Текст книги "Зачем богу дьявол к 2 (СИ)"

Автор книги: Леонид Январёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Радикальное вмешательство Правителей в очевидные азы предпринимательской деятельности, да ещё без мотивации, или хотя бы краткого объяснения, привело к всеобщей растерянности. Процент дороже капитала. И зачем теперь в долг давать? Из сострадания к ближнему по доброте душевной? Кое-кому из сельчан очень обидно за причитающие им, и вмиг сгоревшие проценты, но каково старателям! Правители распространили свою юрисдикцию беспредельно. Старатель, уличённый в незаконных отныне финансовых операциях хоть на краю Солнечной системы, навечно отлучался от гильдии, его имущество подлежало конфискации, и, на будущее, ему дозволялась только работа по найму. Не членство в гильдии не освобождало от ответственности. Банкам разрешено быть, но исключительно как хранилищам материальных ценностей без права на финансовые операции. Не нравиться? Не суй нос в Село. А лучше убирайся подобру-поздорову с земель Правителей.

Автором драконовских мер был Никита, Николай отмахнулся:

– Не морочь мне голову. Делай, как знаешь. Всё равно что-нибудь придумают. Круто конечно, они теперь все вне закона.

– Очередь на конфискацию, лучше, чем расстрельная очередь. Поживут ещё. И для казны польза. – ответил Никита и усмехнулся: – Налоги с них не соберёшь, помощи не допросишься. К кому не обращусь – последний хуй без соли доедает, а как про тридцать процентов годовых слышат, так откуда что берётся! Банк им нужен, чтобы меня на кредиты подсадить, и что бы плясали мы потом под их процентную дудку. Не будет этого!

Никита взял за правило: послушай Макса и сделай наоборот, а то если послушаешь, кроме мошенников выгоды никто не получит, а вот если на оборот – толк может быть. Имя Макса вполне заменяемо словами "делец", "предприниматель", "бизнесмен". Никита сам такой, поэтому на мякине его не проведёшь. А ростовщичество – это власть денег, а власть денег – это конец света. Тогда и начинать ничего не стоит.

Апофеозом влияния наоборот и крахом Макса стала война с бандитами. Николай принципиально не вёл с ними никаких переговоров. Договариваться бандитами то же самое, что договариваться с наркоманом о новой жизни с понедельник после окончательно последнего укола в воскресенье. Среди них есть люди, которые запутались, но таких единицы. У остальных предрасположенность к грабежам, убийству, насилию. Предрасположенность – не предопределённость, поэтому нынешние монстры, может, были в прошлой жизни милейшими обывателями. Экстремальные условия, как комплексная таблетка, вылечивает человека до его сути.

– У них горы золота! – горячился Макс. – Они не знают, что с ним делать.

Николай с Максом не церемонился в отместку за бесцеремонность Макса, который прикрываясь Никитой, досаждал своей как бы простотой, да и капля ревности добавляла свою горчинку в отношение к бизнес-пройдохе:

– Пошёл вон!

На Макса давила противоположная сторона: ситуация патовая – ни мира, ни войны, так не может больше продолжаться. Но Николай думал иначе: для них, действительно, патовая – куда ни кинь, всюду опасность пересечения с интересами Правителей. А ему просто некогда сделать свой ход.

Торопя события, Максим решился на дерзость: воспользовавшись своим приближённым положением, он провёл в лагерь представителей нескольких на время замирившихся банд.

– Это серьёзные люди. – уговаривал Максим. – Поговори с ними. Убудет от тебя что ли?

Николай вышел, чтобы на них посмотреть, и приказал всех расстрелять. Это оказалось не запросто: переговорщики не только сдали оружие, но и припрятали: на доверии к Максу их не обыскали. Попытались разбежаться в разные стороны, отчаянно сопротивлялись, бойца ножом ранили.

– Может, и тебя заодно расстрелять. – Николай то ли спросил, то ли решал вслух, глядя на потерявшего дар речи Макса: даже бандиты парламентёров не убивали! – Никитой прикрываешься. Правильно. А то уже давно бы собой рыб кормил. Оружие бандитам поставляешь, кровью торгуешь.

