Текст книги "Знак расставания"
Автор книги: Лиз Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)
– Ты… ты хочешь взять меня с собой в Сёрри? – переспросила Эран.
– Да, конечно. А ты думала, я собираюсь оставить тебя в Голландском парке одну или запереть тебя под лестницей – дожидаться моего возвращения? – засмеялся Бен.
– О Бен, я даже не знаю, что именно я думала, – призналась Эран.
– Ну, ты и вправду глупая гусыня, и тебя надо зажарить на Рождество! – воскликнул Бен.
Бен крепко обнял Эран, с удивлением разглядывая ее лицо. Она так верила в него как в артиста, а почему же так мало – как в человека? Ну он, конечно, пока не готов к браку, но лучше ему начинать об этом думать… хотя бы время от времени.
Обнимая Эран за плечи, Бен шел, ощущая, как она дрожит то ли от перспективы знакомства с его семьей, то ли от холодного ветра.
Дом семьи Хейли был огромный, и Дива Хейли приветствовала Эран поистине королевским объятием.
– Как я рада с тобой познакомиться, дорогая. Проходи и устраивайся.
Эран робко присела.
– Я полагаю, ты уже знакома с Рани, а это наша старшая дочь Чанда.
Чанда, как рассказывал Бен, была кардиологом. Она привезла с собой своего жениха. Торговец вином в дорогом синем костюме. Весь вид этого человека говорил о больших деньгах. Он взглянул на Чанду, а та на Эран.
– Вы приехали с Беном, на его мотоцикле? – спросила Чанда.
По ее тону Эран поняла, что та имела в виду. Вряд ли бы Чанда пришла пешком из Лондона или бы надела костюм, отправляясь в дорогу на мотоцикле, даже если бы он у Чанды был.
На Диве и Рани были сари, и от этого Эран чувствовала себя как-то более уверенно, да и Бен стоял рядом, как бы защищая ее.
– Естественно, мы приехали на мотоцикле, Чанда. Хочешь прокатиться после обеда? – спросил Бен.
Его голос звучал шутливо, но Чанда не улыбнулась. Как и ее жених, она была одета официально и стояла очень прямо – слегка коренастая, отчужденная. Любой сразу сказал бы, что Рани – сестра Бена, и заметил бы, что эти дети унаследовали свою красоту от матери, но Чанда казалась другой. Осколок другого прошлого? Но пока нигде не было видно Гая Хейли. С приветливой улыбкой Дива повернулась к Эран:
– Я приготовила для тебя розовую спальню. Бен отнесет туда твои вещи. Надеюсь, тебе там будет удобно.
Дива улыбнулась гораздо более радушной улыбкой, чем ожидала Эран. По дороге сюда Бен предупреждал, что с его матерью может быть трудновато, она может быть очень холодной, но он ошибался. По крайней мере, Дива уделила Эран больше внимания, чем жениху своей старшей дочери, и от этого девушка почувствовала себя желанной гостьей.
– Бен рассказывал, что ты из Ирландии? – спросила Дива.
– Да, я из Корка, – ответила Эран.
– Корк? А где это? Расскажи-ка нам поподробнее, – попросила Дива.
Эран рассказывала, слегка смущаясь, но чувствуя себя все более уверенно, расслабляясь по мере того, как Дива улыбалась и кивала головой в паузах.
– Я все еще тоскую по Индии… порой. Я полагаю, ваш мистер де Валера был большим другом нашего мистера Ганди? – спросила Дива.
Эран тоже слышала об этом, но, прежде чем миссис Хейли успела ей что-нибудь сказать, в комнату вошел отец Бена. Сразу же атмосфера изменилась.
– Чанда! Чарли! Как дела? – воскликнул Гай Хейли.
Он направился прямо к ним, смуглый статный человек в полосатом костюме, элегантный, хорошо смотревшийся. Ощущая атмосферу уважительности вокруг него, видя, как твердо он пожал руку Чарльза, не замечая ее, Эран неожиданно ощутила себя циновкой на полу. Но тут вмешалась Дива.
– Дорогой, Бен тоже приехал с этой очаровательной молодой девушкой, Эран, это мой муж, Гай Хейли, – сказала она.
