Текст книги "Знак расставания"
Автор книги: Лиз Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)
– Сегодня Сочельник. Мы могли бы послушать рождественские песни, – сказал Бен.
Рождественские песни! Все, что он хочет от нее, это послушать рождественские песни, чтобы она помогла ему решить, на месте ли половинка восьмой ноты!
– Нет, спасибо, Бен. Холли не позволит мне задерживаться, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Боюсь, что раз она хозяйка, то ей и решать, – сказала Эран.
– Жаль, знаешь, мы какое-то время не увидимся. Я завтра уезжаю в Сёрри, проведу неделю с родителями, – сказал Бен.
Эран уже так расстроилась, что эта новость даже не произвела на нее впечатления.
– Желаю приятно провести время. Мы будем все вместе – Митчеллы и я, Олли и Мораг, и мы прекрасно повеселимся! Нет ничего лучше, чем встретить Рождество вместе с детьми.
Они закончили пить кофе и разошлись.
* * *
В отчаянии Эран обращалась к Тхану и Бронвен.
– Это безнадежно. Уже прошло целых три месяца! Мы хорошо ладим, но ничего не меняется в наших отношениях. Наверное, у Бена есть девушка, с которой он видится, пока я на работе.
Бронвен согласилась, что неясностей в ситуации больше, чем радужных надежд. Но Тхан не терял оптимизма.
– В Азии дела делаются медленно, и в Индии тоже. Не спеши, Эран.
– Но, Тхан, я так хотела провести с Беном Рождество и Новый год! Он знает, что я так одинока, у меня уже никого нет, кроме Митчеллов, мои родные далеко…
– И его близкие тоже, а для индуса семья важнее, чем наши христианские праздники. Почему бы тебе не перестать расстраиваться и не пойти с нами на Трафальгарскую площадь завтра вечером? Биг-Бен пробьет полночь, и мы славно встретим Новый год.
Эран мрачно потащилась с Тханом и Бронвен, чувствуя себя живым трупом. Весь год она работала на износ, а Молли даже не поблагодарила ее, Конор ей не позвонил, Бен не любит ее, никто, кроме Олли и Мораг, не обнял ее, но и они – не ее дети! Эран была как дома в Лондоне, но это не был ее дом. С ее учебой все было в порядке, но предстояло еще со многим разобраться.
Эран должна была наконец определиться, понять, что ей нужно и как этого добиться. Ей всего семнадцать, но Бизе и Моцарт в этом возрасте уже прожили больше половины своей творческой – и человеческой – жизни. Бизе умер от непонимания и неприятия, Моцарт от истощения, одинокий и в такой нищете, что его похоронили в общей могиле для бедняков. От этой мысли у Эран пробегал холодок по всему телу в эту одинокую зимнюю ночь.
Возможно, это было ошибкой – сразу знакомить Эран со всеми друзьями. Но она казалась такой счастливой в кругу его приятелей, сливаясь с ними, понимая, что именно с ними Бен выступает в ресторане. Он предпочитал видеть Эран хотя бы при таких обстоятельствах, чем вообще не видеть ее. Почему же Эран продолжала встречаться с ним и как она в принципе его воспринимала?
Если Эран, скажем, боялась его или не интересовалась его особой, то зачем она покрасила волосы, так забавно вырядилась, разыскала Бена в первый же вечер? Она искала только дружбы, потому что тоже оказалась на чужбине и была одинока? Но когда Бен пригласил ее в гости в Сочельник, она решительно отказалась, прикрывшись Митчеллами и их детьми. «Месса» Генделя понравилась Эран, но она никак не проявила эмоций, – а ведь в ее собственной музыке было столько чувств, та же сила, которой была пронизана и музыка Бена, то самое чувство, которое могло бы породить многое, если бы Эран решилась когда-нибудь помочь Бену взрастить это в себе.
