Текст книги "Избранные произведения в одном томе"

Автор книги: Лиза Гарднер

Работаю над письмом. Чтобы курс лечения считался завершенным, нужно написать письмо жертве, взять на себя ответственность за свой поступок и выразить сожаление. Письмо никуда не уйдет; нам объясняют, что это было бы несправедливо по отношению к жертве. Разворошило бы прошлое, разбередило старые раны и все такое. Но написать надо.

Пока что у меня только начало, два слова: Дорогая Рэйчел.

Рэйчел – это, конечно, выдуманное имя. В групповой терапии понятие конфиденциальности отсутствует, не забыли? Итак, позади шесть недель работы, а я выдал только два слова, одно из которых – неправда.

Надеюсь, сегодня мне все же удастся продвинуться с письмом моей «дорогой Рэйчел». Сегодня я узнаю, каково оно – быть жертвой.

Сначала я хотел удариться в бега, но потом обдумал все обстоятельно. Прокрутил в голове. Вышло, что ничего не получается. В таком деле требуется серьезная логистика, а в нашем нынешнем мире, где за тобой всегда присматривает Большой Брат, все не так просто, как до 11 сентября. Машины у меня нет, а на самолет или поезд без документов не попадешь. Не идти же через весь Массачусетс пешком?

Проблема в том, что у меня нет ни налички, ни колес, чтобы вот так вот взять и провернуть фокус с исчезновением. Я плачу за детектор лжи и за группу поддержки, не говоря уже о сотне каждую неделю, которую посылаю Джерри. Он называет это возмещением убытков, а я – страховкой. Хоть какая-то гарантия, что Джерри не отыщет меня в Южном Бостоне и не переломает к чертовой матери все кости.

Так что для финансирования побега мой банковский счет слишком жидок.

Что же делать? После занятия в группе поддержки я отправился домой.

Коллин постучала в мою дверь уже через тридцать минут.

– Можно войти? – вежливо, но твердо спрашивает мой надзорный инспектор.

– Конечно, – я широко открываю дверь. Коллин уже была здесь однажды, в самом начале, когда проверяла мой адрес. С тех пор прошло два года, но изменилось немногое. Я не слишком силен в отделке интерьера.

Она идет по захламленному коридору в заднюю часть дома, где когда-то находились гостиная и отделенная экраном веранда, которые моя бережливая хозяйка, миссис Гулиган, переделала в квартирку площадью пятьсот квадратных футов. За пользование этим чудесным пространством я плачу восемьсот баксов в месяц, что позволяет миссис Г. выплачивать имущественный налог за дом, которым владеет уже пятьдесят с лишним лет и который не хочет терять только из-за того, что какие-то яппи наконец открыли для себя район и цены на недвижимость взлетели до небес.

Честно говоря, мне нравится миссис Г., даже несмотря на то, что она развесила на всех окнах эти свои дурацкие кружевные занавесочки и разложила повсюду вязаные салфеточки. Эти салфеточки она прикалывает к мягкой мебели булавочками, о чем я знаю потому, что укалываюсь о них едва ли не каждый день. Во-первых, миссис Г. с самого начала знает, что я – сексуальный преступник, но не прогоняет, хотя дети и ругают ее за это. (Я сам слышал – дом не такой уж и большой.) Во-вторых, я постоянно застаю ее в моей комнате. «Забыла кое-что», – отрывисто бросает она, используя возраст как прикрытие для своего любопытства. Ей восемьдесят, и выглядит она как садовый гном. Ни о какой старческой хрупкости, рассеянности или забывчивости не может быть и речи. Мы оба знаем, что она проверяет меня, но не говорим, и это мне тоже нравится.

Для нее я храню под матрасом парочку порножурналов, найти которые не составляет труда. Думаю, старушке легче оттого, что ее квартиросъемщик листает непристойные журнальчики для взрослых. В противном случае она, чего доброго, начала бы беспокоиться, а я этого не хочу.

И вот теперь я веду Коллин в свой скромный рай. Она внимательно оглядывает кухоньку, крохотную гостиную с цветастым розовым диванчиком, любезно предоставленным в мое распоряжение миссис Гулиган. Задержавшись в самой большой комнате секунд на шестьдесят, Коллин проходит в спальню. Я вижу, как она морщит нос, едва переступив порог, и вспоминаю, что давненько не стирал простыни.

