Текст книги "Знак расставания"
Автор книги: Лиз Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)
После семи недель неотрывного внимания и оценивания критиками Бен буквально не мог расслабиться, и тело, и мозг его были на грани изнеможения.
Он так много отдает, а зрители так много поглощают! Не только фанаты, но и сама труппа, критики, пресса, промоутеры, сотни людей, которые были вовлечены в процесс организации гастролей. Бен был как изучаемое насекомое в лаборатории. Ему был просто необходим перерыв, отдых от всего, чтобы восстановиться физически, ему нужна и духовная подпитка.
Для самой Эран гастроли были сплошным празднеством. Сколько она проживет, она никогда не забудет этих картин: полная луна, восходящая над каналами и лагуной, и крошечный лунный серп над серебристыми водами Женевского озера; магазинчик серебряных изделий в Амстердаме, винный погребок в Гранаде, Лимонная роща под Эзе, вкус вишневого пива в Бруже и запах лавандовых духов в Граасе… Воспоминания мелькали у нее в голове, как бабочки, разноцветные, порхающие, изысканные. В каждом городке Эран выбирала какой-нибудь крошечный сувенир: стеклянный браслет из Милана, который Бен подарил ей; роза со стола в ресторане в Ницце; пенал для ручек из Инсбрука; меню, изрисованное забавными рожицами в один из веселейших «ресторанных» вечеров в Севилье. Здесь, в Италии, Эран хотела бы найти подходящий сундучок для хранения своих драгоценностей, которые напоминали бы ей об этом сияющем лете. Ей хотелось найти один из тех кожаных или деревянных сундучков, о которых рассказывала Джессика: их можно приобрести на Соломенном рынке во Флоренции. Бен смеялся над этой страстью Эран собирать эти забавные безделушки, начиная от ониксового яйца до прозрачного шарфика, но ничто не могло бы разлучить Эран с ее талисманами и сувенирами. Спустя долгие годы, когда газетные вырезки пожелтеют и фотографии выцветут от времени, она сможет прикоснуться к этим мелочам, подержать их в руках, вызвать в себе ощущение этих дней.
Но Бен… или у него будет сейчас отпуск, или проблемы со здоровьем. С апреля он похудел на половину своего веса, он проливал сто потов то на одной, то на другой сцене, а на последнем выступлении, на которое он надел венецианский карнавальный костюм, он чуть не потерял сознание. Он выглядел роскошно, но многочисленные складки фиолетовой ткани были невероятно тяжелыми, они покрывали все его тело, увеличивали тяжесть тюрбана с драпировками; его талия была туго охвачена серебристым ремнем, а лицо скрывала черная маска из папье-машье. Под жаркими лучами прожекторов он с трудом передвигался, пытался отдышаться в перерывах и пропотел насквозь.
Тхан заговорил о своем приближающемся отпуске в Риме. Это был счастливый шанс.
– Мы думали о том, чтобы поехать в Грецию, – сказала Эран.
Греция, так же как и Ирландия, Скандинавия и славянские страны, не входила в гастрольный маршрут. Кевин считал, что не имело смысла валить все в одну кучу для первого турне, не стоило связываться со странами, где были какие-то проблемы – будь то политические обстоятельства или просто небольшое количество населения. В Греции, например, значительная часть жителей была рассеяна по островам, овеваемым морским воздухом, который прописывают все доктора. Бен не испытывал от Греции особого восторга, но, на взгляд Эран, это был идеальный вариант. Просто идиллия!
Тхан заметил выражение ее лица и взгляд, просящий о поддержке.
– Греция – солнце, пляжи, таверны! Акрополь и бузуки! Это будет классный отдых! – воскликнул вьетнамец.
Эран улыбнулась ему и Бену.
– Может, мне поехать и забронировать тур? Мы могли бы улететь из Рима прямо в Афины… ну, пожалуйста, Бен, скажи «да», – попросила она.
Бену было трудно ей отказать, особенно когда она выглядела, как в это утро: глаза Эран сияли, как опалы, волосы блестели на солнце.
