Текст книги "Армия генерала Власова 1944-1945"
Автор книги: Кирилл Александров
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)
Казачий полк представлял собой кадры несостоявшейся казачьей дивизии. 8 марта Главное управление СС санкционировало создание Отдельного казачьего корпуса под командованием генерал-лейтенанта А. Г. Шкуро. На должность командира 1 -й дивизии был приглашен Бородин, а на должность начальника штаба – полковник Е. В. Кравченко. Учебный лагерь 1-й ди-218 визии развернулся близ Дабендорфа. Но сильные бомбардировки Берлина и окрестностей плохо влияли на создание казачьего соединения. К концу марта возникла лишь «волчья» сотня есаула Беспалова. В конце марта ~ начале апреля Бородин вместе с подчиненными выехал в район Линца (Австрия) и там вошел в подчинение Туркулу уже в качестве командира полка. Шкуро уехал в 5-й казачий запасной полк (более 3 тыс. казаков), стоявший в резервном лагере в Цветле (Австрия). Этот полк не вошел в состав войск КОНР. 23 мая генерал Шкуро походным маршем вместе с полком (3647 чинов) прибыл в Лиенц в штаб Доманова и присоединился к Казачьему Стану уже после завершения войны. Бородин располагал необходимым личным составом для развертывания полка, так как в марте офицеры-вербовщики Шкуро завербовали в его несостоявшийся корпус, по некоторым сведениям, до 4 тыс. человек из числа казачьих беженцев, находившихся в Германии.
В середине апреля началось формирование еще одного сводно-пехотного полка, командиром которого стал полковник В. А. Кардаков (в 1941 – подполковник, начальник артиллерии 280-й стрелковой дивизии). Если на формирование первых двух полков поступали преимущественно добровольцы из диаспоры, то на комплектование полка Кардакова обращались разрозненные группы советских граждан и эмигрантов, покидавшие Вермахт. В частности, так в группу Туркула попала часть чинов из 2-го батальона 212-й (?) народно-гренадерской дивизии, где вместе с воспитанниками «Гитлерю-генд» и австрийцами служили и около 100 советских граждан, преимущественно украинцев. На вооружении у подчиненных Туркула находились только личное огнестрельное оружие и гранаты, пулеметов насчитывалось крайне мало, артиллерия отсутствовала. Нерянин указывает на то, что группа была вооружена ручным огнестрельным оружием на 40-50% и имела
6-10 станковых пулеметов.
В апреле в состав Зальцбургской группы юридически вошел особый отдельный полк СС «Варяг» (РгетчИщеп 88-Ке^тел!: «Уап৻ или Ег$1е 88-8опбегге§1шеп1 «Уагае§ег»), оперировавший в Словении под командованием полковника Вермахта
М. А. Семёнова (в 1917 – Гв. штабс-капитан Егерского полка, полковой адъютант). Активный участник русских монархических легитимистских организаций М. А. Семёнов весной 1942 г. в чине СС гауптштурмфюрера приступил к формированию в Белграде'отделы-юго батальона (600 чел.) в составе трех рот, пополнявшегося выпускниками русских учебных заведений, военно-училищных курсов РОВС, членами организации «ЗБОР» Д. В. Лётича и др. Сформированный батальон использовался для охранно-полицейской службы и борьбы с партизанами Тито. С весны 1943 г. Семёнов тесно сотрудничал с представителями политической разведки Имперского Главного управления безопасности и в лагере СД Зоннеберге (южнее Эрфурта) подготовил две группы парашютистов, заброшенных в советский тыл. Осенью 1943 г. в том же лагере Семёнов приступил к формированию особого отдельного полка «Варяг» из эмигрантской молодежи и советских военнопленных. Содействовал Семёнову немецкий комендант лагеря СС штурмбанфю-рер В. Курек.