Вот же черт. Впрочем, теперь исправлять ситуацию уже поздно. С другой стороны, свежее белье можно интерпретировать как свидетельство нечистой совести.

Коллин возвращается в гостиную, садится на розовый диванчик и укалывается шеей о булавку. На минуту она выпрямляется, смотрит на вязаную салфеточку, пожимает плечами и снова откидывается на спинку.

– Чем занимаешься, Эйдан?

– Работаю, гуляю, хожу на занятия, – я пожимаю плечами и остаюсь на ногах. Нервы разыгрались, тут не насидишься. Оттягиваю и отпускаю зеленую резиновую ленту на запястье. Коллин наблюдает за мной, но ничего не говорит.

– Как работа?

– Не жалуюсь.

– Новые друзья, новые хобби?

– Нет.

– Берешь книги в библиотеке?

– Нет.

Она наклоняет голову чуть набок.

– К соседям на барбекю не заглядываешь?

– В марте?

Коллин усмехается.

– Похоже, живешь тише церковной мыши.

– Так оно и есть, – говорю я. – Правда.

Она наконец-то переходит к делу, наклоняется вперед, подальше от булавки, упирается локтями в колени.

– Слышала, у соседей что-то случилось.

– Видел полицейских, – отвечаю я. – Сегодня утром. Ходили по домам.

– Ты с ними разговаривал?

Качаю головой.

– Спешил на работу. Вито шкуру снимет за опоздание. К тому же, – бросаю я в свою защиту, – я все равно ничего не знаю.

Она улыбается, и я почти слышу ее мысли. Если б каждый раз, когда я их слышу, мне давали хотя бы по 5 центов…

Начинаю расхаживать по комнате, все быстрее и быстрее. Она смотрит на меня с понимающим видом, а когда начальство так на тебя смотрит, надо обязательно что-то сказать.

– Я сейчас пишу письмо.

– Да?

– Письмо Рэйчел. – Она не знает, кто такая Рэйчел, потому что имя вымышленное, но все равно понимающе кивает. – Надо написать, каково оно, чувствовать себя беспомощным. Знаете, не так-то это просто. Беспомощным быть никому не хочется. Но у меня сейчас хорошо получается. Потому что я и сам в таком положении.

– Продолжай, Эйдан. Расскажи мне, что и как.

– Я этого не делал! Понимаете? Я этого не делал. Но та женщина исчезла, а я живу через пять домов, числюсь в этой чертовой базе данных и сделать ничего не могу. Игра окончена. Есть извращенец, так арестуйте его.

– Ты знал эту женщину?

– Вообще-то нет. Видел несколько раз, вот и всё. Но у них есть ребенок. Ее я тоже видел. Я живу по правилам. Мне проблемы не нужны. У них есть дети – значит, я держусь подальше.

– Говорят, она хорошенькая.

– У них есть ребенок, – твердо, как мантру, повторяю я. Может, так оно и есть.

– Ты – парень симпатичный, – говоря это, Коллин смотрит на меня как будто оценивающе, но меня ей не одурачить. – Живешь тихо, почти никуда не ходишь. Представляю, как тебе должно быть тяжело.

– Знаете, я ведь дрочу каждый день. Спросите моего консультанта. Она заставляет нас рассказывать и об этом.

Коллин и бровью не ведет.

– Как ее зовут?

– Кого?

– Ту женщину.

– Джонс, кажется. Я только фамилию знаю.

Она смотрит на меня пристально, пытается вычислить, много ли мне известно и что из меня можно вытянуть. Например, призна́юсь ли я, что встречался с мужем пропавшей женщины, хотя ребенок и был дома? Думаю, эту деталь лучше придержать. Есть такое правило – ничего добровольно не отдавай, пусть кому надо сами стараются.

– Кажется, Сандра Джонс, – рассуждает она. – Преподает в средней школе. Муж работает по ночам. Ситуация нелегкая. Она работает днем, он ночью. Представляю, каково ей в одиночку.

