Текст книги "Двое из логова Дракона (СИ)"

Автор книги: Лариса Куницына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Да, и это масло! – закивал он. – Я им говорил, что незачем жечь масло. Можно брызнуть его в котёл с кипящей водой. Аромат был бы восхитительным. А так совершенно нечем дышать, – он заглянул мне за спину и посмотрел на Мангуста. – Это он будет танцевать? Даже если он двигается, как пьяный осёл, наши дамы всё равно устроят драку из-за пряди его волос. Если же он, действительно, умеет танцевать, они будут стонать и падать в обморок. Некоторые по-настоящему. Тупые и экзальтированные девицы особенно. Так что не удивляйтесь и не смущайтесь. Идёмте.

Он развернулся и заковылял перед нами, указывая путь и продолжая бормотать на ходу:

– Это была хорошая идея с танцами. Если они потом казнят в своих Храмах проигравших – это их дело, но крови во дворце не нужно. Особенно перед Битвой Детей Дракона. Она близко, и дыхание Лилоса уже отравляет всё вокруг. Во дворце видели рогатого змея. Это плохой знак. К тому же то и дело пропадают люди. Я б не переживал. Во дворце полно людей. Одним больше, одним меньше… Меня беспокоит причина их исчезновения. А недавно в зале, где умер мой брат, видели белый призрак, который прогуливался туда-сюда и диктовал стихи. Глупо, кто в наше время будет записывать стихи? Говорят, он был похож на моего брата. Правда, я сам не видел. А в нижнем городе родился белый ослёнок с двумя головами. Что это, никто не понял, но Храм Света тут же купил его, и теперь жрицы выкармливают этого зверёныша. А он съедает молока в два раза больше слонёнка и, если запаздывают с кормлением, орёт так, что откликаются все ослы на несколько улиц вокруг.

Мы вышли на арену большого амфитеатра, который пока был пуст. Это был не тот небольшой театр, в котором я познакомилась с царём. Широкая каменная площадь была окружена рядами каменных скамей. Тут явно могло поместиться больше тысячи зрителей. Увидев это, я вздохнула с облегчением, поняв, что большая часть обитателей дворца соберётся этой ночью здесь.

– Я приберёг для вас местечко, – пояснил царь, направляясь к противоположной трибуне. – Слева разместятся жрицы Света. Справа – жрецы Тьмы. Мы с Эртузой вон там наверху, на площадке, где стоят троны. А вы чуть ниже. Вам троны не положены, но, чтоб вам не было жёстко и холодно, я приказал положить на ваши места подушки. Вокруг вас на расстоянии пяти локтей никто не сядет, так что мешать вам не будут. Слуги принесут фрукты и сладости. Если хотите, вино.

– Лучше воду, – задумчиво осматриваясь по сторонам, произнёс Мангуст.

– Хорошо, что вас никто не слышит, – вздохнул царь. – Иначе мне пришлось бы вас казнить за несоблюдение этикета. Этикет – такая глупость, но его нужно соблюдать. Вам принесут кувшин с родниковой водой и три кубка. Подождите, пока мы с женой сядем, потом можете сесть.

Он пошёл дальше, а мы с Донцовым остановились, чтоб подождать Мангуста. Тот явно решил воспользоваться возможностью обследовать площадку для выступления. Он прошёлся по арене, присел на корточки, рассматривая отполированные плиты пола, потрогал их рукой. Потом посмотрел наверх, окинул взглядом трибуны.

– Ну? – спросил его Донцов.

Мангуст подошёл к нам.

– Отлично! – кивнул он. – Места достаточно. Плиты гладкие и не скользкие. Можно танцевать босиком. Амфитеатр обеспечит хорошую акустику. К тому времени, как наступит моя очередь, стемнеет, так что световые и визуальные эффекты будут выглядеть впечатляюще. Ты не забыл пульт?

Донцов сунул руку в карман и достал планшетку.

– Ничего менять не надо. Программа сама всё сделает, – продолжил Мангуст. – Но как только от наших поступит сигнал, нажмёшь финал. Я услышу барабанную дробь, и буду закругляться. Идём? Папа с мамой уже уселись.

