Текст книги "Брачные игры"
Автор книги: Кейт Сандерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Глава третья
Направляя свой «БМВ» по замерзшей трассе, Гектор Берроун не представлял себе, что скоро попадет в совершенно иное измерение. Он полагал, что цель его поездки – добротный фермерский домик из золотистого камня с камином. Этот дом он и его невеста Полли арендовали на праздник за высокую цену.
«Добрый король, пом-пом-пом», – напевал он.
У Берри был дар чувствовать себя счастливым. Мысли о предстоящих наслаждениях отгоняли от него треволнения, связанные с работой. Его родители, с которыми он обычно проводил праздник, гостили у друзей-дипломатов на Бермудах. Его офис в Сити остался теперь позади на целых две недели. Не нужно подниматься без четверти шесть. Не нужно выкладываться настолько, что не остается сил даже на мысли о сексе. И вообще он любил предвкушение Сочельника. Камин и кларет, и весь мир, затаивший в полночь дыхание: он не сомневался, что это будет чудесно.
Полли начала кружить по проселочным дорогам уже в сентябре и последние полтора месяца занималась тем, что заказывала ветчину, гладила простыни и примеряла новые вельветовые одежды. Полли, которую Берри нежно любил с последнего учебного года в Оксфорде, была зациклена на всем «правильном» – ухоженные гостиные и белоснежные салфетки, раздача гостям по кругу портвейна и – не дай Бог! – никаких желтых цветов в саду. Ее несколько волновало, как мир будет воспринимать ее общественную жизнь. Ее одержимость эдуардианскими атрибутами утонченного аристократизма была слишком серьезной, чтобы счесть ее простым снобизмом. Она настраивала себя на милосердие, чтобы забыть о том прискорбном факте, что ее родители – австралийцы. Можно было, разумеется, говорить об австралийцах голубых кровей и колониальной аристократии, но для Полли это было почти так же прискорбно, как быть тайным валлийцем.
Берри по опыту прошлых лет знал, что Рождество будет похожим на разворот в журнале «Харперс» – своего рода Рождество, которое никто, за исключением скрытого австралийца, не испытает в реальной жизни. Венок на двери, плющ вокруг портретов и тому подобное. Будет дым от поленьев, ароматическая смесь из сухих лепестков, лаванда и воск – Полли запланировала даже запахи.
Кое-кто, например его сестра Аннабел, обвиняла Берри в том, что он боится Полли. Какая глупость… Просто он благоговел перед своей удачей за то, что получил женщину явно симпатичную и очаровательную.
«Сир, ночь становится темнее», – напевал Берри.
И действительно, становилось все темнее. Берри максимально замедлил ход «БМВ», а затем совсем остановился. Единственный свет на мили вокруг исходил от «вольво», заблокировавшего узкую дорогу. Обе передние двери машины были открыты. Берри подождал немного, прислушиваясь к окружавшему его необъятному безмолвию. Никто не появлялся. Покинутое «вольво» продолжало сиять, подобно Mary Celeste («Небесной Мэри»).
Он заглушил мотор, вынул ключ и вышел из машины. От холода у него перехватило дыхание. Дрожа в своем морском костюме и тонких городских туфлях, Берри продвигался к груде острых голых сучьев примерно в пяти метрах от дороги. Позади этой колючей завесы свет от «вольво» был тусклым, окаймленным тенями. Сквозь дымку собственного дыхания Берри различил две фигуры на краю чего-то похожего на небольшой пруд.
На замерзшем торфянике лежал без всяких признаков жизни фазан. Один человек стоял над ним на коленях. С ужасом в голосе он говорил:
– Всегда буду винить себя за то, что заставил тебя ехать коротким путем, и в результате уничтожил живое существо. Все, к чему я ни прикасаюсь, превращается в пепел.
Другой голос произнес:
– Я совсем окоченел. Закопай его или сделай ему искусственное дыхание и поехали домой.
Стоявший на коленях человек зарыдал. Он повернул голову к Берри. В его красивых темных глазах блестели бусинки слез.