Именно в этом был источник проблем. Бен мог бы использовать Эран Кэмпион, но эгоистическая суть самой этой мысли была ему отвратительна. Использовать женщину как музу уже было достаточно нехорошо, но в данном случае все было еще хуже: Бен не был уверен, что вообще достоин внимания Эран, потому что его собственные привязанности были, как правило, весьма непродолжительными. Бен ничего не мог поделать с тем, что его воображение быстро переключалось – на другую песню, на другую девушку, «забегало» в следующий день. За два года у него сменилось шесть или семь подружек, но это не имело особого значения, потому что те девицы тоже, в общем-то, относились к их связи как к эксперименту. Но Эран была другой. Она очень серьезно воспринимала все, что касалось интимной жизни, вступая в какие-то отношения, она отдавалась им без остатка. Если бы Бен привлек ее внимание и затронул ее чувства. Эран вынудила бы его подписать брачный контракт. Бен полагал, что, несмотря на хрупкий внешний вид, у нее был крепкий ум, и именно такой ум мог бы организовать его жизнь, придать ей необходимую форму и направление. Но если Бен позволит Эран сделать это, то она даст даже больше… она наполнит его своей любовью, которую он чувствовал в ней, и – он не хотел этого. Ну, допустим, неделя или месяц, не больше – в мире так много девушек, что нет смысла навсегда прилепляться к одной! Эран была милая девушка, в ней была какая-то готовность к самопожертвованию, нечто, что могло привязать Бена. Она ему очень нравилась, но ее целеустремленность, цельность ее натуры отпугивала Бена. Когда они расстались бы – а это бы случилось, – она испытывала бы страшные муки, о которых Бену уже сейчас было нестерпимо думать.
Но Бен и так уже очень сильно огорчил родителей, а если бы он еще и ввел в семью ирландскую иммигрантку, то только бы усугубил ситуацию. Няня, которая играет на гобое! Гаю бы это понравилось, как раз то, что надо для его влюбленного в оперу сына. А вот Дива… Дива когда-то сама была иммигранткой. И в этом-то было все дело! Став членом уважаемой британской семьи, двадцать два года спустя она стала и преуспевающим доктором, и почтенной матроной в Серри, планируя и для своих потомков такие же удачные браки. Дочь ирландского рыбака просто не вписалась бы в эту идиллическую картину. Дива давно полностью слилась с британским окружением, прониклась его обычаями и культурой. Она сохранила свою исконную веру, но ни с кем ее не обсуждала, никогда не вспоминала долгое путешествие домой в Лакнау, которое она предприняла, чтобы ее единственный сын родился в Индии. Эта юная девушка напоминала бы Диве о ее собственном происхождении, и пришлось бы начинать борьбу сначала… Дива, точно, была бы недовольна.
Но Бен чувствовал потребность посоветоваться с матерью, хотя был уверен, что все равно не воспользуется ее советом. Это было забавно – вся история с межнациональными браками в семье: пра-пра-прабабушка Гая была индуской, шестнадцатилетней девушкой она стала невестой британского солдата, посланного в Бенгалию подавлять восстание сипаев в 1857 году. Ей тоже пришлось адаптироваться в новой стране, пришлось отказаться от воспоминаний, подавить тоску по дому. Она прижилась на новом месте и, когда овдовела, предпочла остаться в Англии, а не возвращаться и доживать долгие дни на родине. Она стала миссис Хейли, британской подданной, жительницей метрополии.
Как Бену казалось, Эран тоже хотелось стать «миссис Хейли». Хотелось вписаться в новую для себя страну, потихоньку завоевать ее, преодолеть ностальгию. В отличие от своих соотечественников. Эран была равнодушна к «ирландским призракам», не плакала над кружкой пива, не поносила «оптом» все, что отличалось от того, что осталось дома. Эран была яркая и мужественная, Бен искренне восхищался ею и страстно ее желал. Он чувствовал – между ними есть некое духовное родство, которое могло развиваться. Если бы он позволил это, то страсть, отпущенная на свободу, расцвела бы пышным цветом. Но породит ли любовная страсть в жизни такую же страстность в музыке? Или она направится в другое русло и, исчерпав себя, просто иссякнет? Разве духовное родство в жизни имеет такое же значение, как в музыке?
