Текст книги "Король и спасительница"

Автор книги: Кристина Выборнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Я проводила взглядом очередную велосипедистку в бежевом платье с закрытым воротом, переходящем в такой же бежевый накинутый на голову платок, отшатнулась от очередной телеги с грязным стариком в лохмотьях, и, восстановив равновесие и оглядевшись, увидела, что по обеим сторонам дороги наконец-то появились дома. Они были одноэтажными и походили на странно выросшие деревенские колодцы, потому что состояли из круглого основания, накрытого громадной двускатной крышей, спускающейся чуть ли не до земли. Крыши покрывали либо пропитанные чем-то черным доски, либо тонкие металлические листы, наложенные друг на друга, как черепица. Те из домов, что выглядели побогаче, чаще всего были покрашены в спокойные чистые цвета вроде кремового, светло-терракотового или светло-зеленого, окна у них, как веночками, оплетались вырезанными из дерева лаконичными узорами, чаше всего растительными.

– А тут не так противно, как кажется, – прошептала я, тихонько подтолкнув Натку в бок. Она кивнула.

– Да, неплохо. Но не думаю, что наше величество задержалось бы на этой окраине. Конечно, не факт, что это здешняя столица, но давай, что ли, все равно попробуем дойти до центра…

– Дойдем, – отозвалась я. – А вот ночевать где…

Подруга призадумалась и ничего не ответила. Мы пошли дальше, продолжая зевать по сторонам.

Домов становилось все больше, транспорта тоже, и наконец-то появились пешие жители. В основном они были заняты какими-то хозяйственными хлопотами: либо волокли мешки, корзины и полотняные кошелки с продуктами, либо тащили на привязи животных. Одна из этих зверушек здорово напугала нас с Наткой, поскольку издали походила на низкорослого медведя, но, подойдя, мы разглядели у нее копыта и маленькие рожки.

– Хм, – сказала Натка. – Коза, что ли?

– Типа того, – согласилась я шепотом, косясь на хозяйку «козы». Эта высокая худая женщина в закрытом по горло длинном темно-синем платье и чем-то вроде белой банданы с отворотами, тоже слегка покосилась на нас и, тут же отведя взгляд, с прямой спиной проследовала дальше. Я вообще заметила, что здешние люди довольно сдержаны в эмоциях и вежливы – никто ни на кого не глазел, а говорили они между собой, несмотря на язык, не слишком громко, так что я даже не могла разобрать слова. Да, выходит, сдержанность у Лида – национальная черта?..

Но едва я подумала об этом, как нам навстречу попалась очередная велосипедистка весьма экстравагантного вида: платье ее было хоть и не пышным, зато вырвиглаз-розовым и блестящим, белая меховая накидка слегка прикрывала плечи и оставляла на свободе глубоченное декольте, в ушах болтались огромные серьги, а неестественно-красные волосы напоминали свежее воронье гнездо. Поглядев на ее глуповато-довольную физиономию, я сразу вспомнила Сьединовых фрейлин и хихикнула. К моему удивлению, реакция местных жителей на эту красотку оказалась почти такой же: парочка проходящих мимо крестьян поспешно отвернулись, а стоящая возле своего дома женщина поджала губы с видом глубокого презрения и неодобрения. Девица, ничего не замечая, счастливо укатилась вдаль. Я успела заметить, что у нее двухцветные, желто-серые глаза. Колдунья, значит…

– Во чучело, – прокомментировала Натка мне на ухо. – Ну и вырядилась… Слушай, Сонька, кажется, это какой-то завод?

Я, подняв голову, оглядела трехэтажное здание из серого камня, огороженное мощных забором и снабженное тремя огромными дымящими трубами, и сказала:

– Похоже… Давай его обойдем, вроде там дальше опять дома идут.

Натка кивнула. Народу прибавилось: часть его крутилась возле завода с непонятными целями, а часть, судя по черным от копоти лицам и рукам, являлась собственно рабочими. Вот эта публика разговаривала между собой куда громче, и до нас донеслось звонкое подвывание и гавканье.

– Сонька, – шепнула подруга тревожно. – Чего-то я не понимаю, что они говорят.

