Текст книги "Сокровище Чингисхана"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Дирк Касслер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

Тибетский ламаизм – практическая форма монгольского буддизма. Религиозные связи между регионами образовались много веков назад. До начала правительственной антирелигиозной кампании практически треть монгольских мужчин были действующими ламами и вели аскетическую жизнь в каком– нибудь скромном монастыре, во множестве рассыпанных по стране. Во время коммунистического правления буддизм практически исчез, и сейчас новые поколения монголов фактически заново знакомятся с духовными началами религии своих предков.

Наблюдая за действом, мало изменившимся на протяжении десятков веков, ибо ритуал веками оставался неизменным, Питт и Джордино не могли не поддаться царившей в храме мистической обстановке. Экзотический аромат курившихся благовоний очаровывал их, успокаивал и вызывал приятные ощущения. Внутреннее убранство храма, озаренное слабым пламенем свечей, испускало умиротворяющий теплый свет. Переливались разноцветными пятнами выкрашенный красной охрой потолок и ярко-малиновые знамена, свисавшие со стен. Десятки сверкающих статуй реинкарнаций Будды украшали алтарь и все свободные места храма. Навязчивый, заунывный мотив, непрестанный, тягучий и обволакивающий, лился с губ достопочтенных лам.

Ламы, аскетического вида, со строгими морщинистыми лицами, глядя в молитвенные книги, разложенные перед ними, повторяли строка за строкой мантры. К концу молитвы пение становилось все громче и громче, и когда голоса набрали полную силу, самый старый из них, в очках с толстыми стеклами, принялся колотить в барабан из козлиной шкуры. Остальные ламы присоединились к нему – кто зазвенел крошечным латунным колокольчиком, кто загудел в белые раковины. Звук постепенно нарастал, и вскоре Питту с Джордино показалось, что от него затряслись стены храма. И вдруг, словно чья-то невидимая рука выключила звук, крещендо оборвалось и воцарилась полная тишина, в которой монахи еще медитировали несколько мгновений, поле чего начали подниматься со скамеек.

Лама в очках с толстыми стеклами отложил в сторону барабан, затем подошел к Питту и Джордино. Лет ему было под девяносто, но по его сильным и легким движениям ему никак нельзя было дать больше сорока пяти. Его темные глаза лучились добротой и мудростью.

– Значит, вы и есть те самые американцы, путешествовавшие по пустыне? – спросил он на хорошем английском, но с сильным акцентом. – Меня зовут Сантанаи. Добро пожаловать в наш храм. В нашу сегодняшнюю молитву мы включили благодарность за ваше счастливое возвращение из песков.

– Простите нас за вторжение, – сказал Питт, крайне удивленный странной осведомленностью ламы об их предполагаемом прибытии в монастырь.

– Путь к просветлению открыт для всех, – улыбнулся лама. – Пойдемте, я покажу вам наш дом.

Вслед за Питом и Джордино старый лама вышел на улицу, затем, обогнув здание храма, повел их по деревне.

– Наш монастырь был открыт в двадцатых годах девятнадцатого века, – начал объяснять он. – Обитатели его пережили все перипетии антирелигиозной кампании относительно спокойно. Правительственные войска уничтожили жилища, разграбили продовольственные лавки, увели верующих, но по причинам, мне до сих пор непонятным, храм не тронули. Так он и простоял много десятилетий, хоть и пустой, но в целости и сохранности. Священные тексты, статуи и реликвии сберегли скотоводы, закопав их в песках неподалеку. Когда новое правительство провозгласило принцип терпимости к вере, мы открыли храм, ставший вскоре центром нашего монастыря.

– Здания выглядят неплохо, – заметил Джордино. – Особых следов разрушений не видно.

– Да, за ними следили пастухи и спрятавшиеся неподалеку монахи. Ремонтировали по возможности. Монастырь отчасти спасла его удаленность от центра. Не каждый правительственный атеист, даже самый оголтелый, соглашался тащиться в такую глушь. Это нас и выручило. Но все равно работ по восстановлению монастыря хватает, – произнес лама, кивнув на штабели досок и прочего строительного материала. – Пока приходится жить в гэрах, но, надеюсь, скоро переедем в постоянные каменные и деревянные здания.

