Текст книги "Обнаженная натура"
Автор книги: Лорел Кей Гамильтон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)
Лорел Гамильтон
Обнаженная натура
Джонатону
Он как никто знаком с моим сволочным
характером и приступами хандры,
но любит меня несмотря на это.
Иногда – именно за это.
Потому что мы с ним понимаем друг друга.
Глава первая
С серийными убийцами я имела дело много раз, но никто еще никогда не присылал мне по почте человеческую голову. Это было ново.
Голова, проглядывающая сквозь пластиковый пакет, стояла у меня на столе, посередине, как сотни других пакетов, доставленных в «Аниматорз инкорпорейтед» (это наша анимационная контора с девизом: «Здесь живые зарабатывают на жизнь, поднимая мертвых»). Голову обложили льдом – профессионально, будто паковал ее какой-то почтовый служащий. Может, кстати, так оно и было: вампиры бывают более чем убедительны, а эту посылку отправлял вампир по имени Витторио. Он приложил письмо, где на конверте каллиграфическим почерком вывел мое имя: Анита Блейк. Явно хотел, чтобы я знала, кому обязана этим милым сюрпризом. Этот самый Витторио со своими вампирами растерзал в Сент-Луисе более десяти человек и отбыл в неизвестном направлении. Теперь, быть может, уже известном, потому что на посылке был обратный адрес – Лас-Вегас, Невада.
Либо Витторио по-прежнему там, либо еще раз бесследно исчез. Остался он в Лас-Вегасе – или отправил мне голову, а когда я извещу тамошнюю полицию, окажется, что его и след простыл?
Заранее не узнать.
Из приемной все еще доносилась истерика Мэри, нашей дневной секретарши. К счастью, клиентов сейчас в офисе не было. До моего первого клиента оставалось еще тридцать минут, и он сегодня вообще первый в «Аниматорз» – повезло. Так что Мэри спокойно может предаваться нервному срыву, пока наш бизнес-менеджер Берт пытается ее успокоить. Может, и мне надо было бы помочь, но я – маршал США, и дело для меня – прежде всего. А дело требовало позвонить в Вегас и сообщить, что у них в городе может находиться серийный убийца. Понедельник, блин, день счастливый.
Я села за стол, держа телефон в руке, но не стала набирать номер. Так и сидела, уставясь на портреты чужих родственников на моем столе. Когда-то наш с Мэнни Родригесом стол был пуст – только папки в ящиках, но потом Мэнни принес свою семейную фотографию. Такую, которая в каждой семье есть – где все слишком серьезные, и только один или двое хорошо улыбаются. Мэнни в костюме и галстуке выглядел неестественно и неловко. Предоставленный сам себе, он вечно галстук забывал, но его жена Розита, на пару дюймов выше и на несколько дюймов шире своего тощего супруга, потребовала, чтобы на семейном портрете он был одет как следует. В таких вещах он обычно ей уступал. Мэнни в строгом смысле слова не назовешь подкаблучником, но и авторитарным главой своего дома он тоже не был.
Две дочери, Мерседес и Консуэлла (Конни), девушки весьма взрослые, высокие и прямые, хрупкого, как отец, сложения, обладали такими хорошенькими личиками, что просто сияли в тени более тяжелого и пожилого лица Розиты. Глядя на них, я понимала, что мог он видеть в ней много лет назад, когда Розита – «розочка» – больше соответствовала своему имени. Их сын Томас был еще ребенком, в начальной школе учился. Третий класс или четвертый? Не помню.
Еще стояла пара фотографий в рамочках с подставкой. Одна была свадебная фотография Ларри Киркланда и его жены, детектива Тамми Рейнольдс. Они смотрели друг на друга как на чудо, сияли и были полны надежд. На второй были изображены они же с дочерью Анджеликой, быстро превратившейся в просто Ангела. У деточки были папины кудри рыжеватым ореолом вокруг головы. Он свои красно-рыжие волосы стриг так коротко, что кудрей не было видно, но темно-каштановые волосы Тамми чуть затемнили прическу девочки, придав ей цвет опавших листьев. Они были чуть темнее и чуть менее яркие, чем рыжеватые волосы Натэниела.
