Текст книги "Лиловый (Ii)"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

   – Что, опять мне нападать? – спросил Леарза; холодный утренний свет выбелил его лицо, сделал еще резче и острей, а его глаза напоминали куски льда.

   Бел не ответил и вдруг снялся с места; Волтайр, стоявшая на крыльце, только перепуганно воскликнула, когда их клинки сшиблись с громким лязганьем. Леарза ухмыльнулся и тряхнул головой: и сам не ожидал, что сумеет отбить первый же удар, к тому же такой внезапный. Морвейн помедлил, сделал шаг назад.

   А потом на Леарзу обрушился целый шквал. Разведчик был быстрее ветра, он закрыл глаза и наносил удары один за другим, лезвие свистело в воздухе, будто змея, атакуя то снизу, то сверху, то сбоку. Леарзе пришлось туго; он отчего-то знал, что Бел сдерживаться не станет и может нанести серьезную рану. Волтайр вскрикивала и что-то говорила, но никто из них не слушал ее, – Леарзе было попросту некогда, все его существо было сосредоточено на противнике, похожем на настоящую бестию, несколько раз клинок Бела едва не настиг его, и только чудом руосцу удавалось увернуться. Он уж и не думал о том, чтобы самому попробовать пойти в атаку. Уходя от очередного горизонтального удара, Леарза откинулся назад, не удержал равновесия и шлепнулся на землю. Бел немедленно набросился на поверженного противника, готовый нанести удар сверху, но Леарза вовремя перекатился вбок и вскочил на ноги. Морвейн был позади. Все его существо кричало о том, что Морвейн сейчас атакует его. И Леарза, повинуясь неведомому инстинкту, резко подался назад, почти прыгнул.

   Его спина встретила собой чужое жесткое тело. Морвейн никак не ожидал такого трюка, и они оба рухнули на землю, потому что как раз в момент этого столкновения разведчик уже пошел в атаку и не удержал баланс. Леарза шлепнулся на Бела сверху и вместо того, чтоб вскочить и обернуться к противнику лицом, нанес стремительный удар локтем; удар пришелся точно по плечу Морвейна, его рука, поднимавшаяся вверх вместе с зажатым клинком, опустилась вниз, Бел с силой стукнулся ею о землю и чуть не выронил меч. В следующий момент Леарза еще с размаху запрокинул голову, и его затылок впечатался в подбородок разведчика. Боль искрами всполыхнула у него в глазах, но и Бел был ошеломлен, так что у Леарзы было время перебросить меч в левую руку; острие искривленного клинка защекотало бок Морвейна.

   – Шах, – выдохнул Леарза.

   – Черт бы тебя побрал, – глухо ответил Бел из-под него. – Ты играешь не по правилам.

   – Мне можно, – возразил китаб. – Ты учился владеть оружием несколько десятков лет, а я только год с небольшим.

   – Вставай.

   Леарза осторожно, ожидая подвоха, скатился с него на землю и поднялся на ноги. Вид у обоих был непрезентабельный: они запыхались, извалялись в грязи, хвост Бела распустился, на белой футболке Леарзы были пятна.

   – А может, это я слишком расслабился, – пробормотал Морвейн и пошел прочь, не оглядываясь. Леарза недоуменно посмотрел на меч в своей руке.

   – Бел, а меч!..

   – Оставь его себе.

   Разведчик взбежал по ступеням крыльца и, проигнорировав Волтайр, вошел в дом; Волтайр и Леарза остались стоять вдвоем и удивленно молчали, глядя друг на друга.

   – Как тебе удалось? – потом тихо спросила она. – Бел – один из лучших фехтовальщиков ксенологического.

   – Не знаю, – Леарза пожал плечами. – Наверное, он все-таки поддался мне. Я на самом деле не думал, что у меня получится сбить его с ног, он значительно тяжелее и выше меня.

   – ...Я так боялась, что он... причинит тебе вред, – сказала Волтайр, спустилась с крыльца и подошла к Леарзе; ее теплые руки принялись отряхивать его расстегнутую куртку. – Я подозреваю, все эти разговоры про тренировку и разминку были лишь предлогом.

