Текст книги "Охота на мух. Вновь распятый"

Автор книги: Лев Златкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

– Мне надо поговорить с Мир-Джавадом. Устрой с ним встречу как можно скорей. Пусть остановит это безумие, пока не поздно… О нашествии турок или персов я слышала в школе, а теперь увидела хуже, когда свои ведут себя, как полчища Тимурленга… Меня, старуху, два раза насиловали отрядом, можешь себе представить, что они делали с другими семьями крепких хозяев. Ты помнишь Мариам?

– Помню, через дом жила, такая хорошенькая девочка.

– Она выросла за это время в красавицу. Эти изверги привязали ее к столу и насиловали, кто сколько хотел. Представляешь, голую к столу, даже мальчишки ее насиловали… Все у нас отняли: землю, дома, имущество. В наших домах поселили бездельников, пьяниц, а всех нас увезли в теплушках, в холодных, грязных, на север. По дороге я бежала, прямой путь размыло, повезли через город… Если спросишь, как я бежала, не смогу тебе объяснить… Столько времени живу как во сне… Да, твою сестру убили, задавило машиной. Когда нас распихивали по грузовикам, безумная толпа все сшибала на пути, дочь была у меня на руках, меня сбили с ног, и я выпустила ее из рук, рядом рванул грузовик… Ты никогда не слышала, как хрустят кости твоего ребенка. Ты – счастливая! А я слышала, этот хруст стоит в ушах, сводит меня с ума, не дает спать. Я и живу только для того, чтобы встретиться с Мир-Джавадом, сказать ему, что творят его люди в черных мундирах, эти отряды позорят святое имя инквизиции. Подонки! Надо открыть глаза твоему мужу. Устрой нам встречу.

Гюли устало и покорно вздохнула.

– У него другая жена, это во-первых. Во-вторых, он верит своим людям, как себе, и уничтожит любого, кто попытается ему «открыть» глаза. Выбрось из головы такие мысли, мама. Лучше я поговорю с Мир-Джавадом, и тебя оставят в покое.

– Я вложила все деньги в покупку земли, сама работала день и ночь. Муж тоже не бездельничал…

– Может, хватит тебе мужей? – рассердилась Гюли, вспомнив шофера.

– О чем ты говоришь, дочка? Творится страшное преступление, а ты о своих обидах. Дай мне хоть на десять минут увидеть Мир-Джавада, пусть остановит своих башибузуков.

– Хорошо, успокойся, я постараюсь устроить тебе встречу с Мир-Джавадом. Иди спать.

Гюли, бережно поддерживая мать, проводила ее в свою спальню, где та сразу же уснула, едва успев положить голову на подушку. Гюли смотрела на спящую и лихорадочно соображала, что же ей делать: влияние на Мир-Джавада никогда не было большим, а в последнее время упало почти до нуля, он обеспечивал ее всем необходимым, навещал сына часто, но ненадолго, иногда оставался и ночевать, но прежней страсти как не бывало.

В приемной кабинета Мир-Джавада за секретарским столом сидела молоденькая девчонка. По тому, как она нагло и независимо взглянула на Гюли, можно было понять, что девочка общается с шефом не только по служебным делам.

– Подождите! – нахально улыбнулась она.

Это было неожиданно для Гюли. Раньше она имела право проходить к Мир-Джаваду без доклада. Гюли села у окна. Как ей было все здесь знакомо, сколько раз она приходила сюда и после рождения сына. Но как только Мир-Джавад решил взять эту молоденькую шлюшку, он предложил Гюли оставить работу и посвятить себя целиком и полностью воспитанию сына.

– Женщина должна либо работать, либо рожать и воспитывать! – с апломбом заявил он ей.

С каким наслаждением Гюли выгнала бы эту красивую дрянь и заняла бы ее место, чтобы быть рядом с Мир-Джавадом….

Целый час прождала Гюли, прежде чем ей разрешили войти в кабинет. Ни одного упрека не высказала Гюли, но такая обида была написана на ее лице, что Мир-Джавад поспешил ей навстречу.

