Текст книги "Король и спасительница"

Автор книги: Кристина Выборнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Битых три минуты мы провели в неподвижности, сцепившись, уставившись друг на друга и молча нюхая воздух, в котором медленно рассеивалась гарь от изобретенного в Лидовом мире самолета. Потом я вдруг вспомнила, что мы тут вроде бы не одни, и, отцепив от короля одну руку, хлопнула ею себя по лбу:

– Ой, что мы тут застряли! Натка-то где?

…Натка, подперев подбородок кулаками, сидела на мраморном троне и рвала травинки торчащими из босоножек пальцами.

– Во, наконец-то! – обрадовалась она, когда мы подошли к ней. – А то я уже не знала, куда самоустраниться. Думала, если еще полчаса простоите, пойду вас пощупаю, вдруг опять окаменели.

– Что ты выдумываешь, какие мы полчаса стояли?! – возмутилась я. – Пять минут от силы!

– Двадцать, – со вздохом уточнила подруга и сунула мне под нос часы. Король недовольно поглядел на нее и резко сказал:

– Сойди с трона.

– А чего? Это тюряга не для плебеев, а для высокородных?

– Вот именно. К тому же, не стоит лишний раз прикасаться к предмету, на котором много веков было сильное заклятье.

– Спасибо за заботу, ваше жадное величество, – проворчала подруга и слезла. – Ну чего, куда пойдем? Наведаемся в гости в республику или боимся? Судя по самолету, прогресс у них идет полным ходом.

– Не боимся, но не стоит, – ответил король сразу за себя и меня. Я согласно кивнула:

– Действительно, давайте где-нибудь еще прогуляемся. Тяжелое какое-то это место.

– Ничего не тяжелое, нормальное, – пожала плечами Натка. – Ну ладно-ладно, Сонька, идем.

Из Лидового мира мы вылезли в молчании и так же молчаливо побрели домой. Бабушка сидела на лавочке возле веранды и чистила картошку: наверное, на ужин. Натка покосилась на меня, вздохнула и предложила:

– Давайте я вам помогу, что ли, а то прямо не могу никак ощутить свою нужность…

– Давай, – согласилась бабушка без ложного стеснения и радостно подвинулась. Натка плюхнулась рядом с ней, а король, не замедляя шага, убрел в сад. Я пошла за ним. В саду мы уселись на уже знакомый нам штабель бревен и уставились на закат. Король находился в непонятном настроении и упорно молчал, поэтому я решила сама начать разговор и спросила:

– Лид, слушай, а как будет на твоем языке, например, «здрасьте»? Или просто фразу какую-нибудь скажи, а потом мне переведи.

– Зачем это тебе, Соня?

– Просто интересно, как звучит. А тебе разве не интересно, как на самом деле звучит мой язык?

– …Интересно, – согласился король явно только из вежливости, однако все-таки чуть согнул указательный палец, отменяя заклинание, повернулся ко мне и выдал быструю, как пулеметная очередь, фразу на своем варсотском языке, которая показалась мне похожей одновременно и на лай собаки, и на кулдыканье индюка, разбавленное беличьим цоканьем. К фразе Лид присовокупил мое имя, но так взвыл на его конце, что я его еле узнала: прозвучало это как «Соня-а-а-а!!!». Я вздрогнула, хотя судя по лицу короля, он сказал что-то нейтральное или даже приятное, и отозвалась:

– Ну и язык у тебя, Лид.

Король вскинул на меня глаза, видимо, в свою очередь удивившись моему произношению его имени, снова согнул палец, возвращая нам взаимопонимание, и сказал:

– Никогда бы не подумал, Соня, что вы говорите с такими слабыми интонациями.

– А ты для меня воешь и лаешь, – призналась я несколько смущенно. – Что ты сказал-то?

– Я спросил, что за птица ходит вдоль забора за твоей спиной.

Я обернулась.

– А, это цыпленок опять от соседей пролез. Бабушка их гоняет… Разве ты кур еще в интернете не видел?

– Может, и видел, но я не сосредотачивался на птицеводстве.

– Ну ладно, а теперь скажи, как будет «здрасьте», а я за тобой повторю. И не спрашивай зачем, мне просто нравится учить языки. Я, межу прочим, уже знаю английский и пол французского.

