Текст книги "Избранные произведения в одном томе"
Автор книги: Лиза Гарднер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 136 (всего у книги 260 страниц)
Что делает семью семьей?
Я размышляла над этим вопросом всю жизнь. Мое детство прошло в типичном южном клане. Мама никогда не работала, но зато всегда выглядела холеной и идеально ухоженной, как и ее образцовый розовый сад. Папа пользовался всеобщим уважением. Основав собственную юридическую фирму, он трудился не покладая рук с одной лишь целью: обеспечить двух своих «милых дам». У меня было дюжины две кузенов и кузин и бесчисленное множество тетей и дядей. Когда родственники устраивали ежегодный семейный сбор в нашем огромном доме с раскинувшейся на несколько акров зеленой лужайкой и широкой верандой, это походило не столько на летнее барбекю, сколько на три цирковых арены под одним куполом.
Первые пятнадцать лет я только улыбалась послушно, когда пухлые тетушки щипали меня за щеки и говорили, что я пошла в мать. Когда я вовремя сдавала домашнюю работу, учителя в школе гладили меня по голове и говорили, что отец может гордиться мною. Я ходила в церковь, нянчилась с соседскими детьми, работала после занятий в местном магазине и улыбалась, улыбалась, улыбалась – так, что щеки начинали болеть.
Потом я шла домой, собирала раскатившиеся по деревянному полу пустые бутылки из-под джина и делала вид, что не слышу доносящихся из холла маминых пьяных причитаний: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Я знаю кое-что, чего не знаешь ты…»
Когда мне было два года, мама заставила меня съесть лампочку, а потом отвела к врачу, чтобы показать, какая я нехорошая, упрямая девочка. Когда мне было четыре, она приказала мне положить палец на дверной косяк и держать его там, а сама несколько раз хлопнула дверью, чтобы показать потом врачу, какая я капризная и отчаянная. Когда мне было шесть, она накормила меня отбеливателем, чтобы показать докторам, как трудно быть моей матерью.
Мама била меня раз за разом, и никто никогда ее не остановил. Значит ли это, что мы были семьей?
Я знала, что мама нарочно делает мне больно. Знала, что она хочет сделать больно папе. Я знала, но никому не говорила. Значит ли это, что мы были семьей?
Изо дня в день продолжалось одно и то же. Каждый вечер начинался с того, что мама подавала приготовленный по всем правилам обед, и каждый вечер заканчивался тем, что она швыряла в кого-то из нас жареного цыпленка или, чего доброго, хрустальный стакан. В конце концов папа уводил ее в спальню, укладывал в постель и давал сладкого чаю с джином.
– Ты же знаешь, какая она, – говорил он тихо, то ли оправдывая ее, то извиняясь передо мной.
Остаток вечера мы проводили в гостиной, читая вместе и делая вид, что не слышим мамины пьяные бормотания: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Я знаю кое-что, чего не знаешь ты…»
Когда мама умерла, я перестала задавать вопросы. Я думала, что война наконец-то закончилась, что мы с папой свободны. Что теперь мы будем счастливы.
Через неделю после похорон я сломала ее драгоценные розовые кусты и размолотила их деревянным молотком. В тот день папа так плакал над этими проклятыми цветами, как никогда не плакал из-за меня.
Вот тогда я стала понимать кое-что насчет истинной сути семьи…
Оглядываясь назад, я думаю, все шло к тому, что я забеременею, выйду замуж за незнакомца и буду жить в штате, где все опускают «р» [161]161
Такое произношение характерно для жителей Массачусетса, в частности для бостонцев.
[Закрыть] . Ни дня за всю жизнь я не оставалась одна, и, разумеется, едва пустившись в самостоятельное плавание, я воссоздала то единственное, что знала: семью.
Схватки перепугали меня до смерти. Девять месяцев беременности позади, а я все равно была не готова. Чернила на брачном свидетельстве только-только высохли. Мы еще не успели обустроиться в нашем новом доме, крошечном уютном бунгало, которое легко поместилось бы в передней гостиной родительского дома. Я не могла быть матерью. Я еще не поставила детскую кроватку. Не дочитала книжку о воспитании детей.
Я не знала, что делаю, что буду делать. Меня никто этому не научил.
