Текст книги "Обнаженная натура"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Глава сороковая

Санчес попытался заглянуть за мои частично приподнятые щиты и оказался слишком силен, – или получилось как в тот раз, когда мы пожимали друг другу руки и он единственный из всех практиционеров меня уколол. Мне полностью перемешали мысли второй раз за один день. Рекорд.

Я чувствовала его мощь, но это было как смотреть в спокойную воду. Не всегда видишь под поверхностью скалы, которые вырвут тебе днище и утопят.

Минуту мы были спокойны – в следующую он содрал с меня щиты, как корку с раны. И в эту рану хлынула его сила, но что-то еще ждало этого момента и пошло теперь на хвосте его энергии, как грабитель, дожидавшийся в засаде, когда откроют входную дверь.

Прежде всего я почувствовала вампира, но только вампира – он дышал в затылок Санчесу. Сопротивляться я не стала, думая, что это Витторио. Силу этого вампира я попробовала на вкус, как пробуют вино, держа его во рту, согревая, пока не почувствуешь букет ртом, носом, чувством. И если это он, я хотела, чтобы его запах остался со мной, потому что, быть может, я выслежу его по его собственной силе, если только чуть больше он мне ее даст.

– Что там? – спросил Санчес.

– Враг, – ответила я. Почувствовала, как он тоже пытается толкнуть эту силу. – Не помогай мне.

– Я умею.

– Не надо…

Но я не успела договорить – нас нашла другая сущность. Марми Нуар, Королева Всех Вампиров. Я знала, кто она, и все же не была готова к волне живой тьмы, которая накатила на нас обоих. Она затопила, вымыла тонкую энергию дневной силы Витторио, если та вообще здесь была. Затопила все вообще.

Я осталась стоять коленями на холодном камне, в пещере, освещенной факелами. Санчес стоял на коленях рядом со мной, так и не выпустив мою руку.

– Что это? – спросил он.

Я знала, что наши тела остались в том доме в Вегасе, но про разумы этого нельзя было сказать.

Что-то шевельнулось в тени между факелами. Она была окутана тьмой, и непонятно было, то ли это черный плащ, то ли она соткала себя из тьмы и лишь сверху эта тьма выглядит как одежда. Выступила на свет точеная ножка, сверкнул в лучах факелов мелкий жемчуг, перемежаемый блестящим черным гагатом. Я эти туфельки видела однажды – перед тем, как она чуть не материализовалась в Сент-Луисе.

Ее тело должно было находиться далеко наверху, в комнате, где она скрывается уже больше тысячи лет, но вот она. Это сон? Или она проснулась по-настоящему?

Она ответила сама:

– Мое тело спит, но я уже не скована плотью.

– Кто она? – спросил Санчес.

– Покажем ему, некромантка?

– Нет.

– Давай посмотрим, уцелеет ли его рассудок.

– НЕТ! – крикнула я и попыталась вытащить нас, но она распахнула руки, и плащ ее оказался тьмой, которая ширилась дальше и дальше, выше и выше, и наконец перед нами раскинулась полная чернота беззвездной ночи. Меня душил запах жасмина, забивая все иные ощущения.

– Анита, Анита, что с тобой? – Санчес сжимал мне руку.

Я не могла сказать ни слова, ни звука, не могла вздохнуть. Цеплялась за Санчеса, потому что больше не за что было, но царица ночи вливала себя мне в глотку. Когда-то я думала, что она меня так убить хочет, но теперь я слишком ясно видела ее мысли. Она не убить меня хотела, а подчинить, завладеть. Слишком долго лежало ее тело там, наверху, без применения, и его она не могла починить – ей нужно было новое. Нужна была я.

Вдруг в темноте возник свет – яркой раскаленной звездой. Свет пришел, как восход солнца, и она вскрикнула, отшатываясь и исчезая. Я очнулась в гостиной, в руках Санчеса и Эдуарда. И полно было крестов, горящих яркими звездами, у каждого в руках светился крест. А я пыталась вздохнуть. Эдуард перевернул меня, чтобы я могла откашляться на ковер, и из меня вылилось что-то слишком густое для воды, прозрачное. Оно пахло цветами.

