Текст книги "Знак расставания"
Автор книги: Лиз Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)
Но кровотечение у него было порядочное, глаз совсем заплыл. Эран пришла в себя.
– Позвать доктора? – спросила она.
– Нет, я не хочу доктора, но он мне чертовски нужен, да? – Бен таращил уцелевший глаз.
Голос у него был совсем невнятный, губы кровоточили. Оставив Бена, она вышла через те же двери, через которые удалился Тхан и позвала его. Когда Тхан увидел Бена, то его рука самопроизвольно метнулась ко рту.
– О Господи, Эран, ну ты его же чуть не убила!
Бен через силу ответил:
– Ну и охранник! Просто какой-то хреновый охранник.
Не медля ни минуты, Тхан позвонил в срочную медицинскую помощь, прикладывая полотенце к лицу Бена, пока тот ворчал и ругался. Эран заметила ледяным тоном:
– Если ты будешь говорить такие слова, я пройдусь молотком по твоему роялю!
Бен перестал ругаться.
Приехал доктор, осмотрел повреждения и спросил, пил ли Бен. Недовольно Бен кивнул.
– Хм-м, тогда, к сожалению, я не могу дать вам обезболивающее, а оно нужно – у вас сломан нос и надо наложить три шва на губу. Завтра надо показаться дантисту и сделать рентген носа, – сказал врач.
На следующее утро Эран проснулась поздно, голова гудела, но даже это не уменьшило в ней чувство мрачного удовлетворения от сделанного. Она спустилась в вестибюль и обнаружила, что Тхан повез Бена на медицинский осмотр. Его жена Бет с опаской поздоровалась с ней, прежде чем приступить к уборке бедлама. Неужели это она все натворила? Потом Бет показала на записку, написанную почерком Бена. Там было следующее:
«Я так понимаю, что нет смысла спрашивать, что я такого сделал?»
Эран схватила лежащий рядом карандаш и аккуратно написала:
«Ты употребляешь наркотики».
И поскольку она все еще не знала, почему он ей звонил, дописала: «Позвони мне, когда очухаешься».
Она приняла душ, выпила сока и собралась уходить, но заколебалась, когда проходила мимо спальни Бена. Ей бы не следовало… но она должна была, только бросит быстрый взгляд.
Комната была большая и светлая, оформленная в модном стиле. С любопытством оглядываясь по сторонам. Эран рассматривала книги, кассеты, сувениры, привезенные из зарубежных поездок, – и потом увидела фотографию. Маленькую, в полированной рамке.
Это было ее собственное фото.
Эран разглядывала его секунд десять – пятнадцать, и сердце ее колотилось. А потом она пошла домой, где ей предстояла встреча с Тьерри.
Тьерри был в своей квартире, весьма раздраженный.
– Ты ездила к нему, да? Ты оставалась у него на всю ночь? – спросил он.
– Да, в свободной комнате. Мы подрались, и я сломала ему нос, – ответила Эран.
– Ты что?! С ума сошла?! – воскликнул Тьерри.
– А еще я разорвала ему губу. Пришлось вызвать доктора, он зашил ее, – невозмутимо добавила Эран.
Тьерри не мог поверить своим ушам. Но его облегчение было очевидно.
– Прости меня за то, что я сделал. Эран. Но я… – начал он.
– Да ладно. Я бы сделала то же самое. Забудь об этом, – ответила Эран.
Они поцеловались и помирились, и, как будто по-прежнему чувствуя какую-то опасность, Тьерри повел Эран на прогулку, все время разговаривая о свадьбе, о медовом месяце, о доме, который предстояло купить и обставить. Разве это не захватывает, не привлекает?
Эран улыбалась ему, улыбалась другим парам, прогуливающимся по парку. Но в мыслях ее была ее фотография, и Рианна, и кокаин, до которого Бен Хейли больше никогда не дотронется. Если когда-нибудь их дочери предстоит искать своего отца, ей не придется искать его в тюрьме, или в клинике, или на кладбище!
Прошло почти четыре недели, прежде чем Бен снова позвонил Эран обычной сентябрьской субботой. Его голос был очень мягким.
– Мне нужно увидеть тебя… ты можешь прийти?
