Текст книги "Проклятые судьбы (ЛП)"

Автор книги: Каролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)

– Нам нужно поговорить о Рокси, – медленно произнес я.

– Ты имеешь в виду Тори, – сказал Калеб с ухмылкой. – Ты же знаешь, что она ненавидит, когда ты называешь ее Рокси, верно?

– Нет. Она не ненавидит это, оно проникает ей под кожу, и это именно то место, где мне нравится быть. Кроме того, ты ошибаешься, ее зовут Роксания Вега, и она была рождена, чтобы стать принцессой Солярии. Называть ее Тори – это костыль, который позволяет тебе забыть об этом.

Калеб хмыкнул от смеха.

– Мне трудно забыть об этом.

– Ты уходишь от темы, – пробормотал я.

– Я знаю. – Он выдержал мой взгляд, и я фыркнул, ненавидя раздражение, которое испытывал по отношению к нему. Он был моим братом, и самое меньшее, что я мог сделать, это честно поговорить с ним.

– Итак, одна из причин, по которой ты был третьим, потому что тоже хочешь ее? – спросил я.

Кэл нахмурился, покачивая головой, и остановился посмотреть на небо, тяжело вздохнув.

– Я… нет. На самом деле я не хочу ее для себя. Не сейчас, – медленно произнес он. – Было время, когда я мечтал об этом наяву. Я и она были чем-то… другим. Я не знаю. Она держит меня в напряжении, она заставляет меня смеяться, а секс был чертовски… – Я зарычал на него, и он ухмыльнулся, пожимая плечами. – Ты был там, чувак, ты точно знаешь, на что похож секс с ней.

– Этот разговор, вероятно, закончится твоей смертью, – пробормотал я, пытаясь обуздать свой гнев и ревность и просто смириться с тем фактом, что должен был пойти за ней, когда впервые увидел ее, вместо того, чтобы ждать и позволить этой ситуации развиться.

Кэл фыркнул от смеха, как будто я шучу, хотя было совершенно ясно, что это не так, и снова провел рукой по своим кудрям. Это была одна из тех вещей, которые он делал не задумываясь, но я видел, как девушки смотрят на него, когда он так делает, и в данном конкретном случае это раздражало меня до чертиков.

– Так почему же мы это делаем? – он спросил.

– Потому что… – Он подождал, пока я закончу, и я заставил себя продолжить. Он мой брат, и нам нужно прояснить ситуацию в этом вопросе, даже если ни одному из нас не понравиться результат. – Самое худшее в том, что ты Несчастный – даже не осознание, что в моей жизни никогда не будет такой любви или счастья. Это осознание того, что ее не будет. Так что, наверное, я хочу спросить, если бы я не маячил рядом, если бы у нее не было черных колец в радужках… был бы ты с ней?

Калеб глубоко вздохнул, глядя на меня, и я мог сказать, что он действительно обдумывал ответ, прежде его озвучить.

– Я и Тори, – медленно начал он. – Это было весело, просто безумно весело. Она никогда просто не падала к моим ногам, как большинство девушек, которые так отчаянно хотят заполучить Наследника, что забывают о своем достоинстве. Я никогда не мог сказать, получу ли от нее «да» или «нет», а потом, когда она позволила мне охотиться на нее, это пробудило ту дикую часть меня, о которой я даже не подозревал, чего мне не хватало. Мы смеялись вместе, и у нас была химия, которая делает все таким горячим, а Тори действительно не знает, когда перестать нажимать на мои гребаные кнопки, и это блядь чертовски раскрепощающе.

Я прикусил язык от каждой злой, горькой, ревнивой мысли, которая так и норовила сорваться с моих губ, и ждал, когда он закончит, пока мое сердце колотилось от этой тупой боли, которая, как я боялся, поглотит меня целиком, если добьется своего.

