Текст книги "Армия генерала Власова 1944-1945"

Автор книги: Кирилл Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Переподчинение корпуса Власову теперь казалось предрешенным. Во-первых, Паннвиц находился под влиянием восторженной демонстрации казачьих чувств и церемонии присвоения Атаманского звания, во-вторых, для него традиция единодушного казачьего волеизъявления приобрела еще большее значение и он не мог с ней не считаться, в-третьих, среди чинов XV корпуса провласовские настроения достигли пика.

Избрание Паннвица Походным Атаманом 24 марта состоялось на подготовленном полковниками И. Н. Кононовым и И. Г. Борисовым съезде казачьих фронтовиков в Вировити-це. (Дата съезда так и остается неуточненной: Власов в приказе от 20 апреля 1945 г. называет 24 марта, Кононов в 1948 г. писал о 25 марта, встречается также даты 29-30 марта). Само место проведения, бывшее ранее центром ожесточенных боев, подчеркивало знаковый характер события: казачьи фронтовики собирались на победном фронтовом участке. Съезд, на который прибыли около 300 делегатов от подразделений Корпуса, открылся в здании городского театра.

Вел съезд председатель Президиума, Походный Атаман Войска Терского и военный инвалид 1920 г. полковник Н. Л. Кулаков (в 1920 г. – войсковой старшина, помощник командира по строевой части 1-го Волгского полка Войска Терского). Форум в Вировитице превратился в бурную демонстрацию в знак скорейшего объединения с частями КОНР. В своих выступлениях Кононов, Борисов н другие офицеры подчеркивали независимость власовской армии, самостоятельность политических целей КОНР и называли казачество «почвой, создавшей Русское Освободительное Движение». Борисов закончил речь недвусмысленными словами, вызвавшими бурную овацию собравшихся: «Мы не наемники и не хотим быть таковыми». Утверждение Паннвица в должности Походного Атамана сопровождались назначением на пост начальника штаба Атамана полковника И. Н. Кононова, единогласным решением съезда о подчинении корпуса центральному штабу войск КОНР и предъявлением требования о ликвидации ГУКВ генерала П. Н. Краснова как «отжившего органа». 1 апреля Власов произвел Кононова в генерал-майоры. Во второй половине апреля, по свидетельству квартирмейстера штаба 1-й пехотной дивизии капитана Н. В. Гижицкого, Главнокомандующий назначил

Кононова командиром XV казачьего кавалерийского корпуса ^и Походным Атаманом всех казачьих войск.

Происшедшее трудно назвать самочинием или «бунтом власовцев» в корпусе Паннвица, как оценивали форум некоторые сторонники Краснова. Применительно к весне 1945 г. планы по постепенной передаче казачьих дивизий русским офицерам выглядят, конечно, утопично, но все-таки их существование косвенно свидетельствует в пользу возможного назначения Кононова. Известен приказ Власова от 20 апреля 1945 г., констатировавший вхождение всех казачьих войск в состав войск КОНР и подчинение их Главнокомандующему. Этим же приказом Власов сообщил об избрании Паннвица Атаманом Казачьих Войск. Приказ от 20 апреля еще нельзя рассматривать как свидетельство против назначения Кононова, которое могло состояться и позднее, по некоторым сведениям вплоть до 5 мая. Тем более что формальную санкцию на переход корпуса в подчинение Власову Гиммлер дал лишь 28 апреля, и назначение Кононова вполне могло быть последующим действием Власова. В свою очередь X. фон Паннвшт, по-впшшому, принял все происшедшее ровно так, как ему хотелось принять. В одном из писем к своей жене, Ингеборг фон Паннвиц. он написал: «Я никогда не оставлю их». К чести Паннвица. он свое слово сдержал при самых трагичных обстоятельствах.

Получив в первой половине апреля подтверждение от Бергера, Паннвиц предпринял неотложные шаги по установлению контакта с Власовым и штабом ВС КОНР. Генерал-майор И. Н. Кононов фактически передал должность командира 3-й пластунской дивизии подполковнику Э. фон Рентельну, став офицером связи с центральным штабом формирований КОНР.