   – По крайней мере, он еще не предложил тебе опять перестать общаться?

   – Нет. Это было бы уж совсем глупо, – она коротко улыбнулась. – Он сам привел тебя в дом. Сам спас тебя и привез в Кеттерле, если уж на то пошло.

   Леарза попытался представить себе, если б Джарван выжила и ей было семнадцать, и если бы у нее появился ухажер; получилось не очень, у семнадцатилетней Джарван в его воображении упорно было лицо маленькой девочки, а ухажер и вовсе никак не появлялся.

   – Не понимаю я его, – пробормотал он.

   – Ну и ладно, – мирно сказала Волтайр и заправила ему волосы за уши. – Бел отправится на Анвин и там увлечется своей работой, и позабудет о нас. Кто знает, что будет, когда он вернется.

   – И спустя сколько лет, – заметил Леарза. – Они же опять собираются только наблюдать исподтишка.

   Волтайр пожала плечами.

   – Не знаю.

   ***

   Под утро темнота бывает гуще всего; звезды заволокло тучами, несшими в себе снег, и яблони в саду казались мрачными черными призраками, беспомощно раскинувшими руки. Усадьба была окутана первобытной тишиной, и первые серебристые звезды уже падали с неба, блестя в свете фонарей. Из окна на кухне открывалась молчаливая сказочная картина.

   Он стоял спиной к двери, уже в куртке, в тяжелых сапогах, и на стуле валялся собранный рюкзак, а он натягивал на руки перчатки. Дверь открылась; он не обернулся, так и смотрел в окно. На кухне царила почти полная темнота, лишь одна маленькая лампочка светилась над столом.

   – Хотел уйти, не попрощавшись? – чуть дрогнувшим голосом спросила его Волтайр. – Кто знает, когда ты вернешься.

   – И вернусь ли, – буркнул Бел. Она подошла к нему и заглянула в его лицо, по-прежнему напоминавшее маску.

   – Не говори глупостей.

   Он промолчал. Так они и стояли в тишине, глядя друг на друга; Волтайр пришлось задрать голову. Потом вдруг он поднял руку и осторожно поправил выбившуюся прядку ее волос. Его выражение не изменилось, но один этот короткий жест сказал о многом; Волтайр вздохнула и поймала его руку в перчатке.

   – Ты ведь не откажешься со мной разговаривать из-за него? – спросила она.

   – Нет, – сказал Бел. – Но какие у тебя планы насчет него?

   – Никаких, – она пожала плечами. – Я ведь уже не маленькая девочка, Бел. Сейчас нас тянет друг к другу, потому что мы оба... потерянные в этой жизни. Но потом пройдет. Кто знает, может, ты вернешься домой и уже не застанешь его здесь. Но я буду тебя ждать.

   Он опустил голову.

   – Я прошу тебя, будь осторожней с ним.

   – Отчего?

   – Он опасен.

   – Бел, – немного сердито сказала она.

   – Я не шучу. Ты сама не понимаешь, насколько он опасен, Волтайр. Я навидался. Его одиннадцатилетняя сестра, сойдя с ума, убила младшего брата и деда. Если это случится с ним самим...

   – Так ты действительно убил его сестру.

   – Я должен был это сделать.

   – И отчего только он не ненавидит тебя за это.

   – Отчасти потому я и забрал его с Руоса, – сказал Бел. – Он больше руководствовался логикой, чем любой другой руосец. Мне показалось, что он похож на нас. Но все-таки это не так. Я думал, если он, по их меркам, атавистичен, темное бессознательное его племени не настигнет его. Я ошибся.

   Она стиснула его ладонь.

   – Ты хочешь сказать, рано или поздно он тоже...

   – Скорее всего, – подтвердил Морвейн. – Поэтому будь осторожна. Тебе не совладать с ним, если он взбесится.

   Волтайр молчала.

   – Поговори с профессором Квинном, – добавил он. – Вместе вы придумаете, что лучше сделать. И...

   – Тогда для чего ты убегаешь, Бел? – резко спросила она. Он осекся и посмотрел на нее с мукой во взгляде.

