Текст книги "Амулет богини Бэнтен (СИ)"

Автор книги: Ли Льеж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Свидетелей, видевших короткую схватку в идзакая, было совсем немного, и в их пересказе история получила неожиданное развитие и сюжет. Из уст в уста передавалась байка о том, что Кано напал на Широсана в то время, как последний обедал, и между ними завязалась драка. Якобы дерущиеся разнесли половину закусочной, но потом помирились, да ещё и попировали вместе. Видимо, впоследствии их отношения снова ухудшились, вот они и решили окончательно разобраться со своей скоропостижной дружбой.

Веря в непобедимость Кано, люди втайне надеялись, что этот неведомый Широсан прикончит его. Нелегко жить в одном городе с демоном, который готов оттяпать голову за косой взгляд в сторону своей особы. Если он умрёт, всем будет только спокойнее. С другой стороны, весьма вероятно, что умрёт всё-таки Широсан, а после этого Кано отведёт душу на ком-нибудь из зрителей, кто недостаточно бурно его поддерживал. Он – воплощённое зло, с него станется.

Чем выше поднималось к зениту солнце, тем оживленнее становились разговоры, тем сильнее закипало нетерпение. Кано появился первым: будто из-под земли вышел, одетый в то же кимоно, которое носил уже больше месяца, в старых деревянных гэта, с волосами, торчащими во все стороны, с кожаным шнуром на лбу. Как ни странно, неряшливость грязной одежды только подчёркивала его выдающуюся красоту: казалось, что меч растёт у него прямо из руки, и что пахнет от него не потом, а острым гвоздичным маслом. Глаза бывшего послушника были пустыми, как и всегда, лицо не выражало никаких эмоций. Только пальцы правой руки, поглаживающие рукоять, что-то говорили о лёгком внутреннем беспокойстве.

Кано пропустили сразу, Широ пришлось протискиваться сквозь толпу. Он был ещё бледнее, чем обычно, но казался спокойным. По правде говоря, он просто ещё не до конца осознавал, где находится и что с ним происходит.

Во сне Широ снилась восьмирукая богиня Бэнтен. В каждой руке она держала по мечу, узкие рубиновые глаза богини были обращены на Широ.

– Почему ты не нашёл мой амулет?

– Потому что я не знаю, где его искать.

– Я сказала бы тебе, но теперь это уже не важно. Время упущено! Время упущено!

Широ проснулся вялый и с больной головой. Ну что ж, подумал он, упущено так упущено. Не всем суждено жить долго. Он-то, дурак, думал, что его жизнь только начинается, а оказывается, всё это время она стремилась к завершению. Юки тогда сказал про Кано: «Этот человек – сама смерть», но Широ не понял, что Кано должен стать именно его смертью.

Глупо надеяться, что он сможет одолеть Кано. Широ – слишком посредственный воин, ему не превзойти в бою сколько-нибудь опытного самурая. А с Кано, пожалуй, не справился бы сам Мицуёри-сэнсей. Возможно, что и господин Райдон в лучшие свои годы не справился бы. Кано – гений, такие люди появляются раз в тысячелетие. Это ему, Кано, суждено стать великим. Широ – всего лишь мелкая помеха на пути к огромному могуществу. Настолько мелкая, что назавтра Кано о нём даже не вспомнит. Он пойдёт вперёд, сжимая в руке меч-кровопийцу, а всё, что останется от Широ, сгорит на погребальном костре. Какая незавидная участь! Сможет ли он в следующем перерождении стать человеком, или эта его маленькая глупая жизнь не стоит так дорого?

Широ не знал, и поэтому на душе у него было тяжело и мутно. Он видел отчаяние в глазах Юки, но не имел желания как-то утешать или ободрять его. Ему было не до милосердия. Дружба дружбой, но истории, где умирает только один, а другой продолжает жить, не годятся для театральных подмостков. Юки в любом случае счастливее его.

Впрочем, самураю полагается презирать смерть. Хотеть жить стыдно. Жизнь – падение листа с осеннего дерева. Ни для самого дерева – судьбы страны, ни для смены времён года – круга мироздания отдельная человеческая жизнь ничего не значит. Настанет весна, и на дереве вырастут новые листья. Кто же будет скорбеть о старых? Вот и ему, Широ, пришла пора покинуть свою ветку…

Впрочем, философия никогда ему не нравилась. Поняв, что все эти размышления только мешают ему сосредоточиться, Широ отбросил страхи и вышел на площадку для боя.

