Текст книги "Обнаженная натура"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

Глава тринадцатая

Через два часа мы уже знали все, что мог нам сообщить этот склад. Имелись деревянные контейнеры, используемые как гробы, и они были расстреляны ко всем чертям из «М4», состоявших на вооружении группы. Если бы вампиры в это время там находились, охота была бы удачной, но внутри контейнеров крови не было.

Олаф вернулся к нам – как-то бесшумно ступая в черных ботинках.

– Я думал, это был взрыв, но ошибся. Впечатление такое, будто действовали существа, способные пускать кровь и обездвиживать, но не убивать на месте. Что бы это ни было, на месте следов не осталось. Ни одного следа ног в луже крови, кроме полицейских ботинок.

– Откуда ты знаешь, что это было нечто, пускающее кровь и обездвиживающее, но не убивающее? – спросила я.

Глаза пещерного человека надменно глянули на меня исподлобья. Это выглянул прежний Олаф, человек, твердо уверенный, что женщины для этой работы не годятся. Да и вообще не годятся ни на что.

– От такого взгляда мне хочется не признать этот факт, а расколоть это дело. И хочется сильнее, чем быть невозмутимой.

– Какого взгляда? – спросил он.

– Который говорит, что я женщина, а потому дура.

Он отвел глаза и сказал:

– Я не думаю, что ты дура.

Я при этом подняла брови, и мы с Эдуардом переглянулись.

– Спасибо, Отто, – сказала я, – но представим себе, что я не умею взглянуть на бетонный пол и проследить ход преступления. Так что просто объясни… пожалуйста, – добавила я, потому что раз уж мы оба стараемся быть друг с другом любезными, то я готова,

– Узор разлития крови, отметки на полу. Фотографии и видео подтвердят, что это была западня. Не бомба, не солдаты – что-то такое, что могло, – он сделал неопределенный жест рукой, – парить в воздухе, и при этом атаковать. Я нечто похожее видел однажды.

Все внимание теперь было на него.

– Расскажи, – попросил Эдуард.

– Я был тогда на задании в Песочнице.

– В Песочнице? – не поняла я.

– Ближний Восток, – пояснил Эдуард,

– Да, группа террористов. У них был чернокнижник, – сказал Олаф и задумался так глубоко, что мне тревожно стало.

– Ты слова на букву «т» не говори, – попросил Бернардо, – а то налетят из национальной безопасности или ФБР, и дело у нас заберут.

– Когда буду представлять рапорт, я должен буду сказать, что я видел, – сказал Олаф.

Флирт кончился, он был полностью в деловом настроении. Холоднее, сдержаннее, и когда-то мне казалось, что он становится жутким. Сейчас, когда я увидела его флиртующим, деловой вид мне стал нравиться куда больше.

– Слово «чернокнижник» ты употребляешь в том смысле, в котором его говорят в Штатах? – спросила я.

– Я не знаю.

– «Чернокнижник» означает того, кто получает магические способности от сделки с демонами или силами зла, – сказал Эдуард.

Он покачал головой.

– Нет, это просто был некто, использующий свои силы во вред и никогда ради добра. Практиционера, как здесь это называется, у нас не было. Поэтому о магии я могу говорить лишь с точки зрения ее поражающей способности.

– И насколько было похоже на вот это? – спросила я.

– Чтобы ответить уверенно, я должен увидеть тела, но узор разлития крови не совсем такой. Тела там в… – он запнулся, будто говорить название местности не имел права, – там, где я был, сильно отличались. Там они были разорваны на части, будто невидимой силой, не оставившей следов иных, кроме своих жертв.

– Я никогда не слыхал, чтобы террористы Ближнего Востока работали с магией, – сказал Бернардо. – Они ведьм и колдунов убивают на месте.

– Это были не мусульмане, – ответил Олаф. – Они свою родину относят к гораздо более ранним временам. Считают себя прежде всего персами. Утверждают, что ислам ослабил их как народ, и потому используют более древние силы, которые мусульманами считаются нечистыми и злыми.