Они смотрели друг на друга. Встреча была неожиданной, непостижимой.
– Рэн? – рискнул Берри. – Рэн Веррол, не так ли? Мы вместе учились в школе.
Рэн вскочил, проведя рукавом по лицу.
– Что за чертовщина! Не могу поверить – Гектор Берроун.
– Привет, привет, – сказал Берри. – А я думал, чья же это машина…
– Мой главный человек из «Микадо», – сказал Рэн, неожиданно усмехаясь. Он жестом указал на находившуюся частично в тени фигуру другого человека. – Это Роджер.
Берри с Роджером обменялись неопределенными улыбками, не зная, пожимать друг другу руки или нет.
– Просто невероятно! – счастливым голосом сказал Рэн. – Мы с Берри вместе учились в школе, Родж. Я был Юм-Юм, а он Нанки-Пу. Я должен был целовать его в губы, а это нелегко забывается.
Берри уже заставил себя забыть это. Теперь он вспомнил и был рад тому, что слишком замерз, чтобы краснеть. Тогда мысли о том, что ему завидует полшколы, чуть не доконали его.
– У него был прелестный голос, – продолжал Рэн, видимо, не обращая внимания на трескучий мороз. – Меня же выбрали лишь потому, что в кимоно я выглядел очень мило. Ну да ладно. Как поживаешь, старый бродячий менестрель?
– Очень хорошо, – сказал Берри. – Не мог бы ты сдвинуть свой автомобиль? Он загораживает дорогу.
– Прошло уже не менее десяти лет, – продолжал Рэн.
– Да, – Берри чувствовал, что теряет нить беседы. – Если бы ты дал мне возможность проехать…
– Пропусти человека, – сказал Роджер. – Хочу домой. Роза будет беспокоиться.
– У меня есть дочь, – объявил Рэн. – Ее зовут Линнет. Ей пять лет. А ты обзавелся потомством?
– Пока что нет. Я женюсь следующим летом.
«Какой абсурд, – подумал Берри, – вести здесь задушевные беседы».
– Наделай побольше детей, – сказал Рэн. – Они – единственное, что имеет смысл в этой жизни. – Он посмотрел на лежащего на мерзлой земле фазана. – Моей Линнет очень понравилась бы эта птица. Ее влечет все живое. Я приготовил ей морскую свинку.
– Роза сойдет с ума, – предсказал Роджер. – Не удивляйся, если она зажарит птицу.
Рэн печально созерцал мертвого фазана. Несмотря на холод, он был готов произнести надгробную речь.
– Мы сбили его. Я велел Роджеру остановиться, но сделать ничего не мог. Было слишком поздно. – Его сотрясали рыдания.
Рэн отличался этим еще в школе. Берри вспомнил, как его в слезах выводили с экзаменов и с церковной службы. Он безучастно наблюдал за происходящим, стремясь снова упомянуть об автомобиле. Полли будет ждать, а ее обеды были такими, что быстро портились.
– Его бросила подруга, – разъяснил Роджер.
– Понимаю.
– Пошли, Святой Франциск. Назад, в Ассиз.
– Я должен последовать за его душой, – сказал Рэн. – Она еще парит.
Нежданно-негаданно фазан ожил. Сильно взмахнув крыльями, он поднялся с земли и, потеряв ориентацию, влетел в лицо Берри. Кожаные подметки его дорогих, ручной работы, туфель заскользили по комьям замерзшей земли. Следующие несколько секунд проходили как при замедленной съемке. У Берри было мгновение, чтобы понять происходящее и ужаснуться, прежде чем он начал съезжать вниз. Мгновенно, но в мельчайших подробностях, он осознал, что навстречу ему несется темный пруд, готовый поглотить его. Он рухнул на тонкую корку льда, оказавшись в ледяной воде глубиной в два фута. Острые льдины врезались в одежду. Морозный поток заглушил мучительный крик. Холод охватил живот и нижнюю часть тела, превратив Берри в объект картины «Отступление французов из Москвы».
