Текст книги "Избранные произведения в одном томе"
Автор книги: Лиза Гарднер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 260 страниц)
Четверг, 17 мая, 7:50
В кухне у раковины Сэнди рассеянно терла и терла одну и ту же тарелку с цветочным ободком. За окном вовсю светило солнце. Она приоткрыла окно – впустить свежего утреннего воздуха – и теперь слышала доносящиеся от соседей звуки нового дня. Где-то, чуть дальше по улице, работала газонокосилка. Наверное, мистер Маккейб. Вышедший на пенсию бывший директор школы заботился о своем дворе с прямо-таки религиозным рвением. В июне люди приезжали за несколько миль только для того, чтобы полюбоваться его розами.
Неподалеку, в третьем или четвертом доме от Маккейба, залаяла собака. Женский голос, звавший ребенка… Энди? Энтони? А может, Андреа, четырехлетнюю дочку Симпсонов? На последний Хэллоуин девочка вырядилась ковбоем – не ковбойшей, объясняла она всем, а именно ковбоем. Малышка нравилась Сэнди, хотя и называла ее не иначе как миссис О'Грейди, из-за чего та чувствовала себя едва ли не старухой.
Сэнди повернула тарелку и принялась тереть другую сторону.
Приехав сюда одиннадцать лет назад, они с Шепом оказались одной из немногих семейных пар с детьми. С тех пор район разросся, и семьи тоже. В одном лишь их квартале малышей было не меньше пяти. В двух кварталах отсюда жили две одноклассницы Бекки. Мальчиков тоже хватало, вот только большинство были слишком малы для Дэнни. Такая жалость… Если Бекки не составляло труда найти подружек для игр, то Дэнни приходилось отвозить к кому-то на машине. Это уже требовало определенного планирования и присутствия одного из родителей дома – кому-то же надо садиться за руль.
И все-таки Дэнни никогда не жаловался и довольствовался тем, что читал книги, оставался после уроков в школе или играл на компьютере. Иногда Сэнди гуляла с ним вечерами по району. Они махали знакомым. Дэнни высматривал дома с «ДайрекТВ». Бывало и так, что она шла пешком, а он катил на велосипеде, с гордостью демонстрируя такие умения, как езда без рук.
Ей нравились эти прогулки. Она чувствовала себя в безопасности здесь, в их скромном районе, где люди много работали и знали друг друга по имени.
Но сегодня утром Сэнди не хотелось даже выходить за дверь, чтобы забрать утреннюю газету. Что, если прохожие будут останавливаться и таращиться на их дом? Она даже не знала, что было бы неприятнее – злость в их глазах или жалость.
В результате, оставшись в кухне, как под домашним арестом, Сэнди терла, скребла и мыла свою утварь, пока все не заблестело. Потом набросилась на полы, убеждая себя при этом, что ничего такого не случилось, что этот день ничем не отличается от других и что на самом деле жизнь не оборвалась два дня назад.
Утром, ровно в семь, она позвонила в центр содержания несовершеннолетних. Последний раз они с Дэнни разговаривали сорок восемь часов назад, и ей нужно было его увидеть. Как он там? Испуган ли? Понимает, что с ним происходит? Скучает ли по ней? Зовет ли ее ночью?
А если его мучают кошмары? Если он голодает? Если одеяло «кусается»? Господи, она же мать, и ей нужно, необходимо быть со своим ребенком!
Начальник центра, некий мистер Грегори, твердо, но вежливо проинформировал ее, что Дэнни умолял его ни в коем случае не впускать мать. Утром в столовой мистер Грегори первым делом подошел к мальчику, чтобы предупредить о возможном визите родителей. Дэнни тут же разволновался и пришел в столь возбужденное состояние, что сотрудникам центра не оставалось ничего другого, как только вернуть его в комнату.
Похоже, психологическая травма оказалась слишком сильной. Возможно, им стоит подождать неделю-другую.
Ничего столь смехотворного она еще не слышала. Если у сына психологическая травма, тем более ей нужно приехать и повидаться с ним. Привезти его любимые игрушки, испечь любимый торт. Пожалуйста, хоть что-нибудь…
«Не надо так со мной. Я чувствую себя такой беспомощной».