30 апреля в письме к Власову Паннвиц в частности писал: чЯ искренне рад тому, что казачьи части вошли под Ваше командование. К этому всегда стремились все казаки и все командиры нашего корпуса, и только обстоятельства военного времени не давали нам возможности осуществить это раньше. [,..] В лице нашего корпуса Вы получаете сколоченный боевой коллектив, который беззаветно борется и будет бороться во имя ве-

ликой освободительной идеи. Я лично уже давно знаю казаков и вместе с ними прошел большой боевой путь, и всегда с великой радостью и гордостью заявляю, что казаки – это непоколебимые патриоты своей родины – России, которые не жалея своих сил, а зачастую и жизни, борются на полях сражений как настоящие воины-рыцари. [...] Сейчас я поставил себе задачу -собрать все казачьи части в одну мощную боевую единицу, которая будет верным авангардом Армии Освобождения Народов России под Вашим командованием. С этой целью я командирую к Вам начальника моего Штаба, генерал-майора Кононова, которому прошу Вас оказать всяческое содействие в формировании Штаба и концентрации казачьих сил». В апреле Кононов по распоряжениям Паннвица н Власова уже совершил командировку в Казачий Стан. В конце месяца со служебным заданием он вновь убыл на поиски Власова для координации действий по стягиванию казачьих корпусов и частей КОНР на юго-западном направлении Западного фронта. Это обстоятельство в конечном итоге спасло Кононову жизнь.

Итоги съезда в Вировитице н номинальное подчинение XV казачьего кавалерийского корпуса командованию ВС КОНР сыграли решающую роль и в судьбе Казачьего Стана. Если Краснов проигнорировал решения съезда фронтовиков самого боеспособного казачьего соединения, то Доманов, почувствовав «ветер перемен» с возможными военно-политическими дивидендами, решил повести собственную интригу и использовал для этого в Казачьем Стане ряд офицеров, не скрывавших симпатий к Власовскому движению. В чем-то на позицию Доманова повлиял и опубликованный 3 апреля ответ членов СКВ при КОНР на открытое письмо Краснова. В целом ответ был дельным, хотя и сильно проигрывал, из-за того что письмо не подписал А. А. Власов. Авторы подчеркивали равноправный характер союза с Германией, апеллировали к Пражскому манифесту и жестко критиковали «казакийцев» – небольшую группу сторонников «казачьей самостийности», раскалывавшую единый казачий антисоветский фронт.

Если Краснов постарался избежать упоминания о «каза-кийцах», то сторонники Власова, напротив, акцентировали 236

внимание на этом своеобразном камне преткновения. Краснову предлагалось в последний раз сделать выбор: либо он дальше поддерживает розенберговскую группку «казакийцев», либо он соглашается сотрудничать с общероссийским антисоветским центром. Но престарелый казачий генерал промолчал, осталось неизвестным, читал ли он опубликованный ответ СКВ. Иллюзии по поводу военно-промышленного потенциала Германии и неприязнь к бывшему сталинскому генералу, в конце концов, привели генерала Краснова и возглавляемое им ГУКВ к политической катастрофе. Правда, и власовцам оставалось существовать немногим больше.

В отличие от Краснова, Доманов не мог не видеть в строевой части роста симпатий даже не столько лично к Власову, сколько к все чаще мелькавшей в пропагандистских сводках власовской армии. Как и власовцы, Доманов испытывал иллюзии в отношении западных союзников, но в качестве кого он бы мог перед ними выступить? Сохранение сепаратистской ориентации в рамках бледных идеологических установок ГУКВ выглядело неперспективно. Напротив, присоединение к войскам КОНР сулило видимость политической стабильности. КОНР для До-манова на каком-то этапе стал более весомой организацией, чем непопулярное ГУКВ. Не исключено, что Походный Атаман Казачьего Стана прекрасно понимал неизбежность отрешения от строевой должности командира Отдельного казачьего корпуса в случае подчинения центральному штабу ВС КОНР. Последовало бы полное переформирование Казачьего Стаиа, и его Атаманская должность осталась бы лишь для нестроевых казаков, женщин и детей.