– Это похвально, – сказал Лид с улыбкой и просьбу мою выполнил. «Здрасьте» по-варсотски звучало как «авилекса-а-а-а!!!». Пока я пыталась выговорить это с нужной интонацией, аж вспотела. Лид следил за мной внимательно и сочувственно, иногда сообщая правильный вариант произношения, причем каждый раз за забором отзывалась лаем соседская собака. Наконец я добилась того, что собака залаяла и на меня, сочла, что теперь говорю правильно, и решила в качестве ответной услуги обучить короля говорить «здрасьте».

– Авилекса-а-а, – сказала я, глядя на Лида и от стараний потряхивая головой. – Здравствуйте. Здравствуйте. Ну, повтори.

Лид, догадавшись по жестам, что я от него хочу, покорно взвыл:

– Здра-а-асте!

– Да не так агрессивно. Здрасьте.

– Здра-асьте, – согласился Лид с меньшей аффектацией – интонацию он ловил хорошо. Я вскочила с бревна, потерла руки и огляделась вокруг, думая, какими бы еще словами нам с королем обменяться, когда кусты смородины затрещали и из них высунулась Натка.

– А, это вы, – сказала она. – А меня Нина Алексеевна послала посмотреть, кто там орет и гавкает. Вы чего, опять полаялись, что ли?

– Нет, мы учим языки друг друга. Я знаю, как по-варсотски здрасьте. Авилекса-а-а!

– Ой, чего ты орешь-то? – подскочила на месте подруга.

– Так положено. А Лид умеет здрасьте говорить. Лид, скажи.

– Здрасьте, – сообщил король с видом ученой собачки, поглядел на мою подругу и поинтересовался:

– На-а-тка-а-а??!

Натка попятилась.

– Слушайте, ну вас в баню. Пойду лучше картошки почищу.

– Ага, иди… Да, это Натка, – повернулась я к королю. – А это дерево. Солнце. Небо. Земля…

Засиделись мы до первых звезд. Не знаю, как королю, а мне наши упражнения доставляли истинное удовольствие. Король, впрочем, тоже не особо жаловался, повторял за мной слова, говорил в ответ свои, иногда сопровождая их для доходчивости «мультиками», и потихоньку ел с куста белую смородину. Натка за нами больше не приходила – видимо, испугалась королевского лая, но я и сама утомилась и, встав с бревна, принялась переступать отсиженными ногами. Король поглядел на меня, подумал и вполне самостоятельно сформулировал по-русски предложение:

– Соня-а, идти до-ом?!

Я хотела было ответить ему что-нибудь на его языке, но поняла, что забыла все слова. Лид и в этом сумел меня обскакать…

В это время король обратился мне уже нормальным образом:

– Соня, я думаю, достаточно? Пойдем в дом?

– Пошли. Надо же, у тебя такая хорошая память, ты так быстро все запоминаешь.

– Высокородные все такие, – отозвался Лид равнодушно. – Это нормальная наша скорость усвоения информации, просто на языке она лучше чувствуется.

– Эх, а я уже все твои слова поперезабыла.

– Ничего, все равно тебе мой язык не понадобится.

– Мало ли, что мне не понадобится! – уперлась я. – Мне интересно, и все, Ладно, пошли.

Ужин прошел без происшествий. Бабушка и Лид каким-то образом ухитрялись отлично общаться, при том, что каждый говорил о чем-то своем. Часов в одиннадцать вечера мы с Наткой начали зевать, и бабушка с непочтительным напутствием «иди, иди отсюда» удалила короля на терраску. Лид без возражений ушел: похоже, он тоже клевал носом. Но я сама заявилась к нему минут через пятнадцать под предлогом пожелания спокойной ночи, хотя на самом деле мне было любопытно, куда же он втиснет на веранде камин и как спрячет его от бабушки.

Меня ждало разочарование: никакого камина нигде не оказалось. Лид, уже превративший свою одежду в льняной папин костюм, приветственно кивнул мне.

– Что ты хотела, Соня?

– А где камин?

– Здесь его делать затруднительно.