В январе 1944 г. на фронт против частей НОАЮ убыл 1-й батальон майора А. Орлова. Летом 1944 г. в Словению прибыли 2-й и 3-й батальоны, штаб полка разместился в Любляне (западнее Загреба). С началом активных боевых действий против партизан полк перешел из подчинения СС в Вермахт и принимал непосредственное участие в ряде кровопролитных боев против титовцев, показав хорошие боевые качества. В апреле полк «Варяг» оперировал в районе Любляны , имел в своем составе три пехотных батальона, минометный взвод, диверсионно-парашютную команду, отличное снабжение и насчитывал не менее 1,2 тыс. (по другим сведениям-до 1,5 тыс.) чинов. Вооружение соответствовало вооружению пехотного полка Вермахта.
Положение Зальцбургской группы в апреле 1945 г. нельзя признать благоприятным. Ее три полка только формировались и испытывали серьезную нехватку вооружения и боеприпасов, наиболее боеспособный и обстрелянный полк «Варяг» находился в Словении и никакой связи с Зальцбургом не имел. Все же группа генерал-майора А. В. Туркула состоялась и, 220
несомненно, имела перспективную боевую ценность. Общая численность группы составляла 5,2 тыс. человек. По штатам и структуре она примерно соответствовала пехотной бригаде, поэтому есть основания называть ее «бригадой Туркула».
Некоторые перспективы усиления частей КОНР зимой-весной 1945 г. носили откровенно экзотический характер. Наиболее специфическая из них, по нашему мнению, связана с малоизвестным заявлением одного из руководителей Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ) в Маньчжурии генерал-лейтенанта Г. М. Семёнова. В конце 1943 г. Семёнов возглавил объединенные российские воинские отряды на территории Маньчжоу-Го (6 тыс. чел.), Захинганский казачий корпус генерал-лейтенанта А. П. Бакшеева (5 полков, 2 дивпзиона, одна отдельная сотня) и прочие военные и полувоенные подразделения из представителей русской диаспоры.
В январе 1945 г. Семёнов сделал заявление о предоставлении своих формирований в распоряжение генерала Власова. Генерал Трухин на страницах личного дневника в записи от 17 января 1945 г. оценил силы Семёнова на дальневосточной границе с СССР в 60 тыс. человек (!). Такая оценка нам кажется преувеличением. Учитывая сведения о численности русской диаспоры на Дальнем Востоке в 1937 г. (по данным лорда Д. Симпсона – 94 тыс. человек, зарегистрированных в качестве таковых местной администрацией) и возможные мобилизационные ресурсы, вряд ли Семёнов мог располагать больше чем 20 тыс. человек, но и эта цифра значительна. Перспективы ак
тивного привлечения японскими военно-политическими кругами русских белогвардейцев к боевым действиям в случае военного конфликта с СССР не являлись тайной. Трухин, судя по записям в личном дневнике, планировал использовать каналы Семёнова для заброски на Дальний Восток власовских пропагандистов и организаторов повстанческой деятельности.
Кроме того, на первом же допросе 4 мая 1946 г. Г. Н. Жи-ленков (в 1941 – бригадный комиссар, член Военного совета и армии Западного фронта) показал о существовании зимой
1945
рик>
г. планов переброски власовских эмиссаров в Маньчжу-Для организации более устойчивого контакта с Семсно-
вым. В числе эмиссаров Жнленковым назывались начальник Информационного бюро ГУП КОНР поручик Н. В. Ковальчук, редактор Информбюро подпоручик В. М. Харчев и др.
Интересно, что независимо от планов лидеров КОНР осенью 1944 г. в Шанхае группа русских эмигрантов по собственному желанию решила создать Бюро уполномоченного А. А. Власова на Дальнем Востоке. Инициатива создания Бюро принадлежала В. М. Воздвиженскому, Ю. П. Сёмову10 и еще нескольким лицам. Группа Воздвиженского пыталась установить контакт с КОНР через германских дипломатических представителей, но безрезультатно и ее деятельность ограничилась тем, что участники группы раздали в русской диаспоре в Шанхае около 5 тыс. экземпляров листовок с власовскими воззваниями и еще около 1 тыс. расклеили в людных местах. Весной 1945 г., опасаясь резкого противодействия советских дипломатических кругов, группа была вынуждена прекратить активную работу.
