Текст книги "Зачем богу дьявол к 2 (СИ)"

Автор книги: Леонид Январёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Бойцы и волонтёры своеобразно решили проблему трудного выбора: они привели близких, любимых, друзей с пожитками в недостроенный военный городок, от чего он стал похож на цыганский табор.

Арендаторы личной земли Правителей собрались на пустыре, готовые подписаться под чем угодно: сейчас каждый день дорог для будущего урожая, а работа встала.

Старатели, которые обычно громче всех стенали от произвола Правителей, крутили пальцем у виска, показывая сельчанам своё отношение к происходящему: зажрались сельчане, с жиру бесятся, не понимают своими куриными копчёными мозгами, что без Правителей от них тут уже и помину бы не было. Быстро до удивления к хорошему привыкли, раз ценить перестали.

На торговой площади образовалось два очага взаимно исключающей пропаганды. На одной стороне Мать со своими приверженцами, на другой – Кирилл. Но люди пришли не речи слушать, а понять, что делать? Исход бойцов со товарищами напугал: значит, убивать будут!

– Хватит уже терпеть! – взывал к гражданам картинно бородатый мужичок в театрально крестьянской одежде, которую именно из театра старатели и привезли, но сказали, что из старообрядческой деревни, откуда бы ей, правда, взяться в здешних местах? – Блядство, содомия, педофилия, проституция, наркомания! Это лицо Правителей! Мы что, не мужики?! Не позволим больше педику и его подстилке нами командовать!

– Люди, вы ополоумели! – красивый, мощный голос Кирилла не нуждался в особой акустике, чтобы его услышали. – Мы шли сюда втроём. Нас ограбили, хотели пустить на кровь, продать в рабство... Всего не расскажешь. Дошёл я один. Я слышал, что есть село Царёво, в котором люди живут, а не выживают. И я увидел... Я увидел, то что почти не встречалось даже в прошлой жизни. Я увидел среди сельчан счастливые лица. Не может быть, сказал я себе! Я хочу быть членом общества, в котором есть счастливые люди. А что оказалось? Вы готовы убивать своих бойцов, которые обеспечивают порядок, которые проливают за вас кровь. Вы поносите людей, которые не навязывались вам в Правители, помойными словами. Ваши лица искажены мракобесием, злобой и ненавистью.

Сельчане как-то само собой в будничных хлопотах перестали носить оружие: пистолеты, автоматы, винтовки лежали дома, а раньше и до ветра с собой брали. "Раньше" вернулось: митинговая площадь пестрела разномастным оружием. Из-за чего началась драка, неизвестно. Может, из-за старых обид, никакого отношения к митинговым страстям не имеющим. Часто происходит именно так, а потом задним числом подводится идеологическая подоплёка. Личная неприязнь сильнее политического противостояния, иной раз политическое противостояние только из неё и вытекает. Двое дерущихся стали затравкой общей брани с поножовщиной. Закончилось перестрелкой в основном в воздух, но, к сожалению, не только так. Перестрелка в хаосе драки – безумие, или провокация, но без вариантов сигнал, что пора делать ноги. Кто и за что дрался, непонятно, поэтому говорить о двух сторонах стычки можно лишь условно. Неизбежной жертвой конфликта стала торговая площадь. Её разгромили так, что приходило на ум: драка – лишь повод для грабежа.

"Свои" принесли раненых Самуиловичу, "чужие" принципиально лечили сами, хотя он предложил свою помощь. Будь это вчера, не поверил бы, а это сегодня. Когда люди настоящие?

Через несколько часов, уже смеркалось, к КПП лагеря подошла группа человек из двадцати с Кириллом во главе. Их встретил Детина, которому сообщили о приближении народа.

– Правителей зови! – потребовал Кирилл.

Детина глубоко вздохнул, мол, уже бегу, разве не видишь?

– Тогда бумагу давай! Подписывать будем! – уверенно о чём-то своём сказал Кирилл.

Бумага – это серьёзно, явно не в компетенции Детины. Он кивнул рядом стоящему бойцу:

– Доложи!