– Когда? – спросила Эран.
– Сейчас, – попросил Бен.
Эран оказалась у него в доме еще до полудня, полная тревог и сомнений, ее голова шла кругом от того, что она должна ему сказать, что не должна говорить, но, может быть, скажет. Когда он открыл дверь, она стояла на пороге, глядя на него.
– Ты ждешь, что я тебя перенесу через него? – спросил Бен.
Они оба рассмеялись, и когда Эран вошла, то сразу же заметила, что не было ни Тхана, ни Бет. Бен был босиком, в темно-синих джинсах и таком же свитере, от одежды шел запах свежевыстиранных вещей; его волосы были недавно подстрижены до уровня подбородка. Нос и зуб были уже в порядке, но на губе были еще видны шрамы. Прислонившись к двери, он наблюдал за Эран, не произнося ни слова, засунув руки в карманы.
– Итак, ты хочешь поговорить со мной? – Эран услышала собственный голос, слабый, невнятный.
– Нет, я не хочу поговорить с тобой, – ответил Бен.
Его улыбка была слабой, вопросительной, когда он протянул к ней одну руку. Но сам он не шевельнулся, и Эран поняла смысл этого жеста: это должно быть ее собственное решение.
Она сделала ему навстречу один шаг, шаг, который, она знала, изменит всю ее жизнь. И немедленно лицо Бена ожило, он протянул другую руку.
Утонув в его объятиях, чувствуя на шее его поцелуи, Эран рухнула рядом с ним на пол, ее разум и тело взбунтовались, не подчинялись контролю. То же самое происходило и с Беном; он сорвал с Эран одежду, причиняя ей боль. Ее ногти оцарапали его спину, когда она сдирала с него свитер. Ее ослепил ворох одежды, слезы боли, руки Бена сжимали ее со сверхъественной, смертельной силой. Это было подобно смерти – что-то запредельное! Что-то убивающее и одновременно возрождающее. Его голос словно растворился, она громко закричала, когда он вошел в нее, уничтожил ее, уничтожил человека, каким она была, каким бы стала…
Их тела горели, их мускулы пульсировали, губы кровоточили, и агония была невыносимой. Это длилось мгновение, год, столетие, это было утонченно, это было… демонически! Его пальцы тискали ее до костей, следы его зубов остались на ее плече, кожа горела, пока наконец Эран не зарыдала, не в силах больше выносить этот сладостный кошмар.
Они оба плакали, понимая, что такие моменты похищают у богов…
Они лежали неподвижно, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Очень долго голова Бена лежала у нее на груди, он вздрагивал, как мокрый от пота скакун, и у нее не было сил обнять его, ее руки были как ватные, глаза ничего не видели. Остаток их жизни казался чем-то лишним, ненужным.
Потом на Эран напала дрожь, она потянулась к Бену, слезная соль щипала ее глаза, все тело саднило. Медленно его губы нашли ее рот, бархат ласкал ее кожу. Без слов они взялись за руки, Бен встал на колени, поднялся, помог встать ей.
Эран не поняла, как они оказались в спальне, но кровать показалась просто блаженством, когда они упали на нее, теплую и мягкую, ласкающую их обнаженные тела. Одной рукой Бен крепко обнимал Эран, другой нежно ласкал вдоль позвоночника. Его дыхание обжигало ее щеку, как пылающий, рассыпающийся пепел.
– Я люблю тебя, – прошептала Эран.
Она гладила Бена по волосам, под тяжестью его головы ее рука опустилась на подушку, бриллиантовый перстень глубоко вонзился в палец. Им обоим стало больно.
Потянувшись к ее руке, Бен вопросительно заглянул ей в глаза, прежде чем снять кольцо. Затем с улыбкой, осветившей все лицо, он повернулся и бросил его на пол.
* * *
День перешел в ночь. Снова и снова они занимались любовью, в кровати, в душе и снова в постели. У Эран было такое чувство, что она попала в аварию, что больше не сможет говорить, передвигаться. Но сейчас все было гораздо мягче. Оба были преисполнены какой-то особой нежности.
После полуночи Бен встал и пошел приготовить что-нибудь поесть. Она проводила взглядом его прекрасную фигуру – спину, стройные ноги, прекрасное тело, породившее Рианну.
