Текст книги "Брачные игры"
Автор книги: Кейт Сандерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Кейт Сандерс
Брачные игры
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Выражение благодарности
Я благодарна всем, кто помогал мне в написании этой книги. В первую очередь Филипу Уэллсу за перевод девиза семьи Хейсти на средневековый французский и Феликсу Уэллсу, впервые придумавшему Рессанскую сагу. Выражаю благодарность также Аманде Крэг, Джоанне Брискоу, Шарлотте Мендельсон, Луизе Сандерс, Биллу Сандерсу и Шарлотте Сандерс.
Моему дорогому Феликсу
Глава первая
– Это комплект книг Нарнии, – сказала Нэнси. – А это Барби и ее на редкость громоздкий пони, больше похожий на ломовую лошадь, – от мамы. – Она держала яркие пакеты перед сумрачным меланхоличным лицом сестры. – Мой подарок будет позднее. Это по меньшей мере на три подарка больше, чем мы рассчитывали.
– На четыре, – сказала Селена, не отрываясь от книги. Почти фанатичная любовь к чтению никогда не мешала ей участвовать в разговоре. – Я сделала ей шоколадную помадку. Может, положить ее в красивую коробку? Ей всегда это нравилось. Есть у кого-нибудь лишняя оберточная бумага?
– У меня есть, – проговорила Руфа. – Положи помадку на кровать, я запакую ее вместе со своим подарком.
Лидия туманно улыбнулась, как солнце, проглядывающее сквозь тучу.
– Все будет в порядке, верно? Я могу все вынести, лишь бы только у Линнет хватало подарков. Вы – чудо, не знаю, как и благодарить вас.
– Тебе нужно запретить ей подниматься на рассвете, – посоветовала Нэнси. – Прямо собачий холод, я целый час не решаюсь выбраться из своей постели.
Руфа нежно улыбнулась:
– Тебе повезет. Линнет сказала мне, что хочет взять мой будильник и поставить его на пять часов.
Она вытянулась на софе, измученная и пропахнувшая мускатным орехом после нескольких недель рождественской стряпни. Ее длинные каштановые волосы рассыпались по оранжевым твидовым подушкам. Три младшие сестры развалились на полу, стараясь занять как можно больше места на металлическом листе у камина.
– Лидия, – проговорила Нэнси, – подвинь свою толстую задницу…
– Толстую задницу… Кто бы говорил, – в тихом голосе Лидии послышались жалостливые нотки. – Мне нужно больше тепла, чем тебе. Я тоньше, и поверхность моего тела больше по сравнению с моим весом. – Она высадила пробку из бутылки дешевого красного вина.
Селена наконец оторвала голову от страниц «Потерянного рая».
– Не хотите печенья? – Она достала из-под складок своей штопаной вязаной кофты пакет со сладостями.
– Боже! – воскликнула Нэнси. – Откуда у тебя это?
– Брайан дал. Мне кажется, он жалеет нас.
Брайан был молодым человеком из аукционистов, занимавшихся в настоящее время установлением стоимости старого дома и его полуразрушенных строений. Мелизмейт, родовой дом семьи Хейсти в течение тысячи лет, уходил с молотка.
Селена вскрыла пакет, и сестры сразу потянулись к нему. Постоянное отсутствие денег, уже давно переставшее быть предметом шуток, превратило шоколадное печенье в столь же экзотическое кушанье, как икра. Уженесколько недель они перебивались на приготовленном матерью постном супе, экономя каждое пенни для последнего Рождества в Мелизмейте.
– Он очень добр, – проговорила Руфа с ртом, набитым печеньем. Она полагала, что людскую доброту следовало особо подчеркивать.
– Да-а-а… – отрешившись от реальности, Селена опять погрузилась в чтение.
– Он иногда бывает отвратителен, но это не его вина – мы разорены.
– Не говори «разорены», – пробормотала Лидия. Она разлила вино в четыре чайные чашки из разных сервизов и передала их сестрам. – Каждый раз, когда я думаю о будущем, меня начинает тошнить.
