Текст книги "Сокровище Чингисхана"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Дирк Касслер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Питт разглядел разбросанные по всему поселению или стоянке темные фигуры животных, взрослых и детенышей, принадлежавших местным обитателям. Большое расстояние до поселка не позволяло сказать, лошади это были или верблюды. Одни находились в открытом загоне вблизи гэров, другие свободно бродили по долине неподалеку от поселения.

– Помнится мне, ты мечтал о лошади? – спросил Джордино.

– Будем надеяться, там есть не только верблюды.

Они довольно легко преодолели последнюю равнину. Когда между ними и поселением оставалась всего сотня ярдов, Питт внезапно замер как вкопанный. Джордино, заметив это, тоже остановился, напряг зрение и слух, пытаясь уловить признаки опасности, но не заметил ничего необычного. Ночь была тихой, тишину нарушали только порывы ветра. По поселению никто не перемещался.

– Что тебя так насторожило? – наконец прошептал он Питту.

– Взгляни на животных. Они не двигаются, – тихо ответил Питт.

Джордино долго всматривался в разбросанные по поселению темные пятна животных, пытаясь отметить какое-то шевеление. В нескольких ярдах от того места, где они находились, он отыскал глазами нечеткие силуэты трех коричневых верблюдов, стоявших вместе, с поднятыми головами. Он несколько минут разглядывал их. Животные не делали попыток пошевелиться, они словно замерли.

– Возможно, они спят, – предложил Джордино.

– Нет, – ответил Питт. – Принюхайся, запахов тоже нет.

Питту случалось посещать довольно много ферм и ранчо,

поэтому он хорошо знал – прежде чувствуется запах испражнений, а потом уже самих животных. Он сделал несколько шагов вперед, медленных и осторожных, пока не поравнялся с группой из трех верблюдов. Они не выказали страха, оставаясь неподвижными, даже когда Питт провел рукой по шее одного из них. Джордино с изумлением наблюдал, как Питт похлопал верблюда по ноге. Верблюд не сопротивлялся, он лишь сначала покачнулся, а потом медленно завалился на бок. Джордино, подбежав, уставился на животное, которое, перевернувшись на спину, недвижимо лежало, вытянув ноги к небу. Точнее, не ноги, а бруски.

Упавший верблюд, как и все остальные, был сделан из дерева.

28

–  Как это они исчезли? Куда? Почему? – По мере того как в Боржине закипала ярость, вена на его шее вздувалась, напоминая обхватившего горло червя. – Ведь твои люди все время шли за ними!

Хотя начальник охраны был намного выше Боржина, стоя перед хозяином с понурой головой, он словно уменьшился в размерах, увял, как цветок, от резких окриков Боржина.

–  Их следы просто исчезли в песке, господин. Другой колеи там нет, то есть их никто не ждал там на автомобиле. До ближайшей деревни им идти километров пятьдесят к востоку, хотя они двигались на юг. Им не выжить в Гоби, мой господин. Это нереально, – тихо проговорил Батболд.

Татьяна, стоя у бара, готовила брату и себе по коктейлю из мартини с водкой и одновременно вслушивалась в разговор. Она подала брату бокал, отхлебнула глоток из своего, затем спросила:

–  На кого они работают? На китайцев?

–  Нет, – ответил Батболд. – Я так не думаю. В монгольский государственный эскорт их, очевидно, включили за взятку. Китайцы, похоже, не заметили их отсутствия и как ни в чем не бывало уехали. Примечательно то, что внешне они очень похожи на тех людей, которые прорвались на наши склады в Улан-Баторе два дня назад.

–  Китайцы действовали бы намного аккуратнее, – вставил Боржин.

–  Нет, они не китайцы, – повторил Батболд. – Я видел их. Они похожи на русских. Хотя доктор Гантумур из лаборатории утверждает, что они разговаривали с ним по-английски да еще с американским акцентом.

Татьяна внезапно поперхнулась коктейлем, опустила бокал на стол и прокашлялась.

–  Американцы? – запинаясь, переспросила она. – А как они выглядят?

