Текст книги "Двое из логова Дракона (СИ)"

Автор книги: Лариса Куницына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

В какой-то момент он подумал, что наверху вспыхнули те самые маленькие мерцающие звёзды, но потом увидел, что это лишь несколько кругов ярко горящих факелов, укреплённых на ступенчатом карнизе, расположенном над колоннами. Сотни факелов осветили зал, и из-за колонн выступили жрицы в белых одеяниях с круглыми выпуклыми зеркалами в руках и стражники Храма Света с натянутыми луками. Стрелы, наложенные на тетивы, были нацелены на демона.

Взгляд демона стал мрачным, он осматривался по сторонам, словно раздумывал, насколько крепко окружившее его кольцо. Прислушавшись к мыслям собравшихся вокруг людей, он понял, что это западня, его собираются убить. И отчаянный стыд и сожаление Мизериса, стрелой пронзили глухой слой ненависти и страха, нависший в зале. Глаза демона замерцали ледяной злостью. Он понял, что Мизерис предал его. Но ещё хуже было то, что он предал себя и свою мечту, и этот несчастный мир снова скатился на край пропасти.

Главная жрица Апрэма вошла в зал и остановилась, глядя на странное существо, стоявшее спиной к ней. Оно было красиво, безукоризненно, не так как может быть красив человек. У него были крылья, огромные, пышные и чёрные, как ночь, на фоне которых перламутровой белизной сияла гладкая кожа. Она переливалась на выпуклых мышцах изящного и сильного тела. Длинные блестящие кудри струились по рельефно мускулистой спине. Странная одежда, которую носили только земляне, обтягивала узкие бедра и длинные сильные ноги.

Апрэма готова была к чему угодно, но не к этой вызывающей и пугающей красоте. На какой-то момент она даже усомнилась в разумности своего намерения. Куда забавнее и полезнее было бы приручить это создание. Но в тот же момент демон изящно развернулся и взглянул на неё в упор своими прозрачно-зелёными, мерцающими глазами из-под густых широких бровей. Эти глаза были слишком умными, слишком проницательными и слишком холодными, чтоб у неё осталось хотя бы тень сомнения. Существо Тьмы было слишком опасно, чтоб оставить его в живых.

Демон исподлобья смотрел на Главную Жрицу. Сперва его удивило, что он не почувствовал её появления, но едва увидев на её голове золотистый матовый шлем он понял, что просто не может уловить её мыслей. Это вызывало досаду. Он пытался понять, что она задумала, но стоявший у стены царь не знал подробностей. В его мыслях, как и в мыслях всех присутствующих, мешались зеркала и стрелы. Именно стрелы и зеркала должны были убить его. Но он видел десяток зеркал в руках у жриц, и среди них не было ни одного, которое было бы опасно. Стрелы… Он мрачно усмехнулся и повернулся вокруг своей оси, вытянув вперёд руку. Его пальцы нарисовали на полу широкий круг, который взметнулся вверх чёрными языками пламени.

– Что тебе нужно, женщина? – спросил он, взглянув на Главную Жрицу из-под огненных ресниц, и щёлкнул пальцами.

За его спиной появилось большое, похожее на чёрное облако кресло, в которое он тут же упал и закинул ноги на широкий подлокотник. Причём его крылья куда-то делись и не мешали ему удобно расположиться на бархатных подушках. Апрэма заметно смутилась, а он, осмотревшись по сторонам, заметил:

– Слишком много света, тебе не кажется?

Он подкинул вверх ладонь, и с неё тут же вспорхнула большая чёрная птица, которая, поднявшись выше, разорвалась на сотню других чёрных птиц, разлетевшихся по залу. Они кидались на факелы, и стоило какой-нибудь из них прикоснуться к огню, он гас. Вскоре в зале осталось не больше двух десятков факелов, и воцарился полумрак.

– Ладно, говори, – поторопил он нервно озиравшуюся Апрэму. – Я уже понял, что ты задумала убить меня. Не слишком разумное решение, но, поскольку оно неисполнимо, я не стану тебя отговаривать. Ты меня забавляешь. Поэтому я задержусь ненадолго, прежде чем уйти.