Доманов понимал, что останется в политическом выигрыше, завоевав доверие Власова, а следовательно, приобретет определенную стабильность собственного положения в будущем. Походный Атаман Стана расчетливо оценил дивиденды, полученные Паннвицем и Кононовым: первый стал Походным Атаманом, а второй – заслужил производство в генерал-майоры. Т. И. Доманов стал, пожалуй, единственным участником событий, для которого в оставлении Краснова и переходе к Власову весьма значимую роль сыграло стремление извлечь

конкретную личную пользу из создавшейся ситуации. Хотя его отношение к власовцам еще совсем недавно не отличалось особой доброжелательностью. Ранее, усматривая в служебной деятельности ряда офицеров Казачего Стана скрытые симпатии к власовской армии, Доманов не останавливался перед высылкой неугодивших за пределы Толмеццо. В опалу мог попасть любой казак и офицер, лишь стоило ему выразить сомнение в оправданности бесконечных восхвалений Доманова, отличавшегося нетерпимостью к малейшей критике собственных действий и поступков.

Окружной Атаман Донских станиц Казачьего Стана в период с июля 1944 г. по март 1945 г., войсковой старшинаМ. М. Ротов (в январе 1920– Гв. есаул Вооруженных Сил Юга России) охарактеризовал ненормальную атмосферу ажиотажа вокруг личности Доманова «советским подхалимажем», с чрезмерным количеством хвалебных статей, лирических посвящений и т.д. Погибший в июне 1944 г. в Белоруссии подлинный создатель и организатор Казачьего Стана полковник С. В. Павлов упоминался крайне нечасто, а его семья вместо должного приема испытывала постоянное ощущение заброшенности. В октябре 1944 г. вдова и дочь Павлова оказались без пайкового и квартирного довольствия.

С переездом в феврале в Толмеццо генерала Краснова, фактически самоустранившегося от влияния на казачью жизнь, Доманов дал в полной мере проявиться своему мелочному тщеславию. 3 марта Доманов подписал приказ об отрешении от занимаемых должностей «власовских агентов»: войскового старшины М. М. Рогова, командира 2-й казачьей пластунской бригады полковника Вертепова, командира 1-го казачьего отдельного конного полка полковника Е. В. Кравченко и начальника офицерской школы генерал-майора С. К. Бородина по надуманному обвинению в «подготовке» переворота, убийства Доманова и передачи Стана генерал-лейтенанту А. А. Власову. Взводом полевой жандармерии на рассвете 4 марта указанные офицеры были выдворены за пределы территории Казачьего Стана.

16 марта в Толмеццо прибыл полковник А. М. Бочаров, отличившийся в 1944 г. в боях с союзниками при защите кре-238

пости Лориаи на южном побережье Франции. Формальным поводом для вшита Бочарова в Стан стало пребывание его семьи в одной ив станиц. Доманов принял Бочарова крайне плохо, и генерал Поляков сравнивал положение власовского офицера с «положением затравленного зверя». Бочаров исполнял обязанности офицера особых поручений по казачьим делам «при штабе ВС КОНР» и, по замыслу Трухина и Власова, должен был «влиять» на Доманова в нужном направлении. Однако форменные преследования вплоть до кратковременного ареста, которым подвергся в Толмеццо Бочаров, исключали малейшую возможность его политической деятельности.