– Я мельком видел их в окно. Успел только заметить, что один высокий и худой, черноволосый, а второй – пониже, очень крепкий, с вьющимися волосами, – сказал Боржин.

Батболд кивнул.

– Верно, именно так они и выглядят, – пробормотал он, не упомянув, что хорошо разглядел их, когда оказался рядом и получил удар лопатой в лицо.

– Я знаю их, – выдохнула Татьяна. – Они из НУМА. Зовут их Дирк Питт и Ал Джордино. Это они спасли нас от волны там, на Байкале, когда мы находились на рыбацком судне. Они же незадолго до нашего отъезда из Сибири пробрались на борт «Приморского» и выкрали русского ученого.

– Но как они выследили тебя здесь? – резко спросил Боржин.

– Я не знаю. Возможно, докопались до арендного договора с «Приморским».

– Они суют нос в дела, которые их не касаются. Как они проникли в комплекс? – спросил он, повернувшись к Бат– болду.

– Они въехали в гараж с проткнутой шиной, затем вышли оттуда и отправились в лабораторный корпус. Доктор Ганту– мур немедленно позвонил мне. Пробыли они там очень недолго, несколько минут. Потом им, уж не знаю как, удалось проскользнуть мимо моих стражников и подойти к резиденции. Полагаю, они искали возможность проникнуть сюда, но ничего не нашли и двинулись в сторону святилища. Здесь вы их и заметили.

Лицо Боржина опять вспыхнуло гневом, червяк вены на шее пополз вверх.

– Я уверена, они разыскивают сотрудников нефтяной компании, – сказала Татьяна. – Они ничего не знают о нашей работе. Не волнуйся, брат.

– Ты навела их на резиденцию. Ты виновата в том, что теперь они знают, где мы находимся, – зашипел Боржин.

– Не сваливай на меня свою вину! – заорала в ответ Татьяна. – Если бы ты не убил немцев, прежде чем они полностью завершили обработку данных о полевых испытаниях, нам бы не понадобилась дополнительная помощь.

Боржин впился взглядом в сестру, отказываясь признать правоту ее слов.

–  От этих нефтяников нужно срочно избавляться. Прикажи им поторопиться с анализом данных. К концу недели их не должно здесь быть, – произнес он, сверкая злобным взглядом.

–  Не переживай, прошу тебя. Американцам ничего не известно о нашей работе. К тому же они просто не выживут в пустыне.

–  Возможно, ты и права, – ответил Боржин. Гнев его заметно охладел. – Наши морские путешественники не скоро увидят воду, если вообще увидят. Однако для подстраховки, Батболд, отправь-ка в путь своего монаха, – прибавил он, поворачиваясь к начальнику охраны.

–  Весьма благоразумное решение, брат.

–  За их сухое и пыльное отплытие в мир иной, – задумчиво произнес он, поднял бокал и отпил несколько глотков коктейля.

Татьяна залпом допила свой бокал, размышляя про себя о переходе американцев в иной мир. Она знала их как людей решительных и твердых и была абсолютно уверена, что так просто они не сдадутся.

Впечатление было такое, словно они гуляли по одной из заброшенных голливудских площадок, где снимался вестерн, только обычных ковбойских лошадей заменяли верблюды. Пробираясь по загону, Питт и Джордино не могли сдержать удивления, наткнувшись на длинное деревянное корыто для водопоя деревянных животных. В лучах раннего утреннего солнца неподвижное деревянное стадо, расставленное вокруг поселения, отбрасывало длинные тени. От нечего делать Питт решил сосчитать животных, но после сотни бросил свое занятие.

–  Я вспомнил об одном парне из Техаса, который всю жизнь покупал только «Кадиллаки» и, отъездив несколько лет, закапывал их у себя на ранчо, но не полностью, а так чтобы были видны крыши и стекла, – сообщил Джордино.

–  Думаю, этот скот здесь поместили не из любви к искусству, если такое вообще можно назвать искусством.