Я обернулась и увидела, что Мизерис действительно уныло скособочился на своём резном кресле. А рядом восседает закутанная в шёлковую кисею и обвешанная золотом Эртуза. Сбоку от неё на скамеечке примостилась тонкая, как тростинка, царевна Анора с пышной копной чёрных кудрей. Она уже с интересом посматривала на Мангуста.

– Хорошенькая, – заметил он.

– Никакого почтения, – усмехнулся Донцов и, обняв его за плечи, увлёк к трибуне, где устроились правители Тэллоса.

Мы поднялись на несколько рядов и увидели большие красные подушки, уложенные на каменную скамью. Пройдя туда, мы сели. Я обернулась и увидела, как Мизерис утомлённо махнул рукой. Двери впереди, слева и справа распахнулись, и в амфитеатр хлынули толпы зрителей. Они втекали через двери, поднимались на трибуны и рассаживались, те, что побогаче, – внизу, те, что победнее, – выше. Несколько раз вспыхивали споры из-за мест и даже потасовки, но они разрешались простым и эффективным способом. К спорщикам подходил высокий человек в лиловой тоге с палкой в руке и щёлкал их по головам. Они тут же успокаивались и садились на свободные места.

Потом людские потоки обмелели, и через двери одновременно втекли две процессии: жрицы Света в белоснежных одеждах с цветочными гирляндами в руках и жрецы Тьмы в чёрных мантиях с медными чашами, в которых горел огонь. Цветами и чашами украсили почётные места на трибунах, после чего чинно вплыли Апрэма и Танирус. Смерив друг друга весьма презрительными взглядами, они уселись на украшенные места, а вокруг них расположилась их свита.

После этого снова был открыт доступ для простых смертных. Трибуны стремительно заполнялись. Мест уже не хватало и люди садились на ступени лестниц, в проходы, женщины – на колени к мужчинам. Опоздавшие теснились в проходах и подпрыгивали, чтоб увидеть хоть что-то.

Гомон, стоявший в амфитеатре, напоминал птичий базар. Я с трудом представляла, как среди этого шума можно будет слышать музыку. Но стоило царю поднять руку, всё вокруг стихло.

Он, кряхтя, поднялся и заговорил. Его негромкий голос разносился по всему амфитеатру, и зрители жадно ловили каждое его слово.

– Что ж, дети мои, – начал он. – Грядёт последняя Битва Детей Дракона, которая повергнет Тэллос в хаос и смерть. Кто победит в ней, Свет или Тьма, неизвестно. Да и не так важно, потому что Тэллосу уже не восстать. Однако мы, чтя традиции предков, должны свершать старые обряды. Уж так заведено, что Храмы, стремясь предвосхитить победу своих божеств, устраивают поединок воинов. Но, дети мои, к чему до срока лить кровь и оплакивать убитых? Лучше веселиться, услаждать взор красотой и соревноваться в прекрасном искусстве танца. Много лет длился словесный спор между Храмами, чьи танцоры лучше. Сегодня и узнаем. Каждый Храм выставил своих танцоров. Они могут станцевать только один танец, который я, правда, не ограничиваю временем. Потому что продолжительный танец, если он хорош, позволит показать мастерство и красоту исполнителей, а если он плох, то он надоест и вскроет все изъяны. Единственная же попытка обострит борьбу. После мы увидим танец прекрасного посланца звёзд, служителя Богини Неба. Перед тем, как начать, я напоминаю, что во время танца запрещается шуметь, кричать, топать ногами, свистеть и бросать что-либо на арену. Запрещается выбегать и прикасаться к танцорам. Запрещается устраивать драки. Нарушители запретов будут подвергнуты наказанию, им всыплют по тридцать восемь ударов палкой и запрут в подземелье до окончания Битвы Детей Дракона.

Он поднял голову и посмотрел в золотистое небо, которое по нижнему краю уже начало наливаться синевой.

– Пока Свет не покинул наш мир перед наступлением ночи, позволим танцевать его служителям, – изрёк он и, снова взявшись за левый бок, опустился на трон.