– Прости, дорогая, говорил со дворцом эмира. Верховный рвет и мечет, требует скорейшей ликвидации класса крепких хозяев, а у меня людей не хватает, по две смены работают, по четыре, от силы пять часов спят в сутки. Замотались совсем. Врагов не десятки, не сотни, не тысячи даже. Сотни тысяч.

– И все враги? – притворилась непонимающей Гюли. – Все землевладельцы?

– Земля – общественное достояние! – как на трибуне произнес Мир-Джавад. – Одна семья не имеет права ею владеть. Пусть объединяются, берут землю в аренду у государства, орудия производства, платят налоги…

– Налоги они и раньше платили… Что это я? – Гюли провела рукой по лицу. – Слушай, мать арестовали!

– Знаю, она жена одного из главных наших врагов, это мне доложили.

– Но она – моя мать и бабушка твоего сына.

– Свои личные интересы я всегда подчиняю нуждам страны… Я своей жизни не жалею, почему я должен щадить жизни врагов? Третий раз она неудачно выходит замуж, третий раз теряет мужа, бог, Действительно, троицу любит…

– Она не враг, пощади ее, спаси!

– Друзья не сбегают из-под стражи. Ты знаешь, где она? А, что я говорю, если ты здесь, значит, она у тебя.

Мир-Джавад позвонил по внутреннему телефону и послал машину и конвой за матерью Гюли, чтобы арестовать ее. Положив трубку, он вдруг чего-то испугался, позвонил домой Гюли.

– Это кто?.. Мир-Джавад говорит. Позови маму… Мама? Здравствуй, дорогая! Я за тобой послал машину, приезжай, поговорим.

Гюли засияла, услышав эти слова, но Мир-Джавад, положив трубку, озабоченно добавил:

– А то кричать будет, ребенка испугает.

У Гюли ноги стали ватными, она опустилась прямо у двери на ковер и безутешно зарыдала. Мир-Джавад подошел к ней.

– Поплачь, поплачь, это хорошо, сердце у тебя доброе, ты не представляешь, какие жестокосердные дети встречаются, удивляюсь, клянусь отца. В нашей стране так о них заботятся, все для них, все ради их, откуда такие берутся, э, ты не знаешь? Удивляюсь, э!

И Мир-Джавад погладил Гюли по голове, как маленькую…

Атабек сиял, был всем доволен, всеми доволен. Его и жена спросила:

– Ты что так сияешь, как новенький грош?

Атабек за ласковое слово подарил ей маленькую бриллиантовую брошь и нежно поцеловал в щечку. Он только что получил свою «львиную» долю из конфискованного имущества от Мир-Джавада. Но не это его так радовало, Атабек давно уже привык к подношениям и к дележу. Рано утром, когда все нормальные люди еще спят, позвонил Великий Гаджу-сан:

– Гном, держись крепче за что-нибудь тяжелое, можешь за свою голову, а то улетишь от радости, крылья-то выросли небось. Ты занял первое место по ликвидации самых опасных нашему гуманному строю врагов, – класса крепких хозяев. Молодец!

– Служу великому вождю! – радостно гаркнул Атабек.

Ему сразу представилось, как в большом зале дворца эмира старенький Икал вручает ему орден «Мудрой змеи». Заодно подумал и о том, откуда Гаджу-сан вытащил этого старого придурка, по слухам, чуть ли не из тюрьмы, но Атабек прекрасно знал, откуда появился Икал: Гаджу-сан на спор выкрал его из сумасшедшего дома.

Атабек был бодр и весел еще потому, что маленькая плутовка Клари согласилась принять большой подарок… И сегодня ночью…

– Как хорошо, – думал Атабек, поглощая вкусный обед, – быть вождем, пусть и не таким Великим, как Гаджу-сан, наш бог и учитель.

В разгар обеда пришел Мир-Джавад.

– Мне передали твой приказ, отец!

– Ащи, какой приказ? Ты что, с луны свалился?.. Приглашение, э! Понятно? Приглашение… Садись, ешь, пей, отдыхай, одним словом. Дело не уйдет. Уходит от нас только время, а с ним молодость, здоровье, а затем и желания… Самое страшное, когда уходит желание.

– Мое желание – благо страны!

– Хорошо говорить стал. Как вспомню, что всего несколько лет назад ты путал значения слов, приятно на душе становится: еще одного хорошего человека вырастил, благодарного к тому же.