Они протиснулись к ближайшей юрте размером вдвое больше обычной. Диаметр ее составлял никак не меньше ста футов, а высота – больше десяти. Питт отыскал выкрашенную белой краской входную дверь, расположенную, как и в любой монгольской юрте, с южной стороны. Он постучал костяшками пальцев по косяку, крикнул по возможности веселее: «Привет! Есть тут кто?» Стук его отозвался внутри тонким эхом, сама дверь даже не качнулась. Питт положил ладонь на ткань, надавил, но и она не подалась внутрь, словно изнутри ее что-то подпирало.

– Ничего себе матерчатая избушка. С места не сдвинешь, – заметил он.

Ухватившись за край материи, он оторвал ее от внутреннего каркаса. Под материей находился тонкий слой войлока, Питт оторвал часть и от него. Обнажилась металлическая поверхность, также выкрашенная в белый цвет.

– Накопительный бак, – сказал Питт и провел по металлу ладонью.

– Думаешь, в нем вода?

– Нет. Скорее нефть, – ответил Питт, отходя в сторону и оглядывая другие лжеюрты необычного поселения.

– Как жилища они, по стандартам кочевников, великоваты, но в качестве нефтехранилищ слишком малы, – заметил Джордино.

– Гарантирую – мы с тобой видим только верхушку айсберга. Основные емкости хранилищ находятся под землей, вкопаны футов на тридцать или все сорок. Юрты – всего лишь макушки.

Джордино протер основание резервуара, нашел небольшой камень, постучал им по металлу. Отозвалось долгое эхо, свидетельствующее о громадном объеме нефтехранилища.

– Здесь пока пусто, – буркнул Джордино, отошел на несколько шагов и с силой запустил камень в следующую юрту. Камень отскочил от нее, произведя аналогичный тонкий звук. – И там тоже пусто, – резюмировал он.

– М-да... Вот тебе и попили кофейку, – произнес Питт.

– На кой черт и кому понадобилось возводить в центре пустыни нефтехранилища да еще камуфлировать их под поселок?

–  Возможно, мы находимся рядом с китайской границей, – предположил Питт. – Кто-то ворует у китайцев нефть и хочет скрыть свои действия. Аэрофотосъемка или спутниковая съемка подделки не выявят. На снимках поселение будет выглядеть как настоящее.

–  Раз хранилища еще пусты, значит, нефтяные скважины пока не пробурили. Или они еще не заполнились нефтью.

Блуждая по фальшивой деревне, они быстро выяснили, что воды и пищи здесь не найдут, и таинственность поселения утратила для них свое очарование. Они прошли по всему ряду юрт в надежде обнаружить, помимо нефтехранилищ, тайники с запасами, но поиски оказались безрезультатными. Все юрты скрывали под собой гигантские резервуары, как минимум наполовину закопанные в песок. Только в последней они обнаружили открытую дверь, вошли внутрь и увидели насосную станцию, тоже вкопанную в землю футов на двадцать. От торчащей из земли огромной, четырехфутовой, впускной трубы тянулся лабиринт труб к следующему накопительному резервуару.

–  Подземный нефтепровод, – заметил Питт.

–  Землю рыли при помощи туннельной буровой установки, – проговорил Джордино. – Одну из таких я совсем недавно видел. Не напомнишь где?

–  Вполне возможно, у наших друзей из нефтяного концерна «Аварга», на их территории под Улан-Батором. Я все время думаю об их шашнях с китайцами, только ни одного вразумительного вывода не могу сделать. Одни предположения.

Усталые и разочарованные неудачными поисками еды и питья, они снова замолчали. Восходящее солнце принялось накалять песок и камни возле фиктивного поселения. Измотанные ночным переходом, ослабевшие от нехватки пищи и воды, друзья поступили мудро, решив отдохнуть. Надрав кусков войлока с одного из резервуаров, они кое-как смастерили пару толстых матрасов и разлеглись на них в тени насосной станции. Самодельные постели казались усталым мышцам пуховыми перинами. Очень быстро сон унес их.

