Текст книги "Обнаженная натура"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

Глава сорок третья

Виктор подошел к Моргану:

– Детектив Морган! Без нас с маршалом Блейк нет никакой надежды взять Мартина живым.

– Мы потеряли двоих сотрудников, Виктор. Неизвестно пока, убиты они или ранены. Вопрос о взятии живым больше не ставится.

– Но в случае его гибели мы теряем шанс найти дневное логово Витторио, – возразил он.

Я покачала головой:

– Это уже не важно. Можем притворяться, что это не так, по твой тигр подписал себе приговор, когда тронул полицейских.

– Ты даже не попытаешься их уговорить взять его живым?

– Они мне больше не верят, Виктор. Я слишком зрелищный устроила метафизический спектакль.

– А твой друг Форрестер?

– Пока не найдут пропавших сотрудников, это все не имеет значения.

– А если убить Мартина – значит никогда не найти тела сотрудников?

Я обернулась к Моргану:

– Что скажете? Если Мартин Бендес знает, где ваши люди?

– Я передам по рации, но вы сами сказали, Блейк. Он тронул наших людей – нам теперь их не сдержать.

– Он очень мощный оборотень, – сказал Виктор. – Его нелегко будет убить.

– Это угроза? – спросил Морган.

– Нет, деталь. Если Мартин одичал, и вы не разрешаете применить метафизику, чтобы его сдержать, то единственная ваша надежда – убить его с дальней дистанции.

– То есть вы мне советуете велеть своим людям брать его живым и убивать с дальней дистанции. – Морган улыбнулся и покачал головой, но я теперь знала, что эта улыбка – его вариант непроницаемого лица. – И то и другое сразу не получится, Виктор.

– Я знаю, детектив. Я советую вам использовать меня, чтобы я вам его привел ради той информации, которая у него есть. Но без меня и маршала у вас даже надежды нет взять его живым. И если мы действительно отстранены, то вам следует поставить на точку снайпера с серебряными пулями и убрать оборотня.

– Я передам ваш совет моему начальству.

Морган продолжал улыбаться, но по тону было ясно, что он не станет делать то, что просил Виктор, а совет его просто позабавил.

Мне совет не показался забавным – показался честным. Морган отошел – может быть, даже сделать то, что предложил Виктор. Хотя вряд ли.

Я оглядела остальных сотрудников.

– Мне жаль, что вы пропускаете тигриную охоту, сидя при нас няньками, – сказала я.

– Моя жена не будет об этом жалеть, – ответил один из них.

На табличке у него была фамилия «Кокс». Он выглядел старше остальных, где-то лет под сорок.

– И мне жаль, – отозвался другой. – Настоящая охота на тигра-оборотня. Когда еще случай выпадет?

Я обернулась на него посмотреть. На табличке значилось «Шелби», был он жизнерадостен и рвался в дело. Я подавила желание понюхать воздух и объявить: «А, салага!»

– Послужишь на нашей работе с мое, – сказал Кокс, – так будешь знать: вернулся домой живым – это уже победа.

– Женитьба превращает человека в тряпку, – заявил Шелби.

Другие сотрудники присоединились к добродушному подкалыванию. Кокс его воспринимал как ветеран с десятилетним стажем (наверное, так оно и было), а я знала, что он имел в виду. За мной даже собственных десяти лет не было, но вернуться домой живой, к тем, кого я люблю – для меня стало важнее, чем поймать бандита. Вполне взрослое отношение, но иногда оно означает, что пора менять работу – или переходить за письменный стол.

Который я терпеть не могу.

Несколько меньшей тряпкой я себя чувствовала, зная, что Эдуард отказался от контракта на Марми Нуар. Когда сама Смерть – как его прозвали вампиры, – отказывается от охоты, чтобы вернуться домой к семье, мир меняется коренным образом. Или, быть может, мир остался тем же, но изменились мы с Эдуардом.