Разработка «маньчжурских планов» может служить лишним доказательством попыток КОНР утвердиться в качестве общероссийского объединенного антисоветского центра, хотя представить себе их реализацию в военно-политической обстановке весны 1945 г. практически невозможно. Наиболее значительное и реальное усиление формирований КОНР принесло завершение борьбы власовцев за переподчинение казачьих корпусов: формально числившегося с 4 ноября 1944 г. в составе ваффен СС XV казачьего корпуса и Отдельного казачьего корпуса в Северной Италии.
Важнейшим фактором, влиявшим на судьбу формирований, оставалось развитие ситуации на фронте, неизбежный крах рейха и образовывавшийся в связи с этим дефицит времени. Изолированные СС после эвакуации из Берлина гражданские учреждения и аппарат Комитета в Карлсбаде утратили влияние на судьбу собственных боевых частей. По мере ухудшения ситуации на фронте гражданская и политическая деятельность КОНР угасала, в то время как активность центрального штаба Трухина заметно возрастала. Подтверждением этому могут служить небезуспешные попытки формирования новых подразделений, продолжавшиеся вплоть до середины апреля 1945 г.
Это позволяет сделать вывод не толы® о лучшей организованности армейских структур КОНР по сравнению с граждански-Ми учреждениями, но и об их лучшей социальной адаптации в постоянно ухудшавшейся обстановке.
Прекращение Комитетом политической деятельности в марте 1945 г. и сохранявшуюся активность центрального штаба мы расцениваем как объективный процесс. Следствием его стал неизбежный переход политического лидерства непосредственно от Комитета к его войскам. При этом не подлежит сомнению, что в складывавшейся в тот момент в Европе политической реальности власовцам места не оставалось.
Организационное подчинение казачьих корпусов
16 марта 1945 г. в газете «Казачья земля» появилось открытое письмо генерала от кавалерии П. Н. Краснова, адресованное генерал-лейтенанту А. А. Власову и выдержанное в корректной форме. В письме начальник ГУКВ, обеспокоенный ростом провласовских настроений в казачьей среде, попросил Власова ответить на пять вопросов. Вопросы звучали следующим образом: являются ли ВС КОНР составной частью Вермахта или претендуют на независимость, признает ли Комитет казачьи права, гарантированные Декларацией Германского правительства от 10 ноября 1943 г., может ли КОНР организовать казакам защиту и покровительство на родной земле без помощи Германии, предоставит ли Комитет казакам после свержения сталинского режима право селиться на территории традиционных казачьих областей и, наконец, считает ли Власов справедливым и этичным создание параллельного Управления казачьих войск при Комитете?
Вопросы, сформулированные Красновым, были естественными для той политической позиции, которой бывший Атаман Всевеликого Войска Донского придерживался в 1941-1945 гг. Можно с большой долей вероятности предположить, что именно вокруг этих вопросов кипела дискуссия между двумя генералами на берлинской встрече 7 января в частном доме ф. В. Шлиппе – бывшего вице-директора департамента земледелия н одного из практических исполнителей столыпинской аграрной реформы. Это была вторая'' и последняя, достаточно дружелюбная, встреча двух генералов.
Возможно, что в зависимости от ответов Власова Краснов определял перспективы сотрудничества, но ему бы хотелось, чтобы эти ответы Власов дал гласно. К чести Краснова надо отметить: он не затронул вопроса, сама постановка которого бы исключила любое сотрудничество между ГУ КВ и КОНР: вопроса о принципиальной независимости казачьих областей.
Власов мог бы дать Краснову столь же простые и исчерпывающие ответы: войска КОНР являются союзными силами, все казачьи права, гарантированные казакам Декларацией от 10 ноября 1943 г., КОНР свободно мог бы признать, не идентифицируя понятие самостоятельности казачьих войск с понятием государственной независимости, вопрос о защите казаков со стороны КОНР на родной земле было бы правомерно обсуждать после прибытия на эту землю, ответ на четвертый вопрос являлся сам собой разумеющимся. А вот задав последний вопрос, Краснов допустил серьезную ошибку и тем самым выдал плохо скрываемую нервозность. Совершив такой опрометчивый шаг, он выказал крайнее беспокойство по поводу возможного официального появления казачьего центра при КОНР я, тем более, по поводу распространявшихся в казачьей массе симпатий к власовцам. Еще более серьезную ошибку допустили Власов или его окружение: столь же корректного и ясного ответа на вопросы Краснова не последовало. Почувствовав шаткость позиций престарелого казачьего генерала, Власов предпочел вместо ответа предпринять резкие действия.