– А ты у Пети спроси, сколько земли он нынче под дурь отрядил? – зло ответил Макс. – Людей пожалел! Жалостливый! А людей, как мух мухобойкой бьёшь. Смотри, кончишь, как Королева. Думаю, она кончала, когда ей отрубали голову!

Слухам о невероятной жестокости Королевы Николай не хотел верить, и на слова Макса ответил презрительным взглядом. Про Правителей тоже рассказывают такое, что в страшном сне не приснится. Власть – это огонь, которому можно приписать любой дым: и дым отечества, и дым зверства.

К месту несостоявшихся переговоров подбежал Никита. Обращаясь к нему, Николай сказал с каменными нотками в голосе:

–Забери его от греха. И что бы больше без тебя я его в лагере не видел!

Никита был неподалёку. Услышав стрельбу, не разбирая под ногами земли, он бросился в лагерь. Боец с КПП на ходу объяснил в чём дело. Никита никогда в жизни не дрался, но от мысли, что его протеже-засранец, возможно, поставил под угрозу, да пусть хоть под тень угрозы, жизнь Николая, сердце бешено колотилось, в глазах темнело и кулаки сжались сами собой. А у Макса на сердце отлегло, поэтому тем более неожиданным оказался жестокий удар в зубы. Никита разбил себе в кровь костяшки пальцев. Макс сильно пошатнулся, не удержал равновесие, упал назад, непроизвольно подстраховав тело расставленными руками, а то копчик отбил бы. Боль и недоумение смешались в выражении его лица.

Николай бросился к Никите и сгрёб его в охапку:

–Успокойся, пожалуйста!

– Прости, прости... – Никита изо всей силы прижался к Николаю. – Это я виноват.

К своей команде Макс вернулся с безумными глазами, сел на диван и, не стесняясь, заплакал: никого вокруг он не видел. Перед ним стояли образы прошлого, детдом, унижения. Несколько зубов ему выбили ещё тогда: он стал сопротивляться очередному изнасилованию старших, за это получил по морде. Макс был милашкой, поэтому от хуев прохода не было, пока под крыло местный мент не взял. А много раньше, лет в семь, воспитательница, интеллигентнейшая Зинаида Францовна, уже пожилая, но с гордой, совсем не старческой осанкой, с лицом каким-то особенным, не простецким, вероятно, породистым, выстраивала перед сном своих юных воспитанников, в одних трусах и босыми в холодном коридоре, для жизненного напутствия:

– Мы вас растим для тюрьмы. Не рассчитывайте ни на что в жизни, так вам легче будет жить.

У Зинаиды Францовны был бархатный голос, она любила декламировать стихи на немецком языке. Максим приглянулся ей чем-то, и она хотела, чтобы он тоже читал вслух с выражением стихи на немецком языке. Но у мальчика плохо получалось и тогда она ставила его вместо завтрака почти голым, только в ветхих от застиранности трусах, на табуретку в коридоре, где он стоял среди утренней суеты с закрытыми от стыда глазами и боялся плакать, потому что тогда было бы ещё стыднее.

Родители, суки родители, где вы были? Зачем произвели на свет? Зачем он один одинёшенек, катится, как перекати поле, по бессмысленной жизни? Куда? В какой-то момент ему показалось, что он нашёл своё место здесь, рядом с Никитой и Николаем, что его ждут великие дела. Это опьянило, лишило разума и осторожности.

Не желал Макс того, что случилось. Но кому это объяснишь? Вчера была надежда, планы, а сегодня он смотрит безумными глазами сквозным в никуда взглядом, и ему невыносимо стыдно, как в детстве голому на табуретке.

