Текст книги "Энциклопедический словарь истории советской повседневной жизни"

Автор книги: Леонид Беловинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 80 страниц)

ПИРОЖКОВАЯ – небольшое предприятие общественного питания, в ассортименте которого было нескольких видов пирожков (с мясом, капустой, рисом с яйцами, повидлом), бульон и чай. Были довольно немногочисленными.

ПИРОЖНЫЕ И ТОРТЫ – как и другие мучные сладости (печенье, пряники), ввиду постоянных проблем в советском сельском хозяйстве (см. Голод) поступали в торговлю не везде и не всегда. Нормализовалось положение с кон. 1950‐х гг., когда в результате освоения целины, а затем все возраставших закупок зерна за границей удалось обеспечить население хлебом. Разумеется, в деревне и в маленьких городах и поселках простейшие пекарни выпекали несложные в приготовлении хлебобулочные изделия. В провинции наиболее распространенными были вафельные торты и песочное печенье, пригодные для длительного хранения. Но в Москве и Ленинграде имелось значительное разнообразие вполне доступных по цене пирожных и тортов, начиная от «Картошки» и «Сказки». В домашнем хозяйстве при наличии муки хозяйки также нередко выпекали слоеный торт «Наполеон» со сгущенкой или даже с самодельным кремом.

«ПИСАТЕЛЬСКИЙ ПАРОХОД» – пассажирский пароход со 120 советскими писателями во главе с М. Горьким, в августе 1933 г. прошедший по только что открытому Беломоро-Балтийскому каналу, построенному силами заключенных, для ознакомления «инженеров человеческих душ» с успехами строительства и перековки. Результатом стало появление помпезно изданной огромной книги 36 авторов (в т.ч. М. Зощенко, В. Инбер, В. Катаев, В. Шкловский, Л. Никулин, А. Толстой и др.), переполненной восторгами по адресу чекистов и «перековавшихся» уголовников. Остальные 84 ездивших писателя уклонились от участия в книге, но тему успехов воспели в той или иной мере; так, М. Пришвин долгие годы вымучивал из себя детскую (!) повесть «Осударева дорога» с главной героиней – чистой душой и сердцем чекисткой Марьей Моревной, боровшейся с уголовником за судьбу мальчика Зуйка.

ПИСКА – на блатном жаргоне – бритва или остро заточенная с одного края монета, которой резались карманы и сумки в толпе для кражи кошельков; шла в дело и при физической расправе с кем-либо («пописать морду»).

ПИСЬМА ТРУДЯЩИХСЯ – направлявшиеся в руководящие органы, вплоть до главы государства и партии, преимущ. жалобы на снабжение, отсутствие жилья, бюрократическую волокиту и т.п., а также просьбы о решении личных проблем. Как правило, не имели ответа, а пересылались «для рассмотрения» к тем же, на кого и поступала жалоба. Довольно тщательно регистрировались, группировались и анализировались теми, кому это было положено (напр., органами госбезопасности) для принятия, по возможности, каких-либо решений для изменения ситуации. Имели место и оптимистические письма с рассказами о достижениях, а также письма поздравительные, со славословиями в адрес «вождя» (прежде всего И. Сталина) и т.п. либо с осуждением чего-либо или кого-либо (напр., Б. Пастернака, А. Солженицына), чаще всего инспирированные партийными органами. Такие письма (впрочем, иногда и критические, с жалобами более общего порядка) нередко публиковались в прессе или озвучивались на радио.