– Сдвиньтесь, – велел он зрителям, – нам не хватит места.

Кано согласно кивнул.

Юки не находил себе места от беспокойства. Он слонялся из угла в угол, пытался молиться, нашёл какую-то книгу, пытался читать, но ничего не получалось. Сердце колотилось как бешеное, он готов был нарушить приказ Широ и сломя голову бежать к месту поединка. И пусть Широ его проклянет, всё лучше, чем мучиться неизвестностью. Интересно, сколько продлится битва? Зная Кано, наверное, минуту-две. И как же он потом узнает об исходе поединка? Кто ему сообщит? Когда уже можно будет выйти из этой комнаты?!

Ох, а что же делать, если Широ убьют? Вероятно, он должен будет как-то известить господина Райдона… Может быть, через Акио? Точно, надо заручиться помощью Акио! Он государственный чиновник, он сумеет организовать похороны… То есть, конечно, тело Широ должно быть привезено в Мино, но пять дней пути – слишком долго, и потом, Кано ведь может разрубить его на куски…

Юки рухнул на пол и до крови вцепился руками в волосы. Нет, лучше сейчас об этом не думать, а то безумие уже на подходе. Глупый Широ, и как его только угораздило попасть в такую переделку! Несчастный упрямец! Он ведь даже не попрощался по-настоящему, только буркнул, что уходит. Юки так хотел бы запомнить его умиротворённым, со светлой улыбкой на лице, обращённом к вечности, но в памяти останется только это равнодушное «Я ухожу», гладкий затылок и краешек бледного уха.

Придётся умирать в озлоблении, не достойном самурая. Юноша жалел, что отдал свой танто Цуё. Нож идеально подходил для совершения сэппуку, даже вакидзаси слишком длинен для этого. Придётся обматывать лезвие бумагой, чтобы острие не воткнулось в позвоночник.  Бумага защитит пальцы и позволит нанести точный удар. Бумага…

Письмо!!!

Юки едва не вскрикнул и зажал рот ладонью. Ах, пустая голова! Как можно было про это забыть! Письмо из Мино, срочное письмо, которое Широ обязан был прочитать, прежде чем отправляться на поединок!

Юки вскочил. Письмо было завёрнуто в пояс, который он вчера надевал, и выкатилось из складок ткани с тихим шуршанием. Раздумывать было некогда. Юки сломал печать, развернул свиток и поднёс письмо к глазам.

Они стояли друг напротив друга, приглядываясь и не торопясь начинать. Притихшие зрители замерли в ожидании, невольно сравнивая двух воинов, одному из которых сейчас предстоит умереть.

Широ проигрывал даже в этом сравнении. И ростом, и шириной плеч, и властностью осанки он сильно уступал Кано. Его немного странная, но приятная внешность не могла соперничать с хищной красотой Кано, он был тоньше и изящнее, но на фоне Кано казался хилым и слабым. Глядя на обоих юношей, зрители понимали, что исход этой схватки предрешён.

Широ тоже знал это. Всё, чего он хотел – не выглядеть трусом. Умереть достойно – это тоже искусство. Значит, первым нападать придётся ему: он сделает выпад, который будет отражён Кано, и в следующую секунду умрёт. Только бы Кано сразу отрубил ему голову, а не экспериментировал с медленным умерщвлением! Но не просить же его об этом…

Кано тоже стоял в задумчивости. Исход поединка его не интересовал, он никогда не утруждал себя размышлениями о таких вещах. Его отрешённость объяснялась гораздо проще: он смотрел в слегка прищуренные прозрачные глаза своего противника и вспоминал, где же он видел эти глаза раньше. Не несколько дней назад, а ещё раньше. Ведь точно же видел! Но где?..

– Начинайте же! – Выкрикнул кто-то из толпы.

Противники слегка вздрогнули от окрика – Широ сильнее – и поклонились друг другу. Оба достали мечи и обхватили рукояти, одновременно разминая пальцы.

