Текст книги "Лиловый (Ii)"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)

   Усмехнувшись сам себе, Леарза перевел взгляд на окно.

   Он знал.

   Знание порою заставляло его вести себя странным образом; и он знал, что Богарта его поведение озадачивает. В один момент Леарза, взбесившись, пытался отвязаться от разведчика, в следующий вспоминал о том, что именно присутствие бойца из ксенологического делает его, Леарзу, менее опасным для окружающих. Он испытывал облегчение оттого, что присутствие Богарта означало: в ксенологическом тоже

знают

, но не собираются сажать его в клетку с белыми стенами и ставить на нем опыты. А потом он вспоминал, что это тоже всего лишь такая характерная для Кеттерле

осторожность

...

   Разного мнения насчет разведчика придерживались и

они

. В его снах Асвад ехидно и беззвучно смеялся, намекая, что Богарту дан приказ уничтожить свою жертву при первых признаках безумия, Эль Кинди возражал и повторял, что нужно присутствие Богарта рассматривать как помощь Кеттерле, которую неразумно было бы отвергать. Леарза не хотел слушать никого из них и бесился; это лишь еще хуже заставляло его метаться от одного решения к другому.

   Сегодня утром он проснулся в умиротворенном настроении и теперь изредка взглядывал на разведчика, думавшего, будто подопечный его ни о чем не догадывается, и смеялся про себя.

   ***

   На третий день они придумали себе новое развлечение и стали делать ставки. Теодато подобное занятие невероятно раздражало, однако сам Виченте, оказавшийся в центре всеобщего внимания, вел себя так, будто он один в пустыне, к тому же, кажется, ему хватало проблем со свалившейся на голову любовницей. Леди Беатриче между тем была одной из главных зачинщиков и сама стала принимать ставки под тем предлогом, что она придумала и всю эту идею с охотой.

   Так они с утра ожесточенно спорили, смеялись и размахивали конечностями, пока госпожа Камбьянико заносила имена тех, кто поставил на Виченте Моро, в одну колонку, а имена тех, кто поставил на Мераза, – в другую.

   Бездушного будто бы подобные развлечения аристократов неожиданно задели, и хотя он также считал ниже своего достоинства как-то комментировать эти сделки, выражение его смуглого плосконосого лица оставалось очень раздраженным. Сердился и Орсо Кандиано, в первое время даже увещевал их, потом вынужден был отступиться. Первая новизна дикой жизни наскучила этим людям, и они искали другие вещи, могущие привлечь их внимание.

   Неожиданно поддержал эту дурацкую идею со ставками и старик Веньер, который при этом смеялся и повторял, что охота – занятие для азартных людей.

   Особой азартности в поведении Виченте, как и в поведении бездушного, не наблюдалось; Теодато порою удивлялся сам себе, до чего они хладнокровны, с каким невозмутимым видом заняты своим делом, будто охота для них была исключительно добычей пропитания (надо сказать, сия добыча недурно скрашивала общие ужины).

   Вся компания их тем временем продвигалась на север, все сильнее отдаляясь от Тонгвы; светлые березовые рощи уже закончились, и на горизонте, когда они поднимались на оголенные холмы, виднелся лишь густой темный лес. Наконец в тот день случилось то, чего немного опасался Веньер: с утра, как это обычно происходило, после того, как сделаны были ставки, охотники разъехались в разные стороны и настолько отдалились от основной компании, что невозможно было и услышать их, и Теодато привычно уже беспокоился, оглядываясь, но в сумерках Виченте вернулся, как ни в чем ни бывало, с подстреленным оленем-первогодком и полным ягдташем кроликов, а вот Мераз объявился только к ночи.

   Причина такого опоздания была очевидна: на плечах бездушный тащил только что снятую шкуру огромного бурого медведя.

   – Вышел на меня возле ручья, – угрюмо рассказал он столпившимся вокруг него людям, – лошадь сбросила меня и убежала, черт его знает, где она...

