Текст книги "Лиловый (Ii)"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

   Он ни о чем не думал. Руки сами делали эту непривычную работу, и неважно было, что будет потом, – и будет ли?.. Он немного беспокоился из-за того, что знал: весит он немало, выдержит ли ремень? Не сломается ли ветка?

   ...Но ветка была все еще крепка, хотя и мертва, и ремень выдержал.

   Никто не хватился Аллалгара, никто и не знал, что его комната пустует уже вторые сутки, отсутствие его было незаметным; люди продолжали жить своей живой жизнью, Мераз по-прежнему бесился от ничегонеделания и от больно ужаливших его слов исчезнувшего руосца, Наследнику снились кошмары, советники его говорили все об одном и том же, собираясь в огромных холлах первого этажа.

   Наконец что-то неладное заметил Тегаллиано, когда, явившись в столовую к обедавшим разрушителям, чтобы переговорить с Меразом, он обнаружил, что Черного нет.

   – Аллалгар где? – хмуро спросил он. Остальные переглянулись и пожали плечами. Оказалось, никто не видел его два дня.

   Тогда только во дворце поднялся небольшой переполох; Тегаллиано сперва подумал, что негодный недоумок сбежал обратно в кварталы бездушных, и сердился на него, но потом кто-то из слуг приметил неладное на погосте.

   Никто не горевал по Аллалгару; его окостеневшее тело похоронили там же, среди праха далеких предков, и быстро позабыли о том, что он когда-то существовал.

   Не было дела до случившегося и Наследнику, хотя Тегаллиано поставил его в известность. У Наследника были свои проблемы; к тому же, еще несколько дней спустя произошло событие, которого Фальер ожидал со смешанными чувствами.

   Вернулся Леарза.

   ***

   Наступавшая осень ознаменовала свой приход первыми заморозками; лужи на улицах ночью заледенели, и казалось, холодные мертвые пальцы хватали прохожих за нос. В кварталах закованных, впрочем, мало обращали внимание на смену времен года, и в особенности теперь. Дурные слухи ходили по городу.

   Это был вечер, как любой прочий, и в рюмочной на восточной окраине Тонгвы было прилично народу: работавшие в дневную смену бездушные уже закончили, и многие заглянули сюда, чтобы погреться, пропустить стакан-другой и узнать последние новости.

   Говорили о том, что управляющие в последнее время зверствуют; говорили о том, что задержали плату за прошедший месяц, что на соседнем заводе все еще хуже, что в Централе по-прежнему беспокойно. У кого-то родственники состояли прислугой в особняках Централа, и без новостей не обходилось.

   Теперь собравшиеся люди понемногу начинали галдеть, заспорили. Многие из них знакомы были, но не все; это было неважно, все они были закованные, одетые в рабочие комбинезоны, с грязными руками, смуглыми бородатыми лицами. Как обычно, споры велись на злободневные темы.

   – Ну и кто их видел-то, этих твоих инопланетян? – с жаром допытывался какой-то детина в порванной тужурке. – Только говорят о них.

   – А ты что это, не веришь? – прищурился другой, который только что рассказывал в красках, как его дальний родственник своими глазами видел инопланетян на улицах Централа.

   – С чего бы мне верить, только потому, что ты так сказал?

   – У меня троюродный дядя...

   – Тю-у, еще расскажи про седьмую воду на киселе! Сам-то ты ничего не видел, так? Вот и молчи! Я так и не верю в их существование, потому как, если б они на самом деле были, мы бы уже их увидели.

   – Может, наши космонавты им не дают приземлиться?

   – Так вот тут говорят, что будто бы они уже по Тонгве разгуливают!

   Никто из споривших не обращал внимания на подошедшего к ним человека; человек этот был одет точно так же, как все, но куртка у него была с капюшоном, и лица было не разглядеть. Он был небольшого роста и худощав, сунул руки в карманы и негромко, но веско произнес:

   – Как это, по-вашему, могут инопланетяне разгуливать по городу, если у нас с ними война? И почему тогда только в Централе?