Мир-Джавад слушал хвалу без угрызения совести, с каменным лицом, даже маленькое раскаяние не шевельнулось в душе. Может, за неимением души?

– Я твой должник, отец! Вечный должник!

– Это мне нравится. Твое уважение искреннее, радует.

Атабек движением пухлой маленькой руки выслал из комнаты слуг, затем спокойно сказал оставшейся жене:

– Тебе что, отдельное приглашение требуется?

Жена обиженно поджала губы, но беспрекословно встала и вышла из столовой. Мужчины остались вдвоем.

Мир-Джавад смотрел, ожидая, на Атабека. Тот смотрел на Мир-Джавада, оценивая. Долго смотрел и молчал. Наконец, медленно выговаривая каждое слово, сказал:

– Если выздоровеет начальник инквизиции, ты опять станешь заместителем и даже не первым, кампания завершается. А когда умрет сам Юсуф, один аллах знает, и кого он оставит вместо себя…

– Не должен выздороветь, значит! – хмуро откликнулся Мир-Джавад. – У тебя, отец, есть же среди хирургов друзья.

– Я сам в прошлом хирург.

– Извини, не знал. Так у тебя есть человек, который мог бы нам помочь?

– Я сам буду делать операцию, у меня свои счеты с этим старым гангстером.

– Его охраняют преданные ему, неподкупные люди.

– Твоя забота, придумай, как их заменить своими верными и неподкупными людьми.

– Придумаю, не беспокойся.

Мир-Джавад часто навещал начальника инквизиции в больнице, почти каждый день: приносил фрукты, докладывал о делах, просил совета. Юсуф души не чаял в своем заместителе и подумывал о том, чтобы оставить его на своем месте, после того как уйдет на пенсию. Кое-что о его денежных махинациях и многочисленных любовных связях он знал, но считал, что верность их общему делу, твердость в идеалах все искупает, да и сам он был далеко не святой. А в Мир-Джавада он верил.

В этот день Мир-Джавад пришел озабоченный и возбужденный. От Юсуфа это не укрылось.

– Случилось что-нибудь?

– В урочище Ош банда Гуляма появилась, – вздохнул Мир-Джавад. – Но взять ее трудно, людей не хватает.

Юсуф содрогнулся от ненависти к Гуляму и от боли в желудке.

– Бери всех, я разрешаю.

– Даже вашу личную охрану? – невинно спросил Мир-Джавад.

– В первую очередь! На них можешь положиться: все они верные мне люди и ненавидят Гуляма.

– Но они, как и я, в первую очередь служат вам, поэтому я покорно прошу, чтобы именно вы дали им приказ пойти на дело. Есть сведения, что банда уходит за кордон с большими запасами золота.

– Не дай ей уйти, прошу, как сына! Самое большее, через пять лет я уйду в отставку, и ты единственный кандидат на мое место, скажу тебе по секрету. Но уничтожь банду.

Верную приманку бросил Мир-Джавад, вернее не бывает. Всех людей отдал начальник инквизиции Юсуф из своей личной охраны, даже накричал на второго заместителя, который засомневался в разумности такого решения, и послал его со всеми на охоту за Гулямом. Не только смерть брата была причиной такой ненависти. Гулям до переворота сыграл с приятелем, а начальник инквизиции Юсуф был простым бандитом, скверную шутку: взял себе всю добычу от совместного ограбления банка, а подельщика сдал охранке Ренка. В тюрьме Юсуф и познакомился с Гаджу-саном, примкнул к движению, устроил побег, а после переворота гонялся за Гулямом, но безуспешно. Только тот знал, где находится золото.

Мир-Джавад, как всегда, лично готовил операцию. Он так увлекся этим делом, что последние мухи, нагло летающие возле него, могли безнаказанно садиться даже на стол.

На рассвете, когда осенний туман настолько густой, что в трех метрах ничего не видно, войска инквизиции перекрыли урочище Ош. Часовых сняли издали метатели ножей, каждый день недаром метали на тренировках пятикилограммовые ножи. Застигнутая врасплох банда могла быть уничтожена без единого выстрела.