– Ну вот. И чего теперь, всю ночь будешь мерзнуть? Ты же в сосульку превратишься, – укорила я безалаберного короля и хотела было присесть на его разобранную постель, но Лид вдруг крепко ухватил меня за локоть и поднял обратно.

– Осторожно, Соня.

– А чего… – начала я и осеклась: от кровати исходил такой жар, словно под ней развели громадный костер. Странно еще, что белье не горело.

– Я сделал жаровню внизу, ее не видно, – объяснил Лид с удовлетворенным видом, сам присаживаясь на свое огнедышащее ложе.

– Ну молодец, – хмыкнула я. – Ты у нас нигде не пропадешь…

…у бабушки мы провели шесть дней, которые прошли как-то незаметно и, что совсем уж удивительно, без всяких мерзких происшествий, связанных с королем. Может быть, Лид все-таки действительно обжился: по крайней мере, бормотания насчет простолюдинов и благородных я слышала все меньше, зато научилась хорошо различать королевские эмоции. В принципе, они ничем не отличались от эмоций обычного человека, разве только были чуть более сдержанными. Я теперь и сама не понимала, почему первое время считала его кем-то вроде тигра-людоеда в человеческом обличье. Вначале я на всякий случай старалась присутствовать при всех его разговорах с бабушкой, но потом махнула на это рукой, поскольку король не говорил и не делал ничего плохого, а в его рассуждения бабушка либо не вслушивалась, либо понимала их по-своему, так что между ними царили мир и взаимопонимание. С Наткой король, кажется, окончательно смирился: по крайней мере, разговаривал он с ней уже нормально, практически как со мной. Правда, возможно, это было связано с тем, что подруга старалась вежливо самоустраниться, если нам приходила охота прогуляться или посидеть в саду. Впрочем, в Лидов мир мы больше ни с Наткой, ни без нее не ходили, просто гуляли по ближайшим окрестностям. А вот на бревнах в саду сидели каждый вечер, продолжая изучение языков друг друга. Король по-прежнему не испытывал по этому поводу никакого энтузиазма, однако обучался со страшной скоростью. Уже на второй вечер он худо-бедно формулировал корявые предложения по-русски и объединял их в целые фразы. У меня с варсотским, который оказался жутко сложным языком, были отношения похуже, но и я день на четвертый, выпучивая от усилий глаза, сумела провыть и прогавкать несколько самостоятельно построенных предложений так, чтобы Лид мог понять, о чем это я. Пару раз во время наших уроков мимо по поручениям бабушки сновала Натка, скребла пальцем в ухе и вздыхала: «Опять разлаялись на сон грядущий», но ответом ей было лишь бодрое мое и королевское хихиканье.

Иногда наше с Лидом общение затягивалось далеко за полночь: мы уходили из сада и перемещались на терраску, пристраивались рядом на еще не нагретую жаровней кровать и разговаривали. Я часто садилась на своего любимого астрономического конька, но король, кажется, слушал мои рассуждения о космосе с некоторым интересом, хотя, как я уже заметила, мышление у него было сугубо практическое и теории его не слишком интересовали. Типичный наш разговор протекал обычно как-то так:

– …И когда масса становится такой, что она сама притягивает свой же свет, тогда из звезды получается так называемая черная дыра, – ораторствовала я, размахивая руками перед королевским носом и глазами.

– А где она? – помолчав, интересовался король.

– Как это где?

– Где-то от вас поблизости есть черная дыра?

– Нет, слава богу, а то нас давно бы в нее втянуло… И вообще, Лид, черные дыры – это что-то вроде теории.

– То есть существование их не доказано? Их никто не видел?

– Ну еще бы.

– Так может быть, их и нет?

– А может, есть! По крайней мере, по расчетам похоже на то…

– Может быть – это не доказательства. Зачем выстраивать теории, которые все равно никак не проверишь? Какая от этого польза?

– Лид, ну какой ты дремучий! – в очередной раз сокрушалась я от средневекового королевского мышления. – Теории можно выстроить заранее, а проверить потом, когда будут технические возможности.

– В таком случае, надо искать возможности быстрее, – решительно заявлял король.

– Как уж получается…

– Судя по вашему телевизору, Соня, вы не особенно и стараетесь.

