Текст книги "Лиловый (Ii)"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)

   – Верно, господам с Кеттерле еще многое предстоит открыть нам, – заметил Наследник, – например, то, каким образом все они столь быстро изучили наш язык. Вам, я вижу, он дается хорошо, но все же не настолько.

   – Это их технологии, – осторожно сказал Леарза, подсмотрев краем глаза в планшет. – Я действительно родом с другой планеты.

   – Это чрезвычайно интересует меня. Правда ли то, что рассказывал сегодня господин Квинн?

   Леарза скривился.

   – Квинн был одним из тех, кто создал эту теорию. На моей планете она подтвердилась. Они десять лет наблюдали за нами. За тем, как все медленно разрушается. Они знали, что происходит, и молча смотрели. Наши люди сходили с ума, – ему пришлось опять заглядывать в словарь, – убивали друг друга. Планета замедляла вращение. Гравитация становилась все слабее. Солнце перестало всходить. Атмосфера начала улетучиваться в космос... они все наблюдали, и только когда стало уже очевидно, что вот-вот все закончится, они покинули нашу планету. Они не планировали спасать меня. Я выжил только благодаря жалости одного из них. И то его хотели наказать за мое спасение.

   Фальер молчал, но выражение его лица было очень серьезным в те моменты; Леарза стоял, не замечая и сам того, насколько нервничает, вертел в руках планшет и смотрел в лицо Наследнику.

   – Очевидно, – наконец медленно произнес Фальер, – наблюдать они собирались и за нами.

   – Да.

   – Ясно. – Наследник нахмурился, потом будто вспомнил о чем-то. – А, да; это Мераз. Он – из закованных, господин Леарза. Я полагаю, вам уже рассказали о них?

   – ...Да, я знаю, – немного растерялся тот и перевел взгляд на смуглого мужчину. Мераз смотрел в ответ с прежней угрюмостью.

   – Что же, вижу, между нами... установилось некое соглашение, – сказал Фальер. – Это не может не радовать меня. Сперва, признаться, я счел, что ваша точка зрения полностью зависит от мнения господина Квинна и других его спутников.

   – Это не так, – вскинулся Леарза. – Я стремлюсь составить собственное мнение, эти люди мне не указ.

Дураки учатся на собственных ошибках

.

   "Заткнись!"

   – Это хорошо, – не заметив секундного замешательства руосца, произнес Наследник. – В таком случае, я хотел бы этому... поспособствовать. Между мною и господином Квинном существует договор, по которому они остаются в пределах этого здания и не покидают его; однако вы... вам я предлагаю взглянуть на нашу планету своими глазами. Господин Тегаллиано будет сопровождать вас, господин Леарза. Вы можете завтра же вечером совершить... экскурсию по городу.

   ***

   Богато обставленная большая комната была погружена в сумрак; за окном хлестал дождь. В воздухе медленно поднимались, свиваясь, нити сигаретного дыма, и куривший Таггарт развалился на стуле, который для чего-то вытащил в середину, поставив на пушистый ковер, позади него, скрестив ноги, прямо на полу уселся Каин, а Бел Морвейн стоял у окна и смотрел на мутные быстро изменяющиеся разводы.

   Совещание у профессора в этот раз было коротким, и никто и словом не обмолвился об отсутствовавшем руосце, как будто до него им не было дела. Профессора действительно беспокоили другие вещи; капитан Касвелин сообщил, что со станции пришла весть: внезапно вышел из строя один из линейных двигателей, который сейчас как раз чинят. К тому же, всем им было очевидно то, что ни Фальер, ни большинство присутствовавших анвинитов не поверили им. С другой стороны, теперь загадка труда Контарини может быть раскрыта, а это, скорее всего, разозлит их: ведь кеттерлианцы таким образом пытались вмешаться в их дела без их на то согласия.

   Трое разведчиков, покинув комнату профессора, молчали и все выглядели угрюмыми. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь звуками дождя; лицо Таггарта напоминало гипсовую маску, Каин нахохлился и опустил голову, а Морвейн отвернулся к окну.