Когда они наконец пробудились и поднялись, слепящее, похожее на флуоресцентный шар солнце клонилось к западной линии горизонта. Сон не восстановил их энергетический запас, и деревню они покидали в состоянии полудремы. Каждый небольшой подъем требовал заметных усилий, но они заставляли себя пусть медленно, но двигаться вперед. Ступали они тяжело, словно во время сна успели постареть лет на сорок. Питт, в очередной раз сверив по часам и солнечным лучам маршрут, убедился, что движутся они в правильном направлении, на запад. Недавняя мысль о том, чтобы идти вдоль подземного трубопровода была ими отброшена. Шли они молча, погруженные каждый в свои угрюмые думы, наклоняясь всем телом и старательно ставя ногу, дабы не поскользнуться и не упасть.

Постепенно начинали задувать ветры, тыча их в спину, толкая в бока, закручивая на месте, словно подготавливая к появлению иной, еще более грозной силы. Северный ветер принес с собой холод. Они захватили с собой по нескольку кусков войлока, окутали ими головы, набросили на себя как пончо. Питт наметил очередной ориентир – темневшую вдали скалу, избитую ветрами, придавшими ей некоторое сходство с буквой S. Солнце неуклонно клонилось к горизонту, и они из последних сил волокли ноги, стараясь успеть добраться до цели к ночи. Питт знал – поднявшийся ветер скроет от них главный ориентир, Полярную звезду, а блуждать в таком состоянии да еще в кромешной тьме не хотелось.

В мозгу начала бесконечно повторяться раздражающая мантра: «Иди, или умрешь», – толкавшая Питта вперед. Обожженное солнцем обезвоженное горло саднило, но он старался не думать о воде. Он бросил взгляд на Джордино. Тот шел вперед, нагнув голову как буйвол, но глаза у него были полусонные. Все незначительные остатки их физической и умственной энергии сосредоточивалась сейчас на движении ног, на преодолении одного фута за другим.

Время, казалось, перестало существовать, равно как и сознание. Питт чувствовал, что глаза его открыты, но не мог точно сказать – спит или нет. Он не знал сколько времени находился в забытьи, но, с трудом повернувшись, опять увидел, как Джордино едва тащится рядом с ним, и немного успокоился. В мозгу завертелись обрывки мыслей, эпизоды из жизни. Он вспомнил о своей жене Лорен, работавшей в библиотеке конгресса в Вашингтоне. Любовниками они были уже много лет, а поженились совсем недавно. Питт счел свои путешествия по земному шару занятием прошлым и невозвратным и решил осесть. Она же хорошо понимала – его неутолимая страсть к кочевой жизни не исчезнет, как бы он себя в этом ни убеждал. «Она у него в крови», – думала Лорен. И была права. Через несколько месяцев после перехода на работу в руководство НУМА Питт загорелся идеей управления агентством из вашингтонской штаб-квартиры. На нее его натолкнула Лорен, отлично понимавшая, как счастлив он со своей первой любовью, морем. Она уверяла его, что непродолжительная раздельная жизнь пойдет им только на пользу, укрепит их отношения. Хотя, конечно, сама не верила в то, что говорила. Он последовал ее совету, успокаивая себя мыслью: «Мой отъезд сделает ее свободнее, даст ей возможность уделить больше времени работе и сделать хорошую карьеру на Капитолийском холме». Как показывала практика, его отъезд грозил сделать ее вдовой.

Спустя час, а может быть, и два ветры решили задуть всерьез. С северо-запада налетел настоящий шквал. Он принес с собой облака пыли, в которой немедленно растаяли звезды и исчез их единственный источник света. В считанные минуты путников запорошило пылью, а всю местность заволокло туманом. Скрылся из виду и их ориентир, хотя это было уже и не важно: измотанные, едва державшиеся на одеревеневших ногах, они все равно не добрались бы до него.

Они двигались как зомби, безжизненные внешне, но непреклонно идущие и не желающие падать. Джордино методично шагал вперед рядом с Питтом, прижимаясь к нему плечом, словно их связывала незримая крепкая нить. Ветры нарастали, больно хлестали в лицо, засыпали глаза пылью. Иногда приходилось идти, не разжимая воспаленных глаз, но они все-таки тащились вперед, хотя давно сбились со своего маршрута. Изможденные, ослепленные ветрами, они, чтобы защитить глаза, непроизвольно повернули, и теперь шли на юг, подгоняемые пронизывающими ветрами.