Я щелкаю резинкой по запястью. Не спросила, а от меня ответа не дождется.

– Девочка у них такая милая…

Молчу.

– Как говорится, развита не по годам. Любит кататься по району на трехколеснике. Ты ее случайно не видел?

– Видишь ребенка – перейди на другую сторону улицы. – Щелкаю резинкой.

– Что ты делал прошлым вечером?

– Я вам уже сказал: ничего.

– Есть алиби? Кто-то может подтвердить, что ты ничего не делал?

– Конечно. Позвоните Джерри Сейнфилду. Я с ним каждый вечер тут тусуюсь, в семь часов…

– А потом?

– Пошел спать. В мастерской начинают рано.

– Спал один?

– По-моему, я уже ответил.

Она вскидывает бровь.

– Пожалуйста, Эйдан, не испытывай на мне свой шарм. Будешь также держаться с полицией, они точно отправят тебя за решетку.

– Я ничего не сделал!

– Так убеди меня в этом. Поговори со мной. Расскажи, как ты ничего не делаешь, потому что ты прав, Эйдан. Ты – состоящий на учете сексуальный преступник. Ты живешь поблизости от дома, где исчезла женщина. И пока что ты ведешь себя так, словно действительно это сделал.

Облизываю губы. Щелкаю резинкой. Снова облизываю губы. Щелкаю резинкой.

Хочу рассказать о машине, но не рассказываю. Тогда уж от полиции точно не отобьешься. Лучше подождать и воспользоваться этой информацией, когда они потащат меня на допрос и засадят в КПЗ. Вот тогда и можно будет предложить кое-что в обмен на свободу. Еще одно правило криминального мира: никогда не отдавай ничего даром.

– Если б я что-то сделал, – говорю я наконец, – то уж наверняка придумал бы историю получше, вы не думаете?

– Отсутствие алиби – вот твое алиби, – шутливо говорит она.

– Да, вроде того.

Коллин поднимается с дивана, и я облегченно выдыхаю – кажется, пронесло.

Но тут она говорит:

– Прогуляемся?

И мое хорошее настроение мгновенно испаряется.

– Зачем это?

– Приятный вечер. Хочется подышать свежим воздухом.

Ответить нечего, так что мы выходим: она – за шесть футов, в каких-то сумасшедших сапогах на платформе; я – сгорбившись, в джинсах и белой футболке. Хорошо хоть, что резинкой не щелкаю. Запястье распухло и покраснело. Вид, как у самоубийцы. Есть над чем подумать.

Коллин идет вокруг дома, на задний двор, и я вижу, как внимательно она смотрит под ноги. Ищет какие-то окровавленные орудия? Или свежевскопанную землю?

Так и хочется сказать: да пошла бы ты. Разумеется, я молчу. Иду, опустив голову. Не хочу на нее смотреть. Не хочу выдать себя чем-то.

Потом она говорит, что старается ради меня, что пытается мне помочь, хочет меня защитить. А я вдруг с полной ясностью представляю, как сижу на своем дурацком розовом диванчике и пишу:

Дорогая Рэйчел,

Мне жаль, что так случилось. Сколько раз я говорил тебе, что хочу только поболтать, хотя мы оба знали, что на самом деле я хотел раздеть тебя. Сколько раз я затягивал тебя в постель, а потом говорил, что хотел как лучше для тебя. Прости меня за это.

Прости за то, что переспал с тобой, а потом сказал, что ты сама виновата. Что ты этого хотела. Что тебе это было нужно. Что я сделал это для тебя.

Прости за то, что я до сих пор думаю о тебе каждый божий день. За то, как сильно я тебя хочу. Как сильно ты мне нужна. За то, что ты сделала для меня.

И только я расписался, как этот мрак взрезал голос Коллин.

– Эй, Эйдан, – окликает она меня. – Это не твой кот?

Они встретились ровно в шесть утра. Начали с определения состава. Подозреваемых набралось двое: номер первый – мистер Джейсон Джонс, супруг; номер второй – Эйдан Брюстер, сексуальный преступник, проживающий в том же квартале. Определив подозреваемых, собравшиеся наметили линии расследования: средства и способы, мотивы и возможности.