ПИТАНИЕ – В СССР в связи с постоянным дефицитом продовольствия и растянувшимся на десятилетия несоответствием цен и зарплат, питание большинства населения было неудовлетворительным. К тому же оно было поставлено на классовую основу. Уже в 1918 г. введен классовый принцип распределения продуктов (см. Паек). В 1930 г. в Москве прекращен отпуск обедов и завтраков в столовых «нетрудовому населению»: требовалось предъявлять профсоюзные билеты или расчетные книжки. Этот принцип усилился в связи с введением закрытой торговли (см.) и введением карточной системы (различались карточки «рабочие», «служащие» и «иждивенческие»). Далее для сравнения приведено среднее годовое потребление продуктов питания на душу населения в 1913 г., а также в более благополучные (в сравнении с годами Гражданской и Великой Отечественной войн) 1923–24 и 1952 гг.; понятно, что во время войн и голода цифры были совсем иными. Мука, макароны и крупы: 200, 223 и 190 кг соответственно; картофель: 75, 149 и 190 кг; молоко и молочные продукты: 154, 160 и 159 кг; мясо и сало: 27, 19 и 24 кг; рыба: 6, 3,2 и 7,3 кг; сахар: 8,1, 3,0 и 16,2 кг; яйца куриные: 48, 33 и 69 шт. Следует иметь в виду, что приводятся средние цифры, т.е. в них учтено и потребление высокооплачиваемыми и хорошо снабжавшимися лицами, в т.ч. партийно-советской номенклатурой. Так, хлеба в семьях рабочих Москвы на 1 члена в 1925 г. потреблялось 190 кг в год, в 1940 г. – 242 кг, в 1952 г. – 217 кг; картофеля соответственно 101, 85 и 114 кг, молока – 46, 38 и 63 л, мяса – 48, 41 и 51 кг, рыбы – 11,5, 9,6 и 13 кг, сахара – 13,7, 27,7 и 31,1 кг, яиц куриных – 96,86 и 99 шт. В семьях крестьян в 1925, 1940 и 1952–53 гг. соответственно: хлеба 298, 257 и 250 кг, круп и бобовых – 24, 14 и 9 кг, картофеля – 159, 165 и 278 кг, молока и молочных продуктов – 142, 160 и 181 кг, мяса – 12, 17 и 17 кг, сахара 0,9, 3,2 и 6,8 кг, яиц куриных – 32, 52 и 75 шт. Т.о., рост потребления продуктов питания был незначительным, преимущ. за счет менее калорийных и более дешевых продуктов; исключение составляет только значительный рост потребления сахара в связи с развитием сахарной промышленности, в дореволюционный период довольно слабой. Потребление в рабочих семьях даже в Москве было значительно ниже, чем в среднем по стране, а крестьянство питалось хуже рабочих, и к 50-м гг. имело место уменьшение потребления покупных продуктов: картофель, молоко и яйца производились в приусадебных хозяйствах. Следует также иметь в виду, что физический труд требует обильного и «плотного» питания. О низком качестве питания более убедительно свидетельствуют цифры необходимого физиологического уровня (в кг в год на душу населения в среднем) и характер их удовлетворения в весьма благополучные годы (1960, 1965, 1970 и 1975) в процентном отношении: мясо – 82 кг, 49, 50, 59 и 75% соответственно; молоко – 405 кг, 59, 62, 76 и 78%; яйца куриные – 292 шт., 40, 43, 55 и 74%; рыба – 18,2 кг, 54, 69, 85 и 92%; сахар – 40 кг, 70, 86, 97 и 102%; картофель – 97 кг, 147, 146, 134 и 124%; овощи и бахчевые – 146 кг, 48, 49, 56 и 60%; фрукты и ягоды – 113 кг, 20, 25, 31 и 33%; хлеб – 110 кг, 149, 142, 136 и 129%. Т.о., в рационе резко преобладали низкокалорийные дешевые продукты питания – хлеб и картофель, и наблюдался значительный «недобор» по более ценным для физиологии человека продуктам.