– Ну… я не знаю… но это будет немного странно, только мы вдвоем, после такой тусовки! А что, если мы останемся с Тханом и Бет? – спросил Бен.
Он привык быть частью группы, привык к «общему» адреналину. Но Тхан видел, что Эран очень хочется остаться с Беном наедине.
– Нет, у меня отпуск с моей милейшей англичанкой в Риме, а ты поезжай сразу после окончания гастролей с Эран в Грецию, – сказал Тхан.
Бен откинулся на спинку стула, слишком уставший, чтобы спорить.
– Ну хорошо. Поедем в Грецию. Но только не на какой-нибудь заброшенный остров, где никогда ничего не происходит, – сказал он.
Эран как раз подумала, что это было бы то, что надо, – Киа, Сифнос или Эбея, каждый из которых она тщательно изучила по путеводителю. Очевидно, они не смогут поехать на материковую часть в июле – все говорят, что там настоящее пекло.
Значит, компромисс. Большой остров. Со множеством укромных уголков…
– Как насчет Крита? Все говорят, что он очень красивый и там полно развлечений – купание, яхта, все, что угодно, – сказала Эран.
Казалось, тело Бена неожиданно стало совсем бескостным, когда он допил свое пиво и расслабленно обвис на стуле.
– Хорошо. Если мы можем улететь прямо отсюда, а то мне кажется, что я больше не выдержу переездов. Ты это организуешь, пышечка? – спросил Бен.
Эран нравилось это прозвище, которым Бен иногда ее называл. Ей нравилось устраивать для него что-то хорошее, она чувствовала себя нужной, полезной, взрослой. Когда они приедут на Крит, Бен будет ей благодарен, что она выбрала такое подходящее место для отдыха.
– Хорошо. А ты знаешь, что «трубы Пана» родом из Греции? Это были самые первые гобои. Это очень музыкальная страна, – сказала Эран.
– Правда? – спросил Бен.
Эран сама только вчера узнала об этом, но подумала, что это может развлечь его. Естественно, Бен не споет больше ни одной ноты этим летом, если она как-то может повлиять на него. Певцы, которые перенапрягают свой голос, мучаются потом от утолщения связок, которые бывают не только очень болезненными, но и периодически воспаляются. Напрягать его голос – все равно что поставить ящик кирпичей на хрупкую китайскую вазу.
Подавшись вперед, Кевин подхватил:
– Тебе нужен полный покой и хороший отдых. Я хочу, чтобы у тебя был абсолютный перерыв в делах и чтобы ты делал все, что скажет Эран.
Ко всеобщему удивлению, Бен свирепо посмотрел на него:
– Кевин, Эран не моя мать, и я не ее ребенок.
Очень быстро, как бы случайно, Эран перевела взгляд на купол собора Святого Марка, на проплывающие мимо гондолы.
– Я собираюсь просто купаться и загорать, а Бен может делать все, что захочет, – сказала она.
Вот так и надо управлять мужчинами, говорила ей Аймир. Ты даешь им иллюзию свободы, ощущение того, что они все решают сами, даже когда это не так. Большинство из них и пяти минут не могут пробыть в этом состоянии, но им важно просто сознавать, что правила диктуют они. Это была маленькая игра, в которую играют люди, – глупая игра, которую феминистки игнорируют, но у них и нет таких парней, как Бен!
Естественно, что вскоре Бен опять уже всем улыбался.
– Да, я хочу взять напрокат мотоцикл и научиться кататься на водных лыжах. Там, на Крите, это все есть, наверное? – спросил он.
Не имевшая об этом ни малейшего понятия, Эран уверенно закивала головой:
– Да, мотоциклы, магазины, ночные клубы, все, что пожелаешь. Всего три концерта – и ты будешь свободен, как птица! Ты уже придумал темы для Флоренции и для Рима? – спросила она.
– Да. Возрождение для Флоренции и гладиаторы – для Рима. Пора нам искать нужный реквизит, – сказал Бен.