– Потому что они говорят по-варсотски, – уверенно отозвалась я. – Лид так же гавкал.

– Класс! А почему же Сьедина мы понимали? Он русский, что ли?

– Нет, просто Лидово заклятье действовало, а сейчас… – тут до меня тоже дошло, и я докончила упавшим голосом: —…Не действует.

– Мда. То есть мало того, что мы не знаем, куда идти, так еще и ничего не понимаем.

– Почему «ничего»? Я понимаю немного, – заспорила я. – Лид же меня учил, я думаю, что если буду прислушиваться, что-нибудь разберу…

По собственному же совету я прислушалась, и тут же мне в ухо бросилось знакомое слово «ратсанатла», произнесенное высоким рабочим.

– Он говорит что-то о короле! – приостановившись, прошептала я. – Нат, ратсанатла – по-варсотски «король»!

– А чего он при этом такой злющий? – опасливо спросила подруга.

– Да просто у варсотов сильная интонация… – заспорила я неуверенно, потому что рабочий действительно произнес слово «король» с лицом, перекошенным явно не от избытка дружелюбия. Более того, лица окружающих его людей скривились аналогично. Натка схватила меня за руку и утащила за угол забора.

– Ну вот, как я и говорила: Лид захватил тут власть и, судя по всему, проводит чистки, – прошипела она. – Либо они просто республиканцы, но лучше у них ничего не спрашивать. Раз он у власти, наша задача будет полегче, только как бы не побили… И когда только он успел за три дня революцию провернуть?

Я неуверенно пожала плечами.

– Не знаю, Нат, наверное, у них не осталось высокородных сильных колдунов…

Обойдя завод, мы быстрым шагом двинулись сквозь город. Дома стали попадаться и двух– и трехэтажные, они соединялись друг с другом высокими арками, а между ними петляла дорога, по-прежнему песчаная, хотя иногда, у того или иного дома, были участки, вымощенные камнями. Транспорт ездил уже почти беспрерывно: кое-где телеги с продуктами образовывали что-то вроде пробок. Люди тоже сновали во множестве, и вид у них был по-прежнему сдержанный, хмуроватый и вроде бы чем-то озабоченный. Неужели Лид с досады на меня действительно натворил тут дел?

Навстречу нам попался пацан в смешной совершенно плоской и круглой серой кепке без козырька, который тащил пачку больших бумажных листов: судя по всему, здешние газеты или журналы. Вывернув шею, я машинально попыталась что-нибудь прочесть, но вид варсотской письменности, похожей на бесконечный набор петелек и хвостиков, хаотично разбросанных по бумаге, мигом охладил мой пыл, да к тому же я, заглядевшись, налетела на прохожего. Тот строго посмотрел на меня. Я от нечего делать промямлила по-русски «извините», он произнес в ответ что-то похожее на «чунга-чанга» и нырнул в подворотню.

– Интересно, далеко до центра или нет? – подумала я вслух, оглядываясь.

– Народу вроде становится больше, значит, не очень, – отозвалась Натка вполголоса. – Только вот даже если мы очутимся в центре, как дать о себе знать нашему величеству?

– Может, поищем его дворец? Я могу попытаться спросить у прохожих. Правда, я забыла, как будет дворец: то ли айргав, то ли юйргав, но…

– Не, давай пока про «гав» не будем, – решила Натка. – Вначале хоть немного осмотреться надо. Пошли просто так.

Мы пошли и шли до тех пор, пока у нас не начали гудеть и отваливаться ноги. Солнце явственно опустилось, от домов потянулись длинные тени. Центра города все не было, либо мы его пропустили. По-прежнему ездил транспорт, сновали прохожие и попадались заводы и фабрики, которые зачастую несусветно воняли. На улицах появились лотки, с которых торговали едой и какими-то мелкими бытовыми товарами, но разглядывать их у нас не было сил. Еле держась на ногах, мы, не сговариваясь, нырнули в подворотню, остановились возле очередного двухэтажного дома, покрытого облупленной белой штукатуркой, и шлепнулись во дворике на чахлую осеннюю травку.