Эдуард держал меня, пока меня не перестал трясти кашель, и я была так слаба, что не могла шевельнуться.

– Это был наш убийца? – спросил наконец Хупер. – Наш вампир?

– Это был вампир, – подтвердил Санчес, – но не думаю, что он здесь, в Вегасе.

Я кивнула, соглашаясь. И голос у меня был хриплый:

– К Вегасу она не имеет отношения.

– Эта Тьма хочет сожрать тебя, – сказал Санчес.

– Ага. Я не зря ставлю щиты, Санчес. Больше их не трогай.

– Извини, – сказал он. – Кто она?

Я мотнула головой:

– Кошмар.

– Блин.

– Санчес, докладывай, – велел Хупер.

– Маршал Блейк обладает серьезной силой, сержант. На столько серьезной, если заглянуть за щиты, что эти самые тигры, блин, могли бы ее назвать Энни Оукли, [2]2
  Американская цирковая актриса, знаменитая невероятной меткостью стрельбы.


[Закрыть]если бы у них был такой титул.

– Что ты видел, Санчес? – спросил Хупер.

Он посмотрел на меня, и мы переглянулись понимающе.

– Кошмары, сержант. Она воюет с кошмарами, и они отбиваются.

– Что за бред? Что это значит?

Санчес мотнул головой, вцепился в руку сержанта, который помог ему встать.

– Это значит, что я хочу вылезти на солнце и ощутить его лицом. И что я никогда больше не захочу заставлять Блейк опустить щиты. Кстати, маршал, прошу прощения – я не собирался этого делать.

Я попыталась сесть. Это оказалось возможным, хотя рука Эдуарда, на которую можно было опереться, очень не помешала.

– Я могла бы сказать: «ничего страшного», но это не так. Ты чуть не подставил меня под удар, Санчес. Под серьезный удар.

– Я знаю, – ответил он. Санчес как-то коротко и неуместно рассмеялся. – Я видел то, что напало на тебя, Блейк. Лучше бы не видел. Как ты, блин, ночью спишь?

Эдуард помог мне встать, и я чуть не упала. Под вторую руку меня подхватил Олаф, и я стояла недостаточно уверенно, чтобы высвободить руку. Сейчас я не возражала против его помощи.

– Нормально сплю.

– Ну, тогда ты просто стальное чучело с железной волей.

Он направился к двери, но его так трясло, что Хупер велел другому бойцу ему помочь.

Когда Санчес вышел, Хупер обратился ко мне:

– Санчес – мужик крепкий. Что он такое видел, что его так потрясло?

– Лучше тебе не знать, – ответила я,

– Освященные предметы горели, как иллюминация на Четвертое июля. Что за вампир должен быть, чтобы так действовать с расстояния?

– Молись, чтобы не пришлось тебе этого узнать, сержант. – Я сделала глубокий вдох и отпустила обе руки. Когда Эдуард меня выпустил, Олаф последовал его примеру.

Хупер перевел взгляд с меня на Эдуарда:

– Ты знаешь, что это, Форрестер?

– Да, – ответил Эдуард.

– Что?

– Последний вампир, – ответил Эдуард.

– Что это значит?

– Она королева их всех, – сказала я, – и мощнее любого, кого я видела. Находится где-то в Европе. Молись, чтобы никогда не приехала в Америку.

– И все это она устроила из Европы? – усомнился Хупер.

Я посмотрела на него недобро:

– Да, устроила. Твой человек сорвал мои щиты – это было как сорвать с тебя бронежилет перед выстрелом в упор. Ты видел, что со мной было.

– Я не хотел, чтобы Санчес тебя выводил из строя, Блейк.

– Еще бы.

