Текст книги "Водоворот"

Автор книги: Ларри Бонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 61 страниц)

– Так точно, господин министр. – Правой ногой Мюллер погладил атташе-кейс, который принес с собой. При мысли о том, что содержится в чемоданчике, у него перехватило дух. – И конечно же, мы получили уникальные разведданные – из тайника в Гавамбе.

Форстер внимательнее посмотрел на своего начальника военной разведки. Управление военной разведки, УВР, отвечало за сбор стратегических разведданных, в том числе информации об африканских повстанческих движениях, строящих козни против ЮАР. В прошлом перестановки в правительстве привели к тому, что многие функции кабинета оказались сконцентрированными в руках министра правопорядка, и с тех пор он привык полагаться на расчетливый и холодный профессионализм Эрика Мюллера. Но сейчас выражение лица этого человека напоминало кота, перед которым поставили невероятных размеров тарелку со сливками.

– Продолжайте.

– Вы видели список документов, переснятых людьми Беккера?

Форстер кивнул. Читая отчет УВР, он лишь пробежал глазами занимающее целую страницу перечисление списков личного состава боевых групп АНК, их вооружения, паролей и тому подобного. Ничто в нем не привлекло тогда его внимания, не показалось ему особенно важным.

Мюллер положил свой атташе-кейс на стол и открыл его.

– В этот перечень вошло не все, что мы обнаружили там. Некоторые документы я позволил себе выделить в отдельное досье. – Он протянул Форстеру пачку документов. – Здесь речь идет о предстоящей операции АНК под кодовым названием «Нарушенный договор».

Он молча смотрел, как Форстер перелистывает бумаги, с интересом наблюдая, как постепенно лицо министра темнеет от гнева.

– Черт побери, Мюллер! Эти чертовы ублюдки наглеют на глазах! – Мозолистые руки Форстера напряглись, комкая документы. Он поднял тяжелый взгляд на подчиненного. – Неужели воплощение этого чудовищного замысла действительно возможно?

Мюллер медленно кивнул.

– По-моему, да, господин министр. Особенно если мы не предпримем дополнительных мер безопасности. На самом деле это вполне реальный план. – В его голосе звучало чуть ли не восхищение.

Форстер помрачнел.

– А какие меры принимаются, чтобы его сорвать? – Он указал на бумаги, лежащие перед ним.

– Никаких, господин министр… пока.

Форстер еще сильнее нахмурился.

– Объяснитесь, господин Мюллер. Почему вы не придаете должного значения столь серьезной угрозе нынешнему правительству?

Бледно-голубые глаза Мюллера неподвижно глядели на шефа.

– Господин министр, я полагаю, что по данному делу принимать решение лучше всего вам. Мне кажется, оно может служить целому ряду политических целей. Я подумал, что вы захотите лично информировать президента о наличии подобного плана. В конце концов, что может более наглядно продемонстрировать бессмысленность попыток вести переговоры с врагом?

Медленно, едва заметно хмурое выражение лица сменилось еще одной тонкогубой улыбкой.

– Понимаю, да-да, теперь понимаю.

Мюллер абсолютно прав. Большинство его коллег по кабинету, казалось, были серьезно намерены говорильней сбить нынешнюю волну расовых волнений. Слова! Какой идиотизм! Форстер знал, что черные уважают только один язык – язык силы. Кнут и пулю. И это единственный путь для истинных африканеров сохранить свою baasskap,власть над небелым населением ЮАР. А как иначе могут четыре с половиной миллиона белых избежать порабощения двадцатью четырьмя миллионами тех, кем они сейчас управляют? Слишком многие в Претории и Кейптауне забыли эти цифры в своем недостойном стремлении к «умеренности».

Правильно сказал Мюллер: пора им об этом напомнить.

Форстер внимательно изучал своего подчиненного: соображает он хорошо, вот только раздражает его самонадеянность. Верно сказано в Писании: гордыня открывает уши нашептываниям сатаны. Хорошо бы немного его окоротить, задать ему перца. Так, для острастки. Чтоб знал, кто в доме хозяин.