– Я хочу знать, где Существо Света, – проговорила она, взглянув на демона. – Скоро Битва, а его нет…

– Оно здесь, на вашей захудалой планетке, но не хочет вступать в поединок, – ответил он и усмехнулся. – Предупреждая твой следующий вопрос, отвечаю: у него нет желания драться. Не тот настрой. А что?

– Тогда, как ты понимаешь, нет смысла оставлять тебя в живых, – заметила Главная Жрица. – Предотвратив Битву Детей Дракона, мы предотвратим гибель Агориса.

– Мы? – демон обернулся и посмотрел туда, где, понурившись, стоял царь. – Вот с ним? Вы ничего не можете сделать. Он может, но уже проиграл, и знает это. Но даже если б он всё сделал правильно, последнее решение не за ним. Надежда есть, но тает с каждым мигом. Боюсь, вы все погибнете.

– Ты запугиваешь меня?

– Какой мне смысл? Ты не интересуешь меня. Даже эта шляпа на твоей голове не может скрыть твоих мелких и корыстных мыслишек. Ты думаешь о себе, ты хочешь величия и власти. Забавно, поскольку на этой крохотной планете трудно утолить столь гигантские амбиции. К тому же ты не вовремя затеяла возню вокруг короны Тэллоса. Скоро она свалится с головы царя, но подобрать её будет уже некому, потому что Тьма и забвение воцаряться на мёртвом Агорисе. И всё по вине людей, которые не верят в то, что в их душах горит божественное пламя, способное творить чудеса. Вы никак не можете сосредоточиться на самом важном, преследуя какие-то мелкие и никому не нужные цели. Может, потому Существо Света и не хочет связываться с вами? Ему тоже не интересно.

– Ты скажешь, где оно? – нетерпеливо спросила Апрэма, подходя ближе, но, оказавшись в паре шагов от чёрной стены огня, поспешно отступила, почувствовав леденящий холод.

– Нет, потому что это не твоё дело.

– Я Главная Жрица Света! – вскричала она. – Существо принадлежит Свету!

– Но не тебе, – возразил он, поднявшись на ноги, и щёлкнул пальцами.

Его кресло вдруг взметнулось вверх, превратившись в огромного чёрного коня, который с оглушительным ржанием встал на дыбы и промчался сквозь пламя, распугав стоявших на его пути жриц и воинов, а потом начал носиться по залу, тряся косматой гривой и длинным пышным хвостом, с которых падали языки чёрного огня. Стук его копыт отдавался под куполом зала. Девушки бросали свои зеркала и убегали под прикрытие колонн. Лучники пытались стрелять, но стрелы отскакивали от его шкуры, как от каменной стены.

– Ну, мне пора, – пробормотал демон, наблюдая за переполохом, который устроило в зале его кресло.

У него за спиной снова раскинулись крылья и, взмахнув ими, он поднялся над полом.

– Стреляйте! – закричала Апрэма. – Стреляйте вверх!

Её не слышали, и только один стражник повиновался приказу и, вскинув над головой свой лук, выпустил стрелу. Она пронеслась далеко от демона, но попала точно в центр купола. Что-то звякнуло и заскрежетало там, а в следующий момент сверху обрушился мощный поток белого света, заполнившего зал.

Огромное выпуклое зеркало, укреплённое в самом центре купола, излучало волны чистейшего жемчужно-золотого света, почти такого же, в каком совсем недавно он видел свою жену. И теперь этот поток обрушился на него, обжигая крылья, руки и спину. Он невольно взглянул вверх, и Свет хлынул в его глаза, горячей неудержимой волной вливаясь в тело и наполняя его. Свет ворвался в каждую клетку его тела, в его сердце, в его разум. Свет затопил его. Спустя мгновение он почувствовал, как его тело растворяется в этом безбрежном океане, и с яростью зарычал, вложив в этот рёв всю силу отчаяния и душевной боли.