Он нахмурился:

– Меня вся эта паранормальная фигня из себя выводит, но я не собирался так тебя подставлять.

Он повернулся и направился к двери.

Эдуард наклонился ко мне:

– Ты как?

Я неопределенно пожала плечами, но ответила:

– Нормально.

– Врешь, – заметил Бернардо.

Но я отметила про себя, что он стоит чуть дальше Олафа и Эдуарда. Не зря все-таки я на него не полагаюсь.

– Сейчас как дам! – пообещала я.

– Только этого и прошу, – осклабился он.

Я демонстративно закатила глаза, но это помогло мне понять ситуацию. Мать Всей Тьмы затаилась около моих щитов и ждет, когда представится шанс меня сожрать.

И меня от страха прошиб холодный пот, захотелось выйди в жар пустыни. Там согреться. Там все будет хорошо.

Я старалась в это верить, но глядела вниз, где меня вывернуло на ковер.

– Что это за фигня такая? – спросила я.

Эдуард сказал слова, которые я очень не люблю от него слышать.

– Не знаю.

Когда Эдуард не знает ответа – мы в глубокой яме.

Глава сорок первая

Жан-Клоду я позвонила из машины, которую вел Эдуард, и плевать мне было уже, что услышат Олаф и Бернардо. Мать Всей Тьмы подкарауливает меня возле щитов, чтобы сожрать. Я до сих пор ощущала какие-то ее эмоции. И основная из них – страх. Ей-то какого хрена бояться?

Жан-Клод ответил слегка запыхавшимся голосом:

–  Ma petite,я почувствовал, как что-то к тебе потянулось, что-то темное и страшное. Если это Витторио, ты должна покинуть Лас-Вегас немедленно, до темноты.

– Это был не он, – сказала я.

– Кто тогда?

Я вцепилась в телефон, в звук его голоса, как в спасательный круг. Меня еще трясло от страха так, что вкус металла не уходил с языка.

– Марми Нуар.

– То, что я почувствовал, отличалось от того, что было раньше. Меньше масштаба, более… – он поискал слово, – человеческое.

Я кивнула, хотя он меня и не видел.

– Она была маленькая, как в церкви в Сент-Луисе. И эти чертовы маленькие туфельки на ней были, жемчугом расшитые.

– Наверное, они у нее на ногах в той комнате, где находится ее реальное тело.

– Она не в той комнате была, Жан-Клод. Ты должен позвонить Белль Морт или кому там еще, и сказать, что она разгуливает по нижнему помещению той пещеры. Той, на которую выходят ее окна. Вот там она.

Он длинно и замысловато выругался по-французски. А по-английски сказал:

– Я сообщу всем. И перезвоню тебе, как только смогу. Тебе бы я посоветовал спрятаться в церкви, окружив себя крестами, пока все это не кончится.

– Я должна поймать убийцу.

– Прошу тебя, ma petite.

– Я подумаю. Хорошо?

– Это уже что-то. Анита, я люблю тебя. Не дай ей себя у меня забрать.

– Я тебя тоже люблю, и этого не будет. Закрываюсь щитами изо всех сил. Чтобы она ко мне проникла, мне надо было сбросить щит.

–  Ma petite,Анита… Merde, я тебе перезвоню, как только свяжусь с кем-нибудь в Европе.

Он еще раз выругался по-французски, так быстро, что я не разобрала, и повесил трубку.

Мы свернули за угол, несколько поспешней, чем надо, стараясь не отстать от полицейской машины. Ребята не включали сирен и мигалок, но несколько раз превысили скорость. Очевидно, не только нас напугало случившееся в доме. Интересно, что Санчес им сказал. И что будут рассказывать копы, которые все это видели? Как Жан-Клод, отнесут все это за счет Витторио? Пришпорит это их, чтобы закончить дело до того, как вампиры Вегаса поднимутся ночью?

– Что сказал граф Дракула? – спросил Эдуард.

– Не надо его так называть, Эдуард.