По первому пункту у них не было ничего – никто точно не знал, что именно случилось с Сандрой Джонс. Убита? Похищена? Сбежала? Строить предположения при отсутствии информации на столь ранней стадии расследования – занятие бессмысленное, поэтому они сразу перешли к следующему пункту.

Мотивы. У Джонса на кону четыре миллиона долларов, которых он мог предположительно лишиться при разводе. Плюс опекунство над дочерью. Брюстер – сексуальный хищник, воплощающий в жизнь свои темные фантазии.

Возможности. Джонс представил алиби на время исчезновения жены, но алиби не железобетонное. У Брюстера никакого алиби нет, но смогут ли они связать Брюстера с Сандрой Джонс? Пока что у них не имелось ни телефонных сообщений, ни электронных писем, ни текстовых посланий, которые связывали бы этих двоих. Однако география играла в их пользу – подозреваемого и жертву разделяли всего лишь пять домов. Логично предположить, что они знали друг друга в каком-то качестве. Плюс авторемонтная мастерская, в которой работал Брюстер. Не исключено, что именно там обслуживали машину Сандры Джонс – это предстояло срочно выяснить уже утром.

Далее – биография, окружение, связи. Джонс – репортер-фрилансер и «заботливый» отец, женившийся на очень молодой и уже беременной женщине и перевезший ее в Южный Бостон из Атланты, штат Джорджия. В активах у него четыре миллиона долларов, происхождение которых неизвестно. Стремления к «сотрудничеству» с сержантом Уоррен и детективом Миллером не проявил, что говорило не в его пользу. Питает слабость к замкам и стальным дверям.

С другой стороны, Брюстер – состоящий на учете сексуальный преступник, имевший отношения с четырнадцатилетней девушкой. Последние два года работает на одном и том же месте, проживает по одному и тому же адресу. Надзорный инспектор характеризует его положительно. Накануне она посетила его в девять вечера и, согласно отчету, не обнаружила в квартире ничего подозрительного. Плюсик Брюстеру.

Сама жертва к категории «рисковых» не относилась. Любящая, заботливая мать, школьная учительница. В злоупотреблении наркотиками и алкоголем, а также распутном поведении не замечена. Директор школы характеризует ее как человека пунктуального, надежного и добросовестного. Муж утверждает, что она никогда бы по собственной воле не оставила дочь. С другой стороны, жертва молода, живет в относительно незнакомом городе, где у нее нет поддержки – ни родственников, ни близких друзей. Подводя итог, они имели дело с молодой, социально изолированной красивой мамочкой, проводящей много ночей в одиночестве, с ребенком.

Место преступления: признаки насильственного вторжения отсутствуют. Ни пятен крови, ни свидетельства применения силы не обнаружено. Есть разбитая настольная лампа в главной спальне, но никаких указаний на то, что ее использовали как оружие или сбросили в ходе борьбы. Есть синее с зеленым стеганое одеяло, обычно лежавшее в главной спальне, но засунутое кем-то в стиральную машину вместе с пурпурной сорочкой. Есть сумочка пропавшей, сотовый телефон, ключи от автомобиля и сам автомобиль. Вся одежда и украшения на месте. Пропавшая женщина ничего с собой не взяла. Машину мужа обыскали, но ничего не нашли. В криминалистической лаборатории изучают содержимое мусорного контейнера Джонсов. БРРЦ – Бостонский региональный разведывательный центр – готов проверить их домашний компьютер.

В последнюю минуту Ди-Ди добавила еще один пункт: пропавший рыжий кот.

Она отступила от белой доски, на которую смотрели теперь все присутствующие.

Подождав – никто так ничего и не добавил, – Ди-Ди накрыла ручку колпачком и повернулась к заместителю начальника отдела убийств Клементу.

– Со времени исчезновения Сандры Джонс прошло уже больше двадцати четырех часов. В местных больницах и моргах ее нет. Никаких операций с кредитными картами или банковскими счетами за отчетный период не проводилось. Мы обыскали дом, двор, два транспортных средства и прочесали квартал. На данный момент у нас нет ни одной версии относительно ее местонахождения.