Рации взорвались одновременно: наручные, наплечные микрофоны, все сразу. Кто-то нажал на своей аварийную кнопку, и дальше донеслось только во всю мочь сообщение: «Потери личного состава!».

Все бросились по машинам. Я следом за Коксом, Шелби тоже – очевидно, они работают вместе.

– Возьми меня с собой, Кокс.

Он остановился у двери, колеблясь, а тем временем с визгом шин срывались с места полицейские автомобили в блеске мигалок и реве сирен.

– Приказано было тебе оставаться здесь.

– Форрестер – мой напарник.

– У вас не работают парами, – возразил он.

– Он мой рабби.

– Я слыхал, он твой Свенгали, – ответил Шелби.

– Заткнись, – бросил ему Кокс.

Шелби заткнулся.

Мы с Коксом обменялись долгим взглядом, потом он кивнул:

– Садись.

Виктор подплыл за мной следом.

– Без него.

Кокс открыл дверцу.

– Если один из моих тигров напал на полицию, я смогу его остановить.

Не уверена, что это было удачное решение, но…

– Возьми его с собой. Если оставить его здесь и что-нибудь с ним случится, мало нам не покажется.

Кокс тихо выругался.

– Я понимаю, – сказала я, – Иногда приходится выбирать, за что именно тебе надерут задницу.

– Вот уж не поспоришь.

Кокс сел в машину, Шелби рядом с ним. Так как он не сказал «нет», мы с Виктором влезли на заднее сиденье. Врубились сирены и мигалки, и мы бросились догонять уехавших. Я все еще ловила привязной ремень, когда на крутом повороте меня отбросило на Виктора. Он обнял меня за плечи, прижал, и я ощутила новую проблему: как заставить отпустить тебя мужчину, который в жиме поднимает небольшой грузовик? При условии, что это надо сделать без крови?

Ответ: никак.

Глава сорок четвертая

– Убери руки! – сказала я, перекрикивая сирену.

Он приблизил лицо и сказал мне в ухо:

– Времени мало, а есть вещи, которые ты должна знать.

Я усилием воли заставила мышцы не напрягаться и его не отталкивать. Попыталась прильнуть к нему, но получилось только кивнуть:

– Какие?

– В доме Грегори я чувствовал твою силу.

– Это была не моя, Санчес вмешался.

– Я не про то, когда энергия менялась и была не твоей. – Значит, он ощутил Марми Нуар. Интересно, знал ли он, что это было? – Была еще и твоя энергия, Анита. Вместе мы могли бы заставить Бендеса выйти из засады.

– Как?

Машину занесло на повороте, и только мертвая хватка Виктора на дверце удержала меня на месте. Интересно, если во что-нибудь врежемся, он меня удержит? Надо бы ремень застегнуть, но он продолжал шептать мне в ухо, крепко прижав к себе, и я не отодвигалась.

– Я его чувствую, а мы вдвоем, объединившись, заставили бы его выйти.

– Объединившись – как именно?

– Я читал твою статью в «Аниматоре» насчет объединения сил с двумя другими аниматорами, чтобы поднять больше мертвецов и более старых. Это не так уж сильно отличается.

Я хотела повернуться заглянуть ему в лицо, потому что он читал специальный журнал по моей профессии. Единственный смысл такого чтения – собрать на меня материал. Но повернуться – это значило подставить рот этим шепчущим губам, что не улучшило бы ситуацию. Машина мчалась миль сто в час, и Кокс вел ее как маньяк в строю маньяков. От скорости, от этой резкости пульс забился у меня в горле, но я все равно позволяла Виктору себя обнимать, не оттолкнула его, не взялась за ремень. Для меня пристегнуться в машине – почти религиозная заповедь, но сейчас я будто не могла шевельнуться, могла только слышать этот тихий, очень мужской голос прямо над ухом. Все это казалось так разумно, но в этот момент и уже не понимала, то ли это и правда разумно, то ли Виктор, подчинил меня, как своего рода вампир. Не понимала. Но ведь это же нехорошо?