Помню, как, ковыляя к машине, подумала, что чувствую запах драгоценных маминых роз. Меня тут же вырвало на траву. Джейсон похлопал меня по спине и спокойным, сдержанным голосом пообещал, что все будет хорошо. Затем поставил в машину мою больничную сумку и помог забраться на сиденье.
– Дыши, – говорил он снова и снова. – Дыши, Сэнди. Просто дыши.
В палате, пока меня выворачивало наизнанку, мой учтивый муженек держал ведерко. Потом он поддерживал меня саму, пока я кряхтела и отдувалась в родильной ванне. Он не убирал руку, и я исцарапала ее ногтями, тужась и выталкивая из себя самый большой в мире шар для боулинга.
Медсестры смотрели на него с нескрываемым восхищением, и, помню, я подумала тогда, что мама была права – в мире полным-полно стерв, и я всех их поубиваю. Если только смогу подняться. Если только смогу перетерпеть боль.
А потом…
Моя дочь, Кларисса Джейн Джонс, выскользнула в мир, объявив о своем явлении громким протестующим криком. Я помню, как ее положили мне на грудь – горячее, липкое, сморщенное тельце. Помню прикосновение малюсенького рта, ищущих и наконец приникших к соску губок. Помню то непередаваемое ощущение соединения двух тел, питающего и кормящегося. Помню, как слезы текли по лицу.
Краем глаза я заметила Джейсона. Он стоял в сторонке – руки в карманах, лицо, как всегда, непроницаемое. И тогда до меня дошло.
Я вышла замуж, чтобы убежать от отца. Значит ли это, что мы были семьей?
Джейсон женился на мне, потому что хотел моего ребенка. Значит ли это, что мы были семьей?
Кларисса стала нашей дочерью, потому что родилась посреди всей этой сумятицы. Значит ли это, что мы были семьей?
Может быть, каждый просто должен начать с чего-то…
Я протянула руку. Джейсон подошел ко мне. И очень, очень осторожно дотронулся пальцем до щеки Клариссы.
– Я вас защищу, – пробормотал он. – С вами не случится ничего плохого. Я обещаю вам это. Обещаю, обещаю.
Джейсон сжал мою руку, и я почувствовала истинную силу его эмоций, темную силу всего того, о чем он никогда не говорил, но что, как я понимала, таилось за внешним спокойствием.
Он поцеловал меня. Поцеловал, склонившись над лежащей между нами Клариссой. Поцеловал крепко, уверенно, по-хозяйски.
– Я никогда тебя не оставлю, – снова прошептал он. Его щека коснулась моей щеки, и наши слезы смешались. – Обещаю тебе, Сэнди. Я никогда тебя не обижу.
И я поверила ему.
В 17.59, когда Эйдан Брюстер пришел на еженедельную встречу группы поддержки, Джейсон Джонс ставил кино для своей дочери и начинал паниковать.
На работу он, сказавшись больным, не пошел, и что делать дальше, не представлял. Наступала ночь. От Сэнди по-прежнему ничего. Полиция не появлялась. Ри проснулась днем в том же настроении, что и раньше, молчаливая и притихшая. Они поиграли в «Конфетную страну», «Горки и лесенки» и «Ушел на рыбалку». Потом посидели за рабочим столиком, перед цветными картинками Золушки из любимой книжки-раскраски Ри. Мистер Смит не появился волшебным образом на крылечке, и дочка уже не спрашивала больше ни о нем, ни о матери. Она только смотрела на Джейсона большими и серьезными карими глазами, и этот взгляд уже начал его преследовать.
После обеда – тефтельки, паста «волосы ангела» и огурец – он включил кино. В предвкушении редкого удовольствия Ри уселась на зеленый диванчик, прижимая к груди Крошку Банни. Джейсон, сославшись на стирку, поспешно спустился в подвал. Не находя покоя, он прошелся из угла в угол и, едва начав, уже не смог остановиться…
Вернувшись с работы и обнаружив, что Сандры нет дома, он растерялся и, наверное, даже забеспокоился. Потом сделал то, что представлялось очевидным: проверил подвал, чердак, старую пристройку. Набрал номер сотового и услышал, как тот зазвонил в сумочке Сандры на кухонном столе. Перебрал для очистки совести ее содержимое, пролистал записную книжку, как будто там могла обнаружиться запись о полуночном свидании. Через полчаса, удостоверившись в том, что жена не планировала сбегать из дому, он прошелся по участку, тихонько, вполголоса, как если бы искал кота, произнося ее имя.