Он вернулся с подносом сэндвичей и молоком. Эран принюхалась к содержимому стакана.
– Белая водка?
Сворачиваясь калачиком рядом с ней на кушетке, Бен смущенно посмотрел куда-то вниз.
– Нет. Никаких наркотиков больше. Теперь ты – мой наркотик, – сказал он.
– Зачем ты это делал? Почему, Бен?
Он растерялся.
– Я был несчастен.
– Из-за Эмери? – догадалась Эран.
– Да, и из-за Эмери, и… о Эран, нам обязательно говорить об этом? – спросил Бен.
– Думаю, да. Но, может быть, не сейчас, – задумчиво сказала Эран.
– Пожалуйста, не сейчас. Этот день был совершенен. Давай просто… – Совершенно неожиданно он расхохотался, глядя на нее с интересом: – Я так понимаю, сейчас очередь Кермита меня отдубасить… завтра?
– Что? – не поняла Эран.
– Кермит. Твой лягушонок.
Эран ткнула Бена кулаком в бок.
– Не называй его так! Он хороший человек, и он будет ужасно переживать… о Бен, как же я ему расскажу?
Бен придвинулся ближе:
– Я не знаю, но, в общем-то, у тебя не было раньше проблем с тем, чтобы донести свою мысль до кого-нибудь. Ты можешь дать ему в челюсть… как мне, и отправить обратно во Францию.
– Бен, прекрати! Я люблю его, – сказала Эран.
Бен выпрямился:
– Что?! Ты не можешь, Эран, это невозможно!
Но она кивнула:
– Могу. Я люблю его. Просто не влюблена…
– Почему ты вообще согласилась выйти за него замуж? – спросил Бен.
– Потому что я этого хотела… Я думала, что хочу… – Эран умолкла.
– Брак? Надежность? Дети? – Бен склонил голову к плечу.
– Да! – с вызовом ответила Эран.
– Ты все еще этого хочешь? – спросил Бен.
– Да, когда-нибудь! Но я не хочу этого прямо сейчас, так быстро. Я не нуждаюсь в этом. Ты знаешь, когда умер мой отец, я вдруг подумала о всех тех вещах, которые он никогда не пробовал, не видел, не испытал. Он был женат, но сомневаюсь, что отец был счастлив… А Дерси даже не попробовал узнать, от чего он может быть счастлив, понять, кто он такой и чего ему хочется. Я поняла, что позволила дать утащить себя в болото, я погрязла в проблемах, дала опутать себя… это произошло слишком быстро, а мне всего двадцать четыре года. Жизнь не дала Дерси расправить крылья, но мне-то совсем не обязательно подрезать их!
Бен отнес поднос, вернулся и повернулся к ней:
– Я рад, что услышал это от тебя. Но, по сути, смерть Эмери произвела на меня обратное впечатление. Я увидел, как он одинок, понял, что значит не иметь семьи. Он имел успех, у него было много денег, но его никто не любил – на его кремации не было ни одного родственника. Я не хочу закончить свою жизнь так же.
– Уж не имеешь ли ты в виду, что ты захотел того, что я вдруг перестала хотеть? – Эран прищурилась.
– Нет, не сейчас. Я все еще хочу пожить как следует, как и ты. Но если ты побудешь поблизости еще лет пять – десять, я однажды упаду перед тобой на колени и попрошу тебя выйти за меня замуж, – серьезно сказал Бен.
Бен говорил беззаботным тоном, но брови Эран поднялись, и она заметила:
– Это полностью зависит от того, сколько еще Ким, или Саш, или Шарлотт ты собираешься таскать за собой в трофейном мешке до этого знаменательного события.
– О Эран! После сегодняшнего? Какой смысл? – воскликнул Бен.
– Ты мне сам скажи! Какой был смысл до этого? – возразила Эран.
– Я не знаю. Смысл в том, что мне сейчас двадцать шесть лет. Мои потребности, мои приоритеты изменились. Эран, пожалуйста, дай мне еще один шанс!
Это получилось так неожиданно, что застало ее врасплох. После сегодняшнего вся ее жизнь была вновь связана с ним. Эран могла существовать без Бена, но жить без него она не могла.
