пытается задержать Полу Чу.

Бернардо обернулся к нам, черные глаза пылали злостью. От той же злости выступили скулы.

– Но почему он хочет задержать Чу, он мне не говорит, – ответил Морган, приближаясь широкими шагами. Мы с Эдуардом не сбавили шагу и встретились на полпути. Морган помахал пальцем перед лицом у Эдуарда, потом у меня. – Кто-то из вас велел ему ее здесь задержать, но не сказал почему. Что вы там скрываете?

Злость расходилась от него вибрирующей волной. У меня мелькнула мысль: «Я могу питаться гневом. И мне станет лучше, и перебранка кончится. Нет, Анита, нельзя. Неудачная мысль».

Я попыталась сунуть руки в карманы, но все время натыкалась на оружие.

– Может, дело в том факте, что она – сожительница того тигра, который сегодня с цепи сорвался, – сказал Бернардо, подходя к нам. Олаф шел следом.

– Этого мало, чтобы ее задержать, – возразил Морган.

– Я знаю, Морган, что вы можете ее задержать на дольше, – сказал Эдуард.

У меня возникла мысль:

– Давайте возьмем отпечаток лапы каждого тигра и сравним с ранами. После этого, если хотите, их можно отпустить.

– Я не стану предлагать этим ребятам перекидываться в полицейском участке, Блейк. Даже не думайте.

– А им не нужно перекидываться полностью. Только когти, – ответила я.

– Что? – спросил он, морща брови.

– Я вашему медэксперту говорила, что эти следы оставлены очень сильным оборотнем, который умеет всего лишь выпустить когти и спрятать их. Вроде как ножи с выкидным лезвием.

– Нас инструктировали по ликантропам, – ответил Морган. – У мощных оборотней есть две формы: полностью животная и животное-человек. Перекинувшись, они могут попасть под непреодолимое желание свежего мяса и убийства. Обратное превращение может быть лишь через шесть – восемь часов, и после него они еще час как минимум лежат без сознания. Я не собираюсь спускать с цепи тигров в нашем участке, где мы не можем гарантировать, что они будут собой владеть настолько, чтобы дать нам снять отпечатки.

– Можете мне поверить, если они умеют отращивать когти, то и мыслят тоже вполне ясно. И только у самых-самых новичков потребность жрать сразу после превращения непреодолима.

– И я должен верить вам, а не нашим экспертам? – с непередаваемым презрением спросил Морган.

– Оказываясь в тупике, я обращаюсь к ней, – ответил ему Эдуард.

Я попыталась проникнуть взглядом за эту маску Теда.

– Спасибо, Тед.

– Что вы ей верите – мне плевать. Я ей не верю. И никому из вас не верю.

Я заговорила, стараясь не терять терпения:

– Ваши эксперты – либо на них охотятся, либо их изучают?

Морган нахмурился, подумал. Потом кивнул:

– Да.

– А я живу с двумя такими. Можете мне поверить, когда я говорю, что знаю оборотней лучше вашего эксперта.

– И я вам должен верить, потому что вы с какими-то оборотнями трахаетесь?

Я улыбнулась, но не слишком довольной улыбкой – а той, которой улыбаюсь, чтобы не сорваться.

– Да, потому что я знаю оборотней в тех смыслах, в которых ваш эксперт и представить себе не может.

– Мне ваши извращения не интересны, Блейк.

Я сделала еще шаг, вторгаясь в его личное пространство,

И еще, пока ему не пришлось бы либо отойти, либо соприкоснуться. Он не отступил, и нас разделяло расстояние не шире толщины волоса. Любому наблюдателю показалось бы, что мы соприкоснулись.

Детектив моргнул, глядя на меня сверху вниз. Нервный жест, выдающий, как в покере. То ли ему не нравилось, что я так близко, то ли…

Я стала тщательно выговаривать слова, добавляя в голос дозированную злость:

– Мои «извращения» – совсем не ваше дело, Морган. А поймать этого гада – ваше дело. Вы хотите, чтобы я вам помогла его взять, или хотите шипеть, злиться и критиковать мою половую жизнь?