– Фу, – сказала Натка после пяти минут молчания. – Надо поесть.

– Угу, – сказала я, снимая ботинок и разглядывая огромную мозоль. – У тебя пластыря нет?

– Не взяла. Тоже обе ноги стерла. Да это еще ладно, а вот когда у нас еда кончится, а денег-то местных не будет…

– Нат, не нагнетай, еды у нас полно, – оборвала я ее. – Дня на три точно хватит.

– Ну да, а потом-то? Ты, Сонька, еще не оценила размер здешних городов?

– Оценила, – призналась я уныло, разворачивая бутерброд. – Но, может, Лид хоть как-нибудь… Вот только как?

– Надо все-таки привлечь его внимание, – сказала подруга. – Чтобы он понял, что мы вообще тут…

Поедая бутерброды, мы раздумывали над способами привлечения к себе внимания короля. Как назло, самые оптимальные из них были самыми противозаконными. Конечно, если бы мы совершили, к примеру, сенсационное ограбление, вести о нас наверняка дошли бы до короля, но так как мы не представляли, что же все-таки надо украсть, чтобы это стало сенсацией, план пришлось отмести за нереальностью и опасностью исполнения. Больше ничего в наши головы не пришло. Доев бутерброды и собрав рюкзаки, мы встали и потащились дальше.

Город не кончался. Машины трещали, телеги грохотали, варсоты гавкали, то есть разговаривали, а фабрики дымили, так что у меня наконец начала болеть голова. Натка тоже морщилась и терла виски. Да еще к тому же стремительно темнело, дорогу стало плохо видно. Машины зажгли свои фары, а некоторые дома – окна, но свет их был тусклым, а фонарей попадалось не так много, как хотелось бы. К тому же, они горели мертвенно-синим светом, от которого становилось не по себе.

– Газ это горит, что ли? – вслух подумала я.

– Неа, – сказала Натка. – Гляди.

Она ткнула пальцем вперед. Я присмотрелась. По тротуару перед нами медленно брел мужчина в длинном приталенном пиджаке и такой же смешной плоской кепке, как у пацана с газетами. Останавливаясь перед каждым фонарем, он делал в воздухе несколько напряженных движений руками, будто крутил невидимую мясорубку, и фонарь через пару секунд загорался.

– Колдун, – догадалась я.

– Угу. Используют магию в мирных целях. Пошли, что ли, за ним, хоть не так страшно.

Я молча ухватила подругу за руку. Прохожие на улицах все убывали, транспорта тоже стало меньше, и все, кроме освещенных фонарями участков, погрузилось в опасную темноту. Я опять устала и хотела есть и спать, но не представляла, где здесь можно переночевать безопасно для жизни.

– Ночью лучше не идти, – оказывается, подруга думала о том же. – Давай искать, куда деваться будем. Может, в подворотню какую?..

– Не знаю, Нат, – все подворотни, которые черными провалами виднелись по правую руку, мне откровенно не нравились. – Может, лучше тут останемся?

– Тут? На тротуаре спать или на дороге?

Я вздохнула. Мы продолжали тащиться за фонарщиком, запахивая куртки, так как становилось все холоднее. На небе высыпали крупные красивые звезды, появилась синеватая спиральная туманность, но эти астрономические штуки нас мало утешили. Мы уже даже не разговаривали, а продолжали бессмысленно шаркать, приноровившись к похоронному шагу впередибредущего колдуна.

Но тут и колдун решил нас предать: он зажег очередной фонарь, что-то пробормотал и вдруг вошел в ближайший дом, хлопнув тяжелой дверью. Мы в затруднении остановились. Я изо всех сил уставилась во тьму, пытаясь понять, что находится вокруг нас, и увидела тусклый блеск впереди.

– Нат, по-моему, там река, – сказала я неуверенно.

– А… Точно. Широкая какая. Смотри, у них тут и мостик есть: вон на нем огоньки горят… Кстати, мостик – это хорошо.

– Да? – с сомнением буркнула я.

– Да. Под ним как раз можно переночевать. Все приличные бродяги в книжках всегда ночуют под мостами.

– Ну да, а если здешние бродяги тоже так делают?