– Но это была также… довольно тяжелая работа, – сказал он, улыбаясь мне. – Она буквально никогда не писала и не звонила мне, кроме как в ответ, и то, если я писал ей первым. Она отказывалась встречаться со мной девять раз перед каждым разом, когда говорила «да». Когда мы пошли на Ярморку Фей, мы провели время просто охренительно, но мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы выяснить, чем бы она хотела заняться, а когда я пригласил ее на свидание… – Он застонал и откинул голову назад, когда я тоже усмехнулся от воспоминаний.

– Я не могу поверить, что ты так сильно все испортил, – сказал я.

– А я не могу поверить, что ты сам никогда не приглашал ее на свидание, – парировал он, и я вздохнул. – Серьезно, у тебя было спланировано идеальное свидание, не можешь же ты сказать, что данная мысль никогда не приходила в голову.

– Только в фантазиях, – признался я. – Я был достаточно осведомлен обо всех причинах, по которым она могла бы мне отказать, чтобы понять, что не стоит спрашивать об этом.

Калеб бросил на меня взгляд, который на самом деле можно было описать только как жалостливый, и я прищурился на него.

– В любом случае, – сказал он. – Возвращаясь к моему вопросу. Если быть до конца честным, то нет, я не думаю, что у нас с ней могли бы быть длительные отношения. Мне нравится тусоваться с ней так же, как мне нравится тусоваться с вами, ребята – она отлично умеет смеяться и может выпить со мной под столом, она заводит меня почти постоянно, ее кровь на вкус как экстази. А тут еще и секс в придачу.

– Звучит как идеальная девушка, – пробормотал я.

– Возможно, если бы все было просто, но… Я думаю, что я всегда был для нее заменой. Ведь она действительно положила на тебя глаз. – Он улыбнулся мне так, что в улыбке не было никакого гнева, только принятие. – И, по крайней мере, теперь я знаю почему.

– Значит, ни одна часть тебя не думает или не надеется, что теперь, когда мы с ней не можем…

– Нет, – оборвал он меня. – Я не хочу, чтобы это прозвучало грубо, чувак, но я не хочу быть ее утешительным призом. И я тоже не хочу, чтобы тебе приходилось отказываться от нее…

– Я не хочу говорить об этой безумной идее, которую ты и остальные придумали, чтобы мы бросили вызов звездам, – прорычал я.

– Почему бы и нет? – потребовал он, не позволяя мне отвернуться от темы. – Ты, кажется, хочешь бороться за нее, ты хочешь доказать ей, что ты больше, чем монстр, которым она тебя считала. Какой в этом смысл, если ты не веришь, что для тебя есть хоть какая-то надежда?

– Потому что это и есть любовь, – сказал я тихим голосом, задумчиво проводя пальцем по обнаженному участку кожи на правом предплечье. – Это значит отдавать все, не ожидая ничего взамен. Это значит пожертвовать своим сердцем и счастьем ради кого-то другого, признать все свои ошибки и попытаться их исправить. Не потому, что ты ожидаешь получить что-то взамен. А потому, что человек, которого ты любишь, должен знать, что ты чувствуешь.

Я поднялся на ноги, намереваясь уйти, но Калеб тоже вскочил, поймав меня за руку, прежде чем я успел сделать шаг в сторону.

– Разве она не заслуживает любви? – спросил он. – Разве она не заслуживает того, чтобы каждый день просыпаться в объятиях того, кто ее любит? Чтобы в ее жизни был смех, счастье и сотню гребаных драконьих детенышей, если это то, чего она хочет?

– Она знает, но…

– Но ничего, – отрезал он. – Вот почему все мы так чертовски усердно работаем, чтобы найти способ обойти это для тебя. Потому что мы считаем, что вы оба заслуживаете этого. Так что перестань недооценивать себя. Перестань недооценивать ее. И реши прямо здесь и сейчас, что ты будешь бороться за свою девушку. По-настоящему бороться за нее. Не просто выполнить дерьмовую миссию, где исправляешь всю вину перед ней. Докажи ей, что ты заслуживаешь ее, а затем заберись в гребаное небо и вырви прямо из него звезды для нее, если они все еще не согласны с этим.