Боец рванул с места, как на стометровку. Детина не любил, когда бойцы выполняют приказы вразвалочку. Свою команду он бегать не заставлял, но за медлительность мог по уху врезать.

Перед Правителями люди почтительно склонили головы. Это что-то новенькое! Кирилл научил. Уважаешь человека, так не стесняйся, прояви уважение. Это дураку глупость мешает, а он думает, что гордость. Других уважаешь, себя уважаешь.

– Давай те бумагу с вашими правилами, мы под них подписываемся! – объяснил Кирилл.

– Не в подписях дело, в поступках. – ответил Николай.

– А как своих от чужих отличить? – удивился Кирилл. – Ждать, пока нож в спину воткнут?

– Да, нет у нас никакой бумаги. – признался Никита. – Некогда законы писать.

– Понятно... Это другое дело. – согласился Кирилл. – Не хотите быть нашими Правителями и не надо. Даже лучше. Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее. А отличку мы придумаем.

Тяжёлый на формулировки Детина смотрел на Кирилла с обожанием: лучше не скажешь, хоть в камне высекай!

С утра к Правителям примчался Ванюшка и потребовал:

– Идите в Село!

Правители смотрели с тревогой: что там опять?

– Да, нет! Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее. – радостно выпалил Ванюшка.

Веселее некуда! Что ни день, то обхохочешься!

В Селе Правителей ждали: Ванюшке они не откажут. Безумие последних дней вымотало. Хотелось вернуться к привычной жизни, но от неё пшик остался: начали за здравие, кончили за упокой. Бузотёрство одно. Правители тоже хороши – в бутылку полезли! Но правда за ними: каждый хочет, как он дрочит! Правители действительно никому ничего не должны. Идти теперь на поклон – муторно, а не пойти – беда. Предложение Кирилла сначала не поняли: игра слов какая-то! А ведь дело предложил! Так и сказать: мы с вами, а там будь, что будет, хуже, чем без вас, всё равно не будет. Определяться надо, а не из-за угла дубиной махать. Как быть? Снова сход устраивать? И, непременно, с поножовщиной и перестрелкой! Где "беленькие", где "чёрненькие", хрен поймёшь! Дети подсказали: нарисовали на медпункте знак Птицы.

Правители въехали в Село как в галерею одного персонажа: на стенах домов, на заборах нарисованный с разной степенью неумелости Парень! И надписи: "Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее". Парень с удивлением смотрел на заборных уродцев, кого-то ему напоминающих. Ночью в потёмках самодеятельные художники перестарались и с краской, и с размерами. Получилось и весело, и грустно. Отсутствие единого порыва к примирению, говорило об искренности надписей: попадались дома с вывешенными чёрными флагами. Много позднее протестной символике припишут якобы изначально заложенный в ней символизм. На самом деле, чёрная тряпка – самое простое, что нашлось под руками.

Была бы власть, сторонники найдутся – кто за выгоду, кто за страх. За Правителями сила. Чтобы следовать за силой, не нужны убеждения и принципы, достаточно их симулировать. Трудно сказать, сколько прилипал обозначили свою лояльность власти, но они есть всегда и чаще за страх: им, что сильный решил, то и закон, лишь бы под головоломную раздачу не попасть. Для противостояния силе нужно мужество.

Выбросившие чёрный флаг, понимали, что могут быть уничтожены. Николай с уважением отнёсся к их выбору, к тому же, расстрел почти двух сотен человек, среди которых беременные женщины, старики – недостойное бойцов дело. Ничего, помыкаются, сами съедут. Правители объявили смельчакам запретительные цены на ресурсы, отлучили от благ своей поддержки: кто скажет, что это несправедливо? А сельчанам есть над чем задуматься. К примеру, революционно разгромленная торговая площадь, была оборудована и обустроена Правителями. За чей счёт теперь её восстанавливать? Кто платит за освещение центральных улиц, за уборку мусора в местах общих тусовок? Без пяти минут на подходе централизованное водоснабжение, а вместе с ним возвращение к повсеместному электричеству, без которого Село тарахтит прожорливыми, вечно ломающимися генераторами, как огромный трактор. Полевые кухни работают, что тебе бесплатные столовые. В Селе нет голодающих, брошенных на произвол судьбы людей. А кто хотя бы копейку потратил на содержание бойцов и волонтёров? То-то и оно!