Эран знала, когда он говорит «нам», он имеет в виду ее. Бен будет очень занят с репетициями, он не может все делать сам. Настолько же, насколько ему нравилась аура независимости, настолько же он на деле зависел от окружающей его команды. Как цирковые акробаты, они должны были работать все вместе, чтобы удержать Бена на вершине. Он преодолел миллионы миль от улицы в Северном районе Лондона с тех дней, когда во всем мире был только он – и пианино.
* * *
Это было просто сверхъестественно, думала Эран четыре дня спустя в Неаполе. Как будто прочитав ее мысли, Бен распрощался со всем, что стало частью его тщательно разработанного действа. Одетый в обычные черные брюки к в белую рубашку без воротника, застегнутую до верхней пуговицы, он просто вышел на сцену, сел за инструмент, освещаемый одиноким лучом прожектора, и заиграл. Озадаченная Публика замерла в недоумении. Многие из них купили билеты, узнав, что их ожидает зрелищное представление, а сцена была темна, музыканты – неразличимы. Потребовалось значительное время, чтобы до всех дошло, что сегодня главной будет музыка, и не все это одинаково восприняли. Даже когда Бен, удерживая микрофон обеими руками, пел самым задушевным, самым доверительным за весь тур голосом, Эран чувствовала общее недоумение. Почему Неаполь лишили того, что было представлено в каждом городе? Было ли это специально подстроено? Бен ничего не объяснил, он вообще ничего не сказал потом по поводу того, что некоторые зрители были в восторге, а те, кто пришел развлечься, – ушли сбитые с толку и рассерженные. На следующий день рецензии были весьма двусмысленными, они намекали, что если «Бен Хейли – исполнитель классики, рядящийся под рокера, играющий и дразнящий тех, кто пришел его послушать, забавляющийся фактически со всеми жанрами, от которых зависит его карьера, и если он лелеет амбиции о выступлениях в камерных салонах и в Альберт-Холле, то пусть уезжает обратно в свою Англию и занимается этим там».
Кевин, который умолял Бена этого не делать, был просто в ярости. Джессика сразу после концерта улетела в Лондон, а Тхан посоветовал Бену немедленно уезжать из Италии, пока не пришлось защищать певца от разозленных поклонников, заполнивших гостиницы на следующее утро. Эран понимала, почему Бен это сделал, но не знала – то ли ей сердиться на него, то ли восхищаться им. Это был очень провокационный жест, но он был неподражаем! Улыбаясь, Бен попрощался с труппой, сел в такси и поехал в аэропорт. Четыре часа спустя его самолет приземлился на Крите, где о нем никто никогда не слышал.
С первого взгляда, с первой минуты Эран ощутила родство с Критом, что-то в ней потянулось к этой земле спящих гигантов… В центре острова вздымались горы из разогретого солнцем марева – лиловые, розоватые, охряные, опоясанные уступами террас с древними системами ирригации, с теснившимися на них белыми кубиками деревень. От подножия гор веером простирались бесконечные банановые и оливковые плантации, сверкающие под солнцем вдоль всей дороги, вплоть до топазовых пляжей, омываемых самым синим в мире морем, какое только видела Эран.
Горячий сухой воздух, насыщенный запахом меда и олеандров, словно застыл в вечном молчании. Все голубые ставни окон были захлопнуты от жары, каждый подоконник был украшен пылающей алой геранью, на жаре лениво растянулись кошки. В промежутке с позднего утра и до раннего вечера ничто вокруг не шевелилось, не дрожал ни один лист. Первый день Эран так и просидела на солнце, передвигаясь только вслед за слабой тенью: термометр показывал сорок градусов по Цельсию.
Это словно было разновидностью паралича, и Эран обнаружила, что, не сопротивляясь, поддалась ему. Какие бы красоты природы ни предлагал Крит, было немыслимо выйти на улицу в такую жару – от самой мысли отправиться в ближайший магазин или таверну кружилась голова. Через три дня, очнувшись от этой комы, Эран обнаружила, что Бен чем-то удручен и расстроен.
Его не мучила жара, но список других его проблем был весьма значительный. Его замучили москиты. Его угнетал вид женщин в длинной черной одежде. Его бесил соленый душ. Он нигде не мог найти пианино. Он ни слова не понимал по-гречески. Он никак не мог понять, зачем Эран затащила его сюда?