Гай Хейли взглянул на Эран и поздоровался:
– Как вы поживаете?
К тому моменту, когда Эран собралась с духом сказать, что хорошо, он уже сухо поздоровался с Беном и стал разливать напитки из графинчиков и бутылок, стоящих на буфете.
– Что желаете выпить, мисс Кэмпион? – спросил Гай.
Эран попыталась сообразить, что подойдет к такому случаю.
– А что будет Бен? Пожалуйста, мне пиво, – попросила Эран.
– Пиво. Конечно. Вы ирландка, я так понимаю? – спросил Гай.
В этих словах прозвучало все сразу: ирландцы, пиво, пьяная братия. Но его жена была индуской, в нем самом текла часть индийской крови, и его собственный сын пил пиво! Когда Гай подал Эран стакан, она сделала маленький глоток и отставила стакан. Через час, когда горничная пригласила всех на ужин в гостиную, Эран осилила половину бокала.
Когда Рани показывала ей дорогу в ванную комнату, где Эран могла освежиться перед ленчем, они пошли туда по богатому, обставленному солидной мебелью дому.
– Гай – старый вояка, не обращай на него внимания, – сказала Рани.
С благодарностью Эран улыбнулась в ответ. Рани с самого начала была очень доброжелательна к ней, да и Дива сейчас была на ее стороне. Но отец и вторая сестра Бена явно не были расположены к ней и вели себя так же, как Молли и Валь обращались бы с Беном. И кому нужна вся эта чепуха?
Бен сидел за столом рядом с Эран и подбадривающе гладил ее по руке. Наконец Гай обратился к ней с вопросом:
– И что же привело вас в Великобританию, мисс Кэмпион? Чем вы занимаетесь?
– У меня есть небольшой магазин на рынке. Моя мать и ее соседки вяжут свитера, а я их продаю, – сдержанно ответила Эран.
Гай замер, Чарльз тоже застыл, Чанда окаменела. Даже Дива выразила удивление.
– Бен упоминал про ваши занятия в бизнес-школе? – спросила она.
– Я получила диплом прошлым летом, – сказала Эран.
Облегчение выразилось у всех на лицах. Но Гай смотрел на Эран неодобрительно.
– Прошлым летом? Вы имеете в виду, что вы до сих пор не нашли нормальной работы? – спросил он.
– М-м, я буду менеджером Бена. Я имею в виду его музыкальную карьеру, – ответила Эран.
– Музыкальную карьеру? Мне все понятно, – бросил Гай.
Гай улыбнулся настолько саркастически, что Эран нисколько не удивило, что Бен замер, напрягшись и собираясь с духом, чтобы заступиться за себя. Но Бен стал защищать не себя.
– Отец, Эран отлично сдала экзамены. Она очень способный, трудолюбивый и яркий человек. Я собираюсь стать певцом, я тебе уже говорил, и она будет моим менеджером. Если тебя это не устраивает, давай просто перестанем об этом говорить, – сказал Бен.
На какое-то мгновение Эран показалось, что отец Бена сейчас встанет, подойдет к сыну и ударит его. Но Гай по-прежнему неподвижно сидел на стуле.
– Естественно, это абсолютно бессодержательный разговор, – бросил он.
Казалось, время застыло, ужин длился бесконечно, но он все-таки закончился, и все потянулись смотреть приветствие королевы по телевизору. В Ирландии все бы смотрели трансляцию рождественской службы из Рима, слушали речь Папы. Но здесь важнее была речь Ее Величества, и, несмотря на возражения Бена, Эран было интересно посмотреть. Это было ошибкой.
Королева выглядела очень впечатляюще, но, как только она начала говорить, на Эран напал жуткий приступ смеха. Такой писклявый голос, как у Микки Мауса. Отчаянно она пыталась сдерживаться, но это было бесполезно. Прикрывая лицо рукой, Эран удалилась в ванную комнату. Нет, ну надо было королеве хотя бы смазать это дребезжание, хоть медом, прежде чем она заскрипела!
Когда Эран вернулась, Бен сиял как медный грош, но лицо его отца застыло. В течение следующих двадцати часов Гай ни разу не обратился к ней. Эран устроили семейное испытание, и она его не прошла.