В стане чёрнофлажников не у всех спросили, прежде чем флаги вывесить. Неизбежный раскол привёл к развалу общин и формированию новых, зато оставшиеся больше сплотились. Показательно, что набожностью раньше противники Правителей не отличались, и вряд ли её прибавилось, но теперь свой протест выражали выпячиванием религиозной символики. Чтобы строить свою дальнейшую жизнь среди безбожников, они выбрали совет. А вот у антихристов с выборами ничего не получалось: часть сельчан самоустранилась от участия в общественной жизни, активисты не о чём между собой договориться не могли, Правители не вмешивались. Выход предложил всё тот же Кирилл, уже бесспорно вышедший в лидеры: в актовом зале разложили листы, в них каждый, в удобное ему время, безо всяких собраний, впишет имя человека, которому доверяет представлять свои интересы. Список получился не бесконечным, как опасались. Некоторые имена повторялись по многу раз, в числе выдвиженцев были и бойцы. Никита вывел бойцов "за скобки" и доверил им по своему усмотрению выбрать из оставшегося списка Совет. Результат огласили от имени Правителей, и оказалось, что он в целом совпал с общественными ожиданиями.

В дальнейшем будет много экспериментов с выборами органов самоуправления, но неизменным останется принцип – решающее слово за бойцами. Со временем появятся борцы за общее прямое равное избирательное право, но уже сформировавшаяся система не позволит нарушать принцип, заложенный Правителями, запрещающий такое право навсегда. Основными поборниками демократии по образцу погибшей цивилизации станут представители высшего имущего класса в силу имущественного ценза, который лишал богатых и права голоса, и закрывал им путь к назначаемым общественным должностям. Мнение без разбору большинства всегда ошибочно, власть денег всегда преступна.

Выбор Правителей станет сложнейшей и самой ответственной гражданской процедурой сродни выборам Далай-ламы. От идей парламентаризма будут лечить принудительными историческими курсами о прошлом Несчастной страны и ролевыми играми в Государственную Думу. Наказанным это редко поможет, но зрелище парламентского идиотизма поучительно для широкой публики. Принципы Правителей, в частности, запрещающие политические партии, и недемократическая выборность лягут в основу политической системы.

Николай, Никита, Комендант и, теперь лидер большинства, Кирилл обсуждали в штабной палатке новую конфигурацию самоуправления, когда Молчун в сопровождении бойцов ввёл молодого волонтёра, лицо которого блестело от обильного пота, он выглядел обессилевшим, зажмуривался, и лицо его превращалось в маску боли, снова открывал глаза и не верил в происходящее. На стол Молчун положил "пояс шахида":

– Плохо матчасть учил. Взрыватель не разблокировал.

Небольшая на вид кучка серых брусков, вшитых в пояс, безопасных самих по себе, хоть пляши на них, всё же выглядела страшно. Это не самодельная бомба, а новейшая взрывчатка и пояс сшит не в местной мастерской. Кресты! Прочитав маркировку, Николай выразительно посмотрел на Молчуна, тот согласно кивнул головой и пояснил для гражданских:

– От нас бы мокрого места не осталось.

Волонтёр обратил на себя внимание праздным поведением: то куда-то шёл, то, вдруг передумав, шёл обратно. И от него за версту разило его страхом. Волонтёр из новеньких, можно сказать, ещё на карантине. И что бы ему делать в лагере? Проходящий мимо боец окликнул новичка, мол, заблудился что ли? Волонтёр в панике бросился бежать. Бойцы поблизости, перегородили ему дорогу: неадекватно ведёт себя парень. Волонтёр выхватил из кармана какое-то устройство с оборвавшимися от рывка, не рассчитанными на такую длину проводами, и отчаянно жал на него. Получил удар по яйцам. Когда подбежал Молчун, волонтёр корчился на земле.