Дерси не жил, Конор тоже не жил… Она хотела жить! Не выйти за Бена замуж, в конце концов, но жить с ним!
Тьерри просто потерял рассудок. Он говорил громко, неистовствовал, то начинал кричать, то ненадолго затихал. Его лицо было искажено, голос стал хриплым от внутренней боли.
– Я знал! Я знал, что ты так со мной поступишь! – кричал он.
Эран сидела на диване, положив руки на колени, и ее отчаяние не давало ей поднять глаз.
– Тьерри, я же не специально. Я не могу этому сопротивляться. Это… это жизнь, природа, «химия»…
– «Химия»?! И как долго это будет продолжаться? И будет ли действовать эта «химия», когда тебе будет девяносто лет? – вопил Тьерри.
Эран вдруг подумала, что он чем-то напоминает Молли!
– Я не знаю. Есть только один способ проверить. Придется узнать, придется рискнуть. Прости, – выговорила она.
Бриллиантовое кольцо лежало между ними на столе, поблескивая, как глаза Тьерри, влажные от слез. Эран понимала, что рана была глубокой, понимала, каково это, когда ты любишь кого-то, а он вдруг уходит от тебя. Ее слова звучали как эхо ее собственных чувств.
– Я все еще люблю тебя… мне не все равно, я хочу видеть тебя – мы можем остаться друзьями, правда? – спросила она.
– Друзьями?! Я не хочу, чтобы ты была моим другом, я хочу, чтобы ты была моей женой, Эран, ты же согласилась выйти за меня замуж! – воскликнул он.
– Я знаю. Я действительно собиралась выйти за тебя… если бы не погибли мои брат и отец, если бы не умер Эмери, если бы не приехал Бен… О Тьерри, ты был такой замечательный! Я никогда не забуду, какой ты хороший. Но я не могу отменить того, что случилось. – Эран устала… так устала, что еле могла говорить.
– Ты позволила этому случиться! – выкрикнул Тьерри.
Да, она позволила. Из-за любви к одному человеку она разрушила чувства другого. Люди переживают подобные ситуации, но что-то в них надламывается. Сгорает какая-то часть души, которая потом не восстанавливается. Иногда душа сгорает целиком…
– Тьерри, что я могу сказать, что я могу сделать для тебя? Если что-то возможно, ты только скажи, и я сделаю это, – промолвила Эран.
Его лицо вспыхнуло, глаза потемнели от боли, от презрения, которое она вряд ли заслуживала.
– Ты можешь сделать только то, что собиралась, – оставить меня! Просто оставь меня, здесь, в этой стране, в которую я приехал из-за тебя – ты об этом, естественно, не подумала, я полагаю? Не подумала о работе, которую я оставил, о моих друзьях, семье, жизни, которая у меня была?
Представленная в новом свете, эта эгоистичность поразила Эран. Больше никогда в жизни она такого не сделает, достаточно ей для того, чтобы безмолвно горевать, сделав такое всего лишь раз в жизни. И так поступить с Тьерри, который заботился о ней, был искренним, заслуживал гораздо большего…
Но вот так-то люди и поступают друг с другом – они ранят друг друга, калечат и разрушают. Когда-то ей придется предостеречь Рианну – не поступать, как она поступила сама. Когда ты молод, ты не ощущаешь, как это больно, пока с тобой не поступают точно так же.
Но с Эран такое случалось раньше. Она знала и все-таки сама пошла на это. Если когда-нибудь у них с Беном все разладится, ей лучше оставаться одной. Тьерри доказал ей, какой разрушительной силой она обладает! Он доверился ей, а она разбила его доверие, развеяла его в пыль. Но она не могла бороться с Беном. Это было бы то же самое, что бороться с самой собой.
– Я не оскорблю тебя больше просьбой о прощении, Тьерри. Но я постараюсь заслужить его и тогда вновь попрошу простить меня, – сказала Эран.
У Тьерри лицо было, как у ребенка или маленького зверька, который не понимает, за что его ударили, предали, за что с ним так жестоко обошлись… Все, что он сделал, это любил Эран, уважал, заботился, старался дать ей то, чего Бен Хейли никогда ей не давал и, может быть, никогда не даст.