Но позже, следующим утром, Дива сердечно обняла ее, и неожиданно Эран поняла – почему. Дива когда-то сама была иммигранткой и хорошо себе представляла, каково это быть в вечном одиночестве, никому не нужной, гонимой, всем чужой.
Но Дива сделала карьеру, вышла замуж за Гая и стала «своей». Она пробилась, она попала за другую сторону стеклянной стены. Эран порывисто обняла ее в ответ, понимая, что нашла в ней друга.
Ни от кого, кому Эран оставляла кассету, не было ответа. Холодными опустошенными январскими днями она писала или звонила в офисы, натыкалась на рявкающих и ворчащих секретарш-волкодавов, или томные ассистенты просили ее подождать у телефона и сразу же забывали о ней. Эван Харди, как вежливо сообщили ей, уехал отдыхать на Барбадос. День за днем Эран слушала по радио Терри Вогана, и день за днем таяла надежда.
Вместе с Беном они переплавляли свои чувства в музыку и написали короткую злую песню о музыкальной индустрии с грубым названием «Глухие». Вечер за вечером ресторан ломился от публики, но почтовый ящик оставался пустым. Ради Бена Эран старалась не выглядеть унылой: он ужасно злился из-за потраченных напрасно усилий.
– Хрен с ними! На фиг всех! Однажды они пожалеют! – говорил Бен.
Осталась одна кассета. Эран собиралась отдать ее агенту – если ей удастся найти кого-нибудь, кто захочет ее послушать. По словам Клема, агенты получают в месяц сотни кассет, девяносто девять из них выбрасывают в корзину после пяти минут прослушивания и дерут за «услугу» кучу денег.
Но люди все же слушали кассету: Эран брала по выходным ее с собой на рынок, решив, что хоть кто-то должен ее слышать! Покупатели часто спрашивали, как зовут певца и можно ли купить кассету в магазинах – и как же ее бесило, что приходилось говорить – «нет». Если ей придется сказать это еще раз, она просто разорвется от злости!
– Нет!
Мужчина, который покупал свитер, уставился на Эран с недоверием.
– Нет? В самом деле? – спросил он.
– Вот именно. Должна быть, но нет, – сказала Эран.
Мужчина отложил свитер и просто стоял, наблюдая, как крутится кассета, словно под гипнозом. Только когда музыка закончилась, он очнулся.
– А кто артистэ? – спросил он.
«Артистэ?» Он француз? Но говорил он как англичанин.
– Мой парень. Его зовут Бен Хейли, – сказала Эран.
– Бен Хейли, Бен Хейли, – повторил покупатель, как мантру.
– Да, если вы хотите послушать его самого, то он поет со среды по субботу в «Шот Снейк», – сказала Эран.
– Правда? Простите, а как вас зовут? – спросил мужчина.
– Меня? Эран Кэмпион, – ответила девушка.
– А я Гевин Сеймур, – сказал он.
Гевин?! Господь привел Гевина Сеймура в поисках свитера на рынок Камден? Гевина Сеймура, чье ночное шоу было форумом молодых талантов с последующим для них культом восхваления? Эран схватила кассету.
– Мистер Гевин, то есть мистер Сеймур, то есть Сеймур, Гевин… возьмите, пожалуйста. Возьмете? – Она заглянула Сеймуру в глаза.
Гевин принял кассету с готовностью, улыбаясь миниатюрной блондинке.
– Я как раз собирался спросить, можно ли. Если не возражаете, я запущу это в понедельник, – сказал он.
Эран знала, как это происходит. Он ставил десять композиций абсолютно неизвестных авторов, а слушатели звонили и голосовали за понравившуюся композицию. И вот Гевин стоит здесь, засовывает кассету в карман! Неожиданно для самой себя Эран стала отчаянно предлагать ему свитер.
– Возьмите себе этот свитер или любой другой, какой понравится. Возьмите хоть все! – сказала она.
Гевин рассмеялся, вытащил из другого кармана портмоне, ручку и листочек бумаги.
– Спасибо большое, но я принадлежу к тому редкому типу людей, который не принимает подарки. Позвольте мне расплатиться за свитер, а потом я запишу ваше имя, адрес и телефон, – сказал он.