– Сотовый? – рявкнул заместитель.

– Мы работаем с ее провайдером. Затребовали полный список удаленных голосовых и текстовых сообщений, а также список всех входящих и исходящих звонков. В последние двадцать четыре часа отмечены только звонки и сообщения от коллег и учащихся, пытавшихся связаться с пропавшей.

– Электронная почта? – не унимался Клемент.

– Вчера мы попытались получить ордер на изъятие семейного компьютера. Судья отказал на том основании, что с момента исчезновения Сандры Джонс прошло слишком мало времени. Сегодня утром мы обратимся с повторным запросом, поскольку предусмотренные для таких случаев двадцать четыре часа уже истекли.

– Стратегия?

Ди-Ди перевела дух и бросила взгляд на детектива Миллера. Они работали над этим с пяти утра, позволив себе лишь несколько часов заслуженного и крайне необходимого отдыха. Прохождение двадцатичетырехчасовой отметки можно было оценивать и положительно, и отрицательно. С одной стороны, они могли официально открыть дело по факту исчезновения Сандры Джонс. С другой, шансы отыскать вышеназванную особу сократились наполовину. Раньше у них имелось окно возможностей. Теперь началась гонка со временем, и с каждой уходящей минутой судьба пропавшей представала во все более мрачном свете.

Ее нужно найти. В ближайшие двенадцать часов – иначе, весьма вероятно, им придется откапывать труп.

– Нам представляются логичными два направления расследования, – доложила Ди-Ди. – Первое. Мы полагаем, что ребенок, Кларисса Джонс, может располагать какой-то информацией относительно случившегося в доме той ночью. Нужно убедить Джейсона Джонса дать согласие на судебное собеседование, в ходе которого девочка, возможно, поделится какими-то деталями.

– Как вы собираетесь это сделать?

– Предложим ему два варианта. Либо он разрешает нам поговорить с дочерью, либо мы объявляем дом местом преступления, и тогда им придется временно сменить место жительства. Мы полагаем, что в интересах ребенка, для которого важно привычное окружение, Джейсон Джонс не станет противиться.

Клемент посмотрел на нее.

– Если только он не считает, что дочь может располагать инкриминирующими его сведениями.

Ди-Ди пожала плечами.

– В любом случае у нас появится новая информация.

Клемент на секунду задумался.

– Согласен. Второе направление?

Она снова вздохнула.

– В связи с отсутствием на данный момент каких-либо улик нам нужно обратиться за помощью к населению. Прошло двадцать четыре часа. Мы не знаем, что случилось с Сандрой Джонс. Наша лучшая ставка – привлечь местных жителей. В таком случае было бы желательно сформировать оперативную группу, которая обрабатывала бы поступающую информацию. Нам также нужно привлечь к расследованию другие правоохранительные службы с целью организации поисковых групп и координации работы по другим направлениям. И последнее. В девять утра мы проведем пресс-конференцию, на которой раздадим фотографии Сандры Джонс с телефонами горячей линии для тех, кто располагает какой-либо информацией. Конечно, такое дело потенциально может привлечь внимание всей страны, но, может быть, в нынешней ситуации это поспособствует нашим усилиям.

Клемент посмотрел на нее с некоторым сомнением.

Ди-Ди позволила себе пожать плечами.

– Черт возьми, Чак, рано или поздно пресса обо всем пронюхает. А раз так, то почему бы не использовать ее в наших интересах?

Клемент вздохнул, взял лежавшую перед ним папку и постучал по столу.

– Кабельным каналам это понравится.

– Нам потребуется офицер по связям с общественностью, – добавила Ди-Ди.

– Девяносто пять процентов «сигналов» поступят от одиноких мужчин в шляпах из алюминиевой фольги и с историями о похитителях-пришельцах.

– Можно подумать, у нас бюджет резиновый, – фыркнул Клемент. – А те парни в шляпах из фольги… они же из мамочкиных подвалов раз в год вылезают. – Он сжал папку обеими руками. – Репортеры будут спрашивать о муже. Вы уже решили, что скажете?

– Следствие разрабатывает все направления.

– Они спросят, сотрудничает ли он с полицией.