Ее не было в машине. Ни в одной, ни в другой. И домой она не вернулась.
Джейсон сел на диванчик и постарался все тщательно обдумать.
Когда он пришел, дом был заперт на замок и на запоры. Значит, Сэнди выполнила весь свой вечерний ритуал. Присутствие проверенных ученических тетрадей на кухонном столе означало, что, уложив спать Ри, она занялась обычным делом.
Что же пошло не так?
Жена не была совершенством. Джейсон знал это не хуже других. Сэнди была молода, и за спиной у нее осталась бурная юность. Сейчас, в двадцать три года, она растила ребенка, привыкала к новой работе и жизни в незнакомом штате. С началом учебного года Сэнди отдалилась; первые месяцы была неестественно тиха, потом, с декабря, так же неестественно дружелюбна. Именно из-за этого переменчивого настроения, из-за того, что она стала… другой, Джейсон и начал подумывать о том, чтобы сделать передышку, взять в феврале отпуск и уехать куда-нибудь.
Он не сомневался, что Сэнди скучала по дому, особенно зимой, хотя и не признавалась в этом. Наверное, ей хотелось бы чаще выходить на люди, стряхивать бремя обязанностей, чувствовать себя молодой. Порой он спрашивал себя, сколько еще она выдержит семейную жизнь, хотя, опять-таки, никаких жалоб от нее не слышал.
Джейсон уже скучал по ней. Привык, приходя домой, видеть ее свернувшейся в постели, спящей в той самой позе, которую странным образом копировала теперь их дочь. Привык к ее тягучему южному говору, к ее пристрастию к «Доктору Пепперу», к ее улыбке, от которой на левой щеке появлялась ямочка.
В минуты и часы покоя от нее веяло мягкостью и добротой, что всегда действовало на него успокаивающе. Когда же она вдруг прыскала от смеха, играя с Ри, его встряхивало, словно между ними проскакивал электрический разряд.
Ему нравилось наблюдать, как она читает дочери. Нравилось слушать, как она мурлычет что-то, занимаясь делами в кухне. Нравилось смотреть, как падают ее волосы, накрывая лицо золотистой волной, как она краснеет, перехватывая его взгляд.
Джейсон не знал, любит ли она его. Не смог определить. Но по крайней мере на какое-то время он был ей нужен, и ему этого хватало.
Она ушла от меня. Эта мысль выскочила первой, когда он сидел в три часа ночи в их пустой гостиной. Джейсон попытался кое-что исправить в феврале, но тогда попытка обернулась катастрофой. И вот теперь Сэнди ушла от него.
Но уже секундой позже он отбросил этот вывод. Сэнди могла двойственно относиться к браку, но ее чувства к Ри были однозначны. Следовательно, если бы Сэнди ушла из дома добровольно, она забрала бы с собой дочь. И, по крайней мере, не оставила бы сумочку. Логика вела к другому выводу: Сэнди ушла не по своей воле. Здесь, в его собственном доме, случилось что-то плохое. И когда это случилось, их дочь спала в своей комнате наверху. Что же произошло?
Джейсон был человеком сдержанным, даже замкнутым, и сам это признавал. Эмоциям он предпочитал логику, предположениям – факты. Собственно, благодаря этим качествам он и стал хорошим репортером. Просеять вал сведений и выдать самородок ценной информации – это он умел лучше многих. Джейсон не позволял себе вязнуть в трясине злости, возмущения и печали. Он не полагался на предвзятые мнения и знал истинную цену жителям Бостона и человечества в целом.
Случиться могло что угодно и когда угодно. Даже самое плохое. Такова жизнь, и это непреложная истина. Исходя из этого, он вооружил себя арсеналом самых разнообразных фактов, полагая – может быть, без достаточных на то оснований, – что знания помогут ему обеспечить безопасность, что его семья не пострадает, что его дочь не подвергнется опасности.