С визгом автомобиль остановился. Кокс открыл все дверцы, Виктор дал мне от себя отодвинуться, хотя рука его скользнула но моей. Но так это лучше. Когда он меня не обнимал, я могла думать.

Твою мать!..

Кокс положил руку на плечо Виктору, покачал головой:

– Вы штатский. Останьтесь в машине.

Я продолжала тянуть руку прочь из руки Виктора, он продолжал держать. Полисмен Кокс сказал ему:

– Отпустите маршала Блейк, мистер Белиси.

Пальцы Виктора соскользнули, я дернула руку, чтобы ускорить процесс. Когда он ко мне прикасается, что-то не так. И такого никогда не было ни с одним оборотнем, даже со зверями моего зова.

Как только Виктор перестал ко мне прикасаться, я будто задышала снова. Окруженная сиренами, полицейскими, мигалками, стволами, не зная еще, кто ранен, кто убит и в насколько глубокой яме мы сидим, я уже почувствовала себя лучше. Взяв в руки «МП-5» на ремне, я пошла следом за Коксом. Он был высокий и загораживал мне обзор, но ничего. Можно было идти с ним и в конце концов найти Эдуарда.

И тут что-то пролетело над нами. Мы инстинктивно пригнулись, и до мозгов не сразу дошло, что же увидели глаза. Кто-то бросил человека в мундире полиции Лас-Вегаса, и бросил с такой силой, что он пролетел над нами и рухнул на дальней стороне второй линии машин.

– Бля! – выдохнул Шелби.

Сама бы не могла сказать лучше.

Глава сорок пятая

А дальше была стрельба, много и часто. Но я это знала в тот момент, когда увидела летящего полисмена. Мартина Бендеса ждала смерть, и спасти его было никак невозможно. Информация, которой он обладал, пропала. Самое смешное – что если бы я находилась в первых рядах, мне пришлось бы помочь его убивать. Когда оборотень выходит за некоторые рамки, сразу отсекаются все варианты.

Кокс подался вперед, я за ним. Шелби прикрывал тыл. Похоже было, будто все оперативники Вегаса собрались здесь, скопились массой вокруг какой-то невидимой мне точки. Мне не хватало роста увидеть из-за спин Эдуарда и даже Олафа, но почему-то я знала, что по крайней мере Эдуард в первых рядах будет.

Он как противотанковый снаряд: направь его на врага, а сам постарайся встать в надежном месте.

Я не пыталась протолкнуться: за меня это делал Кокс. Он шел сквозь толпу, как сквозь воду, а я в кильватере. Шелби слегка от нас оторвало, но он больше занимал места, чем я, и его труднее было пропускать.

Иногда малый размер лучше.

Мы пробрались достаточно близко, чтобы мне стал виден возвышающийся над головами Олаф. Что Эдуард должен быть где-то рядом с ним, я знала. Оставив Кокса за спиной, я продолжала пробиваться к гиганту. Сперва я увидела Бернардо, потом Эдуарда – оба все еще держали под прицелом что-то, лежащее на земле. Остальные уже опустили пистолеты, некоторые даже спрятали в кобуру.

– Сдох.

Я узнала голос сержанта Хупера, хотя самого его не видела.

– Пока он не вернулся в человеческий облик, он жив, – сказал Эдуард.

– О чем это вы, маршал? – спросил кто-то.

Я еще придвинулась и оказалась у них за спиной. Между стоящими было видно лежавшее на земле черно-белое мохнатое тело.

– Пока он в шкуре, – сказала я, – он все еще жив. Они, когда умирают, возвращаются в исходную форму.

Эдуард едва не оглянулся на меня, но не отвел глаз и оружия от сваленного тигра.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказал он.

Я протолкнулась между ним и Бернардо и тоже навела оружие.

– Жаль, что я все пропустила.

– Нет, ничего не пропустила.

Что-то в его тоне заставило меня задуматься, что же тут еще без меня произошло.

– Он не превращается, как тот тигр в Сент-Луисе, – сказал Олаф.