Люди живут не больше ста, но великие классические музыкальные произведения живут веками, уходят в вечность! Бен собирался создать одно из таких произведений, и он всегда будет отдавать предпочтение музыке, не давая домашнему быту вмешиваться или ограничивать его творческую жизнь. Эран так же серьезно относилась к своей музыке, во многом даже превосходя Бена. Но она была из тех прирожденных матерей, на которых есть словно невидимое тавро – «жена».
Эран окружит себя детишками, такими, как Олли и Мораг. Когда у нее появятся собственные малыши, она будет ставить их превыше всего остального. А Бен уже выбрал свои приоритеты в жизни, и от них он не может отказаться. Это было бы неразумно и чертовски эгоистично, но в этом-то и было все дело. Он сделал бы Эран несчастной!
Возможно. Эран обо всем уже догадалась и поэтому проявила сдержанность. Ее не устраивало – быть на вторых ролях, а подойдет ли это ее детям?
Бена бы такое не устроило: как в музыке, так и в жизни он предпочитал быть солистом, занимать центр сцены. Сам факт, что Эран еще предстояло правильно оценить его, сводил Бена с ума. Если она действительно нужна ему, то предстоит работать больше, играть лучше!
А Эран и правда нужна ему, он правда хочет ее? Да, он хочет ее – физически, эмоционально, духовно. Но он также хочет еще много чего другого, а чего-то не хочет совсем – того, что будет мешать, как вечно мешали ему эти дети!
Черт, во всем этом была такая путаница! Наверное. Бену лучше вернуться домой, спросить маму и услышать, что ни музыка, ни ирландская гувернантка не сделают его счастливым. Выслушать голос разума, а не сумятицу раздирающих диссонансов.
Бен повернул к дому, сделал несколько шагов и замер. Что с ним творится? Что общего имеет рассудок с инстинктом, с инстинктом, который говорил ему, что он должен рискнуть в случае с Эран Кэмпион? Бен хотел ее, и он добьется ее, он будет честен с ней и постарается сделать ее счастливой. Если из этого ничего не выйдет, то он хоть попробует! Жизнь коротка, и нет ничего хуже, чем сдаться, даже не попробовав что-то сделать.
Стояла твикенхэмская погода: как известно. Вольтер делил времена года по значительным британским спортивным событиям – погода Эйнтри, погода Эйскот, погода Хэнли, погода Уимблдона. Твикенхэмская погода означала короткие, пронизывающие ветреные дни. Эран плотнее запахнула воротник и придерживала его одной рукой, а в другой сжимала книги, идя по темным улицам из колледжа. Сегодняшнее занятие было очень интересным, почти на два часа она даже отключилась от мыслей о Бене Хейли. Но сейчас ей захотелось немного движения, и она решила пойти пешком. По ночам Лондон было не столько опасен, сколько полон тайн и приключений.
Эран не прошла и пятидесяти ярдов, как изменила свое мнение насчет опасностей. Приближающийся сзади грохочущий мотоцикл устремлялся прямо к ней. Эран инстинктивно почувствовала это. Одеревенев, вцепившись в сумку, она нашла в себе силы обернуться.
– Эран, Эран, подожди! – крикнул кто-то.
Бен! Волна облегчения нахлынула на Эран, и он медленно подъехал к ней – руки в кожаных перчатках с крагами, черная кожаная куртка делала его высоким и внушительным. Если бы она не была с ним знакома, убежала бы изо всех сил!
– Залезай и держись крепче, – сказал Бен.
Он показал жестом себе за спину, нетерпеливо нажал на газ, готовый умчаться с места, как только девушка усядется. Куда же он спешил? Бен сорвался с места с такой скоростью и так неожиданно, что у Эран перехватило дыхание.
Они мчались по темному Лондону с такой скоростью, что единственное, что Эран могла, это держаться за Бена изо всех сил. Они летели на юг, через реку, и попытки Эран что-то сказать заглушали шум и ветер. К тому времени, когда они достигли парка, выходящего на Гринвич, Эран чувствовала себя так, как будто ею выстрелили из катапульты. Она соскользнула с мотоцикла и стояла на дрожащих ногах, трясясь от холода и от какого-то неожиданного страха.
– Эран, мы должны с этим разобраться, – Бен крепко схватил ее за руку и повел к небольшому возвышению, где они уселись на траве и посмотрели друг другу прямо в глаза.