Позвали Самуилыча. Он обработал разбитое лицо Макса антисептиками и сделал ему успокаивающий укол. Бытовая драка. Ничего серьёзного. Один зуб сломан, придётся зубной протез менять. Смущал уровень бытовой драки. Предположить, что на Макса напали хулиганы, совершенно невозможно, хотя бы потому что хулиганов в Селе нет, а в последнее время, и воровство, из-за которого чаще всего случались стычки с мордобоем, стало редкостью. Может, люди почестнели, что сомнительно, может, жить стало легче, что правда, может, страх стать кормом для рыб, что для Правителей, как раз плюнуть, а может, всё вместе взятое возымело действие.

На следующий день Макс пропал. Он ушёл в чём был, оставив на произвол судьбы и конкурентов свой бизнес, своё имущество, своих людей. Он настроился уйти далеко, в такое далеко, что имена Хранителя и Собирателя там никогда не прозвучат. А заначки у него есть. Он и зубы вставит, и снова поднимется. На то он и Макс!

О событиях в лагере Правителей сельчане могли только гадать. Режим секретности уже не казался бойцам формальностью, особенно после смерти их бывшего товарища, покончившего с собой, поэтому выведать у них хоть что-то было невозможно. Факт, который не спрячешь – избитый Макс, а он не бродяжка с улицы. Единственный, кто это мог сделать – Хранитель. Этак, глядишь, чего доброго, он всем почём зря начнёт морды бить и зубы выбивать. Новый тренд!

Бандиты объявление войны приняли и зашевелились. В пятнадцати километрах с другой стороны от федеральной трассы, напротив Села, находился бывший областной центр. Захудалый городок. Быстро, руками подконтрольного безработного населения, за приличную оплату, что поначалу удивило, было расчищено небольшой пространство: несколько двухэтажных многоквартирных домов. Подвезли электрогенераторы, питьевые баки. Зачистили огнём рядом стоящие постройки. Получилось что-то вроде временного лагеря. Для постоянной дислокации принятые меры жизнеобеспечения явно недостаточны.

Мёртвые города – это многоэтажные дома с навсегда закрытыми, потому что ломать их некому и незачем, как бы бронированными квартирными дверьми, за которыми ничем неистребимый дух смерти, невозможность реанимации канализации, водопровода, электропитания... Это уже непригодные для жизни территории, забитые человеческими останками, захваченные, как минимум, полчищами крыс и насекомыми, источники инфекций. Вернуться туда для продолжения цивилизации можно только приложив титанические усилия. Дешевле всё снести, продезинфицировать и строить заново. Пяточки, на которых теперь живут люди, сложились стихийно в первое время после Серой смерти. За них пришлось побороться, их отстояли, как крышу над головой, сконцентрировав там ресурсы, которые позволили хоть как-то наладить убогий быт. Остались и крохотные островки почти прошлой жизни, но бедным они не по карману.

Трудно было понять, к чему странные, бесполезные приготовления врага? Когда разведчики сообщили, что туда стягиваются силы разных банд, Николай не поверил своим ушам. Идиотические сборы – это подарок небес! Теперь не придётся гоняться за каждой бандой в отдельности, вести бой в городских условиях, где преимущество всегда на стороне обороняющихся. В таких обстоятельствах потери неизбежны, прогнозируемы и ничего с этим не поделаешь! Подставлять бойцов под пули горстки криминальных придурков? Ради чего? Подконтрольное бандитам население рано или поздно всё равно разбежится за лучшей долей. Что и происходит. Иначе население Села не росло бы как на дрожжах. Это обстоятельство главным образом и вынуждало бандитов к действию. Сам факт существования Правителей безо всякой войны, обескровливал криминальные владения.

Загнанные в угол бескомпромиссностью Николая, бандиты понимали, что схватка будет не на жизнь, а на смерть. Даже если сдаться без боя, о чём и речи нет, конец всё равно один. Правители не соблюдали никаких прежних правил ведения войны, справедливо полагая, что их и раньше никто никогда не соблюдал. Правильная война по правилам – это апофеоз общественно-политического лицемерия и ханжества. У войны один закон – истребление врагов без жалости любыми средствами. В плен не брали. Кто будет содержать и кормить пленных? Никто в здравом уме. Позволить пленным мучительно умереть с голоду – это не гуманно. А позволить им не умереть – глупо: раскаявшихся врагов не бывает.