– Тогда хотя бы с дороги сойдем, на берегу устроимся. Пошли?

– Давай.

Натка сделала мне странный знак растопыренными пальцами, скрючилась и принялась красться по обочине, приближаясь к мосту. Я, приняв аналогичную позу, устремилась за ней.

Берег реки с нашей стороны был довольно-таки высоким: мы сразу не разглядели его уклон и чуть не попадали кубарем, но нас, к счастью, задержали сухие кусты. С шелестом продравшись сквозь них, мы все-таки попали под мост. Глаза у меня уже привыкли к темноте, да к тому же, огоньки домов и фонарей отражались в речной воде, так что я смогла разглядеть, что никаких бродяг здесь нет.

– Уф, – облегченно выдохнула Натка. – Наверное, у них какая-то другая культура. Тут явно никто никогда не ночевал. Даже тряпок и мусора нету. Давай устраиваться, но смыться на всякий случай нужно будет сразу, как начнет светать…

Зайдя поглубже под каменный свод моста, мы повытаскивали из рюкзаков все тряпки, какие только были, и расстелили их на влажноватой траве, подсвечивая себе фонариками, убирая фонарики обратно, Натка деловито заметила, что в крайнем случае, если будем помирать с голоду, их можно будет продать. Я кивнула, поскольку такая возможность уже не казалась мне чем-то невероятным. Костер мы разводить побоялись, не зная тутошних законов, пить некипяченую воду из реки, конечно, тоже не стали, поэтому распили остатки чая из моего термоса и заели бутербродами с колбасой, которые могли быстрее всего испортиться без холодильника. Такой ужин вызвал у нас дружную икоту.

– Кто-то – ик – вспоминает, – сказала Натка, укладываясь на свои тряпки и заворачиваясь в куртку. – Наверное, Лид, чтоб ему – ик – пусто было…

– Или – ик – бабушка, – предположила я, тоже возясь среди моих несчастных летних платьев и кофточек. – Или родители… Ик. Нет, не они, все равно икаю…

– Да ну их всех, – Натка сначала икнула, а потом зевнула. – Давай спать.

– Угу, – сказала я, и, несмотря на неудобное ложе, холод, стертые ноги и икание, немедленно уснула мертвым сном.

Для того чтобы подняться на рассвете, никаких усилий нам не потребовалось: когда наши часы показывали около шести утра, мы проснулись сами, от жуткого холода и густого тумана, стоящего у реки. Наши постели из тряпок пропитались влагой так, что их можно было выжимать, но сушить их мы возможности не имели, пришлось запихать в рюкзаки как есть. В довершение всего, от спанья на твердой земле у нас ныло все тело, а ноги, не забывшие вчерашнюю ходьбу, противно гудели. Когда я, кряхтя, охая и приплясывая от холода, пыталась помыть в реке испачканные землей руки, мне пришло в голову, что еще немного, и Лид, даже если мы его найдем, может нас и не узнать…

Завтрак наш состоял опять из бутербродов и холодного чая: мы начали распивать Наткин термос. Под конец трапезы подруга озабоченно встряхнула его, видимо, пытаясь определить количество оставшейся жидкости, и протянула:

– От силы на сегодня хватит. Надо срочно воду искать.

Я хмыкнула и кивнула на реку. Подруга сказала:

– Ну да. Но я бы тут костер не разводила. Может, побезлюднее место найдем. Хотя давай все-таки на всякий случай наберем воды в пустой термос, что-то я не видела тут колодцев…

Пока мы возились, туман успел немного рассеяться, сквозь него начали пробиваться желтоватые лучи восходящего солнца. Дыша на обледенелые руки, мы вылезли из-под моста, пролезли сквозь кусты и, осмотревшись, несколько опешили от неожиданного зрелища.