Длительный дефицит продовольствия и плохое питание, особенно в отдельные периоды, вели к тому, что полных людей десятилетиями было мало; на излишне полного, толстого человека смотрели, как на аномалию. Примерно до сер. 1950‐х гг. вернувшийся из дома отдыха или санатория человек хвалился тем, на сколько килограммов он поправился, а детей, уезжавших на отдых в пионерский лагерь или в детский санаторий, взвешивали в начале смены и в конце, фиксируя прибавку в весе. В дальнейшем, когда в количественном отношении питание улучшилось, проблема прибавки в весе сменилась проблемой похудания: сравнительно высокое потребление мучных продуктов и картофеля вело к очень характерному для 60–80‐х гг. избыточному весу людей, особенно женщин, и одной из популярнейших тем разговоров среди образованных горожанок стали разные рецепты диет; но одновременно столь же популярной темой разговоров в этом кругу стали кулинарные рецепты.

Питание городского населения в зоне немецкой оккупации во время Великой Отечественной войны было случайным: зарегистрировавшиеся на бирже труда и обладавшие карточками нерегулярно получали хлеб, реже другие продукты, дополняя это разного рода заработками, выменивая и покупая продукты у крестьян; отсюда чрезвычайно высокая смертность от голода и его последствий. В зоне румынской оккупации питание было намного лучше, иногда превышая то, что советские люди имели до войны. Крайне недостаточным, приведшим к массовой гибели людей от голода было питание советских военнопленных (см. Плен); в сборных лагерях прифронтовой зоны в 1941–42 гг. оно составляло 300–700 калорий в сутки, в шталагах с 1942 г. калорийность увеличилась с 1000–1300 калорий до 2040 калорий для неработающих и 2200 калорий для работающих пленных. Недельная выдача хлеба «длительного хранения» (из суррогатов, включая опилки) для неработающих пленных составляла 1500 гр, для работающих – 2250 гр, мяса (конина, только для работающих) – 200 гр, жиров – 110 и 130 гр, круп – по 150 гр, сахара (сахарина) – 150 и 225 гр, мармелада – по 175 гр, картофеля – 2500 и 3000 гр (с 1942 г. – от 5000 до 8500 гр), кольраби или брюквы – 8250 гр. (с 1942 г.) и т.д. Формально размер недельного снабжения советских военнопленных по основным параметрам совпадал с выдачами по карточкам неработающему немецкому населению, составляя 75% рациона солдат Вермахта, и по большинству продуктов был ниже содержания несоветских военнопленных. Однако следует иметь в виду, что обслуга кухонь и полицаи из тех же военнопленных в лагерях ели «от пуза», обворовывая товарищей по несчастью, до которых доходило далеко не все, что декларировалось; немцы из охраны и администрации лагерей у пленных не воровали. Фактически в шталагах питание составляли 400 гр хлеба, эрзац-кофе утром, баланда из брюквы или мелкого, зачастую нечищеного картофеля дважды в день.

Впрочем, в советских лагерях в эти годы питание было не намного лучше. Л. Берия в секретной докладной записке в Совмин СССР в июле 1949 г. сообщал, что во время войны средняя калорийность суточного пайка заключенных была снижена с 3378 калорий до 2660 калорий, а основная масса заключенных пользовалась пайком, содержащим не более 2300 калорий; предлагалось довести паек до 2998 калорий.

ПИШБАРЫШНЯ – в разговорной речи периода революции, Гражданской войны и первых лет после нее – машинистка, работающая на пишущей машинке.