– Ну Ли-ид! Что ты все сводишь к своей любимой политике? Вот захватишь наш мир, тогда и правь, как тебе нравится, а сейчас отстань. Я тебе не про то рассказываю.

– Вашего мира мне еще не хватало, – смеясь, отзывался Лид и добавлял примирительно:

– Ладно, Соня, излагай дальше свои теории, я послушаю…

Обычно после таких слов желание «излагать теории» у меня резко пропадало, я некоторое время мрачно помалкивала, а потом от нечего делать начинала уговаривать короля показать «мультик». Лид эту просьбу всегда выполнял очень охотно, единственное что, как всякий художник, терпеть не мог работать на заказ, особенно если заказчиком выступала иногда присоединяющаяся к нам на просмотрах Натка. В этом случае, продемонстрировав парочку кривеньких картинок в стиле «нате и отвяжитесь», он все равно съезжал на что-то свое. Иногда это было нечто вроде географического познавательного фильма, когда «камера» летела высоко над неизвестными нам, но красивыми местами с городами, реками и морями; иногда короткие сюжетцы, чаще всего с участием земных и неземных зверей, которые гонялись друг за другом, играли или прятались. Иногда это и вовсе были абстрактные переливы, периодически приобретающие форму сложных узоров или цветов. Вот эти картинки были особенно гипнозными: я вклеивалась в них намертво, и, если бы король не прерывался сам, вполне могла бы просидеть не двигаясь до утра. Еще пару раз я под вечер разжигала в саду костер специально для того, чтобы король мог продемонстрировать мне свои огненные фигуры. А потом оказалось, что подобные же штуки он умел вытворять с водой, причем и с речной, и с текущей из поливного шланга, и даже со стоящей в ведре. Он либо делал из воды текучие прозрачные фигуры, либо показывал в ней объемные мультики. Как-то утром бабушка несколько раз прошла мимо нас, неподвижно застывших и напряженно глядящих вглубь ржавой бочки с дождевой водой, и наконец спросила, не напекло ли нам голову. Я, с трудом оторвавшись от созерцания объемных рыб из Лидового мира, ходящих в глубине, заверила бабушку, что с нами все в порядке. Бабушка нам, кажется, не слишком поверила, так что мы, чтобы не нервировать ее, налили воды в ведро и удалились досматривать рыб под сень дремучей разросшейся вишни…

С Наткой мы иногда тоже гуляли, когда, как выражалась подруга, «его величество изволило отдыхать». Разговора об отправке Лида в его мир мы больше не поднимали, и более того, теперь это казалось мне совершенно невозможным. Уж очень мы сроднились с королем. И даже не столько сроднились, сколько… В общем, я старалась о наших отношениях не задумываться, но подспудно изо всех сил надеялась, что это именно с Лидом я встречалась во сне, и что он тоже об этом помнит, и я ему нравлюсь не только из-за благодарности за спасение, а за какие-то личные качества.

…На утро седьмого дня нашего житья у бабушки меня растолкала хихикающая Натка.

– Ну чего? – недовольно пробормотала я, щурясь на ее освещенное солнцем лицо.

– Хочешь эксклюзив? – прошептала подруга, улыбаясь до ушей и оглядываясь.

– Ну?

– Пошли смотреть, как его величество дрова колет!

– Дрова?! – изумилась я. – Зачем это ему?

– Твоя бабушка попросила, а он перед ней выслуживается как перед твоей родственницей… Короче, быстрее одевайся, а то все пропустишь…

Наткины уговоры подействовали: я натянула платье и босиком вылетела следом за подругой в сад. Простучав пятками по пыльной тропинке, мы одновременно остановились и уставились на то, что происходило возле поленницы.