   Это заставило спорщиков осечься; наконец кто-то из них рассмеялся.

   – Вот и я говорю! Нет никаких инопланетян.

   – Говорят, аристократы специально придумали эту байку про инопланетян, потому что в Централе начался бунт, и один человек объявил, будто мы равны с ними в правах. Вроде как, напрямую сказать, что бездушные – что-то вроде недолюдей, нельзя было, и потому Наследник придумал, что один из бунтовщиков – инопланетянин.

   – Недолюди!.. – раздался сердитый восклик. – Вот как, значит!

   – Именно так, – продолжал человек в капюшоне. – Никогда не задумывались об этом? Ведь аристократы владеют всеми нашими фабриками и заводами, всей землей, всеми домами. И никто из них не работает, мол, они заняты духовным саморазвитием. А нам, значит, саморазвитие запрещено, мы недостаточно хороши.

   – Да, но инопланетяне...

   Люди зашумели; шум резко оборвался, когда в середину спорящих протолкался еще один человек. Он одет был неуловимо по-другому, сразу взмахнул рукой, привлекая к себе внимание, и сказал:

   – Я служу в Централе, парни, и я клянусь, я своими глазами видел этих инопланетян!

   В рюмочной повисло тяжелое молчание. Бездушный слуга стоял ровно напротив человека в капюшоне и в упор смотрел на него.

   – Ну и как они, отличаются от обычных людей? – не растерялся тот.

   – Внешне – нет, но ведь все знают, что они и есть такие же люди, как мы, только они используют страшные машины. И машины у них были! У них был искусственный человек! Я видел его!

   – Кто же сказал тебе, бедолага, что этот человек непременно явился из космоса?

   Рюмочная взорвалась гомоном; каждый хотел сказать что-то свое, но никто не слушал друг друга, кричал и слуга из Централа, а человек в капюшоне молчал.

   – Откуда же еще он мог явиться? Никому на всем Анвине не пришло бы в голову создать такое чудовище!

   – А вы представьте себе, какие они удобные, эти искусственные люди. Кормить их не нужно, и забастовки устраивать они не будут, а работать могут куда лучше, чем настоящие. Что будет, если всех вас заменить искусственными людьми?

   – Этого и добиваются инопланетяне!.. – крикнул было бездушный слуга, но никто не поддержал его на этот раз.

   – Если они есть, – пожал плечами его противник. – Кто докажет, что те люди, которых объявили инопланетянами, на самом деле прилетели с другой звезды? Если они выглядели точно так же, как мы, и, я готов поспорить, говорили на нашем языке. Так?

   – Д-да, но...

   – И теперь аристократы объявили войну неведомо кому, – перебил его человек в капюшоне. – И под этим предлогом удлиняют рабочий день, требуют от вас все большего и большего. По городу ездят вооруженные патрули, и попробуй привлечь их внимание, ведь военное положение объявлено в Тонгве, пристрелят не понравившегося им и потом объявят, что он был инопланетянином!

   Шум заглушил последние его слова; люди спорили, пытались перекричать друг друга, едва не подрались. Никто не заметил, что незнакомец куда-то исчез. Оставался лишь бездушный слуга из Централа, который тщетно старался убедить окружающих в своей правоте, но его никто не слушал.

   Помещение рюмочной было длинным и узким, как кишка, и с дальнего конца хлипкая деревянная дверь вела в тупичок, где в более мирные времена облегчались перебравшие в кабаке работяги, но теперь там было темно и пусто. Коротышка в капюшоне выскользнул в эту дверь, а там уже ожидал его другой человек, тоже по виду обычный закованный, но, если вглядеться, у него было слишком живое умное лицо.

   Не обменявшись и парой слов, они молча пошли прочь, выбирая узкие безлюдные переулки, и наконец Леарза снял капюшон. Волосы его выбелил тусклый лунный свет. Было холодно; изо рта у обоих шел пар.