ПИШУЩАЯ МАШИНКА – механическое средство воспроизведения текста на бумаге, при использовании копировальной бумаги – в нескольких экземплярах. Машинки были довольно широко распространены к нач. ХХ в., особенно в учреждениях. Это были изделия исключительно дореволюционных систем: «Ундервуд», «Ремингтон» (см. Ремингтонистка), «Олимпия» и др. Ввиду долговечности эти довольно массивные «сооружения» плавно перешли в советский период. Собственное производство машинок в СССР началось в послевоенное время – в основном системы «Москва», довольно ненадежной, так что предпочитались машинки зарубежного производства; наиболее популярна была «Эрика» из ГДР. В 1970‐х гг. в учреждениях механические машинки стали вытесняться электрическими, требовавшими меньших усилий в работе. Власти с подозрением относились к распространению машинок, как потенциальному средству производства антисоветских произведений, особенно в кон. 20‐х – 30‐х гг. (время борьбы с оппозицией) и в кон. 60‐х – 80‐х гг. (время развития диссидентстского движения). При покупке новой машинки ее полагалось регистрировать, оставляя образчик шрифта; на праздничные и выходные дни, когда в учреждениях было пусто, машинки полагалось сдавать в опечатывавшуюся комнату. Разумеется, в силу особенностей национального характера все это соблюдалось плохо. А специфика советской повседневности выражалась в дефиците красящей ленты для машинок, а иной раз и писчей бумаги подобающего формата, особенно в провинции. Широкое распространение машинок привело к появлению масштаба оценки труда пишущих людей – авторскому листу в 40 тыс. печатных знаков, включая пробелы между словами.

ПЛАКАТЫ – В СССР с его огромной пропагандистской машиной искусство плаката было чрезвычайно развито, и их расклейка на улицах и в общественных помещениях была характерным явлением всего периода существования режима. Огромное распространение плакаты получили уже в Гражданскую войну и в 1920‐е гг., когда выдвинулся ряд ярких графиков, напр. В. Дени, Д. Моор («Ты записался добровольцем?») и др. В это время основная масса плакатов, преимущ. выполненных в стиле кубизма, появляется в «Окнах РОСТа» (Российского телеграфного агентства) при активном участии В. Маяковского, выполнявшего рисунки и подписи к ним. Отдельные удачи (напр., «Родина-мать зовет» И. Тоидзе, «Воин Красной Армии, спаси!» В. Корецкого) имели место и во время Великой Отечественной войны; в этот период наиболее известными были плакаты-карикатуры группы художников, известной как Кукрыниксы, и плакаты Б. Ефимова. Аналогом «Окон РОСТа» во время войны были «Окна ТАСС». Однако в массе это были довольно аляповатые поделки с грубым рисунком, а в 60–80‐х гг. плакат превратился в назойливое и бессодержательное яркое пятно, когда воспроизводились в обобщенно-абстрактной форме наиболее распространенные лозунги («Народ и партия едины!», «Слава труду!», «Верной дорогой идете, товарищи!» и т.п.

Плакаты заняли видное место в советской повседневности. Их в большом количестве размещали не только на улицах и в общественных зданиях (учреждениях, клубах и домах культуры, казармах, общежитиях, вузах, школах и пр.). В социальных низах – в избах колхозников, бараках и т.п. – их, как яркое пятно, использовали для украшения бедных жилых интерьеров, и в деревне, в «красному углу» часто можно было встретить еще в нач. 50‐х гг. плакат с изображением коровы или свиноматки-рекордистки, прославленного жеребца или быка-производителя, либо с призывом отдать голоса за кандидата единого блока коммунистов и беспартийных.

Аналогичным образом в период оккупации плакаты с политическим содержанием, прославлением Гитлера, призывавшие ехать на работы в Германию и пр., распространяли немцы.