23 марта генерал Власов утвердил разработанное казачьими генералами А. В. Голубинцевым, В. Г. Науменко, Г. В. Татаркиным. Б. И. Полозовым, подполковником А. Н. Карповым и др. «Положение об управлении казачьими войсками». В соответствии с «Положением» казачество входило «в полное подчинение Главнокомандующему ВС КОНР и Председателю КОНР»; в качестве органа управления казачьими войсками учреждался Совет казачьих войск (СКВ) е составе Атаманов Донского, Кубанского и Терского. Заместителя Атаманов остальных казачь-
их войск и начальника штаба Совета; члены СКВ образовывали казачью секцию при КОНР; должностные назначения осуществлялись Главнокомандующим по представлениям начальника Штаба СКВ; производства в казачьи чины осуществлялись на общих основаниях.
В действительности прообраз СКВ существовал уже по состоянию на 22 февраля 1945 г.12 и можно лишь предполагать, что Власов, видимо, надеялся найти общий язык с Красновым, отложив формальное учреждение СКВ более чем на месяц.
В состав СКВ вошли: Председатель – Полевой Атаман Все-великого Войска Донского генерал-лейтенант Г. В. Татаркин, начальник штаба – войсковой старшина А. Н. Карпов, члены СКВ: Атаман Войска Кубанского генерал-майор В. Г. Науменко, Заместитель Атаманов восьми казачьих войск – генерал-майор А. В. Голубинцев, Заместитель Атамана Войска Терского – полковник Вертепов. В структуре СКВ числились канцелярия, организационный и кадровый отделы, предусматривалась штатная должность инспектора по военной подготовке и обучению. Совет Казачьих Войск при КОНР сыграл роль видимой и формальной оппозиции ГУКВ генерала от кавалерии П. Н. Краснова. Никакой конструктивной деятельности наладить Совет не успел. Его фактической задачей являлось сведение на иет остатков какой бы то ни было деятельности ГУКВ и поддержка интеграции двух казачьих корпусов в состав ВС КОНР.
Санкционировав создание СКВ, Власов фактически дал молчаливое согласие на любые действия своих казачьих генералов, которые бы в той или иной степени дезавуировали влияние Краснова. Параллельно с утверждением Власовым «Положения об управлении казачьими войсками» 22 марта в 22.45 радиостанция в Братиславе передала на волне КОНР сообщение от имени Генерального штаба генерал-майора В. Г. Науменко (в 1920 – командир конной группы Русской армии) следующего содержания: «Я, Атаман Кубанского Казачьего Войска [...] приказываю всем кубанцам войти в безоговорочное подчинение генералу Власову, командующему Российской Освободительной Армией». Нельзя не признать некорректным поступок Науменко, который длительное время был соратником и под-225
чиненным13 Краснова. Одно это обстоятельство должно было удержать Кубанского Атамана от опрометчивого шага.
В свою очередь Краснов издал 23 марта приказ № 12 по строевой части казачьих войск, оскорбительный по тону и выражениям для Науменко. На инициированных Красновым 25-26 марта собраниях Совета казачьих старшин и схода кубанских казаков в Казачьем Стане В. Г. Науменко был заклеймен как «самозванный Войсковой Атаман». Обвинения выглядели действительно оскорбительно, так как ровно годом ранее Краснов кооптировал Атамана Войска Кубанского В. Г. Науменко в состав членов ГУКВ, никоим образом не оспаривая законность процедуры его избрания на Лемносе в 1920 г.