Постепенное изменение позиции Доманова по отношению к Власовскому движению началось в связи с событиями, известными как «кубанский бунт» в Казачьем Стане. 26 марта в центре отдела Кубанских станиц в Каваццо-Карнико состоялось общее собрание кубанских казаков, вызванное известным нам приказом генерала Науменко о переходе кубанцев в подчинение командованию формирований КОНР. Вопреки влиянию Доманова, среди собравшихся оказалось известное количество сочувствующих приказу Науменко. Авторитет и политическая позиция Походного Атамана Стана оказались под угрозой. Призванные Домановьш отменить приказ Науменко последний начальник штаба Казачьего Стана генерал-майор М. К. Сало-махин (в апреле 1922 – полковник, начальник походного штаба Атамана Войска Кубанского генерал-майора В. Г. Науменко) и хорунжий Н. С. Давидеиков чудом избежали побоев. Пользуясь собственной неограниченной властью, Доманов предложил кубанцам «убираться куда хотят», но с обязательным выводом с территории Стана и своих семей. Столь жестокое решение Доманов мотивировал нежеланием казаков других войск защищать семьи кубанцев, если строевые казаки уйдут к Науменко.

Расчет Доманова полностью оправдался: вывести семьи во враждебную Италию, не имея ни вооружения, ни средств, ни довольствия, казалось немыслимым. Большинство кубанцев осталось, но все же около 200 человек попытались уйти через Полуццо (севернее Толмеццо) в расположение форми-ровавшейся Кавказской кавалерийской дивизии СС, а отгула 239

попытаться добраться до Науменко. Но Доманов распорядился закрыть беглецам горный проход. «Кубанский бунт» в полной мере продемонстрировал Доманову слабость его власти, которую удалось удержать лишь с помощью обыкновенного шантажа «взбунтовавшихся» судьбой беженцев (в отделе Кубанских станиц на 28 апреля 1945 г. числились 8026 нестроевых казаков, женщин и детей Войска Кубанского). События 26 марта в Каваццо-Карнико, апологетические итоги съезда фронтовиков в Вировитице, рост власовской пропаганды и шум, поднятый вокруг СКВ при КОНР, заставили Доманова изменить прежнее враждебное отношение к Бочарову и искать тайно от Краснова контакта с Власовым.

В первой декаде апреля Доманов с двумя адъютантами направил Власову конфиденциальный рапорт, в котором сообщал о готовности подчинить Отдельный казачий корпус в Северной Италии командованию формирований КОНР и запрашивал дальнейших указаний. Полковник Бочаров стал частым гостем в штабе Походного Атамана. Сообщившему о тайной интриге Доманова Полякову генерал Краснов не поверил. 14 апреля в Толмеццо прибыли Кононов и полковник Н. Л. Кулаков. Кононов и Кулаков пытались посетить Стан Доманова еще в январе по приглашению занимавшего тогда должность начальника штаба полковника Д. А. Стаханова. Но из-за тяжелой фронтовой обстановки Кононов и Кулаков не сумели проехать из Хорватии в Северную Италию. Одновременно с прибытием в Толмеццо Кононова и Кулакова, Доманов получил ответ на свой рапорт Главнокомандующему: Власов приказал расформировать ГУКВ генерала Краснова и утверднл Доманова в должности Походного Атамана казачьей группы в Северной Италии. Фактически это означало и включение Отдельного казачьего корпуса в Северной Италии в состав ВС КОНР.

В результате решения съезда фронтовиков в Вировитице и интриги Домаиова в юридическом подчинении у Власова оказались примерно 50 тыс. строевых казаков. Именно этим обстоятельством и объяснялось издание Власовым уже известного нам приказа от 20 апреля 1945 г., п. 2 которого начинался словами: «Все казачьи войска входят отныне в состав ВС КОНР

и поступают в мое подчинение». Для войск КОНР, чья численность автоматически увеличивалась вдвое, приказ Главнокомандующего от 20 апреля стал важнейшим событием.