– Прости. Так что он сказал?

– Будет связываться с некоторыми вампирами в Европе.

Олаф с заднего сиденья спросил:

– Я правильно тебя понял, что та Королева Всех Вампиров, дух которой мы ощущали в Сент-Луисе, где-то расхаживает во плоти?

– Я видела ее в видении. Может быть, это было всего лишь видение, но мне она являлась в видениях и раньше, и всегда была в той комнате, где она заперта. Никогда не видела ее снаружи.

– Твою мать, – сказал Эдуард.

Я уставилась на него, потому что он редко ругается – обычно это моя работа.

– Чего это ты? – спросила я.

– На меня выходили с предложением заключить на нее контракт.

Я обернулась на сиденье, уставилась на него. Всматривалась в лицо – но на нем было обычное его непроницаемое выражение плюс солнечные очки, хоть смотри, хоть не смотри. А у меня самой челюсть отвисла и лицо стало удивленной маской.

– То есть кто-то к тебе обратился с предложением ликвидировать Мать Всех Вампиров?

Он кивнул.

Олаф и Бернардо подались вперед – значит, они не пристегнулись ремнями, но мне, как ни странно, на этот раз не захотелось им сказать, чтобы это сделали.

– У тебя контракт на ликвидацию Марми Нуар, и ты даже словом мне не обмолвился?

– Я сказал, что мне предложили контракт. Я не говорил, что его заключил.

Тут уж я повернулась всем телом, насколько ремень позволял.

– Ты отказался? Денег мало?

– Деньги там хорошие, – ответил он – руки на руле, внимание на дорогу, лицо непроницаемо и спокойно. По виду не подумать, что тема разговора его вообще хоть как-то интересует. Зато интерес проявили мы, все остальные.

– Почему же ты тогда не принял предложение? – спросила я.

Он едва глянул на меня, резко, чуть ли не на двух колесах обходя в этот момент грузовик. Нам пришлось хвататься кому за что, хотя Олафу и Бернардо хуже пришлось без ремней, но мы не отстали от других полицейских автомобилей. Те уже включили мигалки, но сирены пока молчали.

– Ты сама знаешь, – ответил он.

Я хотела сказать, что не знаю, но запнулась. Крепче взялась на приборную доску и за сиденье, задумалась. И наконец сказала:

– Ты побоялся, что Марми Нуар убьет тебя. Побоялся, что эта задача наконец-то может оказаться не по плечу.

Он ничего не сказал, и я поняла, что других подтверждений не будет.

– Но уж сколько лет я тебя знаю, Эдуард, – сказал Олаф, – ты все время рвешься в бой против самых мощных и страшных монстров. Ты ищешь себе испытаний. Это испытание было бы непревзойденным по суровости.

– Вероятно, – согласился Эдуард тихим и тщательно контролируемым голосом.

– Никогда бы не подумал, что доживу до такого, – сказал Бернардо, – Великому Эдуарду все-таки изменило бесстрашие.

Мы с Олафом оба на него посмотрели неодобрительно, но ответил ему Олаф:

– Ему не изменяло бесстрашие.

– А что тогда? – спросил Бернардо.

– Не хотел рисковать горем Донны и детей, – ответила я.

– Чего? – не понял Бернардо.

– Это заставляет жить с опаской, – тихо объяснил Олаф.

– Так я же и сказал, что ему изменило бесстрашие, а вы на меня напустились, – возмутился Бернардо.

Олаф посмотрел на него в упор – всей тяжестью пустых и темных глаз. Бернардо чуть заерзал на сиденье, сопротивляясь желанию отползти подальше от этого взгляда, но не отполз. Очко в его пользу.

– Бесстрашие Эдуарду не изменяло. Но опасаться может и бесстрашный.

Бернардо посмотрел на меня:

– Ты понимаешь, что он сказал?

Я подумала, повертела мысль в голове.

– Да, в общем, понимаю.

– Объясни тогда мне?