Река оказалась не такой широкой, как мы подумали ночью, но за полукруглым каменным мостом, перекинутым через нее, начинался как будто совершенно другой город. Мы увидели широкую мощеную улицу, по обеим сторонам которой стояли дома из белого и красного камня, явно очень старые, не выше трех этажей, но красивые и изящные: с галереями наверху и острыми крышами, окаймленными резными украшениями. Даже неизменные подворотни выглядели по-другому: проемы их имели форму звезд со сглаженными короткими лучами. Кое-где эти лучи пообломались, видимо, просто от древности построек. Некоторые дома оканчивались подобием коротких башенок со все теми же любимыми местными жителями треугольными крышами, и в этих башенках виднелись маленькие окошки-бойницы без всяких стекол. Было тихо и безлюдно, красивую улицу освещало восходящее солнце.

– Да, – произнесла Натка, которой первой удалось закрыть разинутый рот, – кажется, из промзоны мы вышли. Тут, наверное, дома где-то времен Лида. Скорее всего, нам туда и надо, но осторожно: небось, там всякие богатеи живут, а у нас с тобой сейчас вид неподходящий…

Я молча кивнула. Быстрым шагом мы пересекли мост и, опасливо оглядываясь, устремились вперед по шикарной улице, которая шла немного на подъем. По дороге я, конечно, продолжала разглядывать красивые дома, поэтому уже издалека заметила, что резная деревянная дверь одного из них приоткрылась. Я ущипнула Натку, мы замедлили шаги и вытянули шеи, готовясь, если что, задать стрекача.

…Из старинного дома вылезла толстая пожилая варсотка в облезлом сером платье и кое-как намотанном черном платке. Под мышкой у нее был плетеный квадратный короб, наполненный какими-то тряпками Кряхтя, жительница ловким ударом пятки захлопнула дверь и устремилась по внешней лестнице, идущей вдоль стены дома, на третий этаж, в галерею. Оказавшись наверху, она принялась деловито вытаскивать тряпки из короба и развешивать их на веревке, протянутой между изящными галерейными столбиками. Обалдело проследив за этим процессом, мы переглянулись и убыстрили шаги. И теперь я начала замечать то, что раньше не бросилось мне в глаза: старинные дома были кое-где замазаны облупленной штукатуркой, обрушенные галерейные столбики были заменены досками и палками, а на самих галереях и между балконами сушилось белье. А последний дом улицы перед перекрестком вообще оказался переделанным в завод: из его крыши, покрытой потемневшей, но красивой росписью, торчали три большущие трубы.

– Прогресс у них везде пробрался, – хихикнула несколько расслабившаяся Натка. – Наверное, здесь был край города, когда еще заколдовывали Лида. Вот и дома сохранились, только живет в них уже кто попало.

– Ну а не кто попало где-то тоже должен жить, – заметила я. – Наверное, мы просто не дошли еще до нужного места…

– Наверное, – вздохнула подруга и глянула на часы.

Снова постепенно начали появляться машины, телеги и велосипеды. Одна из машин заглохла посреди дороги, обмотанный тряпками водитель-мумия выбрался из нее, отодвинул несколько держащихся на честном слове досок и, запустив руки в механизм, принялся с усилием там ковыряться. Прохожие и другие повозки молча обходили и объезжали его, не говоря худого слова и, как всегда, вежливо отводя взгляды, только какая-то велосипедистка, очередная расфуфыренная дамочка с декольте, неожиданно остановилась, протянула руки и что-то неблагозвучно загавкала. Я поняла три слова: к моему удивлению, два из них были «плебей» и «король», а третье – глагол «ехать». Водитель сломанной машины вытащил руки из механизма, пожал плечами, и, глядя на дамочку, как на больную, выговорил несколько слов в ответ. Дамочка взвизгнула, расширила глаза и, показывая на него пальцем, обратилась к прохожим с гневной речью. Прохожие, поеживаясь и переглядываясь, начали ускорять шаги. Натка тоже схватила меня за руку и потянула за собой. Мы нырнули в звездчатую подворотню, и я посмотрела на подругу.

– Ты чего, Нат? Я хотела послушать, она что-то говорила про короля.

– Да? Ну, не знаю, просто я увидела, что от нее все шарахаются…

– Так им, наверное, к королю не хочется, а нам-то наоборот!

– Не знаю, мне тоже что-то к королю расхотелось. Не понимаю я, что тут творится, – задумчиво пробормотала Натка. – Ладно, пойдем дальше.