Я крепче сжала «МП-5», но не слишком крепко, и пригляделась к неподвижному телу. Не видно было ни малейшего шевеления, только окончательная неподвижность, но тот в Сент-Луисе тоже так делал. Тот, который едва не убил меня и Питера, пасынка Эдуарда. И убил одного из наших.

– Я знаю, – сказала я, и ощутила, как сама застываю, проваливаюсь в тишину, в которую успеваю уйти в бою, когда есть время. Очень подходящая тишина, чтобы из нее убивать. Там только помехи чуть потрескивают в голове.

Тело шевельнулось. Кто-то даже в него выстрелил, но движение было не того типа. Перед нами лежал на боку светлокожий голый мужчина. Непонятно даже, красивый или уродливый, потому что мало что осталось от его лица. Пятно дневного света, проникавшего в раны груди насквозь, не стало ни больше, ни меньше, но тело тигра было настолько больше и массивнее, что когда оно вернулось в человеческий облик, раны показались страшнее. Меньше масса – больше повреждений, будто после смерти ликантропия перестала защищать своего носителя.

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы вернуться из той тишины. К тому времени, как я сбросила напряжение и опустила плечи, уже почти все, стоявшие в круге, опустили оружие.

Наконец-то оглянувшись, я увидела, что Олаф на меня смотрит.

– Что такое? – спросила я его, даже не пытаясь скрыть враждебность.

Глубокие пещеры глаз посмотрели на меня очень тяжелым взглядом, но ничего сексуального в нем не было. Его попытки за мной ухаживать вызывали у меня мурашки на коже, но в этом взгляде, было нечто, почти столь же меня волнующее, хотя я и не могла бы сказать, что этот взгляд значит.

– Ты реагировала как Эду… как Тед или я.

– А я что, невидимый? – спросил Бернардо.

Я не знаю, что я сказала бы в ответ на замечание Олафа, потому что не поняла его, но к нам подошел сержант Хупер и нам было еще о чем поговорить – слава Богу.

– Я думаю, от этого нам уже не узнать местоположение вампирского логова, – сказал он.

Мы стояли на дикой жаре, на слепящем солнце и смотрели на тело.

– Да, пожалуй, – согласилась я.

Кто-то крикнул, зовя меня по имени.

– Блейк, какого хрена вы тут делаете?!

Это был Шоу, вышагивавший к нам, раздвигая толпу.

– Пропавших сотрудников вы нашли? – спросила я.

– Убитыми, – ответил Эдуард. Он уже смотрел не на тело, а в сторону, никуда конкретно. Как будто осматривал горизонт в ожидании новой беды. Я проследила за его взглядом, но увидела только узкую полоску домов и за ней – пустыню. Она тянулась и тянулась до самых коричневых гор, таких же сухих и безжизненных, как все за городской чертой. Пустыня есть пустыня, если не добавить к ней воду. Я попыталась представить себе ее под дождем, в цветах кактусов, радужными пятнами укрывшими горы, но не смогла. Я не видела красок, которые здесь могли быть, а видела лишь пустошь, и во мне сейчас действовал коп. Думаешь не о том, что может когда-нибудь быть, а оцениваешь ситуацию, как она есть, и действуешь соответственно. Цветочки подождут до дождичков, а мне надо ловить Витторио.

Гнев Шоу ощущался почти как плотная материя, и заставил меня отвернуться от руки раньше, чем я ее увидела. Он протянул ее ко мне, но я отодвинулась, даже не глядя.

Вот такое движение, похожее на магическое, заставило пульс забиться в глотке, и потому, когда я заговорила, голос получился хриплый и не совсем мой.

– Не трогать.

– Это всем прочим можно, только мне нельзя, – сказал он самым мерзким тоном, на который был способен.

– Вау! – воскликнул Бернардо. – Так это и есть ваша проблема с маршалом Блейк? Или вам просто не нравятся девушки, и потому жена вас оставила?