Но здесь и сейчас он столкнулся сразу с несколькими неизвестными и уже чувствовал, что начинает терять контроль над ситуацией.
Полицейские ушли почти шесть часов назад; оставался только один, в машине напротив дома, сменивший коллегу около пяти. Вечером Джейсон думал, что пребывание в доме чужих людей будет действовать на нервы, но теперь вдруг осознал, что их отсутствие куда хуже. Чем занимаются детективы? Что думает обо всем этом сержант Ди-Ди Уоррен? Клюнула ли она на подброшенную им наживку? Отреагировала на сигнал насчет соседа или по-прежнему считает главным подозреваемым его самого? Получили они уже ордер на компьютер? Могут ли вышвырнуть его из дома, насильно доставить в участок? Какие именно улики им нужны?
И самое плохое. Если его арестуют, что будет с Ри?
Снова и снова ходил Джейсон вокруг кофейного столика, сужая круги. От этого кружения разболелась голова, но остановиться он не мог. Родственников поблизости не было, близких друзей – тоже. Свяжется ли полиция с отцом Сэнди? Отправят ли Ри в Джорджию или пригласят Макса сюда? И если Макс приедет, что он может сказать или сделать?
Нужна стратегия, чрезвычайный план на случай непредвиденных обстоятельств.
Чем дольше отсутствует Сэнди, тем хуже ситуация. Полиция будет копать глубже, жестче ставить вопросы. Рано или поздно информация выйдет наружу, слетятся репортеры. Коллеги набросятся на него, как каннибалы; его лицо увидит весь мир. Джейсон Джонс, муж пропавшей женщины и главный подозреваемый в продолжающемся расследовании…
Рано или поздно кто-нибудь узнает это лицо. Узнает и соединит разрозненные факты.
А если полиция получит в свое распоряжение его компьютер…
Джейсон прибавил шагу и ударился коленом об угол стиральной машины. Боль стрельнула в бедро, заставив остановиться. Подвал пошел кругом, и Джейсону пришлось опереться о крышку стиральной машины.
Когда мир остановился, а боль стихла, первым, что он увидел, был бурый паук-крестовик, висящий на тонкой ниточке-паутинке прямо перед его глазами.
Джейсон инстинктивно отпрянул, ударился голенью о край стола и едва не вскрикнул от боли. Ничего. Боль можно терпеть. И он ее стерпит, если только перед ним не будет висеть этот паук.
На какое-то мгновение крохотное, безобидное насекомое словно толкнуло его в то темное место, где из мрака, сгустившегося в углах подвала, за ним наблюдали неподвижные светящиеся глаза. Крики из этого места улетали вверх и проникали сквозь стены. Из этого места шел запах смерти и гнили, заглушить который не мог даже аммиак.
В это место отправляли на смерть маленьких мальчиков и больших девочек.
Джейсон сунул в рот кулак, впился зубами в костяшки пальцев и почувствовал вкус крови. Теперь она помогла ему взять себя в руки.
– Я не раскисну, – пробормотал он. – Нет. Я устою.
Наверху зазвонил телефон. Джейсон облегченно выдохнул и поспешил подняться.
Звонил Фил Стюарт, директор школы, в которой работала Сэнди.
– Сандру можно? – с нехарактерной для него растерянностью спросил он.
– Ее сейчас нет, – машинально ответил Джейсон. – Что ей передать?
Долгая пауза.
– Джейсон?
– Да.
– Она дома? Я имею в виду… полиция уже нашла ее?
Значит, они опрашивали коллег Сандры. Понятно. Вполне логический шаг. Проверили здесь, проверили там. Конечно. Надо сказать что-то умное. Сделать какое-то заявление, которое обобщило бы всю нынешнюю ситуацию, обойдя детали личного плана.
Но на ум ничего не приходило. Ни мысли, черт возьми, ни слова.
– Джейсон?
Он откашлялся и бросил взгляд на часы. Пять минут восьмого. Получается, Сэнди нет уже… сколько? Восемнадцать, двадцать часов? Первый день заканчивается, второй вот-вот начнется.
– Э… она… она… ее нет дома.
– Ее все еще нет, – констатировал директор.
– Да.
– Что вы об этом думаете? У полиции есть какой-то след? Что вообще происходит?