Бабушка возилась с умывальником, наливая в него воды и поглядывая туда, где под кустом сирени торчал король, как всегда, при полном параде, в белой рубашке, бриджах и сапогах, и действительно пытался рубить дрова. Видимо, такой работе во дворцах все-таки не учили, потому что он явно старался действовать топором, как мечом. Присмотрев одно бревно, он с силой размахивался, занося топор над плечом, и с треском опускал, а потом пытался поднять обратно. Но маленький и туповатый бабушкин топорик вонзался в толстенное бревно намертво, поэтому король некоторое время, с брезгливым лицом и прямой спиной, но при этом воровато поглядывая на бабушку, вхолостую слегка поднимал и опускал получившуюся конструкцию, а как только бабушка отворачивалась, делал быстрый жест рукой, и злосчастное бревно разваливалось пополам. Тут бабушка поворачивалась, одобрительно кивала, говорила «давай-давай», и король с меланхоличным видом принимался за другое толстенное бревно…

– При-хи-хи-вет, – не совсем вежливо поздоровалась с ним я. – Дрова рубишь?

– Доброе утро, Соня, – кивнул мне Лид, одаривая почти нормальной, а не королевской, улыбкой. Тут я поймала себя на том, что уже слишком долго смотрю в его подсвеченные солнцем глаза, и отвела взгляд.

– Проснулась, Сонечка? – заговорила со мной бабушка. – Я вот твоего попросила дрова нарубить. Не умеет, конечно, парень-то городской, но смотри, как старается.

– Угу, – сказала я, искоса подглядывая за тем, как «городской парень» пытается отцепить от топора очередное бревно.

– Да ты не втыкай так глубоко-то, – вдруг обратилась к королю бабушка, – оно и не будет застревать. И ногой все время придерживай, а не кое-как. Только ногу себе смотри не отруби…

Лид, внимательно выслушав эти ценные указания, послушно уперся в бревно ногой и, применив явно нешуточные усилия, выдернул топор, который чуть не стукнул его по лбу из-за непогашенной инерции. Король ловко отшатнулся сам от себя, вернулся в исходное положение, и, не изменившись в лице от нашего с Наткой невольного дружного смеха, продолжил рубку. Бабушкины советы упали на хорошую высокородную почву: Дело явно пошло на лад даже без применения колдовства. Лид умудрился самостоятельно разрубить здоровенное бревно, помотав головой, вытряс из волос щепочки и уставился на меня.

– Молодец, – похвалила я, подходя к нему поближе. – Не тяжело?

– Нет, просто непривычно, я этим никогда не занимался раньше, используя такое орудие, – Лид кивнул на топор. – Мы уж если не колдовали, то пользовались или мечом, или немного похожим на это инструментом, но раза в два больше и острее.

– А почему ты бабушкин топор не наточил? Разве не можешь?

– Могу и точил, только это не слишком помогало. Здесь техника важнее.

– Ну ты уже научился. Молодец, – одобрила я еще раз, зная, что недохваленный в прошлой жизни король всегда хорошо на это реагирует, а мне хотелось посмотреть, как он радуется. Лид, конечно, обрадовался, чуть улыбнулся и сказал: «Спасибо, Соня».

– Вот видишь, как надо, – услышала я вдали наставительный голос бабушки, обращенный к Натке. – Хвалить надо мужиков за все, хвалить, тогда одна не останисся. А ты вот девчонка хорошая, но резкая… Кавалера-то нет еще?

– Неа.

– То-то и оно.

– Ладно, если найду, буду хвалить за каждый чих, – пообещала Натка и радостно ускакала по садовой дорожке. Король снова занялся дровами, набирая темп: то ли он и правда так воодушевился моей похвалой, то ли ему просто хотелось побыстрее со всем этим разделаться. Видимо, более верным было все-таки мое второе предположение, потому что стоило бабушке взять лейку и уйти от нас в огород, как король положил топор и, шевельнув пальцем, превратил оставшиеся дрова в мелкие поленца.

– Эх ты, Лид, – укорила я его, смеясь, – труд сделал из обезьяны человека, а ты филонишь…

– Колдовство – это тоже труд, – обиженно запротестовал король. – Оно кажется тебе со стороны легким только потому, что не выражается в физических усилиях, но на самом деле мы долго учимся.

– С детства? – я уселась на бревно и натянула платье на колени, глядя на короля снизу вверх. Он, тоже посмотрев на меня, сел напротив на другое бревно и отозвался:

– Да, практически с рождения.

