Текст книги "Зачем богу дьявол к 2 (СИ)"

Автор книги: Леонид Январёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

По грязным следам на полу в прихожей Валера догадался, что Алексей изволил прибыть. Шаман он, несомненно, Великий, только вот ноги вытирать, входя в дом, так и не научился. Застав Костю в кровати с Алексеем, парочка сладко спала, Валера не удивился. Удивительно, почему это не случилось раньше. Валера расстроился: пошаманили, нашаминились, и разбежались бы каждый в свой угол. Зачем давать пищу для пересудов? Местные князьки давно уже сально зарятся на молодого шамана. Валера напрочь отрицал их грязные предположения. А теперь? Костю и раньше было палкой от Алексея не отогнать, а теперь он скрывать ничего не станет. Такой уж у него характер. Тайным воздыхателям, щедрость которых подпитывала их похотливая надежда, придётся утереться. Доходы упадут. Девка дорогого стоит, пока она ничья. Беда с этими шаманами! С другой стороны, Алексей ни какой-нибудь франт залётный. За то чтобы попасть к нему в кровать, есть люди готовые душу продать. Теперь выше авторитета Кости только Великий шаман и небо. Когда Валера говорил, что куда ни кинь, всюду клин, то обычно это означало лишь альтернативную доходность клиньев.

–Явился, не запылился, исчезнешь, не перетрудившись! – ворчал за завтраком Валера. – Сколько людей твоего внимания ждут не дождутся.

– Ой-ой! Мзду, которую ты взял с этих несчастных, мне за две жизни не отработать! – парировал Алексей.

– Я?! – возмутился Валера. Мзда! Знаки уважения, не более! Сын шамана, брат шамана, друг Великого шамана – это вам не на помойке валяться. – Как у тебя язык поворачивается?!

– Ладно, ладно! – примирительно сказал Алексей. – Всех приму.

– Только по моему списку! – уточнил Валера.

– Разумеется, неподкупный ты наш! – не удержался от иронии Алексей.

Костя не слушал их разговор. Он возился с двумя карапузами племянниками:

– Какие у меня племяши! Ух! Вырастут, шаманами станут!

– Типун тебе на язык! – вернул Валера ужасное пожелание Косте, и добавил ехидно: – И в задницу тоже.

***

Путешественники на лошадях – картина, пока исключительная в пост катастрофическом мире. Телеги, запряжённые лошадьми, иногда встречались, а вот всадники – нет. Тому есть несколько причин. Очень мало людей из выживших умеют обращаться с лошадьми, которые, из насущной необходимости в прошлом, в современном мире стали аристократической забавой. Зато все без исключения выжившие хотят кушать, а конина, хотя и не говядина, но предпочтительней собачатины, или крысятины. С человеческим мясом она, конечно, не сравниться, но человечина обременена морально-этическими сомнениями, правда, лишь до той поры, пока есть чем её заменить.

Появления на торговых территориях Николая, Никиты и Парня навивало зрителям воспоминания о цирке. А то, что лошади и птица до сих пор не съедены, говорило о независимости и серьёзности всадников, молва о которых бежала далеко впереди них, и на поверку, оказывалась не лишённой оснований.

Рынки, как сказка о водопое зверей, где никто никого не трогает. В других землях, где это не стало правилом, произвол убил сначала торговлю, а потом и сам себя, потому что больше убивать не стало кого.

На одной из мирных нейтральных территорий к циркачам, как их окрестили в народе, подошла спаянная не торговой дисциплиной вооружённая компания человек из шести. Можно ли назвать вежливым предложение, от которого нельзя отказаться? Разве что, по форме. И за это спасибо. Устраивать свалку в центре торговых рядов друзья не стали и мирно проследовали за хозяевами сначала в автомобиль, а потом и в небрежно охраняемое здание: по расслабленности охранников сразу было ясно, что нападения здесь не ждут.