Его прямота была значительным облегчением для девушки, и она встретила ее с поднятой головой.
– Давай. Если ты имеешь в виду наши отношения, я бы хотела понять, что с нами происходит, Бен, – сказала Эран.
– Эран, почему ты постоянно избегаешь меня? – спросил Бен.
– Избегаю тебя? Да ведь это ты сам так поступаешь! – воскликнула Эран.
– Ладно, давай признаемся, что мы оба так себя ведем. Почему? – нахмурился Бен.
– Я не избегаю тебя. Все препятствия возникают словно сами собой. Я приехала в эту страну ни с чем. Я иммигрантка, и мне приходится много работать. У меня нет выбора. Это ты заполняешь каждую минуту своей жизни друзьями, вечеринками, пабами, репетициями, как будто они… как будто они могут укрыть тебя от меня? Почему? – Эран пристально смотрела на него.
Бен смущенно взглянул себе под ноги.
– Потому что я тебя боюсь, если хочешь знать правду, ужасно боюсь, – пробормотал он.
– Боишься меня? Да ты никого не боишься! Я никогда не встречала более уверенного в себе человека, – сказала Эран.
За его спиной Эран различала огни города и удивлялась, почему Бен привез ее именно в это место. Днем оно напоминало картину Малкольма Лоури, наполненную маленькими фигурками. Силуэты спешащих людей на заднем фоне, а на переднем плане – огромное пустое пространство, величественная возвышенность, царящая над всей перспективой.
– Я очень уверенно себя чувствую в большой толпе. Но я не могу оставаться наедине с кем-то. Это пугает и бесит меня! – воскликнул Бен.
Неожиданно в голове у Эран прояснилось, мысли выстроились в логическую цепочку.
– Ты имеешь в виду, что тебе нужна публика? – спросила она.
– Да, причем я должен владеть ею! Ты первый человек, с кем я захотел быть без посторонних, и, кажется, первый, кто… контролирует меня. Кто подчинил меня себе. Возможно, это и хорошо, но это-то может и сдерживать меня. Для меня женщины, как игрушки… – признался Бен.
Эран чувствовала его отчаяние, но у нее в душе почему-то ничего подобного не было. Что-то отлегло от сердца, и она нежно и успокаивающе взяла Бена за руку.
– Продолжай. Расскажи мне о себе все до конца.
– Я… я боюсь, что стану использовать тебя, Эран. В тебе есть нечто такое, что может помочь мне. Я могу опустошить тебя, а потом… – Бен умолк.
– Что же потом? – тихо спросила Эран.
– Потом пресытиться и охладеть, – ответил Бен, пряча глаза.
Это было так больно слышать! Эран смотрела под ноги, стараясь оценить его прямоту и скрыть свои уязвленные чувства.
– Знаешь, Бен, это забавно… ты выглядишь человеком, который всегда действует импульсивно. Но то, что ты сейчас сказал, похоже, было глубоко и тщательно тобой продумано, – произнесла Эран.
Он улыбнулся:
– Да. Возможно. В первый и последний раз. Обычно это ты размышляешь. Ты ходишь по земле, ты земная, я так никогда не смогу… Ты бы хотела иметь постоянные отношения, да? – спросил Бен.
– Да, скорее всего. Но не сейчас. Я еще слишком молода, надо столько всего еще сделать. Я плохо разбираюсь в себе самой, не говоря уже о тебе… Я не хочу выходить сейчас замуж. И довольно долго еще не хочу иметь детей, – сказала Эран.
Удивленный, Бен немного отстранился от нее:
– Правда? Но ты так ревностно и самоотверженно относишься к своим подопечным детишкам…
– Это другое. Я просто за них отвечаю, – сказала Эран.
– А когда ты закончишь учебу, ты займешься чем-то еще? – спросил он.
– Да, я пока еще не знаю чем, но преподаватели говорят, что у меня есть амбиции, – кивнула Эран.