Немую сцену в палатке прервал Никита. Он подошёл к трясущемуся в ознобе смертнику, встал напротив него и внимательно смотрел. Поведение волонтёра резко изменилось: у него пропал страх, он легко вздохнул, дрожь пропала, взгляд стал невинным, как у младенца. Он поднёс руку к виску и словно крутил настройку радиоприёмника, прислушиваясь к радиостанциям внутри себя.

– Мать! – уверенно сказал Никита.

Смертник схватился за голову и заголосил:

– Достаньте его оттуда! Уберите его! Аллах акбар... Аллах акбар... Шайтан в моей голове!

Упав в молитвенную позу, волонтёр стал биться головой о землю. Получил прикладом автомата по затылку и потерял сознание. Ненадолго пришёл в себя связанный по рукам и ногам в реке с камнем на шее.

Мать ждала на пустыре. Увидев на дороге автомобиль Правителей и машины с бойцами, она поняла, что её план провалился. Обильно полила себя бензином из припасённой канистры, крепко прижала левой рукой к сердцу Библию и чиркнула зажигалкой. Огонь с тихим шуршанием побежал по одежде, бензин начал испарятся и Мать вспыхнула. Прежде боли её охватил ужас, она стала метаться по пустырю, занявшаяся огнём Библия отлетела в сторону. Опрокинутая канистра взорвалась не сразу и взрыв лишь краем достал бегающую кругами Мать, она непроизвольно вдохнула пламенный, обжигающий нутро воздух. С дороги метущийся огненный факел был хорошо виден, колонна остановилась.

Когда Николай с Никитой подошли, отстранив бойцов, которые намеревались образовать вокруг них живой щит, Мать уже тлела, местами. У неё сильно обгорело лицо, спеклись волосы, глубоко почернели и скрючились руки... Для быстрой смерти этого недостаточно. Добивать её не стали. Выставили пост: бойцам приказали стрелять в любого, кто захочет оказать ей помощь.

Ещё только завидев Правителей, наиболее пугливые общинники Матери бросились из своих домов в поле. Тех, кто остались, расстреляли с ходу. Дома и постройки, которые не угрожали пожаром всему Селу, сожгли, предварительно скидав туда трупы.

Николаю доложили, что волонтёр-смертник – член единственной мусульманской общины, которая всегда была тише воды, ниже травы и в смуту отметилась знаком Птицы. Хорош, нечего сказать, союз Креста и Полумесяца! Старший общины сам вышел навстречу Правителям со слезами на глазах и раскрытыми объятиями, но объясниться ему не дали. Вооружённые мужчины во дворе были сметены ураганным огнём, невооружённые общинцы пытались сдаться, но были расстреляны, не взирая на пол и возраст.

Всем чёрнофлажникам приказали немедленно приступить к сборам под наблюдением бойцов и выметаться на все четыре стороны. В том, что ждёт ослушников, сомнения не было.

Жестокость расправы, которую учинили Правители, не удивила. Удивила Мать. Она была очень тяжёлым человеком, но по её добрым делам она святая. Ругалась, материлась, но помогала, тем, кто к ней обращался. И вот что с ней сделала ненависть! Она боролась ни с Правителями, ни с властью за правду и справедливость, ни с Собирателем и Хранителем, она боролась с Николаем и Никитой, которых люто ненавидела. В последнее время это стало так очевидно, что многие от неё отвернулись.

Мать умирала на пустыре часа два. То ли приходя в сознание, то ли бессознательно она вдруг пыталась ползти, затихала, снова пыталась. Наконец, это прекратилось, и она лежала в странной, на боку, но живой позе. Сельчане, которые пришли с ней простится, потому что похоронить её не позволят, невольно оказались зрителями: не посмотреть шли, а как "посмотреть" получилось.