– А что я должен думать, когда вы мне говорите, что живете с двумя такими?

– Вы должны думать, что я для вас важный источник информации о малоизвестном меньшинстве в этой стране, и что мои внутренние сведения могут быть для следствия бесценны.

Я говорила все тише и тише, чтобы ему пришлось наклониться.

И когда я закончила, его лицо почти касалось моего. И выражение на этом лице было странным, когда он тихо повторил:

– Бесценны.

Я не поцеловала его, не дотронулась вообще, но в этот момент он мне сдался, и я напиталась его злостью. Секунду назад она еще была внутри него и тут же полилась мне на кожу теплым приливом. Я закрыла глаза, вдохнула ее, и это было хорошо, хотя и не намеренно.

Эдуард тронул меня за плечо и чуть отвел от детектива. Морган остался стоять, глядя туда, где я была, будто я и не двинулась.

– Глаза у тебя… – шепотом сказал Бернардо.

Сзади послышались чьи-то шаги. Эдуард вынул из кармана солнечные очки и протянул мне. Я не спросила зачем: мне достаточно было выражения их лиц. Глаза у меня стали вампирскими. Такое уже случалось раз или два, но я всегда чувствовала, как это происходит.

Я надела очки на нос и сообразила, что сделала я это сейчас не нарочно, но Морган остался стоять, глядя в никуда. Не зная, ни что я с ним сделала, ни как, я не знала и того, как его из этого состояния вывести. Никогда раньше такого не было, когда я питалась чьим-нибудь гневом. Вот блин.

Бернардо пошел по коридору навстречу шагам:

– Шериф Шоу! Как жизнь?

Шоу, конечно. Блин и еще раз блин.

– Выведи его из ступора, Анита, – шепнул Эдуард.

– Я не знаю как.

– Сделай что-нибудь, – произнес Олаф еле слышно и двинулся не по коридору, а так, чтобы загородить от Шоу меня и Моргана. За его широкой спиной я придвинулась к детективу.

– Морган! Морган, ты здесь?

– Быстрее, – поторопил Эдуард.

Я щелкнула пальцами перед лицом Моргана. В отчаянии тряхнула его за плечо, голова мотнулась, резко сказала:

– Морган!

Он заморгал и поднял голову. Огляделся, будто не ожидал, что обнаружит себя в коридоре. Я ждала, что сейчас он обрушится на меня за магическое воздействие – серьезное нарушение целой кучи законов, но он только огляделся вокруг.

– Пойду повестки выписывать.

– Повестки? – не поняла я.

– Ну, да. Чтобы взять отпечатки когтей у всех этих тигров. Либо это их очистит, либо будем знать нашего клиента – или клиентку.

Он улыбнулся мне – от души, потом прошел мимо нас к Шоу, который наконец сумел разойтись в коридоре с Бернардо.

– Что тут творится, черт возьми? – спросил он.

Морган, продолжая улыбаться, объяснил ему насчет повесток и всего прочего.

– Невозможно, чтобы превращение коснулось только когтей, – возразил Шоу.

Морган его поправил, повторив как попугай все, что я ему говорила. Почти слово в слово.

Шоу посмотрел через плечо Моргана на меня и спросил:

– И кто тебе все это рассказал?

– Маршал Блейк.

– Вот как? Это она, значит?

Морган кивнул и пошел прочь делать то, что мне от него было нужно и что минуту назад ни за что делать не стал бы. Матерь Божия, что же это я сделала? И добро это или зло?

Глава пятьдесят вторая

Шоу шагал по коридору злой, почти бешеный, и тихий голосок у меня в голове сказал: еда.Я могла бы высосать из него злость и усвоить. Гнев не так хорошо питает ardeur,как похоть или влюбленность, так что это была закуска, но не еда. И уже на самом деле прошло двенадцать часов с той поры, как я питала ardeur.На заживление ран ушла энергия, и хотя я поспала под прикрытием энергии Виктора, от него я не питалась. Блин, блин и еще раз блин, надо убраться от копов подальше. И быстро.

– Вы что-то сделали с Морганом. Не знаю, что и как, но что-то сделали.