Гостей разоружили, побросав их оружие прямо на землю, и провели в большую комнату на первом этаже, похожую на дорогой гостиничный номер: пространство спланировано роскошными кожаными диванами и диванами попроще, различными столиками, комодами и стеклянными шкафами с фарфоровыми безделушками.

На центральном величественном диване полувозлежал среднего роста лысоватый пузатик с брезгливым выражением лица. Явно ни физические данные помогли ему взобраться на вершинку маленькой бандитской пирамидки, с которой он и обозревал безрадостное будущее человечества. Неужели мозг помог ему выбиться в главари? Тогда у человечества есть надежда! На диванах попроще пузатенький мозг охраняли четверо.

– Ну-ну... – рассмотрев гостей, сказал Пузатик. – Не надоело пакостничать? – ответ Пузатика не интересовал, поэтому он сразу продолжил: – Предлагаю вам влиться в ряды моей успешной организации. Мне нужны такие бойцы.

Не сговариваясь, Николай и Никита расхохотались. Трудно представить более несуразное предложение.

Пузатик от такой наглости сел прямо и уставился на гостей. Охрана напряглась.

– Я в любом случае в накладе не останусь. – заговорил Пузатик. – За вас приличное вознаграждение обещано.

С самого начала было понятно, что ничего хорошего от хозяев ожидать не следует. Николай с Никитой переглянулись и исчезли. Пузатик помотал головой, отгоняя наваждение. Друзья появились вновь, но уже каждый подвое, и через мгновение снова исчезли, а когда вернулись в прежнее состояние, охранники Пузатика были мертвы.

Увидев своего шефа в наручниках, с приставленным к голове пистолетом, охрана на улице не стала спорить с решительными гостями. Когда есть убедительный предлог не рыпаться, а сдержаться с благородной целью сохранить босу жизнь, то кто же после осудит? Конечно, потом похитители могут его, и пристрелить, но это случиться потом и ни по чьей вине. Рядовой бандит, преданный босу – извращение крайне редкое. А если копнуть глубже, то убить босса – мечта всякого бандита.

Подняв с земли личное оружие, друзья, прихватив Пузатика, сели в машину, и перед тем, как отбыть не попрощавшись, непонятным образом дистанционно взорвали пять стоявших во дворе автомобилей. Уличные охранники попадали сражённые сердечным параличом, вероятно, от удивления. Вдвоём Никита и Николай были сильнее не в двойне, а как минимум в четверо.

На рынке появление под конвоем местного бандитского князька впечатления не произвело. Торговцы зорко следили за своим товаром: отвлечёшься – и обязательно что-нибудь украдут. Свободные зеваки смотрели с опаской и проходили, не задерживаясь мимо, чтобы ненароком их не зачислили в соучастники бандитской разборки.

Николай не стал устраивать общественный суд нал Пузатиком. Он по-будничному выстрелил бандиту в затылок.

Куда больше, чем судьба Пузатика, базарный люд интересовал Парень, охраняющий лошадей от желающих их приласкать, а заодно и стащить что-нибудь из поклажи. Птица грозно клекотала, своим видом показывая, что без боя не отступит.

С появлением хозяев любопытные и дразнящие Парня разошлись от греха: для этой парочки кровь людская, что водица, убивают не оглядываясь. У лошадей остался только один ещё не старый, но стремительно состарившийся от новой жизни человек, в глазах которого читалась изодранная под стать его одежде душа.

– Ты думаешь, что самый умный? – не столько спросил, сколько констатировал Изодранный, глядя на Николая. – Ты дурак на нашу голову! Этому мерзавцу поделом. – Изодранный показал на труп Пузатика. – Он легко отделался. Его бы на костре зажарить, или живым в землю закопать. Да на его место другой придёт. И я не знаю, что хуже.

В полемику Николай не стал ввязываться. У каждого своя правда.

После этого случая друзья стали избегать людных мест, ехали через деревни просёлками. Маршрут прокладывал Николай, время от времени ругая карту, единственное достоинство которой, и то в военное время – запутать врага насмерть! Со стороны могло показаться, что путники знают, куда и зачем направляются.