Но выстрел прозвучал. После долго разбирались: с чьей стороны раздался первый выстрел. Большинство считало, что кто-то из воинов инквизиции не выдержал испытания давящей тишины и нажал на курок, но Мир-Джавад был другого мнения. И в официальные документы вошла его официальная точка зрения.

Перестрелка в тумане была интенсивной, но непродолжительной. Окруженные со всех сторон бандиты сдавались один за другим. Но это была не банда Гуляма. Когда рассеялся туман, подсчитали потери: у бандитов был один человек убит и трое легко раненные, а у войск инквизиции погибли два заместителя Юсуфа, вся его охрана и любимый помощник Мир-Джавада, преданный ему капитан. Этот поплатился за свое любопытство. Еще бой не закончился, а он, проявляя рвение, подбежал к Мир-Джаваду с двумя винтовками, захваченными у бандитов, и поделился открытием:

– Шеф, странно! Оружие у бандитов захвачено, оно вычищено и смазано, непонятно тогда, кто же стреляет?

Мир-Джавад взял обе винтовки, принесенные капитаном, и разрядил обе ему в грудь. В этот же день Мир-Джавад отправил на капитана в столицу наградной лист, представляя его к высшей награде страны посмертно. Он подробно описал бесстрашный подвиг капитана, своего помощника и лучшего друга, закрывшего своей грудью командира от предательских выстрелов в упор. Никто не спросил Мир-Джавада: почему же он не застрелил тех бандитов? Впрочем, ответ был бы один: выстрелили из-за угла и убежали. Все списали бы на туман.

И вновь грандиозная похоронная процессия растянулась на несколько километров, направляясь к аллее почетного захоронения. И вновь звучал оркестр, лились клятвы и прощальные слова, гремели прощальные залпы над свежими могилами…

У Атабека теперь были развязаны руки. Начальника инквизиции теперь охраняли доверенные люди Мир-Джавада. Главный хирург больницы, выполняя распоряжение Атабека, стал уговаривать начальника инквизиции Юсуфа согласиться на операцию желудка.

Начальник инквизиции колебался. Гибель заместителей и охраны потрясла его и насторожила. Правда, смерть одного из ближайших помощников Мир-Джавада вносила смуту и сеяла сомнение в выстроенной схеме: его изолируют, затем убирают.

Мир-Джавад окружил вниманием и заботой семью Юсуфа. Жена, навещая мужа каждый день, не могла нахвалиться такой заботой, расписывая: в каком замечательном особняке они сейчас живут, какую дачу им подарили, какие хорошие должности заняли дочь и сын. Подозрения начальника инквизиции меркли, тускнели и, наконец, рассеялись, словно туман в лучах горячего солнца.

И тогда Юсуфу устроили консилиум из светил отечественной медицины. Из столицы, по распоряжению самого Гаджу-сана, прилетели два академика и три доктора наук. Они профессионально осмотрели больного, изучили снимки, исследовали результаты анализов, мяли живот Юсуфа, просвечивая его рентгеновскими лучами. И все заявили в один голос, что операция, резекция желудка, необходима, возможна и совершенно безопасна. Откуда было знать начальнику инквизиции Юсуфу, что все их профессиональные голоса были на самом деле лишь подголоском одного голоса – Великого Гаджу-сана. Они прекрасно видели, что со своей язвой желудка, имея богатырское здоровье, начальник инквизиции Юсуф мог бы прожить еще двадцать лет без всякой операции, но им была дана четкая инструкция: позаботиться о сохранении здоровья старого борца, соратника Гаджу-сана и его друга, уговорить его лечь на операцию, и они старались, заботились. «Операция настолько пустяшная, что и говорить о ней стыдно». «Надо – значит надо»! «Через неделю вы будете на ногах и забудете о том, что вас когда-то мучили боли». Хор голосов, среди которых Юсуф различал и голос Гаджу-сана, успокоил начальника инквизиции, ему стало стыдно своих страхов, и он подписал свое согласие на операцию. Согласие жены Юсуфа не требовалось, но Мир-Джавад на всякий пожарный случай его тоже выцыганил. Больного стали готовить к операции, пичкать порошками и пилюлями, подавляя страх.