…Юки, пыхтя, протискивался сквозь толпу, едва не шагая по головам. Вслед ему неслась отборная ругань и тычки. Отпинываясь от какого-то недовольного крестьянина, Юки едва не прозевал начало боя. Увидев, что противники шагнули навстречу друг к другу, он оступился и заорал во всё горло:

– Стойте! Йомэй-сама! Остановитесь!!!

По спине Широ пробежала мерзкая дрожь. Чтоб он пропал, этот Юки, всё-таки испортил всё! Болван, идиот! Кано нахмурился и занёс меч.

– Да стойте же, Йомэй-сама! – Продолжал вопить Юки. – Кано-сан, остановитесь! Послушайте! Асакура-сама умер, Йомэй-сама! Ваш отец умер!

Широ опустил меч – руки вдруг ослабли. А Кано обожгла вспышка воспоминания: вот где он видел этого сероглазого! В Мино!

– Так ты – не Широсан? – Побледнев от гнева, спросил Кано. – Ты – сын Асакура?

– Да, – ответил Широ, глядя не на него, а на бегущего Юки. – Меня зовут Асакура Йомэй.

Кано тоже опустил меч. Его прекрасное лицо исказилось, как от невыносимой боли. В одно мгновение он перестал быть красивым.

– Почему ты скрыл это от меня? Я состою на службе Асакура Торио, ты ведь знал это! Я не могу тебя убить! Я дал клятву верности!

– О, надо же, – так же тихо отозвался Широ, – какая жалость.

Он не пытался иронизировать – ехидные слова вырвались у него сами собой.

Никто и никогда не видел Кано в таком бешенстве. Он едва владел собой. В голове у него проносились бессвязные мысли: может, наплевать на договор, убить этого наглеца? Но разве тогда это будет «честный бой»? Разве тогда меч в ножнах из кожи ската ему покорится? Нет и ещё раз нет! Он не может так просто убить этого мальчишку, будь он проклят!!!

Кано заскрежетал зубами. Зрители, не понимая, в чём дело, зароптали и начали возмущаться. Широ взмахнул рукой, требуя тишины:

– Бой окончен. Можете все расходиться.

Толпа так и взорвалась яростными воплями, но стоило Широ приподнять меч, как всё утихло. Молча, опираясь на руку Юки, он покинул место сражения.

Обещание старухи

Не обращая внимания на протесты слуг, Кано резво вбежал по ступенькам и с грохотом ввалился в покои Торио. Тот, застигнутый врасплох, уставился на разъярённого Кано вытаращенными глазами.

– Можешь меня поздравить, – проскрежетал Кано, самые зрачки которого налились кровью, – я только что видел твоего названного братца.

– Что ты гово… где?

– На пустыре за закусочной. Это Широсан.

– Широсан? Твой противник?

– На самом деле его зовут Асакура Йомэй.

Торио вскочил.

– Быть не может!

– Может. Ты, мерзавец, меня подставил.

– Что-о? Нет! – Торио протестующее замотал головой, все его внутренности напряглись от ужаса. – Я ничего не знал, клянусь! Кано, пожалуйста, успокойся!

– Благодаря тебе, алчное ничтожество, я теперь целых три года буду не вправе убить его, пока действует договор.

– Кано, подумай сам, зачем мне это делать? Я сам больше всего хочу, чтобы Йомэй умер! Просто лучше будет, если мы отобьём у него Мино, чтобы люди в войске Асакура поняли, что мы не какие-нибудь захватчики, явившиеся на пустое место, а честные завоеватели… Ведь я законный наследник, так что всё справедливо…

– Ах да, у меня для тебя ещё одна новость. Твой отец умер. Меч, Разрубающий Луну, уже в могиле.

– Асакура Райдон умер! – Торио едва не схватил Кано за руку, но вовремя одумался. – Кано-сан, так ведь с этого надо было начинать!

Глаза Кано сверкнули испепеляющей ненавистью.

– Я сам знаю, с чего мне начинать, мерзкая ты крыса.

– Кано! Почему ты позволяешь себе так со мной…

– Потому что иного обращения ты не заслуживаешь.

Видя, что воин едва держит себя в руках, Торио решил не обращать внимания на его вопиющую грубость.

– Спасибо, что сообщил мне об этом. Мы сейчас же должны начать приготовления к походу. Обещаю тебе, Кано, я сам убью этого Йомэя, тебе не придётся долго ждать!