Генерал Власов за две недели приобрел крупные людские ресурсы в виде воинских соединений, имевших продолжительный фронтовой опыт. Но складывавшаяся конкретная военно-политическая обстановка не позволила власовцам реально воспользоваться казачьими корпусами. Мы не знаем сути переговоров, которые вели 14—15 апреля в Толмеццо Кононов и Кулаков, но можем предположить, что они как-то были связаны с перемещением строевых подразделений Казачьего Стана в район Линца – предполагавшийся регион концентрации всех войск КОНР. Не позднее 16 апреля гости из XV корпуса отбыли обратно к Паннвицу. В одночасье лишенный иллюзии командования строевыми казачьими частями П. Н. Краснов потерял и внешний атрибут власти. Доманов отозвал взвод личного конвоя у престарелого генерала, которому был обязан всей предыдущей карьерой и производствами вплоть до генеральского чина.

Общая характеристика Вооруженных сил КОНР в апреле 1945 г.

Единственным соединением, с которым власовцы в марте – апреле 1945 г. так и не смогли установить даже делегатской связи, остался Русский Корпус генерал-лейтенанта Б.А. Штей-фона. Все попытки делегатов отыскать Корпус, серьезно увязший в боевых операциях в боснийских районах Брчко (западнее Белграда) и Зеница (северо-западнее Сараево), не дали результатов. 1-й казачий генерал-майора В. Э. Зборовского полк под командованием подполковника Вермахта В. И. Морозова в составе двух батальонов (7 сотен) в марте – начале апреля продолжал побатальонно оборонять Брчко, защита позиций перед которым началась еще в середине января 1945 г.

Крайне тяжелые бои вел 4 – 6 апреля 1-й батальон майора Вермахта Ф. Е. Головко (в 1920 г.– Генерального штаба полковник Русской армии). 3-я сотня катплпа Вермахта В. И. Тре-241

тьякова (в 1920 г, – полковник Русской армии) 4 апреля была атакована западнее села Страшикицы двумя батальонами болгарской пехот ы и после трех контратак вырвалась из окружения. потеряв до 30 % личного состава. В боях в районе Брчко участвовал 3-й батальон (кадры 2-го полка Русского Корпуса) под командованием капитана Вермахта (в 1920 г. – полковник Русской армии) Н. В. Мамонтова, оперативно подчинненый с 10 января командиру 1 -го полка. Несмотря на безнадежность фронтовой ситуации, корпусники сохраняли незаурядное хладнокровие. Так, например, 7 апреля при обстреле противником позиций 10-й роты 3-го батальона у Брчко унтер-офицер взвода тяжелого оружия А. Скарно, находясь в бункере, получил тяжелое ранение в нижнюю часть лица. По воспоминаниям А. Н. Полянского, «обе его челюсти и язык были вырваны, образуя ужасную рану. Из раны водопадом хлестала кровь». Тем не менее, Скарно нашел в себе силы покинуть бункер и с оружием в руках вышел на позицию, чтобы вести бой¹⁹.

7 апреля корпусники оставили Брчко. К 15 апреля батальоны 1-го полка занимали оборону на участке от р. Савы до селаБеровцы. На рассвете 15 апреля позиции полка атаковали подразделения НОАЮ при поддержке 8 советских танков «Т-34». 3 танка белогвардейцы сожгли с помощью «панцерфа-устов»²⁰, 5 машин отступили. Потери полка в этом бою составили 4 убитых, 12 раненых, в том числе был ранен и командир

2-го батальона. 21 апреля полк начал движение по маршруту Биели Брег – Загреб. За апрель полк потерял убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран 47 и ранеными 163 чина.

Запасной батальон (кадрированный 3-й полк Русского Корпуса), 4-й и 5-й полки Русского Корпуса в марте – апреле участвовали в охране линий коммуникаций. Запасной батальон генерал-майора Вермахта А. Н. Черепова с 13 марта по 11 апреля охранял мосты у Зеницы, с 14 апреля находился в резерве командира 5-го полка. 4-й полк майора Вермахта А. А Эйхгольца, сведенный из-за больших потерь 24 февраля в два батальона, в марте – апреле нес охранно-караульную служоу железнодорожной линии от Зеницы до Жепче и провел ряд рейдовых операций против бригад НОАЮ на правом ■л. Г.. 242 : . ■

берегу р. Босны, в районах Ораховице, Нови Шехера, Куличи – Старина и др.