– Вас здесь всего тринадцать? Вы и двенадцать монахов?

– Да. Иногда к нам приезжает молодой человек, послушник. Тоже хочет стать монахом. Со временем я предполагаю взять сюда еще человек десять монахов.

Лама провел Питта и Джордино к одному из зданий поменьше, расположенному рядом с центральным храмом.

–  Простите, но ничего лучше пока предложить не могу. Здесь у нас склад всякого оборудования. Им пользуются американские археологи, что вот уже несколько недель работают в пятидесяти километрах отсюда. Иногда наведываются к нам. Здесь есть матрасы, можете ими воспользоваться. Я так понимаю, вы хотели бы завтра отправиться в Улан-Батор на грузовике, который привозит нам оттуда продукты?

–  Да. – Питт горячо кивнул. – Нам срочно нужно в Улан– Батор.

–  Уедете. Завтра к вечеру уже будете на месте. Заходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома, а я должен возвращаться в храм на предвечерние чтения. После захода солнца прошу вас присоединиться к нашей трапезе.

Лама тихо повернулся и зашагал к храму, его свободная красная накидка трепетала на легком ветерке. Питт и Джордино поднялись по узенькой лестнице, прошли внутрь склада, длинного узкого помещения с высоким потолком. Им пришлось обходить стоявший сразу за дверью громадный колокол, старинный, побитый временем и непогодой. Очевидно, в старину он долго провисел на колокольне. Вдоль одной стены громоздились ящики и мешки с крупами, чаем, лапшой и прочими продуктами. Вдоль другой были сложены связки одеял и меховых вещей, заготовленных в преддверии долгой морозной зимы. В задней части склада, под картиной, изображавшей Шакьямуни, Будду, восседавшего на троне в форме лотоса, они нашли с полдюжины раскладушек.

–  Мне показалась очень странной его осведомленность, – проговорил Питт. – Откуда он узнал о нашем приезде?

–  Пустыня маленькая, слухи распространяются быстро, – пожал плечами Джордино. – Лучше подумай о приятном. К примеру, нам не придется спать на земле. До отъезда у нас куча времени, можно хорошо отдохнуть. Лично я собираюсь использовать вот эту кровать по ее прямому назначению прямо сейчас. – С этими словами он завалился на одну из раскладушек.

–  А я сначала немного почитаю, – сказал Питт и, прежде чем Джордино успел захрапеть, ушел к двери.

Усевшись на верхнюю ступеньку лестницы, он оглядел старинный храм, пыльную долину, окружавшую селение и тянувшуюся до самого горизонта, затем открыл рюкзак, достал оттуда дневник доктора Ли Ханта и принялся читать.

32

–  До свидания, Питт! До свидания, Ал! – раздался голос Нойона. Питт, увлеченный чтением, не заметил, как тот подошел к самой лестнице. Он поднялся и пожал ему руку, удивившись крепости ладони десятилетнего мальчишки.

–  Пока, друг мой, – ответил Питт. – Надеюсь, мы еще встретимся.

–  Да. В следующий раз я вам дам верблюдов, – улыбнулся мальчик и, еще раз махнув рукой, побежал к автобусу, ожидавшему его на краю селения. Нойон вскочил в него, двери за ним захлопнулись, и старенькая машина, взревевдвигателем, потащилась на горный хребет, навстречу заходящему солнцу. Шум мотора разбудил Джордино, и он вышел на крыльцо, с хрустом разминая руки, окончательно просыпаясь.

–  Нойон и другие ребята отправились после школы по домам? – спросил он, заметив автобус прежде, чем тот успел перевалить за холм.

–  Заходил к нам попрощаться. Попросил передать тебе, что готов предоставить тебе для тренировок самого лучшего своего бегового верблюда, – буркнул Питт и, как показалось Джордино, с весьма загадочным видом снова уткнулся в дневник погибшего археолога.

–  Вижу, тебя по-настояшему захватила археологическая сага. Интересно?

–  Даже не поверишь насколько, – ответил Питт.

Джордино сразу уловил серьезные нотки в голосе друга и

присел рядом с ним.