На самом деле Эран очень удивилась, услышав от учителей такое мнение. У нее самой было такое чувство, что она скорее дрейфует назад, чем продвигается куда-то вперед. Эран пока даже не представляла себя преуспевающей, она просто знала, что не хочет быть бедной. Это было бы здорово – где-нибудь путешествовать, впрочем, она не возражала бы и против того, чтобы осесть на одном месте, только где и с кем? Она страстно желала Бена, но не похоже, что она желанна для него. Вернее, Бен хотел ее не так, как она сама хотела его.
– Что ты будешь делать? – спросил Бен.
Эран растерялась. Осмелится ли она произнести это вслух, признаться ему? Да он сбежит за тысячу миль! Но если она не осмелится, то может упустить момент. И Эран собралась с духом.
– Я сделаю все, чтобы твой голос зазвучал во всех странах мира. Если ты позволишь, мое будущее станет неотделимо от твоего, – тихо сказала она.
Эран удивило, как уверенно и даже храбро прозвучал ее голос. Судя по выражению глаз Бена, он был потрясен не меньше. Она захватила его врасплох! Но даже если Бен и не хотел этого услышать, он услышал. Он нужен ей!
Эран очень нуждалась в Бене. Когда они лежали рядом в молчании, их пальцы переплелись, его теплое дыхание щекотало ее щеку, и Эран понимала, что они нужны друг другу, пусть по-разному, но это чувство было в них обоих.
Казалось, прошли часы, прежде чем Бен заговорил.
– Что ты имеешь в виду, Эран? – спросил он.
– Я хочу быть твоим менеджером, Бен: направлять, приглядывать за тобой, сформировать тебя… – сказала Эран.
– Профессионально? – уточнил Бен.
– Да. И в личном плане тоже. Это все слито… от твоего голоса я готова рыдать, когда ты поешь, я такое чувствую… это просто колдовство какое-то, я зачарована, я становлюсь частью тебя! – воскликнула Эран.
Бен взглянул на Эран. В его глазах была забота и тревога, и он нежно погладил ее руку.
– Откровенно говоря, с профессиональной точки зрения, у меня есть шанс. Я люблю петь, я люблю то, как публика реагирует, я оживаю всегда и везде, где есть музыка. Я хочу добиться успеха и готов работать, как раб, чтобы добиться своего. Мне, скорее всего, в меньшей степени нужен наставник для музыкального развития, скорее просто человек, который будет задавать мне направление, дисциплинировать меня, поддерживать во всех отношениях – тот, кто будет понимать, к чему я стремлюсь, как, я надеюсь, меня понимаешь ты, – сказал Бен.
Эран кивнула.
– Но как мужчина – приятель, любовник, назови как хочешь – я уже более сомнительный вариант. Я не умею концентрироваться, у меня нет постоянной силы… После выступления я бываю полностью опустошен, мне нечего отдавать. Я получаю удовольствие от секса, но я еще никогда не был влюблен. Я никогда бы не обидел тебя специально, но я должен тебя предупредить, что со мной будет нелегко, – продолжал Бен.
– Да, я знаю это, – сказала Эран.
– Правда? Ты в самом деле готова ко всему, что такая жизнь предложит тебе: концерты, туры, затяжные вечера, расставания, бесконечное ожидание моего возвращения, и ты сама всегда будешь в тени, без стабильности, без признания… это будет нелегко, – сказал Бен.
– Ты очень честен, – заметила Эран.
– Я хочу, чтобы ты понимала, на что ты идешь. Я обычно недолго рассуждаю, когда дело касается девушек. Но это что-то другое, нам обоим надо хорошенько подумать. Мы можем ведь еще немного подумать? – спросил Бен.
– Да. Я знаю, я сама тоже не стопроцентный вариант. Я только учусь, у меня нет опыта менеджера, у меня никогда не было парня, я вовсе не роскошная и не изысканная… – Эран вздохнула.
– Нет, но ты – само воплощение массы других качеств! Совершенно необыкновенных, потрясающих… В тебе столько достоинств, есть и некая собранность… это редко бывает в музыкальном мире, да и в любой другой сфере. Глядя на тебя, я чувствую, что могу заслужить успех, если поднимусь до твоего уровня, смогу соответствовать твоим ожиданиям, – сказал Бен.
