Текст книги "Зачем богу дьявол к 2 (СИ)"

Автор книги: Леонид Январёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Анекдоты про вас рассказывать не буду. – Ира тяжело вздохнула. – Все не застольные и похабные, и не в вашу пользу. А уж про вас Штирлиц...

Да, в гостях у Директора был уже генерал Исаев-Штирлиц.

– Дорогая, что гость о нас подумает? – без тени упрёка в голосе спросил Директор: он с удовольствием терпел домашнее диссидентство Иры.

– Я надеюсь, со стукачами ты встречаешься на работе, а не дома за ужином? – подыграла Ира: – Лев Степанович известен как человек чести.

Человек чести! Понять бы при этом, на чьей стороне он, человек чести? Для нас – шпион, для врага – разведчик, и наоборот. Кто вы, господин генерал Исаев-Штирлиц? Начав собственное расследование подмены отредактированной видеозаписи расстрела в лагере "других" на подлинную, Директор без особого труда вычислил исполнителя. А проштрафившийся смертью Генерала персонал изолятора проявил коллективную памятливость на странный визит в странных обстоятельствах. Это бы ничего страшного, но при составлении досье самозваных Правителей, казалось бы, вопрос далёкий, выяснились дополнительные странности, оценить которые мог только Директор: камеры наблюдения зафиксировали автомобиль Штирлица в районе спецприёмника до происшествия. Это могло быть совпадением. Но человек такого ранга почему-то не проявил никакого профессионального интереса к происходящему и в разгар события отбыл. Тоже не предосудительно. Даже срочные дела за Периметром, дело хозяйское, только вот ни раньше, ни позже таких ночных дел не находилось. Трудно поверить, но влюблённые медсёстры за спасение своих кумиров должны благодарить человека чести, сидящего напротив за столом. Не только его одного, разумеется, но его тоже.

От роду привыкший к легендарности своей фамилии, гость позабавил хозяев застолья несколькими анекдотами как бы о себе. Время без напряжения, непринуждённо подошло к кофе и коньяку. Ира оставила мужчин сплетничать. Оба понимали, что встреча церемониальная: никаких разоблачений, откровенных разговоров, признаний – упаси бог от дураков! Гость не сомневался, что раскрыт, но не подозревал в какой степени. Директор своим приглашением давал понять, что беспокоиться не о чём, не сейчас. А будущее покажет.

– Я знаю, что вы готовите поездку Президента в регионы и на днях уезжаете с инспекцией... – Директор решил коснуться дел, но лишь потому, что гость ни сном, ни духом, а может попасть в досадный переплёт: – У вас время терпит, отложите на пару дней. Вы мне очень понадобитесь на совещании именно по региональным проблемам.

Директор отчасти раскрыл, отчасти спровоцировал заговор сепаратистов, которые и так нашли бы друг друга. Поначалу дело не выглядело серьёзным – разговоры, да разговоры. Запрягали медленно, да рванули резво. Но на пути встал командующий округом, с которым сепаратисты не смогли договориться: что ему региональный уровень! Бери выше! Сепаратисты собираются устранить преграду физически. Покушение завершиться успехом, а заговорщики понесут заслуженное наказание. Случайное появление в гуще событий Штирлица, который не останется безучастным к судьбе амбициозного командующего, может спутать все карты.

– Время действительно терпит. – согласился Исаев-Штирлиц, потому что никакого совещания по региональным проблемам не планировалось, или это будет чрезвычайное совещание.

Первая проверка на взаимную лояльность пройдена.

***

Алексей мог заставить человека увидеть чёрта в алмазах, навязать свою волю, в петлю послать, да, много что мог. Но он ничего не мог поделать с беспощадно храпящим на соседней кровати пузатым, бородатым мужиком. Алексей пихнул в бок соседа. Мужик проснулся, испуганно заморгал на лунный свет от окна без занавески: вероятно, проблема по ночам у него везде одна и та же, поэтому он безропотно, сноровисто перевалил свой живот сначала на бок, а потом и под себя. Не прошло и пяти минут, как он захрапел уже в новой позе, но без раскатистого надрыва, а жалостно. Вот чёрт пузатый и на животе храпит! Да, тут уж ничего не поделаешь!