Я чуть сдвинулась, оказавшись у Эдуарда за спиной, чтобы Шоу случайно не оказался ко мне слишком близко. Не доверяла я себе в присутствии такого бешенства.

– Вечно за Форрестером прятаться не получится, Блейк.

– Считайте, что это для вашей защиты, а не для моей, – ответила я, приветливо улыбаясь.

И говорить так не надо было, и улыбаться тоже. Так зачем же это я? Что со мной такое?

Шоу пятнами пошел от злости, руки сжались в большие кулаки.

– Угрожаете?

– Нет, – ответила я, стараясь, чтобы это слово не прозвучало вызывающе.

У него зазвонил сотовый, и он отступил чуть в сторону от нас, будто не хотел подставлять спину.

– Слушаю, Шоу! – рявкнул он. Несколько минут молча слушал. Потом кивнул и сказал: – Сейчас будем.

Он вернулся к нам, уже снизив градус злости, и на лицо легли морщины, которых секунду назад не было. Какие новости он услышал, у меня ни тени сомнений не было.

– Еще один труп стриптизерши. Похоже, опять этот самый Витторио.

Я не стала ему пенять, что не дал нам материалов по предыдущим случаям гибели стриптизеров. Усталость на его лице выдавала, какой ценой даются ему эти случаи.

– Мы за вами, – ответил Эдуард.

– Ладно.

Он повернулся и зашагал, откуда пришел. Мы пошли следом.

Эдуард чуть поотстал и шепнул:

– Как ты?

– Сама не знаю, – ответила я.

Он еще сильнее понизил голос.

– Ты как-то от него напиталась.

– Его злостью, – ответила я.

– Никогда раньше у тебя такого не видел.

– Новое свойство.

– А что еще есть нового? – спросил он, и взгляд его не был тем взглядом, который мне хотелось бы видеть у Эдуарда. Он мой друг, и хороший друг, но где-то в самой глубине был у него вопрос, кто же из нас сильнее в нашем деле. Я знала, что он, но сам он не был уверен на сто процентов. Где-то в душе он сомневался иногда, что выиграл бы он, и желание снять это сомнение бывало сильным. Сейчас он смотрел на меня не как друг, а будто интересуется, насколько я стала сильнее и что значила бы эта сила, если бы мы открыли охоту друг на друга.

– Не надо… Тед, – попросила я.

Глаза у него стали холоднее зимнего неба:

– Ты должна мне сообщать, что появляется нового.

– Нет, – ответила я. – При таком выражении у тебя на лице – не должна.

Он улыбнулся, и эта улыбка была под стать глазам. Не очень отличалась от улыбки оборотня, который смотрит на тебя и прикидывает, какова ты на вкус. Только у Эдуарда улыбка ныли не такая теплая.

Мы оказались в залитой неоном темноте, но все равно слишком темно было для очков… глаза вернулись к норме? Я подождала, пока мы за Олафом и Бернардо прошли к машине Эдуарда. Когда мы заняли свои места, я опустила очки и посмотрела на Эдуарда:

– Как они?

– В норме, – ответил он, и голос его ушел в сторону от ледяных интонаций, стал не таким, которым пугают детей.

Я отдала ему очки – он покачал головой:

– Пусть у тебя будут, на всякий случай.

– А с моими что случилось?

– Разбились.

Он завел мотор и поехал за колонной полицейских машин, которые как раз выезжали, наполняя ночь мигалкой и сиреной, будто всех на свете хотели разбудить.

– А как они разбились, и что случилось с ветровкой, которую ты мне одолжил?

– Вивиана и ее тигры хотели положить еще одного тигра в постель к тебе и Виктору. Я не согласился.

Бернардо подался вперед, ухватившись за сиденье на резком повороте.

– Что случилось в коридоре, Анита?

– Она что-то сделала с детективом, – ответил Олаф.

Я глянула на него, почти невидимого в темноте автомобиля.

– Откуда ты знаешь, что я сделала?

– Я не знаю, что именно ты сделала, знаю только, что было что-то. Видел, как у тебя изменились глаза.

– Ты ничего об этом не сказал, – заметил Бернардо.

