Текст книги "Принц из ниоткуда. Книга 2"

Автор книги: Леонид Андронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Глава 22.

Мы перешли в гостиную. Я сел на диван. Профессор устроился в кремле, а Ларвик взял стул и сел перед нами. Он зачитал следующий стих:

 
Шаг первый был сделан пророком
И праведник шаг повторяет
Открыта к бессмертью дорога
Лишь избранный дом свой узнает
Ведёт его вверх сила Света
И к горному храму приводит
Душа его жаждет ответа
Но разум ответ не находит
Восславьте чистые воды…
Рождайте чистые мысли…
 

Я сдвинул брови:

– Вы только что говорили, что йориниты тогда не строили храмов. Вому озадаченно посмотрел в текст.

– Странно. На более позднюю вставку не похоже.

– Может быть, имеется в виду небесный храм? – предположил Ларвик.

– Тут чётко написано «горный». Удивительно. В целом этот стих написан в духе того времени. Тема следования за пророком была ещё актуальна. Но непонятно, откуда взялся здесь храм. Хотя…

– Что? – спросил я.

– Вы думаете о том же, о чём и я? – улыбнулся Ларвик. Вому поднял на него глаза:

– Отрывок про восьмиконечную звезду?

– Да.

– О чём вы? – не понял я.

– Под огненной горой… – напомнил Ларвик.

– А, – протянул я.

– Третий стих как раз о ней, – сказал профессор. Я нашёл это место.

– Здесь просто описывается какая-то гора.

– Не какая-то, а определённая. Особая гора, которая ждала очистительной силы. Может быть, именно эту гору нам и надо найти.

– А если это совпадение? – спросил я.

– Может быть и совпадение. Но мы обратили на это совпадение внимание.

– Понятно.

– Я продолжу? – спросил Ларвик.

– Да, – кивнул профессор. – Не будем буксовать.

 
Он правой ногой попирает
Засовы подземного мира
Уста его изрекают
Ученье сынов Агадира
Под доброй рукой земледельца
Земля распахнёт свою силу
Откроет богатства Владельцу
Луч света пробьётся в могилу
Открыта дверь в логово тайны
Земля помогает пробиться
Спасительной силе пророка
В ходы неприступной гробницы
 

– Мне ничего не понятно, – честно признался я.

– Мне не понятен образ земледельца, – сказал Ларвик. – Образ земледельца довольно архаичный образ даже для того времени.

– Метафора, Ларвик, – Вому поднял указательный палец. – Вы сами говорили об этом. Здесь нельзя всё понимать буквально. И нужно текст воспринимать цельно, хоть мы и разбираем его частями, нужно помнить, что это единое произведение. Здесь действительно есть какой-то ключ. Поймём, о каком храме, о какой гробнице идёт речь, тогда будет понятен и этот образ.

– И где её искать, – усмехнулся я.

– Интересно, почему тайна обитает в логове? – профессор погладил подбородок. – У этой строки какой-то негативный смысл, вы не находите? И о какой тайне идёт речь?

– У меня пока нет вариантов, – ответил Ларвик.

– У меня тоже, – сказал я.

– Продолжайте, Ларвик, посмотрим, что там дальше, – сказал профессор. .

 
Как Солнце по небосклону
Плывёт в недоступные дали
Душа ускользает из дома
Душа попрощается с вами
Хрустальные слёзы роняет
Любой, кого знал ты когда-то
Душа твоя там исчезает,
Откуда не будет возврата
Восславьте чистые воды…
Рождайте чистые мысли…
 

– Я сейчас заплачу, – сказал я. Профессор молчал, наконец, он сказал.

– В моём понимании именно так и должен звучать плач по усопшему. Всё просто и понятно.

– Действительно, здесь вообще не за что зацепиться, – улыбнулся Ларвик.

– Продолжим, – сказал Вому.