С картой, без карты – какая разница? Николай злился, а карта – лишь предлог. Пункт отправления, пункт назначения, из точки "А" в точку "Б" – это привычка к определённости, к иллюзии определённости. Если вместо точки "Б" многоточие, зачем карта?

– Ты злишься из-за меня. – сказал Никита, когда они очередной раз заблудились. – Хочешь, давай повернём обратно. Я, куда ты. Как скажешь.

Николай ответил не сразу, о чём-то думал:

– Тогда будем злиться оба.

Любой дорогой пойдёшь, что-то потеряешь.

Никита остановил коня, спешился и пошёл искать место для палатки, а заодно и нужду справить. Облегчившись, он увидел в метрах десяти дальше ровный пятачок, махнул рукой Николаю и, сделав шаг, провалился под землю. Почва ушла из-под ног так внезапно, что Никита не успел понять, что случилось, только вскрикнул. Николай бросился на помощь, но с виду крепкий край образовавшейся ямы рухнул.

Николай упал к ногам сидящего на дне, обсыпанного землёй Никиты и как только смог подняться, первым делом бросился к нему.

– Да, живой я! – ответил Никита на лихорадочное ощупывание Николая.

Сверху вниз на них косился Парень.

Первая мысль – это ловушка. Но кольцо на пальце Никиты молчало, я яма не выглядела выкопанной: какой-то подземный пузырь! Решили, что, если Никита встанет на плечи Николая, то есть вероятность выбраться. Попытка исполнить этот акробатический номер привела к обратному результату: Никита успел только повиснуть на Николае, и земля вновь ушла у них из-под ног. К счастью это оказался не свободный полет, а пологое скольжение, словно по жёлобу. В этот раз они очутились на каменном полу, в каменном мешке из которого не видно ни Парня, ни неба. И без клаустрофобии можно было сойти с ума от темноты, тесноты и мысли о том, что ты похоронен заживо.

– Говори если страшно! – голос Николая звучал как через заложенные уши. Никита не мог выдавить из себя ни слова. – Говори!

– Не ори! – наконец неуверенно ответил Никита.

– Умница! – похвалил Николай. – Касайся меня, чтобы я тебя чувствовал.

На поверхности такой темноты, как под землёй, не бывает, в какой бы изолированной от света комнате вас ни заперли. Под землёй все чувства находятся в состоянии шока, слышно, как по венам течёт кровь, видно, как в мозге проскакивают разноцветные электрические искорки, может быть, так ощущает себя плод в утробе матери.

Каменный мешок оказался длинным, переходящим в узкий лаз. Впереди полз Николай. А как же иначе? Он бы и на пулемёт без раздумья грудью бросился, чтобы прикрыть Никиту. Страх за кого-то, убивающий страх погибнуть самому – это фобия, коррозия психики, а не подвиг. Холодным умом Николай считал самопожертвование глубоким нервным расстройством. Эмоциональная привязанность делает человека слабым, зависимым от загрязнений ума – это правильная мысль. Но в экстремальной ситуации только эмоциональная привязанность может высвободить силу, способную побороть законы реальности, силу, по мощи с которой не сравнится ничто во вселенной – это факт.

Срединный путь между крайностями – путь Будды. Вступить на него просто, да удержаться трудно, особенно, когда ползёшь по каменной щели как в сжимающихся тисках и это тиски смерти. Только неправильная мысль о том, что за твоей спиной человек, который всё, что у тебя есть в жизни, давала Николаю силу раздвигать удушающие каменные объятия матери-земли.

И действительно, лаз стал расширяться, и вопреки опасению вывести в тупик, или в пропасть, вывел в относительно просторную пещеру невысоко от её пола. Выбравшись первым, Николай помог выбраться Никите и обессиленный сел, прислонившись к стене. Казалось, что хуже, чем было, впереди уже не будет.