Мистер Грегори напомнил, что ее сын все еще находится под круглосуточным наблюдением. Им пришлось вернуть Дэнни в комнату, поскольку, как только речь зашла о приезде родителей, мальчик выхватил у соседа вилку и попытался проткнуть себе запястье.
О посещении не стоит и думать. Ее и Шепа не допустят к сыну. Всё. Точка.
Газонокосилка наконец умолкла. Что-то щелкнуло. Наверное, мистер Маккейб снял мешок для сбора травы, которую высыпал на цветочные клумбы. Сэнди сотни раз видела его за этим занятием. Измельченная трава восполняла недостаток азота, и старик бережно перемешивал ее с мягкой почвой своими узловатыми пальцами.
Она наконец поставила тарелку в сушилку. С посудой покончено. Все вокруг сияло и блестело. Она даже отчистила плиту и протерла микроволновку. Часы показывали восемь утра, и Сэнди не знала, куда себя деть.
Она повернулась к дочери, серьезными глазами смотревшей на нее из-за кухонного стола.
– Хочешь еще, милая?
Бекки покачала головой. Чашка с овсяными хлопьями «чирьос», поставленная перед ней пятнадцать минут назад, осталась нетронутой.
– Может, немножко фруктов? – ласково спросила Сэнди. – Или оладий? Я могу сделать шоколадные!
Бекки покачала головой.
Сэнди проворно повернулась к холодильнику – какие еще есть варианты. Дочка не ела уже почти два дня.
– Знаю, – бодро сказала Сэнди. – Как насчет салата?
Она сняла с полки чистую стеклянную чашку. Салат вместе с еще тремя блюдами обнаружился на передней веранде накануне вечером. В трех других коробочках были макароны с сыром, картофельная запеканка с беконом и некий «мясной сюрприз». Сэнди впечатлил именно салат, содержавший клубничное желе, яблоки, бананы, грецкие орехи и взбитые сливки – любимое детское лакомство. Такое внимание соседей глубоко ее тронуло – оказывается, о Бекки думают и другие. Видит бог, девочке тоже нелегко.
Сэнди представила салат на одобрение дочери – Бекки всегда нравились взбитые сливки и желе.
После недолгого колебания девочка согласно кивнула. Ага, у нас есть победитель!
Мурлыча довольно под нос – пусть и небольшая, но победа! – Сэнди перегрузила салат в чашку для дочери и налила ей стакан апельсинового сока. Подумав, налила сока и себе и тоже села за стол.
В гостиной посапывал Шеп. Мужа не было весь вечер, и домой он вернулся далеко за полночь, провонявший пивом. Где он шлялся, Сэнди знала не спрашивая. Наведывался к Рейни. Каждый раз, когда возникали какие-то проблемы, каждый раз, когда его что-то беспокоило, Шеп отправлялся к ней.
Когда-то Сэнди изводила себя буйными фантазиями на тему диких оргий в доме Коннер. В городе все знали, какой была мать Рейни. Сэнди представляла мужа в жарких объятиях заместительницы, воображала, как они посмеиваются – нет, хохочут – над ней, этой милой дурочкой Сэнди Сермон, которая ни о чем не догадывается.
Однажды вечером в припадке жгучей ревности она рванула к домику Рейни, прятавшемуся между высоких деревьев. Несясь на полной скорости по грязной дороге, Сэнди уже обдумывала смелые обвинительные формулировки.
Не доехав до места, она вышла из машины и направилась к дому. Шеп и Рейни сидели на темной задней веранде в полной тишине и молча, держа по бутылке пива, смотрели в лес.
Не говоря ни слова, Сэнди вернулась домой.
Постепенно, с течением лет, она поняла, что просто не может представить любовную связь между ее мужем и Рейни. Она не знала, в чем причина этих долгих молчаливых посиделок, этих бессловесных диалогов. Не понимала, почему иногда Шеп как будто больше принадлежит Рейни, а не ей, хотя она родила ему двух детей, а соперница, насколько можно было судить, всего лишь угощала «Будвайзером».
Связь между ними была глубокой, но по крайней мере не сексуальной. Так что Сэнди старалась по мере сил противостоять ноющему, болезненному желанию, чтобы Шеп, когда ему плохо, шел к ней, а не в дом другой женщины, с которой часами просиживал во взаимном молчании.
– Мамочка, что случилось в школе?