Был Сочельник. Настоящий Мужчина наслаждался своим первым Рождеством на небесах. Дом, который он покинул, замерзал. В преддверии аукциона семья влачила жалкое существование. Обед на следующий день в виде купленного в супермаркете цыпленка размером с канарейку стоял в холодильнике и был готов для приготовления. Руфа собралась с силами и перечистила гору картофеля, который должен был наполнить семь пустых животов. Больше заняться было нечем. Пирогов и тортов, которыми она занималась в период относительного изобилия, в этом году не предвиделось. Мать была внизу с маленькой дочкой Лидии. Девицы Хейсти собрались, как обычно, в старой детской комнате.
Детская состояла из двух чердачных помещений с покатой крышей, скроенных в одну большую комнату. В ней было так же ветрено, как на палубе «Cutty Sark». Комната была наполнена поленьями. Брайан оценивал их в 40 фунтов. Он не мог предвидеть, что наступит день, когда их истинная ценность превысит денежную. Детская была символом многослойной семейной истории: каждый слой соответствовал своему периоду, как кольца деревьев.
Пришедшее в негодность полотно с изображением пожелтевших херувимов в виде детей в морских костюмчиках представляло собой реликт викторианской эпохи семейства Хейсти. Громоздкая детская коляска фирмы «Сильвер кросс» относилась к послевоенному детству Настоящего Мужчины. Оранжевая софа, сильно изуродованная огнем, была частью истории самих девушек. Они все помнили знаменитый ночной пожар в 1980-е годы, когда Настоящий Мужчина трагически осознал разницу между фейерверком внутри помещения и на улице.
Настоящий Мужчина – это их покойный отец. Он ушел в мир иной полгода назад, заставив их рухнуть на землю, подобно отработанным ракетам. Он был божественно красив, ослепительно автократичен, по-королевски эксцентричен и на редкость очарователен. Он умел выводить нелепые жесты далеко за пределы комедии и с блеском использовать их. В свой медовый месяц на Антибах он в пылу спора выскочил из комнаты и попытался вступить в Иностранный легион. Однажды он обмазал свое голое тело синим красителем и принял участие в детском костюмированном представлении в роли древнего бритта. Настоящий Мужчина любил вечеринки, сама его жизнь фактически была вечеринкой. Ему нравился его дом, заполненный гостями и сотрясающийся от их смеха. Он с удовольствием влюблялся, а жена с дочерьми нежно выхаживала его после многочисленных измен, когда чувствительный организм с трудом восстанавливался после перегрузок. Но даже его адюльтер был каким-то особенным и не считался изменой. Никто не помнил, когда его стали называть Настоящим Мужчиной. Просто он действительно был представителем мужского пола – Настоящим Мужчиной, воплощавшим собой всех мужчин. Он окружил себя – и их – атмосферой возбуждения и романтики. Когда он умер, мир лишился блеска и жизненной силы.
Сделав над собой усилие, Руфа села, чтобы сделать глоток вина. Она обожала отца, но уже готова была признать, что весьма оригинальные моральные качества Настоящего Мужчины имели отрицательное воздействие на романтичную жизнь его дочерей. Они унаследовали от него фатальное предпочтение к украшательству в ущерб практичности.
Проблема заключалась не в том, что в мире не было больше таких людей, как он. Напротив, мир определенно кишел обаятельными эксцентриками. Их куда легче было встретить, чем подхватить грипп, но такие встречи всегда приносили разочарование. Их прелестная непрактичность не шла ни в какое сравнение с горделивой, приторной бесполезностью Руфы Хейсти.
Первое же романтическое разочарование Руфы стало для нее потрясением, настолько душераздирающим и унизительным, что даже три года спустя она не хотела думать ни о какой любви.
«И так не только у меня, – размышляла она, – но и у других».
Лидия вернулась в дом с маленькой девочкой после неудачного, нелепого брака. Нэнси была в данное время безумно влюблена в сына врача, живущего в фургоне в конце сада, принадлежащего его родителям. Селена еще училась и была слишком мала для действительно глубоких разочарований, хотя инстинктивно и прониклась склонностью к одному смазливому неудачнику. Так что это было лишь вопросом времени.
– Если бы только мы могли что-нибудь сделать! – повторила Лидия чью-то избитую фразу.
Нэнси продолжала наслаждаться печеньем.