Апрэма с радостной улыбкой увидела, как заметалось в потоке света Существо Тьмы, пытаясь увернуться от окружившего его сияния. А в следующий момент произошло что-то странное, потому что это существо внезапно изменилось, засияло, замерцало, его черные крылья вспыхнули ослепительной белизной, а волосы зажглись красным золотом. На мгновение оно замерло, распластав руки и крылья, а потом вдруг взревело и выбросило вверх руку, с которой сорвался мертвенно-голубой шар, стремительно взлетевший вверх и вонзившийся в излучающую свет полусферу.

Раздался взрыв, и осколки огромной линзы со звоном посыпались на плиты, а среди них закрутился волчком небольшой тонкий диск из чистого серебра, из которого лился прозрачно-белый свет.

Разъярённый демон, устремился вниз, разбрасывая вокруг синие молнии разрядов, поражавшие перепуганных мужчин и женщин, метавшихся по залу. У него снова были чёрные крылья и тёмные волосы. А его зелёные глаза метали взгляды столь же страшные, что и разряды, соскальзывающие с его пальцев. В какой-то момент он оказался напротив Апрэмы и с размаху залепил ей тяжёлую пощёчину. Она отшатнулась, и шлем слетел с её головы.

И этот удар, словно истощил его гнев. Мрачно взглянув на перепуганную женщину, он процедил сквозь зубы:

– Я прощаю тебе твою жестокость, но жизнь будет к тебе не так милосердна, как я.

Он отошёл назад, поднял с пола серебряный диск и щёлкнул пальцами. Из-за колонн, как ни в чём не бывало, потряхивая гривой, вышел чёрный конь и подошёл к нему. Уцепившись рукой за его гриву, демон с легкостью вскочил на спину зверю. Конь взвился на дыбы, пронёсся по залу, высекая копытами искры из каменных плит пола, и за пару шагов до стены растаял в воздухе вместе с наездником.

– Он забрал Зеркало Света! – взвыла Апрэма, с отчаянием глядя на осколки линзы. – Он забрал моё Зеркало!

– Что это было? – потеряно бормотал Мизерис, вспоминая странное преображение демона в потоке света. – Что это? – а потом отчаянно замотал головой. – Это же не исчадье Тьмы! Боги! Это же…

Он замер, поражённый ужасной догадкой, а потом повернулся и побрёл прочь из зала, где со стонами и причитаниями поднимались на ноги жрицы и воины, осматривая странные змеистые следы на своих телах.

Только ночь принесла мне облегчение. Весь день свет преследовал меня. Он пробивался во все щели, отражался от всех, попадавшихся мне блестящих предметов, он заливал золотым сиянием мой путь, слепил глаза, и даже, если я закрывала их, маячил алым заревом сквозь опущенные веки. Он ни на минуту не давал мне забыть о Битве Детей Дракона, время которой приближалось с каждым часом. Я слышала призыв, и бесполезно было зажимать ладонями уши. Он звучал во мне, вибрировал в моём теле, отзывался в каждом звуке. Он был уже ненавистен мне, и я начинала потихоньку сходить с ума от всего этого.

Единственной мыслью, томившей меня, единственной моей тревогой и заботой был Джулиан. Я отчаянно тосковала по нему и теперь могла думать лишь о том, как вернуть его. Сама мысль о том, что я могу его потерять, вселяла в меня неимоверный ужас. И я бежала от света, от этого звучавшего во мне зова, от всего, что наводило меня на мысль, что он отдаляется от меня всё дальше, и, того и гляди, окажется на другой стороне ристалища.

Я пряталась от всего этого в его каюте, взяв на руки дочку и без конца вглядываясь в её зелёные глазки. Она ворковала что-то, путаясь своими розовыми пальчиками в моих волосах, а потом заснула, положив головку мне на грудь и тихонько посапывая во сне.

Появление в городе неизвестно откуда взявшихся крайне истощённых, грязных и оборванных людей, о которых мне сообщили с мостика, даже обрадовало меня, потому что это был шанс включиться в работу, которая всегда была для меня лучшим способом забыть о своих бедах. Но нас опередили тиртанцы, налетевшие на эту толпу на своих белых электромобильчиках. Они кинулись в гущу этих людей с пакетами еды и бутылками, наполненными водой, заботливо заглядывая им в глаза и гладя их по костлявым плечам. Камеры, установленные на наших спутниках, размещённых над Тэллосом, запечатлели испуг и изумление этих бедолаг, которым так неожиданно предложили помощь. Они боязливо косились по сторонам, жадно хватая пищу, а тиртанцы что-то говорили им, и эти несчастные плакали, качали головами и, как обиженные дети, жаловались на что-то, показывая тощими руками в одном направлении.