– Если Марми Нуар придет сюда и нападет, Эдуард будет с ней драться, он не убежит. Не сдастся. Будет драться, даже если это означает смерть. Но по своей воле он не станет охотиться на самых сильных и страшных, потому что они могут его убить, а он не хочет оставлять жену вдовой и детей сиротами. Он перестал дразнить смерть, но если она придет за ним, он будет драться.

– Если ты ничего не боишься, – сказал Олаф, – то это не значит, что ты смелый. Это значит, что ты глупый.

Мы с Бернардо посмотрели на гиганта, и даже Эдуард выбрал минутку оглянуться на него.

– А тебя что пугает, великан?

Олаф покачал головой:

– Страхом не делятся. Страх преодолевают.

Отчасти мне даже хотелось узнать, что может устрашить самого страшного человека из всех, кого я в этой жизни знала. Но при этом мне совершенно не хотелось даже знать этого – сочувствия Олафу я себе никак не могла позволить. Жалость внушает колебания, а наступит день, когда мне надо будет обойтись с ним без колебаний. У многих серийных убийц было тяжелое детство, страшные истории, где они были жертвами – и почти все они даже правдивы. Но это все не имеет значения. Без разницы, какое у них было страшное детство и были ли жертвами они сами. Без разницы, потому что когда ты у них в руках, одно имеет значение, общее для них для всех: к своим жертвам они не знают жалости.

Забудешь – убьют.

Глава сорок вторая

Эдуард подрулил к линии мигающих полицейских машин, но оказалось, что представление уже почти закончено. Тигрица-оборотень стояла во дворе на коленях под направленными дулами, а Хупер с его людьми толпились рядом. Я увидела мелькнувшие белокурые волосы, коротко подстриженные, вспышку тигриных голубых глаз, а потом ее запихнули в фургон.

– Вы начали без нас? – обратился к Хуперу Эдуард добрым голосом старины Теда. Приятно, что у него нашелся добрый голос – я готова была на людей бросаться.

Хупер ответил, глядя в закрывающиеся дверцы:

– Она стояла во дворе на коленях и ждала нас.

– Блин! – выругалась я.

Он посмотрел на меня:

– Что так? Все было быстро и легко.

– Они знают, Хупер. Другие тигры в курсе.

У него на лице появилось понимание:

– И наш злодей мог сбежать.

Я кивнула.

– Оповестите наблюдение, – сказал Эдуард.

– Какое еще наблюдение? – удивилась я.

Эдуард и Хупер переглянулись, и Хупер взялся за рацию. Эдуард объяснил:

– Как только мы положили их имена в шляпу, тут же всех взяли под наблюдение. Стандартная процедура.

– Твою мать. Понятно теперь, почему они знают.

Он пожал плечами:

– Способ за ними проследить, если пустятся бежать.

– Способ их спугнуть и заставить бежать. И мне об этом никто не сказал – почему?

– Хупер либо не хотел, чтобы ты знала, либо полагал, что ты знаешь об этой стандартной процедуре.

Я как можно глубже вдохнула и выдохнула очень медленно.

– Хрен с ней, с процедурой. Весь смысл был во внезапности.

Возразил мне подошедший Шоу:

– Мы не все передаем в ваши руки, маршал. Если опасный подозреваемый сбежит, мы хотим знать куда.

– До вас так и не дошло, – ответила я. – Эти ребята слышат, как бежит кровь в ваших жилах. Они вас чуют по запаху, хотя у тигров обоняние куда хуже чем, скажем, у волков, но что возле дома появились копы, они знают.

– Мои люди знают свое дело, Блейк.

– Да не в умении суть, Шоу. Суть в том, что люди охотятся за не людьми. До вас никак не дойдет?

– Они сделают свою работу, – сказал он, глядя на меня настойчиво недружелюбными глазами.

– В этом я не сомневаюсь. Надеюсь только, что это не приведет к их гибели.