Ночью за ним пришли. Сонного переложили на каталку и повезли по длинным запутанным коридорам. Одно колесико каталки противно повизгивало, начальник инквизиции сквозь дрему тупо слушал это повизгивание, а воображение рисовало ему раскрытые ржавые двери пустых тюрем, заросших травой, лопухами, лебедой, где гулял лишь ветер, скрипя ржавыми воротами и дверями и гоняя пыль.

В огромной операционной, пустой и холодной, было мрачно и темно, как в склепе. Юсуф от холода очнулся от забытья.

– Включите свет, мы не в аду! – приказал начальник инквизиции.

Приказ был исполнен немедленно. Яркий свет разогнал возникшие было вновь страхи у Юсуфа. Начальника инквизиции переложили с каталки на операционный стол, ремнями крепко привязали руки к столу, каждую к своему ложу, так что со стороны начальник инквизиции выглядел распятым. В рот ему вложили загубник шланга от аппарата анестезии.

А рядом, в предоперационной, Атабек и Мир-Джавад тщательно мыли руки. Мир-Джавад следил за Атабеком и повторял все его движения. Одна из жен Атабека, в прошлом хирургическая сестра, ожидала окончания ритуала, держа в руках белоснежное полотенце. Атабек яростно тер щеткой руки, полировал ногти, смывал мыло горячей водой и вновь намыливал их.

Мир-Джавад не понимал такой чистоплотности далеко не чистоплотного человека, но, посмеиваясь про себя, он машинально повторял все движения шефа, или «отца», как все чаще и чаще Мир-Джавад его называл, поощряемый благосклонностью и одобрением.

После мытья они долго терли руки суровыми полотенцами, затем тампонами, пропитанными спиртом. Наконец, жена Атабека натянула им на руки резиновые перчатки, а на лицо повязала марлевые маски. Это был целый ритуал, священнодействие, обряд. Лицо Атабека бледнело и бледнело, что, как знал Мир-Джавад, являлось признаком чьей-то смерти.

Мир-Джавад с любопытством следил за ним. Лицо Атабека, скрытое марлевой повязкой, уже слилось с ней своим цветом. Мир-Джавад, пользуясь тем, что его лицо скрыто под маской, нагло ухмыльнулся, оставив только глаза серьезными.

«У Атабека, клянусь отца, лицо, как у моего наемного тайного убийцы, – подумал он. – Клянусь, э, зашьет в живот начальника инквизиции мину замедленного действия. Вот будет потеха, если взорвется на каком-нибудь митинге. Буду держаться на всякий случай от него подальше».

Атабек подал знак, и двери в операционную открылись, пропуская торжественную процессию. По другому знаку двое подручных Атабека залепили наглухо пластырем рот начальника инквизиции.

«Зачем? – мелькнула у него мысль. – А, что я паникую? Для чего, зачем? Чтобы трубка не вылетела, когда меня усыпят».

Юсуф увидел, как к столу подошли, неестественно держа руки, два хирурга и медсестра.

«Хирурги, как бандиты, прячут лица под масками, у тех и у других руки в крови, у хирургов, правда, смертность повыше», – мрачно подумал начальник инквизиции и вдруг застонал от дикой, пронзившей все тело боли.

– Вы забыли об анестезии, вы забыли об анестезии! – кричал Юсуф, а его крики застревали в плотных слоях пластыря.

И начальник инквизиции понял, что не забыли об анестезии, а просто его варварски убивают. И узнал по очертаниям своих убийц.