Я просила Вербицкого связаться с тиртанской миссией, и скоро мы уже знали, что это жители подземного Тэллоса, испуганные сейсмической активностью, бежали из своих нор. Посол Тиртаны Турон заверил нас, что они совершенно неопасны, очень пугливы и нуждаются в помощи, но на наше предложение взять на себя часть забот о беженцах, попросил лишь прислать медикаменты и врача.

Вскоре Дакоста загрузил на санитарный вездеход ящики с медикаментами по согласованному с тиртанцами списку и спустился из ангара по выдвижному пандусу на землю. Я проводила его взглядом до узкой улочки, и он скрылся из виду. На этом наше участие в спасательной операции было исчерпано, и я, велев Вербицкому всё время быть на связи с тиртанцами, вернулась к своим метаниям.

Жуля спала в своей колыбели, уткнувшись носиком в ухо голубого медвежонка с розовой ленточкой. А я села на диван и приказала опустить жалюзи. Они послушно скользнули вниз, но каким-то образом по краям образовались зазоры, в которые проникали яркие золотисто-белые лучи.

Я ушла из каюты и поднялась наверх в библиотеку, потому что там не было окон, выходящих наружу, а на имитационных экранах можно было установить любой пейзаж. Я выключила их и села у камина, глядя на огонь. Я вспомнила о камине в гостиной нашего дома, у которого мы так любили сидеть втроём, когда Джулиан рассказывал какие-то странные истории и древние легенды, читал стихи или пел под гитару баллады, а мы с Аликом слушали его с раскрытыми ртами, как малые дети.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось, чтоб он вернулся ко мне. Я хотела увидеть его, снова услышать его голос, коснуться его лица, просто понять, вот он рядом, и уже никуда от меня не уйдёт.

Спустя какое-то время в библиотеку вошёл Хок. Он нерешительно посмотрел на меня и, присев в кресло неподалёку, начал как-то издалека, о каких-то делах на звездолёте, о монтаже проводки внизу, в какой-то кладовке, которую нужно переоборудовать под резервный скафандровый отсек, о профилактике двух «Грумов», которые ему удалось с помощью техников космодрома выцарапать на Байконуре.

Я слушала рассеянно, скорее, из вежливости. Но неожиданно он проговорил:

– Знаешь, я подумал… Вспомнил, что говорил тогда Оршанин о Битве. Ты ведь не должна убивать его. Я к тому, что поединок не предполагает, что один из противников погибнет. Напротив, после Битвы Дети Дракона вместе улетают с планеты и…

– Прекрати, – попросила я. – Ну, почему даже ты меня не понимаешь? Ты же всегда меня понимал.

– Я ищу выход из этой ситуации. И если следовать сценарию Битвы, ты можешь с ним сразиться, победить, возможно, он сам уступит. А потом забирай его и…

– Уйди отсюда! – как рассерженная кошка прогудела я. – Уйди, пока я в тебя чем-нибудь не запустила!

Я даже осмотрелась по сторонам в поисках подходящего предмета, но он вскочил и, подняв в успокаивающем жесте руки, поспешно вышел из библиотеки.

И, наконец, день закончился. Ночь опустилась на Тэллос, загнав мучивший меня свет за горизонт. Прохладной тишиной она окутала город и горы вокруг. Она погасила огни и охладила страсти. Я спустилась в командный отсек, где снова царил полумрак, потому что дежурил Булатов. Я жестом пресекла его попытку включить на мостике полное освещение. Спустившись к резервным пультам, я остановилась у экрана, за которым во всю ширь раскинулось прохладное тёмно-синее, почти чёрное небо, слегка подсвеченное легкой дымкой множества мелких, далёких и потому неярких звёзд. Эта нежная звёздная сеть, натянутая поверх тёмного бархата ночи, показалась мне такой спокойной и надёжной, как будто я вернулась домой из опасного путешествия. И эта Тьма, которая ещё недавно казалась мне столь неприятной и даже пугающей, теперь сочувственно заглянула мне в глаза.