Свирепость в его глазах заставила мое сердце забиться сильнее, когда его слова зажгли во мне боль, которая была настолько чертовски соблазнительной, что я даже не хотел пытаться сопротивляться ей.

– Ты хочешь, чтобы я боролся за нее против воли звезд? – спросил я, хотя по какой-то безумной причине это прозвучало не так страшно, как должно было быть. Страшно было не сражаться, страшно принять этот гребаный ад как судьбу. Страшно сдаться и позволить звездам, моему отцу и какой-то ебаной версии судьбы выбрать за меня мою жизнь.

– Разве это не то, чего ты хочешь?

Мой язык был свинцовым во рту, мои ладони были скользкими, а сердце бешено колотилось, когда я думал об этом. Хотел ли я бороться всеми фибрами души за то, чтобы Рокси Вега была моей?

– Да, хочу.

Орион

Я встал рано. Не то чтобы я спал. Мир превратился в извращенный беспорядок, который больше не позволял спать. После всего, через что я прошел, всего, ради чего я работал, моя жизнь развалилась на части в течение тридцати секунд. И мне потребовалось все, что у меня было, чтобы просто держать себя в руках.

Я вцепился в свои волосы, расхаживая взад и вперед в камере шесть на шесть из солнечных стальных прутьев, мои запястья все еще были скованы наручниками, чтобы сдерживать мою магию. Они позволяли мне проводить несколько минут каждый день в пустой комнате, предназначенной для сдерживания моей силы, чтобы я мог использовать свою магию и не заболеть. Но мне было плохо. Меня тошнило от беспокойства. И я не спал всю ночь, пытаясь найти выход из этого положения. Но я по-прежнему не знал как.

Я опустился на скамью в задней части камеры, не обращая внимания на агента, который сидел за своим столом через широкое пространство, закинув ноги на него, и смотрел какое-то комедийное шоу в своем атласе, сопровождающийся смехом на заднем фоне, который разъедал мой череп.

Я уперся локтями в колени и опустил голову на руки, пытаясь сосредоточиться и отгородиться от непрекращающегося смеха и хихиканья, которое исходило от агента в ответ.

Сегодня, менее чем через два часа, мне предстояло войти в суд Солярии, чтобы предстать перед судом народа. И я ебать как не готов. Даже после всех обсуждений с Киплингом, ничего из того, что он предложил, не могло исправить это дерьмо. Ничто из того, что я скажу в суде, не сможет заставить все исправить. Все уже решено, я просто не знаю, насколько жестоким будет мое наказание.

Я не давал своим мыслям переключиться на Голубка, несмотря на то, что она итак владела мной, умолял себя снова и снова не задумываться о ней. Но как только я позволял мыслям ускользнуть, чувство вины так сильно сдавливало мое сердце, что проваливался в бездну страданий. Я был настолько беспечен, раз позволил этому случиться, и теперь ее будут высмеивать из-за меня. И хуже всего было то, что я никогда больше не смогу держать ее в своих объятиях.

Я встал со скамейки и снова принялся расхаживать по комнате, пытаясь прогнать эти мысли и найти решение. Дариус мог нанять мне самого лучшего адвоката, но в долгосрочной перспективе это ничего не изменит. Он мог бы даже добиться обещанного смягчения приговора, но мне было на это наплевать. Я волновался за Голубка и о том, что это с ней сделает. Мое имя навсегда привяжется к ее репутации, ее же имя втопчут в грязь, возможно, безвозвратно уничтожат ее шансы занять трон. Газеты будут лгать, будут выставлять ее обманщицей на моих занятиях, будут стыдить ее до тех пор, пока никто ей не перестанет верить. Хотя, они, вероятно, уже начали.

Мое дыхание стало прерывистым, и мне стало трудно втягивать воздух, пока я продолжал вышагивать вперёд-назад, назад-вперед.

– Ты когда-нибудь прекратишь это гребаное вышагивание? – огрызнулся на меня агент, стряхивая крошки со своего большого живота от огромного печенья, которое только что съел. У него на столе лежал бумажный пакет с ними, который, по-видимому, был завтраком этого ублюдка.