Подарок небес оказался в упаковке. Бандиты оставили наёмных рабочих в качестве живого щита. Трагический выбор? Для Правителей – нет. А вот общественность вознегодует. Может быть, раздать сердобольным автоматы и отправить вместо бойцов погибать во славу милосердия? Не пойдут!

Вражеские приготовления и сборы закончились с появлением самоходной гаубицы. Этого допустить Николай не мог. Через полчаса после получения от разведчиков неприятной новости, на позиции была выведена установка залпового огня, которая смешала живое и неживое, старые останки с новыми, превратив полгорода в строительный мусор. Славной эту победу не назовёшь, но какая уж есть.

Николай отутюжил соседний городок сверх военной необходимости, потому что у него были причины мирного порядка. Почему бы заодно с уничтожением угрозы не снести бесполезный жилой сектор? Решаются сразу две задачи. Строительный мусор пойдёт на изготовление щебня, заодно будет расчищена площадь для нового строительства. Есть надежда восстановить электростанцию и запитать Село, как это было прежде, кое-какое производство можно будет наладить.

Как и следовало ожидать, без брожения умов не обошлось. Гражданские сельчане пришли к выводу, что, мол, в случае чего, он и нас всех порешит, глазом не моргнув. Бойцы чувствовали вину за то, что даже не попытались спасти мирных людей. Гражданским Николай ответил прямо:

– Вы правы, и глазом не моргну.

Как ни странно, ответ удовлетворил и даже польстил: ведь правы же оказались, не напраслину возвели!

Бойцам Николай объявил, что если кто-то сомневается в своём выборе, то может покинуть строй.

Результат победоносных залпов откликнулся неожиданным эхом: самозапустился процесс, о котором никто не думал и, который сначала сочли за курьёз.

– Командир, к тебе депутация. – сообщил Николаю Пётр. – Делегаты из разных мест. Хотят выбрать тебя у них главным.

– Разве я сейчас не главный? – удивился Николай.

– Интересный вопрос! – согласился Пётр.

– Они хотят меня выбрать? А потом не выбрать? И я им должен сказать спасибо, за то, что они пришли и просят моей защиты? – спросил Николай, не ожидая ответа.

– Я не знаю. Поговори с ними сам. Может, распугаешь, и они передумают. – Пётр тоже не понимал, что это всё значит. – Комендант их в актовом зале держит.

– Найди Никиту и лошадей приготовь. – Распорядился Николай. – Военный совет туда же.

С малоуместного внутри Села автотранспорта Правители пересели на своих лошадей. Возникла проблема с охраной. Машина с бойцами позади всадников – картина забавная. Конный взвод сформировали, но наездников ещё не выучили. В военном городке отвели место под конюшню, но строить её ещё не начали. А впереди посевная. Ни рук, ни времени в сутках на всё не хватало.

– Так Никита с лошадями и есть. – ответил Пётр. – Остальные тебя ждут.

Как выяснилось в процессе общения, делегаты представляли семь поселений и пришли проситься под крыло Правителей. Слух об этом разлетелся по Селу с пометкой "молния", и тревожил. Сельчане ревниво отнеслись к проходящим за закрытыми дверьми переговорам. А вдруг условия хорошие предложат, и Правители уедут? Правителям ведь на всех насрать, они только о себе думают. Учитывая обострённый общественный интерес, Молчун записал встречу на диктофон. Такую информацию не засекретишь, Село, как на иголках, а молва всё переврёт, лучше уж горькая правда из первых рук.

Выслушав заранее подготовленную делегатами, разящую канцеляризмами и невнятицей, петицию, Николай поблагодарил за выказанное уважение. На этом его учтивость закончилась:

– А зачем вы мне нужны? Если мне что-то от вас будет нужно, я приду и возьму. Стать вашим Вождём? Другого слова не нашли? Они меня выбрали! Да я вас не выбирал!