Эран не могла даже сразу заговорить, такой сильный был шок. Но, наконец, все было улажено и записано. Она не сводила взгляда с полной фигуры, пока Гевин не скрылся в толпе, не осознавая еще долгое время, что отдала последнюю кассету. Если Гевин ее потеряет или забудет о ней, Эран пропала!
Но Тхан был уверен, что этого не произойдет. Он стоял рядом и, конечно, все видел.
– Ему очень понравится. Он точно поставит. Я буду звонить в программу, – сказал Тхан.
– Ты такой хороший друг, Тхан. Ты правда позвонишь? – спросила Эран.
– Конечно. Ты тоже со всеми друзьями поговори, чтобы они проголосовали. Иногда люди побеждают благодаря одному-двум голосам, пусть это даже кто-то знакомый, – сказал Тхан.
Позже, когда Бен пришел помогать Эран продать оставшиеся вещи, она вылила на него новости так сумбурно, что он долго ничего не мог толком понять.
– Ты уверена? Гевин Сеймур? Точно уверена, Эран? – переспрашивал Бен.
– Да! Да! – повторяла Эран.
Они связались со всеми своими знакомыми: с Рани, Клемом, Дивой, Холли и Уолтером Митчеллом, с коллегами Бена, даже с теми, с кем Эран училась, но давно уже не виделась. Они все обещали слушать всю ночь, даже если запись Бена проиграют уже под утро, и проголосовать за нее. Это было здорово задумано, но не понадобилось: песня Бена и так победила с преимуществом в двести голосов.
ГЛАВА 7
«Прекрасный», – подумала Эран. Вот единственное подходящее для Бена слово. Был жаркий августовский день, студия напоминала раскаленную печь, но жаркая погода очень хорошо «подходила» Бену, заряжала его особым электричеством. Его глаза прикрыты, одна рука приставлена к уху, в другой он грациозно держит микрофон. Его голос неудержимой лавой вливается в душу, но по какой-то причине это не голос, а его запястье притягивает взгляд Эран – смуглое и изящно изогнутое, оно кажется невероятно сексуальным.
Запястье! Нет, ей уже пора лечиться, если даже движение запястья производит на нее такой эффект. Тело Бена двигалось, извивалось, как чарующая черная змея. Его глаза цвета эбенового дерева искали Эран в перерывах между куплетами. Бен был довольно далеко от нее, внизу, на сцене, а Эран сидела в будке звукорежиссера, улыбалась и кивала головой, выражая свое одобрение. Бен записывал свой первый «сингл», и пока все шло гладко. Все, пока он неожиданно не сорвал наушники, не отбросил прочь микрофон и не завизжал от злости:
– Ублюдки! Ублюдки! Ублюдки!
Что случилось? Несмотря на трагическое выражение его лица, яростную силу и громкость его голоса, Эран не могла не рассмеяться: это выглядело как в театре. Но лучше ей спуститься вниз и разобраться.
Когда Эран подошла, Бен размахивал партитурой и ударял по ней ладонью, орал на продюсера во всю глотку, а тот орал в ответ. Вокруг них стоически сидели музыканты, ожидая разрешения конфликта, в котором чаще всего правда оказывалась на стороне известнейшего Майлса Ирвинга. Но Майлс в отчаянии повернулся к Эран.
– Разберитесь с ним сами! Дайте ему валиум или что-нибудь успокоительное!
Майлс стремительно удалился, а Эран положила руку Бену на плечо.
– Да что случилось? – спросила Эран.
Бен кипел от злости.
– Это просто невозможно! Ты пишешь песню – простой мотивчик – ля-ля-ля, – а они уродуют ее! Убыстряют темп, всовывают оркестровку не туда, куда нужно! Я не могу это петь! – вопил он.
– Бен, успокойся, – сказала Эран.
– Я не могу успокоиться! Это моя песня! И я буду ее петь по-своему! – кричал он.
– Но у них тоже есть опыт, они эксперты. Они знают, что делать, – сказала Эран.
Но она понимала, о чем идет речь. Бену предложили два контракта, после того как Гевин Сеймур открыл его широкой публике всего за одну ночь. Бен выбрал тот, который давал больше свободы, хотя и меньше денег. Но запись первого диска стала для него сплошным откровением.