5-й «Железный» полк Русского Корпуса после кровопролитных боев у Бусовачи в феврале был сведен в два батальона и взял под охрану железнодорожную линию и шоссе Зеница -Лашва – Какань. В период 20-25 апреля полки Корпуса начали движение на Загреб для последующего соединения и совместного выдвижения в Словению к северу от Любляны. Перемещение Корпуса к Загребу проходило в потоке оперативного отступления остатков группы армий «Е». В среднем в апреле на каждый батальон приходились 6-7 рот^2!, по одному взводу артиллерийскому (или тяжелого оружия), ПТО и саперному.

Штаб ВС КОНР, ощущая неизбежный крах германских Вооруженных Сил, пытался предпринимать скрытные действия за спиной штаба Генерала Добровольческих войск. Формальным основанием для них являлись юридические права, предоставленные Власову приказом Гитлера от 28 января 1945 г. Одну из таких самых важных секретных миссий предстояло выполнить майору С. И. Свободе (в 1938-1939 репрессирован НКВД по обвинению в участии в «военно-фашистском заговоре», в октябре 1941 – военинженер II ранга, начальник химической службы 218-й стрелковой дивизии 9-й армии Южного фронта). Свобода находился с ноября 1944 г. в распоряжении центрального штаба и принимал самое непосредственное участие в создании штабных отделов, занимался составлением дисциплинарного устава власовской армии, заслужив характеристику толкового и дельного офицера. По своей прежней службе в Восточных войсках Вермахта (РОА) майор Свобода имел опыт инспекторской деятельности. С октября 1943 г. он занимал должность инспектора по боевой подготовке при штабе генерала Власова. В 1943-1944 гг. Свобода инспектировал ряд подразделений Восточных войск Вермахта: 21-й (Бремен), 16-й, 19-й, 54-й, 100-й (среднее течение р. Рейн) восточные батальоны, 119-й восточный полк (район Ульма) и др.

В начале февраля по приказу Меандрова Свобода выехал в штаб Восточных войск Западного фронта в Гридель па Ренне. Вместе с подполковником Вермахта И. Г. Янсшсо (участник .. . . 243 . :

Белого движения, офицер Королевской Югославской армии, в 1942-1943 – командир Русского Восточного запасного полка «Центр» в Бобруйске) Свобода должен был собрать остатки разбитых русских батальонов из группы армий «Запад» и в кратчайший срок отвести их через Прагу в Маутхаузен (юго-восточнее Линца). Маршрут, указанный Свободе и Яненко, лишний раз доказывает, что географический район Липца стал играть для власовцев важную роль не позднее начала марта. Во второй половине февраля Свобода и Яненко сумели откомандировать из штаба Восточных войск в Гриделе в Берлин группу офицеров РОА. Затем Яненко уехал за новыми приказаниями и по возвращении 10 марта сообщил Свободе о заключении Власовым и Малышкиным мирного договора с американцами. Яненко же привез известие о перемещении центрального штаба «в район Праги», очевидно, не зная о дальнейшем движении служб штаба на Ульм.

25 марта, получив приказ из ставки группы армий «Запад» о передислокации восточных добровольческих частей под Эрфурт, Яненко и Свобода вместе с чинами штаба Восточных войск (56 человек) расстались с немецкими военнослужащими Вермахта и приняли решение двигаться к Праге. По пути 28 марта у городка Ляунер-Бах группа Свободы – Яненко сдалась американцам. Подполковник Вермахта Н. Г. Яненко помимо новостей о «заключении договора с союзниками» также привез сообщение об объединении формирований КОНР с соединениями Украинской национальной армии (УНА). И первое и второе не имело с действительностью ничего общего. «Информация» Яненко оказалась на поверку не более чем слухами, правда, имевшими у власовцев характер стойких иллюзий. В этом смысле малоизвестная попытка центрального штаба содействовать выводу с фронта и переформированию остатков восточных батальонов в феврале – марте представляется вполне естественной.