– Только попробуй.

Торио снова замер:

– Что?

– Это условие. Широсан – мой, убить его должен я. Если ты или твои слуги захотят сделать это раньше меня, клянусь, перебью всё твоё войско. Ясно тебе?

– Да-да, ясно, ты успокойся… В конце концов, договор – только бумага, некоторые его положения можно и нарушить… Например, Йомэй может умереть якобы от несчастного случая…

Кано с нескрываемым презрением посмотрел на своего господина, развернулся к нему спиной и с шумом вышел.

Юки собирал вещи. Широ пошёл проститься с Акио, а его слуга носился по Киото, надеясь как можно скорее купить лошадей и снаряжение. Выезжать в Мино они решили тем же вечером.

– Если Торио нас опередит – это конец. – Сказал Широ.

Конец? Юки был не согласен с этим: если Широ жив, то какой же это конец? Это счастье. Но если бы он опоздал хотя бы на одну минуту, хотя бы на несколько секунд… Определённо, боги благоволят Широ.

От радости, что друг жив, Юки даже не мог скорбеть о смерти господина Райдона. Сагара-сан писал, что властитель Мино умер тихо, во сне, что им пришлось похоронить его, не дожидаясь молодого господина, и что Йомэй-сама должен как можно скорее вернуться в Мино и принять клятву верности от всех слуг и своего войска. Медлить с этим не следует: узнав о смерти Асакура, окрестные князьки сразу оживились. Имагава-сан срочно мобилизует силы, воины отзываются из бессрочного увольнения. Все уже говорят о том, что близится новая война. «Поторопитесь, Йомэй-сама! – Умолял Сагара-сан. – Ваше присутствие необходимо, чтобы успокоить народ!»

И Широ, прочитав письмо, сразу засобирался в путь. Нервы, напряжённые с утра, не расслабились, облегчение не проявилось на лице. Юки его понимал: иногда такая ответственность кажется ещё хуже смерти.

Лошадей в этой части Киото было немного: Юки кое-как удалось купить одну у хозяина закусочной. Выводя под уздцы пожилую медлительную лошадь, которая с недоумением поглядывала на нового владельца, Юки мимоходом бросил взгляд на колодец, рядом с которым он вчера встретил Широ. Там мучилась какая-то старуха, пытаясь повернуть слишком тяжёлый для неё ворот.

Юки вздохнул. Видя, что лошадь не обнаруживает ни малейшего желания идти ни вперёд, ни назад, Юки оставил её посреди двора и поспешил к старухе.

– Бабушка, вам помочь?

– Помоги, мальчик! – Проскрипела старуха, с тяжким стоном хватаясь за поясницу.

Быстро вращая ручку, Юки поднял на поверхность деревянное ведро, на три четверти наполненное водой. Зачерпнув оттуда воды ковшом, он подал его старухе. Та приняла ковш сухими костистыми пальцами и принялась жадно, чмокая, пить. Юки пока не торопился опускать ведро – может, бабуля мучается от жажды.

– Ох, вот спасибо, мальчик! – Старуха вытерла тыльной стороной ладони малиновые губы и с удовольствием похлопала себя по животу. – Ты очень хороший мальчик. Из всех троих мальчиков ты у меня самый любимый.

Юки вежливо улыбнулся, подумав, что старуха что-то чудит.

– В награду я тебе кое-что скажу. Знаешь, что?

– Что?

– Твоя мечта сбудется. Как ты хочешь, так и будет.

Юки смутился.

– О. Спасибо за пожелание.

– Да это не пожелание, – старуха вдруг погладила его по руке своей сухой лапкой, – это обещание. Случится, как я говорю.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я вижу будущее.

Юки опустил ведро обратно в колодец, не зная, что ответить.

– Знаешь, кто я? – Вдруг спросила старуха.

Юки посмотрел на её сморщенное лицо, изборождённое красноватыми прожилками, на выцветшие от старости слезящиеся глаза.

– Наверное, в юности вы были красавицей.

Старуха каркающе расхохоталась.

– Правда, правда, мальчик, но кто я сейчас? Твой друг не угадал.

– Друг?

– Широ.

Юки слегка удивился: Широ тоже успел пообщаться с этой старухой? Но когда?