   После того уже очевидно стало, что подопечный господина Кандиано – теперь абсолютный фаворит; лошадь его, к счастью, прибилась к своим перед рассветом, проблуждав по лесу, а с ночи старый Веньяр помогал бездушному развесить шкуру для просушки правильным образом, между тем беспокойно оглядывался и прислушивался.

   – Нам лучше отправиться обратно, в сторону города, – сказал он потом, опускаясь возле костра. – Дальше идти опасно.

   – Чего опасного? – дерзко спросила леди Беатриче. – Ведь с нами такие славные охотники, как Виченте Моро и Мераз! Вдвоем они убьют любого, даже самого страшного хищника.

   – Это может быть, но перед этим кто-то, возможно, пострадает, – мудро возразил старик. – Я все-таки настаиваю на возвращении, госпожа Беатриче. Мы, в конце концов, и так довольно провели в лесах.

   – Я соглашусь с этим, – пробасил Моро, и его слово оказалось решающим; никто больше не стал с этим спорить.

   Между тем поклонники двоих охотников подняли спор, начавшийся с малого: одна леди заявила, что Виченте Моро никогда не справился бы с целым медведем. Теодато все это время сидел, прикрыв лицо ладонью, и мысленно ругался; Виченте с невозмутимым видом курил сигарету возле него. Спорщики дошли до того, что предлагали специально отправиться на поиски медведя, чтобы предоставить господину Моро шанс, на это резко отвечал господин Кандиано, напоминая, что решено возвращаться в Тонгву, и наконец легкомысленные аристократы договорились: двое сильнейших охотников просто обязаны сразиться между собою, чтобы определить, кто из них ловчей и быстрее.

   – Глупости, – отрезал Виченте Моро, когда леди Беатриче обратилась к нему с просьбой.

   – Я не имею права поднимать руку на аристократа, благородная госпожа, – отозвался и Мераз, едва выслушав ее. Глаза его недобро блеснули.

   – Это глупости, дорогой Мераз! – заявила тогда госпожа Камбьянико и оглянулась на остальных. – Ведь мы – общество по защите прав бездушных! Все здесь считают тебя равным нам, Мераз. Пожалуй, господин Моро только докажет это, если согласится все-таки на поединок.

   – В конце концов, это лишь дружеское соревнование, – чуточку неуверенно добавил ее муж, который в эти дни проявил себя до неожиданного азартным человеком и рьяно болел за плосконосого закованного (что вызывало у него распри с женой, по известным причинам называвшей себя поклонницей господина Моро).

   – Если так велят благородные господа, – Мераз раздул ноздри, как хищный зверь, и поднялся со своего места. Мераз был чрезвычайно высок ростом и в свете костра напомнил собой медного гиганта; кожа его, как у многих закованных, была смуглого красноватого оттенка.

   – Это глупости чистой воды, – не удержавшись, звонко заявил Теодато, но тут брат его тоже встал, и Тео осекся, хлопнул себя по лбу.

   – Хочу предупредить, – почти вкрадчиво произнес Моро, снимая куртку, – охота и драки – несколько разные занятия, господа. Потому не думайте, будто результат поединка определит и то, кто из нас лучший охотник...

   – Отговорки! – крикнул кто-то из поклонников Мераза; Виченте полностью проигнорировал. Мераз тоже сбросил свою простенькую тужурку, не обращая внимания на холод, оголил свои широкие плечи; его примеру последовал и Моро, и женщины следили за ними блестящими глазами: зрелище предстояло быть не из обычных.

   – Отойдите, отойдите... да разойдитесь же, – распихал всех Витале Камбьянико, освобождая место для поединщиков. Те встали друг напротив друга, и особенно хорошо стало заметно, что Мераз крупнее своего соперника, выше его на пару дюймов, шире в плечах. Тем не менее и Виченте Моро был крепко сложен, а глаза его стали совершенно опасными.