Красавица Апрэма царственно кивнула, и из проходов появились высокие юноши в белых туниках, которые несли странные устройства, похожие на колонны, увитые цветами. Однако эти колонны состояли из целой системы зеркал, хрустальных кубов и шаров с раструбами, начищенных до блеска медных ёмкостей. Они расставили эти сооружения по четырём сторонам арены и застыли рядом.

Потом появились музыканты с арфами и свирелями, девушки в развивающихся белых одеяниях. Они выстроились вдоль трибун. И, наконец, из входа напротив царской трибуны появилась танцовщица в костюме из филигранных металлических узорчатых пластин. На её голове была причудливая корона с извивающимися отростками, каждый из которых заканчивался алым самоцветом, ярко горевшим в закатных лучах солнца. Она вышла в центр арены и замерла в причудливой позе, чем-то напомнившей мне древнеиндийские храмовые статуи. Потом с четырёх сторон к ней устремились разноцветные лучи, которые, скрестившись, образовали вокруг золотистой фигурки ярко-белое свечение.

Музыканты начали играть, и над ареной поплыли нежные переливы, похожие на набегающие на берег волны. В эти волны вплелись струи свирелей, а потом к ним добавились высокие голоса девушек в белом. Наверно, так когда-то пели сирены, потому что эти высокие и мощные звуки завораживали. Танцовщица начала медленно двигаться в такт аккомпанементу. Её руки извивались, как морские водоросли в воде. Следом начало змеиться тело. А к паре рук добавилась ещё одна, потом ещё, и спустя несколько тактов, тонкая фигурка оказалась окружена целым солнцем трепетно извивающихся рук.

Только спустя мгновение я поняла, что на арене уже не одна танцовщица. Их было одиннадцать, совершенно одинаковых, гибких и подвижных, которые двигались, подчиняясь странной и нежной мелодии. Вокруг них заиграли искрами полупрозрачные фонтаны, потом заклубился лёгкий туман, и к девушкам присоединились неизвестно откуда появившиеся юноши. Они образовали два круга, двигавшихся в разные стороны, а над ареной из скрещивающихся лучей образовался радужный шар, от которого вниз устремились разноцветные ленты. Танцоры подхватили эти ленты и их хороводы начали переплетаться между собой, всё больше завораживая притихшую публику.

Следя за отточенными и синхронными движениями танцовщиков, я со смущением подумала о том, как будет выглядеть после них наш одинокий Мангуст. Я посмотрела на него. Он сидел, скрестив руки на груди, и со спокойным вниманием наблюдал за танцем. Внезапно на его лице мелькнуло недовольство, потом он снисходительно усмехнулся, затем прищурился, явно заметив какое-то заинтересовавшее его па.

А танцовщики на арене уже кружились в танце, закручивая несколько маленьких золотистых водоворотов. Их прыжки становились всё более лёгкими и высокими, повороты и кружение – более быстрыми и изящными. Над ними такими же круговоротами завивались множество белых звездочек, лёгкими потоками воздуха выносившихся из начищенных ёмкостей необычных колон.

Потом большая часть танцоров отхлынула на края арены и в центре остались две пары, которые начали стремительно сбрасывать с себя костюмы, оставив лишь короны на головах.

В это время уже опустились сумерки, радужный шар наверху померк, и четыре луча высветили золотую площадку, на которой две пары исполняли чувственный и очень красивый танец, напоминавший одновременно балет и акробатический этюд.

С последним лучом солнца, скрывшегося за горами, умолкли голоса сирен, арфы и свирели. Померкли лучи, и на арене воцарился полумрак. В нависшей тишине что-то затрещало, и, спустя минуту, на трибунах вспыхнули ровные, спускающиеся сверху вниз ряды светильников-чаш.

Арена была пуста. Очарованные танцем зрители, наконец, ожили, и раздался невероятный шум. Они кричали, вопили, свистели, топали ногами, дамы вскакивали и картинно падали в обморок на руки своим кавалерам.

– Ну, как? – стараясь перекричать шум, обратилась я к Мангусту.