–  А что он там выискивал?

–  Доктор Хант, его монгольский друг и бригада китайцев пытались докопаться до развалин некогда очень богатого, а позднее исчезнувшего города на севере Китая под названием Шанду.

–  Ни разу не слышал о таком.

–  Возможно, знаешь его под другим, более романтическим западным названием... Сяньду.

–  Нет, не знаю, – мотнул головой Джордино. – А ты уверен, что он действительно когда-то существовал?

– Скорее да, чем нет. Там находился летний дворец Хубилай-хана. Он возвел его примерно в ста двадцати милях от Пекина и спасался там от летней жары. Город окружали обнесенные забором охотничья угодья, в близлежащих деревнях проживало свыше ста тысяч человек. К тому времени как там появился Хант, вся местность давно превратилась в бесплодную пустынную равнину, испещренную одинокими горами и грудами камней.

– Иначе говоря, все находки датируются эпохой правления Хубилай-хана? Они, должно быть, стоят кучу денег. Я имею в виду часть, оставшуюся целой после крушения самолета.

– Очень возможно, хотя сам археолог был разочарован своей работой. По его собственным словам, вплоть до последнего дня раскопок ему не удалось обнаружить ничего по-настоящему значительного. И здесь всплывают ларец и шкура гепарда. Оказывается, именно их он и нашел в последний день. – Открытый ларец со шкурой гепарда и бронзовым цилиндром внутри находился рядом с Питтом, на ступеньке. Первой он вытащил шкуру гепарда. – Хант практически не упоминает о шкуре гепарда, но ты посмотри-ка вот сюда, – сказал он, раскладывая мех, затем переворачивая его. На ровной поверхности в восьми квадратах одинакового размера были нарисованы небольшие картины. Первая изображала большую китайскую джонку, плывущую в сопровождении двух судов поменьше, по широкой реке. Следующая за ней картина изображала море и корабли. На седьмой корабли уже стояли на якоре в небольшой бухте, а на восьмой был виден большой корабль, объятый пламенем. Огонь поднимался по фок-мачте и уже начал охватывать знамя, полощущееся на ветру мелкими волнами. На берегу, неподалеку от корабля, лежало множество ящиков и корзин, окруженных огненным кольцом. Языкастое пламя и дым пожирали землю вдоль бухты.

–  Сериал, похоже, рассказывает о морском путешествии, закончившемся крупным пожаром, – предположил Джордино. – Возможно, мореплаватели столкнулись с противником, к тому времени уже хорошо знакомым с греческим огнем. Либо корабль подошел слишком близко к горевшему лесу на побережье, подул ветер, и искры от пожарища долетели до него. Наш знакомый британский археолог ничего не пишет по поводу этих миниатюр?

–  Ни единого слова. Мне кажется, он даже не удосужился как следует осмотреть шкуру. Так и умер в полном неведении.

–  Как он описывает ларец?

–  Никак. Его заинтересовал не сам ларец, а лежавший в нем бронзовый цилиндр. Точнее, вложенный в него забавный предмет – шелковый свиток с нарисованной на нем картиной, или, скорее, картой, указывающей на место захоронения несметных сокровищ.

–  Но цилиндр был пуст, когда мы нашли его. Ты думаешь, свиток и сейчас находится в самолете? Рядом с Хантом?

–  На, сам почитай его завершающие записи, – предложил Питт, передавая Джордино дневник. – Три больших абзаца на последней странице.

5августа, 1937год. Запись сделана на борту самолета. Летим в Улан-Батор. С тяжелым сердцем я пишу о своем ужасном открытии. Цендинь, мой верный помощник, деловой партнер и друг, в конце концов предал меня. Шелковый свиток исчез, украден из цилиндра, который я бережно хранил со времени его обнаружения. Украсть его у меня мог только Цендинь. Он нанес мне удар в спину. Пропажа обнаружена мною уже после того, как самолет взлетел. Со свитком утерян след, ведущий к Ч., я все еще тешу себя надеждой, что мне удастся восстановить карту по памяти. Затем я соберу небольшую группу и с помощью Б. У. отправлюсь на поиски. Возможно, мне повезет, я встречусь с Цендинем где-нибудь на склонах Бурхан-Халдун и тогда верну себе пропажу. Моя единственная надежда...