Не знаю, что ответил бы на это Шоу, потому что вернулся Хупер.

– С тремя другими домами мы установили связь, но один не отвечает.

– Блин, – сказал Шоу.

Я сумела промолчать. Фраза «Я же говорила» вряд ли была бы встречена восторгом.

Шоу посмотрел на меня сердито, будто услышал мои интенсивные мысли.

– Бывает, что рации ломаются, Блейк. Не обязательно самый худший вариант.

Эдуард слегка коснулся моей руки, и я поняла его, сумев сохранить голос ровным:

– Шоу, вы же коп и знаете, что предполагать нужно худшее. Если не сбудется – отлично, Но если да, у вас будет план.

– Мои люди уже идут туда проверить, – сказал он.

– Возьмите нас туда, Хупер, – сказала я.

– Я думаю, что мои люди сумеют сами справиться.

– Случай по противоестественному ведомству, – возразила я. – Нам не нужно ваше разрешение, чтобы там оказаться.

Бойцы вышли из окружавшей нас толпы, будто Шоу их уже выделил для этой работы. Вероятно, так оно и было. Почти все были в форме, кроме Эда Моргана. Он мне кивнул, улыбаясь, и возле глаз, ставших веселыми и приятными, легли морщинки. Интересно, глаза за очками и правда улыбаются, или просто лицо меняет выражение?

– Морган здесь главный детектив в убойном, – сказал Бернардо, тоже улыбаясь, и лицо у него было такое же приветливое, как секунду назад – у Моргана. Обнародование его истинного звания заставило улыбку детектива чуть потускнеть. Интересно, как Бернардо выяснил его истинную должность. Потом спрошу, когда это никого не разозлит.

– То, что я главный детектив, не препятствует нам быть друзьями, – сказал оправившийся от неожиданности Морган,

Подошел Хупер:

– Доложили по рации. Машина пуста. Кровь, но тел нет.

– Блин, – сказал Шоу.

– Давайте мы вам поможем, – предложил Эдуард.

– У Миннса от вас не было помощи. Более того, вы задержали выполнение операции.

Эдуард посмотрел на Хупера:

– Вы так видите события, сержант?

– Нет, но он мой начальник.

– Приятно слышать, что вы это еще помните, – отозвался Шоу.

– Какой из тигров оказался диким? – спросила я.

– Мартин Бендез, – ответил Хупер.

– Сержант! – одернул его Шоу. – Нам больше нет нужды делиться с маршалами информацией.

– Его преследует ваша группа? – спросила я Хупера.

– Задача поставлена группе Хендерсона.

– Сержант Хупер! – рявкнул Шоу. – Я дал вам прямой приказ не сообщать маршалам информацию.

– Вот теперь это прямой приказ, – ответил Хупер и пошел собирать своих людей и снаряжение для ухода. Он не оглянулся, но я знала: он не говорил Шоу и прочим своим начальникам, будто мы его затормозили. Да, но доложить о моем странном поведении он был обязан. Пусть они нанимают на службу экстрасенсов, но я не из их практиционеров. Пусть они не зашорены, но их практиционеры не поняли, что случилось, и этот факт работал против меня. У меня возникла мысль.

– Другие маршалы могут проследовать к тому месту преступления?

– Я уже сказал вам: вы нас задерживаете.

– Вы хотите сказать, что я устроила на месте проведения операции метафизику и всех перепугала до жути. Ладно, наказывайте меня, отстраняйте от дела, но никто не умеет выслеживать этих ребят лучше маршала Форрестера. Пусть другие маршалы пойдут на место преступления, я посижу здесь.

Эдуард смотрел на меня. Ничего не говорил, только смотрел на меня.

– Нет, – ответил Шоу.

– А почему, шериф? – вмешался Морган. – Служба маршалов не будет иметь на нас зуб, а об этих троих я ничего, кроме хорошего, не слышал.

Шоу посмотрел на него, и снова у меня возникло чувство, что у Моргана веса больше, чем ему положено. Даже как главному детективу.