   – Я слабак, – потом честно признался он. – Не хочу, не могу смотреть, как спасенный мной человек погибнет. ...Я только боюсь за тебя.

   Волтайр решительно обхватила его руку обеими ладонями и пожала ее.

   – Не надо, – сказала она. – Я со всем справлюсь.

   Он молча обнял ее и прижал к себе с такой силой, что она потеряла дыхание. Так они и стояли, и снег медленно кружился за окном; Морвейн закрыл глаза, и на его лице впервые за долгие годы было написано живое страдание. Волтайр смотрела прямо перед собой, хоть ей и не было видно ничего, кроме его куртки.

   Так было всю жизнь, подумала она с внутренней улыбкой. Бел казался таким большим и сильным и всегда оберегал ее, гонял ее ухажеров, но на самом деле она, маленькая и хрупкая с виду, была его защитником и добрым духом. Бел был неуравновешенным, и только ей порой удавалось привести его в чувство, потому что за ее нежной женственной улыбкой, в ее холодных глазах всегда было ровное спокойствие.

   Наконец она мягко пихнула его в грудь и прошептала:

   – Иди.

   И он молча отпустил ее, в последний раз заглянул в ее круглое лицо. Волтайр улыбнулась ему. Бел кивнул, будто сам себе, и вышел в темноту.

   Она вздохнула; ее лицо приобрело почти что безжизненное выражение: все ее эмоции в это время были заперты глубоко внутри. Она еще видела, как его черный силуэт удаляется в безмолвии зимы, потом выключила свет на кухне и пошла в спальню.

   В окна спальни проникал один из фонарей, но достигал лишь потолка, откуда отражался и еле заметным, призрачным светом озарял спящего руосца. Во сне Леарза еще сильнее напоминал ей маленького мальчишку, его темно-русые волосы разметались по подушке, закрывая лицо.

   "Трудно поверить, что он пережил гибель всех своих родных и близких, – подумала Волтайр, забираясь в постель с другой стороны. Леарза завозился и повернулся на другой бок, так и не проснувшись, обхватил ее за пояс и привлек к себе. – Если он все же не сошел с ума после такого... Бел, как обычно, преувеличивает".

   ***

   Холодная бескрайняя равнина перед глазами.

   Пожухшая серая трава покрыта тонким слоем снега. Небо белое, настолько белое, что режет взгляд. Холод пронизывает насквозь, он вездесущ и убийственен.

   Он стоял посреди пустоты и отчетливо видел, как тяжелые сапоги разведчика попирают собой припорошенную снегом землю. Тишина стояла такая, что казалось: вселенная замерла, ожидая чего-то... какого-то удара.

   Он поднял голову и обнаружил, что напротив него стоит Беленос Морвейн.

   Морвейн будто не видел его и смотрел насквозь своими прозрачно-зелеными глазами, как у волка в степи, его кожаная куртка хлопала на неощутимом ветру, волосы отчего-то были распущены и развевались черным стягом.

   Он хотел окликнуть Морвейна, протянул руку, пытаясь коснуться его плеча, но зачем-то все никак не мог достать, глазам казалось, что расстояние между ними совсем маленькое, не больше шага, а на самом деле, сколько бы он ни тянулся, кончики его пальцев только нашаривали пустоту. И голоса тоже, как назло, не было.

   А потом Морвейн сделал шаг, разделяющий их... и прошел сквозь него. И исчез.

   Леарза оглядывался, но позади была та же бескрайняя степь, выбеленная редким снегом.

   – Он уходит, – констатировал чужой голос за плечом. Леарза не обернулся; голос казался чем-то естественным.

   – Он вернется? – спросил Леарза.

   – Ты должен сам знать ответ.

   – Он вернется, – сказал Леарза с мольбой в голосе.

   Голос молчал.

   Он по-прежнему стоял совершенно один в целом мире, посреди чужой пустыни, и небо сделало его руки такими бесцветными, почти прозрачными. Он вспомнил о голосе и посмотрел туда, откуда тот звучал.

   Человек в плаще стоял напротив него, как Морвейн до того, но смотрел в его глаза в упор, скрестив руки на груди.

