Текст книги "Охота на мух. Вновь распятый"

Автор книги: Лев Златкин

– Но ведь Бога нет? – задала вопрос скорее себе Валя. – Или есть?

– Ты знаешь, – опять уклонился от прямого ответа Илья, – неизвестно, что лучше: религиозный фанатизм, который во имя веры отвергает этику, разум и мораль, или марксистский фанатизм, который во имя разума и счастья для всего человечества, исключая, правда, из этого «всего» миллионы людей, целые группы и сословия, отвергает Бога, а заодно этику и мораль. К первым относятся те, кто судит людей не по делам их, а по проповедуемой ими степени веры. Ко вторым те, кто верит, что человек – вершина творения и не нужно ему никакой «высшей» морали. То, что сам человек считает моральным, то и хорошо…

Валя неожиданно вскрикнула, протянув руку по направлению в школе, к которой принесли их автоматически ноги. Илья посмотрел в том направлении в тот момент, когда Нина выпрыгнула из окна, а в окне засветились физиономии Арсена и Игоря. И Валя с Илюшей сразу поняли, что они стали свидетелями преступления. В том, что это было преступление, не вызывало у них ни малейшего сомнения, выражение лиц Арсена и Игоря говорило само за себя.

Илья бросился к лежащей на асфальте Нине. Лица друзей-насильников тут же исчезли из видимости. Нина лежала без сознания, но слабое дыхание и частый пульс показали Илье, что она еще жива.

Илюша хотел перевернуть Нину на спину, чтобы посмотреть, нет ли серьезных повреждений на виске и лице, но Валя его остановила.

– Не трогай! Пусть лежит! Я побегу в школу за врачом, она уже обязана быть.

И Валя стрелой метнулась за помощью, а Илюша растерянно стоял возле распростертого тела, не зная, что бы такое предпринять. Может, именно растерянность и толкнула его на опасный, хоть и смелый по своим последствиям шаг. Увидев показавшуюся вдали милицейскую машину, он бросился на проезжую часть дороги наперерез машине, размахивая руками, чтобы привлечь внимание.

Кто-то в машине заметил возбужденного юношу, и машина, свернув со своего маршрута, подъехала к школе, навстречу Илье.

– Что случилось, оглан? – спросил капитан милиции, с густой сединой на висках.

– Девушка выбросилась из окна школы! – сказал Илюша, с трудом переводя дыхание от быстрого бега. – Лежит на асфальте, пока жива.

Капитан посадил Илью в машину, и они подъехали к тому месту, где лежала Нина, все еще без сознания. А из школы к ним бежала уже Валя.

– Врача нет в школе! – тоже запыхавшись, проговорила она. – Циля Абрамовна еще не подошла.

«Ну, конечно! – неожиданно злобно подумал Илья. – Она только и может, что говорить: „Ах, если бы вы знали, за какую зарплату я здесь тружусь!“ Зараза! Не хочешь, не работай, иди в районную поликлинику работать за такую же зарплату. Только там вкалывать надо и не придешь, когда толстая задница со слоноподобными ногами позволят это сделать».

Илья очень уж не любил халтурщиков.

Валя с испугом уставилась на милиционеров, осматривающих место происшествия, измеряющих угол падения и фотографирующих тело.

Капитан осторожно перевернул Нину, и она тут же пришла в себя, только простонала:

– Но-ога!

Кроме большой ссадины на скуле, полученной ею, когда она, упав, проехалась по асфальту, крови не было. Но Нина опять потеряла сознание.

Тогда капитан кивнул сопровождающим его милиционеру и шоферу, и они втроем аккуратно, осторожно и бережно перенесли Нину в машину.

Капитан обратился к Илье с Валей:

– Вы видели, как все произошло?

– Как она выпрыгнула из окна! – подтвердила Валя. – Я первая увидела, он потом.

– Кого-нибудь в окне еще видели? – не отставал капитан, прочитавший на их неискушенных лицах правду.

Вокруг них уже собралась большая толпа школьников, оживленно обсуждающих приезд милиции и допрос капитана.

Капитан поспешил разогнать их:

– Марш на занятия! Расходись!