– Я позвоню ему в половине девятого. Предложу дать согласие на беседу с девочкой, чтобы я могла положительно ответить на этот вопрос и уберечь его от неприятностей.

– Что с тем сексуальным преступником?

Ди-Ди на секунду замялась.

– Следствие разрабатывает все направления.

Клемент глубокомысленно качнул головой.

– Вот и молодец. И чтоб никаких отклонений от намеченной линии. Главное – не допустить утечки. Нельзя, чтобы они узнали, что у нас два равноценных подозреваемых. Опомниться не успеешь, как они начнут указывать друг на друга пальцем, предоставляя защитникам материал для обоснованных сомнений.

Ди-Ди кивнула, решив умолчать о том, что Джейсон Джонс уже пошел этой дорожкой. Проблема с профайлингом двух свидетелей именно в этом и заключалась, поэтому они писали все на белой доске, а не облекали в форму официальных полицейских рапортов. После проведения ареста адвокаты защиты, получив право ознакомиться с полицейскими отчетами, нередко вытаскивали подозреваемого Б и выставляли его перед присяжными в качестве действительного организатора преступления. Вот что делает всего лишь одна доза обоснованного сомнения, предоставленная старательным детективом. Иногда ты – ветровое стекло. Иногда ты – жук.

– Так, говоришь, пресс-конференция в девять? – Клемент взглянул на часы и поднялся из-за стола. – Тогда пора собираться.

Он еще раз постучал папкой по столу, как делает судья, закрывая заседание, и вышел за дверь. Ди-Ди и детектив Миллер, получив наконец официальное разрешение на формирование опергруппы и обработку подозреваемого, принялись за работу.

Телефон зазвонил в начале девятого. Джейсон приподнял голову и посмотрел на столик у окна. Надо встать и взять трубку, а сил не осталось даже пошевелиться.

Ри сидела на ковре перед ним с тарелкой «Чириос»[162]162
  Марка овсяных колечек.


[Закрыть] и неотрывно смотрел на экран. По телевизору шли «Сказки Дракона», за которыми следовали «Большой Красный Щенок Клиффорд» и «Любопытный Джордж». Ей никогда еще не разрешали смотреть так много мультиков, как в последние двадцать четыре часа. Прошлым вечером она так оживилась из-за обещания кино; теперь же, утром, вид у нее был такой же осоловевший, как и у папы.

Вопреки обыкновению, Ри не прискакала в спальню в половине седьмого, не пробарабанила кулачками по его спине и не разбудила жизнерадостным: «Вставай! Вставай, вставай, вставай! Пааааа-пааааа! Вставай!»

В семь Джейсон сам пришел к дочери и застал ее лежащей в постели с открытыми глазами. Ри смотрела на потолок, словно пыталась запомнить расположение птичек и бабочек, порхающих на разрисованных карнизах. Он поднял шторы – за окном начинался еще один холодный мартовский день. Достал ее розовый флисовый халатик. Не говоря ни слова, Ри выбралась из-под одеяла, надела халат, нашла тапочки и спустилась за ним по лестнице. Хлопья непривычно громко высыпались из коробки. Молоко плеснулось в расписанную ромашками чашку. Джейсон думал, что не справится, не вынесет звона посуды, но все же как-то продержался до конца.

Ри отнесла чашку в гостиную и, не спрашивая разрешения, включила телевизор. Как будто знала, что он не станет возражать. Он и не возражал. Не нашел в себе сил сказать: «А ну-ка, юная леди, сядьте к столу. Телевизор, девочка, только портит мозги. Давай-ка поедим как следует».

Вышло так, что порча мозгов казалась несравнимо меньшим злом, чем то, что обещало им это утро, – второй день без Сандры. Второй день без матери Ри и его жены, женщины, которая тридцать шесть часов назад целенаправленно очистила свой аккаунт. Женщины, которая, возможно, бросила их.

Снова зазвонил телефон. На этот раз Ри повернулась и посмотрела на него. Посмотрела немного укоризненно, словно напоминая, что он – взрослый.

В конце концов Джейсон лениво поднялся с кровати, подошел к столику у окна и взял трубку.