– Верни мне мужа, – тихонько шепнула я, глядя туда, в глубину космоса. – Ты ведь уже возвращала мне тех, кого я люблю. Верни, я прошу…

В темноте, ставшей чернильной, замерцали бирюзовые переливы, похожие на северное сияние, такие же красивые, загадочные и завораживающие. Они были зеленоватыми, а потом стали совсем зелёными. «Как его глаза», – подумала я, улыбнувшись.

Голос Булатова отвлёк меня от моих мыслей.

– Ветер, что это за зелёнка в небе? – спросил он озабоченно.

– Понятия не имею, – флегматично откликнулся из динамиков Хэйфэн. – Если очень интересно, я вызову Донцова. Он проверит.

– Да ладно, не надо, – отказался Булатов. – Просто любопытно.

Какое-то время было тихо, а потом снова послышался голос Тонни.

– Похоже, там конденсируется электромагнитное излучение. Микроразряды поджигают газовую смесь, которая при сгорании, видимо, излучает зеленоватое свечение.

– Понятно, – пробормотал Булатов.

– Рад за тебя, – заметил Хэйфэн. – Я, например, ничего не понял. Может, командиру доложить?

– Я слышала, Ветер, – откликнулась я и поднялась на верхнюю площадку.

Посмотрев на один из экранов, я увидела схематичное изображение горной цепи на горизонте и над нею расплывчатое облако, которое постоянно меняло свои очертания.

– Похоже, это из той же оперы, что и утренние миражи, – поделился со мной Булатов.

– Скорее всего, – нехотя признала я, соображая, сколько человек мы сможем принять на борт в случае землетрясения. Весь город всё равно не эвакуируешь.

– Дарья Ивановна, хотите кофе? – поинтересовался Хэйфэн, появившись на соседнем экране.

– Если только чаю, – ответила я. – Я и без кофе отвратительно сплю.

– Я заварю вам Личжихун, он успокаивает. Поднимайтесь сюда.

Я кивнула Булатову и направилась к силовому лифту, который мгновенно вознёс меня на два этажа, в аппаратную стрелкового сектора. Тонни уже стоял возле кулера, регулируя температуру, а потом, ополоснув чайник из терракотовой глины, засыпал туда чай и долил кипятку.

Я присела в кресло возле пульта, а он принёс и поставил передо мной белую фарфоровую чашку с красноватым напитком. Я отпила глоток и одобрительно кивнула.

– Хороший чай.

– Я другого не беру, – пояснил он и сел на своё место, поставив рядом свою кружку с зелёным чаем, от которой исходил мягкий аромат жасмина. Посмотрев на меня чёрными блестящими глазами, он заметил: – Мы давно не тренировались.

Тонни был моим любимым тренером по кэндо, но сейчас одна мысль о мечах, даже бамбуковых, вызывала во мне раздражение.

– Зачем? – едва сдержавшись от колкости, поинтересовалась я.

– Чтоб снять напряжение, – пожал плечами он. – Можно, конечно, ограничиться гимнастикой или медитацией.

– Мне трудно сосредоточиться, – слегка успокоившись, пробормотала я.

– Я это и имею в виду, – кивнул он.

Я молча пила свой чай, а потом посмотрела на него.

– Что ты обо всём этом думаешь?

– Человек не в силах изменить волю богов, – задумчиво произнёс он. – Путь, предначертанный судьбой, не имеет окольных тропинок…

– А если без чаньских премудростей? – поморщилась я.

– Когда не знаешь, что делать, то лучше ничего не предпринимать, доверившись потоку жизни, – уточнил он. – Просто успокойся и поступай так, как считаешь нужным.

– Многие считают, что мне нужно вступить в поединок с… Существом Тьмы, – слабо улыбнувшись, заметила я.

– В данном случае важнее то, что считаешь правильным ты. На самом деле у тебя нет выбора, есть только один выход. Доверься своему сердцу, оно мудрее головы. Вступив в борьбу с собой, ты проиграешь все поединки.