 
Твой путь приведёт неизбежно
К Воротам Благого Сознанья
Но будет вокруг мрак кромешный
И в этом твоё испытанье
Знай, Истина – лучшее благо
С ней тьма, словно днём озарится
Свет даст повелитель светила
Свет выявит странные лица
Но вера хранит и ведёт
И вот ты у огненных вод
 

– Может, сразу и восьмой стих прочитать? – спросил Ларвик, – здесь явная связь.

– Нет, погодите, – остановил его профессор. – Не надо торопиться. Здесь говорится о начале испытаний, которые начнутся у Ворот Благого Сознания. Мериголд был прав нам не обойтись без богослова. Мы многого просто можем не знать.

– Во многих религиях умершие проходят испытания в загробном мире, – сказал Ларвик. – Правда мне не ясно в чём состоит испытание. Испытание тьмой?

– Может быть, это опять какой-то образ? «С ней тьма словно днём озарится», – процитировал Вому. – Не понятно. Как Истина помогает победить тьму?

– Это ребус, Арчибальд, – усмехнулся Ларвик. – Самый настоящий ребус.

– В этих строках определённо заключён какой-то смысл, – говорил сам себе Вому. – Но какой? Что за лица выявит свет?

– Вопросов больше, чем ответов, – усмехнулся я.

– Продолжайте, Ларвик.

 
Восславьте чистые воды
Пред чашей Смерти и Жизни
Ты наг, как ты наг от природы
И девственны все твои мысли
В священной воде мирозданья
Пройдёт только праведник чистый
Лишь станет горячим дыханье
И будут движения быстры
А грешник, как в огненной лаве
В тех водах тотчас испарится
Душа его в жидком металле
Немедленно в них растворится
Восславьте чистые воды…
Рождайте чистые мысли…
 

– Мне нечего сказать, – молвил профессор. – Я расписываюсь в собственном бессилии. Кроме того, что нам нужен специалист религиовед. Никаких заключений я сделать не могу.

– Тогда давайте не будем себя больше мучить, – обрадовался я.

– Так ведь осталось-то совсем немного. Мы почти всё разобрали, – сказал Ларвик. Я вздохнул.

– Что-то не так? – спросил профессор.

– Я уже говорил. Я сижу и просто не понимаю, о чём вы говорите. Вы что-то обсуждаете, спорите, а я сижу и тупо смотрю на вас. Они переглянулись.

– Лео, спокойно, – энергично проговорил профессор. – Даже нам в тексте не всё понятно. Но мы уже пытались вам показать, что этот текст действительно не так прост, как кажется. Его ещё изучать и изучать. И далеко не сразу нам удастся понять, о чём он. Но, как мне кажется, потерпеть стоит.

– Вы думаете?

– Я уверен.

– Я боюсь, что мы потеряем время впустую. Вому развёл руками.

– Риск определённо есть. Но пока это первая стоящая зацепка. Почему бы нам не попытаться?

– Наверное, вы правы, – вздохнул я.

– Тогда продолжаем, – он кивнул Ларвику. – Читайте, Ларвик. И сразу до конца.

– Слишком длинный отрывок получится, – возразил тот. Вому глянул в текст.

– Да, пожалуй. Тогда сначала девятый стих.

– Хорошо.

 
Пройди вдоль дороги небесной
Приблизься к небесной границе
Спаситель склоняет колена
Средь звёзд его путь осветится
Сомнения хлынут потоком
Средь залов семи испытаний
Ты не был рождённым пророком
Но ты преисполнился знаний
Видений не бойся своих
Они убивают иных,
Но то – отраженье сознания
И образов только твоих
 

– Вот как? – проговорил профессор.

– Что? – не понял я.

– Ничего. Так, мысли в слух. Продолжайте, Ларвик.

 
Черёд для других испытаний
В минуту затменья настанет
Пред ликом твоим дух астральный,
Двойник твой внезапно предстанет
Нет в мире суровей судьи
Все мысли и думы твои
Возложит на чашу весов он
С конца до начала пути
И вновь очистительный свет
Видения, ужасы, бред
Пока не пройдёшь эти залы
Не сможешь найти ты ответ
 

– У, – протянул Вому. – Давайте сразу одиннадцатый стих.