– Хорошо, – кивнул он. – Жаль, не записали. На открытии Нового Карфагена можно было б поставить что-нибудь этакое… Естественно, без обнажёнки.

Царь тем временем с мрачным видом взирал на беснующиеся толпы на трибунах. Особого восторга на его лице я не увидела. Наконец, он поднялся, и шум перекрыл глубокий звон гонга. Как ни странно, трибуны тут же погрузились в тишину, и обезумевшие от восторга зрители замерли, преданно глядя на своего царя.

– Вы выразили своё одобрение этим танцовщикам, и мы приняли это во внимание, – сообщил он. – Теперь, когда на Тэллос опускается ночь, пришла пора выступить её служителям.

Он снова сел, и как-то тоскливо посмотрел на темнеющий горизонт. Взглянув в ту сторону, я увидела в небе необычное лиловое сияние. Жутковатый пронзительный звук отвлёк меня, и я снова взглянула на арену. Словно древний рог, вызывавший врага на битву, этот звук пронзил нависшую над ареной темноту, а следом слева и справа застучали барабаны и в темноте зажглись оранжевые звёзды огней, которые мчались, сливаясь в яркие колёса, которые, в свою очередь, стремительно закружились по арене. Только спустя какое-то время я разглядела тёмные гибкие силуэты людей, бегущих по площадке с яркими факелами в руках.

По периметру арены вспыхнули дорожки света, прочерченные горящими в плошках огнями. Потом на самой арене неизвестно откуда возникли витые треножники, и в больших котлах наверху полыхнуло красное пламя. Теперь света было достаточно, чтоб разглядеть танцовщиков Тьмы. Надо сказать, они произвели на меня куда большее впечатление, чем изящные служители Света. Все они, мужчины и женщины, были высокими и мускулистыми, с длинными густыми волосами. Их смуглые тела, прикрытые только неким подобием набедренных повязок, блестели от масла и бронзовых блёсток, подчеркивая рельеф мышц. Их резкие и энергичные движения казались на первый взгляд слишком простыми и даже грубоватыми, но странно притягивали взгляд грацией и силой. Они кружились на месте, извивались и кувыркались, сплетались в клубки, проносившиеся по арене вихрем, снова распадались и закручивались в маленькие хороводы, но всегда только против часовой стрелки.

При общем ощущении хаоса на арене, в нём, тем не менее, усматривалась странная гармония, внутренняя слаженность этого подвижного живого механизма, который всё более и более начинал напоминать мне подвижную схему какого-то устройства. Бой барабанов и завывание рогов, гудение труб из какофонии сливалось в завораживающую сложную мелодию. Я снова покосилась на Мангуста и увидела, что он подался вперёд, его огромные глаза расширились, он с возбуждением и восторгом смотрел на то, что происходило на арене.

Я снова вернулась к созерцанию и заметила, что происходящее внизу действо принимает упорядоченный и лаконичный вид. Движения танцоров уже слились в единый мощный ритм, они стали изящными и утончёнными. Целые группы двигались совершенно синхронно, при этом их движения становились агрессивными и резкими. Они разом взлетали, устремляясь на треножники, приземлившись на цыпочки, закручивались юлой и проносились цепочкой вокруг треножников, подпрыгивая и вздымая вверх к огню руки. В танец вплеталось всё больше сложных прыжков и движений, который все танцовщики исполняли безукоризненно и одновременно, как размноженные в зеркале отражения одного танцора.

В какой-то момент я сообразила, что теперь уже все они кружатся вокруг треножников, сосредоточенно выполняя какие-то замысловатые фигуры, и время от времени вскидывают руки к огню в угрожающем или даже нападающем жесте. Вокруг них клубилась тьма, постепенно заполняющая арену. Движения танцовщиков становились всё более мощными и стремительными, их блестящие от пота лица были сосредоточены. И только тут я поняла, что это не просто танец. Это – ритуал Тьмы. Они гасят Свет, символизируемый огнями на треножниках.