По реакции делегатов сразу стало видно, что единства в депутации нет. Есть консервативная группа, которая и сочинила петицию. Они хотят отдаться, но так, чтобы не потерять своё положение, и намерены сразу очертить рамки власти. Есть никакая группа, которой любопытно, что из всего этого получится?

– А царём пойдёшь? – спросили из никакой группы к неудовольствию консерваторов.

– Пойдём? – спросил Николай у Никиты.

– Подумать надо. – серьёзно ответил Никита.

– Нас никто на такое предложение не уполномачивал. – внёс ясность один из консерваторов.

– Я тебя два дня знаю, а ты за меня рот открываешь! – возмутился делегат из никакой группы.

Николай понимающе кивнул головой: обычная история. И закончил встречу:

– Раз уж вы сюда добрались и, если у вас есть действительно деловые предложения, обсудите их с моими заместителями.

Четверо консерваторов уехали сразу: вот, только царя им ещё и не хватало! Трое "никаких" остались. Вечером они крепко выпили с командой Детины, сходи в церковь попа-висельника, послушали как там воздух попукивает, разумеется, после этого за упокой души выпили. Что было потом в бане помнили местами, или делали вид, что запамятовали. Удивительно, но при насыщенной развлекательной программе нашлись деловые предложения.

Сельчане облегчено вздохнули и одобрили поведение Правителей. Мысль о том, что Собирателя и Хранителя могут переманить – это как обухом по голове, да ещё из-за угла. Раньше такое в голову не могло прийти, да вот жизнь заставила задуматься. А предложение на царство? Очень кстати приходило на ум прежнее название Села – Царёво. А чем у них сейчас не царская власть? Что хочу, то и ворочу – это про них. Правда, живут в избе, спят на солдатских кроватях, едят с полевой кухни тоже, что и бойцы. Но кто ж виноват, что они такие неприхотливые? Вместо того, чтобы себе дом отстроить, казарму строят. То, что вместо поклонов и почестей мать-перемать получают, тоже сами виноваты. А анекдоты про них какие? Срам! Подвесили бы пару пустобрёхов за язык, так и воздух бы чище стал. Одна Мать чего стоит! Её свобода слова дальше некуда. Послушать её, то у Правителей всё через жопу делается, а самое невинное имя им – Антихристы! Прочее перечислять, только язык пачкать. Вот так, уйдут Правители и поругать некого будет, сосед за такие слова в свой адрес морду набьёт. Да, все передерутся. За что? Надется!

Не пройдёт и месяца, как на въезде в поселения делегатов появятся знаки Птицы, что станет означать – это территория Правителей. Вопрос о статусе власти отпадёт нерешённым. Правители! И понимай как хочешь, но соблюдай их правила. Если не по нутру – земля большая, пытай счастья в другом месте. Будет создана курьерская почта. По благоприятному стечению географического расположения дороги между поселениями нигде не пересекаются с транспортными схемами крестов. Мелкие шайки в окрестностях, промышлявшие разбоем, совместными усилиями будут уничтожены. Поезди в гости станут относительно безопасными, а главное – понятные, как к ним не относись, правила поведения на местах. В будущем первое объединение назовут – "Благодатный четырёхугольник". Но путь в это будущее к действительному объединению будет традиционно цивилизационным – трагическим и кровавым.

Лавина начинается с камешка. Совершенно не эпохальный факт личной жизни четырнадцатилетнего Витька и двадцатипятилетнего бойца Влада стал причиной событий, которые привели к фундаментальным последствиям.

К детям в Селе относились хорошо и по-другому было бы странно. Другое дело, что дети очень избирательно относились к сельчанам, иных на дух не переносили. Это не удивляло, потому что сами сельчане между собой находили уйму причин для взаимонепонимания: только червонец всем нравится! Всё своё время дети проводили с бойцами. А Ванюшка, так тот вообще стал ребёнком Правителей. Если бы ни одна комната в избе, то и жил бы с ними, а то приходилось на ночь идти домой, но с утра – как штык! Николай учил его грамоте и арифметике, Никита – жизни.