Кроме того, начальник УБ КОНР майор Н. В. Тензеров 12-13 апреля направил из Берлина около 20 свободных власовских офицеров в разные подразделения Восточных войск, остававшиеся независимыми от ВС КОНР. Командировки, подписанные генералом Трухиным, выписывались в самые разные места от Италии до Дании. Необходимость выполнения специфической миссии, осуществлявшейся избранными власовскими офицерами в полной тайне от немцев, Тензеров объяснил так:

«Господа! Ни для кого из вас не секрет, что до конца войны остались считанные недели, если не дни. Каким будет этот конец, мне тоже вам объяснять не требуется. Нам остается последний долг перед тысячами и тысячами наших русских людей, которые два или три года верили нам. Их ждет печальная судьба. Союзники, если будут их брать в плен, обязательно сочтут их предателями и изменниками и будут выдавать их на советскую сторону, как и случилось уже со многими нашими людьми из батальонов, героически сопротивлявшихся вторжению союзников в Бретани, во Франции. Взятые союзниками, главным образом американцами, эти люди уже выданы ими на расправу Сталину. Какая их ждет судьба – опять-таки рассказывать не нужно, вы знаете. Так вот, нужно сделать попытку спасти от выдачи возможно большее число наших людей, нужно сохранить живую силу, сохранить проверенные антисоветски настроенные кадры военных, офицеров и солдат от выдачи союзниками этих людей нашим врагам – Сталину и его слугам. Для этого есть только один возможный – не абсолютный, а возможный – путь, это немедленный переход наших войск на сторону союзников при первом же боевом соприкосновении с ними, переход, связанный, возможно, с необходимостью преодоления – вооруженного преодоления – сопротивления немцев, если те вздумают препятствовать. Это – приказ. Мы собрали здесь всех тех, кто имел в прошлом непосредственные личные контакты с разными частями, расположенными в разных частях Европы.

Завтра, не позднее – послезавтра, вам всем надлежит разъехаться по частям, в которых вы были раньше, где вас хорошо знают и вам доверяют, и оставаться в этих частях до конца вместе с ними, и когда вы сочтете по обстановке необходимым, ознакомьте русских командиров этих частей с этим приказом, подписанным генералом Трухиным».

Приказ соответствовал смыслу речи Тензерова. По-видимому, Трухин рассчитывал на то, что организованная капитуляция крупных воинских частей и подразделений, укомплектованных бывшими гражданами СССР, поставит союзников перед необходимостью проанализировать причины подобного явления и предотвратит выдачу. Примеры отдельных случаев репатриаций Трухин списывал именно на отсутствие информации у союзников.

Как мы уже писали, с апреля 1945 г. лидеры КОНР стремились в первую очередь предоставить западным союзникам политическую информацию о собственных структурах, формированиях, целях и задачах. Как и многие другие власовцы, Трухин не допускал мысли об организованной и принудительной репатриации всех советских граждан – это казалось не только чудовищным, но и нелепым. Поэтому начальник штаба власовской армии, не сомневавшийся, что все чины ВС КОНР получат политическое убежище у союзников, хотел спасти жизни и военнослужащих Восточных войск, не подчинявшихся Власову. Эго была одна из самых больших и трагических иллюзий руководителей Власовекого движения. Востребованность власовской армии после военного поражения Германии сомнений у них не вызывала. Но добиться перепод-чинения даже только русских добровольческих частей весной 1945 г. власовцы так и не смогли в силу как политических, так и военных обстоятельств.

Мы уже писали о том, что командир 1-й восточной группы фронтовой разведки особого назначения Генерального штаба ОКХ (ЕшЬей 2.Ь.У ОКН-ОепегаЫаЪез. Ргоп1аийсШгип§з1тирр 1, СЫ) полковник Б. А. Смысловский (известный с 2 февраля 1945 г. под псевдонимом «Артур Хольмстон») отказался от подчинения командованию частей КОНР, не получив удовлетворения собственных амбиций. Штаб этого формирования первоначально разместился в Бреслау, 23 января переместился в Бад-Эльстер (район Дрездена), а затем (после 2 февраля) – в район Карлсбада.