А не стоит ли мне принести портреты Мики, Натэниела и свой, чтобы поставить на стол? У других аниматоров нашей конторы тоже есть на столе портреты.
Но нужны ли мне фотографии? И если я принесу свой портрет в окружении двух мужчин, то портрет с другими возлюбленными тоже тогда надо будет? Если живешь в одном доме с четырьмя мужчинами (по самому скромному подсчету), а еще встречаешься с пятью-шестью, кого из них выбрать для семейного портрета?
Стоящий на столе пакет не вызывал никаких чувств. Не было ни страха, ни отвращения, а только большая легкая пустота, почти как тишина в голове, когда я спускаю курок, наведя на кого-нибудь ствол. Это я так хорошо рулю ситуацией или это шок отупения? На этот вопрос я могла ответить только неопределенным хмыканьем, так что, наверное, все же шок. Вот так вот.
Я встала и посмотрела на голову в пластиковой обертке, подумала про себя: «Не будет фотографий бойфрендов. На работе – не будет». У меня бывали клиенты, которые потом оказывались бандитами, нехорошими людьми. И не надо, чтобы они видели портреты тех, кого я люблю. Не надо им давать идеи, они и без подсказок могут устроить кучу мерзостей.
Нет, личные фотографии на работе – мысль неудачная.
Я набрала справочную, потому что никогда не звонила до сих пор в полицию Лас-Вегаса. Есть шанс либо завести новых друзей, либо разозлить новую кучу народу – у меня и так может получиться, и этак. Не то чтобы я это делала нарочно, но у меня как-то само собой выходит гладить против шерсти. Отчасти потому, что я женщина, играющая в мужские игры. Но в основном все же – мое непобедимое обаяние.
Я села так, чтобы не видеть содержимое коробки. В местную полицию я уже позвонила – пусть с коробкой разбираются судмедэксперты, поищут следы, чтобы поймать этого мерзавца. Чья же это голова, и почему именно мне такой подарок? Это он имеет на меня зуб за то, что перебила столько его вампиров, когда они устраивали резню в нашем городе, или тут что-то другое? Что-то такое, что мне никогда вообще на ум не приходило?
На серийных убийствах работает множество умелых составителей профилей, но все они, мне кажется, упускают из виду одну вещь: мыслить так, как эти убийцы, невозможно. Никто не может, ни один нормальный индивидуум. Можно попытаться. Можно заползти им в голову настолько, что никогда уже не отмоешься, кажется. Но все-таки – если ты сам не такой – понять, что ими движет, ты не сможешь. И еще: они создания очень эгоистичные, заботятся только о своих удовольствиях, о своих патологических наклонностях. Серийный убийца не станет тебе помогать ловить других серийных убийц, разве что это способствует его целям. Конечно, многие считают, что я тоже серийный убийца. У меня самый большой личный счет легально ликвидированных вампиров среди всех истребителей в США. В этом году я перевалила за сотню. И так ли важно, что эти убийства мне не доставляют радости? Что-нибудь меняет факт, что я не получаю от них сексуального удовлетворения? Существенно ли, что при первых ликвидациях меня наизнанку выворачивало? А от того факта, что у меня почти всегда был ордер на ликвидацию, станут совершенные мною убийства лучше? Не столь грубыми? Бывали серийные убийцы, применявшие только яд, действующий почти без боли – они куда менее грубо убивали, чем я. Последнее время я всерьез стала задумываться, что же отличает меня от личностей вроде Витторио. Стала задаваться вопросом: имело ли для моих жертв – легальных, вполне легальных! – какое-нибудь значение, какие мотивы мною движут?
В Лас-Вегасе взяла трубку женщина, и я стала пробиваться по линии к тому сотруднику, который, быть может, сумеет мне сказать, чья это у меня голова в пакете.
Глава вторая
Голос у помощника шерифа Руперта Шоу оказался грубый. То ли много и часто приходится орать, то ли слишком много и слишком давно курит.
– Как, вы говорите, вас зовут?
Я вздохнула и в надцатьнадцатый раз повторила:
– Я маршал США Анита Блейк. Мне нужно говорить с кем-то, кто в курсе дела, и я так понимаю, что это вы, шериф Шоу.