– Прошлой ночью я работал, – ответил, ничего не придумав, Джейсон. – Когда вернулся, Сандры дома не было.
– Господи… – Фил тяжело вздохнул. – Но что случилось? У вас есть какие-то догадки?
– Нет.
– Думаете, она вернется? Я к тому, что ей, может быть, просто понадобился перерыв или что-то в этом роде…
Разговор перешел с общей территории на частную, и Джейсон подумал, что Фил, скорее всего, покраснел от смущения.
– Может быть, – тихо сказал он.
– Так, – директор, похоже, собрался. – Наверное, мне нужно договариваться насчет замены на завтра.
– Наверное.
– Поиски начнутся утром? Я к тому, что многие наши сотрудники выразят желание помочь. Не исключено, что и некоторые родители тоже. Мы, разумеется, поможем расклеить объявления, обойти соседей и все такое. Кто будет этим заниматься?
Джейсон снова растерялся и даже немного запаниковал, но вовремя опомнился и одернул себя.
– Я передам вам эту информацию, – твердо сказал он.
– Нам нужно подумать, что сказать детям, – продолжал Фил, – и желательно сделать все до того, как они сами что-то узнают. Полагаю, было бы нелишним устроить и заявление для родителей. Ничего подобного у нас еще не случалось. Мы должны подготовить детей.
– Я передам вам такую информацию, – повторил Джейсон.
– Как держится Кларисса? – спросил вдруг директор.
– Примерно так, как и следовало ожидать. Хорошо.
– Если понадобится помощь в этом плане, дайте нам знать. Уверен, некоторые учителя будут только рады. Думаю, мы сможем все устроить. Нужен только план.
– Вы правы, – согласился Джейсон. – Нужен только план.
Глава 9В 17.59 сержант Ди-Ди Уоррен чувствовала себя вполне счастливым человеком. Она получила ордер на обыск пикапа Джейсона Джонса. Встретилась с надзорным инспектором состоящего на учете сексуального преступника. И, что еще лучше, в районе в эту ночь забирали мусор. Вместе с детективом Миллером она прокатилась по Южному Бостону, планируя следующие шаги и знакомясь с местностью.
– По словам детектива Роббера, – докладывал Миллер, – Джонс во второй половине дня держался тише воды ниже травы. Гостей не принимал, никуда не выходил, никакой активности не отмечено. Похоже, сидит дома с дочкой.
– К машине подходил? – поинтересовалась Ди-Ди.
– Нет. Даже за дверь не выглядывал.
– И что же он делал? Работал на компьютере? Ваш детектив должен был видеть его через окно в кухне.
– Я спросил его об этом – ответ неуверенный. Из-за положения солнца после полудня вид через окно нечеткий. Но наш человек – профессионал, и, по его мнению, Джонс провел большую часть дня с дочкой.
– Интересно. – Ей и впрямь было интересно. Поведение супруга после исчезновения жены – богатый материал для пытливого детектива. Продолжает ли супруг жить, как раньше, не отступая от рутины? Приглашает вдруг подругу-утешительницу? Или бегает по городу, скупая катализаторы и не совсем обычные электроинструменты?
В данном случае поведение Джейсона определялось главным образом тем, чего он не делал. Он не позвал родственников и друзей помочь справиться с ситуацией и, может быть, позаботиться о ребенке. Не отправился в фотоателье – распечатать фотографии пропавшей жены. Не пошел к соседям с естественным для такого случая вопросом: Привет, вы случайно не видели мою супругу? Или, может быть, слышали что-то прошлой ночью? И, да, вам не попадался на глаза рыжий кот?
У Джейсона Джонса пропала жена, и он ничего не делал. Со стороны это выглядело так, как будто он и не рассчитывал, что ее найдут. Интересный подход…
– О’кей, – сказала Ди-Ди. – Учитывая, что Джейсон навстречу не идет, думаю, нам стоит первым делом навестить надзорного инспектора Эйдана Брюстера. Подозрительного мужа мы прижали, пора узнать больше о злокозненном соседе.