– О Бен, по твоим словам, я какая-то невероятно добродетельная особа! Но я так же люблю повеселиться, как и ты. Жизнь вокруг тебя всегда бурлит и кипит, она наполнена радостью, – сказала Эран.
Бен улыбнулся:
– Я буду продолжать бурлить, если ты, в свою очередь, будешь создавать спокойствие. Мы будем дополнять друг друга!
– Да, я попробую, если ты этого желаешь, – кивнула Эран.
Когда губы Бена наконец коснулись губ Эран, они были очень нежные. Но только в самом начале…
Ничего. Эран знала меньше, чем ничего, о музыкальном бизнесе. Она сказала Бену об этом, когда они прогуливались с детьми Митчеллов по Кенсингтон-Хай-стрит.
– И я не знаю. Я порядочно знаю о музыке, но не имею представления о том, с чего начинать карьеру, как сделать, чтобы меня слушали, чтобы обо мне узнали, – сказал Бен.
– Понятно. План такой: через пять месяцев я сдаю выпускные экзамены, и я буду работать как проклятая, чтобы получить диплом. Тебе тоже придется попотеть, – заявила Эран.
– Над чем? – спросил Бен.
– Напишешь пять песен, по одной в месяц. Тебе придется пока забыть об опере и написать пяток хороших, запоминающихся песенок, – подумав, сказала Эран.
– Забыть про оперу? Эран… я… – У Бена просто не было слов.
– Пять, – твердо повторила Эран.
– Но ты же знаешь, я… – Бен пытался спорить.
– Тебе девятнадцать лет. Ты начнешь с самого простого и будешь учиться прежде всего этому. Тебе придется делать то, что говорю я, и не спорить со мной, это не подлежит обсуждению, – заявила Эран.
Бен остановился и расхохотался так громко, что на него оглянулись прохожие, – он выглядел весьма странно в своей оригинальной одежде и с детской коляской.
– Ладно, но о чем будут песни? Поэт-то из меня никакой! – воскликнул он.
Эран подумала о собственных стихах.
– Слова напишу я. Ты сочинишь на них музыку и исполнишь, – сказала она.
– Ну ты хоть приблизительно скажи, о чем будет первая тема? – спросил Бен.
«Наша тема, – подумала она, – ты и я. Но кому какое дело до нас двоих? Люди думают только о том, что касается их самих. Все люди, которым, как и мне, и Бену, пришлось приехать в Лондон в поисках работы, развлечений или скрываясь от чего-то. Люди, которые добились успеха, и те, кто спит на улицах…» – подумала Эран.
– Это должна быть песня о… о невписавшихся, – сказала она.
– Во что не вписавшихся? – не понял Бен.
– Оглянись! Ты наполовину индус, я – наполовину ирландка. Посмотри на жонглера с тарелкой, на тех китаянок. И много ли ты видишь вокруг чистопородных британцев голубых кровей? Сколько языков ты слышишь? – спросила Эран.
Бен понял.
– Но если это будет песня о маргиналах, то она сама не впишется, останется невостребованной, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Эран.
– Ты посмотри, что сейчас в чартах… «Абба», Гарри Глиттер, Бэй Сити Ролерс, Панк и диско. Я ничего подобного не мог бы написать. Это должно быть что-то более значительное, – сказал Бен.
– Да, это должно быть нечто большое, как Лондон. И очень многогранное, разное, как все эти люди. Такие же пришельцы, чужие на этой земле, – кивнула Эран.
Бен понял. Эран пришла в такое возбуждение, что с трудом сдерживалась.
– Вот именно! Новые, другие люди, отличные от местных, это и есть иммигранты. Давай начнем прямо сейчас, Бен! – воскликнула она.
Эран видела, что идея увлекала Бена так же сильно, как и ее. Она только не могла понять, почему он засомневался.
– Ну, давай же! – настаивала Эран.
– Мы… Эран, это классная мысль. Она мне нравится, и я бы мог… Но дело в том… – Бен запнулся.
– В чем же? – насторожилась Эран.
– Она может не понравиться моим родителям. Моя мама довольно давно здесь живет, и она больше не воспринимает себя как иммигрантку. Я бы не хотел, чтобы она подумала, что я говорю о ней, – сказал Бен.