Абзац заканчивался на полуслове и возобновлялся позднее, но уже неровным почерком. Джордино сразу обратил внимание на то, что запыленная страница была забрызгана каплями крови.

 Дата неизвестна. Мы потерпели крушение в пустыне, нас сбил японский военный самолет. Оба пилота погибли. Мне кажется, у меня сломан позвоночник и обе ноги. Не могу двигаться. Жду помощи. Молюсь, чтобы нас нашли как можно быстрее. Боль просто невыносима.

Последний абзац Джордино едва смог прочитать. Почерк был очень неразборчивым, напоминал скорее каракули:

Последняя запись. Помощи не будет. Искренне сожалею, что подвел Лидс и Британский музей. Последние слова любви жене моей Эмили. Господи, прими наши души.

– Бедный земляной червь, – сказал Джордино, закончив чтение. – Вот почему он лежал поверх кучи осколков. Наверное, пытался выбраться. После крушения самолета прожил несколько мучительных дней.

– По-моему, он больше мучился не от физической боли, а от сознания потери ценного свитка.

– На чьи же сокровища указывала нарисованная на свитке карта? И кто такой этот Ч.?

– Хант рассказывает о свитке на предыдущих страницах. Детально его описывает. Он, как и его помощник Цендинь, был убежден, что на нем изображена тайная усыпальница. Вырублена где-то в горах Хэнтэй в Монголии. Усыпальница очень родовитого вельможи. Хант даже рассказывает легенду о том, как ее нашли. Согласно легенде, над ней плакала верблюдица. На первый взгляд все выглядит вполне логичным – и факты, и сказание. Короче говоря, на карте показано место погребения Чингисхана.

Джордино, тихо присвистнув, покачал головой:

– Чингисхан, говоришь? Таких карт бродит по свету тысячи. Скорее всего очередная фальшивка. Старичок Чингис умел шутить. Нет, могилу его никогда не найдут. Среди самых важных археологических загадок она занимает одно из первых мест.

Питт долго смотрел на клубящееся облако пыли у линии горизонта, и перед глазами его пронеслись тысячи увлекательных картин, вызванных разыгравшейся фантазией. Поняв, что увлекся видениями, он тряхнул головой.

– Совсем напротив, – вдруг заявил он и прибавил, уже тише: – Я уверен – усыпальницу его нашли.

Джордино уставился на него ничего не понимающим взглядом, но оспаривать его утверждение не стал. Питт перелистал дневник, нашел место в самом его начале и показал его Джордино.

–  Полное имя помощника Ханта – Цендинь Боржин. Теперь понятно?

–  Не может быть, – прошептал Джордино. – Отец нашего Толгоя?

–  Если не ошибаюсь, мы с тобой не так давно видели мраморную гробницу Цендиня Боржина.

–  Но если в каменном святилище в каменном надгробии покоится Цендинь, то в мраморном саркофаге в центре...

–  Вы правы, мой чрезвычайно догадливый друг. В мраморном саркофаге лежит тело Чингисхана.

После захода солнца они присоединились к ламе и монахам, собравшимся в одном из гэров на ужин, очень скромный, как, впрочем, и завтрак, и обед. Состоял он из овощного супа с вермишелью и пиалы землисто-черного чая. Монахи ели в почтительном молчании, на изредка бросаемые ламой короткие вопросы отвечали исключительно кивками. Питт тайком изучал лица высохших монахов, двигавшихся со стоической грациозностью. Большинству давно перевалило за шестьдесят, их умудренные глаза ярко сверкали среди глубоких морщин, избороздивших лица. Все монахи были гладко выбриты, за исключением послушника, голову которого венчала густая шевелюра. В два приема проглотив еду и чай, он повернулся к Питту с Джордино и с улыбкой бесцеремонно пялился на них, пока остальные заканчивали ужин.