– Согласен. Знаете, завтра в районе мусорный день, – Миллер кивнул в сторону выстроившихся вдоль тротуара мусорных урн. Мусор в доме считается частной собственностью, и без ордера к нему не подойти. А вот что касается мусора на тротуаре… – Часа в два-три ночи у меня смена на посту, можно заодно и мусор Джонса прихватить. Будет с чем поработать утром.
– Вы читаете мои мысли.
– Стараюсь, – скромно ответил он.
Ди-Ди подмигнула детективу, и они свернули в город.
Коллин Пиклер согласилась встретиться с ними в непрезентабельной комнатушке, называвшейся у нее офисом. Пол покрывал светло-серый линолеум, стены были выкрашены серой краской, каталожные шкафы отливали тусклым серым лаком. Контрастом этому общему серому фону служила сама Коллин, высокая, спортивного сложения амазонка с огненно-рыжими волосами и в темно-малиновом блейзере поверх футболки, в цветах которой смешались оранжевый, желтый и красный. Когда она поднялась из-за стола, впечатление было такое, будто в облаке тумана вдруг вспыхнул факел.
Тремя легкими и быстрыми шагами инспектор пересекла комнату, энергично поздоровалась с гостями за руку и жестом указала на два низеньких стула напротив стола.
– Не обращайте внимания, – бодро начала она, заметив недоумение на лицах полицейских. – Мои клиенты – по большей части сексуальные преступники, и власти, похоже, посчитали, что иной, кроме серого, цвет может подействовать на них излишне возбуждающе. – Пиклер взглянула на свой топ. – Я, конечно, с такой постановкой вопроса не согласна.
– Так вы работаете главным образом с сексуальными преступниками? – удивилась Ди-Ди.
– Конечно. Из отпущенных по условно-досрочному – наимилейшая группа. Толкачи, воришки и прочая мелочь разбегаются по щелям сразу же, как только почуют свежий воздух. Попробуй разыщи их потом… Заполнить бумажки, прийти на собрание – всё из-под палки. Сексуальный же преступник, напротив, старается угодить.
Миллер смотрел на Пиклер так, словно ему только что открылось божественное откровение.
– Вот как? – Он погладил свои тонкие каштановые усики, замер смущенно на середине жеста, потом погладил еще раз.
– Точно. Большинство этих парней жутко испуганы. Тюрьма была худшим, что случилось с ними в жизни, и меньше всего на свете они хотят туда вернуться. Ведут себя смирно, всячески стремятся заслужить одобрение. Да что там, самые закоренелые педофилы являются отмечаться едва ли не каждый день. Из взрослых я – единственная, с кем у них есть какие-то отношения, и они вовсю стараются, чтобы я была довольна.
Ди-Ди подняла бровь и опустилась на стул.
– В общем, самые обычные ребята.
Пиклер пожала плечами.
– Они такие же, как все. Но вы не пришли бы, если б не думали, что кто-то повел себя не очень хорошо… Кто?
Ди-Ди заглянула в блокнот.
– Брюстер. Эйдан Брюстер.
– Эйдан Брюстер? – удивилась Пиклер. – Не может быть!
– Может.
Теперь уже инспектор выгнула бровь. Но потом все же повернулась к серому металлическому шкафу и стала перебирать карточки.
– Б… Б… Брюстер. Эйдан. Есть такой. Но могу сразу сказать: он – хороший парень.
– Для сексуального преступника, – сухо вставила Ди-Ди.
– А, перестаньте… Понимаете, это как раз тот случай, когда система – враг себе самой. Во-первых, система ухитрилась заклеймить целый класс правонарушителей. Во-вторых, раздула этот класс до невозможности. С одной стороны, вы насилуете три десятка детей, и вас квалифицируют как сексуального преступника. С другой стороны, у девятнадцатилетнего парня случается секс по согласию с четырнадцатилетней девушкой, и он попадает в ту же самую категорию. То же самое, как если ставить на одну доску серийного убийцу и мужа, поставившего фингал жене. Конечно, оба – два куска дерьма, но не одного и того же дерьма.
– И в какой же категории Эйдан Брюстер? – спросила Ди-Ди.
– Девятнадцатилетний парень, имевший секс по согласию с четырнадцатилетней подружкой сводной сестры.
– Так он за это условный срок получил?
