Текст книги "Зачем богу дьявол к 2 (СИ)"

Автор книги: Леонид Январёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

– Лёша! Не надо! Ты слышишь меня?! – Клеопатра пыталась достучаться до ушедшего в себя Алексея.

Драконы испуганно вжали шеи. Николай и Никита онемели: на их глазах Алексей превращался в оборотня. Ни шерсти, ни клыков, ни ужасных когтей – ничего такого не было, и как будто было. И от него исходила смрадная сила. Клеопатра бросилась вперёд и встала перед Алексеем. В Вечном городе и она заглянула в глубину своей натуры. Зрелище не из приятных. Химера – женщина-чудовище с львиной головой, козьим туловищем и змеиным хвостом – стояла перед разъярённым Алексеем, закрывая собой Никиту и Николая, которые окончательно растерялись от увиденного. Даже Парень боялся пошевелиться, хотя следовало бы улететь: для Никиты угрозы нет, а Николай, хотя и тупица, сам напросился, но его жалко и смотреть на его жуткую смерь, будет горестно.

Решительность Клеопатры осадила Алексея. Оборотень вернулся в прежний образ, Химера – тоже. Алексей дал мысленную команду своему браслету: по мере формирования нанокостюма одежда стала выглядеть маленькой, не по размеру натянутой на тело, и начала расползаться по швам, но не успела повиснуть лохмотьями – от импульса новой оболочки она превратилась в клочья и опала мусором. В смутное время всем хранителям полагалась наноброня, но можно не сомневаться, что Никита откажется, если её не будет у Николая, которому это не полагается. Ерундовое затруднение, лишь неприязнь Алексея мешала сделать исключение именно для Николая. Переодевание заняло секунды. Алексей молча развернулся и пошёл к челноку, Клеопатра – за ним. Никита подумал, глядя им вслед, а что если и он внутри себя монстр, но не знает об этом? Ужас!

В челноке перед взлётом, сочувственно глядя на Алексея, Клеопатра сказала о том, что для неё секретом не было:

– Ты ревнуешь! Признайся себе. Никита единственный человек, которого ты по-настоящему любишь. Я это давно поняла. Ты боишься любви. Единственное чего ты боишься.

Алексей не ответил. Она ошибается. Но видеть каменного истукана рядом с Никитой, как нож в сердце чувствовать. Это так.

***

Чуть больше недели прошло, как Правители въехали в свои новые апартаменты, которые при общем скромненьком уровне сельского быта, бесспорно, являли пример городской роскоши в деревне, а в городе едва дотянули бы до квартиры среднего класса. Никита ждал новоселья с нетерпением, но радость неожиданно заглушили ностальгические образы прошлого, к которому возвращала обстановка из мёртвого мира. Николаю понравилось. Ему и в избе нравилось. И в казарме неплохо. В любом случае, если лучше, чем в палатке, то и хорошо. Ванюшка по-детски радовался. Он выторговал себе комнату за обещание не подглядывать и хорошо учиться, но один усидеть в ней не мог, поэтому заполнял собой всё пространство квартиры.

Снова встал вопрос, как быть с постом номер один? Часовые у избы – ещё так-сяк, а у квартиры в доме – вроде и ни к чему. Николай хотел перенести пост к знамени, как полагается в воинской части, но передумал. Он никогда не преувеличивал смысл знамён. Поклонение символам – это завихрения идеологической пустоты, верный путь к государственному фетишизму, который ничем не лучше фетишизма религиозного, если не хуже. Знамёна, гербы, гимны и прочая патриотическая казуистика – опиум государственного общества, в котором человек лишь средство для достижения душеспасительных идеалов Царства небесного. Под знамёнами, гербами и гимнами погибают, убивают, разрушают. Побеждают и создают вопреки знамён, гербов и гимнов. Николая всегда коробили сцены в американских фильмах, когда во время похорон заученно, механистически красиво складывается флаг. Это фальшь и гнусность.

Бойцы должны сами выстрадать своё знамя и тогда они, может быть, не позволят политическим подлецам говорить от своего имени. Хотя, вряд ли. Без патриотического сволочизма ни одна власть не обходится. Ничего менять Николай не стал, построение государственности его не интересовало.