   – Тегаллиано недооценивает опасность, – негромко заметил Леарза, остановившись и вынув из кармана куртки сигарету. Теодато оглядывался, но вокруг не было ни единой живой души; с одной стороны высилась глухая стена трехэтажного дома, с другой шел бесконечный серый забор фабрики. – Думает, одними только талантами управляющих возможно справиться с этой толпой.

   – Что бы ты сделал на его месте?

   – Этот парнишка – засланный казачок, – сказал руосец. – Слуга самого Тегаллиано, не меньше. Шаг в правильную сторону; было бы у них больше подобных людей, возможно, задуманное нам и не удалось бы. Теперь никто не станет прислушиваться к его словам, он один и не слишком сообразителен, к тому же, и господин не дал ему чересчур подробных указаний.

   Теодато вздохнул и промолчал. Какое-то время, – недолго, – они стояли в темноте и тишине, потом неспешно пошли дальше.

   – Я забросил все крючки, – потом произнес Леарза. – Теперь все зависит от вас. Наутро я уйду, и мы с тобой еще долго не увидимся.

   – Ясно...

   Они продолжали шагать вперед; небо было совершенно чистым и безумно глубоким, где-то там, далеко, совершала очередной оборот космическая станция, но оба старались и не вспоминать об этом.

   – ...Страшно, – потом тихо признался Теодато, не глядя на своего спутника. – Как это – умирать? Я как-то раньше никогда не задумывался об этом, но теперь, когда я понимаю...

   – Не знаю, – пожал плечами Леарза. – Я и не думаю. Так проще... все люди умирают, не сегодня, так завтра, и какая разница?

   – Со мной все понятно, но ты? У тебя ведь был шанс сбежать и выжить, но ты все равно предпочел остаться.

   Леарза негромко рассмеялся.

   – На моих руках чужая кровь, Тео. Я принял неправильное решение, и погибли мои друзья; теперь я продолжаю убивать, и буду убивать до самого конца, так что моя смерть будет только справедливой. Не смерти нам с тобой следует бояться, ведь и ты ведешь людей к гибели, словно мифический дьявол.

   Луна серебрила дорогу под их ногами. Теодато больше ничего не сказал; так в молчании они добрались до маленького опрятного домика, где им настало время разойтись, и по-прежнему в тишине они пожали друг другу руки.

   Теодато, не оборачиваясь, направился к двери: там ожидал его Нанга, холодное будущее, о котором не хотелось думать. Руосец смотрел ему вслед; Тео не знал, что в светлых глазах Леарзы в тот момент было какое-то странное выражение.

   ***

   Люди провожали его взглядами, но никто не сказал ни слова. Руосец выглядел уставшим, одет был, словно какой-нибудь закованный, сам, завидев Тегаллиано, подошел к нему и спросил:

   – Где господин Фальер? Что, еще спит?

   Поскольку рассвело совсем недавно, Тегаллиано даже растерялся и не знал, что сказать. Заметив его замешательство, Леарза словно удивился:

   – Как, и никаких приказов не было? Вы хоть знаете, что происходит? Нет? Да это же ваша прямая обязанность, господин Тегаллиано! Отчего вы все свое свободное время проводите здесь, когда в кварталах бездушных неспокойно? Вы бы хоть своих людей спросили...

   И так, введя Тегаллиано в полнейшее замешательство, руосец невозмутимо поднялся в библиотеку. Фальер в действительности еще спал беспокойным, тяжелым сном, с трудом задремав только под утро, и Леарза в самом деле прекрасно об этом знал, потому свободно уселся прямо на столе и закурил свою электронную сигарету, пуская тонкие завитки дыма к потолку.

   Наследника будить никто не решился, и у Леарзы было достаточно времени. Наконец, впрочем, дверь открылась, и невыспавшийся, с помятым лицом Фальер шагнул в библиотеку. Увидев Леарзу, он резко остановился: никто не предупредил его о возвращении руосца.