   У человека в плаще было похожее острое лицо с тонкими чертами, с глубокими морщинами вокруг глаз. Он не был высок, и фигура у него была худощавая, плечи – сгорбленные, и весь он будто должен был вот-вот переломиться.

   А взгляд у него оказался пронзительный и пугающий. В этом взгляде было знание веков.

   – Я запретил тебе появляться, – сказал Леарза, делая шаг назад. – Уходи прочь.

   – Я не могу уйти, – с усмешкой возразил человек в плаще. – Куда мне идти?

   – Убирайся к черту, – нервно произнес Леарза. – Куда хочешь. Ну? Пошел! Сейчас же!

   Он рассмеялся.

   – Напуганный глупый мальчишка. От чего ты убегаешь? Хочешь окончательно откреститься от своей крови, от своего народа? Они веками холили и лелеяли это в себе, тысячелетиями. А ты пытаешься это выкинуть и слиться с чужой расой.

   – Я должен выживать как-то, – парировал Леарза, не сводя настороженного взгляда с человека в плаще. – Я совсем один среди этих людей. Мне и так никогда не стать таким, как они.

   – Тебе это и не нужно.

   – Я так не думаю.

   Человек в плаще замолчал и ухмыльнулся. Его взгляд беспокоил Леарзу, у которого опять возникло такое ощущение, будто он что-то должен сделать и не помнит, что.

   – Ты не один, – сказал ему незнакомец. – Во вселенной не одна планета населена твоими родичами.

   – Они мне не родичи.

   – Но они гораздо ближе тебе, чем Кеттерле. Разве ты не понимаешь этого? Они такие же, как и ты. Они не носят каменных масок на лицах.

   Леарза смотрел прямо в его почти желтые глаза.

   – Кто ты? – спросил он.

   – Я – это ты, – спокойно ответил человек в плаще. – Я в твоей крови. Я давно мертв, но буду жить, пока живешь ты.

   Внутри у него была страшная пустота, ни звука, ни движения, будто сердце перестало биться.

   – Я – Джахар Эль Кинди, – сказал человек в плаще.

8,16 пк

   Он вскинулся в постели и широко распахнул глаза.

   Глубокая зимняя ночь окутала мир. Леарза замер, хватая воздух ртом. Ему было жарко, но он не замечал этого.

   – Кошмар приснился? – сонным голосом спросила женщина за его спиной. Он ответил не сразу.

   – Что-то вроде, – наконец сказал он. Волтайр осталась лежать на спине и смотрела на него снизу вверх; лунный свет озарял его вихры и выбелил его плечи.

   Бел Морвейн отбыл на Анвин около недели назад; неделя прошла спокойно, канула в небытие, зима входила в свои права в этой части планеты, и они проводили время вдвоем, никуда не уезжая, Волтайр работала над очередным проектом, Леарза изучал какой-то новый учебник. Он окончательно перебрался в ее спальню, и ее письменный стол оказался занят какими-то пиротехническими штуками, над которыми он иногда просиживал допоздна.

   – Бел ничего тебе не говорил обо мне, прежде чем уехать? – вдруг спросил Леарза. Волтайр помолчала.

   – Говорил, – призналась она потом. – Он вдруг заявил, что ты можешь быть опасен.

   – Он был прав.

   – Леарза, что ты такое говоришь.

   – Мне снятся сны, – почти беспомощно сказал он.

   – ...Всем снятся сны, – мягко возразила женщина, – и никто еще не сошел с ума от этого...

   – Ты не понимаешь!.. На Руосе, когда человеку начинали сниться

такие

сны... спустя какое-то время он превращался в безумца.

   Она поднялась в постели и обняла его за голые плечи.

   – Ты далеко от Руоса, – напомнила она. – И ты один. Исходя из того, что рассказывал мне Бел...

   – И он сам же предупредил тебя насчет меня.

   – Я в это не верю. ...Ладно, и не хочу верить. В конце концов, что тебе снилось?

   – Мне снился Эль Кинди... давно живший Одаренный моего племени, считавшийся если не первым, то одним из самых могущественных.

   – Ну и что в этом такого? Это же был не... ваш темный бог? Вполне естественно, что тебе снятся такие сны, – убеждала его Волтайр. – Наверняка ты о нем много думал в свое время, и...