Он даже приспустил очки с носа, чтобы подмигнуть Шоу. Нарочно, чтобы отвести шерифа от меня. Если бы я не была уверена, что он неправильно меня поймет, я бы его обняла.

Эдуард чуть отодвинулся от Шоу, орущего на Бернардо. Олаф шел за нами гигантской тенью, Хупер поравнялся со мной и Эдуардом. Никто из нас не говорил ни слова. Мы все знали, куда сейчас пойдем и что увидим. По крайней мере трое из нас знали.

Первым трупом был полицейский из СВАТ, все еще в полном снаряжении. И даже в шлеме, так что тело было почти анонимным, если не считать общего роста. В телевизоре шлемы снимают, чтобы видны были красивые лица актеров и их игра, но в реальной жизни почти все спецназовцы закрываются с головы до ног. Поэтому мне были видны только раны, из которых натекла под телом лужа крови. Считается, что под броней с головы до ног – безопаснее. Человек, лежащий у наших ног, вряд ли продолжал так думать. Ну, впрочем, он вообще уже никак не думал – мертвец есть мертвец.

В тот момент, когда это подумала, тут же пожалела, что это случилось, потому что я ее почувствовала. Душа, сущность, называйте как хотите, парила в воздухе. Я не смотрела вверх, не хотела видеть невидимое, потому что даже мне там было бы не на что смотреть. Я знала, что она там плавает. Я даже могла бы проследить глазами ее очертания в воздухе, но по-настоящему видеть там нечего. Души для меня не объект, воспринимаемый зрением. Призраки иногда видны, но не души. Как правило, я на месте преступления душ не вижу. Научилась закрываться от них щитами, потому что пользы от них нет. Они просто висят поблизости дня три или меньше, потом уходят. Почему одни души задерживаются дольше других, я не знаю. Как правило, чем более груба смерть, тем быстрее собирается душа, будто не хочет находиться поблизости из боязни новых травм. Странно, что от насильственных смертей получается призраков больше, а душ меньше. Я всегда находила это интересным, но пользы в этом был голый ноль, как сейчас, когда я разглядывала мертвого оперативника. Душа его смотрела на нас. Может быть, она даже проводит тело в морг, и только потом двинется дальше.

Этой информацией я с Хупером не поделилась. Для него она бесполезна – да и нежелательна.

Я стояла на жаре, обливаясь потом, и снаряжение чуть не дымилось на мне под палящим солнцем. Всегда спрашивают, почему духи являются только ночью, или в сумерках, или еще какую-нибудь фигню, но на самом деле духам наплевать. Они появляются в любое время, когда есть кому их видеть. Вот везет мне, блин.

– Не из ваших? – спросила я. Голос прозвучал нормально, будто я и не старалась не замечать парящую над нами чью-то душу.

– Нет, это Глик. Один из первых наших экстрасенсов.

– Это может быть объяснением, – сказала я.

– Объяснением чего? – спросил Хупер.

Эдуард чуть задел мне руку кончиками пальцев, будто предупреждая.

– Иногда у маршала Блейк бывают впечатления от мертвецов.

– Я не из тех экстрасенсов, которых вы приводите для раскрытия дела с помощью видений, – объяснила я, – но иногда я чувствую мертвецов. Любого вида.

– И сейчас чувствуешь Глика?

– Вроде того.

– Он говорит у тебя в мыслях?

– Нет, мертвые не говорят словами. Скорее это эмоции.

– И что за эмоции? Страх?

– Нет, – ответила я.

– А что тогда?

Я обругала себя за то, что вообще не удержалась от этого разговора. И сообщила часть правды:

– Недоумение, ошеломление. Он изумлен.

– Чем?

– Тем, что он мертв.

Хупер уставился на тело.

– То есть он вон там? И мыслит?

– Нет, ничего подобного.

Эдуард покачал головой:

– Расскажи ему. То, что он воображает, еще хуже.

– Пожалуйста, никому не говори, что я это умею. Но иногда я ощущаю души только что умерших.