 
Распахнуты двери двойные
Врата к бесконечному свету
Путь, коим проходят святые
Приводит к пьянящему ветру
Подхватит бушующий ветер
И бросит твой дух опьянённый
В средину пугающей бездны,
Дыханием звёзд опалённой.
Почти Господина ветров
Одним из бесценных даров
Путь станет намного короче
К основе вселенских основ
 

– М-да, – Вому запустил пальцы в свою густую шевелюру. – Что ни строчка, то сюрприз.

– Мы мало знаем об этом обряде, и нам, правда, не помешало бы взглянуть на эти строки с точки зрения религиоведения, – сказал Ларвик.

– Да тут нужен теолог! Нам же нужно понять значение этих образов. Мы сейчас рассуждаем так же, как все те, кто изучал этот обряд ранее. А нам нужно смотреть на эти строки иначе.

– Но как? – спросил я.

– Не знаю, Лео. Думаю, настанет момент, когда нам будет ясна каждая строчка. Но это будет тогда, когда мы найдём ключ к этой молитве.

– Я именно об этом и говорил, – торжествующе улыбнулся Хьюм.

– Здесь явно описывается какое-то место. Ларвик прав. Именно место, – размышлял вслух Вому. – И нам нужно найти его. Гору, опять таки гору! Он посмотрел на нас.

– Всё, останавливаемся. Нужно переварить это.

– Согласен, – поддержал я.

– Ой, – спохватился Ларвик. – Который час? Я так увлёкся, что забыл об одной вещи.

– Восемь, – сказал Вому.

– Всё, я побежал.

– Возьмите мою машину, – предложил Вому.

– Спасибо, я так, – он стал торопливо собираться.

– Давайте, я вас провожу, – профессор поднялся.

– До свидания, Ларвик, – попрощался я.

– До свидания, советник, – он пожал мне руку. Они вышли.

Глава 23.

Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Было неловко. Я напросился переночевать к профессору, которого видел до этого всего пару раз в жизни. Правда, у меня совершенно не было выбора, но разве это оправдание? Господи!ррррррррррррррррррп Никому я не нужен. Везде лишний! Всем только мешаю. Ни пользы от меня, ни помощи. Все тяготятся мной. Даже здесь, у Вому, какой от меня прок, если я не могу ни одной ценной мысли высказать?

– Вы чем-то расстроены? – Вому вернулся.

– Нет. Всё в порядке. Просто неудобно вас стеснять. Я напросился к вам, даже не спросив о ваших планах. Он сел рядом.

– И что вас смущает?

– Мы едва знаем друг друга.

– Ну, я не девушка. Ничего страшного.

– Знаете, – усмехнулся я, – если бы вы были девушкой, я бы так не беспокоился. Он по-доброму улыбнулся.

– Действительно?

– Простите. Я глупо пошутил, – я отвёл взгляд.

– Перестаньте, – он похлопал меня по руке. – Не надо ни в чём сомневаться.

– Спасибо, проф.

– Так как до сна ещё далеко, предлагаю вам: а) светскую беседу б) предоставить вас самому себе в) помочь мне.

– Помочь? Он кивнул.

– С радостью. Что нужно сделать?

– Я уже давно планирую прибраться на своём рабочем столе. Один я точно не справлюсь, а доверить домработнице не могу. Я оживился.

– К трудовому подвигу готов!

– Тогда пойдёмте.

Когда мы зашли в кабинет, профессор ещё раз критически оглядел мой костюм. Я совсем забыл, что выгляжу неважно.

– Я вот думаю, – сказал он, – стоит вам доверять грязную работу или нет. Я посмотрел на свои брюки.

– Всё равно их уже ничего не спасёт.

– Тем не менее, – покачал головой профессор. – Пойду-ка я схожу за фартуками. А о костюме не беспокойтесь, выстираем.