Школьники, пересмеиваясь и толкаясь, двинулись в школу.

– Повторяю вопрос, – пристально глядя на Илюшу, спросил капитан, – видели ли вы в окне еще кого-нибудь?

– Видели! – решился сказать Илюша правду, хотя ему стало очень неприятно от этой правды.

Капитан был очень доволен его признанием.

– Поедете со мной, я запишу ваши показания! – предложил он «молодоженам» сесть в милицейскую машину.

По дороге они отвезли пострадавшую в больницу. Нина еще легко отделалась: перелом стопы и сотрясение мозга, никаких серьезных травм не было обнаружено.

В милиции Валя и Илья не стали скрывать, что они видели в окне Арсена и Игоря и что у тех были очень испуганные лица.

Часа через два Нина пришла в себя и все рассказала.

Еще через час прокурор подписал постановление об аресте, и Арсен с Игорем были арестованы прямо по выходе из школы, на глазах у изумленной публики.

Им предъявили ордер на арест и увезли в тюрьму.

27

Арест Арсена и Игоря ошеломил всю школу. На следующий день Илюша с Валей вынуждены были рассказать, что они видели. Школа гудела от скандала, ахала и охала. Тема-то была щекотливая, запретная. А запретный плод сладок. Попробовать самому страшно, а о чужих попытках поговорить безопасно и приятно, будто сам все это проходил, почему бы, в таком случае, не поговорить. Любопытство снедало всех, даже высоких моралистов. И все шушукались, собираясь группками по два-три человека, часто переходя от одной группки к другой, вдруг где-то что-нибудь новенькое скажут, да и самому на время стать центром внимания, рассказав какую-нибудь пикантную деталь, которую только что услышал в другой группке. Никогда еще глаза школьников и школьниц так не горели от возбуждения.

Каково же было всеобщее изумление в классе, когда уже на второй урок в класс, как ни в чем не бывало, вошли Арсен с Игорем. Команда, все, состоящие в их компании, Никита, Костя, Мешади-макака, встретили их появление воплем восторга:

– Ура, наша команда победила! – завопил Мешади-макака, прыгая по партам.

Но остальные в классе встретили их появление с холодным пренебрежением и неодобрением.

– Папочки встали «горой»! – съязвив, пустила «шпильку» Агабекова.

И посмотрела с ненавистью на Никиту. Если бы у него был папочка на воле, она его не пощадила бы. После попытки изнасиловать, второй в ее жизни за столь короткий срок, она неделю «болела», так ей было стыдно идти в школу, встретиться взглядом с тем, за кого раньше она готова была отдать душу, а теперь презирала и ненавидела, находиться рядом с человеком, который силой пытался взять то, что мог без труда взять лаской.

Игорь по дороге к своей парте задержался на несколько секунд возле Ильи.

– Это ты, жиденок, нас заложил? – прошипел он так, чтобы, кроме Ильи, его никто не услышал. – Смотри, обрежем тебе и уши! – добавил он с угрозой.

Илюша встал с парты и с движения уложил Игоря на пол одним хуком. Арсен поспешил вклиниться между ними и, подняв с пола Игоря, шепнул ему:

– Ты что, забыл? Нас выпустили на поруки! Дело-то еще не закрыто. Уймись на время. Потом мы ему припомним!

– Когда это, потом? – потирая онемевшую сразу скулу, спросил тихо Игорь.

– Как только дело закроют, так сразу! – пояснил Арсен. – И я придумал, – зашептал он Игорю прямо в ухо, – как ему отомстить!

– Изувечим? – хищно напрягся Игорь.

– Морально! – усмехнулся Арсен.

– Как это, морально? – не понял Игорь.

– Потом поймешь! – успокоил друга Арсен. – Узнаешь, будешь доволен!

И они сели на свои места как два пай-мальчика.

Очень скоро дело было закрыто. В крови пострадавшей, у Нины, срочно нашли следы алкоголя. Показания потенциальных насильников ловко заменили другими. Иначе очень уж идиотами выглядели бы на суде два лоботряса со своими утверждениями, что Нина предлагала их «обслужить» за соответствующую плату. Дело в том, что имелось медицинское освидетельствование пострадавшей, в котором черным по белому было написано, что Нина – девственница.