   Так они стояли, не шевелясь, и некоторые зрители даже озадаченно начали соображать, не нужно ли им кого-то вроде секунданта, как вдруг безо всякого предупреждения они сшиблись друг с другом. Начало их движения углядеть было невозможно. Мераз попытался сшибить Виченте с ног, как, должно быть, тысячи раз делал прежде в уличных драках, ему с его ростом это сделать было несложно, однако теперь противник ему достался непростой и ловко увернулся, едва не заставив бездушного потерять равновесие, так что они проскользнули друг мимо друга, обменявшись местами. Виченте не медлил ни секунды и тут же нанес свой удар, с силою замахнувшись локтем: промазал, когда Мераз, повинуясь одним лишь инстинктам, стремительно нагнулся, но это не смутило Моро, и в центре образовавшегося круга зрителей началась бешеная пляска. Женщины только успевали вскрикивать, видя, как мельтешат кулаки, и даже Теодато, с самого начала вообще не желавший смотреть на эту, по его мнению, глупость, невольно с замиранием сердца следил за движениями своего кузена и его соперника. Виченте ловко нанес сразу два удара, достигших своей цели: сперва костяшки его пальцев скользнули по правой скуле закованного, потом тут же второй рукой он разбил Меразу нос, так что брызнула кровь, но тот ничуть не растерялся и почти мгновенно отомстил за это: кулак его со всей силы впечатался в грудь противника, заставив того остановиться. Теодато, не удержавшись, вскрикнул; он испугался, как бы подобная плюха не сломала Виченте ребра. Тот действительно замер, – кажется, удар Мераза выбил из него дыхание, – но потом так же стремительно вновь пришел в движение, поднырнул под руку бездушного, ловко заходя ему за спину. Мераз прянул в сторону, пытаясь избежать опасности, да только Виченте очевидным образом ожидал именно этого, резко метнулся в том же направлении и буквально оглушил его ударом локтя по загривку. Мераз пошатнулся: видимо, удар был не меньшей силы, чем его собственный, – и Виченте не стал ждать, когда тот оправится, немедленно перехватил его запястья и весом своего тела налег на него, так что бездушный не удержал равновесия и рухнул в жухлую траву под крики зрителей. Подняться он уже не смог: колено Моро безжалостно впилось ему в поясницу, чужие жесткие пальцы поймали за волосы и заставили задрать голову; в этой унизительной позе у Мераза не осталось шансов вырваться, не сломав себе шею или спину.

   Убедившись в том, что противник его признал свое поражение, Виченте быстро отпустил его и поднялся на ноги, как ни в чем ни бывало, отошел в сторону, чтобы одеться. На его груди остался покрасневший след, и только.

   – Господин Моро опаснее медведя! – воскликнула госпожа Беатриче, невероятно довольная исходом; однако Моро никак не проявил своей радости по поводу победы, если она у него и была, даже наоборот, нахмурился. Мераз тем временем тоже встал и принялся отряхиваться по-звериному, косясь на своего противника.

   – Я уже говорил, что охота и драки – это разные вещи, – буркнул Виченте. – Медведи не обучены приемам рукопашных единоборств.

   – Проклятье, – пробормотал Теодато так, чтоб слышал только брат, – я хотел было объявить тебе, что ты идиот, но это было зрелищно, черт побери!

   – Если бы он сам не пожелал драться со мной, я бы ни за что не согласился, – так же тихо ответил тот. – Потому что так меня все равно заставили бы.

   Надо ли объяснять, какой шум произвел этот поединок; до самой полуночи люди никак не могли успокоиться, уже укладываясь спать, все обсуждали, как необыкновенно ловок Виченте Моро, как силен Мераз. У леди Беатриче даже возникла очередная идея: организовать поединки между молодыми аристократами по возвращении в Тонгву, но, к счастью, выслушать ее согласился только ее муж, и то уже засыпавший.

   Мераз тем временем уселся возле медвежьей шкуры, глядя в ночь и хмурясь.

   Конечно, он бывал бит и раньше, даже неоднократно; однажды, – это было несколько лет тому назад, – его едва не забили насмерть, сломали ему обе руки и нос, так что тогдашнее место работы для него оказалось потеряно, и все полгода он пребывал на грани голодной гибели.

   Но все-таки всегда победителями бывали свои: такие же закованные, как и он.