– Найду, кто навел на вас репортеров, и в глаз ему дам.
– О чем это вы, шериф?
– Вы не слышали о том, что произошло?
– Если вы про радио или телевизор, у меня сейчас ни то, ни другое не включено. Что-то такое, что я должна была бы знать?
– Откуда же вы знали, маршал, что вам следует звонить нам?
Я устроилась в кресле поудобнее, ни черта не понимая.
– Такое впечатление, что если бы я вам не позвонила, шериф, вы бы позвонили мне.
– Откуда вы знали, что вам следует звонить нам? – повторил он свой вопрос, выговаривая каждое слово слегка отчетливее предыдущего. С некоторым напряжением, если не злостью в голосе.
– Я вам позвонила, потому что у меня на столе – посылка, отправленная из Лас-Вегаса.
– Какого рода посылка? – был следующий вопрос.
Не пора ли рассказать все сначала? Раньше я этого не сделала, потому что, когда сообщаешь кому-нибудь определенные вещи (например, что у тебя на столе человеческая голова в коробке), тебя могут принять за психа. Я достаточно давно имею дело с журналистами, чтобы кто-то мог притвориться мною, и потому я хотела добиться серьезного к себе отношения, когда от меня не отмахнутся, как от сумасшедшей дуры.
– Мне прислали по почте человеческую голову. Обратный адрес – вашего города.
Он замолчал почти на целую минуту – слышно было хриплое дыхание. Да, это от курения. Когда я была готова уже спросить, что с ним, он заговорил:
– Можете описать голову?
Много чего он мог сказать, но этой фразы у меня в списке ожидаемых не было. Слишком спокойно, даже для копа, слишком по-деловому. И когда он попросил дать описание, я поняла, что он кого-то имеет в виду. У кого отсутствует голова.
Блин.
– Голова в пластиковом пакете, набитом льдом. Волосы кажутся темными, но цвет может быть искажен упаковкой. С виду прямые, но опять-таки, это может быть из-за влаги. Европеоид, несомненно, и глаза кажутся светлыми. Серые или светло-голубые, хотя после смерти глаза иногда выцветают. Время смерти я никак не могу определить, и потому не знаю, насколько они могли выцвести.
– Вы смотрели в коробку, нет ли там еще чего-нибудь?
– У вашего отсутствует не только голова? – спросила я.
– Значок и палец. На пальце – венчальное кольцо.
– Вот это прискорбно слышать.
– Почему?
– Вам придется сообщать его жене. Не завидую.
– Самой вам часто приходилось?
– Достаточно часто приходится говорить с родственниками жертв вампира. И всегда хреново.
– Да, хреново, – согласился он.
– Я жду судмедэксперта, сама ничего не трогаю. Не хочу затаптывать возможные следы ради собственного нетерпения.
– Дайте мне знать, что обнаружат эксперты.
– Обязательно.
Я ждала, чтобы он еще что-нибудь сказал, но он молчал. Я только слышала его дыхание – слишком резкое, слишком трудное. Интересно, когда он последний раз был на медосмотре. Наконец я спросила сама:
– Шериф Шоу, что же случилось в Вегасе? Почему у меня на столе лежит кусок вашего сотрудника?
– Мы еще не знаем точно, кто это.
– Да, но было бы очень большим совпадением, если бы у вас был сотрудник с отрезанной головой, а у нас оказалась бы голова, присланная в коробке из вашего города, примерно схожая с головой погибшего сотрудника, Я бы в такое совпадение не поверила, шериф.
Он вздохнул, закашлялся. Сильный, глубокий кашель. Может быть, он сейчас выздоравливает после болезни.
– Я бы тоже не поверил, Блейк. Я вам больше скажу: мы скрываем факт исчезновения головы и значка. Также мы скрываем от репортеров, что на стене, где убили моих людей, была надпись. Написанная кровью убитых и адресованная вам.
– Мне? – повторила я несколько менее уверенным голосом, чем мне хотелось бы. Настала моя очередь прокашляться.
– Да. Там написано: «Скажите Аните Блейк, что я ее жду».