Не выходила из головы стычка с Алексеем. Николай не чувствовал, что абсолютно прав. Помощь не помешала бы. Помешала претензия на Никиту, как на вещь. Хотел бы забрать, то забрал бы – эти слова так и стоят в ушах. Мысль, что такое возможно, вызывала короткое замыкание в мозгах. А вот первую реакцию ближайшего окружения невозможно вспоминать без улыбки: растерянно-серьёзные лица и банка самогонки на столе.

– Представляю, о чём вы думаете! – сочувственно сказал Николай. – Не заморачивайтесь. Должен вас огорчить. Увы, они не пришельцы. Ещё более огорчительно, что к соглашению мы не пришли. Надеется нам не на кого.

Сельское мнение, оправившись от шока контакта с внеземным разумом, склонилось к выводу: не удивительно, что Правители не от мира сего. Это было понятно с первого дня их явления и подтверждено всеми последующими событиями. Странным можно считать, что они не зелёные человечки. Почему отрицают своё пришельничество? У пришельцев так принято. Кому это не нравится, так они ведь никого не держат. Интересно, у пришельцев в однополых браках дети родятся? Было бы славно! Сочинили частушку:

У Правителей в семье я

Скоро пополнение

У Никитушки над попой

Сильное свечение.

Радиоактивное.

По пьяни несколько человек колонулись – они тоже пришельцы! Кто с Ориона, кто из Большой Медведицы. Вот и верь после этого людям!

Не хватило смелости у сельчан взглянуть в глаза нечеловеческой правде: отделались шутками-прибаутками, ехидством. В инопланетное происхождение Николая и Никиты не поверили. Циркачи, колдуны, антихристы – этого у них не отнимешь, но пришельцы – это несерьёзно. Как весь урожай собрать – это серьёзно! А то так размахнулись, только тропинки лесу не засеяли, в пору рабов из Африки заказывать.

Драконов Никита поселил в лесхозе, в оборудованной для них землянке с отдельным электрогенератором – поближе к кухне: они питались дровами, водой и лакомились электричеством. Чук и Гек обожали купание. Когда они плескались в реке, сельчане сбегались посмотреть. Драконы давали людям пример радостного переживания каждого момента удивительной жизни: они по-детски дурачились, обдавая друг друга брызгами наэлектризованных капелек воды, и вокруг них возникала радуга; дружно ныряли и выпрыгивали из воды высоко в небо; бегали друг за другом по воде вдогоняшки.

К своим обязанностям Чук и Гек относились без баловства. Сон им заменяли электрические ванны, в которых они блаженствовали друг с другом час другой, а потом отдавали себя без остатка службе. Несколько раз днём и ночью они грозно облетали Село и окрестности, строго наблюдая за исполнением правил противопожарной безопасности и общественного порядка. Первое время собаки с ума сходили: деревня остервенело лаяла. Потом привыкли. Сельчане тоже недолго дивились: какая сказка без драконов! Особенно эффектно Чук и Гек смотрелись на въезде в Село, когда, стоя на обочине, пропускали через свой пристально-рентгеновский взгляд автомобили старателей. Однажды это спасло от большой беды. Драконы вдруг ухватили скромно-неприметную среди грузовиков газель, взмыли с ней в небо, отнесли на безопасное расстояние и сбросили. Раздался чудовищный взрыв.

Правители нажили себе врагов и поделом, но взрывчатка предназначалась явно не для военного городка: посторонний транспорт туда не допускался. Над Селом нависла тень терроризма, напомнив, что настоящая сказка страшна ни пришельцами, ни драконами, а людьми. Ночные въезды и выезды запретили, досмотр груза стал обязательным, но защита ли это от изощрённости человеческого коварства? Била тревогу Гильдия старателей. Банд, в виде как раньше, в радиусе двухсуточного марш-броска бойцов, не стало. Но не присоединившиеся к Углам поселения часто вели себя подло: днём – лояльность Знаку Птицы, ночью – грабительская партизанщина. Религиозные группы на вольных территориях призывали, кто к джихаду, кто к крестовому походу. При разнице во взглядах и убеждениях, если даже такая ментальность проявлялась, противники Правителей жили бедно, быт их был скуден, среди них большинство отверженных жизнью в Углах: беглые преступники, религиозные фанатики, идейные анархисты, понимающие анархию так, что отцы этой идеи в гробах от возмущения ворочались, и просто запутавшиеся в себе люди. Село пополнялось не из окрестностей. Приходили из такого далека, что невозможно представить: кажется, за всю жизнь по нынешним меркам оттуда не доберёшься! Но, даже пройдя через горнило бедствий к лучшей доле, часть новичков попадала в окрестные отходы из-за своего характера, повадок, предубеждений, виня в этом несправедливые порядки Правителей. Невозможно, чтобы люди, ищущие смысл жизни, или справедливость, а ещё хуже, если то и другое, нашли себе место в жизни. Как правило, их борьба со злом куда как бОльшее зло, чем то, с которым они борются.