– Вы знаете Широ?

– Знаю, знаю, но не отвлекайся. Так кто я?

– Вы – здешняя жительница? – Предпринял попытку Юки.

– Нет, бесполезно, – старуха пригорюнилась, – никто не узнаёт, даже мой самый любимый мальчик. Что ж, иди.

Юки сделалось её жалко.

– Простите, я бы помог вам, но я правда должен идти…

Неожиданно громко заржала лошадь. Юки быстро обернулся и увидел, что лошадь стоит совершенно спокойно, опустив морду к передним копытам. Не понимая, как ему могло такое послышаться, Юки повернулся к колодцу, но там уже никого не было. Ковш валялся на земле. Старуха исчезла.

Конец первой части

Глава 11 БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ

Три чашки чаю

Замок Мино был выстроен на пологом холме и благодаря этому казался почти втрое больше своего настоящего размера. Здание окружал глубокий ров, а за ним на несколько десятков кэн простирался в меру ухоженный, прекрасный в любое время года парк. Особенно много в парке было цветущих деревьев, – сливы, вишни, персика, – которые весной и в начале лета окутывали замок волшебным благоухающим облаком.

Но увы, вся эта красота была доступна только обитателям замка, деревенские жители сюда не допускались: парк был обнесён высокой стеной, и у каждого входа стояла охрана. С некоторых пор количество стражников утроилось, так что ни один нежелательный гость не смог бы проникнуть на территорию замка. Новый господин Асакура сурово следил за порядком и без промедления наказывал всех провинившихся.

Старая кухарка Кото, как-то по весне вышедшая к речке набрать воды, и не представляла, что вскоре ей предстоит нарушить предписания господина Асакура. Для своих нужд слуги пользовались двумя основными выходами из парка: один путь, более крутой, спускался прямо к воде, другой, пологий, вёл к деревне. Стряпуха Кото всегда пользовалась сразу обоими: к реке она спускалась по короткому пути, а обратно возвращалась по длинному, через деревню. Так и ноги меньше уставали – не в шестьдесят же лет карабкаться вверх по узкой тропинке! – и поболтать с крестьянками по дороге можно, узнать последние новости. В этот раз Кото поступила так же: быстро набрала в безымянной речушке полведёрка воды, полюбовалась, как мельтешат на неспокойной глади воды солнечные зайчики, потёрла поясницу и, легко подхватив ведро, направилась в деревню.

Близилось начало пятого месяца, на рисовых полях начался сев, так что народу в деревне было мало. Кото перекинулась несколькими словами с торговкой рыбой, обругала покосившуюся изгородь вокруг скобяной лавки, погладила развалившегося на солнышке кота, почитала развешенные на столбах объявления. Она любила эти прогулки: в кухне было жарко, душно, скучно, а сходить за водой – какое-никакое развлечение. Тем более что у неё, старухи, сил на такие дела ещё хватает.

Свернув на дорогу, ведущую ко входу в парк, Кото вдруг заметила, что на обочине кто-то сидит. Подойдя поближе, кухарка разглядела молодую девушку в залатанной одежде, которая, прикусив язычок, пыталась вынуть занозу из собственной босой пятки. На зрительницу она не обратила никакого внимания.

– Эге! – Сказала старуха, обрадовавшись, что нашла новую собеседницу. – Кто ж ходит босиком в такую погоду? Где твоя обувь?

– Развалилась, – сквозь зубы сказала девушка, не поднимая глаз.

– Так купи новую! Соломенные сандалии стоят сущие гроши!

– Вот сама и купи, если такая умная! – Огрызнулась незнакомка. – А у меня денег нет…

Кухарка не обиделась.

– Гм! Издалека идёшь?

– Да. Издалека.

– Голодная, наверное?

– Очень. – Девушка с досадой посмотрела на свои короткие грязные ногти, которыми никак не удавалось подцепить занозу.

– И остановиться тебе негде?

– Совершенно негде.

– Эге! – Снова сказала Кото, на этот раз задумчиво.

Она поставила ведро на землю и почесала в затылке.

– Можно попить? – Спросила девушка, покосившись на ведро.

– Да пей, не жалко! Только это вода речная, а не колодезная. В ней бельё стирают.