– А делать и нечего. Остается лишь всем нам выйти замуж за денежный мешок.
– Неплохо бы, – заметила Селена.
– Что? До аукциона? – засмеялась Руфа. – Мы даже не знакомы ни с одним богатым. Тем более с настолько богатым, чтобы оплатить долги Настоящего Мужчины и спасти дом.
Селена опустила книгу:
– Но такая возможность все же существует.
– Я знаю единственного мужчину в округе, – задумчиво проговорила Лидия. – Мы никогда ни с кем не встречаемся.
– Можешь повторить это снова, – согласилась Нэнси. – Это место напоминает Бригадун. Не поймешь, в каком веке живем. Иногда хочется высунуть нос и узнать: отменили эти ужасные «хлебные законы» или нет.
– Действительно… – начала Руфа. Она уставилась на змееподобный язык пламени, вылетевшего из догорающих красных угольков. – Действительно, Лидия права. Если бы мы только имели возможность встречаться с богатыми мужчинами, то не исключено, что вышли бы замуж за одного из них.
– У меня более практичная мысль, – печально проговорила Нэнси. – Давайте потрем все лампы – вдруг появится какой-нибудь захудалый джинн.
– Я бы с удовольствием работала за деньги, – сказала Руфа, – если бы только знала, где заработать их в достаточном количестве. К несчастью, производство джема с чистой прибылью в шестьдесят два пенса за горшочек не принесет нам миллионов фунтов до конца марта.
– Не смотри так на меня, – сказала Нэнси. – Мои чаевые едва позволяют мне сводить концы с концами.
Руфа уже преодолела усталость. Она пристально всматривалась в лица сестер.
– Знаете, все вы – симпатичные девушки. Да и я не плоха, когда не пахну миндальными пирогами. И в этом наш плюс, просто стыдно, что Брайан не может выставить нас на аукцион вместе с мебелью.
Воцарилось молчание, в течение которого каждая из девушек обдумывала тот неоспоримый, само собой разумеющийся факт, что красота вытекала из принадлежности к семье Хейсти. Раньше им ни разу не приходила в голову мысль, что эта красота могла бы принести им гораздо больше, чем первое место при выборах местных талантов. И они могли думать о своей внешности лишь под восторженный аккомпанемент Настоящего Мужчины: «Мой сераль, мои генетические чудеса, мои несравненные принцессы…»
В 27 лет Руфа была нимфой с полотен Берн-Джонса, но одетой в джинсы и спортивную куртку. Ее кожа была прозрачно-нежной и белой на фоне царственной пышности ее блестящих каштановых волос (все девушки имели пышную шевелюру, так как Настоящий Мужчина утверждал, что его овечек не следует стричь). Глаза Руфы были редкой синевы: они могли потемнеть в тени, а затем вдруг заблистать, как сапфир. Ростом она была с Настоящего Мужчину и очень стройной. Когда она училась в пятом классе в Сэнт-Хильдегарде, женщина из модельного агентства «нашла» ее и просила приехать в Лондон.
Настоящий Мужчина долго смеялся при мысли о том, что его первенец и любимица будет выставлять себя на обозрение вульгарной публике. Об этом больше никогда не вспоминали.
26-летняя Нэнси сошла с картин Ренуара, отличаясь от его персонажей лишь телом. Ее внешние очертания были тонкими, а сладострастие скорее духовным, чем физическим. Она представляла собой «рентгеноскопический» вариант Руфы, будучи не столь сногсшибательно красивой, но несравнимо более сексуальной. Волосы Нэнси были откровенно рыжими. Ее крупные, твердые груди являлись предметом зависти тощих сестер. Сонные и насмешливые глаза, полные и роскошные губы. Она воплощала собой фруктовый сад среди долины лилий.
24-летняя Лидия имела большее сходство с матерью, чем с отцом. Ей были свойственны утонченная хрупкость, изысканность во всех деталях. Ростом она была ниже Руфы и Нэнси. Глаза отливали более легкой, светлой голубизной, а волнистые кудри были золотисто-каштанового цвета. В своем лучшем виде она походила на миниатюру Хильярда, исполненную самыми утонченными мазками. Даже сейчас, нечесаная и нестриженая, она напоминала ангела.