– Твои слова прямо бальзам на раны, – пробормотала я.

Он отпил чаю, и я невольно задержала взгляд на рисунке, который украшал его чашку.

– Что это? – спросила я, ткнув пальцем в знакомый с детства чёрно-белый круг, разделенный извилистой линией, напоминающей букву S.

– Ты знаешь это и без меня, – пожал плечами он.

– Я хочу услышать твоё объяснение, – настаивала я. – То, что я знаю, мне известно из книг и лекций, которые читали в космошколе. А ты вырос на философии, основанной на этом знаке. И сейчас я чувствую, что в нём ответ на мои вопросы. Дай мне этот ответ!

– Это Тай Ши, – ответил Тонни, – круг существования, который на Западе называют просто Инь-Ян. Тёмная часть – это инь: женская сторона, пассивность, мягкость, интуиция. Это земля, растения, север, долина, темнота, смерть, Луна. Светлая – ян: мужская сторона, твёрдость, упорство, рациональный разум, юг, горы, свет, жизнь, небо, солнце. Тай Ши символизирует колесо жизни, в котором по мере вращения тьма сменяется светом, а свет – тьмой. А эти точки в противоположных частях означают, что частица тьмы всегда существует в самом сердце света, как и свет всегда присутствует в глубинах тьмы.

– Но ведь это не символ борьбы, – заметила я, чувствуя, что ответ на мучивший меня столько времени вопрос где-то совсем рядом. – Это символ гармонии?

– Это символ взаимодействия противоположностей, их единства, – подтвердил Тонни. – Это отражение баланса и взаимозависимости противоположных сил и принципов в масштабах космоса. Их обособленность, чередование и сплав в единой системе порождают то самое напряжение, которое приводит к неуклонному изменению, движению, развитию и усложнению реальности. Для этого созидательного союза необходимо равновесие, которое идеально выражено в Тай Ши.

– Странно, – пробормотала я. – Тут – светлое – мужское, а тёмное – женское…

– Возможно, это связано с приниженным положением женщин в древнем Китае, – пожал плечами Тонни. – Нужны были мужчины, воины, строители, землепашцы. Родиться женщиной было не таким уж большим счастьем. В голодные годы младенцев-девочек просто бросали, обрекая на голодную смерть. Женщины были в подчинении у мужчин, почти никогда не получали образования, часто оказывались жертвами насилия и несправедливости. И, со свойственной им… изобретательностью, не оставались в долгу. Поэтому и сформировался несколько негативный образ. Видишь ли, на самом деле Тай Ши имеет ещё одно значение, раскрывая еще один вид дуализма всего сущего. Согласно древнему учению даосов, все вещи характеризуются наличием как мужского, так и женского начала, причём женское начало содержит элемент мужского и наоборот. В сущности, души не имеют пола, он возникает только в момент воплощения души на земле. Я имею в виду, что женщина может оказаться воином и иметь в характере истинно мужские качества, такие, как мужество, упорство, отвагу, талант к боевым искусством. В то же время мужчина может родиться с талантом врачевателя и обладать исключительной добротой, заботливостью и самоотверженно служить людям. Насколько мне известно, доктор принципиально не берёт в руки огнестрельное и лучевое оружие?

– И каков вывод? – подытожила я, глядя на его кружку.

– Мудрый человек понимает двойственность всего сущего и живёт в гармонии с этой данностью, – пожал плечами Тонни.

Я какое-то время обдумывала его слова, а потом поставила на стол пустую чашку, встала и, наклонившись к нему, с благодарностью посмотрела в его чёрные глаза.

– Прости за фамильярность, Ветер, но я знала, что когда-нибудь ты меня обязательно спасёшь. Только не думала, что так.

Я обняла его и поцеловала в щёку.

– Спасибо, друг мой!

– Тысяча подобных услуг не исчерпают моего почтения и признательности вам, командир, – улыбнулся он.