   На этот раз его победил аристократ. Мераз находился в смятении, хотя по его темному лицу было бы сложно сказать это; с одной стороны, он и бесился, потому что бунтовщическая натура его с юности требовала от него ненавидеть аристократов, с другой стороны, все-таки долгие годы жизни в кварталах закованных приучили его уважать этих людей, обладающих божественными талантами.

   И к тому же сам этот Виченте Моро отчего-то давно уже несколько раздражал его, чего Мераз объяснить себе уже совсем не мог (и не очень пытался, впрочем).

   В этот час к нему приблизился Орсо Кандиано, молча опустился рядом со своим протеже и в тишине остался сидеть.

   Виченте Моро не обладал даром предвидения; возможно, знай он, ни за что не согласился бы вступать в бой с Меразом, однако он теперь и не догадывался, какое впечатление произвел этот поединок на Орсо Кандиано, наблюдавшего за дракой из тени.

   Глядя на то, как закованный отчаянно сражается с аристократом, на то, как он оказывается повержен в грязь, попранный своим противником, Орсо Кандиано думал о том, что эта борьба предопределена самою судьбой; виденное причудливо отложилось в его мыслях, все казалось ему необычайно символичным, и сама драка между Виченте Моро и Меразом, которого он спас от голодной смерти, и лица беспечных зрителей, которые будто бы уверены были, что весь мир будет сражаться и умирать для того лишь, чтобы развлечь их.

   – Знаешь, Мераз, – наконец хрипло вполголоса произнес Кандиано, – я думаю, что братцы-акробатцы все же неправы. Без революции не обойтись; более того, все эти люди должны умереть.

   – Умереть? – спросил бездушный. – Вы хотите убить всех аристократов, господин Кандиано?

   – Я считаю, что они не заслужили права на жизнь, – согласился тот. – Не все из них, нет; но такие, как эти... ведь ты и сам видишь изо дня в день, как они живут. Для них все – сплошная игра. В их собственном существовании нет никакого смысла. ...И как я мог быть настолько слеп! Никакие увещевания не исправят их. Они – лишний груз... скажи мне, Мераз: пойдешь ли ты со мной до конца? Что бы ни случилось?

   – Я всюду буду следовать за вами, господин Кандиано, – отозвался бездушный со всей серьезностью. – Я обязан вам жизнью. Честно говоря, я не понимаю, что вы задумали, но я в любом случае буду сражаться за вас.

   Кандиано немного грустно улыбнулся.

   – Возможно, первый же мой шаг станет самоубийственным... но в этом деле мне не найти единомышленников, Мераз. Скажи: смог бы ты убить Наследника?

   – Убить... Наследника? – опешил тот; в голове у него просто не укладывались эти два слова, Наследник всегда казался ему невероятно далекой звездой, даже не человеком, и как можно убить звезду?..

   – Вот именно, – лихорадочно заявил Кандиано. – В вас с рождения вколачивают эти идеи. В этом отношении, впрочем, мы ничем от вас не отличаемся: каждый аристократ воспитан таким образом, что ему и в голову не может прийти даже просто пожелать Наследнику дурного. Но именно его и нужно устранить любым способом! Сама судьба так устроила, что все благоволит нам. У Фальера нет детей, он на сегодняшний день – единственный живущий потомок Арлена, и он же – главный блюститель древних традиций. Представь себе, что будет, если он умрет!

   – ...Мне кажется, будет страшная суета, – задумавшись, предположил Мераз, который по-прежнему не понимал и половины сказанного Кандиано, но к этому уже привык. – Небось все с ума посходят, никто не будет знать, что делать.

   – Анархия, – довольно подытожил Кандиано, – отсутствие легитимной власти. Пока эти напыщенные дураки из совета сообразят, что предпринять! Тогда-то и необходимо будет поднимать закованных. Ведь многие из вас мечтают о том, чтобы жить в Централе, верно? Как думаешь, возьмутся они за оружие, если пообещать им?