– Да мне уж всё равно, – устало вздохнула странница, с усилием приподнимая ведро и отпивая из него так, что вода выплеснулась ей на грудь.

– Ого! – Издала очередное восклицание кухарка, увидев, что на девице нет нижнего кимоно. – И не стыдно тебе так разгуливать?

Вместо ответа девушка лишь махнула рукой. Она была маленькая, крепко сбитая, очень усталая, но лицо у неё было упрямое и глаза не потухли. Кухарке она очень понравилась.

– Я б привела тебя к себе, девчушка, накормила бы и дала бы ещё кое-чего, да вот не могу: живу я в замке Мино, а он охраняется. Не пускают туда чужаков!

– Знаю. – Мрачно сказала незнакомка. – Я пробовала.

– Да, такой у нас теперь порядок. Раньше ещё как-то можно было провести к себе гостей, а теперь нельзя, приказ. Небось, слыхала, какие у нас тут дела творятся?

– Нет, не слыхала. Я совсем из другой деревни.

– Не слыхала?.. – Оживилась старуха. – Я б рассказала тебе, да вот… впрочем… Ты такая маленькая да слабенькая, что сразу видно – не злоумышленница. Уж в кухню-то тебя должны пустить! Пошли поговорим со стражниками, у одного из них мой покойный муж был в няньках. Авось пустят!

Девица тут же решительно поднялась с травы, отряхнула платье и выжидательно посмотрела на новую знакомую. Кото подхватила ведро, и обе они не слишком ходко – одна была стара, а другая прихрамывала – поковыляли к воротам.

Как и следовало ожидать, воины-охранители неизвестную девушку пускать отказались.

– Кото-тян, ты с ума сошла? – Покраснев, спросил молодой человек лет двадцати, с возмущением глядя на перепачканную девицу. – Мало ли, кто это такая! Вдруг шпионка! А если Сагара-сан узнает и донесёт Асакура-сама?

– Да ты погляди на неё, Хотака-кун! – По-свойски обратилась к нему кухарка. – Видно же, что просто бедная девушка! Я с неё глаз не спущу! Покормлю только немножко. Ну пропустите нас!

– Ни за что!

– Хотака-кун, не упрямься! Ну проверьте её хорошенько, как всех остальных посетителей, и пусть пройдёт!

Воины упирались ещё некоторое время, но Кото была убедительна, а нежданная гостья – слишком мала ростом и явно слаба, чтобы быть злодейкой. В конце концов Хотака и двое других воинов сдались. Девушку попросили постоять смирно с поднятыми руками, и Хотака ловко обыскал её платье.

Из вещей при девушке обнаружился только внушительный боевой нож. С завистью разглядывая старинное оружие, Хотака только вздохнул:

– Откуда это у тебя? Украла?

– Отдай! – Вскинулась девушка. – Это подарок!

– И не подумаю. В замок с оружием нельзя. Когда будешь уходить, тогда и получишь.

Девушка раздражённо дёрнула плечом, но спорить не стала. Брезгливо запахнув на себе старое платье, она последовала за старухой, уже ковылявшей по парку.

Слива давно отцвела, теперь отцветала вишня. Вся земля в парке была усеяна ковром из нежных молочно-розовых лепестков. Ступать по ним было куда приятнее, чем по гальке и колючей траве, а одежда, усеянная лепестками, уже не выглядела столь печально. Проходя по мосту, девушка старалась смотреть себе под ноги и казаться как можно меньше и скромнее, чтоб охранители не обратили на неё внимания. Не помогло: недалеко от чёрного входа в замок её снова обыскали, с ещё большим пристрастием, но теперь уже ничего не нашли.

Пройдя по низкому и узкому коридору через людские помещения в кухню, девушка облегчённо плюхнулась на топчан, накрытый старыми холщовыми мешками, и снова закинула на колено больную ступню.

В кухне было пусто, в огромной печи тлели уголья, а вдоль стен были развешены различные припасы. Глядя на них, гостья сглотнула слюну. Кухарка же быстро разожгла очаг, поставила кипятиться чайник, а из сундука достала большие кухонные щипцы и протянула их девушке.

– Попробуй хоть этим, что ли!

Прежде чем девушке ценой невероятных усилий удалось ухватить щипцами занозу, чай успел вскипеть и был разлит по чашкам. Старуха наполнила плошку холодным рисом и бобами, принесла в крышечке немного очень крепкого саке.