Небольшая часть казаков в Казачьем Стане действительно больше симпатизировала Краснову, но в прогрессирующем распространении симпатий к КОНР и Власову сомневаться не приходилось. Заслуженный офицер, начальник казачьего юнкерского училища при Стане полковник А. И. Медынский откровенно сказал Доманову: «Атаман, если вам дорого единство казаков, идите на слияние с РОА– к этому стремятся не только юнкера, но и все казаки». Еще более живописно описала общественные настроения, царившие весной 1945 г. в казачьей среде Т. Н. Данилевич: «В толще казачьей нарастало недовольство и брожение умов – как гул подземный – желание соединиться с армией генерала Власова. Атаман Доманов с ближайшим окружением, конвульсивно держась за власть, не торопились с выполнением воли большинства. Возможно, тормозили объединение и немцы».
27 марта газета «Путь на Родину» опубликовала краткий и абсолютно бесцветный ответ Власова на письмо Краснова. Уклонившись от ответов на ясно поставленные вопросы, Власов предложил Краснову выслушать ответ «представителей казачества» в лице СКВ, то есть тех, с кем Краснов не желал иметь никакого дела. Войсковые Атаманы – члены СКВ при КОНР – никакой «атаманской» властью в создавшихся условиях не пользовались. Ни XV казачий корпус, ни корпус Домано-ва, ни казачьи беженцы в Западной Европе им не подчинялись. И уж если представительские права ГУКВ Краснова можно
подвергать сомнению, то СКВ генерал-лейтенанта Г. В. Татаркина совсем не выражал мнения казаков.
«Передав» переговоры с Красновым Совету Казачьих Войск и самоустранившись от диалога, Власов похоронил последние надежды иа достижение взаимопонимания и сотрудничества с человеком, которого всего два месяца назад называл в присутствии свидетелей «славнейшим и популярнейшим Донским Атаманом, бесспорным авторитетом среди всего казачества и верховным вождем доблестных казачьих частей». Можно понять, что для Власова ГУКВ во главе с Красновым превратилось в раздражающее препятствие на пути к подчинению казачьих корпусов. Но здесь у Власова подтвердилось отсутствие качеств политика, в одинаковой степени отмеченное такими разными офицерами, как Б. А. Смысловский п В. И. Мальцев. Власов не предвидел возможных крайне неприятных потерь и последствий разрыва с Красновым, если бы состоялось вхождение казачьих корпусов в формирования КОНР.
Формальной опорой Краснова оставался Казачий Стан в Толмеццо: местожительство престарелого генерала, местопребывание аппарата ГУКВ, земля «огромного казачьего созидания». История семимесячного пребывания и бытового обустройства многотысячного Казачьего Стана в Северной Италии еще ждет беспристрастного исследователя. Казачий Стан пополнялся через резерв генерала Шкуро, направлявшего в Стан завербованных казаков с семьями из лагерей остарбайтеров, военнопленных, беженских групп и т. д. Некоторое количество строевых казаков было отчислено в 1944-1945 гг. в распоряжение Домаиова из XV казачьего кавалерийского корпуса, поэтому общая численность Стана в период с ноября 1944 г. по апрель 1945 г. постоянно возрастала, несмотря на боевые потери и естественную убыль. Сведения о боевом составе Казачьего Стана приведены нами в таблицах Х-Х1.
Зимой 1945 г. казаки оттеснили итальянских партизан в Кар-нийские Альпы, и столкновения ограничились мелкими стычками. Но уже в феврале партизаны перешли к тактике массированных атак казачьих станиц, блокпостов и охранений. В конце марта – первой половине апреля 1945 г. против подразделений . 227 ...
Казачьего Стана действовали 22 соединений итальянских партизан (1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я Гарибальдийские дивизии и др.). С 1 марта по приказу Глобочнига подразделения 1-й казачьей дивизии полковника Д. А. Силкина (в 1920– командир конного дивизиона Дроздовской дивизии) защищали от партизан 50-километровый участок итало-югославской границы в районе Горицы (северо-западнее Триеста). Далее на север вдоль итало-югославской границы оперировал 1-й казачий конный полк полковника А. М. Голубова. Подразделения 2-й казачьей дивизии полковника Г. П. Тарасенко (в 1942 – в отряде полиции на Кубани) в марте – апреле прикрывали линии коммуникаций и беженских станиц в районах населенных пунктов Олессио, Каваццо-Карнико, Чиаулис, расположенных близ Толмеццо.