К ужасу происходящего добавилось сильное смущение. Берри пытался подняться на ноги, волоча за собой пряди водорослей, приставшие к его ногам. Он сумел ухватиться за протянутую руку Роджера и выбраться на берег. Его очки были в грязи. Судорожно глотая воздух, он снял их и машинально полез в мокрый карман за платком.
– Возьми, – Роджер передал ему свой платок.
– Спа… асибо…
– Жив?
– Думаю, да…
– Я не убил его, – восторженно проговорил Рэн. – Он указал на фазана, скрывшегося в зарослях. – На мне нет крови.
В этот момент Берри понял, что у него в руках больше нет ключей от автомобиля.
– Я уронил ключи! – простонал он. – Боже праведный!
Мало сказать, что он боялся Полли: она убьет его за это. И – о Боже! – номер телефона ее сельского дома был заперт в багажнике! Пока он не откроет его, он не сможет позвонить Полли и сообщить ей, что жив.
Он стоял на берегу пруда и стонал, объятый ужасом. Роджер засучил рукава, лег на землю и начал шарить рукой в замерзающей воде. Рэн сбросил свою кожаную куртку, накинул ее на плечи Берри и лег рядом с Роджером. Они вдвоем плескались руками в воде и чертыхались. Роджер порезал палец о разбитую пивную бутылку. Берри боролся с мертвящим чувством ползучей ирреальности. Как он мог попасть в такую ужасную ситуацию?
По дороге двигался другой автомобиль. Они услышали, как он затормозил прямо позади «вольво». Послышался раздражающий звук сигналов.
– Здорово, – пробормотал Роджер.
Дверь автомобиля хлопнула. Под серебристый блеск света фар ступил высокий человек. Он увидел Рэна и рявкнул:
– Так я и знал! Что происходит?
Он был очень красив и выглядел рассерженным бородатым ветхозаветным персонажем. Он молча выслушал невнятные объяснения. Рэн представил его как Эдварда Рекалвера.
Взяв руку Берри, Эдвард нахмурился:
– Вы погибли, – сказал он. – Где ваш дом?
– Не знаю… миль двадцать…
– Лучше отвезти вас в Мелизмейт.
– Но я не… не могу оставить…
– Об автомобиле не беспокойтесь. Я вернусь с сетью и прочешу пруд. Он неглубокий.
Сквозь пляску святого Витта, вызванную холодом, Берри почувствовал, что Рекалвер вносит в весь этот кошмар разумную струю. Дверь «БМВ» была не заперта. Рекалвер сел в машину, снял ее с ручного тормоза и велел Рэну и Роджеру столкнуть ее с дороги.
– Боюсь, мы не сможем посадить его в «вольво». Сзади лежат бревна.
– А что, у вас нет дров? Сказали бы мне. Я возьму Берроуна с собой. – Он уже знал фамилию Берри.
Берри полностью лишился способности двигаться. Рекалвер почти втащил его на сиденье своего «лэндровера». В машине была приятная теплота, от которой у Берри заболели руки. Уши гудели так, как будто были прибиты по обе стороны головы гвоздями. Рекалвер дал отмашку «вольво», в котором находились Роджер с Рэном. Он сел в «лэндровер», и они помчались вниз по дороге.
Берри взглянул на его безукоризненно правильный профиль. Рекалвер выглядел моложе, чем ему показалось вначале.
– Спасибо вам за все.
– Не за что, – проговорил Рекалвер.
– Ку… куда, вы сказали, везете меня?
– В Мелизмейт. В старое поместье, где живет Роджер. Всего в нескольких милях отсюда.
Держа кисти рук под мышками, Берри начал постепенно приходить в себя. Полли не будет особо злиться, если он в конце концов позвонит ей из поместья. Он может позаимствовать одежду, а деловой мистер Рекалвер воссоединит его с оставленным «БМВ». Затем он сможет освободиться от чокнутого Рэна Веррола и не увидит его еще десять лет.
– Одному Богу известно, что они подумают обо мне, – сказал он. – Не могу поверить, что я влип в такую дурацкую историю.