– Но, Бен! Это же я буду писать слова! Я и несу за это ответственность. И потом, если песня действительно получается хорошая, каждый чувствует, что песня про него. Каждый воспринимает ее глубоко лично, – сказала Эран.
– Ты права, давай напишем, – кивнул Бен.
– К четырнадцатому февраля? Дню Валентина? – улыбнулась Эран.
Бен обнял Эран и поцеловал ее в щеку.
– Ладно, надсмотрщица над рабами, договорились. Если я найду пианино, – засмеялся он.
– Воспользуйся тем, что стоит в ресторане. Днем оно свободно. Я уверена, тебе они разрешат, – посоветовала Эран.
– Возможно. Я скажу, что работаю над новым репертуаром, – кивнул Бен.
Прошло два дня. Эран не могла поверить, как сильно изменились их отношения, как удобно им стало друг с другом: они словно были настроены на одну волну.
Они бродили по Гайд-парку, время от времени отвлекаясь на малышей, пока не дошли до универмага «Хэрродс». Бен так и вцепился в руку Эран.
– Ты видела их продуктовый зал? – спросил он.
Эран не видела зала и была удивлена тем, что Бен проявил к этому интерес. Обычно он оставался абсолютно индифферентным к еде. Она была лишь «горючим», потребляемым на скорую руку.
– Это праздник для глаз! Пойдем, – сказал он.
Они спустились в цокольный этаж, где от изобилия на прилавках разбегались глаза: товары были так прекрасно разложены, все на своем месте, продукты казались нарисованными. Дети с радостным вожделением разглядывали всевозможные пирожные и конфеты, но внимание Эран привлек прилавок с сыром. Его заполняла ароматная продукция со всего мира: огромные круги голландского эдама, массивные блоки швейцарского эмменталя, штабеля греческой феты и горшочки с сыром местного производства из различных городов и деревень Англии… но из Ирландии не было ничего.
– Бен, ты не присмотришь за ребятишками? – вдруг спросила Эран.
– Без вопросов. Хочешь что-нибудь купить? – улыбнулся Бен.
– Нет, кое-что продать, – бросила она.
Предоставив Бену теряться в догадках. Эран наклонилась над прилавком и попросила продавца пригласить менеджера продуктового отдела. Продавец, опасаясь, что клиент собирается предъявить претензии в этой империи высочайших стандартов и безупречного обслуживания, поспешил за боссом. Спустя мгновение появился представительный господин в полосатом костюме.
– Чем могу служить, мадам? – вежливо спросил он.
В первый раз при обращении Эран назвали «мадам», и это ей весьма понравилось.
– Мне нужен некий особый сорт сыра, но, похоже, у вас его нет, – издалека начала Эран.
– Какой именно? – спросил менеджер.
– Его делают в Ирландии, он называется «макгованский», – ответила Эран.
– «Макгованский»? Вы могли бы поподробнее его описать? Он твердый или мягкий? – с интересом спросил менеджер.
К своему ужасу, Эран обнаружила, что она не знает, из чего и как Энни Мак-Гован делает сыр! Она просто помнила до сих пор вкус сэндвича с этим сыром. Сэндвич ей дала на пляже Аймир.
– Вы хотите сказать, что не знаете, что это за сыр? Он очень известен в Ирландии, – вывернулась Эран.
– В самом деле? – удивился менеджер.
– Да, и в Лондоне тоже… Много ирландцев, и я в том числе, ищут этот сорт. Я весьма удивлена его отсутствием, он пользуется постоянным спросом!
Голос Эран зазвучал увереннее. Мужчина моргнул.
– Но если дела действительно так обстоят, мы обязательно проработаем ситуацию. Вы случайно не знаете, через какие магазины он распространяется в Англии? Мы могли бы связаться с поставщиками, – сказал менеджер.
Эран покачала головой:
– Боюсь, я не смогу вам помочь, мы покупаем продукты только в вашем магазине.
Эран понимала, что, судя по ее внешнему виду, она меньше всего напоминает покупательницу «Хэрродса». Но это было одно из основных отличий этого великолепного магазина – со всеми клиентами обращались одинаково внимательно и почтительно.