Не для близости к народу Алексей снял койку: комнат новеньким не сдавали. В Селе стало тесно. Гостиницу только-только заложили, когда построят неизвестно. Палаточный лагерь переполнен, а новый оборудовать рук не хватает: пустить на самотёк – так экологию засерут, что как выжженная земля станет. Вот власть и дала разнарядку владельцам домов выделить гостевые комнаты, не бесплатно, разумеется. Алексей хотел заплатить за две другие кровати, да не тут-то было! Не положено! Спасибо, что кровати, а не матрасы на полу: так и по пять, и по десять человек укладывают. Алексей быстро пожалел о своём инкогнито. Захотелось ему, видите ли, изнутри глянуть на новую жизнь!

– Ты, новенький, смотри, не забалуй тут. – предупредил хозяин дома, дядька лет сорока, по-хорошему, а не по беде, одетый, со спокойствием во взгляде, которое теперь редко встретишь среди дичающих людей в других местах: – У нас до бога высоко, выше не бывает, а до царей близко. Если что не так, они пока сжалятся, ты помрёшь.

– Злыдни такие? – не очень удивился Алексей, потому что добрых слов о Правителях ни от кого ещё не услышал, но и злобных тоже. Все больше ворчание, да критика: – Прогнали бы!

Хозяин окинул оценивающим взглядом новичка-недоумка:

– А с виду не дурак, видать, просто таким уродился.

– Да весь день только и слышу, что всё не так, а Правители такие-сякие, мышей не ловят! Скрипите как телеги несмазанные. – с насмешкой ответил Алексей.

– Гнать то гоним, да сами прочь нейдём. Они правды не бояться, это нам без них страшно. – загадочно для Алексея ответил хозяин: – Поймёшь! Раз сюда пришёл, то не с бухты-барахты. Плохое всегда на виду, а чтобы хорошее рассмотреть, время нужно.

Плохое? Алексей с трудом верил в то, что видел. Без посторонней помощи, в окружении злобного хаоса возник островок жизни там, где этого меньше всего следовало ожидать. Выводы делать рано, а уж тем более посчитать за образец. На одной деревне свет клином не сошёлся, хотя есть над чем задуматься. Алексей скептически отнеся к обманчивой простоте местной жизни, но по достоинству оценил кухню.

Глубина общественного порядка начинается с желудка. Когда один ест, а другой лишь посмотреть на это может – до воровства и драки недалеко. В Селе если кто-то и голодает, то исключительно с целью похудеть. Сытость – небольшой шажок к снижению бытовой агрессивности, но всегда действенный. Не унывающая деревенька! В обречённом мире таких вкусных как здесь пирожков не пекут, а тут на рынке почти даром: Алексей беспокоился, что в нанокостюм не влезет. Выпечка с капустой, с картошкой, с рыбой, с курятиной, с фруктами... А похлёбка какая! Не говоря уже о разносолах и копчёностях. Сыт, одет – вот и вежлив. От хамства не гарантия, но надёжнее воспитанности и культуры.

Как праздношатающийся, Алексей попал на заметку Молчуну. Что ни новенький, то личная душераздирающая история жизни. Степень вранья разная, разбираться в этом, только время терять.

– Мне всё равно сколько раз тебя сажали на кол. – Молчун сразу отсёк легендную составляющую. – А вот бездельников у нас не любят. Иди к Коменданту, там теперь вроде биржи труда. Работы полно. Первое предупреждение не считается, а второго не будет.

До биржи труда Алексей не дошёл. По дороге ему попался симпатичный боец, общительность которого убеждала во взаимной симпатии. В верности Алесей не талантлив. Мысли о предосудительности измены у него возникали всегда, как предвестие измены: иначе бы они не возникали.

– Ещё и хуй не увидел, а штаны уже снял. – сказал боец Саша про томный взгляд прохожего, брошенный в сторону неспроста разговорившейся на улице парочки: – Я со службы. В казарму не зову, а вот к друзьям... Если ты не против, конечно. А то нас тут глазами обкончают.