Неприятно удивил сельчан слух о том, что бойцы трахаются с мальчишками. Слух оказался преувеличенным, но основательным. Витек и Влад закрутили такой роман, что скрыть его стало невозможно. Более того, они даже не пытались скрывать своих отношений! Куда это годится?

Первая реакция Самуиловича – негодование! Но, к своему счастью, он сдержался, иначе до конца жизни проклинал бы себя за топорное вмешательство в судьбу мальчика. Только инерция мышления возмущала разум, но недолго. Прошлые мерки остались в ядовитой Несчастной стране. Там сейчас благочестиво лечат младенцев бесовской кровью, ходят в церковь поклониться своему богу, рассуждают о демократии, удивляются звёздному небу над головой и моральному закону внутри себя. Нет, не напрасно в новом мире кресты вызывают физиологическое отвращение, отвратительно всё что они делают, отвратительно как они думают, отвратительно думать, как они.

По здравому размышлению назвать Витю и ребят несмышлёнышами, язык не поворачивается. Детство этих мальчиков закончилось, когда они спасались как звери в норах, когда спасали Ванюшку, который чуть не умер от простуды, когда хоронили своих друзей. А как они выхаживали бойцов! Это сейчас медпункт обустроился, а тогда что было и вспомнить жутко. Не у всякого взрослого нервы выдержали бы. И выходили! Сказать, что Влад развратный дядя, который совратил ребёнка... Глупость какая! Эти двое без ума друг от друга. Радоваться за них нужно, а не суд им устраивать. Самуилыч для себя решил: ни Витю, ни Влада он в обиду не даст!

Борьбу с педофилией начала Мать. Кто бы сомневался! Никто! Она ходила по дворам, уговаривая сельчан на народный сход. Пришли человек двадцать, но больше из любопытства, чем по существу: Мать последнее время такие представления устраивала, что одна заменяла собой отсутствие театра. Кирилл – дядька в возрасте, но старым ещё не назовёшь, оказался на сходе случайно: шёл с подработки. Он из очень новеньких в Селе. Жил в палатке на окраине. Недавно он познакомился с командой Детины и приглянулся им своим здравомыслием, независимостью суждений, жизненной опытностью. Они и помогали работу находить, а то дольше бы маялся в самостоятельном поиске. Для бойцов Кирилл считал себя староватым, а вот сбросить лет десяток, тогда не раздумывая вступил бы.

Не досуг было разбираться в тонкостях сельской политики, да и желания такого не возникало, поэтому Кирилл не собирался задерживаться, но пламенно-клеймящая речь Матери, его изумила: всё приплела и даже Серая смерть по вине Правителей разразилась!

– Вы совсем охуевшие! – сказал собравшимся Кирилл. Голос у него хороший, здоровый, вкусный – как не услышать? Кирилл продолжил: – Вы по земле ходите, или только с неба спустились? Вы вообще-то, знаете, что в этом мире творится? Нашли о чём ор устраивать! – Кирилл показал пальцем на Мать: – А по тебе, ведьма, костёр плачет. Из-за таких как ты, мир прахом и пошёл.

Никогда не получавшая подобного отпора Мать, стояла с выпученными глазами, и от возмущения не могла говорить.

Не только Кириллу не по душе пришлось участие в хаятельном собрании.

– Действительно, Мать, ты заебала своими нотациями! – сказал один из участников схода. – А теперь Правителей ещё и в педофилы записала. Да на них от твоей ругани уже места живого нет. Сколько можно?

Другой участник оказался категоричней:

– Ты глупая, старая сука! И в правду, ведьма. Не приходи больше ком мне, а то я на тебя собак натравлю.

На этом неудавшийся сход и завершился. Народного негодования по вопиющему факту педофилии не случилось. Мать переживала фиаско до сердечных колик. Всеобщей поддержки не было. Но были сторонники – это обнадёживало. Один из таких, исподтишка, поздно вечером подкрался сзади к Владу и огрел дубиной, хорошо огрел. К счастью собаки почуяли неладное и лай подняли, а то неизвестно сколько пролежал бы на сырой земле боец.