   Совершенно неожиданно младший длинно витиевато выругался; ни Таггарт, ни Морвейн даже не оглянулись на него при этом.

   – Тебе не обидно, Бел? – потом спросил Каин, скривясь. – Ты ему жизнь спас.

   – Мне все равно, – призрачным тоном отозвался Морвейн. – Он меня не просил и потому ничем мне не обязан.

   Таггарт выпустил ровное кольцо дыма, уронил руку с электронной сигаретой на колено.

   – Сдается мне, Лекс серьезно ошибся, включив его в состав миссии. Хотя, может быть, Лекс просто пытался получить от него хоть какую-то пользу.

   – Больше вреда от него! – почти рявкнул Каин. – Если этот ублюдок попытается все изгадить, я своими руками башку ему сверну!

   – Должно быть, Лекс счел, что вред от него будет все же меньший, нежели польза, – возразил Таггарт. Они опять замолчали; только андроид беззвучно шевелил губами, продолжая ругаться.

   – Еще и Дандоло ведет себя, как идиот, – мрачно добавил Морвейн, – слишком уж он беспечен. Любой дурак может понять, глядя на него, что он хочет о чем-то с нами поговорить.

   – Конечно, мы так и не ответили ни на один из его вопросов, – хмыкнул Таггарт, – и никто не даст ему даже в руках подержать планшет, не говоря уж о более сложной технике.

   – Тем очевиднее, что мы должны избегать контакта. Черт бы его побрал, – неожиданно выругался Беленос, – вы только посмотрите на него.

   – А?..

   Таггарт соскользнул со стула и подошел; ливень делал все расплывчатым и размытым, но все-таки видно было, что с другой стороны площади, неловко прижимаясь к стене одного из зданий, стоит промокший насквозь человек. Узнать в нем молодого вычислителя не составляло труда; Дандоло с отчаянной надеждой продолжал всматриваться в окна дворца.

   – Отойдем, – буркнул Таггарт. – Он казался мне смышленее.

   ***

   Тегаллиано был молчаливый человек и, как ни крути, ему не нравился; что-то было отталкивающее в этом обрюзгшем лице, несмотря на его вежливое выражение. На вид Леарза дал бы ему что-то между сорока и пятьюдесятью годами. Жесткие короткие волосы его курчавились и были неразборчивого пепельно-серого оттенка, как будто бы наполовину уже поседевшие; под изборожденным морщинами лбом внимательно смотрели умные глаза. Глаза выдавали его, пожалуй; не видя его взгляда, можно было бы решить, что это уставший и отупевший от рутины человек.

   – У господина Зено сегодня званый вечер, – явно стараясь говорить простыми фразами, сообщил Тегаллиано руосцу. – Если желаете, мы можем отправиться туда. Там будут представители всех влиятельных кланов города.

   – Это можно для начала, – отозвался Леарза, который в самом деле не уверен был, что именно он хочет посмотреть; и хочет ли он это делать в обществе Тегаллиано.

   Особого выбора у него, впрочем, не было. Они вдвоем вышли на улицу, где все мокро было после шедшего почти сутки дождя; какой-то человек в простой одежде придерживал двух лошадей. Лошади! Леарза обнаружил, что почти что с удовольствием устраивается в седле животного.

   – Ведь у вас достаточно развиты технологии для того, чтобы перемещаться с помощью машин, господин Тегаллиано, – тем не менее осторожно заметил он.

   – Верно, но машины используются только в крайних случаях, – был ответ. – Мы неукоснительно следуем заветам Тирнан Огга. Бездушный автомобиль – это удобно, но лошадь – живое существо.

   – На моей планете тоже в основном ездили верхом, – сообщил Леарза.

   У советника Зено оказался большой, поистине роскошный особняк; Леарза не без любопытства рассматривал длинное трехэтажное здание, почти все окна которого были озарены неярким светом. Во дворе гостей уже ожидали конюхи, принявшие животных, а внутри прибывших встретил сам хозяин.