На хотенье, что причину искать? Похоть сама себе причина. В борьбе с ней Алексей никогда не участвовал.

Друзей не оказалось дома, но двери не запирались, и подождать хозяев, судя по всему, бойцу не возбранялось. Отсутствие замков в домах – характерно и обращало на себя внимание, но не нужно приписывать это исключительной доверчивости сельчан: раз открыто, то если и есть что взять, потом стыда не оберёшься на том свете, потому что на этом больше не задержишься. Что закрыто, то по делу от любопытных закрыто, а не потому, что золото спрятано. А где ж оно спрятано? Сие тайна тайн, известная двоим, один из которых покойник. Во всей истории человечества есть только две достойные усвоения поучительные истории: одна – история золота, другая – история еврейского народа.

На домоседство хозяев боец явно не рассчитывал. Всякое тело концом хорошо, вот хорошим и занялись. А когда хозяева подоспели, то и подключились. Давненько Алексей по групповому не взбадривался. Отвёл душу! А уж познакомились после того, как стали ближе телом. За удачную компанию от чарочки другой не удержались. Когда без упоминания о Правителях не обошлось и за интимным столом, Алексей не удержался от неуместно серьёзного вопроса:

– Вы их так не любите, или так любите?

– Сашка за них жизнь отдаст! – сказал один их парней с изумлением глядя на Алексея, и кивнул на бойца.

– Если потребуется. – без пафоса, между прочим, уточнил Сашка, вылавливая в глубокой тарелке солёный помидор.

– Мы им завидуем. – включился в разговор другой парень. – Они – наша сказка. У них и рак на горе свистнет, и рыба запоёт. Силком никого не держат. Я попробовал другой жизни. Больше не хочу. В одном месте бьют больно, в другом бьют часто. Вот и весь выбор. А здесь я себя человеком чувствую. Куда хочу, туда иду. Где хочу, там и работаю. С кем хочу, с тем и дружу. Вот, например, закричи на меня... А... Молчишь. Правильно. Сразу в морду получишь, и я прав буду, а бойцы ещё и по башке тебе настучат. Правило у Правителей такое – никто ни на кого не смеет орать. Если заслужил, отругай, но не унижай.

– Вот, вот... Хамству бой, а пуля в лоб. – как бы согласился первый парень, но добавил: – Чувство собственного достоинства – это психоз местный. Правители как талисман. Давайте за них выпьем!

Алексей вернулся на своё койко-место далеко затемно и попал на симфонию храпа. Вряд ли, после такой ночи утро будет мудрёнее. Алексею собраться – только подпоясаться, а беспробудное время даже кстати. Бойцы на выезде из Села удивились ночному путешественнику, ничего подозрительного у него не обнаружили, а крепкий сивушный дух, навёл их на простое объяснение: пить меньше надо!

Пророчество говорит, что вмешательство в судьбу Собирателя и Хранителя ничего в их судьбе не изменит. Мудрость всегда банальна, к счастью, банальность не всегда мудрость. Вмешательство высшей силы – это и есть судьба. Без такого вмешательства пространство жизни лишь скопище ошибок и недоразумений, которое человек принимает за судьбу. Собирателя и Хранителя ведёт сила выше силы Пророчества, она игнорирует вмешательство хранителей. Чудовищное предположение! Если это так, то хранители, считая себя вершиной пищевой цепочки, ошибаются, так же, как и люди, считающие себя венцами творения. Алексей не принимал близко к сердцу столь пессимистический вывод. Ошибки в толковании Пророчества и раньше случались. Он решил, раз ни хуже, ни лучше уже всё равно некуда, забрать сладкую парочку, как нашкодивших щенков, в безопасное место, а то они без присмотра чуть не до смерти дров наломали. Рекогносцировка на местности показала, как смешны земные планы перед господом! Никита и его каменный истукан – это проще простого. А вот Собиратель и Хранитель – это тревожная загадка. Интересно, у какого бога они за пазухой, раз до сих пор живы? Алексей чувствовал напряжение реальности. Проблема может быть в этом, а высшая сила – не при чём.