– А он успеет высохнуть до завтра? – встревожено спросил я.

– Не сомневайтесь, – отозвался он откуда-то издалека. Через минуту он вернулся с двумя фартуками.

– Одевайте, – он протянул мне один.

– Спасибо. Мы облачились в боевую одежду уборщиц.

– Итак, вам Лео поручается пылесосить, – он вытащил портативный пылесос, размером с фонарик и вручил его мне. – Я буду указывать объект, вы – удалять пыль.

– Слушаюсь. Он сделал шаг к столу, заваленному бумагами.

– М-да, – он поскрёб подбородок. – Стыдоба! Принимаю высших сановников в такой обстановке.

– Стоит ли беспокоится, когда сановники в мятых брюках? – ответил я.

– Значит, приведём и то, и другое в порядок. – Он поднял бумагу со стола. – Так, что это? В корзину! Он достал из-под стола мусорную корзину и водрузил её на стол.

– А мне что делать? – спросил я. Он оглядел комнату.

– Пройдитесь пока по книжным полкам.

– Хорошо. Как включается этот аппарат?

– Там есть кнопка и регулятор мощности.

– Я её уже нажал.

– Тогда пылесосьте.

– Но он молчит. Вому прислушался.

– Работает. Я поднёс его к уху. Волосы затянуло в отверстие. Я закричал.

– Осторожнее, – предупредил профессор.

Я неодобрительно посмотрел на пылесос. Вому рассмеялся и скомкал очередную бумажку. Я стал тщательно водить пылесосом по корешкам книг. В это время профессор перебирал бумаги у себя на столе, постоянно что-то бормоча себе под нос.

– Лео, – вдруг позвал он.

– Что? – вздрогнул я.

– Будьте любезны, поставьте этот том на четвёртую полку сверху. Только сначала пройдите по нему пылесосом. Она тут лежит месяца два уже. Благодарю вас. Я усмехнулся и взял книгу.

– Поразительная вещь! – воскликнул профессор. – Эту бумагу я искал две недели назад, перерыл весь дом… – он спрятал её в ящик стола.

– Творческий беспорядок, – заметил я.

– Что в голове, то и нас столе, – отозвался он.

Я вспомнил стол в своём кабинете. Идеальный порядок, ни одной бумажки. Даже приятно стало, что я чем-то лучше уважаемого учёного.

Профессор продолжал рыться на своём столе. Я хотел его спросить. Но он опередил меня:

– Говорите, Лео. Я смущённо улыбнулся.

– Вы знаете, я всё не могу забыть наш первый разговор.

– У пруда в городском парке? Я кивнул.

– Представляете, сейчас, я с лёгкостью отношусь к тому, что было, – сказал он. – Тогда же я был раздавлен. Вы, Лео, дали мне надежду. Я снова почувствовал себя человеком.

– Громкие слова, – улыбнулся я.

– Ни в коем случае! Так и есть. Вы вернули мне кафедру, любимую работу, а теперь ещё втянули в такую грандиозную аферу. Поверьте, я очень ценю это.

– Только что-то у нас наше великое дело никак не делается, – мой пылесос застрял между книгами и полкой. Я стал вытаскивать его оттуда.

– Великие дела быстро не делаются. Я повернулся к нему.

– Вы думаете, у нас есть шансы?

– Конечно! Хоть нас не много, но состав команды может только радовать. Мне очень приятно было познакомиться с Мериголдом. Он оказался очень вдумчивым человеком и серьёзным учёным. Я прочитал пару его статей. Ваша рекомендация оказалась блестящей.

– Спасибо, профессор. Значит можно надеяться? Он рассмеялся.

– Мы давно в пути, а вы всё спрашиваете, пойдём ли.

– Даже так?

– Светлая голова Ларвика не даёт нам стоять на месте. Я специально не ограничиваю его исканий. Хотя он иногда так думает. Он ещё не находится в плену иллюзий, как мы – представители старшего поколения.

– А вы зашорены?