   Реньеро Зено очевидным образом ожидал их появления и ничуть не был удивлен. Он одет был в черный богатый фрак, и темная одежда только подчеркивала белизну его седых волос; он протянул в приветствии руку Тегаллиано, но Леарза отчего-то предпочел коротко поклониться, как это принято было у него на родине.

   Никто из анвинитов на это возражать не стал, и Зено, галантно улыбнувшись, неловко повторил жест своего необычного гостя.

   Сияние главного зала буквально ослепило Леарзу: столько здесь было пышных нарядов, высоких причесок, сотни свечей горели в канделябрах, и приглушенно звучала мягкая музыка. Появление самого руосца также привело зал в сильное оживление, когда господин Зено громко объявил о нем, публика умолкла, и десятки глаз уставились на них. Леарза почувствовал себя немного неуютно; он никого не знал здесь, он был чужак, едва понимающий их язык, не говоря уж о их обычаях. Все же он церемонно склонил голову, не уверенный до конца, что они правильно оценят это, а когда поднял взгляд снова, почувствовал резкое облегчение, потому что вдруг заметил знакомое лицо. У дальней стены, между двумя молоденькими женщинами, стоял Дандоло, угловатые черты которого Леарза запомнил с первой встречи.

   Просто так броситься к нему было бы, конечно, нельзя, и потому Леарза сделал вид, что не заметил его. К тому же, в этот момент к Леарзе обратился хозяин дома, и пришлось очень внимательно слушать.

   – Господин Леарза с трудом еще понимает наш язык, – выручил его Тегаллиано, – прошу вас говорить помедленнее, господин Зено.

   Разумеется, Зено желал знать, что бы хотелось увидеть драгоценному гостю; возможно, его интересует ежедневная жизнь обитателей Централа? Знаком ли он с искусством театра, существовали ли подобные занятия на его погибшей родине?.. Леарза, продираясь сквозь дебри языка, вынужден был кое-как отвечать. Тут он краем глаза отметил, что Дандоло распрощался со своими спутницами и стоит совершенно один в тени тяжелого гобелена, за которым открывается арка в соседнее помещение; черные глаза живчика определенно следили за руосцем. Утомительный разговор продолжался; наконец Леарза нашел хитрый выход из положения, заявив, что не желает привлекать к себе столь много внимания, потому, пожалуйста, пусть уважаемые господа проводят время в свое удовольствие, а он бы не отказался понаблюдать пока что со стороны. Зено и Тегаллиано переглянулись, однако возражать ему никто не стал, и старика советника почти сразу увлекли в сторону какие-то знакомые, а Тегаллиано отправился промочить горло.

   Леарза остался один. Он медленно, осторожно шел через огромную залу, периодически люди заговаривали с ним; он вынужден был отвечать, время от времени даже останавливаться. Наконец цель его длинного пути оказалась перед ним, Дандоло по-прежнему стоял на том же месте, когда Леарза приблизился к нему, молчаливо нырнул в полумрак арки. Леарза последовал за ним.

   – Еще немного, – услышал он шепот. – В такой толчее наше отсутствие заметят не сразу.

   Он послушался; живчик провел его по длинному коридору, наконец будто отыскал то, что хотел, и уверенно открыл резную дверь. Они оказались в небольшой комнате, заставленной книжными шкафами; чужие голоса отдаленно доносились до них, но Леарза был уверен, что здесь никто им не помешает. Уже потом только он озадачился подобной таинственности, но в любом случае удивляться было поздно.

   – И как только они выпустили вас, – негромко произнес Дандоло; во всем его существе сквозило теперь нетерпеливое волнение, он не мог постоять спокойно и принялся ходить по кабинету, хрустя пальцами. – ...А! Вы плохо понимаете наш язык?

   – Достаточно, – сдержанно ответил Леарза и извлек из-под полы пиджака планшет; глаза живчика так загорелись при этом, что Леарза едва не рассмеялся. – Со словарем я справлюсь. Господин Фальер разрешил мне перемещаться по городу в сопровождении этого Тегаллиано. Он –

управляющий

, я правильно понял?