– Милый, это же курорт, – сказала Эран.
– Мне скучно, – сказал он в ответ.
Эран нахмурилась в тревоге. Будучи слишком молодой, она не представляла себе, что в тот же самый момент по всей Европе многие мужчины говорят примерно то же самое. В то время как миллионы женщины, подобно ей, наслаждались, растянувшись на пляжах от Брайтона до Биарицца, гордые своими любовными романами, миллионы мужчин ныли и слонялись вокруг, обвиняя своих партнерш, которые затащили их в эти «чертовы дыры». Причем это всегда была вина женщин!
– Возьми напрокат мотоцикл и развейся, – предложила Эран.
Бен так и сделал, но по дороге он попал в аварию и вернулся весь исцарапанный, покрытый дорожной пылью. С сочувствием Эран осмотрела повреждения.
– Бедный ты мой! Может, вода тебя охладит? – сказала она.
Эран имела в виду бассейн, но Бен бросился в море и выскочил обратно с воплем: от морской соли ссадины горели просто страшно.
– Я ненавижу это место! Ненавижу! – закричал он.
Но Эран решила настоять на своем. Еще пара дней солнечной неги успокоят Бена, умиротворят, как это произошло с ней самой. Завороженная, сонная, погруженная в состояние глубокой релаксации, Эран находила Крит невероятно успокаивающим. И почему это Бену надо вечно суетиться и дергаться?
Против своего желания однажды вечером Эран поплелась вместе с Беном на деревенскую площадь, которая была на расстоянии более километра от их отеля. По мере приближения они услышали звон колоколов и обнаружили, что там происходит празднование свадьбы.
– Ой, посмотри, интересно, это здесь происходит как-то по-другому? – сказала Эран.
На самом деле это было весьма похоже на католическую церемонию, за исключением того, что на священнике был высокий головной убор и у него была длинная борода, а гости осыпали платье невесты монетками, когда она появилась на ступенях церкви, сияя улыбкой, как и все другие невесты всего мира.
– Посмотри, ее мама плачет… А эти девчушки с цветами, это просто прелесть! – восклицала Эран.
Она могла бы смотреть часами, но Бен утащил ее прочь.
– Крит – европейская страна, Эран. Я уверен, их традиции очень похожи на наши, мы же не в Свазиленде, – сказал он.
– О Бен! Я чувствую, что Крит – это что-то особенное! Я люблю его.
Это был такой прекрасный, ленивый остров, все люди здесь такие приветливые, аромат тимьяна и гибискуса, как опиум, пропитал воздух и доводил Эран почти до состояния транса. Вид маленьких шлюпок и лодок напоминал ей Ирландию, но в Ирландии солнце не прожаривало тебя до костей, никто по вечерам не ужинал на улице в легкомысленных летних платьях, не купался в море, теплом даже при лунном свете. К концу недели Эран была полностью очарована, чувства ее были притуплены от бесконечной жары, от насыщенных цветочных ароматов, от местного вика, от которого она становилась такой сонной, что едва шевелила языком.
Надо было признать, что Бен был прав, когда говорил, что здесь совсем нечего делать. Событием дня становилась покупка дынь у старика, которые он привозил в плетеных корзинах, переброшенных через спину ослика. По вечерам они часто ужинали в прибрежной таверне, где море ласкало их ноги, они выбирали среди свежепойманных осьминогов какого-нибудь себе на ужин; иногда их сопровождал местный музыкант, играющий на скрипке.
– Правда, романтично, Бен? – мурлыкала Эран.
Он мрачно посмотрел на нее, не отвечая.
– Ну, перестань дуться… ты просто упрямишься, – сказала Эран.
Протянув руку с рюмкой метаксы через стол, за которым они сидели, Эран дотронулась до его руки.
– Улыбнись мне, – попросила она.
Через силу Бен как-то криво улыбнулся.