Эран не видела Бена несколько дней. Она просила его не появляться, пока она не придет в себя. Эран действовала импульсивно, а сейчас мысли о последствиях начинали мучить ее. Надо было разобраться с этим.
Эран настолько сильно любила Бена, что у нее перехватывало дыхание, она даже стала думать, не помешалась ли она слегка рассудком? Ей достаточно было представить себе его глаза, голос, его прикосновение, как ее ум и тело охватывало страстное желание, по венам пробегал огонь. Поэты были правы, это было подобие неизлечимой болезни – и, может быть, болезни смертельной. Любовь превращала разумных людей в придурков, неспособных связно говорить. Эран подумала, что в машине она становится опасной для людей: она слышала свист и крики, по гудкам водителей понимала, что они ругаются, когда она забывала включать сигналы поворота, сворачивала не туда, не по правилам перестраивалась в потоке движения. Ее рассудок словно витал где-то между Лондоном и потусторонним миром.
Еще было не поздно. Тьерри бы понял, если бы Эран вернулась, простил бы и забыл. У нее еще могла бы быть нормальная, счастливая жизнь без осложнений. Именно это ей все бы и посоветовали. Это то, что сделал бы любой человек с капелькой здравого смысла на ее месте.
Наконец Эран уселась дома с листом бумаги и написала два списка, как советуют психологи, – что делать, если вам трудно принять решение. Итак, положительные и отрицательные стороны Бена и Тьерри.
Тьерри обошел соперника на милю.
За него были любовь, привязанность, стабильность. Тьерри всегда будет там и тогда, где он нужен Эран, он сильный и ответственный, он не пьет и не употребляет наркотики. Он никогда не сделает ее несчастной.
Бен был ненормальным, неуправляемым, он уже однажды сорвался и может сорваться вновь. Он пьет, он бабник, он кокаинист. Да, он не принимает наркотики последнее время и даже обещает бросить их навсегда, но он не настолько дисциплинирован, чтобы сохранять долгое воздержание. Он шикарный, красивый, талантливый, но он противоречивый, ненадежный, переменчивый. Он многое дает, но и требует от тебя многого. Он богат, но может потерять все в одночасье. Жизнь с ним будет бурной и изматывающей. Эран никогда не будет знать с Беном покоя.
И потом, надо подумать о Рианне. Тьерри уже принял ее ребенка, он готов включить девочку в свою жизнь, даже любить ее, хотя она и дочь Бена. В то время как быть с Беном означало либо утаивать сам факт ее существования, чтобы он не отказался от нее, или признаться в том, что сделала Эран. И что потом? Даже если представить себе чудо: Бен будет радоваться, когда узнает, что у него есть дочь, он вполне может захотеть забрать ее у Рафтеров. Будет баловать ее подарками и сластями, превратит ее в одно из взбалмошных чад «попсовых» родителей. Но скорее он устроит истерику.
Вот в этом и была проблема с Беном. Просто нельзя было себе представить, что он выкинет. Он был замечательный, но совершенно непредсказуемый.
Эран снова и снова перечитывала список. И потом выбросила его в корзину. Она запуталась. Она сошла с ума! Она принадлежит Бену, пока не разверзнутся небеса и солнце не упадет на землю.
Эран устроила переговоры. Она положила перед Беном свод неких правил, надеясь, что он не будет смеяться. Бен мог бы высмеять ее блеф, он же видел, что она зачарована и не покинет его никогда.
Но Бен не стал смеяться. Очень торжественно он согласился со всеми условиями Эран. Они будут жить в Хэмстеде, купят дом, если его выставят на продажу, постараются укорениться.
– Хорошо, – только и сказал он.
Больше не будет никаких женщин, никаких наркотиков, никакого спирта. Если он хочет повеселиться – только вино или пиво. Но он не будет этим злоупотреблять.
– Идет, – кивнул Бен.
Тхан будет сопровождать его везде, и он будет делать все, что говорит ему Тхан. Со временем, когда им будет под тридцать, они заведут детей.
– Заведем, – согласился он и с этим.
Они будут откладывать столько же денег, сколько и тратить.