   – Да, и он мерзкий тип, предупреждаю вас, – решительно сказал Дандоло, заставив себя оторвать взгляд от планшета. – Будьте осторожны с ним. И особенно с этой вещью. Вам разрешили осмотреть кварталы бездушных?

   – ...Я так понимаю, – чуть растерялся Леарза, – мне не запрещали этого, во всяком случае.

   – Старайтесь, чтобы они не видели ее, – нахмурился Дандоло. – Ведь вы правда с другой планеты? Не из них?

   – Нет, хотя я уже два с лишним года провел среди них.

   – И на вашей родине все было... как у нас?

   – Конечно, нет. У нас все было по-другому. – Леарза заглянул в планшет. – Наш народ утратил память о Тирнан Огге и его учении, хотя все равно мы шли по этому же пути. Среди нас были Одаренные: люди с талантами, но не такими, как ваши.

   Глаза живчика забавно зажглись.

   – И как? – спросил он. – Как вам... жить среди них? Пользоваться их технологиями?

   На этот раз Леарза не выдержал и рассмеялся; восторженность Дандоло была ему хорошо понятна.

   – Я привык, – потом сказал китаб. Догадавшись, протянул планшет. – Посмотрите.

   Дандоло принял плоскую машинку, как величайшую драгоценность; от прикосновения экран ее вспыхнул, и живчик едва не выронил ее, потом уж осторожно попробовал провести по экрану пальцем.

   – Вы знаете, как она работает?

   – Да, я даже как-то разбирал ее, – улыбнулся Леарза, наблюдая за ним. – Я бы подарил ее вам, но второй мне сейчас, боюсь, не добыть.

   Лицо Дандоло немного омрачилось, и он бережно вернул планшет владельцу.

   – И я бы все равно отказался, хотя спасибо вам за доброту, – сказал он. – Но мне владеть такой вещью опасно.

   – Если они и вредят душе, то я не заметил, – осторожно заметил Леарза. Дандоло фыркнул:

   – Души мне не жаль, но меня и так подозревают. В последнее время я просто вынужден был вести себя, как идиот. Ваше появление все меняет... Леарза, прошу вас, передайте остальным, чтобы они ни в коем случае не упоминали об искусственных людях.

   – ...А откуда вы знаете, что среди них есть искусственные люди? – удивился Леарза.

   – Долго рассказывать, – отмахнулся живчик. – Главное, передайте... это не пойдет вам на пользу, если они узнают. Искусственные люди – то, чего больше всего боятся здесь. С вашими машинами они могут примириться, пусть на короткий срок, но искусственного человека тут не потерпят...

   Леарза промолчал. Теперь, когда собеседник его не улыбался и вовсе нахмурил брови, видно стало, что ему все-таки не двадцать лет; вокруг его черных глаз собрались тоненькие морщинки, а черты лица явно уже обрели взрослую жесткость.

   Потом выражение Дандоло опять сменилось, он дернул уголком рта и грустно как-то улыбнулся.

   – Не знаю, поймете ли вы, но я давно уже мечтал о том, чтобы здесь все изменилось. Когда я услышал о том, что наши космонавты встретили инопланетян, я чертовски радовался. Сперва даже мечтал, как улечу на их планету и не успокоюсь, пока не посмотрю все... я математик, вы знаете, и ничто мне не было так интересно, как взглянуть на машину, которая умеет решать задачи не хуже меня.

   – Я понимаю, – не выдержал Леарза. – Я хорошо понимаю вас, Дандоло.

   – Но это невозможно, – добавил тот, – и никогда, кажется, мне не побывать даже на вашей космической станции. Не знаю, каким чудом вам позволили, но остальных никто не выпустит из дворца. Их появление разрушит все старые порядки; никому здесь это не нужно.

   – Теодато, вы ведь тоже слышали Квинна вчера? Об этой теории? Что вы думаете?

   Дандоло будто удивился, поднял брови в смешном выражении.

   – Я не задумывался об этом, – признался он. – Наверное, господин Квинн прав.