От столкновения с очередным порывом они зашатались, и, казалось, бесконечно стояли, пока не рухнули у скалы. Первым повалился Джордино. Он уперся рукой в камень, надеясь остановить падение, но ослабевшая рука не удержала его, согнулась, и он покатился под скалу. Питт остановился и протянул руку Джордино в надежде помочь подняться; тот приподнял широкую ладонь, обхватил запястье Питта и дернул. Питт покачнулся, ноги его подкосились, и он упал на Джордино, перекатился на бок и распластался на ложе из мягкого прохладного песка. Он лежал и грезил. Он вдруг заметил, что острый песок уже не покалывает его тело. Скрытый ночной темнотой и порывами ветра, Джордино подполз к скале, приютился в зазубренной расщелине, в самом низу ее, спасаясь от воющего ветра. Питт вытянул руку, нащупал уползавшего Джордино и двинулся за ним. Пристроившись в той же расщелине, он развернул свой кусок войлока, накинул его на лицо себе и Джордино, разбросал руки по песку и закрыл глаза.

Под шелест пустынной песчаной бури они потеряли сознание.

29

Джордино спал. И снилось ему, будто он плывет по тихому водоему, заполненному тропической водой. Правда, теплая влага была почему-то плотной и вязкой, как сироп, отчего и двигался он в ней с трудом, и сами движения его были вялыми. Внезапно вода налетела на его лицо десятками маленьких жарких волн. Он мотнул головой, пытаясь уйти от них, но теплые волны не отступали. А потом сон вдруг словно ожил и начал превращаться в явь. Появился запах, да такой отвратительный. Запах, слишком сильный и гадкий, чтобы быть частью сна. Отталкивающая вонь и заставила его в конце концов пробудиться. Джордино, скривившись от боли, разомкнул сначала одно усталое набухшее веко, потом другое.

Яркий свет ударил ему в глаза, он скосил их, но все равно успел заметить, что никакого тропического пруда нет и теплые волны тело его не ласкают. Вместо них прямо в лицо ему тычется громадная мокрая швабра розового цвета и все пытается протереть ему щеки. Он снова мотнул головой, и тогда швабра вдруг разошлась надвое и за ней показался частокол здоровенных желтых зубов. Постепенно она сложилась в длинную жутковатую ухмылку. Кроме того, швабра еще и дышала. В довершение всего за шваброй тянулась чья-то морда, такая длинная, что, казалось, никогда не кончится. Швабра вздохнула, обдав Джордино целым облаком удушающих ароматов, в котором угадывался и гнилой лук, и чеснок, и лимбургский сыр.

Сомкнув и быстро открыв оба глаза в попытке избавиться от наваждения, он посмотрел поверх длинной морды и наткнулся на шоколадного цвета глаза под длинными ресницами. Верблюд удивленно оглядел Джордино, после чего издал короткий рев и только затем, отойдя в сторонку, принялся увлеченно жевать выступавший из песка кусок войлока.

Напрягая последние силы, Джордино приподнялся, сел и только тогда понял – сиропом во сне показался ему нагретый солнцем песок. Занесенный в небольшую расщелину бушевавшей всю ночь песчаной бурей, он покрывал землю плотным слоем почти в фут толщиной. Медленно вытянув ослабевшие руки из песчаного болота, Джордино принялся расталкивать лежавшую рядом фигуру Питта, обмотанную войлоком и засыпанную песком. Затем он смахнул несколько пригоршней песка вперемешку с коричневым кварцем с его лица и рук. Войлок зашевелился, потом появились руки и сбросили его, обнажив осунувшееся, измученное лицо. Сильно загоревшее, с опухшими потрескавшимися губами, но на котором все тем же живым огнем горели запавшие зеленые глаза. Увидев друга, Питт слабо улыбнулся.

–  Еще один день в раю, – прохрипел он обожженным ртом, оглядевшись и узнав расщелину. Песчаная буря закончилась, оставив им чистое небо, яркое солнце и одеяло из песка.