– А еще шире? Вот так-то лучше… послушай, а давай завтра покатаемся на лодке? Тут возят на разные острова. Я слышала, Дна – прелестный остров, настоящие тропики, там даже пальмы растут! – сказала Эран.
На следующее утро в бирюзовой рассветной дымке они отправились на деревянной шхуне по сверкающей сапфировой воде. Бен, смуглый, с темными, словно лакричными, глазами, в одних шортах и сандалях, выглядел просто прекрасно.
Несмотря на сопротивление Бена, отдых все же очень хорошо влиял на него.
Праздность восстанавливала его силы, соленый жаркий воздух насыщал тело здоровьем. На Эран же он производил странный эффект. По мере того как лодка удалялась от берега в сторону Диа, ее мысли, сознание словно растаяли.
Остров Диа оказался настоящей печкой, песок так и горел под ногами. Они расстелили полотенца и улеглись на них. Кроме как плавать, здесь больше абсолютно нечего было делать.
– Да это настоящий рай! – пробормотала Эран.
Мрачно Бен согласился, раз уж столько людей так думают. Правда, здесь было не так уж много народу, чтобы это подтвердить; буквально весь остров был в их распоряжении. Повернувшись на бок, Эран поцеловала Бена, глубоко вздохнула и задремала. Никогда в жизни она столько не спала, как за последние дни. Не только спала, но и забывала и теряла свои вещи, бродила, как зомби. Турне оказалось более изматывающим, чем она ожидала. Когда оно закончилось, Эран уже с трудом могла произнести несколько связных слов и едва помнила свое имя. Впрочем, для этого и нужен отпуск – чтобы все пришло в норму.
Когда Эран проснулась через два часа. Бен по-прежнему сидел рядом, злобно уставившись на море.
– Бен? Ты просидел так все это время? Я думала, ты пойдешь плавать или побродить по окрестностям, – сказала Эран.
– Нет, – отрезал Бен.
– А что ты делаешь? Читаешь? – сонно спросила она.
Но книжка, которую Бен принес в пляжной сумке, осталась нетронутой.
– Ничего, я просто думаю, – сказал он.
– Два часа подряд? О чем же? – улыбнулась Эран.
– О тебе, – сказал он.
Бен внимательно посмотрел на нее, и Эран стало очень приятно. Иногда было невозможно удержать его внимание даже на две минуты, а тут он провел два часа кряду возле нее, безучастный ко всему остальному? Точно, этот остров был правильной идеей! Иногда, на пляже. Эран казалось, что Бена интересуют и другие женщины. Роскошные скандинавки и француженки, которые ярко красили губы и надевали украшения, даже когда шли плавать в море или играть в воллейбол, тренируя свои гибкие тела.
У самой Эран были прелестные купальники, и по вечерам она наряжалась – делала прическу, накладывала макияж, но Крит был такой обыденный, это не то место, где вы выставляетесь напоказ и красуетесь перед всеми. Эран казалось, что иностранки выглядят надуто и неестественно, вышагивая на высоких каблуках по песчаным дорожкам и каменистым тропинкам, источая запах духов, когда воздух и так был напоен природными ароматами.
Эран устроилась поуютнее рядом с Беном.
– Давай перекусим, – предложила она.
Лодочник принес им корзину с провизией: помидоры, оливки, кусочки белой феты, бутылочку узо, смешанного с водой. Огромные спелые апельсины, каравай свежего дрожжевого хлеба. Есть все это, сидя на песке, было непростой задачкой, но Эран не возражала, на морском воздухе ей постоянно хотелось есть. Почистив апельсин, она долькой подразнила Бена.
– Осторожно, сок капает! – смеялась она.
Эран наклонилась, чтобы игриво слизнуть струйку сока, стекающего по его подбородку, но Бен оттолкнул ее и вытер подбородок рукой.
– Это так противно! Ешь сама. Я пошел купаться, – буркнул он.
Бен бросился в воду и поплыл, сначала загребая медленно, потом все быстрее, пока не скрылся из виду.
Это был их последний вечер на Крите. В этот день Бену исполнилось двадцать два года. Эран предложила отметить его поездкой в Ираклион на весь день, походить по магазинам, посмотреть на древние развалины. Местные жители говорили, что Чаниа и Ретимнон гораздо интереснее, но до них надо было добираться на два часа дольше.