– Души – в смысле призраки? – спросил Хупер.

– Нет, в смысле души. Призраки появляются позже и ощущаются совсем не так.

– Значит, душа Глика где-то здесь порхает в воздухе?

– Такое бывает. Он какое-то время здесь побудет, посмотрит, а потом двинется дальше.

– Ты имеешь в виду – на небо?

Я сказала единственное, что могла сказать:

– Да, я имею в виду именно это.

Олаф, который все время молчал, спросил:

– А в ад она не может пойти, душа?

А, чтоб тебя!..

Хупер глянул на Олафа, потом на меня:

– Так как, Блейк? Глик был иудей. Значит, он теперь горит?

– Хороший он был человек?

– Да. Любил жену и детей, и был хороший человек.

– Я верю, что хороший – значит, хороший. А потому – на небо.

Он показал рукой на чахлые кусты:

– Мэтчетт был сволочь. Жену обманывал, играл напропалую, вставал вопрос насчет вообще его из группы выкинуть. Он в аду?

Я хотела сказать: «Меня-то зачем спрашивать?» Почему это я должна вести философскую дискуссию над трупами?

– Я христианка, но если Бог действительно есть Бог любви, зачем ему личная камера пыток, где он держит людей, коих ему положено любить и прощать, и наказывает их вечным наказанием? Если ты и правда читал Библию, то идея такого ада, как в кино и почти во всех книгах, изобретена писателем. Дантов «Ад» был взят из книги церковью, чтобы показать людям, чего бояться. Чтобы буквально запугать их так, чтобы были христианами.

– Значит, в ад ты не веришь.

С философской точки зрения – нет. С другой стороны, бывших католиков не бывает. Но вслух я дала тот ответ, которого он ожидал, стоя над своим погибшим другом.

– Нет, не верю.

И не поразила меня молния.

Может, если врешь для благой цели, это может сойти с рук.

Глава сорок шестая

Двое полицейских, стоявших в наблюдении, валялись в кустах как поломанные куклы. Голова не сразу понимала, что видят глаза. Всегда плохо, когда мозг говорит: «He-а, я тебе не разрешаю такое видеть». Последнее предупреждение разума: закрой глаза и не смотри, а то плохо потом будет. Но у меня значок, а это значит, что мне не положено закрывать глаза и надеяться, что кошмар сам собой развеется.

Все мы со значками, кто с каким, стояли вокруг и смотрели на то, что осталось от двух человек. Один был черноволосый, у другого голова так залита кровью, что не разберешь. Тела разорваны на части, будто кто-то огромный и сильный обошелся с ними как с куриной дужкой. С кровью перемешались внутренности, но трудно было распознать отдельные органы – их будто растолкли в пюре.

– Их сперва разорвали, – спросила я, – а потом прошлись по внутренностям?

– Это объяснило бы, – ответил Эдуард.

Бернардо подошел за нами, Шоу не было видно. Может быть, Бернардо его достаточно отвлек, и тот забыл, что не хотел моего присутствия, а может, дело было в свежеубитых полицейских. У Шоу было еще чем заниматься, кроме меня любимой.

Бернардо подошел к нам, стоящим возле тел, но сперва отвернулся, как обычно. Да, это было очко не в его пользу в моем гроссбухе, но сейчас, честно говоря, я его даже отчасти понимала.

– Я видал жертвы ликантропов, – сказал он, – но никогда такие. Ничего похожего.

– Да, но это был только один, – сказал Хупер. – Мы его обезвредили.

Слабый горячий ветерок пахнул порывом, принес запах кишок и желчи, слишком сильный. Съеденное за день попыталось найти дорогу к горлу, и мне пришлось отступить, чтобы и случае потери контроля над собой не загрязнить место преступления.

– Все нормально, Анита?

Это спросил Олаф. Эдуард понимал, что спрашивать не надо, а Бернардо не слишком обращал внимание. Хупер недостаточно хорошо меня знал, чтобы вообще отреагировать на мое движение.