Они приподнялись и сели, прижавшись спиной к камню. Песок ручьями стекал с них. Джордино запустил руку в карман, нащупал подкову и едва заметно, но уверенно кивнул.

–  У нас тут компания образовалась, – проговорил он охрипшим голосом.

Питт медленно выполз из-под песчаного одеяла и посмотрел на верблюда, стоявшего в нескольких футах от них. По двум горбам, чуть свисавшим на сторону, Питт определил его породу – бактриан. Спутанная шерсть животного напоминала цветом кофе со сливками, но по бокам была значительно темнее. Верблюд ответил Питту таким же долгим изучающим взглядом, после чего вернулся к своему занятию – жеванию войлока.

– Корабль пустыни, – сказал Питт.

– Скорее похож на буксир. Как с ним поступим? Сразу съедим или поедем? – спросил Джордино.

Пока Питт раздумывал над ответом и пришел к выводу, что сил у них нет ни на то, ни на другое, из-за ближайшего холма послышался резкий свист, затем показалась голова мальчика, а вскоре и он сам возник верхом на пестрой светло-коричневой лошадке. Одет он был в зеленый дээл, на голове с короткими черными волосами сидела полинялая бейсболка. Мальчик, постоянно окликая верблюда, подъехал к нему. Как только тот вскинул голову, мальчик быстро накинул на шею животного заранее приготовленный аркан и потянул к себе. Уже потом взгляд его скользнул по песку, и он увидел лежащих в расщелине Питта и Джордино. Глаза мальчика округлились; пораженный, он с минуту разглядывал измученных мужчин, по виду больше напоминавших призраков.

– Привет! – Питт тепло улыбнулся мальчику и поднялся, но ослабевшие ноги разъезжались на песке. – Не поможешь нам?

– Вы... говорят по-английски, – запинаясь, сказал мальчик.

– Да, – кивнул Питт. – Ты понимаешь меня?

– Я изучаю английский язык в монастыре, – гордо ответил мальчик, отчетливо выговаривая каждый слог.

– Мы заблудились, – сказал Джордино хрипло. – Ты не мог бы поделиться с нами водой или какой-нибудь пищей?

Мальчик соскользнул с деревянного седла на землю и достал из заплечной сумки большую фляжку из козлиной шкуры, наполненную водой. Питт и Джордино по очереди набросились на воду – пили сначала маленькими, потом уже большими глотками. Пока изможденные путники утоляли жажду, мальчик извлек из сумки замотанную в платок большую пластину творога. Раскрошив ее на маленькие кусочки, он предложил их Питту и Джордино, и те с благодарностью съели напоминавший по вкусу мягкую жевательную резинку творог, запив его остатками воды.

– Меня зовут Нойон, – сказал мальчик. – А вас как?

– Меня – Дирк, его – Ал. Мы очень рады, что встретили тебя, Нойон.

– Глупые вы, Дирк и Ал. Кто же отправляется в Гоби без воды, пищи и коней? – серьезно произнес их спаситель. – Внезапно его мальчишеское лицо осветилось улыбкой, и он прибавил: – Поехали ко мне, я познакомлю вас с моей семьей. Отсюда не больше километра. Даже для вас недолго.

Мальчик снял деревянное седло с лошади и, поддерживая Питта и Джордино, помог им забраться на нее. Монгольская лошадка была невысокой; Питт довольно легко уселся верхом, подтянул Джордино, и тот устроился позади него. Нойон взял поводья и двинулся на север. Верблюд вышагивал позади.

Они прошли совсем немного, когда перед ними возник невысокий, но широкий кряж из песчаника. Объехав его, они увидели на противоположной стороне большую равнину с рассыпанными по ней многочисленными фигурами верблюдов, бродивших в поисках пищи – пучков травы, торчащих из каменистой почвы. В центре равнины стояла одинокая юрта, когда-то белая, но ставшая от времени грязно-серой. Дверь,, находившаяся с южной стороны, напоминала цветом пожухлый апельсин. Два шеста с натянутой между ними и юртой толстой веревкой, выполняли функцию загона, по которому бродили несколько крепких гнедых лошадей. Сурового вида, гладко выбритый человек с пронизывающим взглядом темных глаз как раз седлал одну из них, когда Нойон подвел к юрте свой маленький караван.