Сэнди взглянула на дочь, застигнутая врасплох как вопросом, так и голосом дочери. После стрельбы в школе Бекки по большей части молчала, а когда все же заговаривала, то отделывалась короткими, в одно-два слова, предложениями.
– Ты о чем, милая?
– Сегодня школы нет.
– Нет. Сегодня занятий нет.
– А завтра?
– Завтра в школу тоже не надо. Но ты не беспокойся, милая. Занятий какое-то время не будет.
Бекки не сводила с нее глаз.
– А другие дети ходят в школу?
– Ты имеешь в виду своих одноклассников? Нет. – Сэнди помолчала, осторожно подбирая слова. – Они тоже на какое-то время закончили с занятиями.
– Еще не лето.
– Почти лето.
– Мамочка, еще не лето.
– Бекки… Ты ведь знаешь, что в школе случилось что-то плохое, да? Ты это понимаешь, да?
Бекки кивнула.
– Так вот из-за этого плохого всем не очень хорошо. Тебе ведь тоже не очень хорошо?
Бекки снова кивнула.
– И мне нехорошо, – мягко добавила Сэнди. – Папочке нехорошо. Другим детям нехорошо. Поэтому, пока всем так нехорошо, и уроков не будет.
– Но когда-нибудь они будут?
– Когда-нибудь, доченька, обязательно будут. Но только тогда, когда ты будешь готова и когда мы убедимся, что в школе безопасно. Что то плохое…
– Монстр.
Сэнди замялась.
– Да. Что монстр больше не придет.
Бекки уставилась на нее большими, серьезными глазами. До сегодняшнего дня Сэнди и не замечала, как подросла ее малышка. А когда девочка перевела взгляд на чашку со взбитыми сливками и желе, она поняла и кое-что еще. Дочка ей не поверила. Для Бекки мир перестал быть безопасным. Да и как он может быть безопасным, если в школу приходят монстры?
Сэнди отвернулась к раковине, допила сок и тщательно вымыла стакан. Автоответчик отчаянно звал ее мигающим глазком, но сообщение она прослушала еще накануне вечером. Прежде чем Шеп сменил номер, чтобы избавиться от бесконечных звонков, сюда несколько раз звонил Митчелл. Извинившись за беспокойство, шеф сообщил, что пытается найти отчеты по «Уолмарту». Не могла бы она перезвонить ему и сказать, где искать эти файлы?
Сэнди знала, что ему надо, и хорошо представляла, где находятся файлы. Но трубку так и не сняла, не перезвонила.
Может, Шеп прав. Может, она и впрямь слишком увлеклась работой, отодвинув детей на второй план. Если бы почаще бывала дома, если бы уделяла им побольше внимания, если бы Дэнни чувствовал ее любовь, если бы знал, как он нужен им…
Если… если… если…
Сэнди выключила воду. Руки ее дрожали, в глазах стояли слезы.
Мамочка, что случилось в школе?
Я хочу сделать мир безопасным. О,боже, милая… Как бы я хотела сделать мир безопасным для тебя!
– Мамочка.
Сэнди повернулась к дочери и едва не вскрикнула, увидев на ее лице то, что в первую секунду приняла за кровь. Клубничное желе, с опозданием включился мозг. Это всего лишь клубничное желе.
Но уже в следующую секунду она увидела в глазах девочки слезы.
– Язычку больно.
Сэнди метнулась к ней через кухню и, посмотрев в рот, убедилась, что язык действительно кровоточит.
– Что случилось? Ты его прикусила? Подожди, милая. Сейчас я возьму платочек и кусочек льда. Потерпи.
Сэнди отнесла чашку с салатом к раковине, смочила под краном платок и только тогда заметила, что в желе что-то поблескивает.
Она взяла ложку, копнула салат и обнаружила пять осколков стекла.
Детоубийца. Детоубийца. Детоубийца.
Господи, это же детский салат! Даже если вы нас ненавидите, каким же зверем надо быть, чтобы подсыпать стекло в детский салат?!
С удивительным для нее самой спокойствием Сэнди вернулась к дочери. Вытерла заплаканное личико, дала пососать кусочек льда. Кровотечение уже почти прекратилось. Осколки были маленькие и, может быть, не причинили большого вреда.
Сэнди ласково погладила Бекки по золотистым волосам.