– Я не думал, что мы хотим извещать об этом второго полисмена.

– Извини тогда, что я ляпнул, – сказал Бернардо, поглядев на Олафа, и тут же снова на меня. – Но что ты сделала с Морганом?

Я посмотрела на Эдуарда.

– Расскажи им, если хочешь, – ответил он.

– Вы видели, что я сделала.

– Ты его заставила с собой согласиться, – сказал Олаф.

– Ага.

– Как ты это сделала? – спросил Бернардо.

– Если я тебе отвечу «не знаю», ты мне поверишь?

Бернардо сказал «нет», Олаф сказал «да». И снова Бернардо посмотрел на него хмуро.

– Почему ты веришь?

– По выражению ее лица, когда она поняла, что сделала. Она сама испугалась.

Бернардо задумался, потом снова нахмурился.

– Но она не выглядела испуганной. Разве что взволнованной.

– Это был страх.

– Ты уверен?

– Да, – ответил Олаф.

– Потому что так хорошо знаешь Аниту?

– Нет. Потому что я знаю, как выглядит страх на лице, Бернардо. У мужчины или у женщины. Я его ни с чем не спутаю.

– Ладно. – Бернардо повернулся ко мне: – Ты вампир?

– Нет, – ответила я, подумала и добавила: – Не в традиционном смысле.

– Что это значит?

– Я не питаюсь кровью. Я не мертвая. Священные предметы и солнечный свет мне не мешают. Я почти каждое воскресенье хожу в церковь, и ничего там не вспыхивает.

Мне трудно было скрыть горечь в последней фразе.

– Но ты можешь замылить человеку мозги и заставить его делать, что ты хочешь. Как вампир.

– Вот это было в первый раз.

Машины перед нами остановились, свет мигалок смешался с неоном реклам на зданиях. Мы были совсем рядом со Стрипом, и самые яркие его огни перехлестывали через ближайшие дома, будто ночь подавалась в стороны под давлением искусственного рассвета.

– Приехали, – сказал. Эдуард.

– Это в переводе означает: «Перестань задавать вопросы»? – спросил Бернардо.

– Именно так, – ответил Эдуард.

– Я считаю, что у нас есть право задавать вопросы, когда мы ей помогаем делать то, что она делает.

С этим мне трудно было поспорить.

– Вы оба вызывались кормить ее сексом, – сказал Эдуард. – Может быть, вам захочется понять, на что вызываетесь, до того, как раскроете рот.

С этими словами он открыл дверь и вышел. Я не стала ждать приглашения, а вылезла тоже, оставив наших непрошеных советчиков выбираться и догонять. Ну, выбирался Бернардо, а Олаф будто вытек из машины одним плавным движением и шел за нами.

Забавно, что Бернардо был напуган всей этой мистикой, а Олаф будто и не реагировал. Ну, впрочем, если он хочет, чтобы я не очень замечала в нем серийного убийцу, то должен проявлять подобную чуткость и понимание. Я – живой вампир, он – серийный убийца. Проще пареной репы.

Глава пятьдесят третья

Изломанное тело валялось кучей в переулке за зданием клуба, где работала убитая – будто не тело бросили, а привезли ее домой. Последний труп в Сент-Луисе тоже нашли возле клуба, где работала жертва. Но там было очень аккуратно по сравнению с тем, что здесь – только укусы вампира. Смерть от потери крови.

У этой женщины не было времени потерять столько крови.

Я поняла, что здесь, как и в большинстве случаев в Сент-Луисе, тело бросили там, где темнота частично скроет раны. Как будто убийца не мог смотреть на свою работу при свете.

Шея жертвы была согнута под таким острым углом, что виден был упершийся в кожу обломок позвоночника – не пробивший насквозь, но почти. Неприятно было смотреть на эту неестественную шею, но это была ерунда по сравнению с тем, что сделали с… с телом.