– Отец, я нашел этих людей в пустыне. Они из Америки, заблудились.

По исхудавшим, осунувшимся лицам Питта и Джордино, по их сгорбленным фигурам отец Нойона сразу догадался, что те уже стояли у порога юрты Эрлэг-хана, в монгольской традиции – повелителя загробного мира. Он подошел к лошади, помог прибывшим спуститься, пожал протянутые ему слабые дрожащие руки.

– Привяжи лошадь, – приказал он сыну, а сам повел гостей в юрту.

Пригнувшись и нырнув в гэр, Питт и Джордино поразились уютной обстановке, представлявшей разительный контраст с неприглядным внешним видом жилища. Земляной пол был устлан красивым ярким ковром, решетки стены завешены подобранными в тон ковру яркими тканями и плетениями. Шкафы с выдвижными ящиками и столы были выкрашены в веселые красный, оранжевый и синий тона, а решетка потолка – в лимонно-желтый. Вся отделка свидетельствовала об особом вкусе его обитателей.

Интерьер гэра соответствовал традициям повседневной кочевой жизни, в которых большую роль играют поверья. Слева от входа находились стойка и шкаф для седла и других мужских вещей. Правую, женскую, сторону занимали кухонные принадлежности. Очаг и плита располагались в центре; от плиты вверх, к отверстию в потолке, тянулась длинная металлическая труба. Вдоль стен гэра стояли три низенькие кровати. В задней части находился семейный алтарь.

Отец Нойона провел Питта и Джордино вдоль левой стороны гэра, усадил на маленькие табуретки возле очага. Невысокая женщина с длинными темными волосами и веселыми глазами, подогревавшая на огне видавший лучшие времена заварочный чайник, улыбнулась вошедшим. Заметив, как они утомлены, женщина принесла им влажные полотенца обтереть лица и руки, после чего порезала в большой котелок несколько кусков баранины, залила водой и поставила на огонь. Увидев на ноге Питта окровавленную тряпку, она принялась отдирать ее. Пока Питт и Джордино чашку за чашкой жадно пили черный чай, она промыла рану и перевязала ногу чистым полотенцем. Когда баранина сварилась, она гордо подала всем троим по огромной порции мяса, а в центр стола поставила блюдо с сушеным сыром. Для изголодавшихся Питта и Джордино скромная еда монгольского кочевника казалась изысканнее любого блюда французской кухни. После того как с бараниной и сыром было покончено, отец Нойона принес кожаный бурдюк с перебродившим кобыльим молоком, айраком, и три пиалы.

В гэр вошел Нойон и сел позади мужчин, готовый служить переводчиком своим родителям, не говорившим по-английски. Отец его заговорил первым. Глядя в глаза Питту, он произнес длинную фразу тихим и глубоким голосом.

–  Мой отец Цэнгэл и моя мать Ариунаа рады видеть вас в нашем доме, – сказал мальчик.

–  Мы благодарим твоих родителей за гостеприимство. Вы спасли нам жизнь, – ответил Питт и приподнял пиалу с айраком. На вкус напиток напоминал теплое пиво, смешанное с пахтой.

–  Скажи, как вы оказались в Гоби без воды и пищи, – спросил Цэнгэл через своего сына.

–  Мы туристы, отстали от своей группы во время краткого посещения пустыни, – быстро сориентировался Джордино. – Мы попытались вернуться, пошли по своим следам, но сбились с пути. Началась песчаная буря и замела все следы.

–  Вам повезло, что мой сын нашел вас. Здесь не многие выживают, а те, кто выживает, сходят с ума.

–  Далеко ли до ближайшей деревни? – спросил Питт.

–  В двадцати километрах отсюда есть маленькое поселение. Но пожалуй, хватит с вас расспросов на сегодня, – сказал Цэнгэл, видя, как утомлены его гости. – После еды вам необходимо отдохнуть. Завтра еще побеседуем.