   Леарза горько вздохнул и покачал головой. Беспокойство не отпускало его; кажется, нервничал и Дандоло, потому что, прислушавшись, сказал:

   – Пойдемте, а то нас потеряют. ...Еще раз прошу вас, Леарза, обязательно передайте им, что я сказал... передайте Белу Морвейну. Я очень надеюсь на вас.

   Леарза ничего не ответил ему; вдвоем они вышли обратно в коридор, но там Дандоло замедлил шаг и пропустил руосца перед собой, так что тот вернулся в ярко освещенный холл в одиночестве. Живчика он в тот вечер больше не видел: кажется, тот ушел.

   ***

   Люди рождаются и умирают; вселенная равнодушно продолжает наблюдать за сменою человеческих поколений. Судьбы их переплетаются, обрываются, заводят их в бездну, из которой нет возврата, но вселенной все равно.

   Это было особенное место, тихое и далекое от всех очагов цивилизации. Бескрайние степи раскинулись к югу, но чем далее дорога уходила на север, тем более крутыми становились холмы, пока не обращались в старые, пологие горы. Здесь, у подножия гор, испокон веков недобро шумел кронами деревьев древний лес, принявший в себя человеческую дорогу – но не выпустивший ее с другой стороны. Слабые человечьи руки выстроили жалкое здание на лесной прогалине, поставили каменный фундамент, поверх которого выложили кирпичный остов, обмазали для прочности глиной. Зимою внутри этого жилища было холодно, – но все-таки не настолько, чтоб замерзнуть насмерть, да спасала плохонькая дымящая печка. Летом солнце нагревало стены до такой степени, что внутри жара становилась еще непереносимей, но летом человеку можно укрыться под любым деревом...

   Сему убогому строению был уже не один десяток лет, и оно знавало разные человеческие поколения, и каких только людей не заводила сюда судьба! Ветхость была повсюду, протекала крыша, и в углу единственной темной комнаты всегда стоял жестяной тазик, окна продувало, деревянный пол высох и растрескался, так что в одном месте брошен был грязный листок бумаги: страница, вырванная из книжки, – чтобы отметить проломившуюся половицу.

   И все же здесь и теперь были обитатели.

   Один-единственный обитатель вынужден был трудиться с утра до вечера, чтобы не умереть с голоду. Чахлый огородик примыкал к жалкому дому с солнечной стороны, а в маленькой пристройке жевала сено старая коза. Изнутри убранство было не менее печальным, из всей мебели здесь была лишь древняя ржавая кровать, чудовищно скрипевшая при малейшем движении лежащего на ней человека, колченогий стол и стул с продавленным сиденьем. Здесь не было ни единой книги, кроме пожелтевшего от старости календаря за какой-то седой, давно ушедший год, – именно его страница и лежала на полу, отмечая опасное место, – и никаких письменных принадлежностей. Да, впрочем, если бы это все и было: у обитателя скверного дома не было свечей, а при свете огня в печке читать было невозможно.

   Это был угрюмый человек, никогда не улыбавшийся, все время он молчал, – и все равно единственным собеседником ему могла быть только коза, – и в молчании работал, не покладая рук. Оказавшись здесь, он ничего не умел, однако очень быстро научился и ухаживать за своим огородиком, и косить траву для козы, и разжигать огонь в печке. Этот человек был высок ростом и сильно похудел и загорел в своем уединении, одевался он дурно, и казалось, земная пыль окончательно въелась в его пальцы. Волосы его были неразборчивого седоватого цвета и поначалу свободно отрастали, но когда начали мешаться ему, он взял нож и неровно отрезал их.

   Тот, кто силою привез его сюда, уверен был, что такая жизнь сломает его. Это была ошибка; угрюмый седой человек продолжал терпеливо бороться за свое существование, но когда у него было свободное время, он садился и думал.

   Он думал много и упорно, лишенный возможности хотя бы просто поговорить с кем-нибудь, перебирал в памяти малейшие подробности своей прошлой жизни, выявлял ошибки и размышлял над тем, как ему можно было исправить их.