ПЛАН – 1. Основной закон советского производства, предполагавший выполнение в определенные сроки определенных работ в определенных объемах. Введение «научно-обоснованных» планов (для их разработки существовали бесчисленные плановые организации, от Госплана СССР и до планово-экономических отделов заводов и цехов; существовал и НИИ конъюнктуры и спроса при Госплане) имело целью преодоление стихийности рыночного капиталистического хозяйства и облегчение учета и контроля, которые В. Ленин считал основой социализма. Фактически же во всех отраслях промышленности и на всех уровнях, до общегосударственного, царила совершенно неуправляемая стихия. Во-первых, по профессиональному выражению экономистов, на местах нередко устанавливались «среднепотолочные» задания и такими же были отчеты по выполнению планов. Во-вторых, поскольку социалистическое хозяйство непременно должно было последовательно развиваться от года к году, план следующего года устанавливался «от достигнутого», т.е. если в истекшем году план был выполнен (на бумаге, для получения премий и т.д.) на 101,2%, то на следующий год эта цифра принималась за 100%. В-третьих, не было никакой научной методики составления планов. Так, при определении количества, напр., телевизоров или холодильников, которые следовало выпустить в следующем году или в следующей пятилетке, плановики исходили из того, что в каждой семье имеется один холодильник и один телевизор; разумеется, в отдельных семьях их было по два, но были и семьи, не имевшие по разным причинам того или иного прибора, так что бралась средняя цифра. Далее из Центрального статистического управления (ЦСУ) получались цифры наличного населения и перспектив его роста и, исходя из них, производственникам «спускалось» плановое задание. В-четвертых, поскольку производство сложных изделий кооперировалось, а тот или иной поставщик комплектующих деталей и узлов по тем или иным причинам нарушал сроки поставок или срывал поставки вообще, имела место постоянная неритмичность производства, штурмовщина в конце отчетного периода, а затем и корректировка планов. В-пятых, плановое производство постоянно нарушалось другой догмой советского производства: соцсоревнованием на всех уровнях, вплоть до общегосударственного: лозунги первых пятилеток «Пятилетку – в 4 года!» – яркое тому свидетельство.

Все это существенно влияло на быт и психологию людей. Перевыполнение планов, в т.ч. в ходе соцсоревнования, достигалось обычно за счет перегрузки оборудования, нарушения технологий (т.е. снижения качества продукции) и аккордных и сверхурочных работ, особенно в конце отчетного периода, с последующим предоставлением отгулов; руководящие работники с ненормированным рабочим днем оказывались дома только поздно вечером. Памятуя о необходимости выполнять и перевыполнять план «любой ценой», люди приучались изворачиваться и хитрить, изыскивая все новые возможности приписок. А результатом становились всеобщие нигилизм и циническое отношение к труду. 2. На блатном жаргоне – анаша, разновидность наркотика, спрессованная пыльца конопли.

ПЛАНЕРИЗМ – вид спорта, заключающийся в полетах на дальность на легких безмоторных летательных средствах, повторяющих форму самолета – планерах; включал также конструирование и постройку планеров собственными средствами. Был чрезвычайно популярен в СССР в кон. 1920‐х – 30‐х гг. и всячески пропагандировался как доступная форма подготовки летчиков и боевое высадочное средство десантов в грядущей войне. В февр. 1935 г. газета «На страже» сообщила: 138 416 чел. умеют летать на планерах. В марте 1936 г. ЦК комсомола и Осоавиахим приняли постановление «О массовом планерном спорте». В системе Осоавиахима имелось большое количество клубов планеристов. Проводились соревнования планеристов, в т.ч. Всесоюзные в Коктебеле в Крыму, впоследствии даже получившем название Планерское. С создания планеров и занятий планеризмом начали свой путь многие известные летчики и авиаконструкторы, напр. А. Туполев. В 60–80‐х гг. интерес к планеризму стал угасать, в т.ч. в связи с появлением нового средства парения в воздухе – дельтапланов.

ПЛАНЕРКА – летучка, краткое производственное совещание в начале рабочего дня руководящего состава цеха, предприятия и т.п. для выяснения состояния текущих дел и указания на самые неотложные работы.

ПЛАНШЕТ – небольшая плоская кожаная сумка с несколькими отделениями, в т.ч. с закрытым прозрачным целлулоидом отделением для карты, с гнездами для карандашей, компаса, курвиметра и пр., на длинном тонком ремешке для ношения через плечо. Планшетами снабжались командиры воинских частей, а также летчики для ношения оперативных карт и необходимых документов. Планшеты и более объемистые командирские полевые сумки пользовались огромной популярностью у школьников, заменяя массивные портфели, ранцы и сумки. В 1930–50‐х гг. планшеты также иногда демонстративно носили сержанты, старшины и гражданские служащие невысокого ранга, чтобы придать себе в глазах прохожих, особенно девушек, больший вес.