Общая численность Казачьего Стана на апрель 1945 г. по документам составляла 36108 человек. Эта цифра в целом подтверждается материалами предварительного следствия ГУКР «СМЕРШ», где фигурировала цифра 31463 человека (в том числе 14978 нестроевых и беженцев). Избежавший насильственной репатриации штаб-офицер для поручений при Походном Атамане, свидетельствовал, что в Стане в мае 1945 г. находились 32 тыс. человек. Разницу в 4645 человек можно отнести за счет естественной убыли и боевых потерь в последней декаде апреля, а также на категорию иногородних (не казаков).
Надо отдать должное организаторским способностям генерал-майора Т. И. Доманова и ряда его подчиненных: окружного Атамана Донских станиц войскового старшины М. М. Ротова, Атамана отдела Кубанских станиц полковника В. В. Лукьяненко, Атамана отдела Терс ко-Ставропольских станиц полковника М. И. Зимина и др. За 6 месяцев в целом бытовое устройство казаков состоялось. Были открыты сапожно-портняжные мастерские, ремесленные цехи, 3 столовых, 3 магазина, продуктовые лавки, базары, казачий кадетский корпус семи классов, казачья военно-ремесленная школа на 180 учеников, войсковая гимназия на 267 учениц и учеников, женская школа на 46 учениц, 6 начальных и церковно-приходских школ на 468 учащихся, 8 детских садов, 5 ясель, несколько читален и библиотек, отдел социального обеспечения и казачий банк, войсковая хле-
бопекарня, 2 гостмницы на 60 и 30 номеров, автомобильный гараж и автомобильные мастерские, центральная больница на 350 мест и военный госпиталь на 150 мест, станичные амбулаторные пункты, аптеки, два роддома, ветеринарное управление.
Духовное окормление чинов корпуса и беженцев осуществляло епархиальное управление во главе с протопресвитером протоиереем Василием Григорьевым, клир Стана насчитывал 46 священнослужителей.
Вместе с тем в бытовой жизни беженских станиц отмечался ряд негативных моментов, на которые Т. И. Доманов закрывал глаза, а П. Н. Краснов не обращал внимания. Присутствовавший с 8 апреля в Толмеццо генерал-майор И. А. Поляков (в 1918-1919 – начальник штаба Донской армии) наряду с положительными моментами в бытовом отношении отмечал многочисленные случаи воровства и грабежа казаками частного имущества итальянского населения. При этом зачастую это делалось даже не по причине необходимости, а из озорства. Командир 1-го Донского казачьего пластунского полка 1-й Донской бригады 1 -й казачьей дивизии генерал-майор И. И. Бала-бин в конце апреля 1945 г. обратился к генералу от кавалерии П. Н. Краснову со следующим рапортом: «Ваше Высокопревосходительство! Сегодня доблестная казачья армия ограбила всю провинцию Удино и изнасиловала всех женщин». Краснов тут же приказал Доманову отрешить Балабина от командования полком, но, по всей видимости, Доманов просто замял дело, и Балабин остался в должности.
Даже если и предположить некоторое утрирование со стороны Балабина, нет никаких оснований не верить свидетельствам Полякова и подъесаула Н. Н. Краснова-младшего – четвероюродного племянника генерала Краснова. Расшатыванию дисциплины способствовали сытая жизнь и полное безделье в станицах. «При моих объездах станиц, – свидетельствовал Поляков, – я видел здоровых, крепких и иногда далеко не старых казаков, целый день сидящих группами у домов и проводящих время в праздных разговорах». Хлебный паек в чснь составлял 600 гр., германские склады в Северной Икипи о<-пускали обмундирование, включая обувь, I срока – для чинов строевых частей и II срока– для беженцев. Казакам передавались трофеи, захваченные у партизан. Германские военные интендантства регулярно поставляли в интендантство Казачьего Стана в достаточном количестве фураж и продовольствие, поэтому слова Полякова нельзя не признать справедливыми. Тем не менее, строевой состав Казачьего Стана представлял ценный резерв для пополнения власовских частей при условии отстранения некоторых офицеров, потворствовавших казачьей распущенности.