***

Свадебные пошивные заботы подтолкнули Никиту к широкому взгляду на обмундирование бойцов. К экспериментам он приступил сразу после праздника, который еле-еле в три дня закончился. Первый образец новой формы из перешитой старой получился никуда не годным: от приталиности только мешковатость жопы выиграла. Методом проб и ошибок Никита пришёл к мысли, что работа модельером – это слишком тяжёлый для него труд. Взял за образец форму из "звёздных войн" и расстроился ещё больше: то, что хорошо на экране, в жизни неудобно и нелепо. Но направление мысли оказалось правильным. С далёкой южной киностудии на перекладных по спецзаказу Хранителя старатели привезли военную форму из реквизита фильма о Второй мировой войне. Она и легла в основу бойцовской коллекции.

– Что-то это мне напоминает... – задумчиво сказал Николай придирчиво, как главный приёмщик, оглядывая, смущённого и от новой формы, и от пристального внимания, бойца.

– Третий Рейх это тебе напоминает. – помог освежить другу память Никита. – Даже для тебя подойдёт!

– А почему "даже"? – удивился Николай.

– Потому что я не буду возражать видеть тебя в такой форме. – элементарно объяснил Никита.

Этот аргумент убил все сомнения.

Швейная мастерская превратилась в швейный цех с трёхсменной работой. Кроме щедрого "госзаказа", простые в изготовлении накидки с глубоким капюшоном, хуки со шнуровкой по бокам, или на замочках-карабинах, пончо, летние рубахи без ворота, незамысловатое нижнее бельё – всё шло нарасхват, старатели в очередь стояли. Казалось, что прошлый мир был переполнен вещами и выжившим хватит надолго, а на деле в дело пошло немногое, почти всё сгнило за зиму или было испорчено насекомыми, крысами, городскими животными.

Закончив на черновую с военным городком, строители Иваныча взялись за дом Правителей. Никита, отнеся к будущему дворцу спустя рукава, предполагая лишь восстановление того, что было раньше, и спохватился только, когда началась внутренняя отделка. Перспектива жить в сказочно-гламурном кошмаре его ужаснула. Перестарались все – Иваныч, строители, старатели. Дом превращался в дорогущее кладбище стилей.

– Это дверь в сральню, а не в рай! – возмущался Никита: – Зачем на ней позолота? А гардины! Это не гардины, это театральный занавес. А паркет, кто будет паркетить? Ты, Иваныч? Или в тапочках все ходить будем? А на этой хрустальной люстре мне повеситься хочется, только чтобы её больше не видеть!

Просто, удобно, естественно и гармонично – поставил задачу Никита. Никаких дворцовых позолоченных выкрутасов. Деревенский Версаль раздражал и сам по себе, даже если бы даром, и в силу будущих расходов на поддержание роскоши, включая самое неприятное – слуг. Даже и речи не могло быть о выполнении бойцами лакейских обязанностей. Никита по опыту небедного мальчика, а Николай по привычке самому о себе заботиться, не хотели пускать в свою жизнь слуг. Нет ничего зазорного прислуживать за столом барину и гостям, если это работа. Скверно, что лакейство приобретает холуйскую статусность приближённости к господам. Лакейство всегда больше, чем просто работа. Оно притягивает к себе людей специфического склада характера. Раб может полюбить своего господина, лакей – никогда. Верные слуги, как часть семьи, среди них нет лакеев, и слуг таких раз-два и обчёлся. Лакей – существо неблагодарное, всегда шпион, всегда злословец, всегда пакостник.

Помпезную столовую с огромным столом Никита низвёл до самообслуживания: по будням – фуршет и "приготовь себе сам", по особым событиям – праздничный фуршет, по выдающимся событиям – выдающийся фуршет с нанятыми официантами. Вместо паркета деревянные полы. Одно крыло здания отдали под штаб с "тронным залом", с гранитным полом, с мраморной облицовкой. Вот там-то бойцам придётся попотеть над чистотой и порядком, но это справедливо. На втором этаже сделали квартиру, в которой нетрудно самим прибраться. Подвал Николай забрал под лабораторию.