Помощник шерифа подошел ко мне, навис угрожающе. Испугаешь меня, как же.

– А зачем вам, чтобы все они туда пошли?

– Потому что не хочу видеть в Вегасе еще одну такую сцену, как в том складе.

– Вы думаете, мы сами не справимся?

Шоу начинал злиться.

– Я думаю, что доверила бы Теду завести меня в ад и провести насквозь. Маршалы Конь-В-Яблоках и Джеффрис оба хороши в бою. Если дойдет до драки, нельзя действовать лучше. Дайте им вам помочь, и я отойду в сторонку, Шоу.

– Вреда ведь не будет, – убедительно сказал Морган.

– Ладно, – ответил Шоу с такой неохотой, что слово прозвучало как ругательство.

Эдуард наклонился ко мне, заговорил тихо и быстро:

– Мне не улыбается оставлять тебя одну.

– Я в кругу полицейских, так что не одна.

Полученный мною взгляд был понятен даже через темные очки.

– Если я помогу местным, а Витторио тем временем найдет способ до тебя добраться, никому из нас приятно не будет.

– Хорошо сформулировано, но сейчас день, и если я буду держать щиты на месте, то от вампиров я защищена.

– А когда стемнеет?

– Давай переживать катастрофы по мере их поступления. – Я слегка толкнула его в плечо. – Иди найди Мартина Бендеса. Если мы получим от него информацию – отлично. Но главное – сохрани наших полицейских друзей живыми.

– Зачем? – шепнул он.

Я поняла, что он всерьез. Иногда я забываю, что Эдуард пугал меня когда-то почти как Олаф, а потом он что-нибудь такое скажет – и я вспоминаю, что он на самом деле хищник. Он мой друг и ко мне относится хорошо, но почти все прочие для него всего лишь объекты: орудия, которыми можно воспользоваться, либо препятствия, которые следует преодолеть.

– Если я скажу, что это будет правильно, ты надо мной станешь смеяться?

– Нет, – улыбнулся он.

– Вы идете, Форрестер, или для вас важнее ворковать с вашей подружкой? – окликнул его Шоу.

Мы оставили это замечание без ответа, и Эдуард ушел с бойцами, еще остававшимися на месте операции. Почти все остальные куда-то стремительно исчезли, как только по рации прозвучало «потери личного состава».

Бернардо бросился за Эдуардом, но Олаф остался на месте и сказал:

– Я останусь с тобой.

– Тед! – завопила я.

Эдуард обернулся, увидел гиганта и приказал:

– Джеффрис, догоняй.

Олаф заколебался, потом повернулся и стал догонять шагом-рысью. Тренировка есть тренировка, и на этот шаг он перешел без размышлений.

Я смотрела, как они садятся в машину. Эдуард не оглянулся. Я верила, что он сумеет себя уберечь, и жалела, что не могу быть с ними. Всегда оставалась мыслишка, что если я буду рядом, опасность для Эдуарда будет меньше, да и для всех. Комплекс Господа Бога, скажете? Ну нет. Паранойя? Возможно. Я только знала, что больше всего на свете не хочу объяснять Донне и детям, почему Эдуард никогда не вернется к ним.

Я осталась стоять с Морганом и еще несколькими сотрудниками. Постовой полисмен подвел к нам Виктора. Он в сшитом по мерке костюме намного элегантнее всех нас, но никакой роли это не играло. Как бы мы ни выглядели, полиция пометила нас как уродов каких-то, и игры с нами на сегодня закончились. Задача преследовать монстра и убить его будет решаться людьми. И тот факт, что я тут стою вместе с Виктором, ясно говорил, что в полиции Лас-Вегаса многие, если не все, считают меня монстром. А монстров на охоту за монстрами не берут. Почему? Потому что каждый в глубине души подозревает, что монстр всегда сочувствует другому монстру. А не людям.

В конечном счете не нам они не доверяли, а себе.