– Ну еще бы: представляю, что бы мог нечаянно натворить маленький ребенок с вашей-то силой, если его не обучать…

– Нет, – Лид качнул головой. – Наша сила в детстве очень небольшая, как у колдунов из простолюдинов. Но, в отличие от них, мы умеем ее увеличивать… – он несколько помрачнел.

– Да, я видела, как, – вздохнула я, вспомнив лошадей в Сьединовом королевстве. – Это что вам, сразу коня подсовывают и велят стереть в порошок?

– Нет, начинают с более мелких зверей или даже с насекомых, потом, по мере роста силы и мастерства, переходят на крупных, – сообщил король нетипичной для него скороговоркой. Невооруженным глазом видно было, что ему неприятно об этом вспоминать.

– Ты что, Лид, любил животных в детстве? – поинтересовалась я недоверчиво.

– Любил? – переспросил король.

– Ну, то есть, тебе жалко их было превращать в пыль?

– Жалко? А, да, эмпатия… Я не помню, Соня. Это было больше двухсот лет назад. Вполне возможно, что мне был присущ простолюдинский образ мышления, как всем детям…

– Ну вот, опять простолюдины: а так все хорошо начиналось… – вздохнула я. Король вскинул ладонь в красноречивом жесте, явно призывая меня не перебивать. Я послушно умолкла, и Лид продолжил:

– …Но в любом случае, я даже сейчас не нахожу ничего привлекательного в уничтожении тех, кто ничем не мне угрожает и ни в чем не провинился, без необходимости. Даже и при необходимости, как это было в Мире Долгой Ночи, это часто… Неприятно, если я правильно употребил это слово.

– Правильно, почему нет-то?

– Потому что я редко пытаюсь назвать свои собственные чувства. В воспитании высокородных это не поощряется, скорее наоборот.

– Ну, чувствам мы тебя научим, дело наживное! – сообщила я с энтузиазмом. – Тем более, что они у тебя есть, просто ты не знаешь, как их правильно называть. Вот, например, сейчас, когда ты воспользовался колдовством и треплешься со мной вместо того, чтобы честно порубить дрова, это называется лень…

– Соня, спасибо, но я не до такой степени не разбираюсь в чувствах, – смеясь, ответил Лид. – И здесь ты все-таки не права: ты знаешь, что мне нетрудно сделать что-либо руками, но если колдовством это быстрее и рациональнее…

– Ага, – захихикала я. – Лень – двигатель прогресса.

– Соня, ты иногда ведешь себя хуже Натки, – серьезно сообщил король и вскинул голову.

– Ну ладно, ладно тебе, – я потянулась вперед и похлопала надутое королевское величество по нагретому от солнца плечу. – Кстати, сейчас твои чувства называются обида…

– Господи, Соня, хватит уже, – недовольно сказал король почти бабушкиным тоном – наверное, со своей чуткостью к любой речи он невольно словил какое-то из ее выражений.

– Хорошо, – сказала я, не обижаясь. Королевское недовольство скорее обрадовало меня. Оно означало, что Лид все-таки относится ко мне не как к памятнику на постаменте, которому надо беспрерывно и формально поклоняться, а как к живому человеку. Король, довольный моей сговорчивостью, кивнул, и обида с него слетела. Он посмотрел на меня широко открытыми глазами и явно собрался что-то сказать, когда из глубины сада снова выбрела бабушка. Она тащила за собой на рогульке с колесиками гремящий пустой бидон.

– Лид, ты сходил бы со мной за водичкой, – обратилась она к королю. – Раз дрова наколол. А то мне тяжело набирать-то, колодец глубокий.

Король хлопнул на меня глазами вроде бы вопросительно. Я с силой кивнула. Лид кивнул тоже, покорно встал и потащился хвостом по тропинке за бабушкой и ее гремящим бидоном. Я хмыкнула и, откинувшись назад, проводила эту вереницу довольным взглядом.

– Любуешься? – раздался сзади шепот незаметно подошедшей Натки. – Выдрессировала?

– А чего? Скажешь, не дрессируется?

– Не знаю… По-моему, и обычного-то парня невозможно исправить, а уж наше-то величество… Это оно просто так воспитано, что раз спаситель сказал, то встал и побежал, а так он был нам показал… как дрова рубить.