– Да, – кивнул Рекалвер, – с Рэном такое случается часто.
– Я знаю. Помню еще со школы.
– Так вот откуда вы знакомы. Но не беспокойтесь. Могу сказать, что в целом с вами все в порядке. Вы и не предполагали, что влипните в историю…
– Бог свидетель, нет, – сказал Берри, тоскливо размышляя о Полли и ее теплом домике.
– Рэн был женат на одной из девушек Мелизмейта, – сказал Рекалвер. – Я должен предупредить вас о ситуации в этом доме. Там полнейший кавардак. Они собираются продавать его. Они полностью на мели. – Он нахмурился, глядя на дорогу. – Это будет их первое Рождество без отца. Он умер в июне этого года.
– Надо же, – заметил Берри. – Какой ужас!
– Ужас и есть. Как бы то ни было, свыкнуться с этим невозможно. Он закатывал на Рождество такое… Им его ужасно не хватает. – Он бросил в сторону Берри неопределенный взгляд. – Да и со мной происходит то же самое. Я вырос с ним и знал его девочек с рождения. Он хотел, чтобы я позаботился о них.
– Вы любите их, – заметил Берри.
– Да, – сказал Рекалвер. – Понемногу оттаиваете?
– Понемногу да.
– Мы напоим вас чаем и дадим стаканчик бренди.
Берри понемногу стал успокаиваться. Рекалвер, видимо, понял, что от разговоров о смерти ему становится холоднее. Он сосредоточился на предполагаемом чае и спиртном. Его зубы перестали стучать, а веки смежила усталость.
Он понял, что задремал, лишь когда проснулся. Машина остановилась, Рекалвер тихонько тряс его за плечо.
– Вылезайте. Приехали.
Впечатления замаячили перед Берри, подобно разрозненным фрагментам безумного сна. Огромная входная дверь с вырезанными на камне словами и потрепанным гербом над ней.
– Будьте с ними полюбезнее, – посоветовал Рекалвер. – Они – не от мира сего. Но у них есть оправдание. Они готовы на все, лишь бы избежать правды о своем отце. – Он помог Берри выбраться из машины. – Дело в том, что он пустил себе пулю в лоб, размозжив голову в гостиной на нижнем этаже. Имейте это в виду, если они начнут нести всякую ерунду.
Глава четвертая
Руфа провела дрожащего незнакомца в единственную работающую ванную: сырой туннель на втором этаже с гулким эхом. Когда Берри вошел, он сделал над собой явное усилие, чтобы скрыть свой ужас. Руфе стало стыдно. Ванная представляла собой жалкое зрелище. По какой-то причине, о которой она сейчас не могла вспомнить, она была загромождена старыми велосипедами. Огромный чугунный резервуар был покрыт пятнами и трещинами, во многих местах эмаль быта стерта. Газовая колонка, примостившаяся на стене, подобно вредоносному насекомому, выдавала тонкую струйку тепловатой воды.
Для Руфы было очевидно, что Берри не привык считать горячую воду роскошью. Он ничего не сказал, но вел себя так, словно попал в трущобы и слишком поддался состраданию, чтобы мечтать о критике. Избегая удивленного взгляда его невинных карих глаз, Руфа подала ему полотенце, жесткое и облезшее, но чистое. И она, и Берри нарочито проигнорировали обветшалую кипу сухого белья, которое откопал Роджер.
Спускаясь вниз, Руфа представила себе ванную Берри – с тропическим теплом, изящными зеркалами, с кипой махровых полотенец и изысканными цветами. Возможно, там были и прозрачные кувшины с разноцветным мылом, которое рекламируют на страницах журналов. Она мечтала о такой ванной, хотя знала, что Настоящий Мужчина высмеял бы ее. Но что же в этом плохого?
Эдвард встретил ее в самом низу лестницы. Он был по-прежнему одет для улицы и держал в руках порванную рыболовную сеть.
– Смотри, что я нашел. Как раз то, что нужно.
– Ты что, снова пойдешь туда?