Звонила, конечно, сержант Уоррен.

– Доброе утро, мистер Джонс.

– Не очень.

– Я так понимаю, вы хорошо поработали ночью.

– Делал то, что должен. – Он пожал плечами.

– Как ваша дочь сегодня?

– Вы нашли мою жену?

– Ну, вообще-то…

– Тогда давайте перейдем к делу.

Он услышал, как она вздохнула.

– Поскольку двадцать четыре часа уже прошло, вам следует знать, что статус вашей жены изменился, и теперь она признана официально пропавшей.

– Как же ей повезло, – пробормотал Джейсон.

– В некотором смысле так оно и есть. Теперь мы можем действовать открыто и привлечь к работе больше ресурсов. В девять утра мы проводим пресс-конференцию, на которой объявим об исчезновении вашей жены.

Джейсон напрягся. Новость застала его врасплох, как резкий, болезненный удар между глаз. Он уже открыл рот, но в последний момент сдержал рвущийся протест. Стиснул переносицу, притворяясь, что жжение в глазах – это что угодно, но только не слезы.

– Хорошо, – негромко сказал он.

Надо звонить. Ему нужен адвокат. И как-то позаботиться о дочери. Прижав беспроводной телефон подбородком к плечу, он направился в кухню, подальше от Ри.

– Было бы замечательно, – продолжала сержант Уоррен, – если б вы сами обратились к горожанам. Выступили от своего имени. Мы могли бы устроить пресс-конференцию у вас во дворе. И вы с дочерью приняли бы в ней участие, – добавила она любезным тоном.

– Спасибо, нет.

– Спасибо, нет? – удивленно повторила сержант, но оба знали – это только притворство.

– Интересы дочери для меня на первом месте. Не думаю, что участие в этом цирке пойдет ей на пользу. Я также считаю, что присутствие репортеров в нашем дворе и вторжение в нашу частную жизнь может нанести ей психологическую травму. Будет лучше, если я останусь дома и подготовлю ее к дальнейшему развитию событий.

– И как же, по-вашему, эти события будут развиваться? – спросила сержант, явно заманивая его в ловушку.

– Вы покажете фотографию моей жены по телевизору и опубликуете в газете. Распечатаете и распространите копии, расклеите их по всему городу. Организуете поисковые группы с участием школьных коллег Сэнди. Соседи будут приносить угощения, станут пытаться заглянуть за дверь. Вы попросите какую-нибудь одежду Сэнди, чтобы ищейки могли взять ее след. Возьмете волосы для анализа ДНК на случай обнаружения человеческих останков. Не забудете и про семейную фотографию, потому что газетчикам это нравится больше, чем фото одной Сэнди. Потом сюда съедутся фургоны с тарелками и прожекторами, которые будут включаться в четыре часа каждое утро. Вам придется выставить полицейский пост, чтобы сдерживать эти орды по всему периметру границы частных владений. Репортеры начнут толпиться там двадцать четыре часа в сутки, выкрикивая вопросы и надеясь, что я каким-то волшебным образом смогу на них ответить. И если я скажу что-то, то мои слова можно будет использовать против меня в суде. С другой стороны, если я возьму на эту роль адвоката, все решат, что я что-то скрываю.

В моем переднем дворике появится что-то вроде мемориала. Люди будут приносить цветы, записочки, плюшевых медвежат – все для моей жены. Кто-то зажжет поминальные свечи, а особенно сострадательные станут молиться за возвращение Сэнди. Скорее всего, найдутся ясновидящие, которые тоже предложат свои услуги. Молоденькие дамочки начнут присылать соболезнования, потому что они питают особую слабость к одиноким отцам, особенно если те подозреваются в насилии по отношению к женам. И, разумеется, я отклоню все предложения от желающих бескорыстно позаботиться о моей дочери.

Долгая пауза…

– Такое впечатление, что вы прекрасно все знаете, – сказала Ди-Ди.

– Я сам из этой компании и, разумеется, хорошо знаком с процессом.

«Ходим вокруг да около», – подумал Джейсон. Как будто танцуем. Он представил, как сержант Уоррен кружит вокруг него в розовом платье-фламенко, а он, весь в черном, пытается выглядеть сильным и мужественным, хотя на самом деле просто не знает движений.