   – Если пообещать им, что все они станут аристократами? Да, многие тогда поднимутся, – с потешной деловитостью подтвердил Мераз, опять пропустивший мимо ушей все высказывания насчет анархии (Мераз не знал, что значит это слово). – Особенно такие, как я, да и вообще любителей подраться на заводах немало.

   – И вот тогда мы поведем их, – сказал Кандиано. – Пусть убивают и грабят! Только этого и заслужили эти мягкотелые слизни, тысячелетиями паразитировавшие на труде бездушных!

   – А как же господин Моро? И господин Дандоло? И все?..

   – Конечно, их мы не будем трогать, – пообещал Кандиано, рассмеявшись, как ребенок. – И они, я уверен, когда все это произойдет, присоединятся к нам. Всех, кто встанет на нашу сторону, мы пощадим, верно?

   – А потом? – спросил Мераз.

   – Потом мы установим новое управление. У нас больше не будет Наследника... не будет деления на аристократов и бездушных. Я думаю, мы соберем совет, в котором будут состоять только мудрейшие члены общества... мы снесем старые кварталы закованных и выстроим на этом месте новые добротные дома, и теперь каждый будет получать столько, сколько заслуживает своим трудом. В новом обществе все будет разумно...

   Мераз кивал и соглашался, хоть и не понимал всего, что говорил ему размечтавшийся Кандиано; ему в самом деле наплевать было и на богатые дома для всех, и на свободу, и на многое другое, – Мераз был в последние недели совершенно доволен своей жизнью, и ему казалось, что он достиг абсолюта. Сам по себе он не стремился ни к чему, но если его всемогущий господин и покровитель желает... Мераз выполнит все, чего пожелает господин.

   ***

   Он смеялся, как безумный, и перепрыгивал со ступеньки на ступеньку; казалось, алкогольное опьянение сделало его легким, как пушинка. Глаза у него были сумасшедшие, совсем почти почерневшие, волосы растрепались и стояли дыбом, ветровка расстегнута.

   – Ни в чем нет смысла, ни в чем! – орал он и продолжал убегать. Эскалатор медленно двигался вверх, туда же стремился и Леарза, ловко обходя стоявших людей, в недоумении оглядывавшихся на него; следом был вынужден бежать и Богарт, куда более тяжелый и тоже изрядно нагрузившийся, нецензурно ругался и распихивал всех вокруг себя, пытаясь догнать своего спутника.

   – Стой, чтоб тебя черти забрали! Стой, говорю!

   Леарза не слушал его, наконец добрался до вершины и бросился по длинному коридору, с правой стороны которого была сплошная стеклянная стена. За стеною видно было Ритир, как на ладони, его зеркальные высотки, вереницы аэро в седеющем воздухе, тусклую алую полоску рассвета на востоке.

   – Леарза, стой!.. – кричал Богарт, безнадежно отставая от него.

   Чувство опасности холодило Богарту спину. Подобные припадки случались у руосца и раньше; однажды он устроил настоящий погром, бил бутылки в баре, а потом попытался перерезать себе вены осколками, да в тот раз Богарт живо скрутил его и еще был вынужден разбираться со стражами порядка (этому немало помогла его должность в ксенологическом). Но теперь все было куда хуже.

   Богарт боялся, что руосец окончательно сошел с ума, поддался своему темному богу, как говорили на его родной планете; и действительно, глаза Леарзы чрезвычайно пугали его.

   – Ничего нельзя изменить! – продолжал выкрикивать китаб, и истрепанные кеды его летели здоровенными прыжками по коридору. – Ничего! Если мне суждено умереть сейчас, сию секунду, я умру! Если нет – значит, невидимая рука выловит меня в середине прыжка!

   – Ты псих! Остановись сейчас же! Твою...

   Он чрезвычайно надеялся на последнюю преграду: тяжелую металлическую дверь с электронным замком, однако руосец на его глазах подскочил к ней, извлек из кармана ветровки какую-то карточку и сунул ее в предназначенное для ключа отверстие. Богарт совсем уж непотребно выругался: дверь распахнулась. Ему самому оставалось до нее еще несколько прыжков.

   Леарза оглянулся на него с почти что демонической усмешкой и выскользнул на крышу.