   – Нет, – оборвал ее Леарза. – Ты не понимаешь... и ладно.

   Он с вздохом рухнул обратно в постель. Волтайр не понимает; действительно, разве ей понять? Она принадлежит к совершенно иному миру, и, в отличие от ее брата, она никогда и не интересовалась чужими цивилизациями. Она искренне хочет успокоить его, только... да и черт бы с ним, подумал Леарза. Для чего ему ее тревожить? Она все равно не сможет ничем ему помочь, только сама начнет переживать.

   – Может быть, тебе стоит поговорить с профессором Квинном, – осторожно предложила женщина.

   – Ага, – буркнул Леарза и обнял ее, привлек к себе. Внутри у него все равно было неспокойно, и, закрывая глаза, он так и видел это страшное лицо со светло-карими, почти желтыми глазами.

   Бел Морвейн уходил от него в этом сне; и Леарзу вдруг пронзило тоскливое, пугающее ощущение того, что это навсегда. "Этого не может быть, – подумал он. – Бел слишком сильный разведчик, сам Лекс занес его в списки лучших специалистов, а это, должно быть, что-то значит. И я сам, к тому же, не обладаю Даром, что я?.."

   Но тревога еще долго мучила его. Волтайр уже давно снова уснула, а он лежал в темноте и смотрел в потолок, думая.

   Наутро он, повинуясь смутному чувству, взялся за планшет и долго, вдумчиво читал все новости, связанные с Анвином, пока не добрался до первого сообщения о находке. Чужая планета впервые напугала его; он снова и снова рассматривал фотографии этого города, – по позднейшим данным, это была столица Анвина, называвшаяся Тонгва. Леарза знал, что где-то там, в гуще этих серых домиков, теперь скрываются и знакомые ему люди: Эохад Таггарт, Каин. Возможно, и Бел: тот не сказал, с какой именно миссией его отправили на Анвин, но Леарза был почти уверен, что и Морвейна Лекс определит в команду инфильтрации.

   Новостей от разведчика, конечно, не было. Леарза отчего-то знал, что дело не в том, что это запрещено или нет возможности; Морвейн бежал от них, будто что-то терзало его, и вернется нескоро... если... но эту мысль молодой китаб старался отбрасывать, как нереальную.

   После обеда он привычно взял аэро Волтайр и отправился в Ритир. На самом деле Леарза не до конца был уверен даже, стоит ли говорить о своих снах с профессором; ему вдруг пришло на ум, что они могут взять его под контроль, разлучить с Волтайр. И было бы правильно так сделать с их стороны, но...

   Ясное небо поглотило его, и юркий аэро легко вспарывал ему брюхо собой, и все это уже было столь привычно, что Леарза, задумавшись, удивился этому. Едва ли два года прошло с тех пор, как он, потерянный и напуганный, попал на Кэрнан. И вот он уже здесь как дома, как будто прожил здесь десятки лет; Морвейн все-таки не прогадал, из всех решив спасти именно молодого китаба.

   Зеркальный город приветствовал его, принял еще один крошечный летающий объект в свои стаи, и вскоре Леарза уже шел по широкой площади перед ксенологическим корпусом научно-исследовательского института, в принципе, уверенный, что найдет профессора в его кабинете. Квинн, кажется, все это время был занят тем, что обобщал собранные им сведения о Руосе и анализировал их; когда бы Леарза ни связался с ним, профессор обнаруживался за своим письменным столом, окруженный ветхими томами, свитками и прочими реликвиями погибшей планеты.

   Эта мысль сама собой пришла китабу в голову, и он уже знал, о чем будет говорить, когда спустился на знакомый ему этаж. В холле обнаружился рыжий помощник профессора, и Леарза остановился, чтобы поприветствовать его.

   – А, давненько тебя не было видно, – обрадовался тот; на своем родном языке Гавин говорил правильно и не пропускал нужных слов. – Чем занимаешься?

   – Ничем особенным, – смутно отозвался китаб. – Пожалуй, я по-прежнему всего лишь иждивенец на шее у Беленоса и его сестры.