– Как ты себя чувствуешь, моя сладкая?
– Хорошо.
– Ты много съела? – спросила она беззаботно.
Бекки покачала головой:
– Аппетита нет.
– Скажешь мне, если животик заболит, ладно?
Бекки кивнула. Сэнди решила оставить пока все как есть. Дочь была вроде бы в порядке, и пугать ее поездкой в отделение неотложной помощи не хотелось.
– Знаю, – бодро объявила она. – Мы с тобой сделаем печенье «сниккердудл»! Я все приготовлю, а ты поможешь отмерить. Ну как, звучит неплохо?
Бекки равнодушно пожала плечами.
– Вот и замечательно. Я сейчас все уберу, и займемся делом.
Сэнди через силу улыбнулась дочери и решительно взяла себя в руки. Потом вернулась к раковине и вывернула в мусорное ведро салат и все три запеканки, мысленно повторяя, что не должна и не будет, не будет, не будет плакать.
– Мамочка, не дай монстру схватить тебя.
– Доченька, у меня и в мыслях такого не было.
Глава 16Четверг, 17 мая, 6:33
Куинси снилась не дочь. В серые предутренние часы он метался на кровати в своем номере розового мотеля, отброшенный к событиям десятилетней давности. Тринадцатилетняя Кэнди Уоллас, девочка с чудесными золотистыми волосами и ослепительной счастливой улыбкой. Милая, веселая, жизнерадостная Кэнди Уоллас, воспитанная в благочестивой баптистской семье и понятия не имевшая о том зле, что таится в людских сердцах.
Ее похитили по пути домой из школы, среди белого дня, в самую обычную среду. Вот только что она шла по улице, а уже в следующую минуту – никого. Только кучка книг.
Но на самом деле похитителю была нужна не Кэнди. Он охотился за Полли, ее шестнадцатилетней сестрой, и ошибка разозлила его. Он начал звонить Уолласам домой. Заставлял Кэнди говорить по телефону и измывался над ней, пока сестра и родители слушали.
Куинси вызвали после первого звонка. Дали послушать. Считалось, что у него особенный слух.
Теперь, зажатый в тисках кошмара, он не слышал криков Кэнди Уоллас, не видел искаженного мукой лица ее матери, не помнил, как сестра похищенной девочки, Полли, умоляла мучителя остановиться и забрать ее. Она была готова прийти к нему добровольно, если только он отпустит Кэнди. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
В памяти Куинси остались последние слова Кэнди, сказанные ею после пяти дней непрерывных издевательств.
Папа и мама, пожалуйста, не печальтесь. Все скоро кончится, и я ухожу в лучшее место. Господь любит меня и позаботится обо мне. Все будет хорошо. Я люблю вас. Люблю даже этого очень-очень плохого человека. Вера в моем сердце крепка.
Куинси проснулся. На щеках горели слезы.
Он долго лежал в постели, думая о том, какой силой обладала тринадцатилетняя девочка, размышляя о Боге, вере и всем том, что потерял и от чего отказался за годы работы он сам.
Тело Кэнди Уоллас, обнаженное и изуродованное, нашли на следующий после того звонка день. Через три недели арестовали похитителя, безработного, когда-то устанавливавшего кондиционер в доме Уолласов. Он, в частности, рассказал, за что отрезал жертве язык – оказывается, Кэнди говорила, что Господь любит его. Куинси подумал тогда, что для этого человека адекватного наказания просто не существует.
В Вирджинию он возвратился, чувствуя себя прокаженным, совершенно вымотанный.
Он вернулся домой, но отдалился от семьи, потому что так и не научился уходить с места преступления к людям, которых любил. В таких случаях Куинси просто не мог смотреть в глаза дочерям, не видя в них тех ужасов, которые могли обрушиться на его девочек. Рабочие, бродяги, симпатичные студенты… Он не мог смотреть на родных, не видя боли, страданий и смерти.
Куинси поднялся. Позвонил в больницу – ему сообщили, что состояние дочери не изменилось. Его бывшая жена спала в той же палате – они могли бы разбудить ее, если он хочет поговорить. Куинси сказал медсестре, что беспокоить никого не надо. Его младшей дочери, Кимберли, в больнице не было – наверное, вернулась на занятия. Как и он сам, она, похоже, решила для себя, что сестра умерла, перейдя таким образом в стан Куинси, чего Бетти вынести не могла.