Он принялся разглаживать помятые листы, с силой нажимая на них.

– Вы умны, Мюллер. Но надеюсь, у вас все же хватит ума не использовать это в своих целях?

Мюллер похолодел.

– Так точно, господин министр. Я предан… предан вам и нашему делу!

Улыбка Форстера стала шире, хотя так и не коснулась его глаз.

– Конечно, я никогда в этом не сомневался. – Он свернул план операции «Нарушенный договор» и убрал его в стол. – Хейманс назначил экстренную встречу кабинета в Кейптауне, чтобы обсудить текущие вопросы внешней политики. Возможно, я прихвачу с собой этот принесенный вами маленький сувенир, чтобы задать верный тон завтрашней дискуссии. А пока, Мюллер, я хотел бы, чтобы это дело осталось сугубо между нами. Вы меня поняли?

Мюллер кивнул.

– У вас единственный отпечатанный экземпляр, господин министр. Негативы я запер у себя в сейфе.

– Кто-нибудь еще их видел?

– Только техник, проявлявший пленку, но я уже взял с него подписку о неразглашении. – Мюллер поднял красиво очерченную бровь. – Я уверен, господин министр, ему можно доверять. Он один из наших «друзей».

Форстер хорошо знал, что Мюллер подразумевает под словом «друг». Речь шла об «Африканер Вирстандбевихэн», Африканерском движении сопротивления. АДС [6]6
  АДС (Африканерское движение сопротивления) – политическое движение военизированного характера, похожее на Ку-Клукс-Клан или минитменов в Америке. Его политическая философия основывается на превосходстве белых и использовании насилия для поддержания власти белого меньшинства.


[Закрыть]существовало для того, чтобы обеспечивать в ЮАР неизменное господство такой системы, при которой власть принадлежит только белым, причем исключительно бурам. Всенародно известные лидеры этой организации устраивали демонстрации вооруженных фанатиков и имели военизированный отряд коричневых под названием «Брандваг», что в переводе с африкаанс [7]7
  Африкаанс – один из двух государственных языков ЮАР наряду с английским. Возник на основе голландского языка с заимствованиями из французского и немецкого. Он также включает слова из малайского и малагасийского языков, на которых говорили завезенные сюда рабы.


[Закрыть]означало «Часовой». В их проповедях сочетались воинственный национализм и звериная ненависть к тем, кого они считали опасными «отщепенцами»: к черным, индийцам, цветным, евреям и даже белым англо-саксонского происхождения. И хотя правящая Националистическая партия официально запретила АДС как ультраправую экстремистскую организацию, количество членов ее неуклонно росло. Каждый шаг Националистической партии в сторону политической и расовой умеренности вызывал новый прилив сторонников в АДС.

Но мало кто знал, что в рамках АДС существует своя, гораздо более зловещая организация, члены которой были внедрены в южноафриканскую политическую и военную элиту. Эти люди не посещали митингов АДС и не выставляли свои кандидатуры на выборах, но все разделяли ее доктрину богоданного, управляемого белыми государства. Большинство из них одновременно являлись членами Националистической партии и даже «Брудербонда» [8]8
  «Брудербонд» – в переводе с африкаанс означает «Братство». Тайное общество, основанное в 1918 году. Его члены должны были быть чистокровными африканерами, бороться за возрождение «африканерской культуры» и торжество апартеида как государственной системы. Отделения «Брудербонда» имеются в политических партиях африканеров, в деловых кругах, школах и церковных общинах. До недавнего времени лишь члены «Брудербонда» занимали высокие посты в правящей Националистической партии.


[Закрыть], самостоятельной, весьма многочисленной и законспирированной организации, составляющей часть африканерской системы власти.