– Погоди, – сказал Бернардо. – Ты работал с местными?

– Это часто приходится делать, – ответил ему Эдуард.

Я глянула на него и на лице ничего не прочла, но он признал, что работал на Ближнем Востоке. Я этого не знала, но не удивилась.

– Люди, с которыми мы работали, за неделю до того с радостью бы нас перебили, но опасность грозила нам всем.

– Враг моего врага – мой друг, – сказал Бернардо.

Все мы кивнули.

– Так что это могло быть какое-то персидское пугало. Не демон, но нечто подобное. Как я уже сказал, с нами не было практиционеров, так что я могу лишь сказать, что поражения кажутся похожими, но не одинаковыми.

– О’кей. Значит, надо посмотреть, найдем ли мы в городе кого-нибудь, знающего больше меня о доисламской персидской магии. – Я посмотрела на Эдуарда – Разве что ты знаешь о ней хоть что-нибудь, потому что у меня знаний ноль.

– Ничего, – ответил он.

– На меня можете не смотреть, – заявил Бернардо.

Я проглотила первый пришедший в голову ответ: «Мы и не смотрим». Это было бы злобно и не совсем правда – информацию у помощницы шерифа выведал для нас он.

– Ладно, посмотрим, есть ли кто-то знающий в городе или в каком-нибудь университете. Где-то же найдется эксперт.

– Профессора не всегда дружат с информацией о реальном мире, – заметил Эдуард.

– Сейчас у нас уровень нулевой, значит, любая информация будет лучше, чем ничего. – Я пожала плечами. – От спроса вреда не будет.

Детективы из убойного отдела отозвали маршала Теда Форрестера для разговора. Эдуард отошел, предъявив им открытое лицо своего альтер эго. Я знала, что на самом деле скрывает лицо Теда. Интересно, что больше никого из нас не позвали.

Я отвернулась к Олафу и Бернардо.

– О’кей, персидский след поищем позже, а сейчас у меня есть другой вопрос. Почему их убили так, что не было шанса выпить их кровь?

– Может, у их мастера нет вкуса к мужчинам – предположил Олаф.

– Что?

– Жертвы их мастера – танцовщицы стриптиза. Женщины. Верно? – спросил он.

– Да.

Он наклонился вперед и прошептал так, чтобы слышали только я и Бернардо

– Я убивав мужчин просто и чисто, а с женщинами иногда растягивал удовольствие. Возможно что их мастер вампир таков же. Он не получает удовольствия, питаясь кровью мужчин.

– В Сент-Луисе он убил стриптизера, – напомнила я.

– А тот был вроде этих ребят? Солдат обученный?

Я вспомнила, как выглядело тело поскольку это была единственная жертва мужского пола я его ясно помнила.

– Высокий но худой, не мускулистый более… женственный

– Он любит чтобы жертва была мягкотелая. Эти не таковы.

– О’кей, – сказал Бернардо. – А тебе не жутко слушать, как он тут рассказывает насчет убийства мужчин, чтобы продлить удовольствие от убийства женщин? Только мне это кажется несколько тревожным?

Я посмотрела на Олафа – это был обмен взглядами. Потом мы оба обернулись к Бернардо

– Я знаю, кто такой Отто и что он делает, – ответила я. – Честно говоря, эти его комментарии – одна из немногих причин, по которым я радуюсь его присутствию, Ты не можешь не признать что у него уникальная возможность увидеть мир серийного убийцы изнутри

– И ты к этому так спокойно относишься?

Я пожала плечами и снова посмотрела на Олафа. Он ответил спокойным скучающим взглядом.

– Работа есть работа.

Бернардо замотал головой.

– Ребята, вы оба жуткие типы знаете вы это?

– Ты бы приглушил голос, Бернардо, – сказал Эдуард. Он вернулся, переговорив с детективами и шерифом Шоу, который наконец появился. Нас всех, кроме Эдуарда, они игнорировали. Почему-то меня не задело, что Шоу не хочет говорить со мной.