Ожоги покрывали половину лица и дальше вниз по телу на той же стороне. Кожа покраснела, почернела и отстала, а вторая половина осталась невредима. Бледная, молодая и красивая – резкий контраст с головешкой, оставшейся от первой половины,

Бернардо сделал резкий вдох и шагнул чуть дальше в переулок. Я заставила себя остаться возле тела, пытаясь не вдыхать запаха. Глухие переулки вообще благоуханием не отличаются, но обычно запах горелого мяса забивает все. Здесь было не так. Ожоги не слишком свежие, или они бы смердели сильнее.

Проглотив слюну сухим ртом, я встала, позволив себе оглядеть собравшихся вокруг людей и отвлечься от тела. Надо было продолжать думать о нем именно как о теле, потому что если увидеть за ним человека, это будет слишком. Если я буду думать, что вынесла эта женщина, раскрыть преступление это мне не поможет. Честно, не поможет.

Шоу стоял, глядя на тело, и выражение на его лице я могу назвать только одним словом: потерянное. К нам подошел Морган, сказал, что запустил процесс выписки повесток. Сейчас он, похоже, думал, что это была его собственная мысль, и ко мне относился совсем не дружелюбно. Мне от этого даже легче стало: не знаю, что я с ним сделала, но долгосрочных последствий не было. Еще с нами была детектив Тергуд в плохо сидящей юбке, на высоких каблуках и с запасами враждебности. Но вроде бы никто к нам тут вообще не пылал дружескими чувствами.

– Другие тела тоже так выглядели? – спросила я,

– Не так, – ответил Шоу.

– Нет, – подтвердил Морган.

Тергуд только мотнула головой, сжимая губы в ниточку так сильно, что рта почти видно не было, Судя по этой гримасе и ее молчаливости я заключила, что она борется с тошнотой,

– Другие тела тоже были обожжены? – спросила я.

– Последние два. Но далеко не так сильно, – ответил Шоу.

– Вы вообще уверены, что это тот же тип, что был в Сент-Луисе? – спросил Морган. – Он в вашем городе ничего такого не делал.

– Откуда вы знаете, что он делал в моем городе?

– Мы говорили с лейтенантом Сторром, он нас проинформировал.

Мне не хотелось им сообщать, что Дольф не сказал мне о запросе из Лас-Вегаса. Мне не хотелось признавать, что человек, с которым мне полагается работать, вычеркнул меня из своих списков. И я сделала вид, что для меня это не ново, будто и не относится ко мне как к преступнику половина копов, с которыми я работаю.

– Витторио и его ведомые тел не жгли, но я все равно уверена, что это он.

– Почему уверены, если в Сент-Луисе и во всех прочих городах у него не было такого почерка? – спросил Морган.

Эдуард придвинулся ко мне – не слишком близко, но достаточно, чтобы дать мне знать: он понял, что Дольф меня не информировал. Вот то, что он так много понимает, мне может и не понравиться.

– Потому что именно так поступала Церковь с вампирами, если их удавалось поймать живьем. Использовалась святая вода, которая жжет как кислота. Считалось, что она выгоняет из вампира дьявола. Но те двое, которых я знала лично, были оба красивы, очень красивы. Такова темная сторона Церкви: она утверждает, что спасает душу, но ее работники обычно выбирают жертв, удовлетворяя какую-то свою потребность.

– Ты хочешь сказать, что Церковь действует как серийный преступник?

Это наконец заговорила Тергуд – голосом слегка сдавленным, но все равно достаточно злым.

– Не знаю. Мне просто кажется интересным, что единственные двое мужчин, которые из моих знакомых были подвергнуты такому воздействию, были красивы лицом и телом, очень красивы. Никогда не слыхала о вампире, начавшем жизнь таким же красавцем, как эти двое. И мне интересно, не один ли и тот же был это священник или группа священников?

И снова Тергуд:

– Хочешь сказать, что красивые мужчины – это был профиль какого-то священника?

– Двое – это может быть не система, а совпадение. Но если бы нашелся третий – да, я бы сказала именно так.

– Чудовищная ложь.

– Знаешь, я тоже христианка. Но плохие люди в любой профессии есть.

– Какая разница, что сделал или не сделал какой-то священник, которого уже много сотен лет как нет на свете? – сказал Бернардо. Он подошел к нам, стоящим возле тела. – Его нам не поймать, он уже умер. Нам надо ловить Витторио.