Когда они добрались до Иераклиона, Бен сморщил нос и зажмурил глаза.
– Ух! – простонал он.
С унынием Эран была вынуждена с ним согласиться. Город был промышленный, грязный, наполненный шумом транспорта. Но почему бы не постараться найти и здесь что-то привлекательное? И зачем Бену постоянно придираться и сокрушаться из-за того, что все не так? То он жаловался на то, что Сталис, где они жили, был слишком тихий, теперь на то, что Ираклион слишком шумный. Казалось, Эран никак не может сделать хоть что-нибудь нормально… Ну должны же здесь быть тихие улочки, какие-то парки и кафе!
– О Бен, смени выражение лица, пожалуйста, – попросила Эран.
– Извини, – бросил Бен.
Но это же выражение опять появилось на его лице, когда они пробирались сквозь сутолку и толпу, потея так, что пыль прилипала к их лицам, а пот заливал глаза, пока они не стали похожи на двух измученных медведей-панд. Вскоре они попали в торговый район, где Эран в отчаянии устремилась в чистую прохладу салона ювелирного магазина.
– Давай купим что-нибудь для Рани? – предложила она.
Бен рассеянно кивнул, когда Эран выбрала прелестный квадратный золотой кулончик для Рани. Потом другой – для Аймир. Потом брошку для Молли, серьги для Валь, булавку для шарфа в подарок Диве. Все, что угодно, лишь бы подольше оставаться в прохладе этого магазинчика, подальше от ревущих грузовиков, проносящихся мимо по пыльной дороге, все, что могло вызвать интерес Бена. Но, хотя обычно он с большим увлечением выбирал подарки для дорогих ему людей, на этот раз Бен продолжал оставаться равнодушным.
– Что же подарить тебе на день рождение, милый? Что тебе нравится? – спросила Эран.
Бен придавал большое значение дням рождения, всегда отмечал их. Но не в этот раз.
– Пожалуйста, не надо ничего. Я правда ничего не хочу, – сказал он.
Несмотря на его сопротивление, Эран выбрала пару запонок, современных по дизайну, и попросила ювелира выгравировать на них его инициалы. В молчании они ожидали, пока мастер закончит работу.
– Они будут очень хорошо смотреться с простой белой или черной рубашкой – ты будешь носить их чаще, чем думаешь, – сказала Эран.
Потом ювелир долго заворачивал подарок отдельно в белую с голубым бумагу, улыбался, пытаясь что-то лопотать по-английски. Затем пришло время расплачиваться, проделать сложные вычисления с учетом курса.
– О, заплати ему наконец, Эран, – бросил Бен.
Он говорил таким отрывисто-резким тоном, что Эран даже не стала ждать сдачу. Она как будто ходила по магазинам с незнакомцем, ее ранила его нетерпеливость, когда она всего лишь пыталась сделать ему приятный подарок. Что на Бена нашло за последние две недели?
Они упорно плелись на Носсос, где музей и развалины были заполнены толпами американских, немецких, японских туристов, издающих крики радости и фотографирующихся на каждом шагу.
– Нам обязательно это делать? – спросил Бен.
– Нет, если ты не хочешь, только я думала… – Эран смутилась.
– Поедем обратно, в Сталис, – отрезал Бен.
Всю обратную дорогу в такси Эран сидела рядом с Беном, абсолютно несчастная, размышляя о том, насколько один из них наслаждается отпуском, в то время как другой совсем не получает удовольствия. Нет, они не ссорились, но и прежней гармонии не было. Даже в постели по ночам он был каким-то отсутствующим, для него это был просто секс, не любовь. Все, что так восхищало Эран – крошечные белые церквушки и деревеньки, размеренная, спокойная жизнь, – его раздражало. Хотя он ничего не говорил, она знала, что Бен ждет не дождется возвращения в Лондон.