Так что, глядя на ЮАР, мир видел, что ею правит Националистическая партия. В свою очередь, жители страны, глядя на Националистическую партию, видели, что ею руководит старающийся остаться в тени «Брудербонд». Но глубоко в недрах «Брудербонда» находился жесткий костяк – люди, преданные только АДС и лично Карлу Форстеру, их подлинному лидеру.

Мюллер ушел, а Форстер продолжал молча размышлять, какие перспективы открываются перед ним с Божьей помощью и стараниями капитана Рольфа Беккера.

30 МАЯ, ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ КАБИНЕТА МИНИСТРОВ, ЗДАНИЕ ПАРЛАМЕНТА, КЕЙПТАУН, ЮАР

Фредерик Хейманс, президент и премьер-министр Южно-Африканской Республики, бросил через стол гневный взгляд на министра правопорядка.

Не он назначал Форстера на этот пост: его навязало президенту консервативное крыло Националистической партии, желающее быть уверенным, что безопасность страны находится в надежных, по их мнению, руках. С тех пор он был для президента постоянной головной болью: сначала он никак не желал согласиться с разработанной кабинетом политикой, а теперь откровенно саботировал ее проведение.

– Эта ваша маленькая зимбабвийская авантюра, Форстер, слишком дорого нам обошлась. Мне трудно поверить, что вы могли так неосмотрительно поступить!

За столом закивали в знак согласия. Мало кто из членов кабинета симпатизировал Форстеру или доверял ему. И уж совсем никто не видел смысла в том, чтобы противоречить президенту и своему партийному лидеру.

Форстер покраснел.

– Вы неправы и сами прекрасно это знаете! Мы ничего не потеряли, а вот приобрели…

– Ничего не потеряли? – перебил его президент. – Результаты таких трудных многомесячных переговоров вот-вот пойдут насмарку, а у вас язык поворачивается сказать такое! Нам как воздух необходимы эти переговоры с АНК и другими организациями черных африканцев! И мы должны поддерживать добрососедские отношения с приграничными государствами!

– Вы опять говорите ерунду! – Кулак Форстера обрушился на стол. – Эти переговоры, о которых вам доставляет явное удовольствие напоминать, ничего хорошего не принесли. Более того, теперь террористы АНК открыто потрясают оружием и нагло смеются полицейским в лицо. Уверяю вас, что мы ни в коем случае не должны были выпускать из тюрьмы этих голозадых коммунистических недоумков! Что же касается Зимбабве и остальных… ха! – Остальные аргументы Хейманса он отмел презрительным взмахом руки. – У этих так называемых прифронтовых государств нет ничего, в чем мы бы нуждались. Если мы будем продолжать демонстрировать силу, они приползут к нам на брюхе и будут просить у нас подаяния, как делали всегда!

Ответом ему было гробовое молчание, которое прервал министр иностранных дел.

– Я согласен с тем, что переговоры не дали практических результатов…

– Значит, вы признаете мою правоту? – Форстер поймал его на слове.

– Нет. – На интеллигентном лице министра иностранных дел явно проступило раздражение, хотя обычно он умел хорошо скрывать свои чувства. – Переговоры с руководством АНК и другими лидерами черного большинства имели огромное символическое значение, как для черных африканцев в нашей стране, так и для ведущих мировых держав. Они продемонстрировали наше намерение продолжать столь необходимые реформы. И честно говоря, господа, мы должны в ближайшее время достичь существенного прогресса, если хотим, чтобы наша экономика оставалась на плаву.

Все сразу заговорили, выражая одобрение. Инфляция, безработица и бюджетный дефицит росли катастрофическими темпами. Только слепой мог не видеть призрак надвигающейся экономической катастрофы. Сложный комплекс скрытых причин этой неминуемой беды был понятен всем присутствующим.

Доведенные до отчаяния тяжелыми условиями труда и политическим господством белого меньшинства, национальные профсоюзы, где заправляли черные лидеры, провели ряд забастовок, причинивших экономике серьезный ущерб. А тем временем продолжающиеся приграничные конфликты вынудили ЮАР призвать на действительную военную службу большое количество резервистов, что истощало как экономику, так и государственную казну. Но хуже всего, что международные банки и финансовые организации, опасаясь иметь дело с нестабильным репрессивным режимом, выказывали все меньше желания делать финансовые вливания в экономику ЮАР.