– Извини, – ответил Бернардо.

– Нам дадут доступ к материалам: фотографии, видеозаписи, все, что упаковано и надписано.

– Из фотографий и фильмов я надеюсь узнать больше, – сказал Олаф.

– Они надеются, что все мы узнаем больше, – ответил ему Эдуард.

– Вы только дайте мне их посмотреть, – сказала я.

– Вы только дайте мне в кого-нибудь пострелять, – добавил Бернардо.

– Наверное, жизнь для тебя проще, – заметила я ему.

Бернардо посмотрел на меня неприятным взглядом.

– Ты психуешь, потому что мы уже здесь не первый час торчим, и ничего нет такого, что нам помогло бы найти этого гада.

– Мы знаем, что это нечто похожее на персидского чернокнижника, с которым я встречался в Песочнице, – напомнил Олаф.

– Понимаю, что это было бы необычное и слишком уж невероятное для реальной жизни совпадение, но не может это быть тот же чернокнижник, только заклинание чуть другое или еще что? – спросила я.

– Невозможно, – ответил Олаф.

– Почему?

– Он не был пуленепробиваемым.

– То есть его нет в живых? – спросила и.

Олаф кивнул.

– Что ж, если мы не сможем найти в этой стране кого-то, кто балуется: персидской магией, то придется искать кого-то, кто вдруг исчез из жизни.

– В смысле? – спросил Бернардо.

– Кого-то, знающего магию подобного рода, кто вдруг пропал. Кого объявили пропавшим с работы, или жена, или родственник, кто угодно, о ком сообщено, что он пропал. Тогда, быть может, мы ищем кого-то, кто недавно стал вампиром.

– Почему? – спросил Олаф.

– Потому что если бы такая магия была известна им в Сент-Луисе Новом Орлеане или Питтсбурге, они бы пустили ее в ход. У них почерк переменился коренным образом. Если бы не было пропавших стриптизеров, подходящих под исходный профиль жертвы – отчего возобновили ордер на ликвидацию, то я бы сказала что кто-то подписался именем Витторио на стене и в записке, которая пришла мне в офис, и это не он.

– Это могут быть два разных преступления – сказал Эдуард

– В смысле?

– Может быть, Витторио убивает стрипперов в Лас-Вегасе, но это не значит что наш чернокнижник и убийцы этих оперативников действительно вампиры Витторио. Они следовали стандартной процедуре охоты на вампиров в светлое время суток.

– Я знала, что СВАТ обычно за преступниками-людьми приходит ночью, но охота на вампиров идет днем, если это возможно.

– Они вошли днем, Анита. Эта парящая магия или что там еще, убила троих, и либо какой-то чародей, либо иная сила погрузила остальных в подобие сна.

– Никогда о таком не слышала.

– Никто не слышал.

– Но если это было днем, – спросил Бернардо, – кто тогда написал записку их кровью? Кто отрезал голову и послал ее тебе? Был день, а здесь есть окна, не затемненные. Единственная причина, по которой копы решили, что это вампиры – потому что Витторио подписался на стене, и тут было старое вампирское логово.

– Ты хочешь сказать что кто-то подставляет Витторио и его вампиров?

Бернардо пожал плечами:

– Может быть.

– Блин, даже не знаю, как лучше – если ты прав или если нет. Если ты прав, то мы должны найти Витторио, пока он еще одну стриптизершу не кокнул, а плюс к тому – психа-чернокнижника, который пытается свалить это преступление на вампиров. На погибших были следы клыков?

– Никто не говорил, – ответил Эдуард.

– Только не говорите мне, – сказал Бернардо, что мы должны сейчас ехать в морг и осматривать тела.

– Тебя это пугает? – спросил Олаф.

Бернардо посмотрел на него недружелюбно, но тот даже не поморщился.

– Нет, просто не хочу.

– Боишься, – сказал Олаф.

– Отставить, – скомандовал Эдуард. – Обоих касается. Мы едем смотреть на тела. Хотя ты, Отто, мог бы начать пока работать по персидскому следу. Ты единственный из нас, кто видал подобное.