   – Это ничего, так Белу и надо, он сам виноват, – фыркнул Малрудан. – А где он, кстати? Его я тоже давно не видел, а он обычно с утра до вечера ошивался в ксенологическом.

   – Бел уехал на Анвин, – блекло удивился Леарза. – Разве ты не знаешь?

   – ...О. Это неожиданно! Я думал, Лекс велел ему оставаться на Кэрнане и помочь тебе с ассимиляцией.

   – Ну, я уже, как видишь, вполне ассимилировался.

   Леарза криво усмехнулся; Гавин, не заметив этого, только пожал плечами.

   – Профессор у себя?

   – Да, да. Так ты к нему? Хоть потом загляни ко мне, поболтаем.

   – Конечно.

   Профессор Квинн в кабинете был не один: у него сидела его белобрысая внучка, на этот раз они не смутились Леарзы, и Эннис спокойно поприветствовала его.

   – Как дела? – спросила она.

   – Неплохо, – соврал Леарза, обращаясь и к ее деду тоже. – Занимаюсь пиротехникой. В Кеттерле столько всего интересного придумали, мне понадобится много времени, чтобы все это освоить.

   Они улыбались ему и разговаривали с ним, как с хорошим знакомым; Эннис еще рассказывала, чем она занимается на своей работе, а он признался ей, что на днях читал детскую энциклопедию, в которой было написано и о медицине, и ему было немного неловко оттого, что приходится начинать с таких азов. Они ободряли его, говорили, что он и так очень хорошо осваивается на чужой планете. Наконец Эннис попрощалась с ними и ушла.

   – Ты пришел ко мне с каким-то вопросом, друг мой? – тогда добродушно поинтересовался профессор, сидевший за своим столом. Леарза немного нервно принялся ходить по кабинету.

   – Да, – согласился он. – Я в последнее время занят тем, что пытаюсь постигнуть вашу науку и культуру... но иногда мне думается, что я не все знаю о собственной планете. Ведь вы изучаете... то, что от нее осталось? Должно быть, вам известно куда больше моего.

   – Кое-что известно, – кивнул Квинн. – О чем же рассказать тебе?

   – ...Острон и другие упоминали Бакхтанасар, – осторожно сказал китаб. – Говорили, что видели там странные вещи. Ведь вы тоже были там?

   – Да, – ответил профессор, – я лично имел возможность наблюдать за этим явлением, и потом аномалия тех мест чрезвычайно интересовала темпоральщиков... ученых, занимающихся вопросами времени. До последнего не прекращались исследования, и там работала одна из самых больших экспедиций.

   – И что же вы открыли? ...Я слышал, что это место было могилой Эль Кинди. Это правда?

   – Да, мы нашли его останки, – спокойно сказал профессор. – Результаты экспертизы показали, что это именно его скелет, с высокой вероятностью... если хочешь, я могу теперь показать тебе его портрет, воссозданный по структуре черепа.

   Он поднялся с места и подошел к шкафу; Леарза наблюдал за тем, как толстяк взял с полки маленький кубик и нажал на нем невидимую кнопку. Над кубиком немедленно материализовалось трехмерное изображение.

   Ему стоило усилия не вздрогнуть.

   – ...И аномалия в Бакхтанасаре возникла из-за него? – спросил Леарза.

   – Да, причиной тому был его Дар, необыкновенно сильный для его времени, – согласился профессор. – Мы потратили не один месяц для того, чтобы понять, каким образом это работает. Эль Кинди, видишь ли, долгие годы жил в Бакхтанасаре, – тогда это был обычный маленький оазис посреди пустыни, – отшельником, вел аскетическую жизнь, а аскеза, что мы выяснили уже довольно давно, всегда благотворно влияет на психические способности катариан. За эти годы он, если так можно выразиться, прирос к этому месту, точно таким же образом, как ваша цивилизация пустила корни глубоко в недра планеты, и в соответствии с его Даром пласты времени здесь перепутались. Это произошло вскоре после его смерти; поначалу люди, проезжавшие через те места, могли видеть, скорее всего, пугающих их призраков, и наконец время перемешалось до такой степени, что путники стали избегать этих мест и путем проб и ошибок очертили границы Бакхтанасара.