   Богарт добрался до двери в самый последний момент: она почти было захлопнулась, но он все-таки успел и вылетел следом. Бешеный ветер немедленно ударил ему в лицо.

   – Стой!..

   Но Леарза уже был на самом краю ее, еще держался рукою за парапет, – и вот выпустил его из ладони.

   Небо завертелось перед глазами.

   Финну Богарту было уже за девяносто; долгие годы он работал в ксенологическом корпусе, считался лучшим мастером по рукопашной борьбе и метким стрелком, участвовал в экспедициях на Ятинг, Венкатеш и Руос, в двух последних состоял в инфильтрационной группе; огромный опыт приучил его быстро думать и действовать. Ветер здесь, на огромной высоте, был чрезвычайно сильным. Не остановившись ни на секунду, Богарт достиг края крыши и прыгнул.

   Это были мгновения, превратившиеся в вечности вечностей. Леарзе казалось, что он уже прекратил свое существование; тело его было невесомым и мчалось в потоках воздуха в зияющую бездну, окружавший его мир свернулся в раковину и перестал быть.

   В эти мгновения Богарт, бывший значительно тяжелее руосца, настиг его и схватил за шиворот; дикий ветер прибил их скользящие вниз тела к боку высотного здания, и свободная рука отчаянно искала, за что уцепиться, пыталась ухватиться за выступы окон, срывалась, но вот ему наконец удалось это сделать: в этом месте выступ оказался достаточно широким. Падение с рывком остановилось; Леарза хохотал, потеряв всякое сознание происходящего, Богарт продолжал ругаться и с бешеной силой бил ногами в ледяное непрозрачное стекло.

   На их счастье, это было старое здание, один из первых возведенных в Ритире небоскребов; в более новых строениях окна были сделаны из такого материала, который было бы не пробить даже врезавшемуся со всей скоростью аэро. Стекло хрупнуло и сломалось, и извивающиеся тела двоих людей влетели вместе с осколками в коридор.

   ***

   Тишина.

   Белый потолок над головой. Белая стена сбоку... белая простыня, белые бинты на руках...

   Он медленно повернул голову.

   Комната. Отлично; уже есть с чего начать. В комнате сумрачно, за окном, кажется, то ли только стемнело, то ли еще не рассвело. Там, далеко, чернеющее небо расчертили серебристые контуры небоскребов: должно быть, Ритир...

   В сумраке что-то завозилось, и Леарза, посмотрев в ту сторону, наконец разглядел другую кровать, такую же, как и та, на которой лежал он сам; лежавшего на ней человека он знал.

   – Финн, – неожиданно для себя слабым голосом окликнул он. Ответом ему стала отборная ругань; лишь высказав все, что думает о нем самом и его предках до седьмого поколения, Финн соизволил добавить:

   – ...чудом остались живы, и если б во вселенной существовал какой-нибудь бог, я бы ему помолился за это.

   – Где мы? – только спросил Леарза.

   – В больнице, где! – почти рявкнул Богарт, потом приподнялся в постели и попытался забраться повыше на подушку, но его собственные руки, кажется, были точно так же забинтованы, затрудняя движения. – Нас покромсало стеклом, что твой салат. Я чуть без глаза не остался. Что, надеюсь, потеря крови освежила твое сознание?

   – ...Спасибо, что спас меня, – тихо сказал Леарза, до которого в этот момент вдруг дошло все значение совершившегося. Финн снова выругался, потом вздохнул:

   – Да не за что. Наверное, если б я не был пьян, я бы не решился на такое.

   Какое-то время они оба лежали в тишине. Теперь стало заметно, что понемногу светает; видимо, все-таки наступало утро. Леарзе отчего-то резко вспомнились утра в Дан Уладе, тихие и спокойные, как он просыпался рядом с мирно спящей женщиной и гладил ее вьющиеся каштановые волосы, как... горечь подступила опасно близко к глотке; он сделал усилие, чтоб отвлечься на другие мысли.