– Это – не пить! Протри место, где была заноза, чтоб грязь не занести. И вот тебе тряпица – обмотай свою ногу и оставь её на время в покое.

– Спасибо! – Поблагодарила гостья, с облегчением опуская ногу с топчана и одновременно хватая палочки для еды. – Это мне? Можно уже есть?

– Ешь вдоволь! – Любезно пригласила кухарка. – Ещё неизвестно, когда снова так-то поедим…

Девушка одним махом заглотила треть риса из плошки, прожевала, запила чаем и спросила:

– А что случилось?

– Да не случилось пока, слава всем богам. Но должно случиться. Наш господин Асакура считает, – кухарка понизила голос, хотя в кухне они находились одни и подслушивать было некому, – что будет война…

– Война? И кто же с кем воюет?

– Кто-то собирается идти войной на Мино. – Заметив, что чашка гостьи пуста, Кото тут же потянулась за чайником. – Но это и неудивительно, я тебе скажу. Пока был жив старый господин Асакура, никто и слова не смел сказать против Мино! А новый господин… что сказать… слабоват он против господина Райдона!

– Почему слабоват?

– Молоденький он совсем. На сынка моего похож, только ещё худее. Видела бы ты его год назад, когда умер господин Райдон, и господин Йомэй примчался из Киото! Бледный, глаза в пол-лица, прямо сердце из-за него зашлось! Ну как такому командовать войском? Хорошо, что есть Имагава-сан, которого воины любят, как родного отца. А кто для них Йомэй-сама? Ребёнок!

– Ну, если за год война так и не началась, то, может, ещё и совсем не начнётся! – Легкомысленно заявила гостья. – А можно мне ещё чаю?

– Разумеется! Нет, Имагава-сан тоже считает, что войне таки быть… И знаешь, кто наш противник?

– Кто?

– Ещё один господин Асакура! Родной сын нашего покойного хозяина. Хороший был мальчик, весёлый, но уж очень неспокойный. Додумался затеять восстание против родного отца! Господин Райдон разгневался и выгнал его из Мино. Это было много лет назад, все думали, что он мёртв…

Девушка сама подлила себе чаю и оперлась щекой на руку. Ей было интересно.

– А он жив?

– Жив и жаждет мести. По правде говоря, плох или хорош он был, а он – родной. В нём кровь великих воинов Асакура. А господин Йомэй – из обедневшей семьи Асаи. Не ему бы править Мино, а законному наследнику…

Поскольку гостья слушала очень внимательно, кухарка Кото увлеклась и как-то незаметно выболтала ей всё, что знала сама о семейных тайнах господ. И только начав рассказывать незнакомке о младенческих шалостях Торио-сама, она вдруг сообразила, что за болтливость может и пострадать. Девчонка, конечно, ничего плохого ей сделать не сможет, а вот если этот разговор услышит кто-то из слуг и донесёт Сагара-сану…

– Вот что, милая! – Заторопилась старуха. – Ты, я вижу, отдохнула, так что можешь идти по своим делам. Сандалии я тебе отдам свои старые, уж не обессудь, какие есть. Заговорилась я с тобой, а мне работать надо!

Девушка кивнула, поставила пустую чашку и удовлетворённо похлопала себя по набитому животу.

– Спасибо вам за тёплый приём и интересную беседу, добрая женщина! Век не забуду. Вы меня не проводите?

– Стражники проводят!

Гостья низко поклонилась, ещё раз поблагодарила старуху и побрела восвояси. На пути от чёрного входа к мосту через ров к ней присоединился молчаливый воин-охранитель, перевёл её на другую сторону, ступая чуть позади, и указал направление выхода. Девушка послушно побрела туда, куда велели, но через несколько шагов остановилась, заслышав голоса. Она чуть повернула голову и вгляделась в изумрудные заросли.

– Ступай, ступай! – Поторопил стражник.

Девушка сжала губы в узкую линию, бросила на воина косой взгляд, и – поднырнула ему под локоть и кинулась в сторону голосов.

– Стой! – Оторопев, воин бросился за ней, но ему не хватило секунды. Девушка была маленькая, и между деревьями она шныряла, как резвый зверёк.