«Это – Атабек и Мир-Джавад!.. О, аллах, какой страшный конец ты мне уготовил… Как больно!.. Они бы сами не посмели… Значит, это Гаджу-сан. Прямо убить меня не захотел, струсил. И отдал в руки этим зверям… Зверям? А ты разве лучше? „Ищущий, да обрящет“!.. Скольких ты убил, зарезал, отравил, утопил, сбросил в пропасть. И все по приказу Гаджу-сана. Ты верил в него, как в бога, ты служил ему, как дьяволу. Ты продал ему душу… Боже! Пошли мне смерть! Как милости прошу! Нет больше сил терпеть эту страшную боль… Это боль всех жертв, боль их детей и родных вливается в меня… „Мой добрый великан“! – так звал меня Сосун. Я был предан ему, как собака, все исполнял, что бы он ни приказал… Хотя нет, не все! Я отказался убить его первую жену, не могу убивать женщин и детей. Ее убил Арчил… Вот почему он рядом с Гаджу-саном, а я всю оставшуюся жизнь проходил в подручных у Атабека, который так люто меня ненавидел. Он помнил, как и я, тот день, когда он струсил в бою и бежал. По решению высшей коллегии я должен был зарезать его… Как он тогда умолял меня, валялся в ногах, обделался от страха, и его, смердящего и мокрого, не приняла даже смерть, в последнюю секунду Гаджу-сан выхлопотал у руководства помилования трусу и изменнику. Атабек с огромной радостью потом помог Гаджу-сану убрать то руководство, после смерти единственного, как только Гаджу-сан прорвался к власти… Но почему? Какие есть муки на свете… Слепец! У тебя же вырвалась фраза, которую Арчил сразу понял. Что я тогда ему сказал? „Она пришла в сознание и сказала несколько слов“… Зачем ты ему выдал себя?.. Кого ты решил испугать? Арчил верно догадался, ЧТО она сказала! Его ни одна из жертв никогда в лицо не видела, удар ножом в спину лишал каждого такой возможности, то, что жена Гаджу-сана сразу не умерла, – случайность, даже не случайность, а не до конца зажившая рана Арчила, полученная в боях с войсками Ренка, дала о себе знать. Когда я пришел осматривать труп, она, не открывая глаз, прошептала: „…агент Ренка, он всех нас предаст“! Она умерла, а я похоронил эти страшные слова в глубине сердца и боялся о них даже думать. Зачем я ему сказал? Поэтому мне и подписали приговор. За мной будут другие. Страх зовет на помощь жестокость. Я – первый, но далеко не последний… Будьте вы прокляты! Я скажу в аду, что вы идете следом»…

Мир-Джавад впервые присутствовал на операции. Его мутило, пот обильно заливал лицо, но медсестра привычно вытирала его лицо тампоном. Многих убил в своей жизни Мир-Джавад и всех либо чужими руками, либо на расстоянии пулей или ядом. Не было привычки резать живую плоть содрогающегося от нестерпимой боли тела, и Мир-Джавад поражался, глядя на Атабека, весельчака и жуира, любителя женщин и вина, с какой легкостью он резал и зашивал, промывал и прижигал.

«Золотые руки, хирург – „божьей милостью“!» – мелькнула мысль у Мир-Джавада.

Он был на подхвате и скальпеля в руках не держал, его держали как зрителя скорее, чем как полноправного участника: подержать зажим, убрать тампонами кровь… Но иногда ему начинало казаться, что это режут его самого.

Мир-Джавад зажал себя в кулак, решив умереть, но слабости не проявлять, или мягкотелости какой-нибудь…

Атабек быстро и блестяще провел операцию.

– Теперь ты будешь жить сто лет! – сказал с усмешкой, зашивая последний стежок на ране.

Но начальник инквизиции края, старый гангстер Юсуф вытянулся в последней судороге и умер.

Такая дьявольская радость зажглась на лице Атабека, что Мир-Джавад выронил зажим на пол от испуга…

– Наконец-то он мертв! – довольно произнес Атабек. – Я мечтал о такой смерти для него, и моя мечта сбылась… Вчера Гаджу-сан подписал указ о твоем назначении начальником моей инквизиции, сын мой!

Мир-Джавад почтительно склонился перед Атабеком. Он вошел в башню для избранных, вступил в круг посвященных…

Васо приехал рано утром на дачу Мир-Джавада без предупреждения, с неофициальным визитом.

Из аэропорта позвонил человек Мир-Джавада и сообщил, что Васо приземлился на своем личном самолете. Мир-Джавад велел срочно, на лучшей машине, везти Васо к нему на дачу, и через час, в течение которого из первой попавшейся отары были уведены несколько молодых барашков для шашлыка и плова, а из государственных подвалов привезены бочонки с коньяком и шампанским, с лучшими винами, какие только ни производились в этом благодатном южном крае, старший сын Гаджу-сана был доставлен на берег самого теплого моря.