– Между прочим, он уже и к простолюдинам нормально относится! – похвасталась я. – Научился!

– Угу, научился. А ты тоже научилась людей простолюдинами называть.

– Нат, ну чего ты к словам-то придираешься?! – аж привстала я от возмущения. Подруга вздохнула.

– Да не, я ничего. Просто, по мне, ты его все-таки за кого-то не того держишь. Потом сама же обижаться будешь.

– Не буду, не буду, – успокоила я ее. – Пошли завтрак готовить.

Готовить завтрак в деревенских условиях тоже было не намного легче, чем рубить дрова. Пока Натка шипела над не включающейся электроплиткой, я скребла морщинистую прошлогоднюю картофелину тупым ножом и вздыхала:

– Надо было все-таки вчера не лениться и в палатку сходить…

– Надо было не в палатку сходить, а Лида попросить побольше жратвы наколдовать, – пропыхтела Натка, в сороковой раз втыкая плитку в искрящую розетку. – А то вчера наелись, а сегодня его бабушка захомутала и привет… Во, зажглась! Ты начистила?

– Тут начистишь, – сказала я жалобно.

– Ну давай тогда в мундире сварим, – быстро нашла выход подруга. – Только достань ту кастрюлю, которая не дырявая: синюю такую, облезлую…

Я залезла на рассохшуюся табуретку и протянула ей искомую кастрюлю. Мы принялись варить картошку. Бабушка с Лидом где-то застряли и не появлялись, что, впрочем, было неудивительно: колодец находился у реки, возле подвесного моста, ведущего в соседнюю деревню, так что пока они проберутся через луг…

Картошка у нас уже почти сварилась, когда, наконец, снаружи загремел бидон и послышались неожиданно громкие и тревожно-возбужденные голоса. Кажется, кроме Лида и бабушки, там был кто-то еще. Мы с Наткой переглянулись и дружно выбежали на крыльцо.

Оказывается, король с бабушкой по пути действительно обросли свитой из наших соседок: высокой тощей тети Кати и пухлой тети Ларисы. Обе они что-то одновременно говорили, всплескивая руками. Я расслышала только одно слово «убились» и испуганно уставилась на бабушку и Лида, ища на них повреждения. Но король был явно спокоен и здоров, а бабушка хоть и здорова, но совсем не спокойна. С расстроенным видом стянув с головы белую косынку, она взглянула на меня и сказала:

– Ох, девочки, какой кошмар-то…

– Кошмар! – подхватила тетя Лариса. – Прямо на глазах!

– А потому что нечего ездить где попало! – мрачно отрубила тетя Катя.

– Катя, это же мальчишки, они всегда так… – заспорила бабушка. Король, глядя поверх их голов, молчал.

– Что случилось-то?! – воскликнула я, начиная уже не на шутку нервничать. Бабушка и соседки заговорили с новой силой.

– Да все этот мост, Сонечка, не ходите туда хоть вы, я вас умоляю… У меня просто ноги не идут… – забормотала бабушка.

– А потому что понастроят черт знает чего и ходят довольные! – прорычала тетя Катя.

– Катенька, ну почему черт знает чего, это ж хороший мост, кто ж тут виноват… – снова запела тетя Лариса.

– Лид! – сказала я в отчаянии. – Да в чем дело-то?! Мост, что ли, обвалился?

– Нет, с мостом все в порядке. Просто с него упал ребенок кого-то из здешних жителей, – с видом информационного бюро сообщил мне король. Бабушка внесла в его сухую речь трагичности:

– Да это же Толька, Сонечка, не помнишь Тольку? Он Иринки сын, которая Кольки жена, сына Марии Степановны, которая соседкой Кати была, а потом в совхоз переехала! Десять лет ему… Ох, не могу я…

– Ладно, Алексеевна, сама жива не будешь, – похлопала по ней тетя Катя. – Из-за дураков переживать. Он поехал, дурак такой, по подвесному мосту на велосипеде. Конечно, свалился.

– А, – наконец, поняла я. – В речку, что ли?

– Какая там речка, Сонечка, – запричитала тетя Лариса. – Там речка метр шириной, а поперек нее плиты бетонные лежат, так он на них…

– Елки-палки, – сказала Натка. – А он живой вообще?