– Стой, мерзавка! – крикнул воин, не поспевая за ней.

Девушка проскочила между двух стволов почти сросшихся вишен и выбежала на открытое место к ручью. Через ручей был перекинут толстый ствол дерева, а на нём, склонившись над какими-то бумагами, сидели два юноши: один бледный, с длинными волосами и глазами цвета воды, другой высокий, смуглый и улыбчивый. При появлении пришелицы оба подняли глаза и удивлённо на неё воззрились, причём первый нахмурился, а второй высоко поднял брови.

– Цуё?!

Разные люди

Широ и Юки вернулись из Киото прошлой весной. Меняя лошадей на постоялых дворах, они скакали почти без передышки и достигли границ Мино к вечеру четвёртого дня третьего месяца. В замке друзья появились ночью.

Сагара-сан, одетый в траурное кимоно, был несказанно рад видеть молодого господина живым и здоровым. За три с лишним месяца его отсутствия, когда от Широ не было никаких вестей, многие приближенные господина Райдона начали думать, что с наследником что-то случилось. Один владыка Мино был безмятежен. Но дождаться возвращения сына он не успел…

Меч, Способный Разрубить Луну тихо умер в конце зимы. Зная, что господин никогда не встаёт рано, слуги прождали его пробуждения до полудня, а затем, войдя в комнату, обнаружили повелителя мёртвым. И первым чувством, посетившим сердца всех, кто узнал о кончине правителя, было не сожаление, а страх. Ещё ничего не зная о планах Торио, люди почувствовали, что в воздухе запахло скорой войной. В Киото немедленно отбыл гонец с письмом для Асакура Йомэя, а управление провинцией временно перешло к Имагава-сану и – неофициально – к учителю Мицуёри.

Два талантливых воина взяли Мино под свою опеку, но настоящее спокойствие не казалось возможным, пока не вернётся Йомэй. К всеобщему счастью, он вернулся. Той же ночью, даже не умывшись с дороги, при свете факелов и в сопровождении всех главных слуг замка он отправился поклониться могиле отца.

Господина Райдона похоронили на холме невдалеке от замковых стен. На его могиле было посажено и уже приживалось цветущее сливовое дерево. Мелкие белые цветы с тонким ароматом осыпались на бурый могильный холм, на надгробии из чёрного камня было вырезано несколько слов из сутры, обещающей праведникам вечный покой в конце цепи перерождений. Широ и Юки долго стояли на коленях возле могилы. Широ совсем не умел молиться. Он прятал лицо, потому что ему тоже было страшно.

Он вернулся в замок, едва не падая с ног от усталости. Ему ничего не хотелось, только спать, но его мучило чувство, что ещё до конца этой ночи на границы Мино будет совершено нападение. Имагава-сан, не решаясь обращаться с ним так же покровительственно, как прежде, ограничился коротким успокаивающим замечанием, что охрана границ многократно усилена и господин Йомэй может спокойно отдыхать. Когда Широ добрался до своей старой комнаты и рухнул на едва расстеленный Юки тюфяк, снова появился Сагара-сан и протянул ему письмо, написанное отцом перед смертью.

Широ быстро сломал печать и развернул свиток. Осталось ещё столько тайн, которые отец не успел ему поведать! Но на бумаге было лишь несколько строчек, написанных дрожащей рукой умирающего человека:

«Ты спрашивал меня, сын мой, почему из всех юношей на свете своим наследником я выбрал именно тебя и ни разу не усомнился в своём выборе. Всё просто: я тоже видел Её, Она указала мне на тебя. Будь счастлив и верь в свою судьбу».

Широ отложил свиток, сунул кулак под голову и через мгновение спал.

…Утром следующего дня он сразу же отбыл к войскам. Десять тысяч человек, ожидающих его приезда, готовились принести новому господину клятву верности. Вряд ли все они действительно видели в Широ повелителя, каким был для них господин Райдон, но рядом с хрупким юношей ехал на коне суровый Имагава-сан и взглядом обещал убить каждого, кто позволит себе хоть один непочтительный намёк, недостаточно низкий поклон или даже тень насмешки. Так что всё прошло гладко: благодаря предусмотрительности Асакура Райдона, воины ещё с прошлого лета знали Широ и не видели в нём чужака.