– Маршал прав, – отозвался Шоу. Минуту было не совсем ясно, кого из маршалов он имеет в виду. – Нам надо ловить живых, – пояснил он.

– Вы говорите, что вампир воспроизводит те повреждения, которые были нанесены ему? – спросил Морган. Как будто двух других и не слышал.

– Похоже на то, – ответила я.

– Другие умерли от потери крови, сломанной шеи не было, – сказал Шоу.

– Может, он ее пожалел, – предположил Бернардо. Все обернулись к нему. Он кивнул на тело: – Кто-нибудь из помощников Витторио избавил ее от страданий.

– Или им надоели ее крики, – добавил Олаф.

Тут все посмотрели на него. Все лучше, чем разглядывать тело. А Олаф именно этим и занимался. Если ему и было неприятно, он этого не показал.

– Или она потеряла от боли сознание, и развлечение кончилось, – сказал Шоу.

– От такого сознания не теряют, – возразил Бернардо. – Не засыпают. Отдыха нет. Ничего нет, кроме боли, разве что тебя сильно накачают наркотиками. И даже тогда боль иногда пробивается.

– Вы так говорите, будто знаете, – сказал Шоу.

– Мой друг вот так обгорел.

Бернардо отвернулся, чтобы не смотреть ни на кого из нас. Что бы ни было написано у него на лице, показывать нам он этого не хотел.

– Что с ним случилось? – спросил Шоу.

– Он умер.

И Бернардо отошел в сторону. На этот раз дальше, проталкиваясь среди людей, пока не нашел свободную стенку, чтобы прислониться. При этом он оказался ближе к репортерам, и они стали выкрикивать ему вопросы, увидев значок и перчатки на руках. Он не обращал внимания – просто закрыл глаза и привалился спиной к стене. То, что он там видел – или наоборот, старался не видеть, – отрезало его от всех, кто пытался до него докричаться.

– Он прав? – спросила я Олафа. – От этого не перестают кричать и сознание не теряют?

– Не знаю, – ответил Олаф. – Я огня не люблю.

Я поняла, что хотя ему не было неприятно смотреть на тело, того удовольствия, что он испытывал в морге, тоже не было. Он любил сталь и кровь, но не огонь. Что ж, приятно знать.

Я обернулась к Шоу.

– Нам нужно посмотреть другие фотографии, других жертв. Особенно двух последних.

Он посмотрел на меня, нахмурился. Вот уж чего мне в Вегасе хватает.

– В отчетах из Сент-Луиса не сказано, чтобы кто-то из вас взаправду видел Витторио. Откуда вы знаете, что у него ожоги?

Я постаралась сохранить нейтральное выражение лица, не делать большие глаза, потому что я забыла. Судьба Витторио мне была известна из письма от его бывшей подруги, которая после Сент-Луиса его покинула, опасаясь за свою жизнь и жизнь своего нового возлюбленного. Иметь дело с этим сумасшедшим она больше не могла. Она помогала нам в Сент-Луисе, вытаскивая тела туда, где мы их раньше найдем, подбрасывая зацепки. Письмо пришло мастеру города Жан-Клоду, и мне в голову не приходило делиться этими сведениями с полицией.

Жан-Клод навел справки в совете вампиров, и информация подтвердилась. Но опять же полиции я не сообщила. В тот момент это не казалось важным.

Сейчас мне пришлось думать, что сказать.

– Я наводила справки по его биографии у своих вампирских источников.

Даже мне самой эти оправдания показались жалкими.

– И что еще рассказали вам вампиры?

В голосе Шоу слышалось презрительное отвращение.

– Что рубцы ожогов от святой воды у него настолько серьезные, что он вряд ли может заниматься сексом. Вот он и вкладывает свою энергию вот в такое.

– Вампиры тебе такое сказали?

Это уже Тергуд. И с хорошим таким презрением. Даже темень переулка не могла его скрыть – а может, из-за коротких волос оно читалось так ясно. Или же это я слишком чувствительна.