   – Все бесполезно, – пробормотал он, глядя в потолок. – Я все равно сойду с ума, рано или поздно, так что какая разница, умру я теперь или потом? Может быть, вам следовало вовсе сразу прибить меня, чтоб не мучился... усыпить. Это было бы так хорошо! Уснуть, чтобы больше никогда не проснуться...

   – Знаешь, ты большой идиот и тот еще псих, – буркнул в ответ Богарт, – но мне отчего-то тебя жаль. Ты же сам пытаешься погубить себя, Леарза, зачем?

   Китаб не ответил.

   – Наконец, с чего ты взял, что ты сойдешь с ума?

   – Ты же знаешь это не хуже меня, – призрачно улыбнулся Леарза. – Ты был на Руосе и своими глазами видел, как сходили с ума мои сородичи.

   Богарт встрепенулся.

   – О чем ты?

   – Ты разведчик, Финн Богарт, – спокойно сказал руосец. – И твое задание – присматривать за мной. Не думай, что я не знал этого. Я... в общем, благодарен тебе за твою самоотверженную работу. Когда ты рядом, мне немного спокойней, – я знаю, что если впаду в безумие, ты остановишь меня.

   В палате вновь повисло молчание.

   – Как ты догадался? – сильно не сразу спросил Богарт, поняв, что тайна его раскрыта бесповоротно.

   – Это неважно, – ответил Леарза. – Я не стану возражать, если ты и дальше будешь присматривать за мной. В конце концов, это облегчит твою задачу, верно?

   Богарт не успел ничего сказать; открылась дверь в палату. Леарза остался лежать неподвижно, хотя слышал чьи-то шаги, и женский голос произнес:

   – Так, вижу, оба в полном сознании. Очень хорошо... как вы себя чувствуете? Господин Богарт?..

   – Сносно, – буркнул тот.

   – Леарза? – добавила она и подошла к кровати руосца, чтобы заглянуть в его лицо.

   – Нор... – начал было он, тут посмотрел на нее и обнаружил, что он уже встречал ее. – Эннис!

   Она мягко улыбнулась.

   – С памятью все в порядке, – сказала она. – Давно не виделись. Для меня, по правде, было большой неожиданностью вновь встретить тебя в такой ситуации...

   – Скажите спасибо, Эннис, что не на медицинском освидетельствовании трупа, – немного рассерженно произнес Богарт за ее спиной, – точнее говоря, прекрасненькой лепешки.

   – Я уже сказал спасибо, – вяло улыбнулся Леарза одними уголками рта. Эннис Харкин, внучка профессора Квинна, стояла перед ним; она одета была в белый халат врача (Леарза уже видел такие), в руках держала планшет. – Как твой дедушка поживает?

   – Как всегда, – отозвалась она. – Он недавно закончил свою новую монографию, посвященную Руосу.

   – А Гавин?

   – Малрудан? Он на Анвине, – сообщила Эннис.

   – Что? На Анвине?! – вскинулся Леарза. – Но он же...

   – Ну, не на самой планете, – чуточку смутилась девушка, – на космической станции. Он защитился на кандидата исторических наук и уехал, должно быть, уже около месяца тому назад.

   – Я и не знал... – пробормотал он.

   – Так ты и не объявлялся у дедушки уже с полгода! – обиженно напомнила Эннис, – он даже мне говорил как-то, что ты совсем отбился от рук. Что ты делал все это время, пил?

   – Пил, шлялся, творил непотребные вещи, – со своего места сдал его Финн, – клеил баб и бил бутылки по барам. А, и периодически пытался покончить с собой. Ну как вот вчера.

   Она только всплеснула руками; Леарзе стало чудовищно неловко, и он только и мог, что выдохнуть:

   – Ну зачем ты так сразу-то!

   – Он называет это кочевьем, – невозмутимо добавил Богарт. – Между прочим, китабы всегда были оседлым племенем, так что, видимо, у него какие-то свои, искаженные представления о кочевьях.

   – Финн!..

   – Ладно вам, господин Богарт, – наконец мягко сказала и Эннис. – Очень непросто, должно быть, прижиться на совершенно чужой планете с такой непохожей на твою родную культурой. ...Надеюсь, Леарза, теперь ты перестанешь... кочевать?