   – Наконец и вы, – спокойно сказал тот. – Я замучился ждать, когда вы проснетесь. Видимо, мой Дар еще далек от совершенства; я был уверен, что, когда вернусь, вы уже отдадите все необходимые распоряжения, Фальер. Вы, кажется, сочли это излишним?

   – Что именно? – осторожно уточнил Наследник, которому в эти моменты ничего так не хотелось, как того, чтобы проклятый руосец провалился сквозь землю. Положение у него было щекотливое: он понимал, что придется очень изворачиваться, чтобы не открыть, что он не видит ничего из того, о чем ему намекает Леарза.

   – Так ведь в кварталах бездушных зреет бунт, – с прежней невозмутимостью сообщил ему руосец. – Я несколько дней провел там, слушая, что говорят люди; слишком многие недовольны новыми условиями труда, и есть смутьяны, которые во всем обвиняют аристократию. Я полагал очевидным, что мы не можем сидеть сложа руки, необходимо предпринять что-то... но, кажется, я неправ?

   Фальер побледнел и сам знал об этом. С трудом ему удалось взять себя в руки.

   – Нет, вы правы, Леарза, – сказал он. – Я и сам не был уверен, когда именно стоит предпринять нужные шаги. Видимо, настало время. Бездействовать долее нельзя.

   Руосец медленно улыбнулся:

   – Да, я вижу, вы все еще проверяете меня. Это тоже правильно, я согласен. Решения таких людей, как мы с вами, непросто предугадывать.

   – Возможно, – тускло отозвался Фальер, все еще под впечатлением от новостей. – Что же, если вы простите меня, я должен отдать распоряжения своим людям.

   И он вышел; он не видел уже, как выражение лица Леарзы сменилось, и тот нахмурился.

   Давно уже ожидавшие приказов люди пришли в резкое оживление; по дороге из библиотеки Фальер лихорадочно думал о том, что предпринять, и наконец сделал свой собственный выбор. Солгал руосец или нет, знает он правду или нет, а только дольше бездействовать нельзя, и пренебрегать даже сомнительными предупреждениями – тоже.

   Потому, едва войдя в круглый холл, в котором собрались почти все советники, Марино Фальер объявил:

   – Хватит ждать! Традонико, ваши люди готовы? Тегаллиано? Завтра же начинаем операцию по уничтожению космической станции врага! Для начала возьмите на корабль Виппону или Кестеджу, – рисковать Меразом теперь, когда он остался единственным достаточно сильным разрушителем, мы не можем.

   – Так точно, господин Фальер!.. – Традонико от неожиданности только что не подпрыгнул; Тегаллиано помедлил, продолжая с беспокойством смотреть на Наследника.

   – Что касается кварталов бездушных, – добавил тот, взглянув на него в ответ, – отправьте туда людей. Необходимо пугнуть их. Напомните об угрозе, которая висит над нами всеми, объясните, что нынешние условия – временны, все это будет отменено, как только мы разберемся с Кеттерле.

   – Как скажете, господин Фальер, – произнес и Тегаллиано.

   ***

   Новости разнеслись по городу, словно пожар. Не прошло и двух дней, но все уже знали, что нескольких рабочих задержали и посадили в карцер за "смутьянство", а другим уменьшили плату. На третий день к вечеру людей сгоняли на площади, где управляющие произносили речи, объясняя, что тяжелое положение на планете – не навсегда, как только они закончат войну с инопланетянами...

   Это слово стало чем-то вроде красной тряпки.

   Между тем по рюмочным и бакалеям, где собирались женщины, разлетались другие слухи, люди заговорили о таинственных аристократах, тех самых, которые хотели добиться равноправия между собой и бездушными, кто-то утверждал, что они здесь, скрываются в кварталах закованных, кто-то даже заявлял, что видел их.