В своих новых показаниях обвиняемые утверждали, что полностью противоречило написанным ранее, одними и теми же словами оба, без единой буквы различия, утверждали, явно под диктовку: они явились в школу на час раньше, чтобы вместе подготовиться к урокам, а уборщица, моя окно, стояла слишком рискованно на подоконнике, когда Арсен сильно хлопнул дверью, она испугалась и выпала из окна, а они, естественно, подбежали к окну только из человеколюбия, движимые высоким долгом советского человека приходить друг другу на помощь в беде, и заодно посмотреть: не слишком ли ушиблась пострадавшая.

И дело было благополучно закрыто «за отсутствием состава преступления». Капитан, открывший это дело, был срочно переведен из города в район, где так капитаном и остался. А Нину выгнали с работы.

Илюша с Валей недолго обсуждали это событие. Их показания приняли в расчет, они же видели, правда, не слишком много, под их показания и подогнали «показания» преступников.

– Я не понимаю! – возмущалась Валя, когда они вдвоем гуляли после занятий по бульвару. – Это же неразумно: оставлять преступников на свободе.

– Мой дядя говорит, что разум способен оправдать любую мораль и любое преступление, – обреченно пожал плечами Илья. – Древние греки славились своей рациональностью и сбрасывали больных и слабых младенцев со скалы в пропасть. Но я считаю, что способность человеческого разума нельзя даже сравнивать с Высшим Разумом – Космическим.

– То, что верующие называют Богом? – спросила Валя.

– Богом, Аллахом, Буддой, Иеговой, – согласился Илья. – Принцип единобожия – принцип Космического Разума. Смотри: у всех религий общая система этических законов: у иудаизма и у буддизма более полная, у христианства и мусульманства, более молодых религий, менее полная, но явно она исходит из одного источника.

– Но кому принадлежит этот Разум? – задала столь умный вопрос Валя, что Илья с интересом посмотрел на свою будущую в скором времени жену.

– Почему Космический Разум должен обязательно кому-нибудь принадлежать? – удивился Илья. – А как же быть с невидимым, непостижимым и неосязаемым Богом?

– Каждая религия считает себя носителем Высшего Разума? – продолжала удивлять любимого Валя.

– И отрицает этот Высший Разум в других религиях, а Высший Разум, «властелин вселенной», должен быть един для всего человечества.

– Ты сам мне рассказывал, – напомнила Валя, – что три тысячи лет тому назад евреи открыли миру Бога и призвали все народы жить в братстве, признавая одну и ту же мораль.

– Да! – не стал отрицать сказанного Илья. – Как ни странно, идеалы о едином Боге вселенной, общем нравственном законе для всех народов, о всемирном братстве людей впервые были провозглашены бывшими рабами в Синайской пустыне…

– Ты мне рассказывал, – опять вспомнила Валя, – что Моисей специально водил по этой пустыне свой народ сорок лет, чтобы все, воспитанные в рабстве, умерли.

– Все равно это – загадка мира! – удивленно восхитился Илья. – Именно эта малочисленная группа людей именно в тот исторический отрезок времени провозгласила усовершенствование мира по закону Бога. Кстати, эти слова: «Усовершенствование мира по закону Бога…» – три раза ежедневно повторяются в молитвах всех евреев всего мира, на разных языках, хоть на иврите, хоть на идише. Как бы там ни было, идея эта возникла только один раз в истории человечества. Она в корне отличается от всего, что знал языческий мир. Древние люди полагали, что земля, небо, река, гора, деревья, звезды, гром и молния, все-все окружающее их достойны обожествления. И вдруг – Высший Космической Разум наделяет искрой божией Моисея, и он породил идею Единобожия.

– Поэтому евреи и считают себя «избранным народом»? – спросила Валя.

– «Избранность подразумевает лишь повышенные обязательства перед Богом». Вот за это еврея никогда и не прощают! – усмехнулся Илья.

– За что «за это»? – не поняла Валя.