   – Не знаю, – пробормотал тот, чувствуя, как краснеют уши. – Мне, в общем, негде жить. Возвращаться в ксенологический я не хочу...

   ...Этот вопрос, впрочем, решился довольно неожиданным образом; в тот же день, вскоре после того, как ушла Эннис, в палату к пострадавшим кочевникам заявились сразу трое посетителей. Богарт лежал, возведя очи горе, и делал вид, что он тут совершенно ни при чем; посетители пищали, толкались, по очереди обнимали Леарзу, едва не сломав ему ключицу своими стальными объятиями.

   – Я уж думал, ты окончательно спился! – орал Сет, а Тильда ему вторила:

   – Силы небесные, как зарос! Фу, побрейся, борода тебе совершенно не идет!

   – Да плюнь ты на эту бороду, – возмущался Корвин, – где тебя носило, бессовестный?

   Потом уже они рассказали и то, как Тильда, когда Леарза окончательно пропал без вести, страшно обеспокоилась и пыталась разыскать его; он не отвечал на звонки, и они все втроем скитались по окрестным барам, пока наконец им не позвонил профессор Квинн и не сообщил, что Леарза под присмотром, и то они тут же примчались в ксенологический, да вынуждены были вернуться оттуда ни с чем, потому что блудного руосца там не оказалось, а профессор делал вид, что не понимает, чего от него хотят. Леарзе было стыдно.

   – И вот буквально этой ночью мне звонит Корвин и орет, как сумасшедший, – рассказывала Тильда, – я сначала никак не могла взять в толк, про какие это прыжки без парашюта он мне объясняет, пока наконец до меня не дошло, что он нашел тебя!

   – А я как раз находился в Ритире, – вторил Корвин, – когда коллеги мне сообщили, что какие-то пьяные приду... ну, то есть, неизвестные люди пытались совершить двойное самоубийство и прыгнули с крыши математического корпуса... и тут я приезжаю на место происшествия и вижу, как тебя, всего в крови и осколках, выносят из здания! Я чуть не позабыл про то, что должен был интервью взять!

   – Все, больше мы тебя не пустим, – наконец заявил Сет. – Выбирай: у кого из нас ты будешь жить.

   – Но... – начал было Леарза.

   – И никаких "но"! У тебя же по-прежнему нет своего жилья? Или ты хочешь вернуться в ксенологический? Гавин уехал, а профессор очень занят исследованиями, так что тебе там будет скучно!

   Леарза вздохнул и виновато опустил голову.

   – Корвин, я не слишком обременю тебя?

   – Ничуть, – просиял журналист. – Что, все-таки хочешь пожить в Ритире?

   – Ну да, чтобы облегчить жизнь Финну...

   – Ты больше всего облегчишь мне жизнь, если перестанешь мечтать про самоубийство, – буркнул тот со своего места.

   – Я больше не буду, – совсем по-детски сказал Леарза. – Извини.

   ***

   Отправляясь в далекий путь, шагая по неизведанным тропам, человек медленно продвигается по пути времени; ему кажется, что проходят вечности, но совсем другое дело – возвращение.

   Возвращаясь назад, они перешагивали через часы, не замечая этого; беззаботно болтали, разделялись на маленькие группы, и только охотники продолжали неутомимо рыскать по все редевшим перелескам.

   В эти дни Орсо Кандиано чаще всего проводил время подле молодого Теодато, попросту потому, что оба они избегали общества остальных своих спутников. Теодато беспокоился: ему совершенно не нравилось состояние их старшего товарища, а еще менее того – угрюмые, непонятные высказывания, которые тот делал время от времени.

   – В сущности, до чего нелепо наделять конкретного человека привилегиями лишь по факту рождения, – однажды заявил Кандиано, сердито хмурясь и глядя куда-то в сторону. – Все мы приходим в этот свет нагими и бессловесными младенцами. Цивилизацию, отрицающую равенство всех людей, следовало бы уничтожить.