Я зарычал на него, но мои клыки не обнажились. Я был под воздействием газа, подавляющего Орден, с момента прибытия.

– Ты как чертово животное, – пробормотал он себе под нос.

– Извини, что мешаю твоему приятному гребаному утру, придурок. Просто сегодня утром на весах будет решена вся моя оставшаяся жизнь. Ничего важного, – выплюнул я.

Он выпрямился на стуле, его лицо исказилось беспокойством, когда он повернулся к своему пакету с печеньем и заглянул в него, как будто что-то искал.

– О, извини, приятель, – внезапно объявил он, опускаясь обратно на свое место. – У меня нет времени выслушивать тебя. Так что сядь и заткнись.

Я стиснул челюсть, мой пристальный взгляд сузился на его горле. Мне дважды давали кровь через гребаную соломинку с тех пор, как меня сюда посадили. И это одно из самых унизительных во всем, что я знал.

Я обдумывал то, что сказал мне Габриэль, когда приходил навестить меня несколько дней назад. Зрение подсказало ему сотню путей, но он не мог ясно увидеть ни одного выхода для меня. Зато сказал, что если бы я был в «правильном настроении», то смог бы спасти Голубка. И я нихрена не понял, что это значит. Сейчас я доживаю свои последние часы, а у меня нет никакого плана. Нихуя не знаю, что теперь делать.

Через час меня отвели в душ помыться, и вскоре я был одет в темно-серый костюм, который дал Дариус. Киплинг предложил. Видимо, серый цвет менее высокомерен, чем синий, а черный сразу признает меня виновным еще до того, как начнётся заседание присяжных. Я знаю, что это все чушь, но все же. Я хочу воспользоваться любым преимуществом, которое могу получить в данный момент. Костюм не спасет меня от судьи. И Голубка он тоже не спасет.

После того, как я оделся, меня провели в комнату для допросов, и я нахмурился, увидев ублюдка, сжимающего мою руку, чувствуя, как три других агента угрожающе следуют за мной.

– Что я здесь делаю?

Он толкнул меня на стул за столом, приковав мои запястья магическими ограничивающими наручниками.

– К вам посетитель, – сказал он и вышел из комнаты.

Я пошевелил руками, отчего звякнули цепи. Галстук на моем горле был неприятно похож на петлю, и мне захотелось ослабить его. Дверь открылась, и вошла Франческа в своем темном комбинезоне ФБР, ее волосы были туго заплетены в узел, что придавало ей более суровый вид, чем обычно.

За все время здесь я даже не задумывался о том, что она подумает обо мне. Франческа была моим хорошим другом все те годы, пока я работал в Зодиаке, но вдруг осознал, что она едва ли знает парня, которым я стал с тех пор. Как мало, на самом деле, я с ней делился, с тех пор как Клара исчезла в тенях. А сейчас она, вероятно, думает, что вообще не знает меня.

– Лэнс, – выдохнула она, и в этом слове было столько горького разочарования, что моя челюсть сжалась в ответ. – Как ты мог быть таким глупым?

Ее тон был мягким, но я видел гамму эмоций в ее глазах, пока она опускалась на стул напротив меня.

– Ты может хочешь сказать что-нибудь в свою защиту? – надавила она, ее щеки раскраснелись, когда ее гнев усилился.

– Я думаю, что в суде скажу достаточно, – сухо ответил я.

– Во имя звезд! – Она ударила кулаком по столу, и слезы застелили ее глаза. – Студентка, Лэнс, серьезно? И не просто студентка, а принцесса Вега.

Мышцы моей челюсти напряглись сильнее, ярость накапливалась в груди, как вода в плотине.

– Вещи не всегда делятся на черное и белое, Франческа, – прорычал я, в моем тоне звучало предупреждение.

Я не хотел обсуждать это с ней сейчас. Меньше чем через час меня собирались вскрыть, вырвать мое сердце и положить их на весы. Я не нуждаюсь в предварительном суждении.