– За то, что именно евреи дали неблагодарному миру идею Единобожия, единой морали, идеалы добра, мира, любви и справедливости, и, главное, личной ответственности за свое поведение и за все происходящее в этом мире.

– Значит, иудаизм и есть Высший Космический Разум? – пыталась понять Валя.

– Он мог бы им стать, но не стал! – печально признался Илья.

– Почему? – допытывалась Валя.

– Бывшие рабы обожествили Высший Космический Разум и стали его рабами, – пояснил ей Илья. – Ортодоксальность мышления, когда тебе велят: «только так, а не иначе», – множество необъяснимых запретов и поучений. Впрочем, объяснить-то их можно, принять было трудно всем. Поэтому несогласные с ортодоксами евреи и основали секту ессеев, из которой родилось христианство, а привлеченный идеей Единобожия, но не согласный с ортодоксальным иудаизмом Мухаммед основал ислам. Именно эти две религии, которые гораздо гибче и более приспособленные к человеческим слабостям, и завоевали большинство стран мира, правда, больше мечом, чем божьим словом.

– Ну и какую из них ты считаешь носительницей Высшего Космического Разума? – настаивала на своем праве понять Валя.

– Религии Высшего Космического Разума пока еще нет! – утешил ее Илья.

– А марксизм? – спросила Валя, потому что просто не могла не спросить об этом.

Илья даже рассмеялся, а потом обиженно сказал:

– Провокационный вопрос, за который тебя следует отшлепать!

Валя, улыбаясь, охотно подставила попку:

– Отшлепай, разрешаю! А потом скажи!

– Христианство и ислам, – вздохнув, стал пояснять Илья, – делают слишком сильный упор на потусторонний мир. Карл Маркс основал свой собственный вариант еврейского идеализма – социализм. В марксистском варианте идеал иудаизма звучит так: «Усовершенствование мира по закону Человека!» Этот тройственный призыв евреев к самосовершенству, боюсь, плохо кончится для них.

– Но ты так и не ответил на мой вопрос! – обиделась Валя.

– У тебя есть глаза? – спросил серьезно Илья.

– Есть! – почему-то испугалась Валя.

– Тогда оглянись вокруг, и ты увидишь, что такое марксизм, превращенный в религию! – уточнил Илья. – И почему даже тебе я боюсь прямо ответить на поставленный тобою вопрос.

– «Трусишка зайка серенький…», – пропела насмешливо Валя.

– «Под елочкой скакал…», – подхватил насмешливо Илья, делая ударение на первом слоге, на первой букве «а» в этом слове: «скакал»…

Игорь с Арсеном не оставили затеи: отомстить Илюше за то, что он честно признался в увиденном, из-за чего они пережили несколько неприятных часов в камере предварительного заключения при райотделе милиции. Но эти часы были самыми отвратительными часами в их жизни, а потому они не хотели, чтобы они повторились, пусть даже их опять «отмажут» родители.

Поэтому, обсуждая план мести в своей тесной компании, поредевшей из-за странного исчезновения Сарвара, о котором не знал даже Игорь, получивший мгновенный отлуп, стоило ему лишь заикнуться и спросить у отца о причине столь странного исчезновения, Игорь с Арсеном отметали любой план, который мог нести в себе лишь тень возможного ареста.

– Устроить ему «темную», и все дела! – предложил Никита.

– Драка нам ни к чему! – отрезал Арсен. – Нам только что закрыли одно уголовное дело, а ты нас «раскручиваешь» по новой.

– Жаловаться он не пойдет! – стал было успокаивать Арсена Никита.

– Ты мою сестру плохо знаешь! – встрял неожиданно Костя.

– А при чем здесь твоя сестра? – удивился Никита.

– У них с Илюшей «любовь»! – насмешливо-злобно протянул Костя.

– Нам-то что до их любви? – не понял Мешади.

– Во-первых, – стал пояснять солидно Костя, – они не расстаются. Во-вторых, она ринется сразу в бой за своего любимого, а дерется она, ого-го!

– И ей накостыляем! – пообещал Мешади.

– Тебя она уложит одной левой, – усмехнулся Костя, – а бить сестру я не дам, она хоть и дура, но все же мне родная сестра.