Эран чуть не падала из-за сложности всего происходящего, из-за этого чудовища, которое она сама создала за одну ночь… Запись песни была крошечной частью огромного процесса, включающего работу продюсеров, техников, художественных руководителей, юристов, дистрибьютеров, промоутеров, все мелочи – от фасона рукава до страховки. Чтение контракта напоминало чтение «Улисса», как будто специально созданного, чтобы предусмотреть все. Охваченная паникой, Эран подумала о том, чтобы в конце концов обратиться к агенту, но Бен только разочарованно посмотрел на нее.
– А ты сама что же? У тебя же диплом, я уверен, ты это сможешь. И я доверяю тебе. И вообще, я бы хотел, чтобы все было в одних руках, в таких, которым я доверяю, – сказал Бен.
И ей пришлось медленно расшифровывать все пункты контракта, как будто это были египетские иероглифы, обнаруживая такое хитроумие, о существовании которого она и не подозревала. Но уверенность Бена поддерживала Эран и, наконец, она одолела документ и с чистым сердцем рекомендовала подписать его. Если бы она пропустила что-нибудь или неправильно поняла его, последствия были бы ужасными.
Но было похоже, что «Седар Рекордс» настолько же заинтересована в успехе Бена, как и сама Эран. Уже вовсю работали промоутеры, рассказывая на всех радиостанциях, что работа в студии заканчивается и скоро выйдет потрясающая пластинка. Они признались, что не могут гарантировать большой общественный резонанс, но, по крайней мере, интерес публики заранее обеспечен. За работу взялись биограф и фотографы, и вплоть до этого момента с ритмикой Бен был абсолютно счастлив.
Эран думала, что люди, занимающиеся рекламой, хорошо разбираются в своем деле, и так же думал Майлс Ирвинг, грузный мужчина с гривой седых волос, в помятых джинсах. Его профессионализм бросился в глаза с первой секунды, как только он вошел в студию, и он еще был известен как продюсер, который особенно хорошо работает с молодыми талантами. С 1964 года у него была крупная студия, в которой записывались многие исполнители, добившиеся впоследствии успеха, которые начинали так же, как и Бен, – томясь в жаркой студии, страдая от отсутствия привычной публики, путаясь в технологии и с огромным сопротивлением принимая его указания, даже когда Майлс тактично объяснял их смысл. Бен был перфекционистом, но таким же был и Майлс, к тому же у него был опыт. Более того, «Седар Рекордс» было одним из подразделений большой студии, у которой имелось и классическое отделение. Если бы их сотрудничество стало выгодным, Бен мог бы долгое время работать с очень уважаемой фирмой.
Эран сочувственно улыбнулась Бену, но решила начать с того, что, как ей казалось, было сутью проблемы.
– Скорость, да? Это твоя основная проблема? – спросила Эран.
Его глаза все еще сверкали от ярости.
– Да! Это как нападение чертовой «Легкой бригады»! Нет времени перевести дыхание. Это не тот темп, в котором я сочинил песню, и ты это знаешь, – сказал Бен.
Эран видела, что на Бене сказывается страшная усталость. С февраля он написал десять песен, работая над ними день и ночь, лихорадочно подбирая репертуар для зимних гастролей, которые должны были последовать за выходом пластинки. Большинство новых исполнителей шли к этому рубежу год или больше, но Бен оказался в этой ситуации практически мгновенно, у него не было времени на раздумья или на оценку того, что на него свалилось.
Среди прочего, чем Бену пришлось пожертвовать, была работа в клубе. Он очень ею дорожил. Эран знала, что Бен скучает по своей публике, ему не хватает той особой связи со слушателями, которая у него сложилась с теми, кто приходил в клуб специально для того, того чтобы послушать его. Не хватало того особого шума и атмосферы, которая исходила от них. Майлс был терпелив, внимателен, но работа в студии стоила больших денег, и он не собирался весь день развлекать Бена.
Эран старалась говорить ненавязчиво:
– Послушай, спой песню до конца так, как он предлагает, мы послушаем запись и, если тебе не понравится, поговорим с ним. Нет смысла останавливаться на полдороге.