– Да, это… жутковато, – сумела я найти наконец слова. Ничего другого не приходило на ум, но на секунду сквозь шок от этих слов меня будто стукнуло изнутри, и я знала, что это такое. Это был страх.
– Жутковато? Не более того? Этот вампир послал вам человеческую голову. Будет ли для вас важнее, если я вам скажу, что голова принадлежала местному истребителю вампиров?
Я об этом подумала в течение нескольких вдохов и выдохов подряд, потом снова ощутила тот же толчок изнутри – нечто среднее между электрическим ударом и ощущением шампанского вместо крови в жилах.
– Какое слово вас бы устроило, Шоу? От других тел тоже взяты сувениры?
– Вы имеете в виду – отрезаны ли головы у остальных?
– Именно это я имею в виду.
– Нет. Он со своими монстрами убил трех оперативников, но на сувениры части тела не брали.
– Оперативников… ваш истребитель вампиров служил в подразделении СВАТ?
– Выполнение ордеров на ликвидацию считается операцией высокого риска, и потому СВАТ оказывает поддержку.
– Да, в Сент-Луисе тоже об этом идут разговоры.
Я еще не разобралась в своих мыслях на тему о том, что будет, если меня заставят брать с собой СВАТ на охоту за вампирами. С одной стороны, я была бы рада поддержке, с другой стороны – я категорически против. В прошлый раз, когда СВАТ меня прикрывал, он потерял несколько бойцов, а я решительно не люблю отвечать за чужую жизнь. А к тому же всегда очень непросто бывает их убедить, что я не меньше их стою и могу вместе с ними выбивать дверь плечом.
– Если наши люди свалили кого-нибудь из монстров, свидетельств тому нет. Похоже, что их убили сразу.
На это я не знала, что ответить, поэтому просто промолчала.
– Давно это все случилось?
– Вчера… нет, позавчера ночью. Я уже давно на ногах, от этого счет времени теряется.
– Знаю, – ответила я.
– Какого дьявола сделали вы этому вампиру, что он так вас полюбил?
– Понятия не имею. Может быть, дала ему удрать и не стала гнаться. Черт побери, Шоу, вы же знаете, что у этих мартовских зайцев логики нет.
– Мартовских зайцев, – повторил он.
– Ладно, серийных убийц. Мертвые или живые, они действуют по собственной логике. Для всех остальных она смысла не имеет, потому что мы не мартовские зайцы.
Он издал какой-то звук, который можно было принять за смех.
– Да, это точно. Мы – не они. В газетах и по телевизору говорили, что вы свалили много его шестерок.
– Мне помогли, с нами был наш СВАТ. И тоже потерял людей.
– Я видел статьи, но думал, честно говоря, что вы всю заслугу приписали себе и о полиции не говорите.
– Они вошли туда со мной. Рисковали жизнью, некоторые погибли. Это было плохо, и вряд ли я это забуду.
– Про вас говорят, что вы за пиар готовы под любого ле… – он закашлялся, заменив, очевидно, одно слово другим, – подстроиться.
Я даже засмеялась, что хороший признак. Меня даже не шокировало его заявление, ага!
– Я не гоняюсь за славой, шериф, а подстраиваться не согласна. Можете мне поверить, что внимания репортеров у меня больше, чем мне хотелось бы.
– Для женщины, которая не хочет внимания, у вас его чертовски много.
Я пожала плечами, сообразила, что он этого не видит.
– Я участвовала в расследовании жутких дел, шериф. Это привлекает репортеров.
– А еще вы красивая молодая женщина и у вас роман с мастером вашего города.
– Вам сказать спасибо за «красивую» до или после того, как объяснить, что моя личная жизнь – не ваше дело?
– Мое, если она мешает вашей работе.
– Подымите записи, шериф Шоу. После начала романа с Жан-Клодом я вампиров убила больше, чем до.
– Говорят, вы отказываетесь выполнять казни в морге.
– Потеряла вкус к протыканию колом связанных цепями и прикованных к каталкам.
– Но они же спят – или как там это у них называется?