Только, высвободившись из каменных тисков, Никита почувствовал, какое отчаяние пережил Николай, за которым он полз в полной уверенности в его уверенности.

– Не боись, я тебя в обиду не дам. – успокоил Никита.

В более-менее свободном пространстве темнота подземным пленникам уже была не страшна, они ориентировались в ней наподобие летучих мышей. Будто проснувшись, помогало, и кольцо Никиты, оно начинало свербеть на пальце, отсекая опасные направления.

В пространстве пещер своё время. На поверхности пройдут годы, а вы выйдите молодым, или пройдут минуты, а вы вернётесь глубоким старцем, или не вернётесь вообще, застряв в пространственно-временной ловушке, а вовсе не лабиринте, как думают о жертвах пещер. Иногда заблудившиеся слышат спасателей рядом с собой, но не могут их найти, а спелеологи видят призраки.

Света в конце туннеля не было, свет возник внезапно: шаг вперёд – свет, шаг назад – тьма. С реальным светом такого не бывает. Это иллюзия освещённости, заполняющей небольшой бьём пространства. Не в центре, а вблизи от видимой границы – небольшое озеро. Оно – мираж в каменной пустыне.

В озере оказалась не жидкость, а сверху прозрачный густой голубоватый воздух, который с глубиной становился темнее и темнее, и сливался с общей темнотой. Никита захотел дотронуться до поверхности, а Николай не успел его остановить, но ничего не произошло: рука Никиты прошла сквозь воздух, не вызвав никакого движения озёрной глади.

В помощь ли этот неожиданный, словно голограммный островок света? Вряд ли. Удивительная находка, да и только – жилище света в царстве тьмы. Когда думаешь о спасении, не до причудливости мира. Усталые, измотанные недобровольным подземным путешествием, друзья двинулись дальше, уверенные в том, что больше никогда не увидят загадочное, нереальное озеро, похожее на галлюцинацию, и ничуть не сожалея об этом.

От них и не требовалось усесться на бережку, чтобы предаться размышлениям о сути происходящего. Но вот если бы они проявили капельку терпения и отвлеклись от своего бедственного положения, то стали бы свидетелями ещё одного необъяснимого явления. Под поверхностью озера сначала появились две тени, которые становились все чётче, образовывая сложные, вращающиеся многогранники. Так продолжалось недолго. Многогранники растворились, став Николаем и Никитой, а точнее их отражением-копией. Применительно к событию, слово "отражение" употреблено условно. Законы, создающие отражение, другие и отражение всегда плоское. А под поверхностью стояли как живые, как воспроизведённые объёмным принтером из плоти и крови, Николай и Никита.

Нескоро, ещё очень нескоро им предстоит понять, что значит для них случившееся. Дар небес – и награда, и проклятие одновременно. Теперь у них бездна времени, чтобы в этом разобраться, но пока они об этом не знают.

Насколько случайны случайные события, вероятность которых для одного человека неизбежна, а для другого исчезающе мала? Нет никакой логики в том, что случайность привела Николая и Никиту к, заключённому в Сфере Времён, Зеркалу Меркабы. Но есть закономерность – это могло случиться только с ними.

***

Барский дом стоял на искусственно выравненной площадке, клонящейся к реке – с одной стороны, и совсем невдалеке от леса – с другой стороны. Хотя это ни холм, всё же выглядело так, будто, отделённый от Села небольшим пустырём, не застроенным, но и не засаженном деревьями, дом доминировал над местностью. Он стоял под углом так, что с фасада открывался замечательный вид и на реку, и на поля, а домишки простого люда оказывались несущественно сбоку, и видеть их можно было, только если сильно скосить глаза, да с мезонина, поэтому прямая дорога проходила через Село и резко шла наискось к парадному крыльцу усадьбы. Внутренний открытый двор не прямоугольный: левое и правое крылья дома расходились, как объятия и от этого все строение напоминало круглую, а не квадратную скобку, обращённую к приезжающим, охватывающую большую клумбу не совсем в центре.