   Орсо Кандиано почти ничего не предпринимал для этого. Теодато выдвинул такой план; Кандиано, подумав, согласился. Теодато объяснил, что люди давно ждут чего-то подобного и сами легко все додумают, достаточно подать им повод, и потому по его указаниям Нанга, Гвана, Тлапака и остальные начали распространять эту сказку, туманно намекали на свое знакомство с "осужденными на смерть героями". Они даже не говорили ничего определенного о целях этих героев; люди действительно все придумали себе сами. Все чаще стало звучать волшебное слово "равенство". Мало кто в самом деле понимал, что это такое и как это будет, но оно казалось им красивым.

   Теодато Дандоло в эти дни неоднократно приходил к Кандиано, пробираясь задворками, и они вдвоем подолгу совещались о чем-то. Бездушные желали действовать; пока Дандоло и Кандиано сдерживали их, советовали набраться терпения.

   В это утро Теодато явился к Кандиано, как обычно, но выглядел мрачнее прежнего; Окайпин, по-прежнему сидевшая дома со своими близнецами, налила им чаю, отнесла наверх и оставила их наедине. Какое-то время они молчали.

   – Пора переходить к более решительным действиям, – наконец заявил Теодато, нахмурившись и глядя в сторону. Старший товарищ посмотрел на него.

   – Что же вы предлагаете, Теодато? Так вот сразу пойти в наступление?

   – Нет, нет. Такую массу людей просто необходимо сперва раскачать. Желательно вызвать агрессию со стороны противника, чтобы потом можно было говорить, "они первыми начали". Понимаете? Нужна забастовка.

   Кандиано несколько обескураженно поднял брови.

   – Забастовка? – повторил он. – Что это даст?

   – Все, – невесело усмехнулся Теодато. – Все пойдет, как по маслу, вот увидите; я

рассчитывал

. Подкинуть людям эту идею, пусть устроят забастовку, выдвинут требования нормированного рабочего дня, – не более двенадцати часов, скажем, – повышения зарплаты, ну и прочее. Они сами придумают, что им нужно. Разумеется, аристократы сейчас не пойдут на такие условия, они еще не осознают, чем это все чревато. Даже если и пойдут! Это лишь послужит бездушным поводом для новой забастовки, с более серьезными претензиями! Рано или поздно, – и скорее рано, – забастовку придется разгонять. Пришлют ли отряды, нет ли, – тоже неважно. Человек, мающийся бездельем, способен на многое. Стычки будут. И вот когда прольется первая кровь...

   – ...Тогда революцию уже будет не остановить, – завороженный, завершил за него Кандиано. – Вы правы. Это отличная идея. Я никогда не придумал бы ничего лучшего!

   Как бы то ни было, уже на следующий вечер они воплотили свои замыслы в жизнь; Нанга и другие бездушные отправились по своим привычным местам, и в рюмочных, пивных, магазинах возникло новое, полузнакомое слово, которое очень быстро заняло важное место и зазвучало отовсюду.

   Забастовка.

   Главное было – начать; много кто рассуждал об этом, но в последний раз забастовки устраивались чуть ли не век назад, даже старики помнили об этом только по рассказам. Начинать было попросту страшно.

   Тогда в один прекрасный день молодой Лаки, работавший сварщиком на заводе, взял и оставил сварочный аппарат, снял свою маску и громко заявил:

   – Баста!

   Не прошло и часа, как стоял весь завод. Люди высыпали на улицу, во двор, и не переставали кричать, махали руками, даже едва не развязали драку. Управляющие отреагировали быстро и подчинили себе волю доброй сотни человек, заставили их было вернуться в помещение... но постоянно держать людей под контролем они не могли, и к тому же, бездушных было слишком много. Почти все управляющие, находившиеся в тот день в промышленной зоне, съехались на место происшествия, только к тому времени люди уже разошлись по домам. Согнать их обратно на работу не представлялось возможным.

   События развивались стремительно. Когда остановился сталелитейный завод, погасив свои печи, Тегаллиано забил тревогу: забастовка приносила все больше убытков. Он лично приехал в кварталы бездушных, оставив заботы во дворце, и был встречен значительной и сердитой делегацией.