Вступая в должность в этой неблагоприятной ситуации, Хейманс со своим кабинетом провел ряд реформ. Например, отменил последние остатки «пещерного» апартеида – законы, запрещавшие межрасовые браки, ограничивавшие движение черных за свои права и всячески поддерживавшие сегрегацию в виде пляжей, ресторанов, парков и автобусов «только для белых». Он предпринял шаги для нормализации отношений с соседними странами и даже освободил из тюрьмы томившихся там лидеров АНК, разрешив деятельность организаций, когда-то признанных террористическими. И достойным венцом всех этих реформ стали переговоры, направленные на то, чтобы определить оптимальные пути справедливого разделения власти с черным большинством.

Реформы Хейманса начали уже приносить первые плоды: некоторые профсоюзы вернулись за стол переговоров; со страниц мировой печати исчезли недоброжелательные комментарии; заморские инвесторы начали проявлять заинтересованность в том, чтобы вкладывать средства в финансирование крупнейших объектов промышленности и строительства. Лидеры африканских государств радостно приветствовали инициативы нового южноафриканского президента.

И вот теперь все, чего они добились с таким трудом, оказалось под угрозой срыва во многом благодаря этому грубому и кровожадному мужлану Форстеру.

Пока остальные спорили, Хейманс устало качал головой. Он должен найти способ устранить нанесенный рейдом в Гавамбу ущерб. Пойти на уступки, которые помогут возобновить переговоры с лидерами черного большинства. Уступки, сообщение о которых обойдет первые полосы всех газет мира и станет главной новостью в информационных выпусках. Уступки, которые станут хорошим предлогом для тех, кто захочет протянуть ЮАР руку дружбы.

Он поднял глаза и встретился взглядом с министром иностранных дел. Они заранее обсудили все, что следует предпринять: придется публично признать необходимость для ЮАР принципа «один человек – один голос». Придется также принять требование АНК провести тщательнейшую проверку деятельности спецслужб и независимое расследование действий полиции в последнее время. Никого из присутствующих подобная перспектива особо не радовала, но они не видели иного выхода.

– Господа! – обратился Хейманс к двум министрам, всегда считавшимися добрыми друзьями, но сейчас вдруг вступившими в острую полемику. В зале заседаний наступила тишина. От взгляда президента не укрылось, что лицо Форстера с рублеными чертами приобрело непроницаемое выражение. – Стоит ли нам ссориться из-за мелочей? У нас нет для этого времени! – Он помолчал. – Ясно одно – мне, по крайней мере: если мы хотим добиться какого-то прогресса, мы должны действовать решительно.

Его сторонники одобрительно закивали. Сторонники Форстера продолжали сидеть неподвижно с мрачными лицами, сложив руки на груди.

Хейманс энергично продолжал:

– Поэтому я предлагаю официально заявить о нашей готовности принять два последних предложения Африканского национального конгресса, а именно те, которые касаются возможности участия в управлении страной чернокожего большинства и немедленного ограничения деятельности спецслужб. – Глядя Форстеру прямо в глаза, он произнес: – И кроме того я намерен удовлетворить их просьбу о новом, на этот раз более не предвзятом расследовании актов жестокости со стороны полиции.

Шум изумления прокатился по рядам собравшихся, но его неожиданно прервал громоподобный возглас Форстера, в котором рокотал неприкрытый гнев:

– Это измена! То, что вы предлагаете, Хейманс, – государственная измена!

Тут все разом загалдели, кидая неодобрительные взгляды в сторону министра правопорядка.

– Тихо! – Хейманс поднялся со своего места. – Я требую тишины! – Когда крики улеглись, он снова сел. – Вот так-то лучше. Помните, что мы руководство государства, а не ватага распоясавшихся мальчишек!