Не было видно никаких приспособлений, но Тьма сгущалась, на движущихся в жутком и прекрасном танце телах появились алые отсветы. А затем пламя в треножниках начало угасать. И, несмотря на то, что света на арене оставалось всё меньше, танцующие фигуры ярко выделялись, словно были сделаны из расплавленного металла. Их танец наполнился ликованием и превосходством. Рога отчаянно взвыли, барабаны выдали такую дробь, что воздух завибрировал. Несколько живых колец вокруг погасших огней распались, на несколько мгновений они слились в один кружащийся против солнца хоровод, который разлетелся в стороны, и всё погрузилось в абсолютную Тьму.

Я с трудом перевела дыхание и посмотрела наверх, где в небе неярко и знакомо светились бледные звёзды.

– Боже… – прошептал рядом со мной Донцов.

– Это было классно, – очень тихо проговорил Мангуст и поспешно добавил: – С точки зрения хореографии…

Постепенно Тьма на арене начала рассеиваться. Трибуны затихли в потёмках. Ни аплодисментов, ни криков радости я не слышала. Наверно, до зрителей дошло, что их одурачили, проведя под видом концертного выступления ритуал Тьмы.

Я обернулась и посмотрела на царя. Мизерис весьма мрачно смотрел на арену. Поймав мой взгляд, он вздохнул и нехотя поднялся.

– Я вижу, вы потрясены и напуганы тем, что увидели. Тем, дети мои, Тьма и отличается от Света, что ею не восторгаются. Ей ужасаются, а если и восхищаются, то втайне. Ваше молчание подтверждает, что искусство танцовщиков Храма Тьмы произвело на вас должное впечатление. Мы примем это к сведению, выбирая победителя. А теперь, как дар Небес и благословение Небесного Дракона, нас ждёт танец служителя Неба. И я надеюсь, что он прольёт бальзам на ваши перепуганные детские души.

Он сел. Мангуст поднялся и движением плеч сбросил с них красный бархатный халат. На нём был чёрный, расшитый серебром костюм: обтягивающие брюки и короткий жилет, облегающий верхнюю часть мускулистого торса. Я с интересом разглядывала его наряд и вскоре заметила под тканью какие-то бугорки, пластинки, чуть более выпуклые, чем нужно, швы и странный блеск вышитых узоров. На его правой руке поблескивал необычный серебристый браслет, который больше был похож на наруч. Он был покрыт заострёнными стержнями, расположенными вдоль руки, над тыльной стороной ладони размещался необычный выступ. Он заметил моё любопытство, улыбнулся, подмигнул и, выйдя в проход, легко сбежал по лестнице на арену.

В полной тишине он вышел в центр и завертелся волчком, выставив вперёд руку. От него разлетелись маленькие ракеты, которые упали по кругу, очертив достаточно широкую площадку. Поблескивающие палочки неожиданно раскрылись, превратившись в серебристые цветы, которые засветились чистым голубым светом. Донцов достал свой планшет и, положив его на колени, нажал кнопку на панели управления.

В тот же миг над ареной слева направо пронёсся звон тысяч хрустальных колокольчиков, а следом раздался плеск воды в ручье, защебетали птицы, и откуда-то со звёзд слетела уверенная и светлая мелодия флейты. Мангуст медленно и плавно поднял руки вверх, вытянулся, поднялся на цыпочки и его изящное тело начало медленно и плавно извиваться вслед за звуками флейты. Слева послышался лёгкий перестук, и движения его стали более ритмичными. Руки, плечи и бёдра двигались, словно сами по себе, следуя замысловатому ритмическому рисунку. По мере нарастания перестука, переходившего в бодрый барабанный бой он, кружась, двинулся по кругу, постепенно расширяя его.

Флейта зазвенела, подражая птичьему пересвисту, и его кружение перешло в лёгкий танец, сплетённый из высоких прыжков и изящных пируэтов. Я поймала себя на том, что слежу за ним с блаженной улыбкой. Посмотрев по сторонам, я увидела, что сидящие неподалёку от меня зрители тоже смотрят вниз, по-детски улыбаясь и качая головами в такт ликующим барабанам.