***

– Это... про зверинец? – закончив просмотр, Николай показал на текст, который принёс ему Никита.

– Это про сельчан и бойцов. – ответил Никита и в отместку показал на окно.

Сельчане Николаю малоинтересны, а вот бойцов он идеализирует. Никита не удивился, когда Николай с иронией посмотрел на окно, представляя, что сквозь стекло на них смотрят монстры-ужастики. Поделившись этой картинкой, он ждал ответный образ. Никита отрицательно покачал головой:

– Я понимаю. Но выслушай меня. И постарайся не обидеть. Что-то тебе покажется странным и даже невероятным, но это очень серьёзно. Я начал этим заниматься ещё до смуты.

– Извини. Если ты так считаешь... – уступил Николай. – В твоей шкале указаны виды. Биологические виды. Разные биологические виды людей. Однажды мы уже это проходили. Мне кажется, что я лучше разбираюсь в таких вопросах. Не обижайся, но это бессмыслица. Я в курсе подобных теорий. Не специалистам и дилетантам они интересны... Но....

– Какая самоуверенность! – всплеснул руками Никита, но спорить не стал. – Хорошо. С меня что взять? За что купил, за то и продаю... Твоя наука тут с боку припёку. Ради меня, дурачка, допусти, что термин "вид" лишь удобная метафора для этой классификации, раз уж ты к ней цепляешься. – Николай благосклонно кивнул, Никита продолжил: – Начнём с истока. Все современные виды людей прямые, прямее некуда, потомки людоедов. Каннибализм это отправная точка, относительно которой они разошлись своими поведенческими характеристиками, обособились и стали отдельными видами. У них различные генетические программы и разница в морфологии головного мозга. – Николай хотел возразить, но Никита остановил его: – Не придирайся. В терминологии я не силен. Главное – все люди, так или иначе, каннибалы. – Николай согласно кивнул головой с видом, мол, открыл Америку! – Вижу, что и без меня знаешь. В корне классификации "Звери". Это хищники, которые питались преимущественно своими собратьями. Сейчас их генетическая программа не так однозначна, на неё повлияло скрещивание с другими видами людей, но суть не изменилась. Подтип "Зверей" – "Герои". В кавычках и только в ужасном смысле. Они относительно помягче в плане личного общения, чем "Звери", но тоже хищники и очень агрессивные. К "Героям" я бы отнёс всех без исключения героев эпосов. В Новой истории – это Пётр I, Наполеон, Гитлер. Вообще, среди крупных исторических фигур только хищники. А уж хищной мелочи пруд пруди. Следующий вид – "Мерзавцы". Это имитаторы и манипуляторы, которые приспособились к соседству с хищниками. Для того чтобы их не сожрали, они наловчились даже "Героями" становится. Но это как в поговорке – молодец среди овец, на молодца и сам овца. Множество подвидов. Это оборотни без клыков и шкуры. Красота и талант – в основном их вотчина. Красота спасёт мир – их лозунг. Принципиальны на словах, патологические лгуны. Виртуозы в мыслеблудии. Гении дурной бесконечности завихряющейся пустоты. Далее – "Жертвы". Их беда – полная внушаемость. Хищнику, чтобы сожрать собрата, нужно было подавить его психологически, иначе тот просто убежит и всё. Собственно, речь, мышление и то, что называют второй сигнальной системой – это возникло из потребности внушать, подавлять, чтобы вкусно покушать.

– Так вот взяло и возникло! По щучьему велению, по зверскому хотению! – не удержался Николай, но слушал с интересом: интерпретация Никиты как всегда занимательна. Куда он в итоге вырулит?

– Не ко мне вопрос! Не перебивай... напряжение моей мысли. А то собьюсь. – одёрнул Никита. – И так уже мозги на ушах выступили. Да... Ну и самый молодой вид – Созидатели. У них перед второсигнальем, словно сетевой экран критики стоит. Им трудно ерунду втюхать. Всё равно внушаемы, уровень агрессивности – защитный, то есть они не испытывают потребности самоутверждаться с помощью агрессии, не испытывают удовольствия от причинения зла... Эта упрощённая схема. В каждом виде разные подвиды... Тебе объяснять, что в лучшем из миров однозначности нет ни в чём?