Отношения между его бывшей женой и их младшей дочерью обострились в прошлом году, когда Кимберли заявила, что собирается изучать социологию в Нью-Йоркском университете и хочет со временем стать профайлером в ФБР. Как и ее отец.
Куинси надел старые спортивные шорты и серую форменную футболку, вышел на улицу, глубоко вдохнул холодный утренний воздух и побежал. Он все еще слышал крики умирающей девушки и думал о ее непобедимой любви. Он думал о собственной дочери и постигшей ее трагедии, которую так и не смог предотвратить, хотя много лет работал над тем, чтобы сделать мир более безопасным.
Он думал о Рейни, ее серых глазах и сильном, упрямом подбородке. О том, как принимает она удары семьи. Как снова и снова идет в бой.
Однажды он совершил ошибку, убедив себя, что уединение оберегает, что его полная сосредоточенность на работе изменит что-то в этом мире, принесет какую-то пользу. Он слушал крики умирающей девушки, но так и не услышал, что она говорит.
Куинси был немолод, но он все еще учился.
Пробежка затянулась. Чистый горный воздух остужал щеки. Наслаждаясь прекрасным утром в этой роскошной прибрежной долине, он все лучше понимал, почему Рейни Коннер осталась здесь жить.
Около часа дня Куинси появился в крохотном оперативном центре, расположившемся в мансарде мэрии. Вообще-то он не рассчитывал застать Рейни на месте, полагая, что она еще не вернулась из Портленда, куда уехала на вскрытие, но его новая знакомая уже сидела за самодельным столом и деловито что-то писала.
Воспользовавшись моментом, он присмотрелся к ней. Лицо бледнее, чем накануне, под глазами темные круги. Скорее всего, еще одна бессонная ночь плюс тяжелое утро. Присутствовать на вскрытии всегда нелегко, тем более когда дело касается детей.
Тем не менее, судя по ее сосредоточенности и спешке, сбавлять ход Рейни не намеревалась.
Она напомнила ему кого-то. Пирс напряг память. Тесс. Тесс Уильямс. Дело тоже давнее, но без трагического конца. Тесс совершила ошибку, выйдя замуж за идеального мужчину, одного из тех, о которых другие женщины говорят обычно, что он, мол, «уж слишком хорош – таких и не бывает». По крайней мере в отношении Джима Беккета скептики оказались правы. Симпатичный, преданный делу полицейский развлекался тем, что подбирал голосующих на дороге блондинок и убивал их. Тесс первой заподозрила мужа и, не порывая с ним, постепенно собирала доказательства его злодеяний.
Джим Беккет, однако, не сдался без борьбы. Уходя от группы задержания, он оставил за собой кровавый след и, в частности, несколько свежих шрамов на груди Куинси. Но и Тесс оказалась более твердым орешком, чем считали многие. Когда Беккет, сбежав из заключения, пришел за ней, она позаботилась о том, чтобы налогоплательщикам Массачусетса не пришлось оплачивать его тюремный пансион.
Куинси не вспоминал Тесс уже несколько лет и теперь попытался высчитать, сколько лет сейчас ее дочери Саманте. Десять? Давненько он их не видел. Интересно, как у них там дела…
Куинси никогда не возвращался к людям, с которыми познакомился, занимаясь тем или иным расследованием. Даже если все закончилось хорошо, он оставался напоминанием о темном эпизоде в их жизни. Посылать рождественскую карточку было бы неуместно.
– Так и собираешься весь день столбом стоять? – спросила из-за стола Рейни, не отрывая глаз от бумаги.
– Любуюсь видом.
Она подняла наконец голову и пристально на него посмотрела.
– А, перестань.
– Вижу, вскрытие прошло хорошо.
– Все было, как я и представляла, только еще хуже. Бога ради, либо проходи, либо закрой дверь. Терпеть не могу, когда люди мнутся на пороге.
Настороженно посматривая на нее, Куинси вошел в офис. Похоже, все было даже хуже, чем он предполагал. Голос ее, когда она заговорила, прозвучал резко и напряженно, как у человека, остановившегося у входа в темную пещеру. Пирс мог бы держать пари, что слез Рейни себе не позволила. И это был плохой знак. Иногда после вскрытия нужно поплакать. Бывает так, что это единственный способ облегчить боль.