Ванюшка примчался к Правителям быстрее донесения. Николай объявил общую тревогу. Расследование провели на месте, не откладывая. Молчун не сомневался – искать нужно в старых общинах, которые считали себя исконными в Селе. Особым мракобесием, выпячиванием крестьянской натуры и народности отличались две. С них и начали. Злоумышленник даже дубину толком спрятать не успел. Николай приказал утопить всех, а не разбираться персонально. Оказалось, что все за одного – это не про идейных борцов за нравственность. Сдали. Приговорённый не сопротивлялся, он только кричал:

– Антихристы, Антихристы!

Глава общины божился, что ничего не знал. Никита присмотрелся к нему. Николай вспомнил, что похожий взгляд он видел у Алексея, когда тот захотел покопаться у него в голове.

– Он врёт. – уверенно сказал Никита и пристрелил лжеца.

Двое общинников, поняв, что им тоже не отвертеться, бросились бежать, были схвачены, а потом утоплены.

На другой день Николай навестил Мать на торговой площади, где она обычно проповедовала:

– Мне безразлично, что ты обо мне думаешь и говоришь. Говори на здоровье. Но если будешь подбивать людей на подлости, я повешу тебя за ноги.

Мать ответила гордым, презрительным взглядом. Следом за Николаем пришли дети. Они ничего не сказали, молча стояли: те, кому в будущем не посчастливиться услышать их молчание, будут вспоминать об этом с ужасом. Мать не исключение. От её внешнего достоинства не осталось и следа: неуклюже убегая, она упала, забыв, что происходит, её взгляд стал диким, неразумным. Поднимаясь и падая, ошалело оглядываясь по сторонам, Мать то бегом, то ползком выбралась с площади. Вечером к ней позвали Самуилыча, и он пришёл, но далось ему это с трудом: перед глазами стоял зарёванный как маленький ребёнок Витя, а в ушах звучал его полный недоумения и обиды голос: "Почему? За что? Что плохого мы им сделали?"

– Давление... Укол вам поможет. Станет легче. В вашем возрасте следует избегать стресса. – сказал одеревеневшим от нежелания что-то говорить голосом Самуилович. Мать ответила царственным кивком. Вот она, святая правота! И Самуилович не сдержался: – За детей беспокоишься? Нет тебе никакого дела до детей. Принципы твои поганые, комплексы твои поганые, вера твоя поганая – вот что тобой движет. Душу свою поганую спасаешь, в рай её протащить хочешь. В вашем раю все такие!

– Жид пархатый. – презрительно ответила Мать. – Ненавидите вы нашу веру, потому что в ней сила и правда!

Очередная кровавая расправа взбудоражила Село не на шутку. Даже в основном лояльное к Правителям большинство роптало. Беспредел ведь! Неважно, кто там и в чём виноват, но почему единственная мера – казнь? Наказать, накажи! Зачем убивать направо и налево? Состоялся народный сход, какого доселе никогда не было: многолюдный, поначалу осмысленный. Требования сформулировали быстро и коротко: Закон и Суд. А дальше что? Идти к Правителям с челобитной? Или пусть сами сюда идут? А может отпор им дать? Бойцы находились в тревожной готовности. Для них настало время страшного вопроса: что если придётся стрелять по своим?

Спокойствие Правителей не предвещало ничего хорошего. Они убивают без волнения. Значит, всё уже решили. Решили, но не стрелять, так как в этом не было никакой необходимости. Сельчане пусть выговорятся, пар выпустят, а бойцы пусть помучаются, ещё раз подумают о своём месте в строю. Как ни поверни, одна только польза. Народный сход к Правителям не пошёл, а Правители к народному сходу не пошли. Предложение "дать отпор" прозвучало и потерялось без обсуждения. Новые капиталисты не хотели смены Правителей, они хотели гарантий, что их не расстреляют из-за какой-нибудь глупости, например, из-за того, кто, с кем, и как трахается, аграрии орали, что им вообще никакая власть не нужна, посланцы Матери Страшным Судом пугали. Все устали. Даже вернуться к начальным требованиям не смогли.