– Не всегда. И можете мне поверить: первый раз, когда приходится смотреть в глаза приговоренному, молящему о пощаде… скажем так, что кол даже в опытной руке – орудие медленной смерти. А приговоренные умоляют и объясняются до самой последней секунды.
– Но они же что-то сделали такое, чем заслужили смерть?
– Не обязательно. Иногда они просто попадают в «закон трех нарушений» для вампиров. В нем записано, что каково бы ни было преступление, пусть и незначительное, но три рецидива – и на твою шкуру выписывается ордер на ликвидацию. А я не люблю убивать за кражу без применения насилия.
– Но кража, значит, крупная?
– Нет, шериф. Одну женщину казнили за кражу какой-то фигни дешевле тысячи долларов. У нее был диагноз клептомании еще до обращения в вампиры, и смерть ее от этой болезни не вылечила, хоть она и надеялась.
– И кто-то проткнул ей сердце за мелкую кражу?
– Кто-то проткнул.
– Закон не предоставляет права отказа от работы маршалам, занимающимся преступлениями с противоестественной подоплекой.
– Строго говоря, нет, но я просто не выполняю казней. Перестала еще до того, как истребители вампиров были включены в программу маршалов США.
– И вам позволяют?
– В общем, я нахожу понимание у начальства.
Понимание заключалось в том, что я не стану свидетелем со стороны родственников женщины, казненной за кражу в универмаге, если меня не станут заставлять убивать кого-то, кто никого не лишал жизни. Жизнь за жизнь – в этом я вижу смысл. Жизнь за побрякушки – смысла не вижу. И от этой женщины многие из нас отказались. В конце концов ее послали в Вашингтон Джеральду Мэллори, одному из первых охотников на вампиров, который еще жив. Он по-прежнему считает вампиров чудовищами, и потому без малейшего колебания ее заколол. Мэллори меня как-то пугает. Когда он глядит на вампира, любого вампира, есть что-то в его глазах безумное.
– Маршал, вы здесь?
– Да, шериф, простите. С вашей подачи задумалась о той магазинной воровке.
– В новостях передавали, что ее родственники подают в суд по поводу неправомерной смерти.
– Подают.
– Вы не из разговорчивых, маршал?
– Я говорю то, что должно быть сказано.
– Вы весьма молчаливы для женщины.
– А вам не нужны мои разговоры. Как я понимаю, вам нужно, чтобы я приехала в Вегас и сделала свою работу.
– Блейк, это западня. Поставленная конкретно на вас.
– Возможно. А послать мне голову вашего истребителя – более прямой угрозы быть уже не может.
– И вы все равно приедете?
Я встала, посмотрела на коробку, откуда таращилась на меня мертвая голова. Вид у нее был то ли удивленный, то ли сонный.
– Он прислал мне голову вашего истребителя вампиров. Прислал прямо мне в офис. Написал для меня послание кровью на стене, где убил троих ваших оперативников. Да, черт возьми, я приеду.
– Голос у вас злой.
Лучше злой, чем перепуганный,подумала я. Если я смогу поддерживать в себе ярость, может быть, удастся не дать вырасти страху. Потому что он уже свернулся у меня под ложечкой, замаячил в глубине разума черной тенью, готовой вырасти, если я ей это позволю.
– А вы бы не разозлились?
– Я бы перепугался.
Вот тут я осеклась. Копы никогда – или почти никогда – не говорят, что им страшно.
– Вы нарушаете правило, Шоу. Нельзя признаваться, когда боишься.
– Я просто хочу, чтобы вы знали, Блейк, во что лезете, только и всего.
– Чувствую, вам плохо пришлось.
– Я видал и больше мертвецов. Мне, черт возьми, случалось и больше людей терять под моей командой.
– Вы воевали?
– Воевал.
Я подождала, чтобы он назвал род войск, но он молчал.
– Где же вы бывали?
– Это секретная информация, в основном.
– Спецкоманды?
Это был полувопрос, полуутверждение.
– Да.
– Можно спросить, какого рода, или надо оставить тему, пока не услышала: «Если я вам скажу, мне придется вас убить на месте»?
Я попыталась пошутить, но Шоу юмора не принял.
– Шутите, значит. Раз вы на это способны, значит, до вас не дошло, что здесь творится.