Сад находился справа от фасада, тяготел к лесу, но не сливался с ним. Справа же, сразу за домом и по направлению к лесу стояла добротная конюшня, открывающая маленькую деревеньку хозяйственных построек и жилые флигельки, разместившиеся на специально для этого расчищенной значительной лесной площади. Все постройки деревянные. Лишь дом покоился на основательном каменном подклете, но в высоту на два этажа был тоже деревянным.

Вход с парадного крыльца вёл в небольшую прихожую с несколькими дверьми, через одну из которых, причём не спутаешь с прочими подсобными дверьми, не украшенными резьбой, можно было попасть в малую гостиную, анфиладно соединённую с просторной парадной. Из парадной залы пути шли в изрядную столовую, человек на тридцать, в кабинет хозяина, совмещённый с библиотекой, в будуар хозяйки и ещё бог знает, куда и зачем. Этажом выше – небольшие жилые комнаты.

Такой дом мог себе позволить только очень богатый помещик, владеющий душами начиная с 10000. И это была первая неправда. В крепостнические времена дом на этом месте стоял, но совсем не такой: попроще, чтобы не сказать победнее и одноэтажный. Не старинность дома выдавали форточки в жилых комнатах, коих не могло быть при крепостничестве, система отопления и множество других деталей быта, характерных для значительно более позднего от старины времени. Об очевидных современных переделках и говорить не приходится.

Барский дом считался отреставрированным. Но и это лишь формально так. От действительно старого, хотя и не старинного, дома на этом месте остался только фундамент. Когда классовое сознание властей притупилось, перестало оскорбляться памятью о паразитическом помещичестве и дворянстве, в преддверии некой невнятной исторической даты, было решено патриотически восстановить барскую усадьбу и устроить в ней краеведческий музей. Облик дома воссоздали по чудом сохранившимся рисункам крепостного художника. Это чистое враньё! Специалисты, которые действительно понимали, что нужно сделать, только руками развели. Дом "реставрировался", как и вся история Несчастной страны: задним числом, по случаю, исходя из идеологической правильности текущего исторического момента.

Для пущей наглядности мерзопакостности крепостнического произвола на заднем дворе показывали тюрьму, в которую помещик самолично помещал не угодных ему крестьян и мелкий чиновничий люд. С гордостью можно сказать, что теперь, современные денежные и политические бояре, делают это от имени государства с мерзопакостностью и размахом похлеще, чем во времена крепостничества.

Когда маятник времён сшиб с пьедестала классовую политику, местные демократы подвергли осмеянию псевдо барскую усадьбу, а музей, из-за прекращения финансирования, закрылся. Усадьбу купил таинственный нувориш, оформив её на одну из своих компаний. Дом отремонтировали, осовременили в стиле декоративной историчности. Но, то ли новому хозяину игрушка надоела, то ли возникли финансовые проблемы, и усадьба снова оказалась заброшенной.

В пост катастрофическое время дом разграбили. Всё, что можно было сломать, сломали. Удивительно, что не сожгли. Красиво горело бы.

Но жизнь вернётся сюда. Словно прицениваясь, Парень описал круг над понурым домом, прежде чем продолжить свой путь.

На свет божий из подземного мира Николай и Никита, согнувшись в три погибели, выползли к реке почти на уровне воды. Очевидно, что выход, который для них нашёлся теперь, весной, да, и, вероятно, летом, заливает. Когда глаза привыкли к солнечному свету, друзья обнаружили себя под высоким крутым обрывистым берегом в плачевном виде: грязные, взъерошенные, во влажной, скользкой, от местами налипшей подземной плесени, одежде. Карабкаться наверх сил не было. Вдоволь напившись, умыв лица холоднючей водой, причесав друг друга пятерней, пошли у воды по пологому поднимающемуся руслу в сторону идущей на спад крутизны берега.