ПЛАТА ЗА ПРОЕЗД – колебалась в разное время от 1 тыс. руб. (в нач. 1920‐х гг.) до 3 (трамвай), 4 (троллейбус) и 5 (автобус и метро) коп. в 60–80‐х гг. До кон. 50‐х гг. плата взималась «за посадку» и за каждую остановку (в метро она была фиксированной, для поездки любой продолжительности), что требовало наличия кондуктора и расчета суммы. Затем был введен единый тариф, вне зависимости от количества остановок, а кондукторов сменили «кассы доверия», куда пассажиры опускали деньги и отрывали билеты. Вводились и специальные жетоны, приобретавшиеся пассажирами заранее, а также компостеры, в которых «пробивались» опять-таки заранее купленные талоны. Однако во всех случаях существовало огромное количество зайцев, борьбу с которыми вели контролеры.

ПЛАТА ЗА УЧЕБУ – Хотя изначально в Стране Советов было декларировано всеобщее бесплатное образование, постановлением правительства от 11 ноября 1922 г. в городах и поселках городского типа была временно введена дифференцированная плата за учебу в школе и в вузах, а правила приема в вузы 1923 г. содержали список лиц, принимавшихся на бесплатные места, так что выходцы из бывших «эксплуататорских классов» должны были оплачивать учебу в повышенном размере; плата составляла от 25 до 300 руб. в год. Плата была отменена в школе разных ступеней в 1925 и 1927 гг. 26 октября 1940 г. введена плата за обучение детей в старших классах средней школы и в вузах, преимущ. в связи с политикой широкой подготовки трудовых резервов в канун грядущей войны, чтобы закрыть путь к законченному среднему и высшему образованию части молодых людей. В 8‐х, 9‐х и 10‐х классах в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик платили по 200 руб. в год, в остальных городах – по 150 руб. За обучение в институтах соответственно платили по 400 и 300 руб. Если учесть, что чернорабочий на заводе получал менее 300 руб. в месяц (только в нач. 60‐х гг. минимальная зарплата была повышена до 37–42 руб.), плата уже была достаточно ощутима. Отменена она была в 1956 г. 7-классное незаконченное среднее образование оставалось бесплатным.

ПЛАТОК – женский головной убор, до революции почти исключительно крестьянок, мещанок, фабрично-заводских работниц. Довольно большой, квадратный, тканый или вязаный, шерстяной, кашемировый, шелковый или хлопчатобумажный набивной, цветной, с ярким, обычно цветочным орнаментом, нередко с бахромой по кромкам. В советское время такие платки стали распространенной принадлежностью (в основном в холодное время года) женщин на всех социокультурных уровнях. Повязывались разными способами: узлом под подбородком, со свисающими концами, оборачивая голову и перебрасывая концы за плечи, завязывая сзади на шее и т.д. В моде были ажурные белые вязаные платки из козьей шерсти (нередко назывались оренбургскими, хотя такие платки вязали кустарным способом и в других местностях), тонкие кашемировые и набивные т.наз. павлово-посадкие платки. Из набивных кашемировых павлово-посадских платков модницы иногда шили яркие платья. То же, что шаль.

ПЛАТФОРМА – очень толстая подошва мужской и женской обуви, практически без выделения каблука, из микропористой резины, вошедшая в моду на рубеже 1950–60‐х гг.