– Тогда проясни для меня ситуацию, ладно? Ах, вот почему ты взял ее на охоту за Нимфами? Потому что она была в твоей постели, когда я позвонила? – Ее верхняя губа приподнялась, и рычание опасно зародилось в моей груди.

– Я объяснюсь в суде, – сказал я спокойно, пытаясь сдержать гнев, изливающийся из меня. Франческа всегда была хорошим другом, но если сейчас она не в состоянии поддержать меня, я не представляю, как мы сможем это пережить.

– Объяснись сейчас же, – потребовала она. – Мы… мы… Я думал, мы…

– Что? – зарычал я, но она отвернулась от меня, поджав губы.

– Я всегда думала, что это будем мы, Лэнс. Нам ведь всегда так было весело вместе.

– Это все, что было. И ты знала это с самого начала, – прорычал я, взбешенный тем, что мы вообще ведем такой разговор прямо сейчас.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты ее не любишь. – Она поднялась со своего места, ее взгляд был убийственным и испытующим.

– Я не скажу тебе этого, – прошипел я, и она покачала головой.

– Не проматывай свою жизнь ради нее, – сказала она спокойным тоном. – Скажи суду, что она манипулировала тобой. Шантажировала тебя. Будь умнее, Лэнс. Ты же в любом случае не сможешь быть с ней.

Я вскочил со своего места через секунду.

– Убирайся! – взревел я, когда ее глаза расширились от ужаса. – Убирайся к чертовой матери! – Я указал на дверь, дергая руками цепь, и слезы потекли по ее щекам, когда она поспешила к выходу, дверь со щелчком закрылась за ней секунду спустя.

Нахуй ее. Она понятия не имеет. Никакого.

Дверь снова распахнулась, и охранник, жующий печенье, вернулся, расстегнул цепь и вытащил меня в коридор к группе агентов, после чего меня повели в противоположном направлении от камер через ряд защитных дверей. Меня вывели на улицу, где ждал черный бронированный фургон. Мое сердце забилось быстрее, когда меня затащили в заднюю часть фургона и приковали мои лодыжки к скамейке, на которой я сидел.

– Подождите, я поеду со своим клиентом, – появился мистер Киплинг, забираясь в заднюю часть фургона и устраиваясь напротив меня, поставив свой портфель рядом с собой.

Двери закрылись, и тусклый утренний свет просочился в окно позади него.

– Вы готовы, мистер Орион? – спросил он, отряхивая пыль с колен, когда сел передо мной, его осанка была безупречно прямой.

– Да, – сказал я, темное принятие окутало меня.

– Расскажи мне о плане, – подсказал он, и я вздохнул.

– Я скажу суду правду. Что это не было преднамеренно. Что мы любим друг друга. И верим, что станем Элизианской парой, и это звезды свели нас.

– Хорошо, и как вы будете отвечать на вопросы обвинения?

– Эмоционально, – процедил я сквозь зубы.

– Но не сердито, – отметил он. – Вам нужно выставить себя жертвой любви. И звезд.

– Я знаю, – прорычал я, потирая глаза.

– Сегодня у нас нет права на ошибку, мистер Орион. Вы должны понимать. Ведь на кону стоит домашний арест или заключение в Даркморе.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки, машинально кивая головой, пока он продолжал перечислять детали. Когда он закончил, фургон замедлил ход и остановился, как будто он приурочил свою речь к точной продолжительности поездки. Судя по его странному поведению, я бы не удивился, если так оно и было.

Киплинг поднялся на ноги, поправляя галстук.

– Если вы будете следовать точно моим инструкциям, все пройдет идеально. И после того, как вас освободят из – под домашнего ареста – через два года, если я выиграю дело о признании вины, – мы сможем начать переговоры о ваших условиях возвращения в общество. В целом, вам, вероятно, грозит около шести лет в качестве изгоя с того момента, как будуте опозорены властью. – Дверь открылась, и он вышел из фургона, оставив меня с сердцем, готовое рассыпаться в груди, как опилки.