Зеленоватое сияние полыхало в небе, прокатываясь по нему мягкими волнами. Оно отражалось в прозрачных глазах демона, сидевшего на остром уступе каменистого обрыва далеко в горах. Сотни лет здесь не бывали люди. Всё здесь заполняла глубокая тишина запустения, нарушаемая лишь иногда воем ветра, заблудившегося в отрогах скал, или перестуком осыпавшихся камней. Гребни гор мертвенно отсвечивали в свете Лилоса, по ним змеились чёрные трещины – следы жары, перед которой не мог устоять даже камень

Эти горы давно забыли, а, может, никогда и не знали, что такое жизнь, и среди них не осталось даже воспоминания о присутствии того, что могло двигаться, дышать и видеть. И эта бесконечная пустота казалась демону вполне подходящей для его мятущейся, измученной души.

Присев на краю уступа на корточки, он осматривал безжизненный пейзаж и тревожное сияние в опрокинутой чаше неба. Его истомлённое сердце просило покоя и этой застывшей тишины. Оно тихо стонало, припоминая терзания и боль, обрушившиеся на него несколько лет назад, когда, вырвавшись из Преисподней, он узнал, что навеки лишён Спасения, и Небеса закрыты для него.

Вечная жизнь тогда казалась ему проклятием, а не даром, и скитания, которые ждали впереди, вызывали тоску и безысходность. Он утратил надежду вступить однажды в обитель Света, и это тяготило его. Лишь любовь, семейное счастье и тепло домашнего очага примирили его с выпавшей ему участью, но он снова терял всё это. Он уже почти смирился со своей долей, он готов был ринуться в бездну Тьмы, унося с собой память живого человеческого сердца. Но судьба нанесла ему ещё один удар.

Он повернул голову и посмотрел на тонкий круг, неярко светившийся в темноте. Его принудили взглянуть в глаза Света. Его заставили в полной мере осознать то, чего он лишён навеки. Его древняя душа давно забыла тот мир, откуда явилась на Землю, но ей напомнили об этом. И он снова и снова вспоминал бесконечное блаженство тепла, пронизавшего его насквозь. Он ощутил тогда прозрачное сияние, в котором растворилось его тело, выпустив на свободу душу. И та, ликуя от невыносимого счастья, ринулась в полёт, несясь сквозь потоки сияющей субстанции, пронизанной бесконечной любовью. Его душа, забыв о тяжком опыте телесной жизни, о странных ярлыках имён, о бессмысленных вехах дат, обрадованная возвращением домой, стремилась вперёд, ища своих, тех, кого она узнала бы, не глядя на лица, не слыша голосов…

Она не успела никого найти и встретить. Трансформация, начавшаяся в Свете, испугала и привела в отчаяние тёмную часть души, которая слишком ясно ощутила, что происходит. Ещё немного, и не было бы возврата назад. Он стал бы другим уже навсегда. Он был бы убит и переплавлен в иное существо. Он стал бы частью Света, утратив свою подлинную сущность.

И из последних сил он всё же вырвался из этого сияния. Он погасил его и вернулся в своё тело, сохранил свою природу, и выдернул из материнских объятий Неба свою безутешно рыдающую душу… И теперь воспоминание об этой радости, о чистоте, безгрешности и причастности к чему-то огромному, настоящему и бесконечно доброму, терзало его.

– Мало мне было слушать, как скулит в груди тоскующий демон. – прошептал он, глядя на зелёные волны в небе. – Мало мне той боли, что унесу с собой вместе с памятью о жене и детях. Теперь и душа моя будет бесконечно страдать, вспоминая об утраченном Рае, – он горько усмехнулся. – И всё зря. Этот мир погибнет, погребённый под обломками мёртвой планеты. Какой глупостью было доверить его спасение бесхребетному спившемуся неврастенику, который не способен хранить верность даже своему безумию.

Он протянул руку и поднял с камня серебристый диск, от которого по руке побежало приятное покалывание, а следом разлилось ласковое тепло. Поднявшись, он окинул взглядом изломанные гребни гор.

– Скоро весь Агорис станет таким! – крикнул он, почувствовав ярость, выплеснувшуюся из темноты. – И ты, царь! Ты последуешь за ним! Но не сразу! Было б слишком просто приравнять палача к жертвам! Ты не отделаешься так просто!