ПЛЕН. – Пребывание в немецком плену во время Великой Отечественной войны оказалось для советских людей едва ли не большим испытанием, чем заключение в советских лагерях. Основным показателем стал чрезвычайно высокий уровень смертности (хотя во время войны и в советских лагерях состав заключенных сменялся за 2 мес.). Массовая гибель советских военнопленных в немецком плену связана с тремя факторами. Во-первых, нацистская верхушка рассматривала войну с СССР как войну двух политических систем на уничтожение, а советских людей считало проникнутыми идеями большевизма, а потому враждебными европейской цивилизации и подлежащими частично уничтожению, частично же превращению в примитивную рабочую силу. Кроме того, гитлеровское руководство в ряде секретных документов ставило целью превращение европейской части России в сырьевой и сельскохозяйственный придаток Великой Германии с ограниченно-необходимым количеством населения. Поэтому командованию Вермахта запрещалось рассматривать советских военнопленных наравне с военнопленными из других стран. Преступления против советских военнопленных и мирного населения изначально не подлежали военному суду и находились в компетенции непосредственных командиров; только с февр. 1942 г. беспричинное убийство советского военнопленного наказывалось двумя неделями ареста на гауптвахте. «Приказ о комиссарах» (правда, отмененный в июне 1942 г.) требовал не брать в плен политработников, уничтожая их на поле боя наравне с евреями, а специальные айнзацкоманды в лагерях военнопленных должны были выискивать укрывающихся политработников и евреев и уничтожать их. Во-вторых, СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 г. о военнопленных и отказался от услуг Международного Красного креста и перечисления средств на содержание своих попавших в плен военнослужащих, считая их изменниками Родины; т.о., собственным правительством советские военнопленные были поставлены вне действия международных положений (см. Военнопленные). В-третьих, пленение таких масс людей просто не предполагалось, и Вермахт, в чьем ведении были военнопленные (с осени 1944 г. они перешли в ведение СС), не обладал кадровым составом для их конвоирования и охраны в лагерях, материальными средствами для обустройства временных сборных лагерей, транспортом для перевозки пленных, необходимыми продовольствием и медикаментами. Дело дошло до того, что 25 июля 1941 г. был издан приказ (отмененный 13 окт.) об освобождении из плена прибалтов, украинцев и белорусов. Было освобождено 318 770 чел., преимущ. украинцев (277 761 чел.). С наступлением зимы некоторую часть пленных – танкистов, шоферов, механиков – немецкие воинские части не отправляли в лагеря, а зачисляли у себя на довольствие в качестве хиви – добровольных помощников: они умели разогревать на морозе моторы открытым огнем, что не получалось у непривычных немцев. В дальнейшем количество хиви увеличилось и за счет других категорий пленных. Примечательно, что, учитывая опыт 1941–42 гг. и готовясь весной 1943 г. к операции «Цитадель» (Курская битва), немецкое командование заранее заготовила лагеря для 1 млн военнопленных.

Как и любая воюющая страна, немцы засыпали противника листовками с призывом сдаваться в плен, обещая там чуть ли не райские условия. Эти листовки-пропуска, как правило, содержали в примитивной форме призвы убивать политработников («Бей жида-политрука – морда просит кирпича»), карикатуры на Сталина, Кагановича, комиссаров, прогнозы близкой победы Германии и т.п. Хранение таких листовок красноармейцами особые отделы и Смерш рассматривали как преступное намерение сдаться в плен.

На самом деле плен отнюдь не был раем. Пленные массово умирали от голода, дизентерии и сыпняка. Лечили их оказавшиеся в лагерях советские военные врачи, не имевшие лекарств. Да от сыпного и брюшного тифа лекарств сначала не имелось и у немцев, поскольку в Германии его эпидемий не было. Начальник генерального штаба германских сухопутных сил Ф. Гальдер, посетивший в ноябре 1941 г. тифозный лагерь советских военнопленных в Молодечно, записал в служебном дневнике: «20 000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа и нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление». Одной из наиболее трагичных была ситуация в Минском (Белоруссия была районом катастрофического разгрома РККА и наиболее массового пленения советских воинов) сборном лагере, который представлял собой просто огромное поле, ограниченное с одной стороны рекой, а с другой – рядом автомобилей с пулеметами, по ночам освещавших границы лагеря фарами. Пленные пили мутную воду из реки, а кормили их, выдавая раз в день по селедке или по горсти необмолоченного овса.