– И сейчас ты посвятишь все свое внимание новому контракту с «Флиндерз», сделав все возможное, чего ждал бы от тебя Эмери Чим.
– Ладно, – сказал Бен.
Удовлетворенная, Эран кивнула, перехватив его взгляд, и они оба расхохотались.
– Бен, я серьезно! Я действительно имею в виду все буквально, и, если ты не будешь вести себя, как следует, тебе не поздоровится, – сказала Эран.
– Я знаю, в следующий раз мне уже понадобятся костыли. Или услуги похоронного бюро, – сказал Бен.
– Ты все себе правильно представляешь, – кивнула Эран.
Господи, это было то же самое, что говорить с ребенком! Его послушное выражение лица уже стало озорным, очарование его было неотразимым, когда он подставил щеку и показал пальцем на родинку:
– Ну, поцелуй же сюда!
Они поцеловались и обнялись, и Эран была бы абсолютно счастлива, если бы могла не думать о Тьерри и Рианне.
Через несколько месяцев Бен переехал в хэмстедский дом. Его восторгу не было предела, когда он увидел пианино «Стейнвэй».
– Ты хранила его все это время! – воскликнул он.
– Я думала, что ты захочешь возвратиться за ним, но ты не приходил. А почему ты этого не сделал? – спросила Эран.
– Я не знаю… честно говоря, я думал, что это своего рода ниточка к тебе. Но что мы теперь будем делать? Здесь нет места для моего нового «Бештайна», – сказал Бен.
– Мы можем одно из них отдать в музыкальную школу. Ты сам выберешь какое.
Бен решил расстаться с «Бештайном», и вскоре они подобрали для пианино хороший дом. Эран почувствовала острую боль, когда произнесла эти слова – «хороший дом». Вот почему она сама отправила Рианну в «хороший дом». Она увидит ее только в Ирландии. Она не может рисковать, позволить Бену увидеть ее.
При своей загруженности Бен окончательно переехал только к ноябрю, а Тхан и Бет сняли соседний дом. В один из вечеров Эран готовила ужин, тихонько наслаждаясь домашним покоем. Они обсуждали, что будут делать в наступающем году. Судя по всему, в приближающемся восемьдесят четвертом году предсказания Эран насчет общего процветания должны были осуществиться, упадок экономики заканчивался.
Бен оценивающе посмотрел на нее:
– Мне нужен новый менеджер. Срочно.
Эран подумала и отрицательно покачала головой:
– Нет. Бизнес никогда не был главной моей страстью. Тебе нужен человек гораздо более жесткий и безжалостный, чем я.
Бен улыбнулся:
– По моему опыту, ты можешь быть очень жесткой.
– Может быть, но это не доставляет мне удовольствия. То, чем бы я хотела снова заняться, так это писать стихи, слова для твоих песен, – сказала Эран.
– Правда? Здорово, если удастся убедить в этом Кевина… может быть, Джейк сможет найти ему еще кого-нибудь. Он очень хороший, я не хотел бы его обижать, – заметил Бен.
– Он никогда для тебя не написал реального хита, – возразила Эран.
– Нет, но ведь хитами песни становятся из-за музыки, не из-за слов. Ну, я думаю, что все это взаимосвязано. Мне надо поговорить с Джейком. А ты пока могла бы помочь нам с фэн-клубом. Там полно работы.
– Что? Ты хочешь, чтобы я отвечала на любовные письма охваченных страстью подростков? – изумилась Эран.
– Там не только тинейджеры. Ты сама удивишься. Каждый день приходят мешки писем, от самых разных людей – ты можешь заниматься этим по утрам, а после обеда писать стихи, сама установишь для себя график, – сказал Бен.
Эран пришло в голову, что она может не ограничиваться перехватом надушенных писем на розовой бумаге и фотографий влюбленных отправительниц. Это будет своего рода способ держать под контролем всю ситуацию, отслеживать его популярность.
Она улыбнулась в знак согласия:
– Хорошо, я приступлю, как только новая девушка с января начнет выполнять мою работу для Энни Мак-Гован с сырами.