После ужина Питт и Джордино вместе с монахами перешли в храм посмотреть вечернюю молитву и только потом удалились к себе, в здание склада. Разгаданная тайна местонахождения усыпальницы Чингисхана полностью овладела мыслями Питта – теперь ему хотелось как можно быстрее вернуться в Улан-Батор. Готовясь ко сну, он пододвинул раскладушку поближе к дверному проему.

–  Уже не можешь спать в закрытом помещении? – поинтересовался Джордино и тихо рассмеялся.

– Не в этом дело, – ответил Питт. – Есть у меня кое-какие причины для беспокойства.

– Для меня предметом для беспокойства может быть только отсутствие сносной пищи. Почти неделю голодный хожу. Начинает надоедать, – недовольно проворчал Джордино, забираясь под одеяло.

Питт снял с одной из полок открытую коробку, набитую благовониями, четками и другими атрибутами для буддийской молитвы. Минут пять он зачем-то возился с ней, затем погасил керосиновую лампу и присоединился к Джордино – залез под одеяло и быстро уснул.

Непрошеный гость явился сразу после полуночи. Тихо ступая, он слегка приоткрыл складскую дверь и вместе с тонкой струйкой лунного света бочком пролез в образовавшуюся щель. Он чуть подождал, пока его глаза не привыкнут к полутьме, затем двинулся к кровати, стоявшей неподалеку от двери. Приближаясь к ней, он случайно задел ногой валявшийся на полу крошечный колокольчик для молитвы, и тот слабо звякнул. Негромкий отголосок от слабого металлического звука разнесся по комнате. Пришелец застыл на месте, долго стоял не двигаясь и даже не дыша. Потом все снова стихло. Шли секунды, до ушей его доносился шорох и дуновение ветра.

Человек медленно опустился на пол, пошарив руками, нащупал колокольчик, осторожно, мягкой рукой отодвинул его в сторону. Пока он это делал, костяшки его пальцев скользнули по второму колокольчику. Он и его убрал с дороги, после чего снова двинулся к кровати. Он уже мог разглядеть фигуру спящего человека, неподвижно лежавшего под одеялом. Встав над ним, он вытянул из-под полы своей накидки длинный двуручный меч, поднял его над кроватью, крепче сжал ладонями рукоять и нанес хлесткий смертельный удар. Лезвие вспороло одеяло чуть ниже подушки, там, где должна была находиться шея.

Человек снова застыл. Его смутила легкость, с какой лезвие вошло в жертву. Он не почувствовал сопротивления костей, не услышал их треска. Не раздалось ни хрипа, ни бульканья крови в горле умирающего. Напротив, меч, описав дугу, разрезал одеяло, матрас, холстину кровати и впился в деревянный пол. Незадачливый убийца, изумленный и одновременно напуганный, никак не мог понять, что же случилось, а когда все же понял, то было уже слишком поздно.

Питт, стремительно вскочив с кровати, стоявшей ярдах в десяти, набросился на него. Несостоявшийся киллер был хорошо виден на фоне лунного света, падавшего в открытую дверь, и представлял для Питта отличную мишень. В руках Питт сжимал острую штыковую лопату, найденную им на складе и припрятанную под раскладушкой. В шаге от кровати, где под одеялом лежали только взбитые подушки, Питт занес руку и сильно ткнул лопатой в темный силуэт.

Пришельцу оставалось только защищаться. Заслышав шаги Питта, он выдернул меч из доски и принялся вращать им над головой, а затем, когда шаги стали приближаться, наудачу, поскольку в темноте не мог видеть Питта, полоснул им воздух, ориентируясь по звуку. Однако и сейчас он безнадежно опоздал.

Питт опередил его. Пока убийца готовился нанести последний удар, из мрака вдруг вылетела лопата, и острие ее вонзилось ему в предплечье. Послышался хруст костей и треск разрываемых связок, а затем раздался душераздирающий крик боли, эхом пронесшийся по всему поселку.

Меч вылетел из руки незваного гостя и со звоном упал на дощатый пол. Зажимая ладонью рваную рану, он на подкосившихся ногах попятился к выходу. Питт еще раз ткнул его лезвием лопаты, но странному гостю удалось отшатнуться в сторону. Их разделяла кровать, Питт сделал еще один выпад и снова попал, на этот раз в живот нападавшему. Тот согнулся и, повернувшись, побежал к двери. Третий выпад Питта пришелся в центр позвоночника, а четвертый – в левую ногу, в середину икры. Последний оказался самым сильным.