– Нет, я поеду в морг с… – он покосился на меня, – с Анитой. Но позвоню в местный университет из машины и спрошу, есть ли у них нужный нам эксперт.

– Все поедем к коронерам, – сказал Эдуард.

– Отто только хочет понаблюдать, как я буду ворочать эти тела, – сказала я.

– Нет, – ответил Олаф. – Я хочу тебе в этом помочь.

Тут мне захотелось сказать, что я, пожалуй, дома посижу. Я бы лучше просто посмотрела снимки и записи, и мне бы хватило. Я не хотела ехать в морг и смотреть на свежеубитых, особенно когда на земле столько крови. Будет очень неприятно, но еще больше я не хотела, чтобы Олаф мне помогал их ворочать. Ему это понравится.

Но тела были изъяты с места преступления. На них может быть куча зацепок. И я должна посмотреть, не найдется ли что-нибудь, что поможет нам поймать того, кто это сделал. Будь то Витторио с новым приятелем-чернокнижником, или другой кто-то, остановить его надо. И до чего я готова дойти, чтобы это сделать? Получается, что аж до морга, в компании ручного серийного убийцы.

Иногда меня просто поражает, что только приходится делать на работе. Поражает и тревожит.

Глава четырнадцатая

Пока мы ехали, Олаф со своего навороченного мобильника поискал в онлайне, нет ли в ближайшем университете или колледже того, что нам нужно. Победителем конкурса вышел университет штата Техас в Остине, где изучают персидскую и иранскую культуру и читается спецкурс по мифологии Ближнего Востока. В других университетах и колледжах имелось первое и второе, но не третье. Олаф послал письмо на факультет ближневосточной культуры и мы заехали на парковку возле офиса коронера Лас-Вегаса графства Кларк.

Невзрачное здание располагалось посреди промышленного района, но было отмечено заметным знаком, сказавшим нам что мы приехали куда надо. На краю парковки стояло также небольшое стадо белых автомобилей с надписью «Коронер графства Кларк»

Мы вышли, Эдуард подвел нас к дверце рядом с воротами гаража и нажал на кнопку звонка.

– Ты здесь раньше бывал? – спросила я.

– Да.

Я понизила голос:

– И кто бывал в городе – Эдуард или Тед?

Он улыбнулся, будто говоря, что есть вещи, которые он знает а я нет.

– Оба.

Я прищурилась:

– То есть ты сюда приезжал и как маршал, и как наем…

Дверь открылась, вопрос пришлось отложить. Бернардо, наклонившись вперед, прошептал мне на ухо:

– Он никогда никому, кроме тебя, на вопросы не отвечает.

Входя в коридор вслед за Эдуардом, я бросила через плечо:

– А тебе завидно?

Бернардо посмотрел на меня мрачно. Нет, подначивать его не следовало, но я нервничала, а дразнить Бернардо – это было куда более приятное занятие, чем то, что нам предстояло.

В телевизоре показывают выдвижные ящики. В реальности их нет – по крайней мере в тех моргах, куда я наведываюсь. То есть наверняка они должны бы быть, но вы заметили, что по телевизору они всегда так высоко, что без стремянки тел не достанешь?

Откуда такое берется?

Мы с Олафом оделись в застегивающиеся сзади халаты, Олаф и патологоанатом надели еще по две пары перчаток: латекс и синий нитрил. Такое правило принято в большинстве моргов для защиты от передающихся через кровь патогенных факторов. Я из-за меток Жан-Клода вряд ли могла бы что-то подцепить даже с голыми руками, поэтому я надела лишь нитриловые. Во-первых, меньше потеют руки, во-вторых, если что-то надо будет трогать или брать, в одном слое это будет не так неуклюже. Не люблю перчаток, мне в них неуютно. А нитрил я выбрала потому, что он более стоек к проколам, чем латекс.