– Все нормально, – ответила я.

Уже много лет меня на месте преступления не тошнило. В чем же дело?

– Вот этот Майкл, – показал Хупер, – судя по черным полосам, а это…

– Стоп! – остановила я его. – Не надо имен. Давайте я сперва посмотрю без эмоций.

– Ты и правда можешь на это смотреть, ничего не ощущая? – спросил он.

Пришла первая волна ярости, смывшая тошноту. Я посмотрела на Хупера недружелюбно, но была отчасти благодарна за отвлечение.

– Я стараюсь делать свою работу, Хупер, и для этого мне лучше думать о них просто как о телах. Это мертвецы, и они уже не люди. Это трупы, тела, без личных местоимений, без человеческих атрибутов. Потому в противном случае мне труднее функционировать. Испытывая эмоции, можно что-то упустить из виду. Может быть, ту нить, которая позволит предотвратить повторение такого вот.

– Мы убили зверя, который это сделал, – возразил Хупер, показывая туда, где лежал труп оборотня, скрытый сейчас за толпой сотрудников.

– Убили? Ты на сто процентов уверен?

– Да.

Эдуард смотрел на нас, будто мы разыгрывали представление. Олаф снова стал разглядывать трупы, Бернардо вообще отвернулся и от нас, и от них.

– Кто-нибудь видел, как тигр, которого мы только что убили, это сделал?

Что-то мелькнуло у него в глазах – может быть, удивление, – но он был слишком коп, чтобы его проявить.

– Свидетелей пока нет.

– Так думай тогда как коп, а не как друг погибших товарищей. Мы думаем, что убили единственного виновного тигра, но уверены быть не можем. – Я показала на тела. – Такие массивные повреждения от одного тигра за весьма ограниченное время. Кровь еще даже не свернулась толком и не высохла. На такой жаре это значит, что убиты они недавно.

– Я как раз думаю как коп, это ты усложняешь, Блейк. Когда убивают жену, обычно это муж. Когда пропадает ребенок, проверь родителей. Когда исчезает студентка по дороге в колледж, присмотрись к бойфренду или к преподавателю.

– Да, бритва Оккама в полицейской работе – очень важный инструмент.

– Ага. Простейшее решение и есть верное.

– Пока не имеешь дела с монстрами, – сказала я.

– Тот факт, что преступник оказался оборотнем, не меняет наших методов работы, Блейк.

– Ты не собираешься вступить в разговор, Тед?

Я не стала скрывать в голосе раздражения. В конце концов, он мог бы помочь активнее.

– Маршал Блейк хочет сказать, – начал он рассудительным голосом старины Форрестера, – что мы, быть может, ищем не одного оборотня, а нескольких. И если еще кто-то помог Бендесу так обойтись с вашими людьми, мы этого гада должны найти.

Я вздохнула. Прав был Хупер, я все усложняю. Показав большим пальцем через плечо на Эдуарда, я сказала:

– Вот он правильно сказал. А я прошу прощения за слишком подробные объяснения.

– Тебя потряс вид тел, – заметил Олаф.

– Ты это к чему?

– Когда ты нервничаешь или боишься, ты начинаешь объяснять слишком подробно. Один из немногих случаев, когда поступаешь по-женски.

На это я понятия не имела, что сказать, потому промолчала. Молчание в отношениях с мужчинами (кроме отношений романтических) никогда еще меня не подводило. С кавалерами сложнее – они согласны терпеть молчание в определенных пределах.

– Тела разорваны на части, Хупер. Либо это было что-то побольше тигра, которого я видела мертвым, либо он работал с кем-то вдвоем.

– Следов укусов на телах нет, – сказал Олаф.

– Я даже не уверен, что есть следы когтей, – отозвался Эдуард, делая то, чего мне не хотелось делать: приседая рядом с телами, на самой границе извилистой лужи крови.