– Вы, конечно, понимаете, что теперь, когда расследование идет полным ходом, крайне важно обеспечить оперативную группу всей имеющейся информацией и сделать это как можно быстрее. С каждым ушедшим часом шансы отыскать вашу жену целой и невредимой значительно уменьшаются.

– Я так понимаю, что если мою жену не нашли вчера, то, вероятнее всего, мы вообще ее не найдем.

– Хотите добавить что-то к этому? – негромко спросила Ди-Ди.

– Нет, мэм, – ответил Джейсон и тут же пожалел о своей поспешности. Пользуясь привычными с детства фразами, он неизменно соскальзывал на характерный южный акцент.

Сержант Уоррен ответила не сразу. Заметила или пропустила эту особенность его произношения?

– Буду говорить откровенно, – резко начала она.

Относительно ее откровенности у него были сильные сомнения, но делиться ими он не стал.

– Нам крайне важно поговорить с вашей дочерью. Время уходит, и, возможно, Ри – единственный свидетель случившегося с вашей женой.

– Я знаю.

– Тогда дайте согласие на то, чтобы с ней поговорил наш психолог. Ее зовут Марианна Джексон, и она отличный специалист. Мы договорились с ней на десять утра.

– Хорошо.

Молчание. Потом:

– Вы согласны?

– Да.

Долгий вздох на другом конце линии – не ожидала.

– Джейсон, мы ведь еще вчера просили вас об этом, и вы отказали. Почему же теперь согласились?

– Потому что беспокоюсь о ней.

– О вашей жене?

– Нет. О дочери. По-моему, она не очень хорошо со всем этим справляется. Может быть, разговор со специалистом пойдет ей на пользу. Я ведь не чудовище, сержант. И интересы дочери для меня дороже всего.

– Тогда в десять. У нас. Нейтральная территория всегда лучше.

– Папочка?

– Можете меня не убеждать, – сказал Джейсон в трубку и повернулся к дочери. Ри стояла в дверях и смотрела на него так, как всегда смотрят дети, безошибочно угадывая, что взрослые говорят о них. – Сегодня мы встретимся с одной милой леди, – сказал он, относя трубку ото рта. – Не беспокойся, милая, все будет хорошо.

– Там кто-то есть, папочка. За дверью.

– Что?

– Кто-то за дверью. Разве ты не слышишь?

Он прислушался и услышал. Скребущий звук, словно кто-то пытался войти.

– Мне надо идти, – сказал Джейсон и, не дожидаясь ответа, положил трубку на место. – А теперь в гостиную. И побыстрее, милая. Я серьезно.

Он жестом усадил Ри на пол возле диванчика, а сам встал между ней и тяжелой входной дверью. Звук повторился, и Джейсон прижался к стене рядом с окном. Он изо всех сил старался держаться естественно, хотя нервы уже дрожали и звенели от паники. Первым, что Джейсон увидел, выглянув наружу, была стоящая на прежнем месте, у тротуара, машина без опознавательных знаков с сидящим за рулем и безмятежно попивающим кофе полицейским. Потом он заметил, что ни у двери, ни возле окна никого нет.

Звук, однако, раздался снова. Негромкий, скребущий…

– Мяяяу.

Ри вскочила с пола.

– Мяяяу…

Ри метнулась к двери. Не успел Джейсон сдвинуться с места, как она ухватила ручку торопливыми пальчиками и потянула изо всех сил. Он, пусть и с опозданием, стал открывать замок.

Ри распахнула дверь, и в комнату неторопливо и с важным видом вплыл Мистер Смит.

– Мистер Смит! Мистер Смит! Мистер Смит! – Ри обхватила рыжего кота обеими руками и сжала так сильно, что животное протестующее взвыло.

А потом вдруг выпустила его, бросилась на дверь и разревелась.

– Но мне нужна мамочка! – жалобно пропищала она. – Хочу мамочку!

Джейсон бессильно опустился на пол. Притянул поближе дочку. Посадил себе на колени. И долго, пока она плакала, гладил ее темные курчавые волосы.