Нойон проводил гостей до двух маленьких кроватей, а сам вслед за отцом вышел из гэра приглядеть за стадом. Питт повалился на уютную кровать с подушкой и, прежде чем погрузиться в глубокий сон, полюбовался на желтый потолок и опоры.

Они проснулись перед сумерками от ударившего в нос запаха кипевшей на очаге баранины. Поднявшись, они решили поразмять ноги и выбрались наружу, обошли стадо прирученных верблюдов, свободно бродивших по долине. Вскоре прискакали и Цэнгэл с Нойоном, проведя день в осмотре близлежащих песков.

– Вот теперь вы выглядите получше, – сказал Цэнгэл через своего сына.

– Благодаря вам, – ответил Питт.

Еда, обилие жидкости помогли им быстро восстановить силы, они ощущали себя удивительно посвежевшими.

– Моя жена – большая мастерица готовить. У нее не напитки получаются, а эликсир, – усмехнулся Цэнгэл. Он стреножил коней, затем умылся из ведра, наполненного мыльной водой, и снова повел гостей в гэр. Их уже ждали новые порции баранины и сыра с гарниром из вареной лапши. На сей раз Питт и Джордино насыщались уже не так жадно и торопливо. Айрак принесли раньше, чем еда закончилась, и в большем количестве. Пили напиток из маленьких керамических пиал, которые, казалось, никогда не пустовали.

– Большое у вас стадо, – заметил Джордино, решив похвалить Цэнгэла как рачительного хозяина. – Сколько голов?

– У нас сто тридцать верблюдов и пять лошадей, – ответил Цэнгэл. – Стадо очень неплохое, только когда-то, по ту сторону границы, скота у нас было в четыре раза больше.

– В китайской Внутренней Монголии? – спросил Джордино.

– Да, в так называемой автономной области, которая стала ничем не лучше любой другой китайской провинции. – Цэнгэл смотрел на огонь, и глаза его излучали ярость.

– Почему вы уехали?

Цэнгэл кивнул на домашний алтарь, где стояла пожелтевшая черно-белая фотография, изображавшая мальчика на лошади и рядом с ним мужчину средних лет, державшего в руке поводья. Питт догадался по пронизывающему взгляду, что это сам Цэнгэл и его отец.

–  По крайней мере пять поколений моих предков пасли стада на восточных склонах Гоби. Когда-то мой отец получил в наследство стадо в тысячу верблюдов. Но те дни давно унес ветер. Там больше нет места для простого кочевника. Китайские чиновники распоряжаются землей, как им вздумается, не заботясь о ее рекультивации. Бессчетное количество раз нас изгоняли с пастбищ, веками принадлежавших нашим предкам. Мы были вынуждены уходить на худшие земли, в бесплодные части пустыни. Тем временем китайцы высасывают воду везде, где только могут, ради благородного дела промышленного развития государства. В результате поля исчезают прямо у них из– под носа. Пустыня растет день ото дня, но это безжизненная пустыня. Дураки не видят ничего, а заметят лишь тогда, когда пески начнут пожирать их столицу Пекин. Только в этом случае слишком поздно будет что-либо исправлять. Я оказался перед выбором – погибнуть или спасти семью. Мне ничего не оставалось, кроме как пересечь границу. Условия жизни здесь похуже, зато в Монголии по крайней мере еще уважают скотоводов, – гордо произнес он.

Рассматривая старую фотографию, Питт еще раз глотнул горьковатого айрака.

–  Лишать человека источника существования везде считается преступлением, – сказал он.

Он перевел внимательный взгляд на вставленный в рамку эстамп у дальней части алтаря – портрет тучного человека с реденькой козлиной бородкой, стилизованный под средневековую гравюру.

–  Цэнгэл, чей портрет стоит вон там на алтаре?

–  Это Хубилай-хан, император династии Юань. Самый могущественный правитель в мире, он был очень доброжелателен к простому народу. – ответил Цэнгэл так, словно тот был еще жив.

–  Хубилай-хан? – переспросил Джордино.

Цэнгэл кивнул.

–  В Китае жилось намного лучше, когда им управлял монгол, – добавил он задумчиво.

–  За столько времени мир изменился, – сказал Питт.