– Ещё как! У нас уже сформированы взгляды, вкусы. Мы стали ярыми приверженцами тех или иных идей, теорий. Мы уже воспринимаем жизнь как набор определённых констант. А Ларвик ещё совсем молод, его ничего не сдерживает. Я ему по-хорошему завидую.

– Интересно, я такой же? – задумался я.

– Вам сложнее всего, – ответил Вому. – Вы находитесь в том возрасте, когда мечты юности одна за другой засыхают и отваливаются. Вам многое становится понятным, вы мудреете. Это тяжёлый период, я знаю. Вы черствеете, становитесь жёстким. У вас уже остаётся не множество, а одна-две цели. Всё это называется взрослением.

Я молчал. Да, наверное, часть того, что перечислил профессор, со мной уже случилось. Только я не думал об этом.

– Я опечалил вас? – спросил Вому.

– Нет. Просто я над этим раньше не задумывался. Теперь я понял, как важно как можно дольше ощущать себя ребёнком. Он довольно улыбнулся.

– Скорее важно понимать, что в какой-то мере мы на протяжении всей жизни остаёмся детьми. Всё время поддерживать детское восприятие вряд ли удастся, жизнь неминуемо расставит все точки над i.

– Но я не хочу быть как все!

– И отлично! Раз вы это уже понимаете, то у вас всё получится.

– Вы уверены? Он кивнул.

– Уверен. Нужно только оставаться самим собой, только и всего.

– Знаете, мне почему-то все об этом твердят, – сказал я.

– Значит, это самое главное на этот момент в вашей жизни, – с лёгкостью заключил он.

– Думаете?

– Решайте сами. Следите за тем, что происходит вокруг, и думайте.

– Хорошо, я попробую.

Он углубился в бумаги, дав мне возможность подумать над этим. Поначалу я с сожалением думал о том, что рано или поздно придётся подчиниться установкам жизни. Вдруг мне показалось, что тогда от меня уйдёт та беззаботность, с которой я жил прежде. Что я перестану радоваться жизни, а буду только думать, как разгрести тот ворох забот, который навалится на меня и с каждым днём будет всё увеличиваться. Глупо, конечно. Я загрустил. Впервые в жизни я подумал о старости. О неизбежном увядании. Почему-то мне явственно представилось, как она выглядывает из-за череды серых будней, в которые может превратиться моя жизнь, стань я таким. А ведь сколько людей живут так. Быт постепенно обволакивает всю жизнь, не остаётся никакого просвета. Конечно, некоторые находят отдушину в работе. Но у скольких это не получается? А если ещё и в семье не всё хорошо. Да, хоть удавись! Вот уж, правда, задача всей жизни, как оставаться самим собой!

Иначе, годы пролетят с быстротой пули, а потом старость. Я представил Лиру в шестьдесят. А потом в семьдесят. Вот мы идём рука об руку по парку. Уставшие, молчаливые. Каждый думает о своём. Смотрит под ноги. Нас всех ждёт это? Лучшие часы, сидение на скамейке и воспоминания о молодости? Хочу ли я этого?

– Профессор, – я неожиданно для себя обратился к нему. – Что вы думаете о старости?

– О старости? – он задумался. – Наверное, только, что буду больше работать.

– Вот как? – удивился я. – Почему?

– Я наверняка буду бояться, что не успею сделать в жизни то, что задумал. Поэтому буду больше трудиться.

– То есть…вы не будете думать, что будете дряхлым, неповоротливым? Он сдвинул брови.

– Наверное, мне будет просто некогда об этом подумать.

– Вы серьёзно?

– Отчасти, да. Вас пугает мысль о старости? – его лицо просветлело.

– Ну, как и всех, наверное.

– Не судите обо всех по себе. Что вас пугает?

– Я не могу объяснить.

– Наверняка, когда вы думаете о ней, вы представляете какие-то образы.

– В общем, да.

– Каким вы себя представляете?

– Дряхлым, уставшим. Ну, я же не буду таким подвижным.