Зеркало Света тихонько запульсировало в его пальцах и вспыхнуло ярче. Он посмотрел на него.

– Не играй со мной, – прорычал он, выхватив из темноты чёрный платок из муара. – Утешение, прощение, любовь… Это не для меня! Пора мне стать тем, что я есть, и показать зубы. А ты… Я пристрою тебя к делу!

Он завернул зеркало в платок и расправил крылья. Спрыгнув со скалы, он поймал восходящий поток тёплого воздуха, поднимавшегося от нагретой за знойный день скалы, и, заложив вираж над пропастью, поднялся выше. А потом развернулся и, взмахнув крыльями, полетел в сторону Тэллоса.

Мизерис снова стоял в темноте на самой вершине лестницы над бездонной пропастью, на дне которой покоился Небесный Дракон. На сей раз, он был один. Никто не толпился у нижних ступеней и не отвлекал его бормотанием. Он стоял, глядя в темноту у своих ног и с волнением, близким к отчаянию, прислушивался, не донесётся ли снизу тихий шёпот, не зазвучит ли он в его уставшем мозгу или в истерзанном сердце. Но было тихо.

Он нервно потирал вспотевшие ладони, пытаясь разобрать хоть что-то, но ответом на его ожидание была мёртвая тишина. Он уже чувствовал, как холодное дыхание студит его больную спину, царский венец с самоцветами, который он зачем-то надел перед тем, как ехать в Храм Тьмы, теперь давил своей тяжестью, напрягая ноющую шею.

– Где ты? – жалобно прошептал царь и в следующее мгновение услышал внизу какой-то перестук, а потом из пропасти выскочил огромный белый череп ящера с длинными зубами и завис перед ним, покачиваясь на постукивающем позвонками остове.

Пустые провалы глазниц, казалось, пристально вглядывались в него, а потом скелет вдруг рванулся вперёд, и огромные зубы лязгнули там, где только что была его голова.

Отшатнувшись от призрака, царь почти кубарем скатился вниз и услышал ласковый голос сбоку:

– Что случилось, мальчик мой?

Он указал наверх, но там уже не было и следа драконьих костей. Зато он узнал голос и со страхом взглянул туда. Он не ошибся. Там, в белом сиянии стоял его брат Ротус и с нежностью смотрел на него. На его белой тоге расплывалось кроваво красное пятно, и Мезерис отчётливо вспомнил, что, увидев его, пришёл в ужас и решил, что обязательно будет носить только красное.

А Ротус тем временем поднял глаза и с удивлением посмотрел на венец, запутавшийся во всклоченных кудрях Мизериса.

– Зачем ты взял его, малыш? Я не раз говорил тебе, символ царской власти – не игрушка для ребёнка!

Мизерис поспешно стянул с головы венец и протянул брату.

– Забери его, прошу тебя, – умоляюще произнёс он. – Ты думаешь, я хотел его? Но я видел, что ты губишь наш мир. И я сорвал корону с твоей головы и напялил на себя. Я думал, что знаю, в чём гибель и в чём спасение. Но теперь я уже не уверен, прав ли я. И я не знаю, как избежать одного и добиться другого. Я один, я слаб, я безумен! Я болен…

Ротус слушал его с отсутствующим видом, а потом вдруг осыпался вниз тонкой пылью и исчез.

Сзади раздались шаги и, обернувшись, Мизерис увидел высокого крепкого мужчину с седеющими кудрями и окладистой, уложенной завиток к завитку бородой. На нём была синяя тога с золотой каймой и венок из алых роз. Он с улыбкой смотрел на царя и тот, протянул ему руки.

– Отец! – воскликнул он и кинулся было к нему, но в следующий миг и этот призрак осыпался пылью к его ногам.

А потом сзади раздалось хлопанье мощных крыльев, и сильный удар в спину свалил его на пол. Венец выпал из его рук и со звоном покатился по каменному полу.

Отползая подальше, Мизерис развернулся лицом к демону. Тот молча стоял перед ним, распластав крылья, и его мрачный взгляд был ужасен, потому что зрачки его зелёных глаз полыхали алым огнём, выжигающим душу своей яростью.