– Именно поэтому мы обязаны пресечь воплощение в жизнь ваших, Хейманс, безумных идей! – Стараясь сохранить самообладание, Форстер что есть силы вцепился в край стола. – АНК – это не что иное, как коммунистический фронт, сборище самозваных террористов и убийц. Мы обязаны их уничтожать, а не ползать перед ними на коленях, заранее признавая свое поражение.

Президент не обратил ни малейшего внимания на слова своего министра правопорядка, лицо которого побагровело, а обратился к остальным.

– Речь не идет о нашей безоговорочной капитуляции, господа. Это было бы полнейшим безумием.

Форстер попытался было заговорить, но все вслушивались в мягкие, взвешенные интонации президента.

– Но, друзья, мы должны быть разумными. Нам дорого обошлась история с Гавамбой, и мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы выправить положение. Если переговоры окажутся неудачными, в мире спишут это на несговорчивость АНК, мы же будем ни при чем. А кроме того, эти длительные дискуссии принесут нам очевидные дивиденды. – И он принялся их перечислять: – Снижение внутренней и международной напряженности, новые кредиты из-за рубежа, сокращение военных расходов. Но самое главное, мы сможем заставить АНК отказаться от требования передачи власти большинству, которого они добиваются с упорством, достойным лучшего применения.

Большинство собравшихся вновь закивали, хотя кое-кто делал это с явной неохотой.

– Конечно, я не считаю свое предложение панацеей от всех бед, господа. – Хейманс медленно покачал головой. – Отнюдь нет. Но я считаю, что в нынешней ситуации это необходимый политический маневр. Мы больше не можем опираться исключительно на военную силу. Напротив, мы должны продолжать поиск компромисса, который обеспечит спокойствие нашего народа и сохранит гражданский мир. – Он заметил, как за время его речи изменилось лицо Форстера: неконтролируемый гнев прошел, сменившись холодным, расчетливым взглядом.

– Вы позволите нам обсудить ваше предложение? – Форстер перешел на формальный тон, словно ему было уже безразлично, выиграл он или проиграл.

– У нас слишком мало времени, господин министр, – ответил Хейманс в тон Форстеру. – Если мы хотим спасти эти жизненно важные переговоры, то должны действовать без промедления. К тому же я считаю, что мы уже всесторонне рассмотрели все соответствующие вопросы.

– Ясно.

Хейманс с трудом скрывал удивление: Форстер сдается почти без боя? Это так на него не похоже. Но президент давно научился никогда не упускать возможностей, предоставляемых противником. Он слегка подался вперед.

– Итак, господа, ставим мое предложение на голосование. Стоит ли говорить, что я рассчитываю на вашу поддержку.

Руки быстро поднялись вверх – Хейманс был абсолютно спокоен, уверенный в исходе голосования. За исключением Карла Форстера и двух-трех других членов кабинета, остальные были обязаны своим положением лично президенту и возглавляемой им фракции Националистической партии. И все они были достаточно умны, чтобы не допустить преждевременного политического самоубийства.

Хейманс улыбнулся.

– Прекрасно, друзья. Завтра мы уведомим о принятом решении АНК и другие подобные организации, после чего выступим с заявлением. – Он старательно избегал пристального взгляда министра правопорядка. – Если других вопросов нет, я объявляю наше заседание закрытым.

Все хранили молчание.

Десять минут спустя Карл Форстер четким шагом покинул здание парламента и сел в ожидавший его черный лимузин. В атташе-кейсе, который он так и не открыл, по-прежнему лежал захваченный в штаб-квартире АНК план под названием «Нарушенный договор».

30 МАЯ, ГОРНЫЙ МАССИВ У РЕКИ ХЕКС, ЮАР

Трехкомнатный коттедж Риана Уста прятался среди остроконечных гор, окружающих реку Хекс. На отвесных склонах, как раз над его домом, располагались сорок акров отведенной под виноградники земли, которую Уст с женой арендовали у отсутствующего хозяина. Шесть лет упорного ежедневного труда принесли свои плоды, и уже совсем скоро виноградники начнут давать один из лучших в мире винных сортов.