Некоторое время Бен размышлял: зная, что Эран понимает толк в музыке и будет бороться за то, что считает правильным, до конца; в конце концов, он же сам согласился с этим темпом, это только небольшие фрагменты, слишком быстрые в нескольких местах.
– Ладно, если только Майлс велит им играть помедленнее здесь и здесь, то… остальное пойдет, – буркнул Бен.
С облегчением Эран направилась к Майлсу. Тот стоял в своей мятой рубашке, покрытой пятнами пота, в очках; глядя поверх стекол, он возбужденно что-то обсуждал с музыкантами. Влиятельный человек сорокалетнего возраста, Майлс ясно дал понять, что не нуждается в советах о темпе ударных от исполнителя вдвое младше себя. После некоторых консультаций со студийными музыкантами Майлс подошел и дал знак продолжать запись.
Эран понимала, что случится катастрофа, если Бен не последует полностью ее совету. Но Бен последовал без сомнений. Он набросился на песню со всей своей силой, подавив в этот раз желание спорить о трудных нотах. Со своего места Эран не могла решить, что больше радовало ее взор: высокая смуглая фигура Бена, раскачивающаяся в такт музыке, или багровая физиономия Майлса, расплывшаяся в довольной улыбке.
– Лучше. Гораздо лучше, – сказал Майлс.
Но работа в студии длилась еще часы после этого, до тех пор, пока даже Эран стала думать, что она больше никогда не захочет услышать эту жуткую песню снова. К тому времени, когда объявили перерыв, у всех осталось только одно желание: выбраться в паб и проглотить по пинте ледяного пива. Собирая всю группу вместе, Майлс повел их в заведение напротив, проклиная по дороге специфику своей работы, из-за которой он торчит в душной студии в летний день вместо того, чтобы веселиться на пляже. Но когда все уселись за стол, Майлс стал веселым и общительным, превратился в кладезь информации об изматывающем бизнесе.
Но какое же это классное дело, несмотря ни на что! В январе Эран была близка к отчаянию; сейчас же, всего восемь месяцев спустя, в ней все трепетало от радости от того, как все изменилось: волна энтузиазма, которая несла Бена, скорость, с которой все происходило. Выход пластинки под названием «Белая паутина», над стихами к которой они работали вместе, давал импульс к разговорам и ожиданиям в музыкальном мире, который всегда пристально следил за всем, чем занимался Майлс Ирвинг.
– Но тебе лучше не светиться, – советовал Майлс Эран теперь, так же как в свое время говорил это Гевин Сеймур. – Публике не хочется видеть жену или подружку, они хотят думать, что Бен принадлежит им всем. Стихи не стихи, менеджер не менеджер, лучше держись понезаметнее, если не хочешь портить его имидж.
Эран знала, что Майлс не воспринимает ее всерьез, несмотря на то что Бен считал обязательным советоваться с ней. В свои девятнадцать лет Эран не очень-то была похожа на настоящего менеджера. Но она быстро училась, наблюдая за каждым аспектом всего процесса с истинным восхищением, закаляя себя перед будущими трудностями, перед тем путем, о сложностях которого все ее предупреждали. Бену тоже пришлось приспосабливаться кое к чему: посещать места и мероприятия, которые рекомендовали рекламисты, встречаться с некоторыми важными персонами, носить те вещи, есть и пить то, что было отобрано для создания определенного имиджа. Бен не воспринимал это как что-то существенное, но, поскольку была конкуренция, Эран убедила его выполнять все рекомендации. По крайней мере, пока.
Бен подписал контракт на пять лет. Гевин Сеймур очень им помог с некоторыми проблемами, которые надо было держать под контролем, и предостерег от многих ошибок: могут попасться второразрядные музыканты в студии, звуковая аппаратура окажется худшего качества, назначат неподходящее или неудобное для репетиций время, дал предупреждение о напряжении и неудовлетворенности, которые приводят некоторых разочаровавшихся молодых музыкантов к алкоголю и наркотикам. Гевин знал, что, если это случается, карьера пропала. Дело было не в том, что «Седар» была нечестной фирмой, скорее наоборот, но быть предусмотрительными еще никому не помешало. Эран была очень благодарна Гевину, понимая, что она не имеет представления и о половине тех ловушек, которые есть в музыкальном бизнесе. И если бы не Гевин, Бен не сидел бы сейчас здесь.