– Ха! Уверяю вас, вы до конца своих дней будете энергичным. Если энергия есть, она никуда не денется.

– Тогда, может быть, некрасивым.

– Некрасивым? – удивился он. – А почему?

– Не знаю. Морщины никого не красят.

– Перестаньте! Посмотрите на меня. Я обладаю уже не одним десятком. И лет, и морщин, – он рассмеялся. – И что? Я ужасен?

– Нет…

– Да я прекраснее всех на свете! Я улыбнулся.

– Не верите? А это так. На самом деле! Мир таков, каким мы его себе представляем. И мы сами такие же. Я прекрасен, потому что я так о себе думаю. И окружающие это подтверждают.

– Как? Делают вам комплименты?

– Иногда делают.

– Может, они вам льстят? Он расхохотался.

– Какой вы смешной, право! Иногда это выражается в совсем других вещах.

– Тогда объясните, как.

– А чему вы поверите? О, вижу, – он улыбнулся. – Последней моей жене было 25 лет.

– Это пятьдесят?

– Нет, по земному 25 лет. Я изумился.

– Ваша студентка. Он поморщился.

– Изгоняйте стереотипы из своего мышления. Ни в коем случае! Мы познакомились на улице. Ого! – азартно воскликнул он. – По вашему лицу можно всё прочитать!

– Серьёзно? – я испугался.

– Да-да! Вы думаете, что только уродина или совсем глупенькая девочка может на меня польститься.

– Нет, я так не думал, – стал отбиваться я.

– Думали, думали!

– Что, это было не так? – уязвлено спросил я.

– Вон её фотография.

Я поднял глаза. Гм! И что они находят в таких старых мужчинах? Неужели только деньги?

– Она преуспевающая актриса, – ответил с улыбкой Вому. Я повернулся к нему. Он сиял от удовольствия.

– Вы тоже читаете мысли?

– Нет. Просто у вас на лице всё написано. Поверьте, я не издеваюсь над вами. Просто я хотел доказать вам, что даёт подобное мироощущение.

– И давно вы расстались?

– Год назад. Решили сделать перерыв.

– Не разводились?

– А мы и не женились. Церковь не разрешает больше трёх браков. Я остолбенел.

– Вы хотите сказать, что она была четвёртая? Он с сожалением посмотрел на меня.

– Не понимаю я вас.

– То есть? – не понял я.

– Мне просто не очень нравятся подобные вопросы. Она была шестой, если вам угодно. «И что все были такими как она?» – моё самолюбие было попрано.

– У вас, Лео, неправильное к этому отношение, – серьёзно заметил он. – Это не спорт. Такое количество женщин говорит только о том, что я далёк от совершенства. Любить стольких невозможно.

– Да?

– Да, – твёрдо ответил он. – Вот эту книгу тоже поставьте на четвёртую полку. Я повиновался.

– Если возвратиться к нашей теме, – продолжил Вому, – старость это не период деградации человека. Этот тот возраст, когда мысль опережает плоть. К этому моменту человек должен настолько хорошо понимать мир, чтобы намного больше расширить своё мыслительное поле. К этому моменту он уже должен чётко сознавать, что тело, не больше, чем оболочка и, соответственно, не бояться смерти, а готовиться к ней.

– Готовиться? Он кивнул.

– Готовиться к переходу на новый этап.

– Вы не шутите?

– Какие уж тут шутки!

– Ну, не знаю. Вы хотите сказать, что вы не боитесь смерти?

– Я, Лео, только что пытался донести до вас несколько иную мысль, – с сожалением ответил он.

– Я понял.

– Я вот не уверен.

– Да нет, вроде вы довольно ясно это выразили. Мысль-то не новая.

– Мысль-то не новая, вот только мало кто серьёзно ей озаботился. Если до сих пор звучат подобные вопросы.

– О том, боитесь ли вы смерти?

– Да. Конечно, – сказал он после небольшой паузы, – я, возможно, боюсь внезапной смерти. Но я жажду естественной.