Из временных сборных прифронтовых лагерей пленные перемещались в транзитные пересыльные лагеря (см. Дулаг) на более или менее длительный срок. При этом условия перевозки были причиной массовой гибели пленных; так, известны случаи перевозки полураздетых пленных зимой на открытых платформах, когда в живых оставались единицы, уцелевшие под грудами трупов. Пересыльные лагеря были относительно оборудованы для содержания определенного количества пленных. Однако содержание там было чрезвычайно скудным, хотя режим и не был суровым, и большая доля смертности пленных от голода, холода и эпидемий, а также «фильтрации», выявления комиссаров и евреев, приходилась именно на эти лагеря. Выживших отправляли в стационарные шталаги. Здесь уже имелись помещения для размещения контингента с двух и трехъярусными нарами для сна, налаживалось регулярное, хотя и полуголодное, питание, выдавалась обувь (обычно деревянные сабо) и одежда в виде перекрашенного обмундирования армий оккупированных европейских стран. Офицерский состав помещался в офлаги, с более приличным содержанием. Свои лагеря были у Люфтваффе, для летчиков, и у Кригсмарине – для моряков. Первоначально советских пленных во избежание коммунистической пропаганды было запрещено размещать на территории Германии; так, на Украине в 1941–42 гг. было создано 180 стационарных лагерей военнопленных. Но по мере того как, вследствие тотальных мобилизаций, возрастала нужда в рабочих руках, советские военнопленные оказывались и в германских лагерях, работая на шахтах, заводах и в сельском хозяйстве. Значительная часть советских военнопленных была зачислена в военно-строительную организацию Тодта и оставалась на оккупированной территории, занимаясь расчисткой, ремонтом и строительством дорог и полевых укреплений. Режим содержания в лагерях Тодта был мягче, и имелась возможность подкормиться в деревнях возле местного населения.

Обычно шталаги были интернациональными: в них, наряду с советскими пленными, содержали французов, англичан, американцев, сербов, позже – итальянцев и пр. Однако европейские пленные жили в отгороженных колючей проволокой особых зонах, не привлекались к работам (кроме итальянцев, к которым, как предателям, после выхода Италии из войны, отношение было враждебным), содержались согласно международным конвенциям о военнопленных и получали посылки через Международный Красный крест. Особенно льготным было положение англичан и американцев, по отношению к которым запрещались насилие и грубость. Американцы регулярно получали с родины обмундирование, в их зонах были созданы даже условия для занятий спортом. Так что не случайно немецкая охрана выражала недовольство по поводу того, что снабжение пленных было лучше, чем охранявших их солдат, а смертность английских и американских пленных в немецких лагерях составляла около 5%, тогда как среди советских – около 60%.

Никогда не отличавшаяся благосостоянием Германия в тисках блокады сама страдала от нехватки продовольствия; население питалось по карточкам, широко использовались эрзацпродукты, и даже солдаты на фронте не всегда были сыты. Германская администрация выделяла на содержание огромной массы советских пленных ничтожные средства, питание в лагерях было скудным, а иногда и вовсе прекращалось по разным причинам, следствием чего были крайнее истощение пленных и случаи массовой голодной смерти. Советских военнопленных, чтобы компенсировать расходы на их содержание, использовали на различных тяжелых работах – в каменоломнях, шахтах, на погрузочно-разгрузочных работах, расчистке завалов от бомбежек, строительстве дорог и пр., а в лучшем случае за небольшую плату отдавали немецким крестьянам в качестве сельскохозяйственных рабочих (эти работы были легче, питание и проживание нередко лучше, а режим не столь строгий, как в лагере); этого не знали военнопленные из других стран, кроме поляков.