   Старый закованный, бывший во главе делегации, перечислил Тегаллиано требования бастующих; тот выслушал с холодным лицом и ответил во всеуслышание:

   – Ваши требования необоснованны. Вы можете бастовать, сколько угодно; рано или поздно вам станет нечего есть, и вы все равно вернетесь на работу. Имейте в виду: вы потом можете серьезно пожалеть о случившемся.

   Несколько обескураженные, некоторые из рабочих собрались потом в пивной и спорили до глубокой ночи. Хладнокровие Тегаллиано напугало их, и кому-то уже стало казаться, что забастовка и вправду бессмысленна.

   В этот момент в ту самую пивную явился загадочный человек в плаще, капюшон которого был накинут на голову. Он не прошел вглубь помещения, оставшись стоять возле самой двери, и сперва негромко произнес:

   – Сдаются только трусы.

   На слова его обернулись находившиеся к нему ближе всего, привлекли внимание тех, кто не расслышал первой его фразы.

   – Люди рискуют ради вас собственной жизнью, – продолжал незнакомец, лица которого было не разглядеть. – Я был осужден на вечную ссылку, а теперь, вернувшись, обрек себя на смерть. Что вас останавливает? Взгляд Тегаллиано испугал вас? Ведь он один, а вас – миллион. Вы начали правое дело, товарищи! Вот увидите, скоро к вам присоединятся другие, и тогда они ничего не смогут вам противопоставить, им придется принять ваши условия. И даже если нет... разве свобода не стоит того, чтобы за нее драться?!

   С запозданием до присутствовавших доходило, кто этот странный человек; но прежде, чем они успели сообразить, он выскользнул обратно в дверь и скрылся без следа.

   Наутро Тегаллиано доложили, что забастовка продолжается.

   ***

   В холле царил багровый сумрак: включено было лишь аварийное освещение. Хотя бы в очередной раз пропавшую связь между Кэрнаном и станцией удалось восстановить; сейчас техники трудились над отказавшими генераторами электричества, и по-прежнему оставался риск того, что откажет панель управления термоядерного реактора.

   Помимо двоих связистов, в помещении находились только капитаны и профессор Квинн. Синдрилл нервничал и без конца ходил туда и обратно, то и дело принимаясь ломать пальцы, Касвелин лучше держал себя в руках и сидел в кресле напротив профессора.

   Профессору было плохо; за прошедшие два часа он опять терял сознание, к счастью, ненадолго, и теперь даже в темноте было заметно, насколько бледно его круглое лицо. Прибывшие на одном из грузовых кораблей с Кэрнана медики хмурились и говорили, что положение профессора близко к критическому, и если так будет продолжаться, не исключено, что придется провести операцию по удалению биокарты.

   Для профессора это значило чересчур многое. Лишившись биокарты, он утратит добрых две трети всех своих познаний и станет инвалидом; хотя головные боли иногда становились настолько сильными, что он падал в обморок и еще несколько раз испытывал нечто вроде временной потери памяти, профессор принял твердое решение и поставил медиков в известность.

   Ни в коем случае, даже если он будет находиться при смерти, не удалять биокарту. Он предпочтет смерть, нежели инвалидность.

   Может быть, и поэтому тоже в последнее время профессор Квинн почти постоянно находился в центральном холле, вместе с капитанами, следя за всеми событиями в Кеттерле и на станции.

   Новости были неутешительные. Две смерти на Кэрнане; один человек погиб здесь. Проведено уже несколько десятков операций по удалению биокарты... все эти люди отныне будут инвалидами, не в состоянии заниматься своей прежней деятельностью. Все бы ничего, в сравнении с количеством жителей на планете это капли в море, но Лекс дает неблагоприятный прогноз: число пострадавших увеличивается в геометрической прогрессии.

   ...И Лекс, у которого всего несколько часов назад произошел крупный сбой в вычислительной части.

   – Связь установлена, – без выражения произнес один из программистов. В динамиках послышались какие-то тихие щелчки; наконец в холле зазвучал ровный голос Лекса.

   – Ожидаю данных.