– У вас трое убитых оперативников, один убитый и расчлененный истребитель вампиров. Это плохо, да. Но вы же не послали с маршалом всего трех оперативников? Значит, остальные члены группы сумели уйти.
– Они не сумели уйти, – ответил он, и от его интонации страх из черной ямы поднялся у меня внутри чуть выше.
– Но они не погибли, – сказала я. – По крайней мере так я вас поняла?
– Нет. В строгом смысле слова они не погибли.
– Тяжело ранены?
– И это тоже не так.
– Шоу, перестаньте ходить вокруг да около и скажите прямо.
– Семеро моих сотрудников в госпитале. На них ни царапины. Они просто лежат.
– Если ни царапины, почему они лежат и почему в госпитале?
– Они спят.
– Что?
– Вы слышали.
– В смысле, они в коме?
– Врачи говорят, что нет. Они спят. Просто мы не можем их разбудить.
– У врачей есть какие-нибудь зацепки?
– Единственное что-то похожее на это состояние наблюдалось у тех пациентов в двадцатых годах – которые заснули и не проснулись.
– А несколько лет назад сняли фильм про их пробуждение?
– Да, но оно тянулось недолго. И до сих пор неизвестно, чем эта форма сонной болезни отличается от нормы.
– И получается, что вся ваша группа подхватила эту сонную болезнь в разгар перестрелки?
– Вы меня спросили, что говорят врачи.
– Хорошо, теперь я спрашиваю, что скажете вы.
– Один из наших практиционеров утверждает, что это магия.
– Практиционеров? – переспросила я.
– У нас к каждой группе прикреплен человек с парапсихическими способностями, мы их так называем. Но я бы не стал называть их нашими ручными колдунами.
– Значит, оперативники и практиционеры.
– Да.
– То есть на пострадавших кто-то навел чары?
– Не знаю. Я знаю, что от всего этого разит парапсихологией, и когда кончаются объяснения, имеющие смысл, остаешься с тем, что есть.
– Когда вы исключите невозможное, то, что останется, как бы невероятно оно ни было, и будет истиной, – сказала я.
– Вы мне Шерлока Холмса цитируете? – возмутился он.
– Ага.
– Тогда вы не поняли, Блейк. Вы просто еще не поняли.
– О’кей, давайте тогда без обиняков. Моя реакция оказалась в чем-то не такой, как вы ожидали, поэтому вы убеждены, что я не понимаю всей серьезности положения. Вы – бывший спецназовец, то есть женщины для вас до настоящих работников не дотягивают. Вы меня назвали «красивой женщиной», и это тоже соответствует – большинство копов и военных женщин недооценивают. Но вы – спецназ; вы же не считаете, что среди военных другие дотягивают до вашего уровня? Или среди копов? Я – женщина, и смиритесь с этим. Я маленького роста и отлично убираю дом, с этим тоже смиритесь. Да, у меня роман с вампиром, мастером нашего города, и что? Никакого отношения это не имеет ни к моей работе, ни к тому, почему Витторио меня приглашает охотиться за ним в Вегасе.
– Отчего он бежал от вас в Сент-Луисе? Отчего не стал бежать здесь, когда знал, что мы за ним идем? Отчего устроил засаду моим людям, а не вашим?
– Может быть, он не может себе позволить снова потерять столько вампиров. Или просто решил сделать ваш город своим последним оплотом.
– Гребаное наше везенье.
– Ага.
– Я позвонил кое-кому, поговорил с другими копами, с которыми вы работали. С другими истребителями вампиров. О вас, естественно. Хотите знать их мнение, отчего бежал этот вампир в Сент-Луисе?
– Я вся внимание.
– От вас. От вас он бежал – так они считают. Наш мастер города мне сказал, что вампиры вас зовут Истребительницей. И уже много лет.
– Да, дали они мне такое ласковое прозвание.
– Почему вам? Почему не Джеральду Мэллори? Он дольше работает.
– Да, он работает дольше меня, но у меня личный счет больше. Факт, наводящий на размышления.
– Как получилось, что у вас больше личный счет, если он этим занимается на десять лет дольше вас, как минимум?