– За это он отсидел два года в тюрьме. Будь девчонка на год младше, получил бы двадцать. Такой вот урок. Теперь будет держать ширинку на замке.
– С четырнадцатилетними по согласию нельзя, – подал голос Миллер, тоже садясь на стул.
Пиклер не стала спорить.
– Урок, усваивать который Брюстеру придется всю жизнь. Знаете, ярлык сексуального преступника – это билет в один конец. И пусть он будет чист следующие тридцать лет, клеймо так на нем и останется. На практике это означает, что каждый раз при подаче заявления на работу, съеме жилья или пересечении границы штата система будет поднимать флажок. Для двадцатитрехлетнего парня ноша нелегкая.
– И как он ее несет? – поинтересовалась Ди-Ди.
– В общем, как и следовало ожидать. Участвует в программе для сексуальных преступников, посещает наши еженедельные собрания. У него есть жилье, работа, подобие жизни.
– Жилье, – отметила Ди-Ди.
Пиклер зачитала адрес, совпавший с тем, что уже нашла в системе команда Ди-Ди.
– Домовладелец знает?
– Я поставила ее в известность. Для его уровня преступления протокол этого не требует, но, как говорится, береженого бог бережет. Если б хозяйка узнала об этом чуть позже и выставила Эйдана без предупреждения, парень мог бы и сорваться. Лишний стресс ему ни к чему. Я считаю своим долгом помочь Эйдану избежать ненужных потрясений.
– И как хозяйка приняла новость?
– Выслушала его историю, записала мой номер телефона, поставила на быстрый вызов. В общем, нормально приняла. Как и многие другие. Единственное, чего хотят люди, – чтобы их предупредили заранее.
– А как соседи? – продолжала Ди-Ди.
– Ни соседей, ни местную полицию я не уведомляла, – ответила Пиклер. – Брюстер посещает занятия, и я сочла это адекватным, учитывая оценку нынешнего риска и текущий уровень программирования.
– В смысле?.. – нахмурился Миллер.
– У парня все в порядке. Место жительства не менял, место работы – тоже, на еженедельные собрания группы поддержки приходит регулярно вот уже два года. Побольше б таких, у меня и забот не было бы.
– В общем, обычная история успеха, – кивнул Миллер.
Пиклер пожала плечами.
– Можно и так сказать… Послушайте, я занимаюсь этим восемнадцать лет. Шестьдесят процентов моих подопечных, так или иначе, делают правильные выводы. Может быть, не с первого раза, но делают. Другие же сорок… – Она снова пожала плечами. – Некоторые возвращаются в тюрьму. Некоторые спиваются. Кое-кто заканчивает самоубийством. С формальной точки зрения повторного правонарушения они не совершают, но успехом я бы это не назвала. Ну, и есть такие, как Эйдан Брюстер. Как сотрудник службы пробации, могу сказать, что он хороший парень. Вот, пожалуй, и всё.
– Где работает? – спросила Ди-Ди.
– В местной автомастерской. У Вито. Руки у парня золотые. В этом смысле у него перед другими преимущество.
Ди-Ди сделала запись в блокноте.
– Так вы говорите, он там два года?
– Он у них главный механик, – уточнила Пиклер. – Его босс, Вито, говорит о нем только хорошее. Настроен парень серьезно, зарабатывает неплохо, что немаловажно, учитывая его нынешние расходы.
– Какие расходы? – поинтересовался Миллер.
– Расходы по программе. Сексуальные преступники обязаны оплачивать лечение. В случае с Брюстером это означает, что он каждую неделю выкладывает более шестидесяти баксов за групповую консультацию. Раз в десять месяцев проходит проверку на детекторе лжи – для подтверждения, что не сошел с колеи, и отдает за это две с половиной сотни. Если б на него надели браслет, платить пришлось бы и за браслет, но Брюстеру повезло – он вышел за год до того, как использование навигации GPS стало стандартной процедурой. Плюс арендная плата, расходы на транспорт и так далее, и тому подобное. Недешевая жизнь для человека, вошедшего в игру с ограниченным набором возможностей.
– Вы имеете в виду, что ему нельзя приближаться к детям, – кивнула Ди-Ди.
– Именно это. Даже работая в местном гараже, Брюстер может обслуживать только те машины, которые стоят не на первой линии. Никто ведь не может гарантировать, что в мастерскую не войдет женщина с двумя детьми.