Правители, не мудрствуя, независимо от юрисдикции, ввели коллективную ответственность за оборот награбленного – и за продажу, и за использование, а так же за причинение вреда свободной торговле. Религиозную активность, в чём бы она ни проявлялась, приравняли к террористической деятельности. Молчуну не потребовалось увеличивать свою армию шпионов, потому что от добровольных доносчиков отбоя не было. Они и у святых одежд найдут изнаночные швы.

Агенты Никиты создали на вольных территориях с десяток различных компаний. Вместе взятое это привело под Знак Птицы много новых поселений без большой крови. Беспощадность карательных операций излечила от толерантности к соседству с криминалом и с борцами за свободу религиозной совести, которая, и в правду, почему-то всегда, заради бога, приводит к человеконенавистничеству. Слухи о том, что Правители якшаются с пришельцами, мало волновали: в мифологии вокруг Собирателя и Хранителя столько всего, что пришельцы – мелкий штрих.

Вернувшись домой после занятий с пополнением бойцов из новых поселений, Николай застал Никиту и Ванюшку в задумчивости: они разглядывали лежащие на столе две небольшие разрисованные дощечки. Присмотревшись, он узнал себя и Никиту, изображённых в иконописной манере.

– Вот так, супруг мой ненаглядный! – сказал с сожалением Никита, мол, за что боролись? – На нас теперь молятся! Старатели привезли. Ладно бы дрочили. Это я понимаю. А ты знаешь, что моя фотография помогает от невстанихи, и от геморроя лечит? А на твою – только глядя можно забеременеть! Представь себе, к каким местам наши светлые лики прикладывают!

– А тебя ещё ко лбу, для хитрости. – сообщил Никите Ванюшка.

Николай подхватил Ванюшку, поднял на руки и поцеловал в щёку:

– А ты таблицу умножения прикладывай, чтобы выучить.

– Я выучил! – ответил Ванюшка, обняв Николая за шею и с интонациями Никиты добавил: – Железный ты дровосек.

– А ты моё маленькое сердечко! – подыграл Николай.

– Вот и обманываешь! – Ванюшка смотрел укоризненно. – Твоё сердечко Никита.

– И ты тоже! – не вполне согласился Николай.

Глядя на них, у Никиты защемило сердце. Остро трогательное, с затаённой горчинкой отношение Николая к Ванюшке, к детям говорило о сожалении – своих детей у него не будет. Никита несколько раз пытался завести разговор на эту тему, ведь, всё решаемо. Николай отмалчивался.

– Пусть делают, что хотят. – Николай отпустил Ванюшку и небрежно махнул рукой на иконы. – Молятся, прикладывают, подтираются...

– Я их себе возьму. – объявил Ванюшка, забрал иконы, чтобы отнести в свою комнату.

– А ещё хотят собрание представителей городов. – продолжил в попустительском тоне Никита, но завершил решительно: – Фиг им, а не парламент!

– Что-то нужно, а то передерутся. – с сомнением сказал Николай.

– С парламентом передерутся быстрее и нам мозги выкрутят! – уверенно ответил Никита. – Передерутся, туда им и дорога! Они власти хотят, а не порядка в управлении. – Никита хитро смотрел на Николая, что обычно означало какое-нибудь неожиданное предложение: – Мы им подарим наш парадный портрет!

Николай ответил пожатием плеч, мол, опять тебя понесло.

– Сами нарисуют, хуже будет. – продолжил Никита. – А так, вроде многозначительного ответа... Тебе же всё равно, чем они подтираются.

Раздался мелодичный звонок, и дежурный по дому сообщил:

– Пётр!

– Да. – нажав кнопку ответника на столе, пригласил Николай.

Перед ужином гости бывали редко, только по очень срочному делу. Вольное вечернее обсуждение прошедшего дня обыкновенно происходило за общим столом в столовой, которая стала вроде кают-компании на корабле.