Без каких-то особых причин Эран вспомнился маленький Оливер Митчелл, бегущий ей навстречу в первый ее день в Англии с криками «еще одна», «другая няня». А сейчас приезжает Сиара Кин из Бентри, будет заниматься сырами Энни, еще одна эмигрантка, но, по крайней мере, с работой. Нет, Эран точно пора открывать свое агентство, как Холли! Но писать стихи доставило бы ей гораздо больше удовольствия. О чем ей написать в первую очередь?
– Бен, – позвала она.
– М-м? – отозвался он.
– Ты помнишь, что ты чувствовал, когда умер Эмери? – спросила Эран.
– Помню ли я? Конечно! Как я могу не помнить? Я этого никогда не забуду, и я никогда не забуду его самого. Он так помогал мне, так поддерживал – больше, чем отец! Ты не представляешь, как я скучаю по нему, – прости, конечно. Представляешь, я чувствую по отношению к нему такую же вину, как ты – к Конору. Это же я предложил ему поехать в Ирландию. Я понимаю, это не вина твоего отца, это просто случайность, но это не дает мне покоя, – сказал Бен.
– И меня это тоже преследует. Это я подарила отцу катер. И я – я чувствую, что его смерть сделала больше, чем его жизнь, – она свела нас опять. Если бы ты написал музыку, выражающую, что мы оба чувствуем, я бы написала к ней слова, – сказала Эран.
– Я мог бы. Я очень бы хотел, я ведь обещал Эмери, что напишу песню, посвящу ее ему. Но Джейка хватит удар, если он узнает, что я пишу реквием, – сказал Бен.
– А что в этом плохого? Разве есть люди, которые не теряли близких, не знают, что такое смерть? Мы могли бы написать песню, которая выражает общие человеческие чувства. В конце концов, очень многие песни о любви тоже грустные. Я не говорю, что мы должны написать что-то заунывное или траурное, но что-то, передающее силу Эмери или простоту Конора, – заявила Эран.
Он откинулся на спинку стула и задумался.
– Это мысль! Давай попробуем. Только давай исходить из того, что Джейку это не понравится, – никому ведь не понравится, что все окажется в ящике стола. Это будет только для нас, а не для выступлений.
– Давай. Нам нечего терять, и, по крайней мере, нам будет после этого легче, – согласилась Эран.
Может быть, потом она напишет песню и о Дерси. Об украденной, несостоявшейся жизни… Но не все сразу. Сначала эту, для Эмери и Конора, для успокоения чувств.
Они спокойно восприняли вето Джейка Роуэна и работали над песней в свободное время, гордые от мысли, что она будет просто исполняться дома, что ее в любом случае услышат друзья и знакомые. Эран подумала даже, что может послать кассету Молли, которая медленно приходила в себя после неожиданной смерти мужа. Ее отношения с Молли по-прежнему были напряженные, и всегда будут такие из-за Рианны, но Эран думала о Молли с сочувствием. О Молли, которая никогда не радовалась своей семье, а сейчас осталась совсем одна, не считая Акила.
Что она думает и чувствует сейчас? Жалеет, что не сделала большего для своих детей, когда они были еще маленькие? Жалеет, что не поцеловала Конора в тот день, пятнадцать или двадцать лет назад, когда он вернулся живым после шторма? Эран писала ей понемногу, но регулярно, звонила ей – сейчас у Молли наконец установили телефон. Молли как-то заявила, что хочет перестать заниматься вязанием. Она очень устала, а страховка Конора дает ей больший доход, чем он обеспечивал ее при жизни. Кооператив вязальщиц и без нее справится.
– А что ты будешь делать? – спросила Эран.
– Я думаю, поеду к Валь, а потом, может быть, к Шер, в Америку, – сказала Молли.
Семейные узы, подумала Эран. После всех этих лет семья опять стала важной для Молли. Но Америка, Флорида? Почему-то Эран не могла себе представить свою мать, нежащуюся на солнце, плавающую, развлекающуюся с шумными внуками. Да легче было представить себе монаха в казино, священника в борделе, раввина за тарелкой свинины! Эран ни капельки не завидовала Шер.
Бен хотел провести Рождество в квартире Эмери в Нью-Йорке.
– Там будет тихо, мы можем поработать над песней в более спокойной обстановке, – сказал он.