Вероятно, в первую очередь это касалось самого Походного Атамана Тимофея Ивановича Доманова – человека излишне сентиментального, легко поддающегося чужому влиянию, а также крайне амбициозного и самовлюбленного. Доманов не был трусом, о чем убедительно свидетельствовали полный Георгиевский бант 1914-1916 гг. и Железный крест I класса 1944 г. Но необходимыми волевыми качествами для должности Походного Атамана, каковые в должной мере проявил в 1942-1944 гг. основатель Казачьего Стана полковник С. В. Павлов, Тимофей Иванович не обладал. Покорность внешним обстоятельствам, проявившаяся у Доманова в полной мере, в достаточной степени раскрывает характер и не самые лучшие личные качества Походного Атамана. В определенной степени сыграли они свою роль и в сложной интриге, развивавшейся в Казачьем Стане в марте – апреле вокруг вопроса о переподчи-нении Стана генералу Власову. Внешне всячески стараясь угодить П. Н. Краснову и оказывая ему соответствующие почести, Доманов, по крайней мере, с конца марта – начала апреля, стремился к установлению контактов с представителями власовцев за его спиной. Важным побудительным мотивом к подобным действиям служили события, происшедшие в конце марта в XV казачьем кавалерийском корпусе.
Формальная передача 7 ноября 1944 г. 1-й казачьей кавалерийской дивизии в состав ваффен СС благотворно повлияла на поставки в дивизию тяжелого вооружения, автотранспорта, бронетехники. Внешним свидетельством переподчинения стало производство 1 февраля 1945 г. командира дивизии X. фон Пан-
нвица‘4 в чин р(– Группенфюрера, к чему, впрочем, сам Паи-НвиД отнесся достаточно равнодушно. Г. Уильямсон, зарубежный специалист по истории СС, указывает на то, что контроль СС над казаками оставался исключительно административным. Казаки не носили соответствующих знаков различия, и У чинов корпуса в качестве удостоверяющих личность документов сохранились солдатские книжки Вермахта, а не ваффен СС. Современный российский исследователь истории ваффен СС К, К. Семёнов полагает, что в структурном отношении корпус Паннвица «все же являлся частью войск СС, несмотря на отсутствие ряда внешних признаков». Он указывает на назначение в части корпуса офицеров связи от войск СС и прибытие в корпусной штаб аналогичного спецподразделения связи с № 115. Однако, даже с учетом аргументации К. К. Семёнова, вхождение во второй половине апреля 1945 г. XV корпуса в состав власовской армии «де-юре», сделало пребывание казаков Паннвица в рядах ваффен СС кратковременной формальностью. В связи с этим Э. С. Крёгер в письме от 12 ноября 1978 г. писал К. С. Черкассову: «Мне известно, что с марта 1945 и с немецкой стороны существовал план передать все казачьи дивизии в командование их собственных офицеров с постепенным выводом немецкого офицерского состава. [...] Мы были тогда все одного мнения, что в один подходящий момент командование казачьими частями должно быть передано собственному офицерскому составу».
Приказом Главного управления СС от 25 февраля 1945 г. началось преобразование дивизии в XV казачий кавалерийский корпус (XV. КозакепкауаИепекофз). По нашему мнению, это было сделано задним числом: по советским разведсводкам,
2-я казачья дивизия находилась на формировании в резерве ОКХ еще в декабре 1944 г. – январе 1945 г., создание полевого управления XV корпуса зарегистрировано к 4 марта 1945 г. После боев на Драве против частей 57-й армии 3-го Украинского фронта и НОАЮ в первой половине января дивизия Пан-ив ица была выведена на формирование в резерв ОКХ и к 25 января убыла в резерв группы армий «Е» генерал-полковника
А. Лера, прибыв в подчинение Лера 2-8 февраля.