Мне очень не хотелось подходить ближе, но все же я, неглубоко дыша, опустилась рядом. Когда работаешь с Эдуардом, всегда есть некоторый элемент состязания, кто кого достанет. Он знал, что меня подташнивает, и потому, собака, заставил подойти ближе.

Я вгляделась в зрелище бойни и действительно попыталась обнаружить следы когтей. Я предположила, что они есть, будто разум их подставил в картину. Но были ли они на самом деле?

Олаф опустился рядом со мной, все равно возвышаясь как башня. Но не в этом было дело, а в том, что он придвинулся так близко, что наши ноги почти соприкасались. Я не могла отодвинуться, сперва не встав, чтобы не задеть край кровавого месива. А встать означало бы признать, что мне неловко. И тут мне пришла в голову мысль:

– Ты помнишь, как я сказала в морге, что не могу думать, когда ты так близко?

– Да, – ответил он своим низким голосом.

– Так вот, ты не мог бы пристроиться с той стороны от Теда, а не рядом со мной?

– Ты хочешь сказать, что я тебя отвлекаю?

– Да.

У него губы дернулись, но если это и была улыбка, то он встал и сумел ее скрыть, потом обошел Эдуарда с другой стороны. Когда он отошел, мне стало легче думать. Вообще-то не такое уж улучшение, как могло бы быть.

Я заставила себя по-настоящему всмотреться в рваные края тел.

– Черт, – сказала я и встала – не потому что хотела отодвинуться, а потому что колено у меня повреждено, и невозможно долго сидеть на корточках, чтобы оно не начало ныть. Так что я встала, но продолжала рассматривать тела. Больше меня не тошнило, страха тоже не было – я работала. Так всегда бывает: когда подавишь отвращение и эмоции, можно смотреть, думать и делать выводы.

– Я думаю, ты прав. Следов от когтей не вижу, похоже, их просто разорвали на части – будто какой-то гигант это сделал.

Эдуард плавным движением встал:

– Как мальчишка – крылья у мухи.

– Вы о чем? – спросил Хупер.

– Следов оружия не вижу, – сказал Олаф и тоже встал.

– Ликантропы не разрывают людей на части человеческими руками, – сказал Бернардо. – В человеческом облике они не настолько сильны. Я прав?

– Думаю, что прав, хотя вопрос спорный. Одна из причин, по которой ликантропы ведут судебные битвы за право быть профессиональными спортсменами. Если смогут доказать, что в человеческом облике ликантропия дает им лишь небольшое преимущество, может, и выиграют.

– Причина, по которой это неизвестно, состоит в том, что когда доходит до драки, они как все – пускают в ход всё, что можно, – ответил Бернардо. – Если оборотень может вырастить когти на руке, он это сделает – по крайней мере чтобы убрать двух копов.

– Это логично.

– То, что это логично для нас, – сказал Эдуард, – еще не значит, что для того гада тоже имело смысл.

– И вы совершенно искренне заявляете, что у нас в Вегасе есть другой одичавший ликантроп? – спросил Хупер.

– Что-то у вас тут есть в Вегасе, помимо Бендеса, – ответила я.

– Насколько ты уверена?

– Пусть их осмотрит судмедэксперт, – сказал Эдуард. – Может, мы просто не видим следов. Может, когда тела отмоют… – Он пожал плечами.

– Вы в это не верите, – ответил ему Хупер.

Эдуард посмотрел на меня, я покачала головой:

– Не верим.

– Значит, непонятно, был Бендес нашим клиентом или спятил по иной причине? И тогда нам надо и других тигров допросить? И правда ли, что наша единственная ниточка, ведущая к главному гаду, оборвалась на Бендесе?

– Превосходные вопросы, – сказала я.

– Но превосходных ответов у тебя тоже нет, – заметил Хупер.

Я сделала глубокий вдох – и это была ошибка. Так близко от свежих трупов этого делать не стоит.

Еще раз победив взбунтовавшийся желудок, я спокойно ответила:

– Да, сержант Хупер. Ответов у меня нет.