   Он быстро понял свою главную ошибку. Он был слишком самонадеян и далек от реальной жизни; он начал не с того конца. Изнеженные глупые люди, которых он пытался увлечь за собой, не стоили даже попытки спасти их. Но были другие.

   Эти другие страдали, почти как он теперь, умирали от голода, холода, непосильного тяжкого труда. Они ничем не заслужили своей судьбы. Они тоже имели право жить хорошо. Если бы он сразу пришел к этим людям! Если бы он пообещал им...

   Теперь Орсо Кандиано хорошо знал, как следовало ему поступить. Бросить свой особняк, послать к чертям все, чем он владел, уйти в кварталы обездоленных. Жить с ними, среди них. Открыть им глаза. Сытые люди не слышат правды; правда не нужна им. И поэтому он будет разговаривать с голодными. Он научит их всему, объяснит, что жизнь их могла бы быть совсем иной. Когда они поймут, кто главный виновник их бед, они не останутся сидеть на месте.

   Бежать из жалкого дома ему было почти невозможно: здесь, в лесу, не было ни одного человека, но он прекрасно знал, что его подстерегают беспечные убийцы с ружьями, стоит ему выйти в степь – в степи не укроешься от них, их собаки загонят его, как беспомощную жертву, а Тегаллиано сразу предупредил его, что за попытку побега его ждет мгновенная смерть.

   И все-таки Орсо Кандиано не отчаивался. Он уверен был: судьба еще даст ему шанс.

16,92 пк

   – Вот жук!

   Восклицание заставило Леарзу поднять голову; руосец привычно уже сидел со словарем, одними губами прилежно повторяя новые слова и пытаясь запомнить их.

   – А я думал, ты все язык учишь, – добавил рыжий. Он стоял в дверях, сложив руки на груди, и имел будто бы сердитый вид, хотя Леарза знал уже, что это все больше шутки ради.

   – Я и учу, – спокойно отозвался он, подняв планшет. – Что такое, Гавин?

   – Ребята только что меня просветили, – заявил Малрудан, все-таки прошел в комнату и встал напротив Леарзы. Свет заходящего солнца совершенно вызолотил его веснушчатое лицо. – Ты, оказывается, разъезжаешь по Централу!

   – Фальер сам мне это предложил, – ровно сказал Леарза. – Я не с Кеттерле, поэтому он считает, что мое появление не вызовет чрезмерного волнения.

   – Примерно это мне и сказал Финн! Но я думал, ты хотя бы будешь рассказывать профессору. Как у них там все? Чем они занимаются, о чем говорят? Что ты видел?

   Леарза все-таки улыбнулся: Гавин был как всегда, все, что его интересовало, были новые сведения об изучаемом народе, и потому он бесцеремонно нарушил молчаливый обычай остальных игнорировать новое положение руосца. Действительно, вот уже с неделю Леарза почти каждый вечер выезжал куда-либо в сопровождении Тегаллиано; пока что, правда, дальше Централа он не выбирался, но планировал в скором времени попросить Тегаллиано показать ему местные фабрики и заводы. Разведчики говорили, что люди там живут очень плохо, и Леарзе отчего-то нестерпимо хотелось взглянуть своими глазами и убедиться в том, что это преувеличение. И все-таки он неосознанно откладывал поездку за пределы Централа, не понимая, что одновременно и опасается получить подтверждение их словам.

   – Они очень хорошо живут, – все же ответил он Гавину. – Богато. У каждой семьи во владении находится большой красивый дом. Правда, они принципиально не пользуются электричеством и ездят только на лошадях, хотя мне говорили, что у них существуют и автомобили, – что-то вроде ваших аэро, – и поезда, чтобы перемещаться на большие расстояния.

   – А что они едят, во что одеваются?.. – с нетерпением расспрашивал Малрудан; Леарза сдался и принялся рассказывать, вдаваясь в подробности. Рыжий помощник профессора был совершенно ненасытным и требовал их еще и еще, принялся записывать в собственный планшет, наконец взял с Леарзы слово, что тот при возможности сделает снимки.