– Жаждете?

– Да. Но я хочу быть готов к ней.

– Брр! Если бы вы были приверженцем какого-либо культа, я бы не удивился. Но слышать подобное из уст профессора…

– А разве я не человек?

– Вот до чего мы договорились!

– А как вы хотели? – прищурился он. – Если начинаешь размышлять о своём месте в мире. Неминуемо приходишь к этому. Лео, вы часть вселенной, а вселенная вечна! Следовательно, и вы тоже.

– Но когда я умру, от меня ничего не останется!

– Не вы, а ваше тело.

– И что останется, душа?

– Да, душа.

– Но где она? Кто доказал, что она существует?

– А нужно ли доказывать? Гораздо проще почувствовать.

– Как?

– Хм, – он посмотрел на меня. – Она здесь. – Он приложил руку к середине груди. – Неужели, вы никогда её не чувствовали?

– Нет.

– Просто вы не обращали внимания. Я насупился.

– Наверное, я просто в это не верю.

– Значит, ещё не время.

– Хотите сказать, что рано или поздно к этому приходят все?

– Нет, не все, – он покачал головой. – Все меня вообще не интересуют. Те, кому это нужно, рано или поздно поймут. А большинство, конечно, нет. Не всем это дано, видимо.

– Вы философ, Арчибальд, – сказал я.

– Я выбрал себе такую профессию, – ответил он. – Историю невозможно изучать без анализа, размышлений. Ведь, по большому счёту, человек, который изучает давно ушедшие времена, ищет ответы на происходящее в собственной жизни в настоящем. А раз он ищет ответы, значит, он размышляет. О себе, о мире, о сути вещей, об устройстве Вселенной. И так далее.

– Но, как мне кажется, это свойственно любой науке. Не только истории, – возразил я.

– Безусловно! Просто каждый выбирает свой путь.

– А почему вы выбрали именно историю?

– Сначала хотел найти аналогии. Понять, почему происходят те или иные вещи в мире. А потом из принципа.

– Из принципа?

– Да. Мне стало обидно за эту науку. Ведь из всех наук история самая несчастная. Каждое поколение людей насилует её. Знаете, почему я увлёкся именно древней историей? Потому что она в меньшей степени является объектом чьих-либо интересов. Поэтому изучать историю древних можно беспристрастно и судить более-менее объективно. Хотя парадокс состоит в том, что историку очень сложно убрать наслоения лжи и отыскать действительные факты, о том, что происходило в тот или иной период. А ещё больший парадокс заключается в том, что человечество, по большому счёту, не знает, что было, не знает, что будет и не имеет представления, что в действительности происходит сейчас. Я опустил глаза.

– Да, верно. Но это так угнетает.

– Ещё как, Лео! Мне кажется, именно поэтому многие люди, которые увлекаются историей, изучают её, чтобы иметь возможность перенести себя в давние времена, которые отсюда кажутся намного лучше и чище нынешних.

– Своеобразный параллельный мир, – улыбнулся я.

– Скорее виртуальная реальность, – сказал он. – Человеку всегда было свойственно перемещать себя в иную реальность. Вот, с историками всё так же. Ничем мы от других людей не отличаемся, – улыбнулся он.

– Но ведь это иллюзия. Тогда наверняка было ничем не лучше, чем сейчас.

– Но человеку нравятся иллюзии. Поэтому то во все времена существовал миф о золотом веке. Хотя, естественно, в древности войны были ничуть не менее жестокие, и бедность не меньше, чем сейчас, и люди не более благородные, чем мы.

– Ничего не меняется?

– В человеческих отношениях, нет, – твёрдо ответил он. – Они неизменны. В этом аспекте у человечества прогресса никакого. К сожалению. Мы помолчали.

– Ну, вот, вроде всё, – он окинул взглядом поверхность стола, на котором стопками были разложены книги и бумаги. – Вы закончили?

– С этим, да.

– Вот и чудненько. Снимайте фартук.