Морально сил прибавило появление Парня, который, убедившись, что этих двоих палкой не убьёшь, не стал с ними задерживаться, улетел вперёд, и пропал из виду. Снова он обнаружился сидящим у деревянной лестницы в два пролёта, ведущей вглубь берега.

– Сами мы бы не догадались. – пробурчал на Парня Никита и сообщил Николаю: – Он нас не высоко ценит!

Поднявшись по лестнице, друзья оказались у веранды новодельного барского дома. Никита категорически решил, что пришли и, что дальше он, сегодня, по крайней мере, никуда не двинется!

– А где моя Сибилла Машутковна? – Никита строго смотрел на Парня. – Где моя красавица? Ты её бросил!

Парень хлопнул крыльями, как всплеснул руками – ой, ой, виноват! И улетел. С юмором у него плохо, совсем шуток не понимает. А это была горькая шутка.

Потерять поклажу – обидно, потерять свою четвероногую семью – горько! С первого дня в седле, Николай и Никита больше заботились о лошадиных силах, чем о себе. Накормить, напоить, почистить, дать отдохнуть, следить, чтобы не простыли, поговорить с четвероногими друзьями по душам на ночь глядя – это как минимум.

Характеры животных вполне сравнимы с человеческими, а вот когда человека сравнивают с животным – это несправедливо по отношению к животным.

Сибилла-Маша иногда неоправданно нервозна. Лошади часто пугливы. Нервозность Маши проявлялась вдруг, безо всяких в человеческом понимании оснований. Никита за это никогда её не ругал. Он отводил свою красавицу в сторону, потому что разговор не для всех. По возможности не высказывайте своей лошади претензии в присутствие других лошадей. Это грубо. Разве вам по себе, когда вас отчитывают публично? Вот хвалить нужно обязательно и прилюдно, и прилошадно!

Успокоившись, Маша чувствовала свою вину и была благодарна Никите за его доброту и тактичность. Николай, глядя на эту идиллию, не умилялся, он опасался: когда доброта превозмогает разум – это равно злу по недомыслию. К счастью, Никита не был так безнадёжен. За дело Маша и кнут знала, и матюги получала по полной программе. Тот, кто думает, что с лошадьми можно обойтись без кнута, тот обязательно сломает себе шею – не сегодня, так завтра. Справедливо будет уточнить, что это правило верно не только для животных, и, вероятно, даже в меньшей степени – для животных.

Самый проблемный из троицы – Икар-Филя. Ему не нравилось ходить в роли запасного, носить на себе поклажу, и везти Парня. Это усугубляло природную назойливость Фили. Он мог так внезапно дёрнуться в сторону Маши, и тут же снова замереть, что иначе, как шуганием боязливой подружки, это не назовёшь. Он набивался в компанию к Трону-Тохе, когда тот хотел побыть один. Филя требовал внимания к себе.

Чистку всадники начинали каждый со своей лошади, и это очевидно. Филя так не считал. Он дёргался на привязи, бил копытом о землю, или притворялся внезапно захворавшим. Но когда очередь доходила до него, и ухаживали за ним одновременно Николай и Никита, Филя становился смиренным и кротким настолько, что не оставалось сомнения – это смирение паче гордости: смотрите и завидуйте!

Как-то на Никиту нашло педагогическое вдохновение, и он решил по-мужски, но без рукоприкладства поговорить с Филей, в очередной раз не в меру расшалившемуся. Негоже вести себя как первоклашка на перемене, ведь, взрослый уже парень, уже дети в яйцах пищат! И далее в таком духе. Никита был в ударе. Николай не удержался от реплики:

– Когда говоришь, хорошо бы и самому себя слышать.

Никита смотрел удивлённо.

– Всё, что ты ему говоришь, и к тебе относится. – пояснил лошадиному воспитателю Николай.

– А ты, как всегда, всё знаешь! – отмахнулся Никита. – Сам такой!