Шесть лет.

Мне будет тридцать два. Голубок уже окончит академию. Она уйдёт от меня. От нас. Возможно, через некоторое время она возненавидит меня. Ее самая большая ошибка. Ведь это может разрушить все, ради чего она так усердно работала. Я буду темным пятном в ее истории. Имя, которое каждый раз будут упоминать, когда она будет созывать пресс-конференции, неувязка, которая никогда не исчезнет. Я буду висеть на ее шее, как гребаный якорь, до скончания веков.

Агент ФБР вошел в фургон, отстегивая меня от скамейки, и потянул за руку, выводя наружу, где меня окружило еще пятеро. Фотографы начали кричать, ослепительные вспышки фотоаппаратов заставили меня прищуриться, пока вели к колоссальному количеству внушительных ступеней, ведущих к еще более внушительному зданию.

Я не слышал вопросов, которые выкрикивала пресса, я не слышал ничего, кроме гудящего шума в ушах, когда моя судьба сомкнулась вокруг.

Впервые я смог увидеть свое будущее яснее, чем когда-либо прежде. Теперь у меня был только один путь. Возможно, я уже ступил на него. И когда я достиг арочных серебряных дверей на вершине лестницы, они были широко раздвинуты и зияли, как пасть зверя, готового проглотить меня, я сделал последний глоток свежего, свободного воздуха, прежде чем моя судьба будет решена этих стенах.

Дарси

Мне было слишком жарко на заднем сиденье шикарной машины с водителем, которую организовал Дариус, чтобы отвезти нас в суд. Он сидел рядом со мной, сцепив руки на коленях, и мы оба смотрели в противоположные окна.

Мое сердце билось не так, как раньше. С тех пор, как они забрали Ориона, оно билось так, будто не попадало в ритм с моим дыханием, будто пыталось справиться со слишком сильной болью, чтобы работать должным образом.

Слеза упала на белое платье, которое я надела. Оно было ниже колена, свободного покроя, с длинными рукавами. Дариус всю неделю встречался с адвокатами Киплингами, и каждый раз, когда он возвращался, у него были новые советы для меня. И это был один из их советов. Я должна была выглядеть невинно, влюбленно. Очевидно, приветствуется плакать. Но единственный реальный совет, который мне дали на допросе, – это говорить правду. Будь искренной, честной и убедись, что весь мир знает, что мы влюблены. Что это не какая-то интрижка или попытки улучшить оценки, как многие одноклассники счастливы поверить.

Я вытерла слезу с юбки своего платья, сердито потирая ее, когда след не исчез, и Дариус положил руку на мою.

Я взглянула на него с острой болью в груди. Мне не разрешили взять с собой Тори. И мне казалось непосильной задачей встретить этот день без нее. Я должна была положиться на Дариуса, что он на моей стороне во всем этом. И, несмотря на все, что произошло между нами и Наследниками, я была рада, что он здесь. Я рада, что и Орион тоже может на него положиться. И меня утешал тот факт, что Дариус сделал все, что в его силах, давая Ориону наилучшие шансы в суде.

Дариус убрал руку, проводя ею по волосам с тяжелым вздохом.

– Ты готова к этому? – спросил он, и я нахмурилась, качая головой.

– Я не думаю, что когда-нибудь смогу быть готова к этому, – выдохнула я. – Хуже всего то, что я всегда знала, что это возможно случится, просто никогда не воспринимала достаточно серьезно. Мне следовало держаться от него подальше. Я должна была…

Дариус подвинулся на сиденье и взял меня под руку. Я замерла на мгновение, когда моя щека прижалась к его груди, а его руки обняли меня. Через мгновение я обняла его в ответ и стала черпать силы в том, что у меня был кто-то, с кем можно было пройти через все это. Даже если не со своей сестрой. Дариус любил Ориона. Он тоже был убит горем. Его отчаяние, возможно, заставляло надрывать задницу, чтобы суметь найти правильных адвокатов, правильную информацию для борьбы в суде, но несмотря на все это, он страдал так же, как и я.