В моргах почти никогда не бывает темно и мрачно, как показывают по телевизору. Графство Кларк тоже не исключение: здесь было светло и как-то странно жизнерадостно. И пахло чистотой с легкой примесью дезинфекции и еще чего-то. Никогда не могла понять, чего именно, но этот запах не заставляет меня дышать глубже. Может быть, это даже не запах, а только мое воображение, потому что в моргах обычно ничем особо не пахнет. В графстве Кларк тела, которые могли бы создать иной запах в морге, хранятся в другом холодильнике, чему я была очень рада.

Мы с Олафом находились в первом секционном зале, где стояли красные секционные столы, серебрились раковины, стены выложены красной и бронзовой плиткой. Цветовая гамма – как в веселенькой кухне. Только в кухнях, как правило, возле раковин и столов не лежат тела в пластиковых мешках на каталках. Я не могла выкинуть из головы аналогию с кухней, и потому тело за слоями пластика не выглядело чем-то потусторонним, а смутно напоминало нечто, вынутое из холодильника.

Когда-то мне не по себе было в присутствии тел, но это было давно. Что мне трудно было в моргах теперь – это думать о тех немногих вампирах, которые были в сознании когда я должна была их казнить. В сознании прикованные к каталке. Те что плевались, шипели и до самого конца пытались меня укусить, – это как раз просто. А вот те кто плакал кто молил о пощаде – те приходят во сне.

Сейчас морг вызывает у меня мысль о слезах и не о моих. В графстве Кларк была небольшая комната сбоку гаража – специально для казни вампиров. Соседнее помещение было отведено под изъятие органов. Почти одинаковые, только одна была для спасения жизни, а другая – для ее отнятия. Ну, вампирская комната отличалась цепями и освященными предметами.

Слава богу что сегодня мне не туда.

Доктор Т.Мемфис – честное слово, так было написано у него на табличке – стоял над первым телом. Он был ростом пять футов шесть дюймов, с небольшим животиком, и белый халат застегивался непросто, но все же был застегнут до самого верха. Белый халат, галстук и воротничок. Чертовски должно быть неприятно на пустынной жаре, но он почти все свое время проводит в кондиционированном помещении. Вьющиеся волосы, проигрывая битву, отступали назад от линии лба, седина завоевывала себе место на изначально полностью каштановом поле. Вид дополняли и придавали ему законченность кругленькие очочки.

Выглядел он безобидным и профессиональным – пока в глаза не посмотришь. А они были серые и злые. Сердитые – недостаточно точный термин, он был разозлен, и не давал себе труда это скрывать.

Конечно, и не глядя ему в глаза можно было понять, что нам он не слишком рад. Он просто дергался от злости на каждом движении Перчатки надел с резким щелчком. Ударил по каталке сбоку. Сдернул пластик с лица трупа – именно с лица, чтобы все тело осталось закрытым.

Олаф смотрел бесстрастно, будто этот человек для него ничего не значит. Может быть, так оно и было. Может быть, Олаф всю жизнь ждет, чтобы его кто-то заинтересовал, и просто люди этого не делают? А в голове у него мирно или одиноко? Или, быть может, просто тихо.

Эдуард и Бернардо смотрели на единственное тело, которое пока не успели обработать до конца. Это происходило в другой комнате, так что с доктором Мемфисом были только Олаф и я. С теми была женщина-врач, фамилию я не расслышала. Я была уверена, что Эдуард выяснит все, что мне нужно знать, а Бернардо из красивой женщины любую информацию вытащит. Так или иначе, за них можно было не волноваться.

Не я решила начинать с обработанных тел, это Эдуард установил разделение труда. Он хотел объединить в одну группу себя с Олафом, а в другую меня с Бернардо, но Олаф твердой и большой ногой встал намертво. Единственное, что Эдуард смог сделать – это выделить нам тела, которые должны быть Олафу менее интересны.

В конце концов нам предстояло увидеть и другие тела, но мы оттягивали момент, который должен был взволновать Олафа наиболее сильно. Иногда лучшее, что ты можешь сделать – это хоть немного отсрочить худшее.