Пьяница, дебошир и потаскун в свои двадцать пять лет был уже генерал-полковником авиации, и поговаривали, что скоро Васо станет маршалом. С первого дня рождения его зачислили в авиаполк лейтенантом, и теперь Васо шутил, что он в любую минуту может уйти на пенсию.

Мир-Джавад, глядя на своего молодого друга, тоже записал своего сына Иосифа, сына Гюли, в бронетанковый полк лейтенантом, пусть служит, бегая по двору.

Васо о воинской дисциплине имел весьма смутные представления, летал, когда хотел и куда хотел, и был свободен во всех своих желаниях.

– Клянусь отца, смешная штука получилась! – выпив бутылку коньяка и наевшись плова с шашлыком до отвала, стал рассказывать Васо. – Недавно я встретил свадебную процессию. Счастливое лицо красавицы-невесты всколыхнуло в моем сердце нечто похожее на чувство. Недолго думая, я приказываю первому попавшемуся патрулю забрать жениха, арестовать его, затем предлагаю ошеломленной невесте свою помощь, сажаю ее в машину, якобы чтобы ехать к прокурору, и увожу на одну из папиных дач, там девочка прозревает, что прокурор и ее судья – это я, пытается бежать, я ее ловлю, почти горелки, правда, когда догнал, помял и порвал одежды невинности. Но невинной была только одежда. Нет, ты представляешь, что за нравы, какое падение, добрачные связи надо объявить вне закона.

– Это тлетворное влияние Запада! – вставил реплику Мир-Джавад.

– Может быть, но все равно нехорошо. Так разочаровался, так разочаровался, что больше недели ее не выдержал, выгнал. Надоела игрушка.

– А что стало с ней потом?

– Клянусь отца, я тебе что, армия спасения? Я и не думал об этом.

Мир-Джавад в ответ рассказал несколько своих скабрезных историй. Васо довольно хохотал, такая жизнь была ему по душе.

Выпив пару рогов шампанского, Васо захотел искупаться в море. Мир-Джавад попытался его отговорить, а когда тот упрямо и твердо заявил, что его намерение искупаться и поплавать непоколебимо, испугался, а ну как утонет, Гаджу-сан голову снесет за старшенького, любимца. Мир-Джавад дал команду, и вся команда, кроме часовых, на лодках стала сопровождать плывущего Васо, его высочество, генерал-полковника авиации. А тому было и невдомек, что под ним тянут рыбацкую мелкоячеистую сеть, и стоило Васо нырнуть, как он часто и делал, плавал как рыба, охрана тут же приподнимала сеть, готовясь вытащить в любой момент самый драгоценный улов, упустить который что упустить жизнь.

Но все обошлось благополучно. Выйдя из моря, протрезвевший Васо принялся пить водку, запивая любимым вином своего отца. Мир-Джавад с удовольствием смотрел на своего молодого друга. Их дружба вызывала удивление: двенадцать лет разницы в возрасте, да и Васо был Геркулесом по сравнению с Мир-Джавадом.

Сам Васо не мог понять, почему он так крепко привязан к Мир-Джаваду, почему дружит с этим, одним из самых жестоких слуг отца, почему его так тянет к этому вечно хмурому человеку. Но Мир-Джавад прекрасно знал, почему: Васо до двадцати лет был девственником, мать воспитала его в таком преклонении перед женщиной, что он боялся даже думать о близости с кем-нибудь из них, хотя недостатка в согласных не было.

Мир-Джавад привез с собой самую красивую из искусниц Бабур-Гани. Эта красавица даже в холодном сердце вызывала страсть и трепет. А когда она голая появилась в спальне Васо и овладела им целиком и полностью, Мир-Джавад одержал свою самую значительную победу. Сердце Васо заполнила безграничная благодарность к Мир-Джаваду. Васо зачастил к Бабур-Гани, стал там своим человеком, его научили всей любовной премудрости, и он стал первым наставником новеньких. Когда Бабур-Гани находила что-нибудь стоящее, она телеграфировала в столицу шифрованную телеграмму, и Васо бросал все дела и мчался к Мир-Джаваду.

Но сегодня он прилетел по указанию отца.

– Как по-твоему: Атабек был в курсе того, ЧТО знал умерший начальник инквизиции края, твой предшественник? – спросил Васо внезапно вместо очередного тоста.