Нападавший снова взревел от боли, зашатался, потерял равновесие и рухнул лицом вниз. В падении он продолжал сжимать рукой рану на предплечье, потому и не смог вытянуть ее вперед. Он не увидел в темноте высокий тяжелый колокол и со всего размаху ударился об него лбом. Питт услышал щелчок и хруст, напоминавший треск разламывающейся бейсбольной биты, и последовавший за ним стук тела, упавшего на пол.

Джордино материализовался рядом с Питтом, обошел кровать и распахнул дверь. В ярком свете полной луны они увидели лежавшее на боку безжизненное тело непрошеного гостя с неестественно вывернутой головой.

– Перелом шейных позвонков, – констатировал Джордино, наклоняясь над убитым.

– Легко и быстро отделался. Нам с тобой он приготовил кое-что поинтереснее. – Питт приставил к стене свое оружие и подобрал с пола двуручный самурайский меч.

На дорожке, ведущей к складу, замелькали огни, и вскоре на крыльце собралась небольшая толпа монахов с керосиновыми лампами в руках. Первым поднялся старый лама.

– Мы слышали крики, – заговорил лама, затем посмотрел вниз и увидел лежавшее у его ног тело. В пламени ламп ярко сверкала кроваво-красная накидка незваного пришельца. Даже Джордино изумился, разглядев на умершем облачение, характерное для буддийских монахов, представителей учения, отвергающего насилие. Лама сразу узнал и черные волосы, и юношеское лицо монастырского послушника.

– Цэноуи, – сказал лама бесстрастным голосом. – Он умер.

– Он пытался убить нас, – проговорил Питт, протягивая меч и показывая на разрубленные подушки и одеяло на кровати. – Я ткнул его лопатой, он поскользнулся и упал. Падая, ударился головой о колокол и сломал шейные позвонки. Подозреваю, если его обыскать, мы найдем на нем и другое оружие.

Лама повернулся к одному из монахов и что-то сказал ему по-монгольски. Монах опустился на колени и обшарил одежду лежавшего послушника. Под одной из складок его облачения обнаружился кинжал, а под другой – автоматический пистолет.

– Не таким следует исполнять священный закон, – произнес лама и покачал головой.

– Давно он находится в вашем монастыре? – спросил Питт.

– Он приехал за день до вас. Сказал, что жил в долине реки Орхон, но двинулся в Гоби в надежде обрести внутреннее умиротворение.

– Во-во, как раз его-то он и нашел, – одобрительно закивал Джордино и брезгливо ухмыльнулся.

Некоторое время лама стоял в задумчивости, затем подозрительно посмотрел на Питта и Джордино.

–  Я вспомнил. Он расспрашивал меня о двух иностранцах, которые, по его словам, идут через пустыню и должны появиться в нашем монастыре. Теперь-то я понимаю, он интересовался вами. Я ответил, что об иностранцах мне ничего не известно, но если они собираются попасть в Улан-Батор, то непременно появятся у нас, поскольку сюда раз в неделю приезжает машина с продуктами и уезжает обратно. Других вариантов уехать в столицу здесь попросту нет. Как только он об этом услышал, то сразу же изъявил желание погостить у нас несколько дней.

–  Теперь я понимаю, откуда вы узнали о нашем приезде, – кивнул Питт.

–  Но зачем он покушался на вашу жизнь?

Питт кратко поведал ламе о посещении штаб-квартиры Боржина в поисках пропавших нефтяников и о том, как они едва унесли оттуда ноги.

–  Этот человек скорее всего работал на Боржина, – заключил он свой рассказ.

–  Значит, он не монах?

–  Возможно, и монах, – пожал плечами Питт, – только молитвы, как мы видим, не самое главное его занятие.

–  Да, я неоднократно замечал, что многого он не знает, но списывал на нехватку обучения, – произнес лама. Лицо его сделалось суровым, когда он прибавил: – Попытка убийства в монастыре привлечет к нам ненужное внимание со стороны властей.