Вылезать из подворотни мы не стали, потому что она все равно вела на параллельную улицу, которая оказалась даже более светлой и широкой. Народу здесь тоже было много и все прибавлялось, причем некоторые люди были с тяжелыми, наполненными чем-то корзинками и котомками, которые тащили с деловым и озабоченным видом.

– Надо же, – шепнула Натка. – Будто в Москве к метро идем…

– Ага, – прошептала в ответ я. – Значит, там впереди какое-то важное место. Может, как раз, дворец…

– Увидим.

И мы действительно увидели. Улица кончилась, и перед нами открылась круглая залитая солнцем площадь, в которую лучами впадало еще несколько аналогичных улиц. А на площади шумел огромный рынок…

Натка присвистнула.

– Вот этого я не ожидала…

– Обойти его трудно будет, – заметила я.

– Да… Может, и не надо обходить! – по угромчившемуся голосу и оживившемуся лицу подруги я поняла, что ей в голову пришла какая-то идея.

– Ну? – спросила я нетерпеливо.

– Я что думаю: рынок ведь крупный, народу тут куча. Если мы сделаем что-то привлекающее внимание, то об этом будет знать много людей, а слухи и до короля дойдут.

– Это что же надо отмочить такое, чтобы аж до короля дошло? – с подозрением поинтересовалась я.

– Что-то нестандартное. Посмотреть, чего они не делают, и сделать это. Не обязательно хулиганить, но желательно шуметь. Видишь, они тут все больно тихие и вежливые? Значит, надо выделяться.

– Ладно, Нат, но давай сначала походим разведаем обстановку.

– Так я против, что ли…

Взявшись за руки, чтобы не потеряться, мы нырнули в рыночную толпу и завертели головами.

Варсотские сдержанные манеры проявились и тут: конечно, вокруг довольно громко разговаривали, но я не заметила, чтобы продавцы и покупатели торговались. Сами продавцы тоже никого не зазывали к своим лоткам, а стояли возле них с гордым видом, уперев руки в бока. Товар выглядел эстетично и красиво: многие продавцы овощей-фруктов в буквальном смысле выкладывали из своих плодов на столах нечто вроде мозаики. Если покупатель забирал свой товар, продавец тут же восстанавливал узор. Общих навесов не было, каждый лоток или столик имел свой личный зонт, преимущественно белого цвета, с петельками, свисающими с краев. Под ногами людей и между палатками ходили длинные-предлинные звери, покрытые густой жесткой шерстью соломенного цвета. Морды у них тоже были длинными и узкими, глаза – прищуренными, носы – бежевыми, а большие острые уши были в основном уложены назад и только изредка поднимались и оттопыривались. За самим зверем по земле волочился растрепанный хвост, похожий на ершик для чистки, и этот хвост делал и так-то длинное животное просто бесконечным. Звери, судя по всему, заменяли в этом мире собак: они дежурили возле лотков, стойко дожидаясь, пока им что-нибудь перепадет, или бродили с уже выпрошенными продуктами в зубах. Суда по этим продуктам, среди которых я заметила и мясо, и хлеб, и овощи, и даже какую-то зелень, звери были всеядны.

Особой системой рынок не отличался: продукты шли вперемежку с одеждой, инструментами, украшениями из камня и книгами. Так мы постепенно добрели до центра рыночной площади, где располагался высокий столб из темно-красного камня с часами наверху. По крайней мере, нам показалось, что это часы, хотя никакого циферблата не виднелось, а вместо стрелок выступали несколько квадратных железячек, которые периодически чуть сдвигались относительно друг друга. Как раз когда мы подошли к часам вплотную, сдвинулась самая большая железячка, часы завибрировали и издали жуткий звук, похожий на рев бешеного слона. Мы чуть не дали стрекача, но увидели, что местные даже ухом не ведут, и сдержались. Звук сделался тише и в конце концов сдулся, часы молча продолжили двигать железячки.

– Это они так бьют, – неизвестно зачем сказала я. – Наверное, у них внутри что-то вроде трубы, куда накачивается воздух.