   Леарза и расслабился; это все было так похоже на Гавина, каким он его помнил еще со времен в ксенологическом. К тому же, этим вечером Тегаллиано был занят, и руосец остался во дворце, какое-то смутное внутреннее беспокойство мешало ему учить язык, и потому он почти охотно разговорился.

   А Гавин неожиданно задумчиво сообщил:

   – Знаешь, ребята сердятся на тебя. Каин вчера назвал тебя предателем.

   – Что он понимает? – от внезапности резко возразил Леарза. – ...В конце концов, я никому не желаю зла. Просто эти люди мне ближе по вполне понятным причинам.

   – Ближе? – как-то удивленно спросил Малрудан, которого предсказуемо ничуть не сбила с толку гневная вспышка собеседника. – Но ведь ты знаешь их едва ли месяц, а с нами ты знаком гораздо дольше.

   – Они такие же, как я. Все это время я честно пытался понять вас, Гавин, но так и не сумел. Впрочем, не об этом ведь речь! С чего бы это Каину обвинять меня в предательстве? Я никого не предавал! Просто мне удалось найти общий язык с Фальером, а профессору – нет.

   – Вот как, – ровно произнес Гавин. – Я думал, вы с Каином друзья. Он с самого начала много заботился о тебе.

   – Тем более не понимаю причины его гнева, – уязвленно сказал Леарза.

   – А я думаю, что понимаешь. Ну ладно, это ведь не мое дело, – рыжий поднял руки. – Я просто подумал, может быть, тебе стоит сказать об этом.

   И вышел, оставив Леарзу одного; какое-то время китаб сидел в тишине, сердито нахмурившись, потом со злостью вскочил с кресла и швырнул планшет на сиденье.

   Он, в общем, ни от кого не скрывал своего нового положения и про себя обычно думал, "если они спросят, я, конечно, не откажусь рассказать им все, что они пожелают знать". Но никто его ни о чем не спрашивал; профессор обращался к нему с обычным благодушием, однако и не упоминал о поездках с Тегаллиано, разведчики молчали, один Морвейн по-прежнему смотрел на него, как на пустое место. Порою Леарза, забываясь, хотел поделиться с ними своими открытиями (так, его необычайно поразил "телеграф" Тонгвы: двое телепатов сидели в просторной светлой комнате и принимали сообщения, составленные специальным образом, или записывали поступившие послания на особых листах), но неизменно ровные, не имеющие выражения лица останавливали его.

   Слова Гавина неожиданно обозлили его, задели какую-то струнку в его душе. Леарза некоторое время нервно расшагивал по своей комнате, маша руками, в голове у него царила настоящая каша. "Никакой я не предатель! – думал он. – Просто я искренне хочу во всем разобраться. И к тому же, эти люди действительно ближе мне, чем народ Кеттерле. Я понимаю их! Конечно, у них не все идеально, но я хочу им помочь, а не так, как

эти

, равнодушно наблюдать со стороны!.."

   Наконец будто внутри у него сработал некий переключатель, и китаб буквально сорвался с места и вылетел в коридор. Комната Каина находилась через две двери; не раздумывая, он вломился туда. Дверь оказалась незапертой, и сам андроид обнаружился у себя, кажется, читал какую-то книгу, но при появлении нежданного гостя оставил ее и поднял голову: Каин сидел на стуле у окна.

   – Значит, я предатель? – с порога спросил его Леарза, нервно дыша и сжимая кулаки. – Почему бы это?

   – Действительно, – ровным голосом ответил младший, – почему бы это?

   Такой спокойный внешне ответ едва не сбил его с толку, и Леарза в итоге как-то нелепо добавил:

   – И никого я не предавал. В конце концов, разве между Анвином и Кеттерле война? Мне казалось, у вас главная цель – установить дипломатические отношения с ними!

   – Не строй из себя дурака, – все так же негромко, спокойно сказал Каин. – Ты прекрасно знаешь, почему Лекс просил тебя принять участие в миссии. От тебя зависит, сумеем ли мы добиться хоть малейшего доверия с их стороны. Но ты ничего не сделал для этого, скорее наоборот. Фальер выслушивает все, что ему говорит Квинн, но не верит ни единому слову.