Однако с наступлением вечера силы Риана Уста иссякали, и он отправлялся отдыхать, едва только тень от окрестных гор погружала долину в темноту.

Он сидел в гостиной своего небольшого домика и читал при тусклом свете электрической лампы. Звонок телефона застал его врасплох. Он отложил книгу и снял трубку на третьем пронзительном звонке.

– Уст слушает. Кто говорит?

– Как вы сказали – Уст? Но мне нужен Пит Эйс. Это 053 119365?

От этого бодрого, делового голоса у Уста по спине поползли мурашки, и он произнес слова, которые выучил много месяцев назад:

– Нет, вы ошиблись. Это 053 119368. Возможно, вы неправильно набираете номер.

В трубке что-то щелкнуло и раздался гудок – на том конце провода повесили трубку.

Уст тоже положил трубку на рычаг и повернулся к жене. Оторвав глаза от шитья, она с беспокойством смотрела на него.

– Риан, кто это был? Что случилось?

– Ничего не случилось. – Он сглотнул, чувствуя, как по телу прошла волна возбуждения. Он долго ждал этого звонка. – Это они, Марта. Мне подают сигнал.

Она медленно кивнула, сознавая, что наступил наконец момент, которого они так долго ждали и боялись.

– Тебе нужна моя помощь?

Он покачал головой.

– Нет, я сам справлюсь. Мне так спокойнее. Ты оставайся дома и, если кто позвонит, говори, что я сплю… что мне нездоровится. Хорошо? – Он уже натягивал куртку.

– Конечно, милый. – Она молитвенно сложила руки. – Только прошу тебя: будь очень-очень осторожен.

Риан Уст остановился у двери и криво усмехнулся.

– Не беспокойся, Марта. Даже если меня остановят, то кто я такой – всего-навсего цветной парень на побегушках. Вряд ли кому-нибудь придет в голову тщательно обыскивать мой груз. – Он послал ей воздушный поцелуй и пошел в сарай.

Риан Уст вступил в АНК более десяти лет назад. Он тогда учился на агрономическом факультете Кейптаунского университета. Ему повезло: он был в числе тех нескольких сот цветных, которым позволили учиться вместе с представителями высшей расы. В учебе он выказывал рвение и целеустремленность, которые позволяли ему скрыть страстную ненависть к апартеиду и всей системе бурского господства.

Лидер ячейки АНК, который привлек Уста к работе, велел ему ни в коем случае не участвовать в студенческом движении против апартеида. И Уст послушался, поверив обещанию более важной и ответственной миссии в будущем.

Не запятнанный связью с инакомыслящими, вне подозрений у секретных служб, Уст с отличием окончил университет, затем женился и переехал на запад Капской провинции, где занялся единственным делом, дозволенным цветному с его образованием и способностями: стал арендатором на земле горластого и неотесанного африканера.

Открывая дверь в сарай, Уст мрачно усмехнулся про себя. Да, ожидание было долгим и трудным. Но теперь этому наступил конец.

Он отодвинул от стены полку с инструментами и нагнулся, чтобы осмотреть спрятанные там ящики и корзины. Похоже, все на месте. В том виде, в каком их доставили ему полгода назад.

Негромко крякнув, он поднял тяжелую корзину и, пошатываясь, пошел к своему старому разбитому пикапу. Гранатометы, ручные пулеметы и взрывчатка были потяжелее, чем подпорки для виноградной лозы или корзины с виноградом.

Полчаса спустя Риан Уст вывел свою перегруженную колымагу на пыльную дорогу в долине. Он оглянулся на дом, где у окна грустно стояла его жена, помахал ей рукой и исчез в темноте.

Так начался первый этап операции «Нарушенный договор».