Обозы чёрнофлажников в дороге ограбят. Те, кто выживут, разбредутся по свету, рассказывая об ужасах правления Антихристов. Но слушатели, так и не смогут взять в толк, что ужасного, чего не делается вокруг, совершили Антихристы?

А в правилах Правителей появился новый принцип, запрещающий религиозную институциональность. Церкви, любые религиозные организации, объединения и собрания, религиозные праздники, религиозные книги, соборы, мечети, храмы, монастыри и так далее – всё попало не только под запрет, но и под уничтожение. Особо досталось Исламу, Христианству, Иудаизму. Объявление себя поборником монотеистической религии означало вынесение себе смертного приговора. Да что, объявление! За нательный крест расстреливали на месте.

Даже закоренелый, заслуженный атеист Иваныч, дрогнул от яростного удара по религии:

– Один умный человек сказал... Не помню дословно. Легко быть безумцем, легко быть еретиком. Легче лёгкого поддаться любому из поветрий, но избежать их – истинный подвиг, от которого захватывает дух.

Николай смотрел вопросительно.

– Ты хочешь убить бога? – спросил Иваныч.

– Нет. – ответил Николай. – Как можно убить то, чего нет? Я хочу убить конкретные религии. Человек сам по себе склочное животное, а религия только распаляют вражду между людьми. Не может быть свободным человек, который верит в непорочно зачатого бога искупителя. Он раб божий, человек подпалочный. Его разум либо безнадёжно извращён, либо он глупец.

– Так, ты хочешь освободить людей из божьего рабства! – не скрывая иронии, удивился Иваныч.

– Нет. – усмехнулся Николай. – До такой степени я ещё не обезумел. Я буду уничтожать рабов этих религий, как поганые сорняки, как инфекцию. У религиозного человека мозг физиологически работает иначе, чем, например, у тебя. Поверь на слово специалисту. Религиозный мозг – сломанный мозг, его невозможно починить. Религиозность – тупик разумности. Поэтому другие разумные расы не считают нас ровней.

– Успокоил. – почти серьёзно сказал Иваныч. – Твоё право, твоя власть. Но я не сторонник крайностей. Крайности имеют свойство сходится. Религиозный фанатизм, как и твой фанатизм, как любой фанатизм – это меня одинаково пугает.

– Клин клином вышибают. – возразил Николай.

– Слушаюсь, командир! – закончил, опустившийся на уровень прибауток, разговор Иваныч. Он сказал, Николай услышал. Может, задумается, что религиозность – это фундаментально, её никаким клином не вышибешь и не убьёшь. Уничтожение одного всегда рождение другого. Можно только заменить одну религию на другую. Например, на веру в Собирателя и Хранителя. Скорее всего, тем и кончится. Иваныч не стал бы возражать. А он при них как апостол атеистический. Ещё бы знать, что новое начало, а что начало конца?

Всю свою сознательную жизнь боровшийся с Религией, в отсутствие религии Иваныч почувствовал себя одиноко. Он не находил объяснения этому чувству, оно его пугало необъяснимостью. В известном смысле, неверие в бога – это тоже религия: вера в то, что бога нет. А раз бога нет, то и верить, и не верить не во что. Раньше в контексте крестов, церквей, мечетей и синагог эта казуистика отступала на второй план и не мешала разоблачению поповских нелепостей. Но существовала Высокая Вера, не имеющая ничего общего с суеверностью простого народа, который склонен к хороводам и оргиям, и совсем не склонен к богословию, а поклонение богу – лишь обычай, да свод кажущихся очевидными правил. Закрыв Библию, которую считал нагромождением нелепиц, Иваныч открыл для себя религиозную философию и попал в ловушку интеллекта: порой ему казалось, что он меньший атеист, чем достопочтимые авторы. К слову сказать, церковь своих философов не жалует и не напрасно. Иваныч считал, что в схватке с Религией Николай не прав, что вместе с водой он выплёскивает ребёнка и неизбежно проиграет. Попытался поговорить об этом с Никитой.