Селене, рождение которой стало неожиданностью для Настоящего Мужчины, было 17 лет. Она была очень высокой и долговязой, но сказать, как она выглядела, было довольно трудно. Ее волосы, того же цвета, как у Лидии, были небрежно заплетены в косу. Еще больше маскировали ее небольшие круглые очки и колечки в носу, на нижней губе и языке.
– Сейчас уже никто не выходит замуж по денежным соображениям, – печально сказала Селена.
– Люди всегда заключали браки по расчету, – возразила Руфа, – и будут делать это и впредь. Многие наши предки поступали так. Тогда никого не интересовала романтика.
Остальные собеседницы украдкой обменялись многозначительными взглядами. Они знали, что она думает о Джонатане – человеке, разбившем ее сердце.
– Брак без любви абсолютно бессмыслен. – Лидия, такая пассивная и отрешенная, говорила с необычной убежденностью. Она была единственной из всех, испытавшей брачные узы. – Это равносильно постоянной агонии. Я смогла покинуть Рэна, лишь когда разлюбила его.
На этот раз Руфа присоединилась к многозначительным взглядам. Сестры Лидии не верили, что она разлюбила бывшего мужа.
– Продолжать жить в браке имело бы смысл лишь в том случае, если бы у Рэна была куча денег, – сказала Селена.
Руфа подлила себе в чашку немного вина.
– В нашей семье всегда очень серьезно относились к любви. Каждый раз это приносит нам одни неприятности.
– Но Линнет – дитя любви, – заметила Лидия.
– Оставим Линнет. – Руфа скрестила свои длинные ноги и небрежно откинула волосы. – Может, лучше поговорить о браке по расчету? Сто лет тому назад это имело бы смысл.
Без особого энтузиазма сестры попытались сосредоточиться на реальном внешнем мире.
– Думаю, я смогла бы выйти замуж за человека, которого не люблю, – задумчиво проговорила Нэнси. – Если, конечно, он мне не совсем безразличен.
– Уверена, ты можешь попытаться, – сказала Руфа, – поскольку имеешь в виду любого, на кого можно опереться.
Нэнси улыбнулась с явным удовлетворением.
– Если бы я была такой разборчивой, как ты, то вообще не получала бы удовольствия.
– Разборчивость не принесла мне ничего хорошего, – вздохнула Руфа.
Она не часто упоминала об этом эпизоде своей жизни, когда единственный раз повздорила с Настоящим Мужчиной. Он безжалостно подтрунивал над ней по поводу ее романа с Джонатаном. Он развлекал семью таким чудесным подражанием Джонатану, что даже Руфа была вынуждена смеяться. Серьезное отношение Руфы к любви встревожило его. Единственный раз в жизни Настоящий Мужчина обнаружил, что делит свой трон с кем-то еще.
– Все это как в хорошем фильме на Чэннел Фор, – любил шутить он, наблюдая за склонившей золотисто-каштановую голову Руфой. – Склонный к сутенерству романист из Лондона арендует загородный домик, влюбляется в местную рыжеволосую красотку, а затем мчится домой к жене, чтобы описать все это.
Так, в общем-то, и было. В то время, три года назад, Руфа не знала, что отдать сердце Джонатану Уилби – это всего-навсего иллюзия. Она была готова преподнести ему в жертву и душу и тело, а он был не в состоянии совладать с ее энергией и с проделками ее аристократической семьи, выступавшей с угрозами в его адрес. Руфа так и не поняла до конца, почему Джонатан неожиданно испугался. Она подозревала Настоящего Мужчину, но не знала в чем; и это был единственный рубец на памяти о нем.
– Если хотите знать мое мнение, – сказала Нэнси, хватаясь за бутылку, – любовь – единственное, ради чего имеет смысл жить на земле. Но я не очень уверена относительно замужества. Взгляните хотя бы на Лидию.
– Да, верно, – вздохнула Лидия, – взгляните на меня.