Эран не могла отказать Бену, не могла сказать, как она хочет увидеть Рианну. Но в январе Бен не будет вылезать из студии, работая над записью нового альбома. Она тогда сможет ускользнуть на пару дней.
Тхан и Бет летели в Нью-Йорк вместе с ними. Как сказал Тхан, это такой город, где за Беном нужно смотреть. Двадцать третьего декабря Эран позвонила Тьерри перед отъездом.
– Я просто хочу пожелать тебе счастливого Рождества, – сказала она.
– Не стоит. Какое может быть счастливое Рождество без тебя? – отозвался Тьерри.
Вина… Если бы можно было как-то помириться с ним. Холли нещадно обвиняла Эран в том, что она сделала с Тьерри, Аймир и Дэн были в шоке оттого, что она вернулась к Бену, – не только потому, что он ненадежный человек, но и потому, что он был отцом Рианны. Все, что она могла сделать, это уверить их, что никогда не привезет его в Данрасвей, и надеяться на лучшее. Она заверяла их в этом как могла.
Эран взяла с собой гобой в Нью-Йорк: в композиции, над которой они работали, была небольшая партия и для нее.
Квартира была потрясающая, город восхитительный, и неожиданно для себя Эран обнаружила, что поездка оказалась весьма интересной и насыщенной.
– А что ты собираешься делать с этой квартирой? Ты же не можешь превратить ее в усыпальницу, – заметила она.
– Наши друзья могут ею пользоваться. Эмери был очень радушный человек, он хотел бы, чтобы в квартире бывали люди, – отвечал Бен.
Вот это да! Вот Валь обрадуется, узнав, что у нее будет такая крыша над головой каждый раз, когда ей вздумается посетить Нью-Йорк. Да и для Рафтеров это было бы здорово, и Эран подумала, какая ирония в том, что и Рианна будет бегать здесь! Рани и Дива тоже могут приехать. Дива была в восторге от того, что ее сын опять был с Эран Кэмпион, и она настолько же откровенно радовалась этому, насколько Гай не скрывал своего неудовольствия.
– Не обращай на него абсолютно никакого внимания, дорогая. Мой супруг не имеет ни малейшего представления о том, что ты – спасение для нашего сына. Надеюсь, в этот раз он позаботится о твоем счастье, а если нет, ну и дурак же он будет! Но я думаю, в этот раз он понимает, насколько нуждается в тебе, и оценит, что ты оставила ради него гораздо более добропорядочного человека, – сказала Дива.
Она произнесла это все прямо перед Беном, который корчил комические гримасы и отпускал шуточки по поводу «Кермита». Но Тьерри все еще был в Лондоне, и Бена беспокоил этот факт. Он не догадывался, что воспоминания Эран о Тьерри были как бланманже – мягкие, приятные, расплывчатые. Ласкающие, если говорить по правде, но это была правда, в которой Эран никогда Бену не призналась бы.
На Новый год Бен напился, но это было шампанское, и Эран не стала ничего ему говорить. Через пару дней он потратил огромные деньги на музыкальную систему, но она тоже не сопротивлялась, радуясь, что для него есть что-то значительное, на что он может потратить свои деньги. Однако, когда они вернулись в Лондон, она посоветовалась с Рани, которая собиралась работать в больнице в Лакнау. Оттуда Эран сообщили фамилии детишек, которым была нужна медицинская помощь, и Эран устроила все, чтобы они ее получили. Каждый раз, когда Бен будет тратить деньги на предметы роскоши, она будет находить такого нуждающегося ребенка. В Индии все было очень дешево. За стоимость мотоцикла здесь можно было спасти чью-то жизнь. Чью-то такую же молодую жизнь, какая была у Дерси.
Вот это ей повезло, писали Шер и Валь, зацепила такого богатенького парня! Тон письма Шер был бодрый, радостный, у Валь – завистливый. Всего несколько лет назад Валь высмеивала рок-певца, считала ниже своего достоинства общаться с Беном, стеснялась показаться в его обществе. Она видела только деньги, но не представляла себе всего риска, который брала на себя ее сестра, – его сумасшедший характер, езду на мотоцикле на безумной скорости, водку, которую он мог пить литрами.