– Прямые, непосредственные предки человека – это падальщики, трупоеды, некрофаги и каннибалы в одном флаконе. Так вот они охотились на самом деле. Адамы и Евы... Когда ничего не находилось, съедали соплеменника. Самым большим лакомством считался и считается мозг. Хотя, предпочтения разные: японцам нравилась сырая печень, которую они в живую вырезали у пленных американцев. Таков и бог, раз сотворил нас по своему образу и подобию. Как тебе такая религия? Думаешь, что-то сильно изменилось с тех пор? Ты просто не знаешь. Раса самопожирателей -это название людей у не братьев по разуму. По нашему разуму за братьев нас считать не хотят. – Никита мог сказать и больше, но не стал: хранители знали истинную историю человечества, которая для обидчивого человечества оскорбительней дальше некуда, даже атеист Иваныч не поверит и сочтёт за сумасшедшего. – Человеческая история – история безумия. Человек – демонстрация формулы абсурда, который он пытается осмыслить. Религия... Райский сад! Царство небесное! Ужас!

Оторопевший Иваныч не мог ничего ответить. Он готовился рассказать, объяснить... Такого Никиты Иваныч ещё не видел. А Никита ли это? Его тон, его слова, его неподдельная уверенность... Дальше произошло странное. Слух будто пропал, и слова Никиты звучали в голове Иваныча. Потом это прошло и забылось, и то, что сказал Никита, тоже забылось.

– Ты чувствуешь противоречие. Чувство всегда противоречиво. – продолжил Никита: – Есть противоречие, есть чувство, а на нет и дел нет. Не принимай близко к сердцу. Хочется ему с религией пободаться, пусть бодается.

Никита дал себе слово не пользоваться приёмами хранителей, но Иваныч ему симпатичен, а о религии уже на пулю наговорил. Теперь успокоится. А то выбрал время! Чуть к праотцам-людоедам не отправились, а ему религию жалко.

То, что Мать нашла исполнителя гнусного плана, зная, где искать – это повод сокрушаться, в расследовании он не нуждается. Как армейская взрывчатка попала в Село – тоже не тайна за семью печатями. Видео, которое перехватила Королева, из одного источника. В Селе живёт агент крестов. Вероятно, пояс предназначался для Матери, но её перестали пускать в лагерь. Агент умён, он правильно сыграл на противоречиях сторон. У Матери в последнее время в силу её гиперактивной проповеднической деятельности, было столько контактов с разными людьми, что вычислить врага маловероятно.

– А если... – Николай не знал, как это назвать. – В головах покопаться.

– У всей деревни? – с испугом спросил Никита и твёрдо отказался: – Чаще потом сходят с ума, чем остаются в норме. А я-то уж точно свихнусь. Сколько у людей в голове всякого дерьма... Ужас!

В тоже время, примерно в часе езды от Села и получасе пешком по лесу, в добротно отрытой, по-военному устроенной землянке, пожилой сельчанин в присутствии двух офицеров крестов смотрел со слезами в глазах на монитор видеосвязи.

– Папочка, когда ты меня заберёшь? – молодая девушка молитвенно сложила руки. – Забери, пожалуйста. Сделай, как они просят.

– Я стараюсь, доченька. – объяснял сельчанин. – В этот раз не получилось. Потерпи ещё немного.

***

Владу повезло. Отделался сильным сотрясением мозга и небольшим смещением шейных позвонков. Жёсткий воротник на шею, терапия и постельный режим. С удовлетворением отметив улучшение в состоянии бодрящегося больного, Самуилович, не предполагая на что нарвётся, сказал дежурную фразу:

– До свадьбы заживёт!

– Тогда скоро! – уверенно заявил Витя: – Мы поженимся.

В прошлом ярый противник однополых браков, Самуилович оказался в сложном положении, а если учесть возраст одного из брачующихся – то и вовсе в тупике:

– Витюша, дорогой, а тебе не кажется, что ты торопишься? Дело ответственное. Всё обдумать надо. Николай и Никита и те... ещё свои чувства проверяют.