– Угу, или волынки, из которой воздух выдавливается. По звуку, кстати, больше похоже, что кого-то удавили… Ну ладно, Сонь. Ты придумала, как внимание привлекать?

– Не знаю… Не песни же орать. За психов, конечно, примут, но это же мелочь, до короля не дойдет.

– Да, надо чем-то еще запомниться… Что у нас запоминающегося?

– Наверное, наши вещи.

– Видимо, придется пожертвовать частью, – решила подруга. – Ну и вести себя будем по-другому…

Через две минуты работа у нас уже кипела. Под часами мы организовали импровизированный лоток, постелив на камни плед и выложив сверху те вещи, которые по идее должны были заинтересовать местных: один фонарик, парочку батареек, мои заколки и резинки для волос, початую пачку жвачки, найденную в Наткином кармане, тоже слегка початый блеск для губ, а еще несколько ручек, блокнот с фотографией какой-то полураздетой певицы на обложке и парочку ярких кофточек, которых нам было не очень жалко. Сделав все, что смогли, мы уселись рядом со своим товаром, скрестив ноги, как йоги.

Проходящий мимо народ принялся на нас коситься с довольно ошарашенным видом, однако, встречаясь с нами глазами, тут же отворачивался. Вежливость варсотов явно перебарывала удивление.

– Не, так не пойдет, – минут через десять тряхнула головой Натка. – Давай зазывать.

– У них же не принято.

– Тем более.

– Да мы языка почти не знаем.

– Ты говорила, что знаешь. И вообще, можно и по-нашему… Сонька, как будет по-варсотски «идите сюда» и «у нас интересные вещи»?

– Ох… – я обеими руками почесала голову для стимуляции памяти и с трудом выговорила:

– Ди ксаринада ме-еда-а… Это идите сюда. А слово «интересный» я не знаю. И как «у нас» будет – тоже.

– Ну а «хорошие вещи» – это что?

– По-моему, «натса-а линка-а», если не путаю ничего…

– Ладно, сойдет. Давай начинать, а там разберемся, – решила подруга. Я кивнула. Натка скомандовала «три, четыре» и неожиданно заорала, перевирая сложные для нее варсотские слова:

– Эй вы там!!! Каринада меда! Нафталинка-а! Эксклюзивная распродажа содержимого наших рюкзаков! Сезонные скидки тридцать процентов! Цена десять ваших тугриков!!

– Добро пожаловать, хорошие вещи, идите сюда! – тоже набрав воздуху в легкие, закричала я по-варсотски голосом дурного попугая, стараясь заглушить жуткое Наткино произношение. Натка тоже не сдавалась, продолжая что-то орать про свою нафталинку.

От наших воплей несколько ближайших лотков пошатнулось, и из-под зонтов высунулись испуганные продавцы с расширенными глазами. Покупатели начали останавливаться: не знаю, из интереса или от неожиданности, но мы, видя, что у нашего выступления есть эффект, продолжили свои крики.

– Каринада! Авилекса! Нафталинка! – равномерно гаркнула Натка и, с явным облегчением перейдя на русский, добавила:

– Фонарик китайский! Блеск для губ Сонькин просроченный! Батарейки дешевые деревенские потекшие! Кофточки застиранные растянутые! Эксклюзивно! Только у нас! Спешите приобрести!!!

Я одновременно пыталась перевести ее слова на варсотский с некоторыми коррективами, но словарного запаса не хватало, поэтому речь моя для здешних людей звучала в лучшем случае так:

– Огонь узкие глаза! Грязь мазать лицо хорошая! Огонь для огонь! Не – платья хорошие!