Мир-Джавад всегда был готов сделать очередную пакость своему тестю.

– Спрашиваешь! Они же вместе боролись, – тут Мир-Джавад вспомнил подслушанный краем уха странный разговор Арчила с Юсуфом, начальником инквизиции. – Если ты имеешь в виду убийство жены Великого отца всех народов, то Атабек был на месте преступления вместе с моим бывшим шефом. – Мир-Джавад расхохотался. – Не поэтому ли он с таким наслаждением резал его тело, теперь он один остался хранителем тайны.

Васо захотел услышать историю с операцией, и Мир-Джавад долго с подробностями рассказывал о блестящих способностях хирурга Атабека. Васо смеялся, как будто ему рассказывали анекдоты.

Выпили бутылку шампанского за упокой души бывшего начальника инквизиции. Васо опять полез было в море плавать, но Мир-Джаваду на этот раз удалось его отговорить от заплыва. Окунулись и легли в тени фигового дерева на теплый песок.

Васо заскучал. Мир-Джавад любовно шлепнул друга по голой спине.

– Не кручинься, ясный сокол! Бабур-Гани приготовила тебе подарок: есть у нее новенькая, такая девочка, – закачаешься, клянусь отца!

– Надоели проститутки, Мир! – буркнул Васо. – Любящее сердце мне требуется и срочно, чтобы меня полюбили просто так, а не за то, что я без пяти минут маршал.

– Э, геноцвали, любят всегда за что-то: одних – за силу, других – за красоту, третьих – за талант, четвертых – за честность или правдивость, пятых – за деньги или положение… Издержки твоего положения: тебя никогда не полюбят за твою прекрасную душу, один я могу ее оценить.

– Ты верный друг, Мир, слушай, где ты научился так складно говорить? Ты с каждым днем становишься все образованней и образованней.

– Для тебя, мой красавец, тайны нет: любой уважающий себя начальник обязан иметь рядом с собой умного еврея.

– И у тебя такой есть?

– А как же! Он составил мне программу, по которой со мной занимается.

– И сколько ты ему платишь? Много?

– Самую дорогую цену я ему дал – жизнь!

Васо удивленно и непонимающе уставился на Мир-Джавада.

– Его приговорили к расстрелу, – пояснил Мир-Джавад. – По документам он мертв, об этом знает, поэтому и старается. Но я его хорошо кормлю, толстенькая девочка раз в неделю обслуживает бесплатно, да еще подбрасывает ему денег из своего заработка.

– Для чего ему деньги?

– У меня с ним уговор: вино и сигареты за свой счет, а какой счет может быть у покойника, толстушка его и содержит. А я поощряю благотворительность, где же иначе бедняге взять денег на вино.

– А какой интерес у толстушки? – замирая, спросил Васо.

– Я обещал ей его в мужья. Она – его дочь от первого брака, но ни он, ни она об этом не знают. А подсунул ему, как только он рассказал мне о Мольере, тот вроде тоже женился на своей дочери.

Васо застонал от смеха.

– Ты всегда мне расскажешь такое, что не поделиться с отцом просто нельзя… Слушай! – спросил он, ехидно улыбаясь. – А ты по-прежнему охотишься на мух?

Мир-Джавад потемнел, но заставил себя рассмеяться.

– Спрашиваешь! Конечно, дорогой, но уже реже, значительно реже, ты не представляешь, как много работы.

Тут он достал из кармана нитку резинки и ловко сшиб на лету большую зеленую муху, которая в поисках падали кружила над ними. Васо, как ребенок, захлопал в ладоши.

– Дай мне, дай, хочу!

Мир-Джавад протянул ему нитку резинки, а себе достал другую. Васо увлекся охотой, он то хохотал от удачного выстрела, то, затаив дыхание, подкрадывался к мухе почти так же, как первобытный охотник подкрадывался с каменным топором в руке к оленю, видно, природа человека не настолько изменилась, чтобы инстинкт не взыграл, даже таким иногда смешным, нелепым способом.

Через полчаса Васо, возбужденный, со сверкающими глазами, гордо высыпал «добычу» прямо на скатерть, расстеленную на песке, за которой они пировали.

– Посчитаем, кто больше настрелял «пернатых»!