Десять лет тому назад Лидия, совсем еще подросток, безумно втрескалась в Рандольфа Веррола, который занимался разведением коз на небольшом соседнем участке и полагал, что ношение кристаллика в кармане трусов увеличивает сексуальную потенцию. Мать Рэна жила в разрушенном шотландском замке, превращенном ею в коммуну. После смерти отца ему достался фермерский домик, ютившийся на нескольких захудалых акрах. Здесь Рэн разводил коз, устраивал на уик-энды факельные шествия и медитировал голым.
Редкостная смуглая красота Рэна ослепила Лидию и заставила закрыть глаза на абсурдность его поведения. Как и Настоящий Мужчина, он был итонцем чисто декоративного толка. Лидия сочеталась с ним браком на лужайке в индийском сари и с венком из лютиков на голове.
Как и предсказывал Настоящий Мужчина, смеясь, с первого же дня, брак увяз в трясине неудач и разочарований. Некомпетентность Рэна была потрясающей. После того как козы съели что-то и подохли, он прибегал к различным способам добывания денег, не очень утруждая себя настоящей работой. Все, к чему бы он ни прикасался, было обречено на провал.
С финансовыми кризисами Лидия свыклась. Но измену вынести не смогла. Подобно Настоящему Мужчине, Рэн был на редкость неверным мужем. В конце концов Лидия отчаялась и притащилась домой, в Мелизмейт. Семья восторженно приняла ее снова в свое лоно: чтобы отметить это событие, Настоящий Мужчина обменял фарфоровую ванну для ног на две бутылки шампанского. Это означало, что Линнет остается с ними, а они обожали дочь Лидии.
Поскольку Рэн был отцом благословенной Линнет и добродушным парнем, сестры любили его. Он был любящим отцом и добрым соседом, но не являлся образцом для брака. И, если уж на то пошло, для любви.
– Любовь, – объявила Руфа, – слишком переоценивают.
При таком неуважительном отношении к ее raison d'ktreНэнси взвизгнула:
– О да. Сильно переоценивают, причем миллионы людей. Но все мы заблуждаемся. Не слушайте нас.
– Тим Дент так велик, не правда ли?
– Тим – это легенда, – настаивала Нэнси. – Послушали бы его стихи.
– Я серьезно, – Руфа не отвлекалась от главной темы. – Искать богатого мужа, должно быть, лучше, чем трахаться в фургоне.
Нэнси тихонько застонала:
– Ну и что? Скоро я буду с благодарностью вспоминать фургон. Когда это место будет продано, у нас не будет времени бегать за богатыми. Мы будем заняты зарабатыванием себе на хлеб и поисками жилья.
– Я не буду, – мрачно вставила Селена. – Я должна жить в этом дерьмовом коттедже в Бэнгеме с мамой и Роджером. Она говорит, я должна сдать экзамены.
– Значит, должна, – сказала Руфа.
– Я не буду поступать в университет, хорошо?
– Заткнись. Будешь.
Лидия нахмурилась с выражением тревоги.
– Мама говорит, что всегда найдет место для Линнет, но не для меня. А я в любом случае не могу жить отдельно от нее. Так что, возможно, я кончу тем, что поселюсь в сарае Рэна, пропахшем хлоркой, и рядом с его ужасной подругой.
– Так что остаемся мы с тобой, Ру, – сказала Нэнси. – У меня все-таки есть амбиции, как вам кажется? У меня есть планы на будущее. Когда придет время, я стану работать в пабе сверхурочно.
Руфа рассмеялась:
– Ну и амбиции!
– И совсем перестану брать чаевые в виде алкогольных напитков.
К счастью, государство не усматривает разницы между распадом аристократического рода и обычной нищетой. Будучи матерью-одиночкой с оставшимся без гроша бывшим мужем, Лидия получала небольшое государственное пособие; она называла его «собачьи чеки», потому что они были очень малы. Селена же намеревалась получать пособие, как только окончит Сэнт-Хильдегард, что бы Руфа ни говорила.