– Что вы так занудно обсуждаете вариант, который нам все равно не подходит? – разозлился Игорь.

И они опять надолго замолчали, каждый продумывая свой вариант, который позволил бы им избежать уголовного наказания.

Наконец, когда каждый из присутствовавших признал свою полную несостоятельность, Арсен довольно улыбнулся и сказал:

– У меня есть отличный план!

– Какой? – сразу же поинтересовался Игорь. – Ты мне уже не в первый раз говоришь о нем, но пока я его не слышал.

– В этом году была поздняя христианская пасха… – начал рассказывать свой план Арсен.

– Не ждите, уроков все равно не отменят… – перебил глупо Никита.

– Послушай, дорогой, с тобой хорошо говно есть, изо рта выхватываешь! – обиделся Арсен и замолчал, насупившись.

– Извини, дорогой, я – молчу! – спохватился Никита.

– Аршин-малчи! – подковырнул Мешади.

И Арсен, успокоившись, детально изложил «подельникам» свой коварный план, которому бы позавидовал сам Макиавелли. Всем он очень понравился, и его с радостью одобрили.

Только Костя напомнил:

– Валентина все сорвет! – заявил он авторитетно.

Никита покровительственно похлопал Костю по плечу.

– Брат ты ей или не брат? – спросил он ехидно. – Устрой ей дома сквозняк. Заболеет, а мы без нее все и организуем…

Костя послушался совета, так и сделал. Теперь, что бы Валя ни делала, обедала, ужинала, готовила уроки, Костя сразу производил математические расчеты, устраивая сквозняки.

Поэтому, когда на следующее утро Валя заявила матери, что не пойдет в школу, потому что плохо себя чувствует, Костя решил, что это его работа, и очень довольный помчался в школу, обрадовать друзей.

Правда, мать не поверила в простуду и обратила внимание на истинную причину недомогания: тошноту, рвоту, бледность лица дочери и испытываемое ею головокружение.

Сообщение Кости вызвало всплеск восторга среди молодых троглодитов, и они решили действовать немедленно. Мешади, живущий почти рядом со школой, сбегал домой и принес три мотка тонкой проволоки и очень крепкой бельевой веревки. Все «заговорщики» вели себя так примерно на уроках, что учителя глазам своим не верили и все время ожидали от них какой-нибудь крупной пакости.

Они ее дождались. На большой перемене «пай-мальчики» разгулялись.

Илюша был очень обеспокоен отсутствием Вали на уроках, он и на занятия опоздал впервые за десять лет учебы, ждал ее до «победного конца», но так и не дождался. С Костей Илья последнее время не разговаривал, не мог вынести его открытую неприязнь, старой дружбы как не бывало, но делать было нечего, спросить было больше не у кого, пришлось пересилить себя и подойти к его парте.

– Костя, что с Валей? – спросил он тревожно, хотя пытался спросить беззаботно.

– Сквозняки, сквозняки! – нахально запел Костя. – От сквозняков надуло! – неудачно сострил он, не подозревая, сколь близок он был к истине.

– Это ты ей и устраиваешь сквозняки! – обвинил Костю Илья. – Она мне вчера вечером жаловалась.

Никита незаметно подкрался во время разговора за спину Илюше и подмигнул Косте, мол, действуй.

Костя резко встал из-за парты и обозленно рявкнул на Илью:

– Кто ты такой, чтобы она тебе жаловалась? В родственники набиваешься?

Никита опустился на четвереньки за спиной у Илюши, а Костя сильно, двумя руками, толкнул Илюшу в грудь. Илья, отшатнувшись, перелетел через Никиту и больно шлепнулся на пол.

И тут же на него набросились все пятеро подельщиков, четверо из которых ненамного уступали в силе Илье, а Арсен, так тот даже превосходил.

Одним мотком веревки они быстро связали ему ноги, а два других мотка привязали одним концом к кистям рук, после чего поволокли к классной доске, где и распяли, натянув веревки на костыли, на которых и была повешена классная доска. Теперь на этих костылях, на классной доске был распят своими соучениками Илюша. Подонки знали, что Илья не будет кричать, даже если его будут пытать, а потому и не стали ему затыкать рот подручными средствами.