– Нет. Они мне сказали, что ожоги настолько сильные, что мешают ему функционировать. Дальше я допустила логический скачок, заключив, на что может подобная злость подвигнуть индивидуума, вынужденного жить вечно в столь поврежденном теле.

– Составление профиля лучше оставить профессионалам, Блейк, – сказал Шоу.

– Хорошо. Я только сказала то, что знаю.

– Почему этого нет в материалах дела?

– Потому что я не знала этого, пока дело шло. Уже какое-то время мне было сказано, что дело закрыто.

– Вы мне говорили, почему вы одна не поверили, будто Витторио убили в том кондоминиуме в Сент-Луисе.

– Среди убитых не было ни одного столь сильного, чтобы это был он.

Шоу подступил ближе, навис надо мной:

– Знаете, что я думаю, Блейк? Я думаю, что вы видели Витторио. Видели его лицом к лицу. Вряд ли вы все это узнали от своих приятелей-вампиров. Думаю, что вы узнали это при личном знакомстве.

– Почему тогда он не убит?

– Вы так уверены, что можете его убить?

– Хорошо, тогда почему не убита я? Потому что одно я вам могу обещать, Шоу: если мы столкнемся с ним лицом к лицу, то останется или он, или я.

– А может, он из ваших вампирских любовников.

Я уставилась в землю, стараясь не выйти из себя.

– Итак, вы этого не отрицаете?

Я наконец-то подняла глаза, злости уже не скрывая.

– Я хотела по-хорошему, но я уже вам говорила: если мои сведения верны, он не способен на секс. И можете мне поверить: если бы я его видела, постаралась бы завалить.

– Половой акт невозможен, но такая грамотная девушка, как вы, не может не знать других способов.

К Шоу подошли Тергуд и Морган.

– Сэр, вам стоит немного сдать назад, – сказала Тергуд.

Эдуард взял меня за плечо – очевидно, я сделала какое-то движение в сторону помощника шерифа. Наклонившись ко мне, Эдуард шепнул:

– Жалоба.

Я кивнула:

– Вы хотите, чтобы я подала официальную жалобу на сексуальные приставания? Я вас правильно понимаю?

– Подавайте и идите к черту. Но вы знаете больше, чем рассказываете нам, людям.

– Даже если это так, шериф, – заявил Морган, стоящий теперь между нами, – это не способ. На нас смотрят репортеры.

Шоу посмотрел назад, потом вперед.

– Я не хотел верить слухам, пока не увидел вас рука об руку с одним из тигров Макса, и потом вы целовались с его сыном, тоже оборотнем. Вы утверждаете, что встретили его только что, и Грегори Миннса тоже, но никто, ни один человек не может так быстро подружиться. Вы сумели убедить моих лучших людей, что говорите правду. Но я, – он с силой стукнул себя в широкую грудь, – я знаю, что ты трахалась с одним из охранников Вивианы, если только с одним. И ты не больше человек, чем те твари, что мучили эту девушку!

Он театральным жестом указал на труп.

То, что он сказал, было неверно и странно.

– С кем из охранников я трахалась? – спросила я, глядя ему в лицо.

Он вроде как услышал сам себя и покачал головой.

– Откуда я знаю? В темноте все кошки серы.

– Откуда ты знаешь, что я вообще там с кем-то трахалась, у Вивианы? – спросила я.

Он попытался снова напялить маску копа, но она дергалась и плохо держалась.

– Ты оттуда вышла, держась за ручки с одним из тигров.

– Криспин – стриптизер, как вы и говорили, а не охранник. Если вы меня обвиняете перед лицом других полисменов, то нужно больше доказательств, чем просто держание за ручки.

– А может быть, ваша репутация вам предшествует, Блейк.

Это должно было прозвучать зловеще, но чего-то в этой интонации не хватало.

Но я уже знала, почему Шоу перешел от недоверчивости к враждебности, и дело было не только в истории с его женой. Он слышал записи нашего визита к Вивиане, а это значило, что кто-то поставил у нее там жучки. Очевидно, какое-то федеральное ведомство, а Шоу дали послушать ровно столько, чтобы моя репутация полетела к черту.