– Пишешь отчет? – спросил он нейтральным тоном.
– Нет. Составляю список. Что думаешь о загадочном мужчине в черном?
– Извини?
– Я говорю о мужчине в черном, которого видели в школе несколько детей. Факт или выдумка?
– Не знаю.
– Что, если он существует? Как по-твоему, к стрельбе в школе мог иметь отношение посторонний?
– Посторонний, даже если знакомство произошло в Интернете, способен на многое. Ты даже не представляешь, на сколь многое. Отмечено множество случаев, когда педофилы, познакомившись в чате, подбивают детей на реальную встречу.
– Замечательно, – бросила Рейни, продолжая строчить. – Человек в черном. Связь с Дэнни по Интернету. И затем попытка стереть информацию с жестких дисков… Вот только мы опять возвращаемся к Мелиссе Авалон. Убита одним-единственным выстрелом точно в лоб. Почему? Не нравится мне это ни хрена. – Рейни осеклась, спохватившись, выдохнула и снова схватилась за ручку. – Этот пункт отработаем потом. Идем дальше. Школьный консультант Ричард Манн.
– А что такое с Ричардом Манном?
– Молодой, тридцать три, если верить документам, хотя, на мой взгляд, выглядит не больше чем на пятнадцать. Если предположить, что намеченной целью была Мелисса Авалон, то мотив у него мог быть. Например, ему нравилась Мелисса Авалон и не нравилось, что она встречается с директором Вандерзанденом. К тому же, будучи психологом, он знал, за какие ниточки подергать, чтобы Дэнни слетел с тормозов.
Теперь Куинси наконец понял.
– Так ты составляешь список возможных подозреваемых.
– Да. Можешь поучиться.
Куинси вскинул бровь. Нервная, раздраженная Рейни сегодня еще и резала напрямик.
– Позволь спросить, кого ты уже записала?
– Чарли Кеньона. Директора Вандерзандена. Загадочного мужчину в черном. И вот теперь Ричарда Манна.
– Мне казалось, у директора есть алиби.
– На первый взгляд да, есть, но пока не надавишь, наверняка не узнаешь.
– Насчет Чарли Кеньона согласен, – задумчиво сказал Куинси после короткой паузы, решив, что в данной ситуации выгоднее подыграть. – Он постарше, имеет определенное влияние. Мы уже знаем, что у него и раньше были проблемы с властями, что он частенько шатается возле школы. Что касается директора, то тут у меня уверенности меньше. Даже если у них был роман, а потом что-то разладилось, трудно представить, как он расстреливает двух учениц, и еще труднее, как ему удалось убедить Дэнни взять вину на себя.
– Директор – фигура авторитетная. Если Дэнни не в состоянии противостоять отцу, достанет ли ему сил не уступить директору школу? Ты ведь слышал его последние слова на допросе? Мальчик напуган. Для ученика восьмилетней школы могущественнее и авторитетнее директора человека нет.
Логика в ее рассуждениях, конечно, присутствовала.
– Но есть еще такая вещь, как реакция самого Вандерзандена. Мне показалось, он искренне опечален и потрясен.
Рейни приняла возражение, но уже в следующее мгновение глаза ее вспыхнули.
– А его жена?
Куинси медленно выдохнул. Рейни записывала новое имя, и рука ее двигалась быстро и нервно.
– Зачем ты составляешь этот список?
– Надо сосредоточиться. Расследованию недостает направленности.
– У тебя уже есть подозреваемый. По-моему, сосредоточиться есть на ком.
– Да, но мы же не знаем, тот он подозреваемый или не тот.
– Отпечатки пальцев на обоймах тебя не убедили?
– Тебя же они не убедили.
– Мне за скептицизм больше платят.
Рейни отложила ручку и пристально на него посмотрела. Бледная, сухая кожа, изможденное лицо с заострившимися чертами наводили на мысль, что она отказалась не только от пищи, но и от сна. Если так пойдет и дальше, долго она не протянет.
– Вчера вечером у меня был Шеп, – сообщила вдруг Рейни.
– А-а-а, – протянул Куинси. Ситуация прояснилась. – Чувствуешь на себе личную ответственность?