Вошёл Пётр и кольцо Никиты дало о себе знать: можно представить что-нибудь и более неожиданное, если запустить в необузданный полёт фантазию. Никите показалось, что ему показалось, но кольцо не унималось. Пётр волновался, говорил сбивчиво:

– Пожалуйста, нам нужно спуститься к реке... Вы сами увидите... Всё сами... поймёте.

Никита передал Николаю взглядом: "Опасность!". Пётр не прятал глаза, но и не в глаза смотрел, а куда-то за спину своих Командиров. Он не в себе. Это очень странно.

– Проблема? – спросил Никита.

– Нет... Пожалуйста, не спрашивайте. Всё нормально... – успокаивал сам себя Пётр. – Вы увидите... Это не займёт много времени... Я надеюсь...

В дополнение из своей комнаты выскочил Ванюшка. Он смотрел на Петра испугано, тревожно.

– Ребёнка напугал. Подожди во дворе. – предложил Николай.

Пётр не выдержал взгляд Ванюшки, опустил глаза и вышел.

– Мы знаем. – попытался успокоить Ванюшку Никита. – Не волнуйся. Мы справимся. Подожди нас дома.

У Ванюшки в глазах появились слезы, он стоял как вкопанный.

– Ты же боец. А боец должен доверять командирам. – с напускной строгостью сказал Николай.

Ванюшка стремительно бросился назад в свою комнату. Когда туда осторожно заглянул Никита, мальчик лежал на кровати, сильно зажмурив глаза.

– Он помнит смерть родителей. – объяснил Николаю Никита. – Ему страшно.

Договорились – Николай пойдёт с Петром, а Никита как бы задержится, на самом деле опережая, но с условием, что не будет решать проблему самостоятельно. Условие не обещание.

В Доме не было чёрного входа, но был запасной выход, которым Никита воспользовался. Спуск на берег со стороны хозяйственного двора более крут, чем по деревянной лестнице с парадной стороны. С элементами слалома на пятках Никита спустился к воде. Солнце уже село, но световая корона ещё подсвечивала небо. Прижимаясь к обрывистому берегу, Никита прошёл вверх против течения. Кольцо на пальце вопило. Трудно было оценить, насколько можно приблизиться к неизвестной опасности, не выдав себя?

Бесполезно стараться идти бесшумно, если не умеешь этого делать. Никита с интересом бывал на занятиях, которые проводил Николай с разведчиками, но практически истинный следопыт-зверобой из него не получался. Хотел обмотать ноги рубашкой, но тогда бы светил телом, больше, чем шумит. Ползти, а судя по обстоятельствам, нужно не иначе, как ничком, Никита не захотел. Предел сомнениям положил Парень, который с неба плюхнулся к ногам, что означало: сколько можно судьбу испытывать? Сразу же стал виден невдалеке, лежащий на земле, наизготовку враг: он обернулся на подозрительные звуки. Кресты! Большую неожиданность нельзя вообразить. Никита стремглав припал к земле. Парень с предельно возможным шумом, нарочно цепляя крыльями мелкие камешки, взлетел. Креста успокоила возня птицы.

Дальше произошло чудо, не зафиксированное в жизнеописании Правителей. Вдалеке над речной гладью возникла лучезарная фигура. Царственный незнакомец приближался по воде аки посуху – это Он, идущий в вечность по озеру Галилейскому. Над головой Его нимб крестчатый, облачён Он в красный хитон и синий гиматий поверх накинутый. Зачарованные увиденным, встали с земли враги, число их шесть, как от числа Зверя, и пошли к воде. Простёр руки Христос, призывая к себе чад своих и просияло лицо Его солнцем, одежды же Его сделались светом белым. Но один лишь крест, как апостол Пётр маловерный, зашагал навстречу Спасителю. Приняла река жертву, понесла течением. Опомнился храбрец, лишь вдохнув воду, будто воздух, паника охватила его, гортань свело судорогой, словно раскалённым железом наполнилась грудь, и мир исчез, наступил блаженный покой.

Оставшиеся кресты замерли у воды, не решаясь на душеспасительный шаг. Знать, не крепки в вере! И опустил Христос руки на автомат Калашникова 7,62-мм. Звуки выстрелов оросили крестовской кровью берег, как божьей росой.

Кольцо на пальце у Никиты замолчало. Он поднялся с земли и огляделся.