   – То есть, в Бакхтанасаре возможно было попасть в другое время? – удивился Леарза. – И выйти из него, скажем, в период двадцать лет назад? Или даже двадцать тысяч.

   – Нет, не совсем, – покачал головой профессор Квинн. – Природа времени и для нас остается по большей части загадкой, но то, что мы знаем наверняка, – это реальность текущего момента. Истинно существует только здесь и сейчас, прошлое и будущее – фантомы, призраки; прошлое уже отжило и утратило свою истинность, а будущее только грядет, и не факт, что именно тем образом, каким мы его себе представляем. О чем-то подобном писал Эль Кинди в своем труде: он утверждал, что будущее не всегда определено, хотя есть какие-то ключевые моменты, которые с большой вероятностью должны сбыться; именно их ему и позволял предвидеть его Дар.

   – ...Эта его книга, – осторожно сказал китаб. – Ведь в ней было все это написано? То, каким образом погибнет Руос?

   – Не совсем так, как ты себе представляешь, но в целом – да.

   – А могу ли я почитать ее?

   – Пока нет, – мягко ответил Квинн. – Того языка, на котором она написана, тебе уже не понять: он слишком видоизменился с течением времени. Но я как раз в данный момент занят в основном тем, что перевожу ее на язык Кеттерле. Думаю, что закончу уже довольно скоро: мне осталось меньше четверти.

   – А когда вы закончите?..

   – Тогда конечно: перевод станет достоянием общественности, и ты сможешь ее прочесть, как любой другой.

   Леарза был немного расстроен: ему хотелось как можно больше узнать об Эль Кинди, желательно – из первых уст, то есть, из его книги, но пришлось довольствоваться словами профессора.

   – Эль Кинди родился примерно в один год с Эль Масуди, – по просьбе Леарзы рассказал тот. – По всей видимости, отец отдал мальчика учиться владению ятаганом одному известному мастеру-маарри, и там эти двое встретили друг друга, поскольку Эль Масуди учился у того же мастера. Они юность провели вместе в ахаде маарри, где позднее к ним присоединился и Одаренный Гайят Абу Катифа. Долгие годы Эль Кинди и Эль Масуди были лучшими друзьями, вместе сражались против поклонников бога Асвада. В те времена крепость Бурдж-эль-Шарафи была самой южной цитаделью племен, ни о каком Эль Хайране и речи не было: еще не безумцы, поклонники Асвада были очень сильны, у них было страшное оружие, которому племена могли противопоставить только ятаганы да топоры с копьями. Неудивительно, что молодые люди отправились туда, чтобы защищать свои земли, и годам к тридцати Эль Масуди, возглавив мятеж, убил тогдашнего князя и встал во главе племен сам. Его друзья и соратники во всем помогали ему и были награждены за преданность городами: каждый из пятерых получил по крупному городу, из них Эль Кинди достался Визарат, Набулу – город, переименованный в его честь, и так далее... не все эти города, правда, дожили до твоего рождения.

   – ...У племен был князь? – немного озадаченно спросил Леарза. – Я никогда не слышал о подобном.

   – Конечно. Это было еще до того, как племена настолько сильно разошлись в образе жизни, – согласился профессор. – После смерти Эль Масуди этот титул окончательно исчез. Племена были особенно слабы в те годы, хотя одержали такую значительную победу, они потеряли четверых из шестерых своих сильнейших Одаренных, и, к тому же, в Саиде была страшная засуха и неурожай: последствия ядерного взрыва. Многие погибли. Еще хуже, впрочем, пришлось обитателям Талла: две трети населения погибло, если не в момент взрыва, то после, от лучевой болезни.

   – А Эль Кинди удалился в Бакхтанасар, чтобы оплакивать сбывшееся, – пробормотал китаб. Квинн кивнул.

   – Примерно так. В эти годы он и написал свой труд, который я имею возможность переводить.

   – Ведь у него были потомки?