Трон-Тоха – это серьёзность и основательность. Он сразу понял, что его всадник в их семье – голова! На этом основании и Тоха чувствовал себя главным в лошадиной троице. Машутка не возражала, а вот Филя частенько перечил и тогда Тоха начинал рыть копытом землю в знак того, что недоволен поведением собрата.

Если полгода назад кто-нибудь сказал Никите, что тот будет с тщательностью и максимальной осторожностью мыть лошадиные задницы, да ещё по своей доброй воле, то это стало бы бесспорным доказательством безумия собеседника. А теперь вот моет, чистит, заплетает гривы и хвосты. Лошади тащутся, как наркоманы, когда люди правильно за ними ухаживают. К слову сказать, заботливость хозяев дала и такой результат, что лошади стали выглядеть ухоженней своих всадников.

Где сейчас находятся их любимцы, друзья не знали: где-то недалеко, но в какую сторону? Подземные направления неисповедимы, как пути судеб на земле: где вышел на поверхность, там и вышел, а когда входил, думал, обойдётся, но теперь, что об этом, как и о том, что было, когда тебя словно не было на белом свете, словно в другом измерении находился.

Обследовали несчастный, застрявший вне эпох, разворованный дом. Когда Никита в одном из закутков обнаружил не разломанное большое кресло с сидением-ящиком с крышкой, закрывающей овальную дырку, он не сразу сообразил, что это старинный унитаз. Внизу у ящика дверца, за которой ничего не было, потому что ночной горшок, или правильно "урыльник", утащили. А в целом, конструкцию называли "удобство". При этом в наличии нормальные, современные разбитые туалеты. Ничего не зная о первоначальном назначении дома демонстрировать помещичий быт, Никита решил, что здесь жил забавный извращенец.

Куда Татьяна Ларина, или Наташа Ростова справляли свою нужду во время бала? Этот вопрос всегда занимал Никиту больше, чем любовные приключения литературных героинь. В школе вкус к отеческой истории прививали, в том числе, и экскурсиями как бы в прошлое. Однажды учеников, среди которых был и Никита, привезли в загородный летний дворец какого-то графа. Экскурсовод рассказала, что сюда на балы собирались до трёх сот человек.

– И ни одного туалета! – громогласно констатировал Никита. – Понятно, почему вокруг такой большой парк.

– Почему же... – словно оправдываясь, ответила под детские смешки экскурсовод. – В специальных комнатах стояли ведра...

Договорить женщине не дали: школьники загоготали в полную силу, представив, как писают в ведра, стоящие рядом Евгений Онегин и Пьер Безухов, а как делают то же самое дамы в своих роскошных нарядах, они этого даже представить не могли. А если по большому?

Во французской книге по истории Никита прочитал, что из-за туалетной проблемы, в Версале стояла совсем не романтическая вонь, а Король-Солнце, чуждый гигиене, благоухал, как два потных козла и его любовницы после соития долго смывали с себя специфический королевский запах. Про отечественные дворцы такого не пишут, хотя там наверняка воняло не лучше. Школьно-классическую отечественную литературу Никита не любил за бесполость, за полное отсутствие естественных человеческих отверстий и надобностей, за любовное романтическое вранье, за нечеловеческие нравственные страдания.

Разломав на дрова "удобство", посчитав это незначительным уроном для израненного дома, разожгли костёр во дворе, чтобы подсушить верхнюю одежду и погреться. Пока то, да сё, часа два и пролетело. Этого времени Парню хватило, чтобы привести лошадей.

К невзгодам последнего времени немногочисленные новые обитатели когда-то крепкого, многолюдного Села, привыкли. Человек быстро привыкает к ужасам жизни, какими бы они ни были. Те, кто не в состоянии привыкнуть, погибают. Но удивляться удивительному человек не перестаёт никогда, какая бы удивительная реальность его не окружала: всегда найдётся что-то ещё более удивительное, совсем не обязательно более сложное, или замысловатое.