– Конечно. А для чего еще нужны друзья? Но это не всё. Шеп связался через какого-то знакомого с криминалистической лабораторией. Оказывается, кое-что Эйб Сандерс от нас утаил.
– Не томи.
– Есть проблема с одним спидлоудером от тридцать восьмого калибра. На нем не только нет никаких отпечатков – ни чистых, ни смазанных, как будто его вытерли, – но баллистики к тому же обнаружили и кое-что странное. Сегодня утром я узнала, что внутри устройства найден некий налет. Возможно, полимер.
– Что-то синтетическое? Как в нитках полиэстеровой ткани?
– Кто ж его знает? Так или иначе, в спидлоудере неким загадочным образом оказались частички ткани. На Дэнни же в момент задержания была рубашка из стопроцентного хлопка. Они там еще проводят какие-то тесты, но в любом случае мы возвращаемся к ситуации, когда вопросов больше, чем ответов.
– И ты намерена убить детектива Сандерса?
– Да. В три пополудни. Приглашаю на демонстрацию. – Рейни скупо улыбнулась. – Так вот в семь утра у меня состоялся в высшей степени занимательный разговор с судмедэкспертом. Вскрытие Авалон она провела вчера, поздно вечером, и сегодня мы сразу начали с девочек. Везет как утопленнику. И вот тебе новость: убившая Мелиссу Авалон пуля двадцать второго калибра не деформировалась. Прошла по прямой через центр мозга и остановилась у основания черепа. Никакого рикошета. Прекрасно сохранившаяся пуля, которая должна была бы иметь множество следов от нарезов, отличный материал для экспертов. Вот только никаких следов не обнаружилось.
– И что? Медэксперт думает, что стреляли из гладкоствольного оружия?
– Что там думает Нэнси Дженкинс, о том я понятия не имею. Для нее это тоже загадка, но, к несчастью для меня, женщина она скрытная. Сейчас… попробую в точности воспроизвести, что именно она сказала. «На первый взгляд пуля вроде бы вышла из оружия двадцать второго калибра, да вот только я так не думаю». Что-то вроде этого.
– Она так не думает?
– Нэнси Дженкинс – в некотором роде фанат оружия. Официально она никаких комментариев не дает, пока не получит заключение баллистической экспертизы, но с пулей, убившей Мелиссу Авалон, определенно что-то не так. И не просто что-то странное, а что-то хитроумно странное.
– Хитроумно странное для тринадцатилетнего подростка?
– Вот, начинает доходить.
– И пуля остановилась у основания черепа?
– Точно. У самого основания. Как будто она шла по снижающейся траектории. И как такое может быть, если мальчик, чей рост четыре фута и десять дюймов, стрелял в женщину, чей рост пять футов и шесть дюймов?
– И которая, судя по тому, как упало тело, не стояла на коленях, – добавил Куинси.
Рейни кивнула.
– Ну вот, наконец-то уяснил. Похоже, неладно что-то в датском королевстве. По крайней мере представляется сомнительным, что Дэнни убил Мелиссу Авалон. А раз так, то появляются вопросы и по Салли и Элис.
– Другими словами, речь может идти о присутствии неизвестного стрелка и пока еще неустановленного оружия.
– Точно. Итак, у нас оружие убийства, установить которое только предстоит, и мотив. Почему жертвой стала именно Мелисса Авалон? Я только об этом и думаю. Почему она? Молодая, красивая мисс Авалон…
– Теперь ты выстраиваешь новую теорию.
– Раз уж я веду следствие, то почему бы и нет?
– Рейни, я могу сделать тебе приятное?
– Да ради бога – попробуй.
– В половине второго у меня встреча с Ричардом Манном. Хочу порасспросить о Дэнни О'Грейди. Идем со мной. Я буду хорошим копом, ты – плохим. Вместе его и прижмем.
В глазах Рейни вспыхнули недобрые огоньки, а по лицу растеклось довольное выражение. Куинси невольно улыбнулся. В его груди развернулось что-то теплое и нежное.
– Значит, я – плохой коп?
– У тебя для этой роли есть все необходимое.
– Агент, я, может быть, вас даже поцелую.
– Обещания, обещания, – весело проворчал Пирс, сопровождая ее из комнаты.