Наверху деревянной лестницы Николай делал вид, что поджидает Никиту. Пётр внешне был спокоен, потому что у него не осталось сил бороться с неизбежным: всё бесполезно, непоправимо и скоро закончится. На ступеньку приземлился Парень, приглашая спустится в низ. Обманули Правители! И правильно сделали. Пётр закрыл глаза. И жить теперь невозможно, и умирать не хочется. Пётр выхватил из кобуры пистолет... На что он рассчитывал? Николай резвее. Самоубийство или покушение – это осталось невыясненным. Мгновенная смерть – только в эпицентре ядерного взрыва. В других случаях она не мгновенная, даже пуля мужского калибра прямо в лоб лишь приближает к идеалу смерти. В этом Петру напоследок повезло.

Спустившись к реке, Николай нашёл пять трупов и две рыбацкие моторные лодки не с рыбацкими снастями. Никита сидел на земле метрах в двадцати рядом с мёртвым телом. Мёртвое, потому что с живым не спутаешь, даже издалека.

Никита плакал. Он придвинул к коленям голову с заклеенным ртом связанного по рукам и ногам Рыжего, гладил его волосы, повторяя:

– Рыжик... Рыжик...

***

– Я не понимаю, любит он меня или нет? – спросил сам у себя Костя, грустно глядя на Клеопатру.

Они сидели в баре зала Совета: здесь работал бармен, обслуживали официанты, что было большой редкостью на Луне. Почти все столовые и кафе роботизированы, человеческое обслуживание считается классом супер люкс. Для лунатиков было бы странно посветить себя труду в общепите – это не работа, а ролевая игра, любопытный жизненный опыт, помогающий понимать земные порядки. Костю кафе-автоматы сбивали с толку: он частенько получал не то, что заказывал, думая, что заказывал не то, что получал, а непривычный ему рацион лунатиков усугублял путаницу. Поэтом один, без друзей, Костя ходил в человеческий бар. В этот раз Клеопатра застала его в удручённом состоянии духа и не смогла ограничиться формальными знаками внимания.

– Он мне изменяет. – продолжил уверенно Костя.

Клеопатра смотрела вопросительно.

– Я шаман. Мне духи всё рассказывают. – объяснил Костя.

– Ты к нему сейчас с этим не приставай, а то под горячую руку попадёшь. У него и так... – посоветовала Клеопатра и многозначительно покачала головой.

– И ты его любишь. Я знаю. И тебе он изменял. Он всем изменяет. – не захотел закрывать тему Костя.

– Ты хороший добрый мальчик. Ты замечательный! У тебя ещё всё впереди. – с материнской заботой в голосе посочувствовала Клеопатра.

– Я ему тоже изменяю. Но я его люблю. Почему так? – неожиданно признался Костя.

– У людей часто именно так. Не расстраивайся. – сдерживая улыбку, ответила Клеопатра.

– Домой уеду. – решительно заявил Костя.

– Вместе поедите. Он себе команду собирает. И Слава твой там будет. – сообщила Клеопатра.

– Ты тоже шаманка? – с подозрением глядя на собеседницу, спросил Костя.

– У меня в деревне... – Клеопатра уже не скрывала улыбки. – В таких случаях говорили: детей в армию набрали, а молока не дают! Дорогой мой, он с тобой, а не с теми, с кем тебе изменяет. Попробуй думать об этом. Тем более, что у самого рыльце в пушку.

В бар зашёл Алексей, заказал кофе и подошёл к столику, за которым сидели Клеопатра и демонстративно незамечающий его Костя. Поссорились с утра из-за чепухи: вместо того, чтобы выбросить вчерашнюю одежду в утилизатор, Костя решил её постирать. Алексей на него наорал. Когда ссора из-за грязного белья, то не в грязном белье дело.

– Прости меня. Я был груб. – не стал уходить от ответственности Алексей.

Церемониальное приветствие хранителей – на мгновение сложенные как для молитвы и быстро разведённые ладони. Костя развёл ладони и резко ударил одну о другую, что на местном сленге означало – да пошёл ты!

– Хочешь, я на колени встану? – решительно спросил Алексей.

Клеопатра с неодобрением смотрела на обоих: для любовных ссор любое время неудачное. А про Алексея подумала – змей! Даже конец света не мешает ему обещать встать на колени. Вероятно, настоящий конец света наступит, когда он однажды выполнит это обещание.

Великий Шаман стоящий на коленях перед любовником? Вот этого Костя себе никогда не простит! О таком даже подумать страшно.