Нэнси, не учившаяся ни в колледже, ни в университете, вносила свою лепту в доходы семьи, работая барменшей в деревенском пабе. Он назывался «Герб Хейсти», и когда Настоящий Мужчина услышал, что она устроилась туда на работу, то не знал, радоваться ему или плакать. Его собственный родовой герб украшал полуразвалившуюся табличку при входе в паб с фамильным девизом: «Evite La Pesne». Настоящий Мужчина говорил, что это означает: «Избегайте утомления», и не очень-то это подходяще для настоящей норманнки из рода Хейсти – подавать пивные кружки и следить за порядком. Он всегда беспокоился относительно чистоты семейной крови, тем более что сам женился на женщине не своего класса и произвел на свет генетические чудеса. Нэнси удалось убедить его, предоставляя ему бесплатное питье и напоминая, как сильно они нуждаются в деньгах. Настоящий Мужчина дал добро: он надеялся, что работа у стойки – это призвание его дочери.
Нэнси получала удовольствие от работы. У нее все хорошо получалось, и ее единственным желанием было убедить владельца паба поставить караоке. Тогда можно будет рассчитывать на подходящую компанию и выбивать побольше денег. Она всегда подчеркивала в разговоре с отцом: «Я в любом случае останусь там, и мне кое-что перепадет». Бессчетное число раз ей предоставлялась возможность влюбиться, что она зачастую и делала. Она говорила, что на ее сердце множество трещин, которые разрушают его, а оно вновь склеивается. Руфе, подозревавшей, что ее любимая сестричка – самая умная из всех них, хотелось, чтобы она занималась в жизни чем-нибудь более возвышенным. Когда она выражала сожаление на этот счет, Нэнси отвечала: «Что, например? Для простенькой сельской девчонки не так много вариантов. Иначе придется садиться на пособия».
Руфа никогда не получала пособий. Она – единственная из сестер – имела среднее образование (английский, латынь, история искусства) и поступила бы в университет, если бы Настоящий Мужчина не противился этому, как только мог. Со слезами на своих божественных глазах он умолял Руфу не покидать его. Ему было нужно, чтобы «его люди» всегда были рядом.
Однако, оставшись в Мелизмейте, Руфа не растеряла естественной способности зарабатывать деньги. Благодаря какой-то генетической причуде дочь, более других похожая на Настоящего Мужчину, кипела энергией и предприимчивостью. Заблудший кусочек ДНК вывел ее в нормальное состояние, подобно стрелке компаса, стремящейся к северу. Она – единственная из сестер – успешно сдала экзамены на водительские права и потратила припрятанные сбережения на покупку голубого «вольво». Настоящий Мужчина очень сердился, узнав, что, оказывается, в семье имелась такая крупная наличность.
В сезон созревания фруктов Руфа готовила тонны отличного варенья и ездила вдоль Котсуолдских холмов, продавая его в туристические лавки. В течение шести недель она готовила начинку из изюма и миндаля и взбитые сливки на коньяке в небольших горшочках, украшенных миниатюрными этикетками, которые сама рисовала (скрыть коньяк от родственников было труднее, чем расщепить атом). Она также готовила еду для званых обедов в округе и придумала причудливую вязку для одного лондонского дизайнера. Деньги, выручаемые за все это, были небольшими и доставались тяжким трудом, но всегда оказывались кстати.
– Должен признать, – сказал как-то Настоящий Мужчина, – что твои мелкобуржуазные ухищрения помогают нам избежать худшего.
Подтрунивания Настоящего Мужчины по поводу работы не прекращались. Хотя они и были очень остроумными, но свидетельствовали о его оппозиции и даже враждебности. Он находил это слишком смешным, когда потомок норманнов из рода Хейсти стряпает пищу для людей, родословная которых не восходила к Вильгельму II Рыжему.
Он смирился с работой Нэнси в баре, превратив все это в шутку, но с Руфой все обстояло по-другому. Он ставил ее на одну доску со своей покойной матерью, которая была самой красивой дебютанткой своего поколения. Он мог вытерпеть, когда какой-то местный болван, называя Нэнси «любимой», требовал водки и «Ред Булл», но не выносил, чтобы Руфой командовала местная публика. Настоящий Мужчина не причислял себя к снобам. Он считал снобами тех, кто был обуян навязчивой идеей содержать в чистоте свой дом и семью. В его понятии лишь те, кто помнит о водосточных канавах, заботятся о гигиене, а ему не нужно доказывать свое благородное происхождение внешними проявлениями. Настоящий Мужчина был одним из длинной вереницы красивых рыжеголовых предков, учившихся в Итоне, и унаследовал дом, проходивший по первому разряду. Понадобились годы, чтобы он наконец понял, что это не дает ему прав на особые привилегии.