У мужчины, заключенного в пластик, были короткие темные волосы. Лицо было серым, с темными краями, будто загорелого человека обескровили до бледности. Уже по виду лица и шеи я поняла, что он умер от потери крови. Официальной причиной смерти могло быть написано что-то другое, но он успел прожить после нее достаточно долго, чтобы почти вся кровь вытекла.

– Официальная причина смерти – кровопотеря? – спросила я.

Доктор Мемфис посмотрел на меня чуть менее враждебно.

– У этого – да. Почему вы спрашиваете?

– Я охотник на вампиров. Много видела обескровленных трупов.

– Вы сказали: «У этого – да», – вмешался Олаф. – У других убитых другие причины?

Он посмотрел на гиганта, и опять же не слишком дружелюбно. Может быть, просто ему не нравились мужчины, превышающие его ростом на целый фут. Ранимость – болезнь коротышек.

– Сами смотрите, – сказал Мемфис и стащил пластик дальше, обнажив труп до пояса.

Я знала, как он был обескровлен – разрезами. Много разрезов, я следы ножа могу узнать, Но редко бывает столько ран, как широко распахнутые безгубые пасти, показывающие бледное мясо.

– Какое-то лезвие.

Олаф кивнул и протянул к телу руку в перчатке. Я его остановила перед самым касанием – тоже рукой в перчатке. Он посмотрел на меня сердито, и глубоко посаженные глаза снова полыхнули враждой, которая в них была до того, как я стала ему «нравиться».

– Сперва спроси. Тут доктор распоряжается, а не мы.

Он продолжал на меня смотреть, и лицо его изменилось.

Не смягчилось, но изменилось. Положил ладонь на мою руку, прижав ее к своей, давая теперь уже мне основания для недовольства. Но у меня от этого прикосновения забился быстрее пульс, и не по той причине, по которой прикосновение мужчины увеличивает частоту сердечных сокращений. Пульс забился в глотке, будто я леденцом подавилась, – от страха, И я изо всех сил постаралась ничем иным этот страх не выразить. Не из-за Олафа, а чтобы доктор чего не подумал.

И мой голос не дрогнул, когда я спросила:

– До тела можно дотронуться?

– Я закончил исследование этого… тела, так что – да.

Он запнулся перед словом «тело», которое патологоанатомы произносят обычно без проблем. И тут до меня дошло, что я просто не сообразила. Он знал этих людей, одного из них по крайней мере. И скорее всего ему пришлось обрабатывать тела тех, кого он знал. А это трудно.

Я попыталась снять руку с руки Олафа, но он продолжал ее держать. На секунду мне показалось, что сейчас будет ссора, но он убрал свою ладонь.

Я подавила желание отойти на шаг. Почти все мои силы ушли на то, чтобы не удрать с воплем. Увидеть такое порезанное тело для Олафа было очень романтичным. Блин горелый,

– Ты побледнела, Анита, – шепнул он.

Я облизала сухие губы и сказала единственное, что в голову пришло:

– Не трогай меня больше.

– Ты меня первая тронула.

– Ты прав, моя ошибка. Больше этого не будет

Он снова прошептал, наклонившись надо мной:

– А я надеюсь, что будет.

Вот это уже оно. Я шагнула от него в сторону. Он меня заставил вздрогнуть и отступить – мало кто может этим похвастаться, но я не могла стоять рядом с ним возле изрезанного трупа этого человека, этого полисмена, и знать, что Олаф мое прикосновение над мертвым телом счел прелюдией любовной игры. Господи, я же не могу с ним работать. Просто не могу, правда ведь?

– Проблемы? – спросил доктор Мемфис, оглядывая нас с: любопытством. Он уже не был зол – был заинтересован. Непонятно, лучше ли так.

– Никаких, – ответила я.

– Никаких, – подержал Олаф.

Мы вернулись к осмотру трупа, и то, что я смотрела больше не изрубленного человека, а на ожившие глаза Олафа, очень много говорило и об Олафе, и обо мне. Не знаю, что именно но много.

И ничего хорошего.