Игорь крупными буквами написал над головой Илюши на классной доске красивым шрифтом, латинскими буквами: «I.N.C.I.»

А затем голосом балаганного «петрушки» заверещал:

– А вот перед вами Иисус Назарянин, Царь Иудейский! Прошу любить и жаловать. Пока еще живой, в небо не вознесся. За отсутствием топлива. Это, – Игорь показал на руки Ильи, – «стальные руки-крылья», а это, – и он больно ткнул пальцем Илью под пятое ребро, – «пламенный мотор». Спешите, спешите, покупайте билеты по госцене. Знаменитый аттракцион «Вознесение на небо». Магдалина отсутствует по уважительной причине, заболела, женские-с недомогания-с. А учеников у нашего местного Иисуса, выращенного в родном коллективе, нет, но его соученики по классу заменят их по ставке статистов. Спешите, спешите! Единственное представление!

Арсен и Никита, сделав веревочные петли на костылях, на всякий случай все же держали веревки, каждый со своей стороны. Мешади изображал зурнача и тянул свой нескончаемый мугам. Костя поначалу злорадно хохотал и изображал восторженного зрителя, хлопал в ладоши, мяукал и свистел, но вдруг сразу побледнел и смолк, почувствовав тяжесть камня на сердце, внезапно ощутив подлость своего поступка. В первый раз он со страхом подумал, что теряет свою сестру, которую любил и уважал, навсегда.

Илья стоял у доски, раскинув руки и почти не испытывая физической боли, так, немного саднило в кистях рук и затекали от неудобного положения плечи. Но душевную боль он испытывал огромную, ощущение было такое, словно его действительно распяли на кресте, запястья и лодыжки пробиты огромными медными гвоздями, а у ног его, у подножия креста и горы Голгофы, беснуется толпа с перекошенными от злобы лицами. Ни одного участливого взгляда, в лучшем случае равнодушные, опасливо косящиеся на «странную игру», отдающую какой-то жестокостью, от которой лучше всего держаться подальше.

Ученики входили в класс, выходили из него, некоторые на какое-то время присоединялись к неведомой ранее игре. Шахла так увлеклась новой комсомольской забавой, что плюнула в ноги Илье, попав точно на веревку, которой были спутаны его ноги.

– Браво, Шахла! – завопил Никита. – Браво, комсомольский секретарь! Давай, плюнь ему прямо в физиономию, христосику этому. Плюй! Что, слабо?

Шахла встретилась взглядом с суровыми глазами Ильи и, отвернувшись, быстро вышла из класса. Впервые в жизни ей стало стыдно. А этого чувства она не испытывала, даже когда задирала высоко ноги в постели незаменимого начальства.

А Игорь продолжал бесноваться:

– Евреи дали римлянам свое согласие распять Христа. Отдали своего же еврея на мучения лишь потому, что он не принимал полностью иудаизм. Я правильно говорю, жиденок? – обратился он к Илюше. – Специально ради тебя готовился, историю читал. Больно рукам? Нет? Ты постони, тогда мы ослабим веревки. Хотя нет, не тот вид у тебя будет, не мученический. Ты уж потерпи, скоро большая перемена закончится, мы тебя отпустим… Спешите видеть, спешите видеть! – заорал он вновь пронзительным фальцетом балаганного «петрушки». – Тотализатор принимает ставки: вознесется после второго пришествия новоявленный Христос, или нет. Делайте ваши ставки, дорогие товарищи! Три к одному, что не вознесется. Ваше слово, камарады! Четыре к одному, что не вознесется! Принято? Делайте ставки, товарищи!..

Настоящее паломничество устроили в класс любопытные из параллельного десятого, из других старших классов.

У всех на лицах было написано жгучее любопытство, но ни один не пришел на помощь.

Илюша вспомнил строчки сонета, написанного им после той ночи, когда приснился столь вещий сон: он стал свидетелем ареста Иисуса Христа в Гевсиманском саду римскими легионерами.