– Но работник он хороший.
– Лучший, – усмехнулась Коллин. – Вито может гонять Брюстера до десятого пота, и парень никогда не пожалуется, потому что они оба знают – уйти и отыскать другую работу он не может. Люди считают, что сексуальные преступники не могут трудоустроиться. На самом же деле есть «ловкие» наниматели, которые с удовольствием их принимают.
– Получается, Эйдан Брюстер просто несчастный бедняжка? Порезвился с четырнадцатилетней девчонкой, и теперь мы все должны его жалеть?
– Я этого не говорю, – спокойно ответила Коллин. – Закон есть закон. Я лишь говорю, что судебная система понимает вопрос так: совершил преступление – отбудь срок. Брюстер провел в тюрьме два года, но срок будет отбывать до конца жизни. Скажу так, пусть это и прозвучит цинично: для него было бы лучше, если бы он не спал с девчонкой, а просто убил ее. И мне как работнику этой судебной системы от такого анализа не по себе.
Но Ди-Ди уже переключилась на другую тему и повернулась к Миллеру:
– Известно, куда Джонсы отдают машины на техобслуживание?
Детектив покачал головой.
– Выясним.
– Кто такие Джонсы? – спросила Коллин.
– Джейсон и Сандра Джонс. Живут в том же, что и Брюстер, квартале. Но только прошлой ночью Сандра Джонс исчезла.
– Вот оно что. – Коллин откинулась на спинку стула и закинула руки за голову. – И вы думаете, что Эйдан имеет к этому какое-то отношение?
– Приходится учитывать и такой вариант.
– Сколько лет Сандре Джонс?
– Двадцать три. Учительница в шестом классе средней школы. У нее четырехлетняя дочь.
– То есть вы думаете, что Эйдан посреди ночи похитил мамочку из ее дома? А что муж?
– Муж был на работе. Он местный репортер.
– Полагаете, Брюстеру была нужна девочка? Только имейте в виду, что он четыре или пять раз проходил проверку на детекторе лжи и полностью изложил историю своего преступления. Тема педофилии не возникла ни разу.
– Я не знаю, что думать, – покачала головой Ди-Ди. – Но, в чем согласны все, Сандра Джонс очень привлекательная женщина. И давайте признаем откровенно, двадцать три года – это далеко не старость. Они с Брюстером одного возраста, так?
Коллин кивнула:
– Да, одного.
– Итак, мы имеем красивую молодую мамашу и состоящего на учете сексуального преступника, живущего неподалеку. Кстати, Эйдан случайно не красавчик?
– Пожалуй. Белокурые волосы. Голубые глаза. Из таких, знаете ли, пляжных красавчиков. Но приятный.
Миллер закатил глаза.
Ди-Ди между тем продолжала развивать свою теорию.
– Итак, у мужа Сэнди ночная работа. Она часто остается одна с ребенком. Однажды вечерком она выходит во двор с дочуркой, и в этот момент мимо проходит Эйдан. Слово за слово, разговор. Разговор ведет к знакомству, знакомство – к…
– И она убегает с ним? – подсказала Коллин.
– Или они из-за чего-то схватываются. Она узнает, кто он такой, и высказывает ему все, что думает. Как-никак Эйдан был рядом с ее дочерью, а Сандра Джонс, судя по всему, готова ради ребенка на все.
– И он ее убивает, – сухо подытожила Коллин.
– Вы же сами сказали, что такие, как он, больше всего на свете не хотят вернуться в тюрьму.
Коллин вздохнула и, взяв карандаш, постучала резинкой по столу.
– Хорошо. Для протокола: думаю, вы заблуждаетесь. Однажды Эйдан уже вступил в весьма рискованные отношения и получил за это по полной. На мой взгляд, увидев во дворе женщину вроде Сандры Джонс, он развернулся бы на сто восемьдесят градусов и убежал куда подальше. Зачем искушать судьбу, так ведь? Но факт остается фактом, Сандра Джонс пропала, а Эйдан Брюстер – тот самый несчастный сукин сын, который живет поблизости. Правила есть правила, так что стоит проверить.