– Майлс, у тебя терпение святого, – сказал Бен.
– Да, и, к счастью, у тебя голос ангела, иначе я бы вбил тебе твои зубы в глотку, – сказал Майлс.
Бен рассмеялся, испытывая легкое головокружение после напряжения в студии. От чека, который он получил после подписания контракта с Майлсом, у Эран в голове тоже все поплыло, но для Бена истинное удовольствие приносил сам процесс пения. Частью этих денег они собирались расплатиться с Рафтерами, потом – записаться в спортивный клуб, где они могли бы плавать в бассейне и играть в теннис, купить новую одежду, обстановку в квартиру. Но единственная вещь, которая по-настоящему волновала Бена, было приобретение нового мотоцикла. Это, ну и конечно же новые возможности для развлечений.
Для Эран развлечением был необыкновенный ужин в китайском, итальянском или индийском ресторанах, для Бена – ночь веселья в переполненном клубе, откуда он привозил домой дюжину знакомых для продолжения гулянки. Сейчас Бен стал более разборчив. Деньги открывали новые возможности перед ними: билеты на концерт или в оперу раньше были им не по карману.
– Опера? – захохотала Джессика Хантер, студийный менеджер по рекламе. – Ты рок-певец, тебя не должны видеть в опере!
Бен настаивал, что он может и будет там появляться. Разве в контракте что-то написано на этот счет?
– «Волшебная флейта» идет в Ковент-Гарден, – сказал Бен.
И Бен умчался, оставив Джессику в состоянии, близком к апоплексическому удару, но «Волшебная флейта» и правда закружила Бена и Эран каруселью красок и эмоций. Когда альбом будет записан, немного опасалась Эран, вся их жизнь будет такой каруселью.
Майлс обсуждал выход пластинки.
– 20 сентября. Естественно, мы не ожидаем, что пластинка попадет на вершину чарта, но быть где-то среди первых пятидесяти тоже неплохо. Нужно как можно больше светиться перед гастролями, так что твое имя будет постоянно на слуху. Так, Эран, сейчас о стихах: один человек не может написать их все. Мы думаем о том, чтобы пригласить профессионала, чтобы он постоянно работал с тобой и Беном. Это всех устраивает?
Бен посмотрел на Эран, она задумалась, прежде чем ответить.
– Мы попробуем, Майлс. Но мы оставляем за собой право на окончательное решение и право вето. Кого ты имеешь в виду? – спросила Эран.
– Кельвин Хагс. Уэльский парень, классно работает со словом, очень опытный. Я уверен, вы с ним хорошо поладите, – сказал Майлс.
– Мы постараемся. Но мы все равно будем писать большую часть текстов сами, – сказала Эран.
– Конечно. Только нам надо сделать пятнадцать песен к октябрю. Я знаю, у вас уже есть десяток, но гастрольный тур – это такой прожорливый зверь, он сжирает материал со страшной скоростью. Бен может включить песни других исполнителей для начала, но не более десяти процентов от всего репертуара. А в следующем году я хочу, чтобы он исполнял только песни, написанные специально для него, – сказал Майлс.
Эран пришлось согласиться, что этот Кельвин им понадобится. Если она будет метаться между ведением дома, другими делами и написанием стихов, все кончится тем, что она не сможет делать нормально ни одно из этих дел. Настолько же сильно Эран хотелось заниматься подбором слов для голоса Бена и играть на гобое, встречаться с детишками Митчеллов, делать все те простые вещи, из которых складывается повседневная жизнь. Но это будет не жизнь, а мясорубка!
Протянув Эран руку, Бен встал и стал прощаться с новыми коллегами, поблагодарив их за помощь в такой памятный день. На улице он обернулся к Эран и поцеловал ее.
– Спасибо тебе. Эран! Это было совсем по-другому, ты была там со мной, улаживала конфликты, утрясала все дела… Господи, я люблю тебя до последней своей кровинки! – воскликнул Бен.
Сияя от счастья, они направились домой, где Бен немедленно стал думать о том, в какой бы ночной клуб теперь отправиться.