Вот и шествие по центральной улице Села необычной компании заинтриговало и удивило селян. Тоха, как и полагается командирскому коню, шёл впереди, а на задней луке его седла временно расположился Парень, которому, вероятно, казалось, что он выглядит грозно. Но люди воспринимали его как чудную птицу – помесь вороны с орлом. Далее – разумеется, Филя, хотя в обычной ситуации это совершенно не разумеется, обычно он замыкающий. На этот раз замыкающей была пригорюнившаяся Маша: её не волновали мальчишеские игры в главаря, она переживала, что осталась без Никиты.

Лошадиная стайка брела не сама по себе, а бы куда, она двигалась целенаправленно: уверенную поступь лошадей дополнял зоркий взгляд-компас чудной птицы. Трудно было удержаться от любопытства. Постепенно следом за лошадьми потянулись самые заинтригованные, образовалась кучка любознательных. В целом, всё действие стало напоминать процессию, которая, направлялась в барскую усадьбу: дорога в сторону реки вела только туда.

Увидев лошадей, вышедших на финишную прямую к дому, Никита от восторга, в наплыве чувств по-детски запрыгнул в объятия, совсем не ожидавшего это Николая, так, что тот еле на ногах удержался, и чмокнул его в щёку:

– Ты у меня самый умный Железный дровосек!

Как обычно – что к чему и почему? Но в любом случае, даже если без повода, радость Никиты поднимала настроение, а тут повод знатный – теперь не придётся быт с нуля устраивать.

–Ты кретин! – ответил Николай, удерживая на себе Никиту. – Чуть с ног не сшиб.

Лошади, почувствовав радость хозяев, ускорили шаг. Во дворе усадьбы Тоха и Маша побрели к своим наездникам, а Филя замер в нерешительности. Никита махнул ему рукой:

– Иди сюда, дурак! Я тебя тоже люблю!

Подоспела и, отставшая было, процессия селян. Их набралось человек пятнадцать. Они молча наблюдали радостную картину воссоединения бродячей цирковой труппы. Цирк прибыл! Молва о всадниках с птицей, которых прозвали циркачами, дошла и до Села, но в неё не то что бы не верили, а не задумывались над болтовнёй старателей, которые горазды и приврать, и приукрасить. Циркачам чего только не приписывали! Они и с бандитами на раз плюнуть расправляются, и золотишком богаты, и простым людям помочь не откажутся, но ведут себя замкнуто, ни с кем не общаются, откуда взялись и кто такие – неизвестно. Впрочем, теперь никому ни про кого ничего доподлинно неизвестно – что сочинил о себе, то и прошлое. Поговаривали, что циркачи те самые, что именно они устроили погром в столице крестов, но в это совсем уж не верилось, хотя сходство одного из них с героем, ставшей популярной книжки стихов, считалось бессорным. Да и дружок его органично вписывался в контекст литературных событий. Теперь сельчане воочию могли в этом убедиться.

Никита дружелюбно улыбался, Николай смотрел настороженно.

– Здравствуйте, что ли, гости дорогие! – молчанье нарушила пожилая, с сильной сединой в волосах, женщина.

– И вам того же, господа хорошие! – ответил Никита.

– Надолго ли к нам? – поинтересовалась женщина, выдавая этим вопросом свою обеспокоенность: если верить молве, то появление циркачей – к прощанью с размеренной жизнью.

– Как понравится. – не стал успокаивать женщину Никита, почувствовав в её тоне сомнительную доброжелательность.

– А он глухонемой? – женщина кивнут в сторону Николая, считая его адресатом своих вопросов, а не явно легкомысленного Никиту.

– Нет. – ограничился коротким ответом Николай.

– С вашего позволения, мы займёмся своими делами. – подвёл черту первому знакомству Никита.

Женщину все завали Мать. Поначалу это было просто обращение – мать то, мать это, и постепенно оно стало именем. Прошлые имена и фамилии в новом мире никакого значения не имели, хоть горшком назовись, только смотри, чтобы в печь не сунули, или в рабское хозяйство не продали.