Что же было такого ужасного в средиземноморском отдыхе? Что было плохого в солнце, которое так подходило для его индийской крови? Что было не так в ней самой? В конце концов, Эран не привязывалась ни к какому маршруту, не настаивала на осмотре достопримечательностей, не заставляла Бена делать ничего, что он сам не хотел. Напротив, она сама никогда не была такой послушной, лениво согласной на все его предложения; даже когда он отправился кататься на водных лыжах один, Эран не возражала. Даже когда Бен не сводил глаз с английских и датских девушек в откровенных купальниках, она не устраивала сцен ревности.
Все лето прошло так замечательно. Бен стал маленькой знаменитостью, заработал кучу денег, познакомился с массой новых людей, видел и сделал так много – чего он еще желал? Эран не сердилась на него, но ее все это беспокоило и огорчало.
Ее удручало, что Бен не сделал ей никакого подарка с тех пор, как подарил стеклянный браслетик в Милане. Раньше он повсюду находил какие-то безделушки для Эран, талисманчики, сувенирчики, разные милые мелочи – как знак благодарности за ее труды. Судя по всему, в конце этого замечательного лета они оба вернутся домой в том же пасмурном настроении, в каком его покидали.
Но скоро выходит его новый сингл и клип, и надо начинать работу над альбомом. Возможно, это его развеселит. Очевидно, Бен гораздо более счастлив, когда работает.
В Сталисе Эран принялась собирать вещи, а Бен уселся с книжкой у бассейна. Ей не нужна была помощь, она не возражала делать это сама, все равно Бен больше бы путался под ногами, но было неприятно, что он не предложил свою помощь, сидел так безучастно. В других городах были бы цветы, объятия, улыбки.
Сумеет ли она заставить его хоть улыбнуться до отъезда? Их самолет улетает только в три утра. Они собирались до отъезда поужинать в деревне Элунда. Говорили, что это роскошная местность, разместившаяся у подножия скалы, с рыбным ресторанчиком прямо над морем. Под открытым небом, усеянным звездами, это будет потрясающее наслаждение.
Эран любила Бена. Любила его талант, его душевную теплоту, остроумие, его щедрость. Она никогда прежде не видела его таким выбитым из обычного состояния. Может быть, он заболел, подцепил какую-то инфекцию? Когда они приедут домой, она заставит Бена показаться врачу. А здесь она попробует еще раз развеселить его. Эран не торопясь приняла душ, сделала маникюр, уложила волосы, выбрала для вечера любимое платье – шелковое, цвета черного кофе, украшенное по кромке блестками. Бен всегда говорил, как женственно и сексапильно она в нем выглядит. Они поедут на такси, и Эран надела изящные босоножки.
Когда Бен подошел к ней, он и правда улыбнулся, но как-то задумчиво.
– Ты прекрасно выглядишь, Эран. Платье оттеняет твой загар. Мужчины сегодня вечером просто попадают к твоим ногам, – сказал он.
– Пусть падают. Ты единственный мужчина, которого я хочу, – ответила она.
Он легонько обнял ее, скользнул губами по щеке, улыбнулся, увидев маленькую греческую скрипку, которую Эран приготовила для будущего ребенка Валь.
– Ты всегда обо всем и обо всех думаешь, правда же? – спросил он.
– Ну, малыш еще не скоро станет на ней играть. Но это помогает оставаться близкими людьми… семьи распадаются, если их не пытаются скреплять, как сказала Холли Митчелл. Я и для ее ребятишек кое-что купила, – сказала Эран.
Она не могла понять, почему эта ремарка заставила Бена умолкнуть. Не сказав больше ни слова, он переоделся в одежду, которую Эран выбрала для него, и они отправились светлым вечером в Элунду.
– Господи, Бен, ты хоть когда-нибудь в своей жизни видел такую красоту? – воскликнула Эран.
Как и Эран, Бен не мог отвести глаз от вида, раскинувшегося перед ними на вершине скалы, которую им пришлось преодолеть, чтобы попасть в Элунду. Змеящаяся, изгибающаяся поворотами дорога спустилась к сверкающему огнями серпу бухты. Когда янтарный диск солнца опустился в лиловое море, множество огоньков зажглось в деревушке, и это было совершенно сказочное зрелище. В свете сумерек по усыпанной огоньками светлячков воде к берегу ткнулись последние суденышки. И на смену сумеркам мгновенно пришла темнота. Вверху, высоко в небе, появилась одинокая звезда, серебряный знак ночи.