 
Был страшен мой прошедший черный путь!
Я шел, гора Голгофа приближалась,
Пути все меньше, меньше оставалось,
И не во сне, захочешь – не вернуть.
О, если б с громом молнии сверкнуть
На ясном небе, мне бы показалось:
Бог за меня, его прощенье слалось,
Чтоб на кресте забыться и уснуть.
Вокруг меня чудовища хохочут,
Сивиллы, вурдалаки мне пророчут,
Стараются больней ногою пнуть.
Какой-то пьяный бросить камень хочет,
И маленькие дети брань лопочут,
Несу свой крест я и не повернуть.
 

Минуты тянулись часами. Каждая секунда, казалось, не хотела падать в вечность, висела тяжелой каплей времени, ощутимо, прямо перед глазами, и сквозь нее проглядывало прошлое и светило будущее. Яркий луч солнца, отражаясь в стекле открытой створки окна, нестерпимо больно жег глаза, хотелось плакать от боли и обиды, свербящей в груди, и приходилось собирать всю волю в комок, чтобы ни единой слезинки не мелькнуло на ресницах, на пушистых, длинных, дивных ресницах, любимых столь Валей, и не порадовать мучителей.

Ученики младших классов, подученные, очевидно, а может, и подкупленные монетками, данными на мороженое, с горящими от дерзости и вседозволенности глазами, подходили к распятому Илье и плевались на него. Школа, казалось, обезумела. Мучения всегда толпу развлекают. Недаром столько веков власть имущие из них делали настоящие представления, зрелища красочные, с костюмами, с определенными церемониями. Театрализованные казни всегда привлекали значительно больше народа, чем театральные представления с актерами, мимами, шутами, скоморохами, циркачами. Может, потому что были бесплатными? Если бы какой-нибудь монарх догадался установить плату за то, чтобы смотреть на казнь, он бы в значительной мере пополнил свою казну. Правда, в таком случае казни стали бы столь же постоянны, как театральные и цирковые представления. И прибыль неизбежно обернулась бы величайшими убытками, грозящими не только спокойствию, но и существованию самого государства.

В класс, привлеченный столь неожиданным паломничеством, вошел Серега Шпанов.

«Еще одним мучителем больше!» – подумал Илюша.

Игорь встретил его появление радостным воплем, несмотря на то, что в последнее время «черная кошка» пробежала между ними, а охлаждение в их отношениях грозило привести к полному разрыву.

– Шпана, иди к нам! Мы тут очередного еврея распяли!

Серега, не говоря ни слова, подошел к нему и ударом кулака по уху свалил бывшего друга на пол. Игорь от удара потерял сознание и лежал возле учительского стола абсолютным трупом или грудой тряпья.

На Сергея с яростными воплями набросились Арсен с Никитой, оставившие Илюшу в распятом состоянии, понадеявшиеся, и не напрасно, что петли веревок удержат Илью у доски. Завязалась драка, где физическое и численное преимущество нападавших было уравновешено моральным превосходством Сергея, дерущегося за Добро. И каждый удар его кулака достигал цели.

В класс до звонка вошел учитель английского языка Аркадий Маркович, чтобы развесить по стенам свои любимые наглядные пособия.

– Прекратите сейчас же это безобразие! – закричал он. – Вызываю милицию!

Слово «милиция» вызвало у Арсена и Никиты мгновенную идиосинкразию, и они отошли от Шпанова. У всех троих алел под левым глазом, каждый был правша, огромный фингал, синяк, обещавший на следующий же день расцвести всеми красками.

Аркадий Маркович теперь уже сразу заметил распятого Илюшу и, похватав беззвучно губами воздух, только и смог вымолвить:

– Кто это сделал?

Арсен молча отвязал руки Ильи от бельевой веревки, а Никита, жалко улыбаясь, пролепетал:

– Шутка это, Аркадий Маркович! Детская шутка! Пасха недавно прошла, вот мы и разыграли интермедию религиозного жанра. Вернее, антирелигиозного.

Тихий и кроткий Аркадий Маркович рассвирепел.