   – Все по-прежнему, – превозмогая боль, сказал профессор Квинн. Лоб его покрылся испариной; он кое-как вытер ее салфеткой. Рука чуть заметно дрожала. – Космические корабли Анвина патрулируют орбиту, к станции не приближаются. Техническая информация передана...

   – Принято. Текущая информация по положению в системе Кеттерле: на данный момент девять погибших, проведено восемьдесят три операции по удалению биокарты, госпитализировано два миллиона триста четырнадцать тысяч девятнадцать человек. В результате сбоя в работе терминала космопорта Митанния на Эйреане произошло столкновение между двумя пассажирскими лайнерами, все находившиеся на борту погибли, это составляет пятьсот сорок два человека. Причина сбоя не установлена, предполагается возможное влияние с Анвина. Научный совет рассматривает гипотетические решения конфликтной ситуации. Среди предложенных вариантов осуществимым и действенным считается только один: высадка десанта на поверхность планеты и физическое уничтожение не менее, чем восьмидесяти процентов населения. Не рекомендовано к исполнению.

   Лекс замолчал; присутствовавшие обменивались взглядами. Капитаны хмурились, на лицах связистов была тревога, и лишь профессор Квинн по-прежнему полулежал в кресле, прикрыв глаза, и тяжело, с хрипом дышал. Никогда еще, кажется, он не выглядел таким старым, как теперь; в сумраке, к тому же, его светлые волосы казались совсем седыми.

   – Этому варианту придется подождать, – наконец сказал профессор. – Мы должны найти что-то еще. Отправить людей на планету. Необходимо повлиять на анвинитов... сменить каким-то образом фокус их ненависти.

   – Задача невыполнима для людей, имеющих биокарту. На данный момент в системе Кеттерле присутствуют только люди с удаленной биокартой, по состоянию здоровья не способные выполнять даже повседневные задачи.

   – Невыполнима, но это не стопроцентная вероятность... – возразил профессор Квинн. – Несколько разведчиков на станции готовы попробовать. Среди персонала возникли разногласия... капитан Касвелин и капитан Синдрилл выступают против такого решения.

   – Каково ваше мнение, профессор Квинн? – спросил Лекс.

   – Я бы попытался...

   – Профессор, – неожиданно перебил его капитан Касвелин, уже какое-то время наблюдавший за одним из мониторов. – К нам приближается анвинитский корабль.

   – Силовой щит в норме, – осторожно сказал Синдрилл. – Они не смогут подойти к нам.

   Тем не менее уже внимание всех присутствовавших обратилось на экран, на котором мерцала красная точка; точка эта медленно, но верно приближалась к круглому телу обозначенной зеленым станции.

   – Они знают уже про щит, – пробормотал Касвелин. – Это означает, что они задумали что-то.

   – Уводите станцию, – рекомендовал Лекс.

   – Изменить курс таким образом, чтобы избежать сближения с движущимся объектом более, чем на тысячу километров, – отдал приказ бортовому компьютеру Синдрилл, и ответом стало почти мгновенное короткое подрагивание пола: включились линейные двигатели станции.

   Казалось, все в порядке. Станция ускорила свое равномерное движение, начав отдаляться от чужого звездолета, в этот момент наконец-то включилось обычное освещение: очевидно, техники исправили неполадку. Стало хорошо видно, сколь бледен профессор, опять вытирающий лоб салфеткой.

   Потом пол содрогнулся снова и гораздо сильней; ходивший по холлу Синдрилл споткнулся и едва не упал, один из связистов вскрикнул. Зазвучал сигнал тревоги, и Касвелин, прянув к панели бортового компьютера, беззвучно выругался.

   – Взорвался один из линейных двигателей! – сообщил он. – Включите громкую связь по станции!

   – Есть!

   – Что происходит в отсеке? – почти крикнул Касвелин, – доложите!

   – Туда невозможно войти, капитан! – кто-то из техников ответил ему, – там все в огне! Включились автоматические огнетушители!