– Давай повеселимся немножко! – сказал он вдруг, отбросив идею с ночным клубом.
Они пошли в спальню и провели всю ночь в постели, поражая друг друга растущей силой своей любви, той глубокой близостью, когда они лежали рядом, наполненные нежностью и неослабевающим желанием друг друга, совсем обессиленные и слившиеся в объятии. Закрывшись от всего мира, нашептывая друг другу ласковые слова и прочие нежности, они открыли в эту ночь новое измерение, такую глубину своей любви и привязанности, которая сделала их счастливыми, как никогда раньше.
– Ты хочешь скорее отправиться на гастроли, Эран? – спросила Рани.
– Да, Рани! Это такой большой перерыв для Бена… только я немного беспокоюсь, каково это – жить в гостинице, зимой, постоянно переезжая? Последнее время нам было так хорошо дома, мы стали так близки, а сейчас постоянно будут вокруг люди, организаторы, спешка. Эта суета уже немного утомляет, – сказала Эран.
Рани и Эран сидели в маленьком оживленном бистро на Оксфорд-стрит. Они славно провели утро в походах по бутикам и универмагам, покупая косметику и всякие приятные мелочи, смеясь, как две беззаботные девчонки, какими они и были на самом деле. Это был желанный перерыв, отдых от медицины и музыки, и Эран было очень приятно пригласить сестру Бена на ленч. Рани всегда поддерживала их и стала их надежным другом.
– Посмотри на это с другой стороны, Эран. Ты ведь не очень много видела в Англии, да? А за эту поездку ты увидишь всю страну – от Корнуэлла до Шотландии, – сказала Рани.
И правда! К весне она увидит больше в Англии, чем видела в Ирландии за всю свою жизнь.
Но это значит, что придется покончить с магазинчиком свитеров на рынке.
– Ну ты же не собиралась заниматься этим всю свою жизнь? – спросила Рани.
– Нет, но мне это очень нравилось, это та часть моей жизни, которая принадлежит только мне. И потом, моей матери по-прежнему нужен заработок, и всей деревне нужен, – ответила Эран.
– Ну, так продавай вещи сразу в магазины или передай это дело кому-нибудь, – предложила Рани.
Это была хорошая мысль. Если бы Эран нашла надежного человека заниматься магазинчиком, другого – вести бухгалтерию и заниматься продажами… кого-нибудь из Ирландии, кому нужно что-то для начала. Такие люди всегда были, по мнению Холли Митчелл, и, судя по тому, что писали Эран из дома, тысячи квалифицированных специалистов приезжали в Англию на заработки.
– Спасибо, Рани, за эту идею. Я настолько в этом закопалась, что не вижу простого решения, но это как раз то, что я сделаю! Передам дело кому-нибудь.
Девушки заказали для начала грибы, фаршированные чесноком, за которыми последовал воздушный омлет и белое вино. Задумчиво Рани наблюдала, как Эран расправляется с грибами.
– Ты хорошо выглядишь, Эран, – вдруг сказала Рани.
Эран, польщенная, вспыхнула от удовольствия.
– В самом деле? – спросила она.
– Да. Я так рада, что Бен сделал тебя счастливой и что он добился успеха. Я немного беспокоилась за тебя вначале, – сказала Рани.
Эран вопросительно посмотрела на нее.
– Потому… потому что у Бена было столько других девушек? – спросила Эран.
– Да, казалось, это какая-то нескончаемая вереница. У Бена, казалось, вообще не было постоянного увлечения, – сказала Рани.
– Ну, тогда он был моложе, сейчас ему уже двадцать один год, – заметила Эран.
– Это еще мало, – улыбнулась Рани.
– Да, я тоже так думаю. Но у него появилось умение концентрироваться. Например, он знает, что рок – это только первая ступень к чему-то более существенному, но пока что он отдает року всего себя. Я сначала сомневалась, хватит ли ему терпения выдерживать темп, но, похоже, он понял, что для создания действительно великой музыки нужно гораздо больше опыта, чем у него сейчас есть. Это только преддверие, а цель – позднее, потом. К тому времени, когда появится новый выводок певцов, наступающих Бену на пятки, он будет двигаться дальше, а не топтаться в тупике, – сказала Эран.