Со звёзд обрушились лихие гитарные переборы, и Мангуст, вскинув руки, начал исполнять что-то среднее между фламенко и тарантеллой. Он двигался так легко и изящно, его движения были столь отточенными и изысканными, его высокая, стройная и полная энергии фигура так притягивала взгляд, что вскоре зрители забыли о запретах. Они начали топать в такт мелодии и ударять ладонями по коленям. Я осмотрелась и увидела, что некоторые уже вскочили с мест и, забравшись на скамьи, танцуют, пытаясь подражать его движениям.

Было ясно, что он полностью завладел вниманием и симпатией невзыскательной публики Тэллоса. И, что сказать, он, действительно был изумительно хорош. В каждом его движении сквозили благородство и сила, его белозубая озорная улыбка озаряла всё вокруг. Густые длинные волосы блестели в лучах маленьких прожекторов, светивших на него жемчужным светом из чашечек серебристых цветов по краю площадки.

Темп мелодии постепенно замедлился, и из темноты, как змея, выполз одинокий голос флейты, который причудливо заструился в темноте. Я подалась вперёд, узнав ту мелодию, что слышала в тёмном зале на далёкой планете пару лет назад. И точно, лицо Мангуста стало спокойным и непроницаемым, и он, не спеша, устремился вслед за флейтой, повторяя телом все переливы звука, все изгибы загадочного невидимого змея, струившегося из темноты. Жемчужный свет сменился фиолетовым, и его костюм замерцал, заиграл искрами, как бриллиант.

Потом вокруг него появились призрачные полуразрушенные колонны, из пустоты полились на арену прозрачные струи водопада, плеск воды слился со звуками флейты, послышался шум ветра, шелест листвы, над площадкой возник белоснежный диск Луны. И прекрасный одинокий бог начал в своих волшебных садах завораживающий магический танец Жизни.

Я следила за ним, не отрываясь, и единственной моей мыслью была благодарность за то, что судьба дала мне шанс ещё раз увидеть это чудо. Потому что где-то в глубине моей души жила сумасшедшая мысль, что этот колдовской танец каждым движением ткёт сейчас полотно жизни, простирающееся во множество миров, наполняя их звёздами, музыкой и мечтами.

Я, как и все вокруг, поддалась волшебству этого танца, и совершенно забыла о том, что операция по освобождению Ивана Валуева уже идёт полным ходом.

В сумерках небольшая сферическая капсула под прикрытием экран-поля подлетела к дворцу и опустилась на небольшую террасу в западной части. Тонни Хэйфэн распахнул люк и спрыгнул на выщербленные плиты пола. За ним спустился Кирилл с рюкзаком за спиной и парализатором в руках.

Прислушавшись, они услышали где-то недалеко тревожный рокот барабанов и странное завывание труб.

– Шоу в полном разгаре, – заметил Оршанин. – Жаль, не наша вечеринка…

– Люк закрой, – распорядился Тонни и двинулся к небольшой надстройке в виде нескольких колонн, на которые была установлена массивная плита-крыша.

Кирилл захлопнул дверь и с удовольствием осмотрелся. Терраса была пуста. Он даже глянул на экран локатора на наручи, чтоб убедиться, что капсула ещё здесь. На экране голубовато отсвечивал небольшой круг. Кивнув, он надел шлем и поспешил вслед за напарником.

Под крышей были установлены выщербленные временем скамьи и покосившийся стол. Видно, что здесь бывали не часто. Сбоку темнел провал, где с террасы спускалась в глубину дворца череда истёртых ступеней.

Эта часть дворца находилась далеко от парадных залов и царских апартаментов. Здесь располагались трущобы дворца, где доживали свой век постаревшие придворные, которых давно сменили более молодые и энергичные, а внизу, в подвалах располагались казематы, странный лабиринт соединяющий подвалы, заваленные рухлядью, и тюремные помещения, где содержали опасных преступников.

Стрелки сбежали вниз по лестнице и углубились в каменный лабиринт, всё ниже спускаясь по эстакадам и лестницам. Коридоры были пусты. Может, здесь было не так много обитателей, но к тому же большинство из них выбралось из своих нор, чтоб издалека поглазеть на поединок храмовых танцоров.