– Ничего они не проверяют. – не согласился Витя. – Что там проверять? Они помрут друг без друга.

Перспектива скорой женитьбы и Влада застала врасплох, он растерянно моргал.

– А ты что, против? – Витя настороженно смотрел на своего избранника.

– Дай человеку выздороветь! – пришёл на помощь Самуилович. – Ему волноваться нельзя. Это у него от радости. Не приставай, а то доведёшь больного до кровоизлияния...

Витя согласно кивнул головой. Влад хорохорился, но действительно не чувствовал себя хорошо. А Самуилыч смотрел на влюблённого мальчика и думал о своём предубеждении, об обусловленности прошлым. Иные времена, иные песни! В новом мире жизнь может оказаться такой короткой, что нужно торопиться быть счастливым.

Весна подействовала и на две другие пары, а вспышка смуты обострила желание связать себя узами, пока вперёд смерть не разлучила. Детина и Валя, теперь командир отделения снайперов, Пётр и Рыжий пришли к Командирам в избу с необычной просьбой.

– И что вы мнётесь? – спросил непривычно смущённых гостей Никита.

– Да, жениться они пришли, не видно, что ли? – разрядил обстановку Ванюшка. – У нас и Витька жениться хочет...

– Если так... Поздравляем. Рады за вас. – Николай не знал, что ещё обыкновенно говорят по такому случаю.

– Так-то, так... – Пётр набирался духу сказать о том, что сам себе смутно представлял: – Мы просим вас, нас обвенчать!

Николай и Никита переглянулись: как это?

***

Маленькое голограммное солнце над горизонтом не обозначало никакого времени суток. Настоящий, но стерилизованный песок, если его зачерпнуть ладошкой, почти так же утекал сквозь пальцы, как он утекал бы и на Земле. Для большего комфорта жизни и пользы для здоровья, здесь гравитация меньше, она искусственная, регулируемая. Поэтому ласковая морская волна уж очень нежно шурша, накатывает на берег. Море не настоящее – по земным меркам это большущий бассейн. Вода настоящая земная, океанская и тоже стерилизованная. Изредка на глаза попадаются маленькие зелёные паучки, которые очищают песок от микромусора: частицы кожи, слюна, волосы, да, мало ли что ещё могут оставить после себя отдыхающие. Крупный бытовой мусор – бумагу, окурки, остатки пищи, и подобное собирают создания, похожие на маленьких кенгуру. Они, так же, как и паучки – биологические существа роботы. Отличить их от живых можно только по поведению: поймать пучка просто, потому что он не будет убегать, и не будет сопротивляться, если вы его захотите раздавить. В море плавают такие же рыбы водоочистители. На пляже растут карликовые пальмы, выполняющие какую-то свою функцию. И они живые, но мёртвые, души у них нет.

Живая, но неживая природа – это странно. Костя привык чувствовать деревья, воду, землю, всякую живность, даже если и букашку. В искусственном лунном мире это не так, но настоящий лунный грунт живой, как и земля на Земле. У Луны тоже есть Древо Жизни. Оно не биологическое, можно сказать, каменное, или минералогическое. Но поднявшись по нему можно перейти на земное Древо Жизни. Костя два раза втайне от Алексея навещал родные места. Даже отругал Валеру, который затеял уборку в кабинете Аку и чуть не побил флаконы со снадобьями.

– Слушай, иди туда, где ты сейчас. Я сам разберусь. – огрызнулся брат. – Путешественники, блин! А тут пашешь, пашешь...

Мысли Кости прервал молодой симпатичный лунатик, подсев рядом. Они тут все симпатичные. Такое впечатление, что вокруг сплошь победители конкурсов красоты. Подружка лунатика осталась невдалеке и делала вид, что смотрит на море. Костя давно их приметил. Он чувствовал их любопытство.

– Здравствуй! Я, по-вашему, Слава. – представился лунатик.

– А я по-нашему Костя. – ответил Костя.