Несколько минут после того, как они уселись за столом на свои места, Эран ничего не говорила, любуясь резными виноградными листьями, разглядывая в воде рыб, которые подплывали так близко, что их можно было бы потрогать рукой.
– Так вот какое будущее ожидает Данрасвей, – пробормотала она.
Бен взглянул на Эран поверх меню, которое им принес приветливый официант.
– В каком смысле – ожидает? – спросил он.
– По сравнению с настоящим. Там такие же захватывающие дух виды, закаты, прекрасные пляжи, бухточки, горы. Конечно, с погодой там сложнее. Здесь намного теплее, цены ниже, продавцы в магазинах и официанты в ресторанах говорят на нескольких языках, на пляжах ничего не крадут… У Греции много преимуществ. С точки зрения бизнеса, – пояснила Эран.
Бен улыбнулся, несмотря на свое мрачное настроение.
– Твои мозги вообще не отдыхают? – спросил он.
– Да нет же, как раз отдыхают. Ты посмотри, сколько звезд высыпало, Бен! Есть ирландская легенда, по которой каждая звезда – это душа. Душа умершего и попавшего в рай, – сказала Эран.
– Как попадет туда Маргарет Тэтчер? – съязвил Бен.
Эран рассмеялась. По сообщениям из Великобритании, госпожа премьер-министр и в самом деле была довольна собой, дав ощутимый толчок развитию страны.
К досаде Эран, она пропустила выборы, которые состоялись в мае, когда они были в Испании. Ирландцы тоже могли голосовать, но, к ее сожалению, она не смогла воспользоваться своим голосом и помешать планам Гая Хейли.
Как им бы это ни казалось безумным, Эран полагала, что одного ее голоса будет достаточно, чтобы помешать тори на их пути.
Сейчас, когда тори опять обрели власть, Эран живо представляла себе Гая – с самодовольной ухмылкой на лице, грозящего вымести всех бездомных с улиц, отправить всех Патриков и Патриций обратно в Ирландию, где им и место. Для врача у Гая Хейли была поразительно черствая душа. Если она когда-нибудь забеременеет, подумала Эран, отец Бена будет последним гинекологом в мире, к которому она обратится. Естественно, его собственная жена приехала в Англию не в отчаянных поисках работы, а изучать медицину, они поженились в год окончания ее учебы. Гаю никогда не приходило в голову, что большинство иммигрантов из стран, которые он называл колониями, приехали, потому что их там учили, даже заставляли их верить, что Англия – их научная база.
Веками Британия правила Ирландией, Индией, Канадой, Австралией, Южной Африкой, даже такими бесплодными местами, как Цейлон и Гайана. И нельзя было так просто однажды обвинить этих людей, возложить на них ответственность, заставить их жить самостоятельно, когда им веками навязывали язык, религию, английские социальные нормы. У людей уже не только вошло в привычку смотреть, как что-то делают в Лондоне, они просто не представляли себе жизни без этого образца. Если только вы умели разговаривать по-английски, а в вашей собственной стране не было перспектив, и вопросов не возникало о том, чтобы не поискать работу в Англии. Эран очень мало знала о Маргарет Тэтчер, но, когда она думала о дочери бакалейщика, поднявшейся до такого государственного поста, она не могла не думать, что страну ждут великие перемены.
– Я думаю, восьмидесятые годы будут совсем другими, Бен, – сказала Эран.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Ну… это просто ощущение. Всегда кажется, что новое десятилетие будет более активным, чем предыдущее, никто же не думает о периодах безвременья! Я имею в виду то, что двадцатые, сороковые и шестидесятые все вспоминают как сильные, энергичные, яркие годы, в то время как тридцатые, пятидесятые и семидесятые ничем особенным не запомнились… – Эран умолкла.