   – Это не моя вина, – отрезал Леарза. – Что вы не вызываете к себе доверия. Вы слишком много скрываете и лжете.

   Лицо Каина как-то словно потемнело; он медленно поднялся с места, и только теперь в груди у Леарзы екнуло: здоровенный андроид был выше него на добрых полторы головы.

   – Думаешь, никто ничего не замечает, – мягко прозвучал его голос. – Как ты держишься от нас в стороне. Бегаешь в кабинет к Фальеру и о чем-то переговариваешься с ним. Ходишь всюду с этим носатым.

   – Я и не собирался этого скрывать! – крикнул Леарза. – Я хочу составить собственное мнение о них, это запрещено? Не забывай, я не такой, как вы. И я ничего вам не должен! И, в отличие от вас, я не собираюсь сидеть сложа руки и наблюдать, если им действительно что-то угрожает!

   Каин сделал шаг в его сторону; он смотрел куда-то словно себе под ноги, но в его позе было что-то, что едва не заставило Леарзу попятиться.

   – Маленькая, – раздельно, негромко сказал он, – неблагодарная, – еще один шаг, – тварь!

   Это произошло столь быстро, что Леарза не успел отшатнуться; в мгновение андроид оказался возле него и схватил за грудки, приподняв над полом.

   – Пусти!..

   – Мы, по-твоему, сидели сложа руки?! – орал Каин, и глаза их наконец встретились; взгляд у андроида был совершенно бешеный. – Когда на Руосе восемнадцать наших человек погибло для того только, чтобы разрушить сердце Эль Габры, которое затем просто материализовалось снова под влиянием вашей воли?! Когда я десять лет ковал клинки по нашей технологии для того, чтобы ваши бойцы сражались ими против одержимых?! Когда мы всеми силами разыскивали ваших Одаренных и потом оберегали их, как зеницу ока, чтобы, не дай небо, они не задохнулись от собственной глупости?!

   – Вы могли бы спасти много людей, но вы дали им умереть! – крикнул Леарза, вцепившись обеими руками в запястье Каина и пытаясь разжать его хватку. – Даже мою жизнь сохранила только глупость Морвейна, и то все вы были против!

   – И несмотря ни на что, оставили тебя в живых и на свободе! – рявкнул Каин. – Богарт спасал твою никчемную шкуру! Сам Лекс оказал тебе такую честь! Не страшно тебе, ублюдок? Мне чертовски хочется размозжить тебе череп прямо здесь и сейчас!

   – Клятая машина! Давай, убей меня! Как далеко зайдет эта имитация настоящего человека?

   Какой-то мускул на лице андроида дернулся; Леарза не чувствовал собственных ног, все его существо ожидало сокрушительного удара, он не боялся, – слишком был взбешен, – но

знал

, что Каин не шутит, вот свободный локоть младшего будто пришел в движение: сейчас его кулак полетит с огромной скоростью, хруст, оглушительная боль и...

   Но Каин не успел даже замахнуться, жесткая ткань чужой куртки хлопнула Леарзу по боку, андроид лязгнул зубами и вынужден был отпустить китаба, когда сам отшатнулся назад.

   Он грубо отодвинул Леарзу в сторону, шагнул между ним и Каином. Андроид медленно поднял голову; на его подбородке остался хорошо видный след, от сильного удара рассекло кожу и потекла совершенно человеческая на вид кровь.

   – Он глупый мальчишка, – хмуро сказал Богарт, – но и ты ведешь себя ничуть не лучше. Остынь.

   На какой-то момент Леарзе показалось, что андроид сейчас не послушает коллегу и опять бросится в драку, но Каин повернул голову и рассеянно как-то вытер кровь с подбородка.

   – Он понимает только так, – буркнул он. Богарт вздохнул, сложил руки на груди; его поза стала неуловимо более расслабленной.

   – Ты забываешь, что твоего удара обычный человек не переживет. ...Пойдем, – это уже обращаясь к Леарзе; ошалевшему китабу ничего не оставалось, кроме как послушаться.