Он рассмеялся.
– Мы с Роджером с помощью сети поищем ключи от машины этого бедняги. И, подобно капитану Отсу, будем отсутствовать некоторое время.
– Ты очень добр, – Руфа знала, что Эдварду не часто говорят такое. Его доброта, к стыду, воспринималась как само собой разумеющееся.
– Ничего особенного, – как ни в чем не бывало сказал Эдвард. – Он такой приятный парень.
– Не загнись от переохлаждения.
– Подожди-ка минутку… – Он взял ее за руку, чтобы она не ушла в кухню. – Мне никак не выпадал случай поговорить с тобой наедине. С тобой… все в порядке?
– Со мной? Конечно. Все о'кей.
– Ты выглядишь изможденной. Куда я ни прихожу, я везде вижу твои горшочки с начинкой из изюма и миндаля.
– Надеюсь, ты приобрел несколько штук.
Он был серьезен и не позволил ей смягчить тон.
– Ты трудишься, как рабыня. Так нельзя, Руфа. Ты не должна растрачивать жизнь.
Руфа вздохнула. Она обожала поэзию, но проза Эдварда могла быть весьма утешительной, подобно сухому хлебу после тонн шоколадного мусса.
– Самое трудное – не работа, – сказала она. – Я не боюсь мозолей. Самое трудное – это убедить сестер оплатить счет за электричество, а не покупать джин.
Он мрачно усмехнулся.
– Ленивые прохвосты.
– Они не настолько плохи. Нэнси постоянно работает сверхурочно. Вчера вечером она надела одну из своих обтягивающих блуз и пришла домой с кучей чаевых.
– Нэнси – профессиональная барменша, – сказал Эдвард. – Это ее призвание. Но ты – умная девушка, и я хочу, чтобы ты чего-то добилась в жизни. Я всегда говорил твоему отцу, что он действовал как отпетый эгоист, отговорив тебя от поступления в университет. Но тем не менее ты еще довольно молода, чтобы сделать это.
– Ты думаешь, я должна была проигнорировать его мнение? – мягко спросила Руфа.
– Мы испортили его. Я имею в виду всех нас, – вздохнул Эдвард. – Бог свидетель: я тоже не мог ему ни в чем отказать.
– Если уж говорить об университете, мне хотелось бы, чтобы ты поработал над Селеной.
Эдвард понял, что она хочет сменить тему.
– Да?..
– Ты можешь мне не верить, но она на редкость способная. Девушка, читающая ради удовольствия Мильтона и Спенсера, должна изучать в университете английскую литературу.
– Я говорю о тебе, – напомнил ей Эдвард. Он сделал шаг назад, чтобы взглянуть ей в лицо. – Я буду никудышным крестным, если позволю тебе погубить себя.
Руфа знала наверняка, что Эдвард будет стоять насмерть против Брачной игры. Сама идея приведет его в бешенство – она могла бы с таким же успехом сказать ему, что собирается заняться другой игрой. Она хотела заставить его больше не поднимать вопрос о будущем.
– Я не думаю, чтобы Настоящий Мужчина очень серьезно относился к роли крестного отца, – сказала она, улыбаясь. Когда отец избрал Эдварда на эту почетную должность, ему, Эдварду, было 17 лет, но с самого начала он (в отличие от всех остальных крестных, избранных наобум) крайне серьезно исполнял этот долг.
Эдвард одарил ее одной из своих редких улыбок – мрачной и нежной.
– Я не отношусь к этому как к работе. Я считаю, что должен заботиться о тебе независимо от того, являешься ты моей крестницей или нет.
Руфа была тронута. Она всегда забывала, что Эдвард такой красивый мужчина. Теперь она вновь вспомнила об этом, разглядев при слабом свете его лицо, и вдруг почувствовала себя неловко: красота вовсе не входила в обязанности Эдварда.
– Тебе не стоит это делать.
– Это грязная работа, но кто-то должен ее выполнять.
– Дела улучшатся. Это должно произойти.
– Потеря Мелизмейта, возможно, самый лучший выход для вас.