На другой день Правители занялись обычными делами, словно и не было никакого схода. А вот многие сельчане чувствовали себя виноватыми: наговорили сгоряча что попало, как бы теперь за это не поплатиться. К вечеру бойцы разнесли по селу аудиозапись с обращением Правителей:

– Сельчане! Мы не ваши Правители, а вы не наши подданные. Вы называете нас Правителями, но это ваша проблема. Править вами мало чести. Будете уговаривать, откажемся. Мы вам что-то должны? Нет. У нас есть перед вами какие-то обязательства? Нет. Мы должны отчитываться перед вами за свои поступки? Нет. Вы хотите законов. Вероятно, тех, которые были в прошлом, которые как дышло, куда повернул, туда и вышло. Вы хотите вернуть продажных судей. Вы хотите построить тюрьмы. Новая жизнь не сахар, так вы хотите вернуть в неё ещё и прошлую мерзость? Ваше право. Но я и Никита тут причём? Мы всего этого не хотим и помогать в этом не будем. Вы свободные люди, пишите себе законы, на здоровье. Мы тоже свободные люди и живём по своим законам и правилам. Отступать от них не намеренны. Чтобы внести ясность в так называемое вами "наше правление", с этой минуты временно закрываются принадлежащие нам компании, сотрудники увольняются. Расторгаются все договоры аренды принадлежащей нам земли. Прекращается патрулирование Села. Прекращается оказание медицинской помощи. О новой цене топлива мы сообщим дополнительно. Надеемся, ваши законы уважают наше право на честно заработанную нами собственность. Бойцов перемены не касаются. Они сделали свой выбор.

Не все поняли сразу то, что они услышали. Глупые обрадовались. Умные схватились за голову. Мать призывала к возрождению Совета и восстановлению церкви, хорошо, что попа не требовала воскресить, и то бы не удивились. В противном стане стихийно собрался военный Совет.

– А вы что? – спросил Николай.

Да, вроде бы всё понятно и ничего непонятно! Даже многоумный Иваныч запутался: формально – не Правители, по факту – Правители, зачем лукавить?

– Мудрость народа я не встречал, а вот глупость вижу каждый день. – продолжил Николай: – Сколько дел впереди, вы не хуже меня знаете. Воевать, имея за спиной вече? Нет, уж! Настало время грамотно размежеваться. Мы с Никитой хотели просто жить друг для друга, нам этого не дали и не дадут. Ну а кому мы невтерпёж, я не держу, вы знаете.

– Да не о нас речь! – с досадой сказал Иваныч. – По земле границу провести можно, а вот по душам людским... Нам только гражданской войны в отдельно взятой деревне не хватает!

– Расстрелять смутьянов, пока далеко не зашло. – предложил Молчун. – Они у меня давно не примете.

Николай отрицательно покачал головой:

– Не сейчас!

Несмотря на позднее время, новые капиталисты провели свой сход. Понимая, что Никита не будет говорить с собранием, они выбрали трёх представителей для переговоров и не стали откладывать до утра.

– А чего вы ждали? – спросил Никита у бизнес-депутации: – Вы недовольны, я с вами не согласен, но не собираюсь вас принуждать. Найду других. Вы хотите демократии, справедливости, равенства и братства. Ищите, может, где-нибудь и найдёте. Но не у меня. Я помог вам вылезти из дерьма. А вы воруете у меня и думаете, что я об этом не знаю. Честный бизнес – это фантастика. Я не об этом. Вы правильно боитесь. Закон вам нужен, чтобы безнаказанно воровать.

Утром посетители к Коменданту уткнулись в бумажку на двери с надписью: "Все на хуй!". Николай приказал со словами: "Заодно и отдохнёшь, а то на тебе только ленивый не ездит".