– Убирайтесь из класса оба и без родителей не являться! – заорал он, совершенно позабыв, что Никита этого не сможет сделать даже при всем его желании.

Спорить с учителем в таком состоянии никто не стал, оба послушно схватили свои сумки и быстренько покинули класс.

– Аркадий Маркович, – привычно стала ябедничать Шахла, – его распинали еще Мешади, Костя и Игорь.

– А ты плевалась на него, связанного! – не остался в долгу Мешади.

– Сумасшедший мир! – взмолился Аркадий Маркович, возводя глаза к небесам. – Вновь распинают еврея, хотя по закону иудаизма его и нельзя отнести к ним.

Игорь очнулся, пришел в себя и, шатаясь, поднялся с пола. Мутными глазами уставился на одноклассников, затем на Аркадия Марковича.

– Дети дьявола! – ясно и четко проговорил он. – Все вы – дети дьявола. Дымом костра развеять по ветру…

– Сейчас по второму уху получишь! – мрачно пообещал Сергей, и Игорь молча и покорно сел на свою парту.

Илюша продолжал стоять у доски. Онемевшие, потерявшие чувственность руки он опустил, но ему никто не догадался пока развязать ноги, а сам он этого сделать не мог никак, не ощущал их, руки висели плетьми, и боль постепенно, сотнями тонких игл, овладевала руками, все сильнее и сильнее покалывая, начиная с кончиков пальцев.

Сергей первым заметил, что ноги Ильи связаны, бросился к нему и, опустившись на колени стал развязывать тугие узлы веревки, помогая себе при этом и зубами. Но со стороны это можно было принять и за целование ног у распятого.

– Целуй, целуй ноги у пархатого! – съязвил Игорь. – Скоро мы вас всех под корень.

– Убирайся из класса! – заорал на него Аркадий Маркович. – И передай отцу, что я его лично вызываю. Не как комиссара, а как отца.

Игорь схватил сумку и направился к двери. Однако, взявшись за ручку двери, он замер и, повернувшись к учителю, злобно пригрозил:

– Смотри, как бы он тебя не вызвал!

И ушел, а Аркадий Маркович, ощутив внезапную слабость в ногах, бессильно спустился на стул.

В класс вошел директор школы, Тенгиз Абрахманович.

– Что у вас в классе опять стряслось, Аркадий Маркович? – спросил он с улыбкой.

– Соученика распяли, мерзавцы! – с трудом выговорил Аркадий Маркович.

– Насмерть? – директор школы побледнел, почувствовав, как опять под ним зашаталось директорское кресло.

– Живой сидит! – и Аркадий Маркович обессиленно показал рукой на бледного, бледнее мелованной стены, Илюшу, которого Сергей уже успел усадить за парту.

– Мы разберемся, разберемся! – привычно забубнил сразу успокоившийся Тенгиз Абрахманович. – Бледный какой! Иди домой, я тебя отпускаю. Готовься к экзаменам, ты свободен от уроков. Кто-нибудь пусть проводит его домой.

– Я провожу! – вызвался охотно Сергей Шпанов…

Они шли вдвоем по улице и молчали. У Илюши все еще болели руки, плохо они ему повиновались, будто чужие были. А Сергей не решался спросить, решив дождаться, пока Илья придет немного в себя.

А Илюша пришел к самому правильному решению: плюнуть и растереть. И не тратить много энергии на всяких подонков, которых все равно выручат высокопоставленные родители. И он был очень рад неожиданному приобретению новою друга, кто раньше, как казалось Илюше, относился к нему отрицательно.

– Давай, пройдемся по бульвару? – предложил Илья Сергею.

– Пошли! – охотно согласился Сергей. – А за что они тебя так? – не удержался все же он от вопроса.

– Рассказал в милиции, что видел Арсена с Игорем в окне класса, – пояснил Илья.

– Это когда они пытались девочку изнасиловать? – понял Сергей.

– Вывернулись! – с сожалением произнес Илья. – На нее же все и свалили.

– В чем смысл распятия? – спросил неожиданно Сергей.

– Христианское решение: смерть Иисуса искупает грехи верующих в него, – пояснил Илья, с любопытством взглянув на Шпанова.