Руфа резко выдохнула:
– Какая ересь!
– Нет, выслушай меня. Я не имею в виду смерть Настоящего Мужчины, отнюдь нет. Но его смерть может иметь положительное воздействие, сделав тебя свободной. Я проявлял большую заботу о твоем отце и теперь забочусь о его семье. Но больше всего о тебе. Ты стоишь их всех, вместе взятых. «Заботиться», Руфа, согласно моим принципам, означает «любить». Следовательно, я не должен пассивно наблюдать за тем, как ты попадаешь в западню, – ведь наследование груды старых кирпичей отрезает тебя от реальной жизни. Именно это погубило твоего отца. – Он подавил ее попытки протестовать. – Я хочу, чтобы, как только дом будет продан, ты вступила в реальный мир. Мне все равно, чем ты будешь заниматься, лишь бы это было более продуктивным, чем прислуживать своим родственникам.
Для Эдварда это была очень длинная и откровенная речь, и он еще не закончил. Он достал что-то из кармана своей куртки.
– Я хочу передать тебе эту вещь. Она принадлежала моей матери.
Он вложил в руку Руфы маленькую коробочку из потертой кожи. Удивленная тем, что получает в подарок от Эдварда нечто иное, чем символический знак от фирмы «Бутс», она открыла ее. Внутри на выцветшем бархатном основании лежала толстая викторианская брошь из золота с крупными, тусклыми драгоценными камнями.
– Бриллианты и сапфиры, – пояснил Эдвард.
– Красивая вещь… но я не могу… – проговорила Руфа.
– Она хотела, чтобы это принадлежало тебе. Ты всегда была ее любимицей, – он слегка запнулся. – И она была бы не против, чтобы ты продала ее. Мне говорили, что она потянет на приличную сумму.
– О Эдвард… – Мысли Руфы вновь нацелились на Брачную игру. Брошь может оказаться достаточно ценной, чтобы оплатить штурм Лондона, избавив от необходимости продавать автомобиль. Эдвард не будет знать, как она распорядилась его даром, пока не получит гравированное приглашение на свадьбу.
Она преодолела чувство вины, сказав себе, что его мать поддержала бы ее. Ей нравилась старая миссис Рекалвер – проворная, любившая верховую езду леди, умершая пять лет назад. Мать Эдварда сочла бы брак по расчету необходимым долгом для девушки из знатного, но обедневшего рода. Она не разделяла пуританских взглядов своего сына на классы и наследие.
Она улыбнулась ему:
– Спасибо.
Эдвард поцеловал ее в лоб.
– Веселого Рождества. – Он ущипнул ее за нос, как делал это всегда, когда она была ребенком. – И ни в коем случае не говори остальным.
* * *
Перед тем как уйти вылавливать из пруда ключи Берри, Эдвард сделал семье свой официальный рождественский подарок – большой ящик с набором бутылок. Роза была в восторге и крепко обняла его. Но после его ухода она все же заметила, что это, очевидно, награда от Господа за самопожертвование.
«Он послал им испытание, и они выдержали его: да, они не покупали джин и вели себя достойно в его глазах». Она отлила большую порцию «гордона» в ближайший стакан.
Лидия и Селена спустились на кухню, привлеченные раздававшимися оттуда голосами и запахом лука. Лидия вся сияла, потому что Линнет спала и последняя любовница Рэна бросила его. Она достала еще стаканы, а Селена тем временем отложила в сторону свою книгу и уже успела откупорить бутылочку бордо.
Дверь отворилась. Испуганно озираясь, в кухню вошел Берри. Высокого роста, с голым животом, он произвел сногсшибательное впечатление. Заимствованные им коричневые вельветовые штаны не застегивались на поясе, а распахнутую ширинку едва прикрывала широкая розовая кофта. Его каштановые волосы высохли и напоминали каминную щетку.
Все присутствующие завыли в приступе смеха. Как потом сказала Руфа, это закончилось бы плачевно, если бы Берри не обладал чувством юмора. После минутного изумления он ухмыльнулся и подернул штанины, усилив тем самым комический эффект.