– Ты такой симпатичный! – с места в карьер рванул Слава и кивнул в сторону подружки: – Не хочешь присоединиться к нам? Ей ты тоже нравишься.

Лунатики – отчасти потомки земных вампиров, но это родство очень-очень далёкое и не прямое. Кровью они не питаются, хотя в сложных обстоятельствах кровь животных может стать основным блюдом их рациона. В некоторых случаях это неизбежно на период акклиматизации в других мирах. Человеческая кровь для лунатиков – сексуальный деликатес. При этом они не убивают, ни в кого не обращают, а жертва – это не жертва, а партнёр по взаимному согласию, и к большому удовольствию для себя, что единственно является проблемой. Секс с лунатиками, как наркотик. Некоторые готовы потом всю свою кровь отдать, а не то, что несколько капель, которыми обычно дело обходится.

– Я не свободен. – ответил Костя соблазнительному кровососу. – А жаль...

– Жаль. – согласился Слава. – Но это необязательно. Пошли с нами, мы тебе всё покажем. Здесь много интересно, сам ты не узнаешь.

Алексей всегда занят, Костя не обижается, но одному скучно. Среди хранителей ровесников нет, а даже если бы и были... Технари, зануды, в духов не верят, Древа Жизни не чувствуют. Сними и поговорить то не о чём! Хорошо, что Алексей среди них, как белая ворона. Потому и Лидер! Только Великий шаман может быть лидером.

Когда новая компания по просьбе Кости отправилась посмотреть на Землю не на купольной проекции, а по-настоящему, с поверхности, Алексей скучал среди множества вопросов, поставленных перед ним Советом, ни на один из которых он не знал ответа. Его лидерство, ошибка? Нет, системная функция. Ответа от него и не ждут. Единственный вопрос, на который Алексей действительно должен будет ответить, вероятно, пока не может быть сформулирован, он разбросан по разным событиям, которым ещё суждено случиться, прежде чем станет ясно – твоё время, Лидер! Предчувствие подсказывало, что, когда это случиться, ему придётся пойти наперекор общему мнению. А пока общее мнение его устраивает, то беспокоиться не о чём. Много текущих проблем? Их всегда полно! Но раньше ему было проще отлынивать, а теперь ни к лицу. Из, кажется, бесконечного перечня тем для всех, помимо того, что достанется по жребию, Алексей оставил за собой Несчастную страну, которая никак не вписывалась в концепцию будущего человечества. Разбросанная между членами Совета текучка объявлялась всем хранителям, и каждый решал сам, к какой задаче подключится. Так формировались группы и команды. Учитывая незаконченные дела, хранители одновременно участвовали в разных группах, но это не мешало, наоборот – способствовало координации усилий. На критические ошибки указывало Пророчество, без которого такая форма самоорганизации обречена на крах.

Личные планы, обеспеченная, комфортная, многосторонне наполненная благами выпавшего им века, жизнь хранителей рухнула в пучину варварства вместе с человечеством. И для воплощённых наступили трудные времена. Не скоро слом эпох станет естественной данностью с вытекающим из этого набором жизненных вариантов и занятий. Так случалось уже не раз. Не всегда удавалось предотвратить пещерное будущее. Человеческие цивилизации нестабильны. Усвоив уроки прошлого, хранители вынесли очаги своих технологий за пределы Земли. Но не все ошибки так легко поправимы. Главная из них – это цепь земных воплощений. Когда-то вынужденная мера оказалась эволюционной ловушкой. Теоретически идеальная для биологического воплощения, генетически гибкая раса лунатиков практически пошла своим путём, хотя и в неразрывном содружестве с хранителями. Её защита от симбионтов не делает исключений. Исключения порождают правила, правила порождают ошибки, ошибки порождают систему защиты от ошибок, которая исключает исключения.

Собрание Совета ещё не закончилось, когда Алексей получил на браслет тревожный личный вызов. "Личным" на Луне мог быть только Костя. Он потерялся. Правила запрещают находиться на поверхности без сопровождения челнока и ещё многое запрещают из того, что проигнорировала весёлая компания.