– Во-первых, он приверженец кола и молота. Отказывается переходить на огнестрельное оружие с серебряными патронами. А это значит, что вампир перед тем, как Мэллори его убьет, должен быть полностью выведен из строя. Вывести из строя вампира, полностью – работа очень трудная. Я могу его ранить, свалить с дальней дистанции. Во-вторых, я думаю, его ненависть к вампирам мешает ему на них охотиться. Из-за нее он упускает следы и не продумывает ситуации до конца.
– То есть вы их просто убиваете лучше всякого другого.
– Очевидно, так.
– Я честно вам скажу, Блейк: мне было бы спокойнее, если бы вы были мужчиной. Больше вам скажу: еще спокойнее мне было бы, если бы у вас в биографии была военная служба. Я навел о вас справки. Если не считать нескольких охотничьих экспедиций с отцом, вы не держали в руках оружия, пока не начали убивать монстров. У вас даже пистолета своего не было.
– Все мы когда-то были чайниками, Шоу. Но можете мне поверить: я давным-давно хорошо пообтерлась.
– Наш мастер города полностью с нами сотрудничает.
– Вот уж не сомневалась.
– И он советует вас привезти в Лас-Вегас, и вы наведете порядок.
Вот тут я замолчала. С Максимилианом – Максом – мы виделись только однажды, когда он приехал к нам в город со своими тиграми-оборотнями после одного печального метафизического инцидента. В результате этого инцидента один из его тигров, Криспин, оказался довольно сильно мною одержим. Макс увез Криспина с собой в Вегас, но не потому что тигр хотел со мной расстаться. Он слишком ко мне привязался, что внушало опасения. Я тут была честно не виновата, но все равно ущерб был нанесен. Последнее время, похоже, некоторые силы, которые я приобрела как слуга Жан-Клода, стали притягивать ко мне мужчин с метафизическими возможностями. Вампиры, оборотни – пока только это, но и того вполне хватает. Иногда даже слишком. Я не помню, чтобы как-то выступала в те дни, когда Макс у нас был.
Большую часть его визита я старалась быть хорошей и вежливой слугой Жан-Клода, и то, что становилось моим – например, тигр-оборотень, – становилось и Жан-Клодовым. Мы с моим мастером ради наших гостей устроили действительно волнующую метафизику. Макс даже был несколько шокирован – если, конечно, он не куда более бисексуален, чем готов признать.
– Блейк, вы здесь?
– Да, Шоу. Просто задумалась о вашем мастере города. Польщена его заявлением, что я способна навести порядок.
– Это должно быть так. Он – мафиози прежних времен. Не поймите меня неправильно, но если мое мнение о женщинах – по-вашему – невысоко, то у мафиози старого закала оно куда как ниже.
– Да-да. Вы считаете, что женщины не созданы для этой работы, а мафиози считают, что они вообще созданы раздвигать ноги да рожать детей.
Он опять издал звук, похожий на смех.
– Прямой вы человек, Блейк, черт вас побери!
Я это восприняла как комплимент – каковым он и был задуман. Он же не сказал «прямая вы женщина»? Если я добьюсь, чтобы он обращался со мной как с прочими ребятами, то смогу сделать свою работу.
– Вы таких прямых еще не видали, Шоу.
– Начинаю в это верить.
– Верьте, и ребят своих предупредите. Это сбережет нам время.
– О чем предупредить? О вашей прямоте?
– Да обо всем. О прямоте, о том, что я девчонка, симпатичная, с вампирами кручу, – обо всем вообще. Чтобы у них это выветрилось еще до моего приезда в Вегас. Не хочу я брести по колено в мачистской чуши, когда надо работу делать.
– Тут я ничего не могу сделать, Блейк. Придется вам утвердить себя, как люб… как любому сотруднику.
– Вы хотели сказать «любой женщине». Я знаю, как это дело устроено. Я – девчонка, а потому должна превзойти парней, чтобы получить тот же уровень уважения. Но сейчас, учитывая три трупа в Вегасе и еще семерых заколдованных, десять трупов здесь в Сент-Луисе, пять в Новом Орлеане и два в Питтсбурге, хотелось бы мне думать, что ваши люди будут больше заинтересованы поймать убийцу, чем создавать мне трудности.