– Так уж получилось, что я сама родом из деревни, где его делают. Я дам вам координаты людей, которые смогут вам помочь, – сказала Эран.
– Это было бы превосходно… это так любезно с вашей стороны… – пробормотал менеджер.
Эран достала блокнот и карандаш из сумки и записала телефон Аймир.
– Вот. Моя подруга, миссис Аймир, направит вас в… фирму, которая производит сыр. Надеюсь, вам удастся с ними связаться. – И Эран протянула мужчине записку.
Менеджер опустил листочек бумаги в карман и заверил, что сделает все от него зависящее. Он горячо поблагодарил девушку за то, что она обратила внимание на упущение в их ассортименте и подсказала, как его исправить.
– Так, Бен, теперь быстро! У тебя мелочь есть? – спросила Эран, чуть ли не бегом вернувшись к нему.
– Да, а сколько тебе надо? А зачем это тебе? – посыпались вопросы.
– Надо срочно позвонить Аймир, предупредить ее и Энни Мак-Гован, до того как им позвонят! Это такой супермагазин, что они могут прямо сразу и позвонить, – пропыхтела Эран.
Через несколько минут все было проверено и улажено: Энни действительно поставляла свою продукцию в магазин деликатесов в Корке и несказанно обрадовалась перспективе наладить поставки в Лондон. Эран не могла гарантировать поступление заказа, но она сделала все возможное, чтобы он поступил. Бен не верил ни своим глазам, ни ушам.
– Эран, ты же потрясающий предприниматель! Ты провела переговоры как настоящий профи! – воскликнул он.
– Этому-то нас и учат в бизнес-школе. Как не упустить возможности и использовать их на полную катушку, – улыбнулась Эран.
– Но ты ничего с этого не будешь иметь, – заметил Бен.
– Нет, буду! Все, что приносит выгоду моей деревне, выгодно мне и моей семье. Никогда не знаешь, что получится из той или иной ситуации… Если Энни получит заказ, потом другие женщины, потом ее дело может расшириться, она может нанять новых работников, предложить работу моим братьям, и для них это будет выход, если дела с рыбной ловлей не улучшатся. Никогда наверняка не знаешь, – уверенно сказала Эран.
Бен не имел понятия, кто такая эта Энни Мак-Гован, какие у нее сыры, завоюют ли они когда-нибудь Лондон. Но он видел, что Эран точно этого добьется. Эта женщина сможет продать глыбу льда эскимосу!
Создание первой песни было и райским наслаждением, и адскими муками. Это был настолько мощный процесс духовного взаимопроникновения, что Эран стало казаться, что она понимает, как себя чувствуют родители, когда создают своего первенца: благословение зачатия, предчувствие беременности, испытание и страх рождения…
Им удалось найти время, чтобы полностью посвятить себя творчеству. Но за первую неделю они не написали ни ноты, не прикоснулись карандашом к бумаге. По мнению Эран, сначала надо было провести исследование. Бен смотрел на нее, как будто они говорили на разных языках.
– Какое исследование? Это песня или научная работа? – ворчал он.
– Бен, если мы хотим выразить чувства людей-маргиналов, прежде всего неплохо бы узнать что-то про них. Нашего личного мнения недостаточно. Надо идти туда, где они живут, говорить с ними, настроиться на их вибрации. Начнем с Брикстона, – сказала Эран.
В Брикстоне их очень быстро послали куда подальше. Никто не понимал, с какой стати надо рассказывать двум незнакомцам о своих личных переживаниях. Потом Эран пришла в голову идея – притвориться репортером из газеты, и ее очень обрадовало, что эта идея пришлась Бену по душе. Он взял у приятеля фотоаппарат и играл роль фоторепортера. Эран вооружилась блокнотом и перевоплотилась в образ, который стал ей очень близок благодаря ее работе на рынке. Как только их собеседники почувствовали себя выразителями некоего общественного мнения, их прорвало. Гнев, усталость, раздражение, разочарование, апатия, бессилие: чертово правительство и чертовы домовладельцы, проклятые налоги и проклятые пособия. Реки гнева вливались в океаны злобы.