– Нет. – ответил Николай и думал – критиковать концепцию, или все же заняться делом? Спорить с Никитой почти невозможно, нужно заняться делом: – Возьмём, как рабочую гипотезу. Из твоей записки следует, что сельчане в основном Жертвы.

– Это всегда самая большая популяция. Легко внушаемы, подлы, конформисты. Чернь. Но если создать им хорошие условия жизни, могут быть честны, порядочны. Впрочем, быстро приспосабливаются к любым условиям. Обстоятельства всегда сильнее их. Но при любых обстоятельствах и даже в райских условиях их легче подбить на дурость, чем на благое дело. И винить за это их нельзя. Нуждаются во внушающей силе. Предоставленные сами себе, опасны, в первую очередь, для самих себя. Мерзавцев в деревне много. Они и будут жертвами помыкать. Уже помыкают.

– А как со зверьём? – Николай показал на текст: – Ты как-то неопределённо написал.

– Я всех не знаю, но человек пять знаю. Один недавно должника серной кислотой пытал. Ужас!

– Бойцы? – Николай спросил с неохотой.

– Любишь ты их... Героев и Жертв почти поровну. Мерзавцев немного, опасных среди них нет. Опасные мерзавцы уже поняли, что карьеру тут не сделают, воровать не получится, а за твою похвалу они корячится не станут. Звери... Да. Но пока это не проблема. Один недавно небрежно обращался с оружием, царство ему небесное. – тон последних слов Никиты не оставлял сомнений...

– Ты что, зачистку начал?! – изумился Николай. Он считал происшествие несчастным случаем и уроком для бойцов.

– Надоело мне с ним возится. Рано или поздно, ты бы его сам пристрелил. Гегель таких назвал "морально невменяемыми", а Шопенгауэр – "лишёнными морального сознания". Хищники все такие. Перевоспитанию не поддаются. – Никита говорил предельно серьёзно, глядя в глаза Николаю: – Они нас бояться, но своего часа ждут и не упустят, если мы слабину дадим. Бойцы для них пустяк. Они их в бараний рог согнут. А кого не согнут, убьют. Мерзавцы сами переметнутся. – Лицо Николая стало каменным, что означало крайнюю степень недовольства. Никита демонстративно вздохнул и сменил тему: – Знаешь, что сделала старушка Англия, когда только что не кипела изнутри от агрессивности? Посадила своих подонков на корабли и стала царицей морей. – Николай не реагировал, Никита начал злится: – Очнись!

– Дай мне слово, что больше никогда, не посоветовавшись со мной, таких решений принимать не будешь. – строго потребовал Николай.

– Даю тебе слово. – пообещал Никита. – Я уже битый час с тобой советуюсь. Нужно создать патрульный взвод, собрать там часть Героев. Они любят кулаками помахать, вот пусть по делу и машут. Схема "по наряду " не годится. Ленятся. Нужно создать несколько диверсионных групп для глубоких как бы разведывательных рейдов. В группе по два Зверя, Герои и Мерзавец. Два Зверя в одной берлоге не улягутся, вернётся только один. А Мерзавец расскажет Молчуну всё как на духу. Они не должны понять, что мы их подчищаем, а то объединяться, тогда всем не поздоровится.

– Пираты Карибского моря? – усмехнулся Николай.

– Коля, ты же знаешь, у меня голова болит, когда ты на меня злишься. – напомнил Никита: у него действительно стучало в висках: – Не жалеешь ты меня.

Николай встал из-за стола, подошёл к Никите сзади и начал лёгкими прикосновениями массировать его голову:

– Чудо ты моё звёздное. – Никита разомлел: прикосновение друг к другу всегда снимало напряжение то и дело возникавшее между ними из-за бытовых разногласий. Николай думал об услышанном: – А может полицию учредить вместо патруля?