– Иди, собирайся. Через сорок минут улетаем. – примирительно сообщил Алексей, словно не он, а у него просил прощения испугавшийся коленопреклонённой сцены Костя.

Домой! От радости обида Кости улетучилась. Он соскучился по Озеру, по тайге. Он покажет свой мир новым друзьям!

– Мальчишка! – сказала Клеопатра вслед Косте, убежавшему в лунную припрыжку от радости: – А ты, змей!

Официант принёс кофе. Алексей молча смотрел в чашку: может быть там, на дне в кофейной гуще разгадка будущего? Но сначала придётся испить чащу настоящего.

– Что с птичкой? – прервал молчание Алексей.

– Да, выяснили. – задумчиво ответила Клеопатра. – Птица Судьбы – очень древняя модель. На период Последней Войны ей уже было бы двести тысяч лет. Но ни одного экземпляра к тому времени не сохранилось.

Птица из сна перелетела в жизнь, или из жизни в сон? Никита неосознанно пользуется знаниями, путь к которым считался потерянным. Птица Парень – материализованное воспоминание из недоступного хранителям прошлого. ДНК Никиты – ключ к будущему без мучительных воплощений, без сковывающей, тюремной привязанности к одному биологическому виду. Его наследственность – это информационный импульс, запущенный в далёком прошлом, отчаянная попытка спасти будущее расы, переключившейся на аварийный режим существования. Этот импульс блуждал в океане времени и реализовался, когда воедино сошлось множество факторов. Но ключ к шифру, не гарантия понимания написанного. Технология генетического воспроизводства расы разумных кристаллов, стала причиной войн с галпами: они не без основания заподозрили, что им уготована роль биологического бульона. А что если это их предсмертный удар из прошлого? ДНК Никиты изменилась. Попытка разобрать её новые загадочные участки закончилась смертью исследователей. Так, на пороге будущего, или на краю пропасти?

– Покопайся в архиве Ордена. – предложил Алесей. – У меня сильное подозрение, что кто-то из наших лунных друзей помог Ордену пережить трудные времена. – Клеопатра смотрела с сомнением. – Ты никогда не задумывалась, откуда святые отцы так много знают о нас? А кому мы, в новом качестве, глобально опасны? Хранители, преодолевшие симбионтический барьер, угроза любой расе. Всё повторяется! Мы всем друзья до первой драки. И, кстати, Королева не объявилась?

– Она... – вопрос удивил Клеопатру. – Ты прекрасно знаешь!

– Ах, да... Её отрубленная голова... – притворно припоминая, согласился Алексей. – Её отрубленная голова... И только то? Я не знаю, чего в этой девочке больше – очарования или коварства? Хорошо, допустим, что в этот раз ей не повезло.

База знаний хранителей – это особый многомерный виртуальный мир, с топографией немыслимой в пространственных терминах. Туда можно пасть, только зная адрес необходимой информации. Адреса складываются в подобие карты, по ходу детализации открываются новые пути и адреса. Некоторые области знаний в результате Последней войны стали недоступны. Никиту можно сравнить с картой, на которой указаны спрятанные на минном поле клады: некоторые адреса смертельно блокировались от доступа. Эта технология крайне опасна. Она зашифрована в ДНК Никиты на неосознаваемом им уровне. В чужих руках он может стать бомбой-вирусом. Спайка Ордена и лунатиков кажется фантастической только на первый взгляд.

***

Как из трубы тянуло гарью, едко пахло взрывчаткой. По Селу прошёлся смерч пожара, засасывая в огненную испепеляющую воронку дома и людей. Те, кто бежал от взрывов, сгорели в пламени. Сначала вспыхивали волосы, потом загоралась одежда. Люди страшно кричали. Те, кто успел спрятаться в подполья, задыхались, умирая от жара. В эпицентре огня человеческое мясо плавилось, как масло на сковороде, пузырилось, орошая землю. Повсюду разбросаны изувеченные взрывами тела, головы, руки, ноги. Чудом выжившие смертельно раненые люди от ужаса потеряли рассудок. Никита, чёрный от ожогов, с вытекшими глазами, стоял из последних сил и держал на руках то, что осталось от Ванюшки – тело без руки и ног. Раздался шипяще скребущий звук...

Взрыв подбросил Николая на кровати. Он резко открыл глаза. В горле пересохло, виски давило. Сон! Николай облегчённо вздохнул.