Важно подчеркнуть, что Смысловскнй зимой 1945 г. стал командиром группы не благодаря своим выдающимся качествам, а лишь потому, что при печально знаменитой бомбардировке Дрездена погиб с семьей и большей частью сотрудников первый командир этого спецлодразделения П. П. Дурново²? – Генерального штаба полковник русской службы, офицер VI резервного корпуса генерал-майора, графа Р. фон дер Гольца (на 1919) и руководитель сети Абвера в Югославии (на март 1941).

22 февраля группа получила новое наименование: Опте

Агтее 2. Ь. V. – Зеленая армия особого назначения (приказ ОКХ ОТ 22 февраля 1945 г. Р/248), хотя личного состава «армии» не хватало и на два полнокровных батальона. Штаб Смыслове-кого в тот момент находился в селе Вольхаузен (район Маркит-тен Кирхен) близ Карлсбада.

В одной из предыдущих публикаций, касаясь биографии Смысловского. мы уже писали о том, что его прошлое в значительной степени мифологизировано, благодаря его собственным вымыслам²⁵. Среди прочих, например, Смысловский распространял легенду о том, что в 1918 г. состоял в Москве в рядах савинковского Союза защиты родины и свободы (СЗРиС), будучи членом группы Л.-гв. капитана Преображенского полка Смирнова²⁴. Добавим, что, по нашим последним исследованиям, бывший начальник варшавского Зондерштаба «Р» после его расформирования-⁵ никогда не сидел в 1944 г. под стражей в Торунской крепости.

Бывший член СЗРиС и сотрудник Зондерштаба «Р» в 1942-1943 гг. майор В. Ф. Клементьев²⁶ в письме к бывшему начальнику управления по делам русских эмигрантов в Варшаве С. Л. Войцеховскому описывал ситуацию таким образом: «Смысловский в Торунской крепости не сидел. Из Варшавы не выезжал. А жил на Бельведерской улице. Ему была оставлена его всегдашняя личная охрана. [...] Идя из комитета или в комитет [по делам русских эмигрантов. – Прим. А*.Л.], я часто встречался со своими друзьями из охраны Бориса Алексеевича, которые под строгим секретом сообщили мне о возможном отъезде Смысловского из Варшавы; затем они повеселели, все обошлось». Буквально на пустом месте Смысловский создал и историю так называемой «1 -и русской национальной армии», ставшую такой же легендой, как и многие подробности биографии Хольмстона.

С. И. Дробязко полагает, что у Смысловского в конце зимы – начале весны 1945 г. было в подчинении до 6 тыс. человек из числа бывших военнослужащих 12-ти учебно-разведывательных батальонов Вермахта. Долгое время до знакомства с Материалами архивов в США такой точки зрения придер-247

живался и автор этих строк. На самом деле, по свидетельству бывшего начальника штаба Корниловской Ударной дивизии (на октябрь 1920 г.) Генерального штаба полковника Е. Э. Мес-снера, поступившего к Смысловскому в марте 1945 г. в чине майора Вермахта на должность начальника пропагандного отдела, единственной строевой частью мифической армии был батальон Гвардии полковника²⁷ Н. Н. Бобрикова (около 600 чинов), из которых половина носила штатскую одежду. Лишь четвертая часть личного состава батальона Бобрикова имела винтовки. Оперативный отдел штаба фактически не существовал, а номинальный «полк» бывшего полковника Красной армии Соболева представлял собой настоящий табор. Месснер откровенно писал: «Вообще, и штаб армии и полк не имели ни внешне, ни, тем более, внутренних качеств, присущих войску, как я понимаю войско. Хольмстон был всегда в разъездах по разведывательным делам и поэтому не участвовал в формированиях полка и штаба. А если бы и участвовал, пользы не было бы: он не имел никакого командного стажа. И полк и штаб были сконструированы по принципу: с бору, да по сосенке».