– Живой, но весь переломанный. Уж теперь в больнице належится, – поджав губы, сообщила тетя Катя. Меня передернуло.

– Ужас какой… А кто там был, неужели помочь ему не могли?

– Так мы там и были, мы и свидетели, – вздохнула бабушка, держась за голову. – Он на краю только повисел чуток, а кто до него по мосту-то добежит? Длинный мост-то. Я даже попыталась, а уж поздно было…

– Тебе, Алексеевна, больше всех надо, – вставила тетя Катя. – Сама бы сверзилась еще. Как он упал, из той деревни прибежали, мы тоже спустились, скорую вызвали, подождали, пока приедет его соскребет, то есть заберет, и сюда. А что там делать? Жить, говорят, будет. Может, поумнее зато станет.

– Вряд ли, – неожиданно подал голос король. Тетя Катя покосилась на него и согласилась:

– И то верно. Ну, девчонки, принимайте Алексеевну, а то она сама не своя, а мы пошли, нам в совхоз еще надо…

Тетя Катя и тетя Лариса развернулись и удалились, продолжая громко переговариваться и причитать. Бабушка, держась то за голову, то за сердце, поползла в дом. Мы с Наткой ухватили ее под руки. Я слышала королевские шаги за спиной, но не оборачивалась, пытаясь подавить расползающееся где-то внутри холодное тяжелое чувство. Чтобы хоть на минуту отвлечься и собраться с мыслями, я активно занялась бабушкой, а Натка от меня не отставала. Активничали мы до тех пор, пока бабушка не сказала, что с нее достаточно и одного пузырька валокордина, а сейчас она просит убрать из-под нее девять из десяти подушек и дать полежать спокойно. Мы отвязались. Натка ушла к выкипающей картошке, а я, быстро глянув на короля, вышла из дома и направилась в сад. Лид пошел за мной.

Остановившись возле штабеля из бревен, где мы по вечерам учили язык, я уставилась на короля и, не в силах больше выносить неизвестности, спросила:

– Лид, что там такое случилось?

– То, что тебе рассказали. Какой-то местный ребенок ехал на велосипеде по подвесному мосту, не удержался и упал вниз, – сообщил король.

– При вас?

– Да, мы это видели.

– А ты что, пытался его удержать, что ли?

– Я? – Лид сначала чуть сдвинул, а потом поднял брови. – Нет, конечно.

– Почему?!

– А зачем мне это было делать?

– Ты ведь мог его спасти! Тебе это ничего не стоило!!!

– Я много чего могу, Соня, но ты не просила меня его спасать.

У меня глаза полезли на лоб.

– Как… как я могла тебя просить, – начала я, заикаясь, – когда меня там и не было?

– Совершенно верно, тебя там не было, – подтвердил король и умолк, будто эта фраза решила все проблемы.

– Ты что хочешь сказать, а?! Что ты нормально относишься к людям только при мне?!

– Да, ты правильно меня поняла, – согласился Лид, величаво наклоняя голову. Я уже заметила, что чем сильнее он волнуется, тем медленнее двигается и тем длиннее говорит, но сейчас его волнение меня не растрогало: я и сама волновалась дальше некуда.

– То есть без меня… Даже если бы он насмерть разбился… Ты бы…

– Мне нет дела до здешних простолюдинов.

– А если бы я там была, ты бы его спас?!

– Скорее всего, да. Я знаю, что ты сочувственно относишься к своим простолюдинам, и такие мои действия тебе понравились бы.

Я вдруг прямо физически почувствовала, как у меня на голове появляются седые волосы. Превращение стоящего напротив меня Лида из практически родного человека обратно в бездушное средневековое чудище повергло меня в ужас.

– Господи, какой же ты расчетливый и предусмотрительный, – сказала я с омерзением, – и ведь даже не стесняешься.

– Почему я должен стесняться? – удивился король.

Вот чертов инопланетянин! Опять все сначала! А я-то думала…

– Потому что такое поведение – это жуткое лицемерие! – закричала на него я. – И лучше бы ты сразу сказал, что тебе плевать на всех, это было бы честнее, чем плевать выборочно!!!