Петра и Рыжего похоронили на пустыре с воинскими почестями. Это не было попыткой скрыть некрасивую правду. И Николай, и Никита поступили бы друг для друга так же, как поступил Пётр. Спасение любимого – цель, которая оправдывает средства. Присяга, долг, честь, общественное благо – это из тридцати серебряников, за которые Иуда предал Христа.

Как всегда, не удержался от возражения Иваныч:

– Тебе не кажется, что это опасный пример для подражания?

Николай ответил не сразу: объяснять – всё равно, что убить ещё раз. На вопрос, где ставить запятую в "казнить нельзя помиловать", пусть каждый отвечает сам.

– А ты не подражай.

В Селе говорили разное в широком диапазоне. Пётр и Рыжий спасли Правителей. Нет! Пётр застрелил Рыжего, приревновав к Никите, и хотел убить Правителей. Наивные! Правители позарились на богатство Петра. Из-за этого разборка и вышла. А теперь всё в свои руки приберут. Глупости! А кресты тогда откуда взялись? Пётр проворовался, вот и сговорился с крестами убить Правителей. Чушь! Это Рыжий из-за ревности застрелил Петра и сам застрелился. А кресты отдельная история. Любовную версию подтвердить нечем, а вот экономическая – факт. По завещанию убиенных всё их немалое имущество перешло к Правителям, неоспоримое богатство которых стало ещё более значительным.

Трудно назвать расследованием очевидное: Рыжего заманили на Петра, Петра – на схваченного Рыжего. И у того, и у другого индивидуальные рации. Сквозной канал можно исключить. Значит, враг знал коды личных каналов. Это очень скверно, только вот не удивительно. Молчун не раз выговаривал Петру за безалаберность, но тот отмахивался. За эфир теперь как зацепишься?

Человек-спецслужба, Молчун, сложно отнёсся к случившемуся. Прежде всего, винил себя за то, что до сих пор не поймал вражеского лазутчика. Потеря друга удручала неоднозначностью: Пётр предатель, и даже, если остался бы жив, то ненадолго. Потому и не остался. По канонам воинской чести его поступку нет оправдания. А не много ли чести для такой чести? Командиры поступили благородно, не стали разводить идеологическую демагогию. Но и в этом чёрт спрятан: что будет, если их убьют? Заменить их невозможно. Нынешняя жизнь рассыплется как карточный домик. Будет какая-то другая жизнь.

После первого покушения Молчун завёл досье чуть не на треть сельчан, которых считал подозрительными. Да разве уследишь? Это при том, что доносы есть, пожалуй, на каждого жителя благодатной земли, но цена деревенской бдительности – копейка: кто счёты сводит, кто в шпионов играет. С бытовухой и блядством Молчун не разбирался, а то начни, и всё Село придётся к стенке ставить: срам на сраме и срамом погоняет! Сам не ангел.

Пока Молчун готовил ловушки для невидимого врага, Николай думал, как защитится от угрозы с Реки. Достаточно одного артиллерийского катера, чтобы оставить от Села мокрое место. Но что Река! Как защититься от вражеской авиации и ракет? Война, которую Николай оттягивал, на пороге. Выиграть её невозможно. У противника подавляюще превосходящие силы. Те, кто выживут, кого не уведут в рабство, будут обречены на полуголодное, примитивное существование: урожай сгниёт на корню, запасы и склады уничтожат и разграбят. Погибнут бойцы. Как спасти Ванюшку и детей? Как спасти надежду на будущее?

– Я как ты! – Никита почувствовал мысли Николая.

– Им нужны мы. Они не остановятся ни перед чем. – Николай смотрел печально. – Мне жаль, но я не вижу другого выхода.

– Клуб не достроили... Концерт готовили... – Никита заговорил о пустяках, чтобы отвлечь Николая от катастрофических образов, которые всплывали в его мыслях: – В конце концов, мы можем обратиться за помощью.

– Ты здесь, а близких мы всё равно не спасли... – справедливо напомнил Николай. – И не сможем спасти. Они на живца ловят. Кто следующий? Не в помощи дело. Высоко летаем, да на привязи.

Незадолго до годовщины новой жизни после Серой смерти Правители исчезли. Они были с утра как обычно и после обеда их видели, но на ужин они не пришли. И на другой день не вернулись.

(Продолжение следует)