   – Проклятье, – выдохнул Синдрилл; глаза его следили за тем, как анвинитский корабль приближается к станции, замедлившей ход.

   – Скорее всего... – тихо сказал профессор, – скорее всего, на их корабле находится один из их разрушителей...

   Капитаны обменялись встревоженными взглядами.

   – Всем приготовиться, – потом гаркнул Касвелин, – будьте начеку: возможны серьезные множественные неисправности в аппаратуре!

   Невыносимо медленно потянулись минуты ожидания; пол под ногами продолжал неровно вибрировать.

   – Пожар почти потушен, – доложили техники. – Но двигатель выведен из строя...

   – Если от него вообще осталось что-нибудь, – буркнул Касвелин. В холле по-прежнему была тишина, нарушаемая только хриплым дыханием профессора. Расстояние между станцией и анвинитским кораблем все сокращалось; должно быть, теперь его уже можно было бы увидеть невооруженным взглядом.

   – Рекомендовано сбить инопланетный корабль, – неожиданно произнес Лекс.

   – Что? Но!.. – начал было Синдрилл; бездушный голос перебил его:

   – Рекомендация сделана в связи с высоким риском гибели некоторого числа людей или даже станции вкупе со всем персоналом.

   – Я не отдам такого приказа, – выдохнул Синдрилл, – пока они не причинили...

   Он недоговорил; новый удар был такой силы, что на этот раз оба капитана оказались сбиты с ног, свет лихорадочно замерцал, профессор Квинн слабо застонал в своем кресле. В динамиках что-то треснуло, и голос Лекса пропал. Чудовищная сила тяжести невидимой рукой прижала всех находившихся в холле, и когда капитан Касвелин с огромным трудом приподнялся, по внутренней связи кто-то крикнул:

   – Реактор!..

   Они не знали, что в это время в коридорах станции царит настоящий ад. Свистел дикий ветер, людей волокло вперед, они цеплялись за поручни, если успевали, с бешеной силой ударялись о стены. Это длилось никак не меньше минуты, прежде чем ветер стих, и на станции воцарилась невесомость.

   Неловко пошевелившись, Касвелин взмыл в воздух. В холле по-прежнему была безмолвная тьма, нарушаемая только мерцанием красных огней на панелях. Тишина показалась ему нереальной.

   – Что случилось? – просипел где-то во мраке Синдрилл.

   – Станция обесточена, – отозвался один из связистов. Они кое-как различили его контуры возле панели бортового компьютера. – Работает только один запасной генератор. Реактор взорвался, разрушив почти половину станции, все находившиеся в той ее части погибли... бортовой компьютер закрыл перегородки, загерметизировав уцелевшую часть.

   – Лекс?

   – Связь с Кэрнаном утеряна. Мы также потеряли деформационные двигатели, они располагались в разрушенной части.

   – Анвинитский звездолет?.. – без особой надежды спросил Синдрилл. Ответа не последовало.

   – Профессор? – окликнул тем временем Касвелин. – Профессор, вы в порядке?

   Молчание. Слышно стало какую-то возню; в тусклом багровом свете Касвелин обнаружил, что Синдрилл плывет вперед, делая уверенные движения руками и ногами, а потом приметил и то, что привлекло внимание второго капитана.

   Тело профессора неподвижно повисло над креслом, и его растрепавшиеся волосы растеклись во все стороны. Синдрилл наконец настиг его и поймал за руку, попытался нащупать пульс.

   – Еще дышит, – сообщил он. – Если немедленно не доставить его в медицинское крыло, без поддержки он...

   – Какое тут может быть медицинское крыло, – почти прошептал Касвелин.

22,91 пк

   С утра он, как сказали, находился один в своем кабинете. В крайне отвратительном настроении; никто не осмеливался беспокоить его, хотя тревога охватывала всех. Марчелло Тегаллиано, вернувшись во дворец в одиннадцатом часу, еще уточнил у собравшихся на первом этаже подчиненных, что делает теперь Наследник, и ответ был все тот же самый.