Только раз, в одном из ответвлений коридора послышался шорох, который тут же был уловлен шлемофонами стрелков. Они одновременно взглянули на экраны своих биолокаторов и увидели медленно приближающийся объект. Отпрянув к стене, они почти вжались в неё. Лёгкие скафандры-хамелеоны позволили им слиться с тёмной стеной. Но вскоре они поняли, что это было излишне. Из-за угла появился сгорбленный старик в потрёпанной одежде, на которой ещё поблескивало изодранное золотое шитьё. Он ковылял, согнувшись, и неся перед собой низкий сосуд, в котором мерцал крохотный огонёк. Он проследовал мимо, кряхтя и вздыхая, и через какое-то время скрылся за поворотом.

Две тени снова отделились от стены и в темноте скользнули дальше. Свет был им не нужен. Стёкла шлемов преобразовывали поступающее на них изображение, и они отчётливо видели всё, вплоть до осколков посуды в углах.

Они продолжали путь, и вскоре в шлемофонах раздался странный, похожий на стон звук. Оршанин настороженно посмотрел на напарника. Тонни жестом показал, что этот звук доносится из вентиляции, но в следующий момент рядом с ним образовалось странное свечение, которое постепенно принимало очертания человеческого тела. Спустя мгновение уже можно было разглядеть, что это женщина с длинными взлохмаченными волосами и железным ошейником на шее.

– Призрак, – спокойно констатировал Тонни и прошёл мимо.

Оршанин неопределённо кивнул и пошёл следом. Жалобный стон раздался им вслед. Обернувшись, он увидел бледную фигуру и различил на полупрозрачном лице печальные, молящие о чём-то глаза. Вздохнув, он прибавил шагу, чтоб не отстать от Тонни.

Они спустились на тот уровень подвала, где располагались тюремные помещения. Здесь было чище, и вскоре на стенах начали появляться небольшие железные светильники со вставленными в них фитилями. Дважды им пришлось останавливаться и отступать в боковые ответвления коридоров, чтоб пропустить стражников в медных нагрудниках, которые по двое вразвалку проходили привычным маршрутом, позвякивая своими секирами.

До цели их путешествия оставалось совсем недалеко, когда они наткнулись на неожиданное препятствие. В небольшой комнате, которая разделяла два коридора, прямо на полу устроились несколько стражников. Они шумно дышали и что-то кричали, со стуком бросая на пол какие-то предметы. Спустя минуту стало ясно, что они играют в какую-то азартную игру, причём так увлечены, что закончат ещё не скоро.

Кирилл жестом указал Хэйфэну за спину, и тот, коротко кивнув, повернул назад. Им пришлось вернуться, чтоб зайти с другой стороны. К счастью такая возможность была, но для этого им пришлось спуститься ещё ниже, протиснуться через узкие, заваленные истлевшей рухлядью проходы, и снова выйти в коридор. И тут они услышали странный свистящий звук, перешедший в необычный шорох, словно кто-то протаскивал по коридору большой кожаный тюк, который тёрся краями о выщербленные каменные стены. Стрелки замерли, настороженно глядя вперёд. Но явление этого чудовища было совершенно неожиданным. Огромное змееподобное существо с длинной мордой, увенчанной ветвистыми рогами, с пастью, полной острых зеленоватых зубов, вдруг оказалось совсем рядом и нависло над Кириллом. Он вскинул парализатор, но Хэйфэн мгновенно выступил вперёд, прикрывая его собой. Раздался негромкий лязг стали. Кирилл увидел тусклый отблеск на изогнутом лезвии меча, и голова чудовища упала на пол. Спустя мгновение всё пропало: и змей, и его голова.

– Фантом, – пояснил Тонни.

– Вижу, – согласился Кирилл и двинулся дальше.

За ближайшим поворотом они увидели карабкающуюся наверх полуразрушенную лестницу и поднялись по ней, чтоб снова оказаться в тюремном коридоре. Здесь было светлее, потому что светильники располагались ближе друг к другу. Пройдя чуть дальше, они увидели низкую дверь, запертую на некое подобие засова.