Вдруг, как по мановению волшебной палочки, появилась настоящая рождественская атмосфера. В кухне сидели смеющиеся люди, впервые после смерти Настоящего Мужчины. Берри перестал пугаться этой необычной семьи. Теперь он помнил только, что они потеряли отца – при ужасных обстоятельствах – и вот-вот лишатся собственного дома. Девушки были на редкость замечательные, но в стремлении Берри утешить их не было никакой задней мысли. Он даже решил, что ему начал нравиться Рэн.
Суп, который Руфа обильно наперчила и заправила луком, наполнил кухню аппетитным запахом. Берри помог расставить на столе миски и порезал хлеб. Его настроение заметно улучшилось, когда он обнаружил, что никто из членов семьи не любит сухой херес. Воодушевленный, он вылил в суп полбутылки «Тио пип», принесенной Рекалвером.
Разгоряченные алкоголем, потреблявшимся в необыкновенном темпе, собравшиеся начали петь рождественские гимны. В какой-то момент, после того как они расправились с супом и двумя батонами хлеба, под дверью со стороны лестницы просунулся листок бумаги.
– О Боже, это Линнет! – выдохнула Роза. – Мы разбудили ее, и она бросает листовки.
В записке было написано: «Что там за ужасный шум?»
Прислонившаяся к своему бывшему мужу Лидия, изрядно пьяная и сонная, вздохнула.
– Мама, нельзя ли ей?..
– Сходи за ней, – Роза находилась под влиянием привнесенной джином терпимости. – Приведи сюда маленькую беднягу. Как-никак сегодня Сочельник.
Рэн вскочил, открыл дверь и вернулся к столу с дочерью на руках. Поверх пижамы «Барби» на ней была голубая байковая кофточка, под обеими руками она держала по медвежонку Рессани. Она примостилась на колене у Рэна с видом маленькой царственной инфанты.
– Кто этот дядя в бабушкиной кофте?
Берри очень подружился с Линнет, потому что не совершил фатальной ошибки и не изменил манеры поведения, разговаривая с ней. Он рассказал ей о том, как потерял ключи от машины, будто она была его коллегой в банке, и она слушала завороженная.
Руфа, судившая о людях по реакции на них Линнет, решила наградить Берри чашечкой чая. Она обсуждала с присутствующими целесообразность открытия бренди, которое хотела приберечь для завтрашнего пудинга, когда от Дентов вернулась Нэнси.
Нэнси сразу направилась к плите, снимая по дороге пальто.
– Ну и холодина! Посмотрите на мои соски – стоят, как пара бутылочных пробок.
Она выпятила грудь, и все посмотрели на ее соски.
– Ты рано вернулась, – сказала Руфа.
– Да, слава Богу. Денты уезжают на какое-то шикарное ночное шоу за многие мили отсюда. Я удрала, пока они не заставили меня поехать с ними.
Вдруг она заметила Берри. Ее губы скривились в сочную улыбку.
– Здравствуйте. Я Нэнси. Вы, должно быть, мой рождественский подарок: о, девочки, что это вы?
– Замолчи, не дразни его, – сказала, смеясь, Руфа. – Его зовут Берри. Он учился вместе с Рэном в школе.
– И он очень хороший, – закричала Линнет. – Он сказал мне на ушко, что, когда был в пруду, сделал пи-пи.
Это откровение было встречено взрывом смеха. Круглое лицо Берри сделалось пунцовым.
Медленно и удивленно Нэнси произнесла:
– Почему ты не можешь доставить подарки в Мелизмейт, Дедушка Мороз?
И низким, сочным голосом ответила:
– Прости, олень, здесь живет маленькая шаловливая девочка, которая никак не хочет ложиться спать.
Линнет скомандовала:
– Заставь Братьев Рессани признать, что это их вина.
Низкий голос проговорил:
– Как смеешь ты клеветать на этих невинных медвежат? А ну-ка, марш в постель!