Я попыталась услышать, как это должно было звучать, если доносятся только звуки от Домино, Криспина и остальных. Похоже на секс? Может быть. Важнее, как ты будешь это интерпретировать. Часто находишь именно то, что ищешь, и ожидаемое становится истинным.

Бернардо подошел к нам сзади, когда стало похоже, что начинается что-то интересное. Он услышал, так что смог сказать:

– И кто из федералов у вас в корешах, Шоу?

Морган и Тергуд шарахнулись от него как от зачумленного. Может, он и стал зачумленным: он только что заложил нам федералов, которые поставили жучки у Макса. Нам, которые – как Шоу считал – трахались с поданными Макса и вообще больше на их стороне, чем на стороне копов.

– Шоу! – сказал Морган.

Тергуд просто стояла, опустив руки, не глядя на него, будто это улучшало ситуацию. Может быть, чего не видишь, того и нет?

Он знал, что сильно облажался, это было в его глазах, выхваченных из темноты полоской света. И тогда он обратился к нам:

– Не понимаю, о чем вы говорите, маршалы. При той репутации, что есть у Блейк, отчего мне не подумать, что она там всех тигров перетрахала?

Он пытался говорить злобно, но я в ответ ему мило улыбнулась.

– Что смешного?

– Вы еще можете все исправить, – сказала я. – Просто попросите.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Он собирался притворяться, будто не проговорился ни о чем. Тергуд и Морган его наверняка в этом поддержат. Он что, думает, что я буду играть в эту игру, только потому что у меня тоже значок?

– Забавная ситуация, – сказала я. – Вы мне только что объяснили, что я на стороне монстров, и тут же рассчитываете, что я буду лояльным копом. Обвинили меня в том, что я трахалась с кучей оборотней-тигров, но вам надо, чтобы я ставила свой значок выше моих предполагаемых любовников. Или что вы сейчас сделаете вид, будто ничего не говорили, и все рассосется? По-моему, копы так не делают. По-моему, копы смотрят реальности в глаза.

– Вы сами сказали, Блейк: вы не коп, вы наемный убийца.

Я улыбнулась не слишком любезной улыбкой на этот раз:

– Превосходно, Шоу. Превосходно.

Эдуард отодвинул меня за плечо назад, так что оказался сам перед Шоу.

– Бернардо, проводи Аниту прогуляться. Вот в эту сторону.

Он показал прочь от репортеров.

Бернардо зашагал прочь, и я рядом с ним. Наполовину я ожидала протестов Олафа, что он хочет меня прогулять, но он встал у Эдуарда за спиной. Приятно знать, что у нас есть кому прикрыть спину. В копах Вегаса я уже не была уверена.

Бернардо провел меня мимо тела, и мы, будто сговорившись, не стали смотреть в ту сторону. Просто прошли дальше, где переулок стал чуть темнее без тех оставшихся на углу фонарей. Хотя меня заставило остановиться то, что запах здесь был не такой едкий, и через несколько футов мы вышли на другую группу копов, перекрывших этот выход из переулка.

– Это интересно, – сказал Бернардо.

– Ага, – кивнула я.

– Они поставили там жучки.

Я снова кивнула и попыталась вспомнить, что же я говорила у Вивианы. Все не вспомнилось, но многое.

– Ты пытаешься вспомнить все свои слова?

– Да.

– Если бы я слышал только звук, я мог бы подумать о сексе. И еще я вполне мог бы решить, что ты умеешь перекидываться по-настоящему,

– Что стоило бы мне значка.

– Для этого они должны открыть, откуда записи, – возразил он.

– Теперь, когда Шоу проболтался – кто может знать?

– Ты чувствуешь конфликт интересов?

Я посмотрела на него, разглядывая его лицо, насколько возможно было при тусклом свете.

– Хочешь спросить, не проболтаюсь ли я тиграм?

Он пожал плечами.

– Нет, – ответила я.

– Но ты же не хотела бы, чтобы жучки поставили дома у Жан-Клода?

– Нет, но мы регулярно проверяем помещения на наличие подслушивающих устройств. Максу тоже следовало бы.

– Значит, ты не станешь рассказывать, потому что это – разгильдяйство со стороны Макса?