Варсоты начали скапливаться возле нас. Местная рыночная «собака» сунула свою узкую морду мне под локоть, пытаясь попробовать на зуб батарейку. Я сказала «кыш», и она обиженно отпрянула. Какая-то старая варсотка, глядя на нас с интересом, подошла поближе, пощупала фонарик и что-то мне сказала. Я поняла только пару предлогов и вопросительную интонацию, но, логично решив, что она спрашивает о цене, наобум показала десять пальцев. Варсотка явно удивилась и обрадовалась и полезла в карман. Натка подпихнула меня локтем и с лучезарной улыбкой добавила к моим пальцам свои десять. Варсотка вздохнула, но все же вынула из кармана несколько квадратных пластинок и сунула мне, попутно что-то спросив. Не поняв ее, я нажала на кнопку фонарика, и он мигнул. Варсотка покачала головой и повторила свой вопрос более раздельно. На этот раз я уловила словосочетание «другая страна» и, закивав, подтвердила:

– Да, да, другая: Э-эр, готса-а вара-а…

Варсотка, забрав свежеприобретенный фонарик, кивнула, и, озабоченно хмурясь, произнесла еще несколько слов, среди которых я узнала слово «ратсанатла». Опять король! Я усиленно закивала и сказала:

– Эр, эр, ратсанатла! Нам к нему и надо!

Варсотка глянула на нас странным взглядом и исчезла в толпе. Я сказала Натке:

– Кажется, действует! Она упоминала короля.

– Раз действует, тогда не прекращай орать, – скомандовала подруга и уже несколько хрипло закричала свою зазывалку на перевранном варсотском.

Через десять минут вокруг нас собралась уже весьма плотная толпа. Судя по одежде, она была небогатой, а судя по лицам, настроенной довольно доброжелательно. Покупали варсоты мало, зато пялились на нас просто так, как на бесплатный спектакль…

– Что-то мало они берут, – заметила подруга недовольно, на немного перестав вопить. – А нам ведь деньги нужны, кто знает, сколько мы просидим тут еще без связи с Лидом…

– Нат, такую муру я бы по-честному тоже не взяла.

– Да понимаю я… Слушай, Сонька, ты же у нас бальными танцами занималась!

– В школе вообще-то…

– Ну и что! Давай я тебе саккомпанирую, а ты станцуешь. Может, за выступление больше дадут. А заодно откроем в этой стране эру уличных музыкантов.

– Где аккомпанемент-то взять?

– Мобильники на что? – Натка вытащила свой телефон, что-то понажимала, и тут же заиграла пищащая и хрипящая мелодия одного из звонков. Я сморщилась, но подруга прикрикнула на меня:

– Давай танцуй, а то щас батарейка сядет!

От нечего делать я поднялась и, махнув на все рукой, принялась топтаться на одном месте и размахивать конечностями в попытке изобразить подходящий к мелодии танец. Варсоты, судя по их лицам, обалдели окончательно и смотрели на меня, хлопая глазами. Я разошлась и чуть не заехала рукой по уху подруге. Натка подумала и переключила телефон на другую мелодию звонка, более медленную. Я сделала руки кренделем, откинула голову и закружилась сама с собой в вальсе. Среди варсотов пробежало хихиканье. Наверное, если бы они могли, они бы меня сфотографировали. Натка включила третью мелодию, какой-то тяжелый рок. Я затрясла головой над воображаемой гитарой. Подруга, положив телефон на землю, подхлопывала мне в ладоши. Толпа не хлопала, но не расходилась и лыбилась.

На очередной мелодии, быстрой и дискотечной, у меня начали заплетаться ноги.

– Дай передохнуть! – крикнула я подруге, тяжело дыша. Натка кивнула и выключила телефон. Перестав скакать, я убрала за уши мокрые от пота волосы и раскланялась. Варсоты издали гул, судя по всему, одобрительный. Потом толпа дрогнула и расступилась, и сквозь нее к нам пробились два человека: молодые мужчины в богатых костюмах с зализанными назад чем-то намазюканными волосами. Я посмотрела на них вопросительно и увидела, что они оба колдуны.

– О, продюсеры, наверное, пришли, – прошептала Натка. Один из мужчин наклонился к нам и что-то вежливо спросил, чего я не поняла.

– Повторите, – сказала я по-варсотски. Он меня понял и повторил. На этот раз я разобрала часть речи: в ней опять что-то спрашивалось о другой стране.

– Да, другая страна, – согласилась я. Тут вступил второй мужчина, сообщивший что-то решительным тоном. Я распознала слово «идти» и, опять же, «король».

– Ратсанатла? – переспросила я для верности. Мужчины закивали и сделали манящие жесты.