Кирилл присел рядом, чтоб осмотреть его в поисках ловушки или секрета. Ничего не было. Положив руку на рычаг, он отодвинул засов в сторону и открыл дверь.

Они проскользнули внутрь, и Тонни прикрыл за собой дверь. В небольшой комнатке было довольно чисто и пусто. У дальней стены стояла низкая лежанка, а в углу – большой глиняный сосуд с ручками, по форме напоминающий цветочный горшок.

Едва они вошли, человек на лежанке приподнялся и развернулся к ним.

– Подъём, лейтенант! – гаркнул Кирилл, приподняв стекло шлема.

– Ну, наконец-то! – проворчал Иван, поднимаясь. – Чё так долго? Сколько я уже тут?

– Достаточно, чтоб вылететь из флота по дисциплинарке за самовольную отлучку со звездолёта. – Кирилл скинул с плеч рюкзак и бросил ему. – Облачайся!

– Ладно гавкать, – фыркнул Иван и заглянул в рюкзак. – Не больно-то вы торопились вызволить боевого товарища из вражеского плена.

– Надеялись, что сам справишься, – серьёзно заметил Тонни, снимая шлем. – Ждали, ждали… Потом поняли, не та подготовка у спецов Азарова. Надо вытаскивать, чтоб всех троих по описи сдать.

– Ну, да, – кивнул Оршанин, – чтоб командира не подводить. Она троих под отчёт получила, и сдать нужно всех, в надлежащем виде с учётом естественного износа.

Иван расхохотался.

– Теперь верю, что не снитесь!

Он достал из рюкзака скафандр и мгновенно натянул его на себя. Потом собрал в хвост изрядно засаленные волосы, аккуратно перетянул их лентой и после этого надел шлем.

– А оружие? – уточнил он.

– Перебьёшься, – ответил Кирилл и опустил забрало шлема.

– Пусть храбрость тигра и мудрость змеи будут твоим оружием, – изрёк Тонни и надел шлем.

– Ага, – озадачено кивнул Иван. – Парализатор, однако, надёжнее…

Оршанин посмотрел на свою наруч и убедился, что коридор пуст. Он открыл дверь, выпустил товарищей и аккуратно задвинул засов. После этого стрелки двинулись в обратный путь.

Они снова спустились ниже, туда, где встретили рогатого змея, но на сей раз он не пожелал выйти навстречу, и они без проблем миновали этот участок пути.

Поднявшись выше, они пошли уже знакомой дорогой, поглядывая на экраны своих биолокаторов. Им удалось без проблем миновать тюремную часть катакомб, и они снова углубились в запутанный лабиринт коридоров и комнатушек в западной части дворца. Мрачный лабиринт дворцовых трущоб словно вымер. Они спокойно шли по узким коридорам, протискиваясь мимо куч запылённого хлама. Усилители звука в шлемофонах транслировали только их собственные осторожные быстрые шаги.

Им уже казалось, что они спокойно доберутся до своей капсулы, как вдруг где-то совсем близко раздался отчаянный женский вопль. Было ясно, что какая-то обитательница этого жуткого места попала в беду. Второй крик уже содержал явный призыв на помощь. Тонни и Кирилл замерли в нерешительности, но Иван без колебаний бросился туда, откуда слышался зов.

– Стой! – приказал Тонни, но Ивана было не остановить.

Пробежав по боковому ответвлению коридора, он ворвался в маленькую комнатку, где возле стены, сжавшись от ужаса, сидела маленькая худая женщина в платье из рваного и истёртого шёлка. Над ней возвышался мужчина в тёмных штанах и широкой накидке с облысевшей меховой оторочкой. Иван сразу увидел в руке этого человека странный предмет, похожий на наконечник копья, занесённый над головой женщины.

Сбив нападавшего с ног, он одним ударом отправил его в глубокий нокаут, ногой отшвырнул в сторону странный заострённый предмет и посмотрел на женщину.

Она перестала кричать, но ужас на её лице был столь явным, что только в этот момент он сообразил, что выглядит, как статуя из камня, вышедшая из стены. Убедившись, что мужчина ещё не скоро придёт в себя, он развернулся и пошёл назад.