– Первая криминальная полиция во Франции была создана полностью из бывших уголовников. – возразил Никита. Даже если его друзья-французы слегка преувеличивали, говоря об этом, то лишь для того, чтобы подчеркнуть суть общего подхода к решению некоторых социальных проблем: – Криминал и полиция – это как два спортивных клуба: вид спорта один и тот же, болельщики разные. Мы загнали криминал в такое глубокое подполье, что с виду все – паиньки законопослушные. Нет. Кадровая проблема. Наберём с бору по сосенке, толку не будет. Пока они криминализируются, поймут, что к чему, намучаемся.

– Опять удивил! А я-то думал... – Николай тяжело вздохнул: – Есть хоть какой-нибудь просвет в этом мраке?

– У меня есть. – уверенно ответил Никита. – Почему ты не спрашиваешь о себе? – Николай молчал. Никита правильно не посчитал это за скромность. – Правду не хочешь услышать. Ты супер-пупер супермен! Ты неизвестный, новый подвид Созидателя, но тебя причислят к Героям и меня заодно. А я из Мерзавцев. Кирилл – Созидатель и Детина отчасти тоже. Петя и Молчун из Мерзавцев. Иваныч – Жертва.

– Откуда ты всё это берёшь? – в ответе Николай не сомневался, хотел лишь убедится, что не ошибся.

– Хранители... – признался Никита. – Они знают человечество с колыбели и сами дров наломали. Я понял так, что эксперименты на троглодитах закончились неудачно. С того всё и завертелось с неэволюционной скоростью. У них другая классификация – по степени доминирования генной составляющей, которая зависит от тысяч параметров. Голову сломаешь! – знания хранителей невербальны, их трудно переводить в человеческие понятия.

– Опять родственнички! – усмехнулся Николай.

– И не говори...

***

Когда Правители отвечают, в том числе, и за то, что Солнце боком встало, а у Луны серп испортился – это значит, что никто и ни за что не отвечает. Никита предлагал делегировать всё управленческие полномочия избранному Совету. Николай не возражал, но с грустью:

– Жаль. Там есть толковые и симпатичные люди. Через месяц-другой придётся их расстрелять. Нечего не поделаешь...

– И как быть? – Никита не спорил: власть советов – это дорога по граблям: – Только не спрашивай, кто из нас самый умный? А то я заплачу.

Смертельная болезнь демократии – опора на большинство, тогда как от имени большинства действует избранное меньшинство, оправдывая самые худшие опасения насчёт демократии, потому что действует не от своего имени от имени большинства в своих эгоистических интересах, и в меру своей отнюдь не общественно полезной глупости. Это порочная круговерть время от времени приводит психически неустойчивую часть общества к самоубийственной идее водворить добродетель на земле, как будто именно за водворение добродетели уже не пролиты реки людской крови, по которым в историю обычно приплывали тираны и диктаторы.

Человеческий мозг, как мыслительный инструмент порождающий разумность, можно сказать, генератор мысли, управляет собой совершенно недемократично. Нет демократии в природе, нет её в технике. Там, где в науке появляется демократия, наука погибает. Ещё в школьные годы Николай искренне хотел разобраться в сложном демократическом вопросе, но склад его мышления напрочь отвергал эту тему. Уже в самостоятельном возрасте удивлялся, слушая речения политологов о том, что научный прогресс двигается семимильными шагами только в демократических странах. Николай снисходительно прощал гуманитариям употребление малонаучного понятия "прогресс", в остальном пытался разобраться. К своему облегчению ничего кроме демократического фасада в свободных странах он не находил. Фундамент свободы – свободные люди, а не политическое устройство. Что тоталитаризм, что демократия – одинаково тюрьмы, но разной комфортности.

По классификации Никиты, к которой Николай относился всё же настороженно, теперь он мог предположить, что суть, а что форма. В более-менее демократических обществах популяции Жертв и Созидателей в сумме подавляюще доминирует над другими видами. Мерзавцы, как для них естественно, служат сразу двум господам, но преимущественно – доминантам, тщательно скрывая свои хищнические качества. В как бы демократических странах, при соблюдении всех демократических формальностей властвуют Звери и Мерзавцы, популяция Созидателей ничтожно мала и не может склонить на свою сторону Жертв, которые под гипнозом государственной пропаганды считают себя обязанными действовать в хищных интересах пожирающей их власти.