Рэн поднялся, сдавив одной рукой плечо Лидии.
– Я отнесу ее наверх, дорогая.
– Но я не собираюсь уходить, – вспылила Линнет. – Почему вы хотите уложить меня спать? В чем дело? Ведь я совсем не устала.
– Пойдемте, мадам. Вы совершили хороший выход в люди. – Рэн поднял дочь на руки. – Пошли всем воздушный поцелуй и скажи: «Веселого Рождества».
– Веселого Рождества, – Линнет поцеловала свою звездную руку, а затем добавила:
– Подождите… Мне очень хотелось бы по правде поцеловать дядю, который писал в пруду.
Рэн кивнул и поднес ее к Берри. Все старались, как могли, удержаться от оскорбительного смеха, но сама Линнет была воплощением достоинства. Что же касается Рэна, то его было не узнать: словно по мановению волшебной палочки, неверный любовник превратился в заботливого мужа и отца. После того как он вынес ребенка из комнаты, Роза и Руфа обменялись скептическими взглядами.
Нэнси проговорила:
– Мамаша Дент видела, как женщина из книжной лавки плакала в баре. Можно ли из этого заключить, что она ушла от него?
– Да, но он опечален, – вздохнула Роза.
– Какой стыд! Я всегда наслаждаюсь этим.
– Ничего, – заметила Селена. – Тут же найдет другую.
– Вот стервы… – жалостливо проговорила Лидия.
– Он старается казаться веселым, и все ради Линнет. Так что не падайте так низко.
Нэнси удостоила Берри еще одной дружеской улыбкой.
– Интересно, кто будет следующей? Поле, кажется, сужается.
– Та старая хиппи из Бангама, которая продает кристаллы, – спрогнозировала Селена. – Могу поклясться: Рэн ей очень нравится.
– Ну и сволочи же вы!
Роза так смеялась, что сползла со стула. Она взяла себя в руки с пьяным вздохом.
– Не валяйте дурака, вы знаете, что все мы обожаем этого деревенского идиота.
Без четверти одиннадцать с триумфом вернулись Эдвард и Роджер.
– Я вел новый «БМВ», теперь могу спокойно умереть, – сказал Эдвард с ключами в руках. – И заправил твою машину, Руфа. Нельзя доводить количество бензина до такого низкого уровня.
Незаметно для него Роза состроила рожу.
– Спасибо, – тихо проговорила Руфа. Она тронула Берри за руку. – Послушай, ты свободен.
Берри оторвал взгляд от Нэнси с таким усилием, которое почти что можно было услышать.
– О чем ты?
– Твои ключи, – Эдвард насильно сунул их ему в руку. – Можешь ехать.
– Не уезжай! – воскликнула Селена.
– Я и не собираюсь уезжать, – сказал Берри. – Мне нужно лишь кое-что принести из багажника.
* * *
Мороз проветрил ему голову, но не вернул разум. Он лишился его в тот самый момент, когда увидел Нэнси. Он был возбужден, испуган, рожден заново. О эта рыжеволосая богиня с грудями, которые ему захотелось лизать!.. Он представить не мог, что половое влечение может быть столь сильным и столь необычным. Естественно, Берри мечтал о женщинах и раньше. Но это влечение выходило за пределы мечтаний. В ту же минуту, когда Берри увидел Нэнси, он точно знал, что он будет обладать ею.
Боже праведный, но что она подумает о нем?! Одного взгляда на ее соски было достаточно, чтобы потерять дар речи.
Берри открыл багажник своей машины. Поверх плетеной корзины лежала записная книжка с телефоном загородного дома, где его ждала Полли. Он импульсивно откинул ее в сторону. Корзина была заполнена роскошными стеклянными и жестяными банками с пестрыми этикетками и огромной индюшкой. Ее прислал сегодня утром один из клиентов, и Полли не узнает о ней, – во всяком случае, индюшка не для нее. Поднатужившись, он поставил корзину на мостовую. Это был дар небес, решил он, который следует преподнести оставшемуся без еды и без хозяина семейству Хейсти.