Руфа, хотя и очень любила Настоящего Мужчину, не разделяла подобных иллюзий. Твердо и вопреки желаниям вписанная в реальный мир, она была для своей семьи «крошкой Доррит», вкалывающей ради финансирования фантазий, которых она не разделяла. Порой она завидовала Лидии и Селене за умение порхать по миру, не пытаясь осмотреться вокруг себя.
Другое дело – Нэнси, отказ которой принадлежать к высшему классу был порождением упрямой энергии. Именно к Нэнси она обращалась в данный момент.
– Хорошо, рассмотрим имеющиеся варианты. Ты продолжаешь работать барменшей и жить в фургоне Тима, зная, что мама, Роджер и Селена ютятся в грязном коттедже в центре сада. Лидия и Линнет вынуждены спать в сарае Рэна, рядом с этой проституткой из книжной лавки, которая постоянно изводит его на людях. – Руфа сделала паузу, чтобы подавить возраставшее в ее голосе негодование. – Или же ты делаешь безумное усилие, чтобы заключить брак по расчету, понимая, что это будет сопряжено с тяжким трудом и необходимостью частенько вести себя как подобает леди.
– Что, что? – пробормотала Нэнси. – Боже, она это серьезно?
– Очень серьезно. – Руфа с удивлением услышала себя, произносящей эти слова. – Думаю, это можно осуществить. Должен же найтись богатый человек, готовый полюбить за внешний вид и хорошие манеры. А того и другого у нас в избытке.
В этот момент вдруг заявила о себе Селена, казалось, погруженная в чтение.
– Ведь всегда можно будет развестись, как только окажутся в кармане денежки.
Нэнси не могла скрыть своей заинтересованности.
– Так найди же мне богача, и я с удовольствием рассмотрю ситуацию.
– Я не смогла бы опуститься до человека с брюшком, – объявила Селена.
– Извините меня, мадам, – сказала Нэнси с наигранной суровостью. – Опуститься можно только спускаясь с лестницы.
Она протянула руку, звеня браслетами, и наклонила к себе часы Руфы.
– Чур, я первая в ванну! Я иду обедать к Дентам.
– Теперь они впускают тебя в дом, да? – спросила Руфа.
Нэнси встала на потертый каминный коврик и с наслаждением потянулась. Ее тесная черная кофта сдавила грудь и поднялась, обнажив пупок. Часто создавалось впечатление, что одежда Нэнси вот-вот спадет.
– Это будет невероятно скучно, но у меня важное дело. Благодаря моим неустанным усилиям под деревом Дентов меня ждет потрясающий подарок.
– Везет же этой корове, – пробормотала Селена. – Что за подарок?
– Мамаша Дент спросила, чего бы мне хотелось. Я сказала, что есть кое-что, и точно указала, где это можно достать. – Она улыбалась, глядя на сестер и наслаждаясь их напряженным ожиданием. – Речь идет о волшебном одеянии в радужном тюле…
– О, Нэнси! – прокричала в экстазе Лидия.
– …с пышной юбкой, крыльями, мерцающей волшебной палочкой и диадемой.
– Милая моя! – Лидия была готова вот-вот расплакаться. – Она будет на седьмом небе от счастья.
Руфа сияла.
– Это будет день Линнет. Ты душка, Нэнси.
– Лишь бы размер был двенадцатым, – сказала Нэнси. – Затем я помашу своей волшебной палочкой и заинтригую Дентов. Ради всего святого, не допивайте без меня бутылку: дом врача так же сух, как песок в пустыне. – Она окинула Руфу оценивающим взглядом. – Могу я взять машину?
– Не можешь, – резко возразила Руфа, – пока не получишь водительских прав. Да к тому же у Роджера есть машина.
– Ну что же, стоит попытаться.
На полпути, у края ширмы, Нэнси повернулась и договорила:
– И относительно твоей идеи у меня такая же позиция, дорогая. Меня не оставляет чувство, что я чертовски преуспею в этой Брачной игре.