   – ...Конечно, отчего ты спрашиваешь? У Эль Кинди было, по разным сведениям, от шести до двадцати жен, и почти каждая подарила ему ребенка. Естественно, что быть женой такого великого человека считалось очень почетным, и наиболее богатые китабские семейства выдавали своих дочерей за него. К моменту, когда он окончательно уединился в оазисе Бакхтанасара, ему уже было за тридцать, и у его старшей жены было как минимум трое детей от него.

   – Мой дед любил повторять, будто мы – потомки Эль Кинди, – пояснил Леарза, глядя в сторону, – но каждый уважающий себя китаб заявлял что-нибудь подобное, и я никогда, конечно, не принимал его слова всерьез.

   – Если учесть, что Эль Кинди жил много лет тому назад, – благодушно рассмеялся профессор, – а количество его потомков возрастало в геометрической прогрессии, то к моменту, когда ты появился на свет, юноша, добрая половина всех китабов могла запросто оказаться действительно в их числе. Так что не исключено, что твой дедушка был прав.

   Леарза промолчал. Наконец поднял вихрастую голову.

   – Спасибо, профессор, – сказал он. – Если вы не возражаете, я еще буду заходить к вам с подобными вопросами. Бывает, меня терзает такое чувство... будто бы вина, если вы понимаете. Как будто я оставил Руос позади, позабыл его. Я не хочу забывать.

   – Конечно.

   ***

   Холод.

   Бескрайние снега облаков простирались до самого горизонта, где небо было таким же белым, сливаясь с ними, и лишь немного голубело кверху. Ледяные ветры мчались по этой бескрайней равнине, лихо свистя в ушах. Только отдельные, самые высокие шпили пронзали этот снежный океан, волны которого набегали на остов крыши с металлическим покрытием.

   Крыша была, как тысяча других крыш, на которых он побывал; огражденная поручнями, с прожекторами по краям и на будке подъема, и ветры точно так же, как и тысячи других, окутывали ее.

   Он стоял на краю крыши, держась одной рукой за поручень, – иначе можно было и свалиться в зияющую бездну, – и смотрел в облака. Ветры трепали его волосы, заставляли туго натянувшуюся куртку дрожать.

   Беспокойство терзало его.

   Второй кулак он сунул в карман куртки и продолжал смотреть. Леарза никогда в жизни не боялся высоты, и всего менее – теперь, когда под ногами у него было бесконечное серебряное море. Мысли его были заняты другим.

   Последние дни все прошли в молчаливом смятении. Хотя Волтайр пыталась успокоить его, хотя он сам убеждал себя: это лишь сны, и его сильная реакция на них может их только усугубить, – равновесие уже было разрушено. Давно ли было время, когда он, счастливый до одури, поднялся на свою первую крышу и кричал в небо? Ему казалось, это все уже перестало существовать. Как сказал профессор?.. Прошлое перестает быть истинным...

   Ставшие уже привычными занятия не отвлекали его, и он только слонялся по усадьбе, как призрак, подолгу сидел на подоконниках в разных комнатах, смотрел в белый от снега сад. Волтайр беспокоилась о нем и часто ловила его, обнимала, пыталась его разговорить. Он с охотой поддавался ей, и на какое-то время завязывался нарочито веселый разговор; и вдруг обрывался, когда Леарза смолкнет и опять уставится в окно.

   Пальцы в кармане нащупали твердый продолговатый предмет. Леарза нашел ее в гостиной, позабытую на журнальном столике посреди других многочисленных мелких вещиц. Конечно... там, где он теперь, разведчику она не понадобится.

   Он извлек ее и посмотрел на нее. Наощупь чуть шероховатая, будто из настоящей папиросной бумаги, электронная сигарета была зажата между его пальцами. Он столько раз видел, как на ее кончике загорался голубоватый огонек, когда Морвейн курил ее, выпуская тонкие струйки дыма.

   "Бел, где ты?" – подумалось Леарзе; китаб поднял лохматую голову, заглянул в небо. Небо смотрело на него в ответ, по-прежнему равнодушное, серебристо-серое с проблесками барвинка. Леарза понимал: Морвейн попросту сбежал от них, то ли не в силах видеть, как общество его сестры оказалось отобрано человеком, которого он сам привел в свой дом, то ли не в силах ждать, когда спасенный им руосец все же сойдет с ума.