На пополнение и развертывание корпуса в конце 1944 г. -начале 1945 г. поступили два казачьих полицейских батальона из Кракова, охранный батальон из Ганновера, полицейский батальон СС из Варшавы, выведенный с боями из Франции и прибывший в корпус 29 марта 360-й отдельный казачий полк подполковника Э. В. фон Рентельна15, 531-й Калмыцкий кавалерийский полк (бывший Калмыцкий кавалерийский корпус -до 3,4 тыс. чинов без немецкого персонала) и т. д. До 2 тыс. казаков прибыли через Казачий резерв генерала Шкуро. С. И. Дробязко добавляет, что в марте – апреле в составе корпуса оперировали кавказский конный дивизион, украинский батальон СС и группа русских танкистов из состава Восточных войск (РОА), на основе которой планировалось сформировать корпусной танковый батальон. 1-я и 2-я казачьи дивизии XV корпуса в целом соответствовали составу 1-й и 2-й бригад старой казачьей дивизии, конно-артиллерийские дивизионы по мере поступления артиллерии преобразовывались в конно-артиллерийские полки.
Вместо 5-го Донского полка 2-я дивизия получила два отдельных дивизиона, преобразованных в 5-й Донской полк II формирования под командованием майора Эльца. Кадры 5-го Донского полка I формирования были обращены на развертывание Отдельной пластунской бригады (в перспективе – 3-й казачьей дивизии) им. полковника И. Н. Кононова. Командиром бригады стал сам Кононов. Бригаду составили отдельный развед-батальон ротмистра Бондаренко и три полка: 7-й пластунский войскового старшины И. Г. Борисова, 8-й пластунский есаула Захарова и 9-й (бывший 531-й Калмыцкий)16 войскового старшины Назарова.
Сведения об общей организации корпуса17 мы приводим в таблице XII.
Анализ разных оценок численности казаков корпуса (без немецких кадров) позволяет нам считать наиболее вероятной цифру в 32 тыс. чинов, хотя встречаются сведения о 25 тыс. и 40 тыс. казаков18, а И. Н. Кононов в апреле 1948 г. утверждал, что численность его 3-й пластунской дивизии составляла 18 тыс. казаков, при численности всего корпуса в 72 тыс. человек вместе с немецкими военнослужащими. Подразделения XV корпуса продолжали вести ожесточенные бои в марте – апреле, подчиняясь штабу XXI горнострелкового корпуса группы армий «Е» (с конца апреля 1945 – армии «Е» группы армий «Юг») против частей и соединений НОАЮ. Как и в случае с Русским Корпусом, Лер использовал казаков для обеспечения вывода из Хорватии армейских соединений, и необходимо отметить, что это использование оправдало себя. 22-23 марта 4~й Кубанский полк подполковника фон Кляйна, приданный в районе города Осиека (восточнее Загреба) 11-й авиаполевой Дивизии, провел ночную кавалерийскую атаку позиций 1-й болгарской армии генерала В. СтоЙчева, подчиненной советскому
3-му Украинскому фронту. Четыре казачьи сотни под командованием капитана Маха в ночь на 23 марта захватили на противоположном берегу Дравы несколько батарей противника и более 400 пленных, понеся незначительные потери.
Один из наиболее убежденных сторонников переполни-нения XV казачьего кавалерийского корпуса командованию ВС КОНР, полковник И. Н. Кононов, посчитал сложившуюся ситуацию после создания СКВ при КОНР в достаточной степени благоприятной для передачи корпуса власовцам. С его точки зрения, главную роль в этом могла сыграть позиция Паннви-ца, В свою очередь позиция командира корпуса должна была быть скорректирована с помощью «общественного мнения». Считавший себя знатоком казачьих традиций и обычаев, Пан-нвиц не мог не учесть решения «общеказачьего схода», и Кононов с жаром принялся за подготовку подобного форума. Его деятельность облегчалась одним любопытным обстоятельством. Хельмут фон Паннвиц, кадровый кавалерийский офицер германской армии и потомственный прусский дворянин, был избран казаками XV кавалерийского корпуса Походным Атаманом. Имевшее символическое значение звание на Паннвица произвело неизгладимое впечатление и, возможно, в дальнейшем стало одним из важнейших мотивов добровольной репатриации генерала в Советский Союз.