Присмотревшись внимательней к теории разновидовости человечества, с пристрастием расспросив Никиту о подробностях, Николай крепко задумался: его прошлые исследования часто приводили к противоречиям с условно общепринятой теорией мозга. Теперь их можно было объяснить. Убеждало и то, что Никита, основательно углубляясь в "картинки" по теме, которые он видел в Мире Причин, пересказывая их, без помощи Николая, часто даже не понимал о чём речь. Такое не придумаешь. Антропогенез, филогенез, дивергенция, диффузные виды... Все это для Никиты было китайской грамотой. Да и Николай, честно говоря, не особо блеснул интеллектом, то и дело спотыкаясь о высшую генную математику. Оправдывало обидное обстоятельство: оказывается, разумным может считаться только то существо, которое обладает минимум тремя сигнальными системами. У человеческих видов их только две. Николай считал абсурдом гуманистические фантазии о наличии у человека третьей сигнальной системы, проявление которой и творческое вдохновение, и паранормальные способности, и разговор по душам с богом, и ещё чёрт знает что! Увы, хочется "третий глаз", да неможется.

Применение теории на практике быстро дало результат. Как и предположил Никита в диверсионных группах, действующих в свободном режиме, выживал только один Зверь. Лишь однажды это не сработало. Группа вернулась в полном составе: Звери сошлись в пару. Раньше они друг друга на дух не переносили. Понаблюдать за этим явлением не удалось: из очередного рейда группа не вернулась. Погибли? Нет! В это Николай не верил, как и в то, что дезертиры станут мирными землепашцами. Можно не сомневаться, что где-то в скором времени появится новая армия и будет покруче разгромленной генераловской. У зверей зверская интуиция и в уме им не откажешь. Они разгадали план Правителей, и никогда им этого не простят. Почему не взбунтовались оставшиеся звери? Это вопрос! Вероятно, у них проблема с видовой самоидентификацией. Утёнок в куриной семье считает себя цыплёнком. Но в первую очередь, конечно же, пресс психологического давления Правителей сдерживает хищников. Только, как оказалось, этого не всегда достаточно.

После случившегося Николай не стал возражать против видовой чистки. Кто-то упал на вилы, на кого-то вилы упали, кто-то отравился палёным алкоголем... По деревне и среди бойцов прокатилась волна производственного и бытового травматизма. Да, назрела и даже перезрела необходимость бескомпромиссной борьбы с безалаберностью и разгильдяйством! Что тут рассуждать, если даже, пусть и бутафорская, но всё же местная власть явила пример для неподражания: треть Совета во время перерыва заседания дружно и насмерть обкурились анашой. Понятно, почему они принимали странные решения! Смерть от анаши в деревне происшествие небывалое и пугающее. Ведь, кто не покуривает? Требования к качеству травки многократно возросли.

Расчищая дорогу Созидателям, Правители понимали, что в долгосрочной перспективе усилия, вероятнее всего, напрасны: вновь прибывающие испортят видовое соотношение неизвестно в чью пользу. Но попробовать стоит, хотя ставка не выглядит очевидно выигрышной. Николай считал название, данное расе Никитой, чрезмерным авансом: позитивная коннотация слова "создатель" в этом случае вряд ли уместна, только в заблуждение вводит. Николай опасался, что они пацифисты, но, к счастью, это не так. Ударили по одной щеке, подставь другую – тоже не про них. И в мир во всем мире не верят, и сдачи дадут. В остальном – крепко себе на уме. Определённо можно только сказать, что у каждого из них на уме твёрдое несогласие с отменой заповеди "не убий". Но на баррикады они из-за этого и сами не полезут, и никого не позовут. Прагматично считают власть Правителей наименьшим злом. Работяги, умельцы, спецы высшего класса в своём деле и чаше всего приятные в общении, искренне не злобные люди. Правителей любят Жертвы. Созидатели, опять же из прагматизма, всячески эту любовь поддерживают, даже подзуживают, потому что сами хотят жить в мире, и в достатке. Это проявление их характерной черты – когда Созидатели строят, кирпичи всегда кладут Жертвы.