–  Он погиб случайно: в темноте споткнулся, упал и ударился о колокол. Так и сообщите властям, – посоветовал Питт.

–  Зачем вам все эти расследования, допросы? – вторил ему Джордино. – Его смерть всего лишь несчастный случай, не более того.

–  Вы правы, – согласился лама. – Ваш рассказ похож на правду. А раз так, то и властям мы сообщим, что послушник погиб в результате несчастного случая. Конечно, после того, как вы уедете.

По знаку ламы двое монахов завернули тело лжепослушника в одеяло и двинулись в храм.

– Я сожалею, что подверг вашу жизнь опасности, – сказал лама.

– А мы сожалеем, что своим визитом навлекли неприятности на ваш монастырь, – отозвался Питт.

– Пусть остаток ночи пройдет для вас спокойно. – Лама повернулся и торопливо зашагал в храм, где монахи уже совершали краткую молитву по умершему.

– Мы провели блестящие и быстрые следственные действия, – похвалил себя Джордино и закрыл дверь за вошедшим Питтом. Затем он быстро оттащил поврежденную кровать в дальний конец помещения и, вернувшись, спросил: – Крапленый монах в колоде. Неплохо придумано. И как ты об этом догадался?

– Интуиция и наблюдательность. Физиономия у него была не совсем аскетичная. Румяная и цветущая. Да и, судя по мускулатуре, от недоедания он не очень страдал. Кроме того, во время ужина он глаз с нас не сводил. К тому же я представить себе не могу, чтобы такой предусмотрительный человек, как Боржин, не послал своего агента обшарить округу. Хотя бы удостовериться в нашей гибели. Фальшивый монах как нельзя лучше подходит для такой цели.

– Будем надеяться, он заявился сюда один. В общем, я кое– чем тебе обязан. Так что теперь моя очередь.

– Твоя очередь чего? – недоуменно спросил Питт.

– Дежурить с лопатой наперевес до утра, – ответил Джордино, беря в руки старенький инструмент с зазубренным лезвием. Он повертел его в руках и сунул под койку.

На следующее утро приехал грузовик, привез продукты – десятка три ящиков с овощами, сухофруктами и другой провизией. Питт и Джордино помогли обитателям монастыря занести их на склад, после чего монахи отправились в храм на медитацию. Лама, задержавшись, перебросился парой фраз с водителем фузовика, затем подошел к уже собравшимся в путь Питту и Джордино.

– Водитель только рад вашей компании. Примерно через пять часов вы будете в Улан-Баторе.

– Примите нашу искреннюю благодарность за гостеприимство, – произнес Питт. Он перевел взгляд на храм, где на лавке лежало завернутое в одеяло тело несостоявшегося убийцы, и спросил ламу: – Никто еще не интересовался вашим почившим гостем?

– Нет, – ответил тот и мотнул головой. – Через четыре дня мы кремируем тело, пепел оставим на территории селения. Он не нес в своем сердце дух Шакьямуни. – Лама произнес историческое имя Будды. Помолчав, старый лама, посмотрел на Питта и Джордино и продолжил: – Мое сердце говорит мне, что вы люди чести и долга. Пусть вам сопутствуют мудрость и сила, и тогда вы обретете что ищете.

Лама глубоко поклонился, Питт и Джордино ответили ему столь же уважительным поклоном, направились к грузовику и забрались в кабину. Водитель, молодой монгол с дыркой вместо трех передних зубов, широко улыбнулся им, завел двигатель и начал медленно выезжать из деревушки. Поднявшаяся пыль оседала на одежды и сандалии старого ламы. Пока грузовик не скрылся на горизонте, он продолжал недвижимо стоять с опущенной головой, погруженный в раздумья.

Грузовик монотонно покачивался, преодолевая пустыню; Питт и Джордино молча сидели, каждый по-своему обдумывая прощальные слова, сказанные им ламой. Им обоим показалось, будто старик, зная о цели их поисков, дал им свое благословение.

– Придется нам возвращаться, – наконец пробормотал Питт.

– Ты имеешь в виду в Сяньду?

– Да, в Сяньду.