– Мотив серьезный, Блейк. Но все равно: вы – красивая женщина, а они – копы.
Комплимент я оставила без внимания, не зная, как на него реагировать.
– И они напуганы, – сказала я.
– Этого я не говорил.
– Не было необходимости. Вы – спецназовец, и вы признали, что боитесь. Если вас напугало, то уж наверняка напугало и остальных. Они будут нервничать и искать виноватых.
– Виноваты вампиры, убившие наших людей.
– Да, но некоторые из них все равно сочтут меня мальчиком для битья.
– Почему вы так решили?
– Послание на стене – для меня. Голову прислали мне. Вы уже меня спросили, что я такого сделала, что Витторио так разозлился. Некоторые из ваших подчиненных скажут, будто я его разозлила нарочно, чтобы заставить его все это проделать, или что он это все сделал, чтобы произвести на меня впечатление. Ухаживание серийного убийцы, так сказать.
Шоу помолчал, только тяжелое дыхание слышалось в телефоне. Я не торопила его, просто ждала, и наконец он сказал:
– Вы больший циник, чем я, Блейк.
– Вы считаете, я не права?
Еще помолчал пару вдохов и выдохов.
– Нет, Блейк. Я не считаю, что вы не правы. Я думаю, вы как раз точно все сказали. Мои люди напуганы, и им нужен виноватый. Этот вампир добился того, что у полиции Вегаса к вам смешанные чувства.
– О чем вам следует спросить себя, Шоу, так это вот о чем: нарочно он это сделал, чтобы осложнить мою работу, или ему было совершенно наплевать, как он действует на вас и ваших людей?
– Вы знаете его лучше, чем я, Блейк. И что вы скажете? Нарочно или наплевать?
– Я не знаю этого вампира, Шоу. Я знаю его жертв и тех вампиров, которых он бросил на гибель. Я думала, что он всплывет где-то, потому что эти парни не могут уже остановиться, достигнув определенного уровня насилия. Это как наркотик, а они – наркоманы. Но я никогда не думала, что он будет посылать мне подарки или оставлять послания. Честно не думала, что произвела на него такое впечатление.
– Когда приедете, покажем вам место преступления. Можете мне поверить, Блейк, впечатление вы на него произвели.
– Не то, которое хотелось бы.
– А какое хотелось бы?
– Пулю в лоб и пулю в сердце, чтобы насквозь было видно в обе дырки.
– В этом я вам помогу.
– Мне казалось, что помощник шерифа не должен заниматься полевой работой.
– На этот случай я сделаю исключение. Когда вы здесь будете?
– Мне нужно посмотреть расписание рейсов и правила для перевозки моего снаряжения. Потому что они меняются чуть ли не каждый раз, как мне надо лететь.
– У нашего маршала не было ничего такого, что нельзя везти на самолете – то, что разрешено сопровождающему рейс маршалу.
Может, оттого он и погиб,подумала я про себя. А вслух сказала:
– Я привезу фосфорные гранаты, если смогу пронести их в самолет.
– Фосфорные гранаты? Серьезно?
– Серьезно.
– На вампиров они действуют?
– Они действуют на все, Шоу, и от воды только жарче горят.
– Вы видели когда-нибудь, как человек ныряет в воду, думая, что загасит пламя, а оно только вспыхивает? – спросил он.
У меня в голове возникла картина: гуль перебегает ручей, пытаясь скрыться. Он – или кто-то из той же стаи – убил бродягу, который заснул на кладбище, где гули выходили из могил. Если он не спал, они бы ни за что не напали, но все же они его съели и за то подлежали истреблению. Я была всего лишь в резерве у группы истребителей с огнеметами, но гули, у которых хватило храбрости напасть на живого, а не быть просто падальщиками, могли оказаться смертоносными. В этом случае им на подмогу не посылают гражданских без значка. Вот тогда-то я впервые и воспользовалась гранатами – они на гулей действуют лучше всего, что я пробовала. Вставший на путь зла гуль силен, как вампир, быстрее и сильнее зомби, неуязвим для серебряных пуль, и без огня его убить почти невозможно.