– Он этого не заслуживает, – выдавила я. – Это все моя вина.

Он прижал меня крепче, и запах дыма наполнил воздух, когда Дракон в нем поднялся на поверхность.

– Это не твоя вина. Лэнс никогда не говорил ни о какой девушке так, как он говорит о тебе. Было неизбежно, что вы будете вместе.

Я отстранилась, когда он отпустил меня, ища правду в его глазах.

– Ты действительно в это веришь?

Он твердо кивнул, сжав челюсти, приняв решение, и в этот момент часть моего сердца была отдана ему. Я могла сказать тысячу плохих вещей о Дариусе Акруксе, но лучшие из них сияли ярче, перевешивая плохое, так что я могла видеть только их.

– Ты хороший друг, – сказала я. – Лучшего он и желать не мог.

Брови Дариуса сошлись вместе.

– Я надеюсь, этого достаточно.

– Ты не мог сделать больше. – Я ободряюще сжала его руку, и он, казалось, принял это.

Машина остановилась перед массивным зданием, построенным из матово-белого камня, уходящего в небо, с флагом Солярии, гордо свисающим с шеста над дверным проемом. Флаг был черным с золотой горой у основания, поднимающейся к солнцу, луне и двенадцати зодиакальным созвездиям наверху. Представители прессы собрались у подножия лестницы за кордоном, сдерживающего их.

Я облизала губы, гадая, что подумает королевство о том, что мы с Дариусом прибыли вместе. Это демонстрация солидарности, не связанная с нашей враждой из-за суда над Орионом. И до сих пор я даже не задумывалась о политических последствиях этого. Я поняла, что мне все равно. И Дариусу, очевидно, тоже. Водитель вышел, открыв дверь для Дариуса, и я скользнула через сиденье, следуя за ним на тротуар.

Шум прессы был оглушительным, на нас были направлены камеры, в ушах стоял грохот затворов, когда нам выкрикивали вопросы.

Охранники окружили нас, когда мы бок о бок поднимались по ступенькам, и мое сердце сжалось в тугой узел, когда мы достигли арочных серебряных дверей и направились внутрь. Нас ждал большой мраморный атриум, но нас быстро провели по нему, прежде чем я успела рассмотреть многие детали, провели прямо через еще одну дверь, и у меня перехватило дыхание.

Зал суда был самым пугающим местом, в которое я когда-либо ступала, включая тронный зал во Дворце Душ. Но, возможно, это было отчасти потому, что весь мой мир вот-вот должен рухнуть здесь.

Мы прошли по рядам белых каменных скамей, тянувшихся по обе стороны от нас, заполненных людьми, пришедших посмотреть на суд. Перед нами была огромная мраморная стена, которая поднималась к судейской скамье, а справа от нее была лестница, которая вела к свидетельской трибуне – внушительное сиденье которой было высечено в камне. Справа от него находилось возвышение, где ждали все двенадцать членов присяжных. Мужчины и женщины, старые и молодые. Женщин было немного больше, чем мужчин, но мой взгляд не задержался на них надолго, поскольку мой взгляд как магнитом переместился на два высоких черных стола перед скамьями.

Орион стоял позади того, что слева, со своим адвокатом. Я могла видеть только его затылок и подбородок, опущенный на грудь. Когда я подошла ближе, он обернулся, словно почувствовал меня, и Дариус схватил меня за локоть, словно ожидая, что я побегу к нему. И, возможно, это был хороший ход, потому что я хотела этого всеми фибрами души.

Глаза Ориона были пустыми, а рот сжат в тонкую линию. Черты его лица были напряжены от беспокойства, и мне отчаянно хотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо. Стыд от осознания того, что я стану причиной любого приговора, который он получит сегодня, был удушающим.

У меня перехватило горло, когда Дариус повел меня по проходу к передней скамье справа, и я опустилась на холодный камень, где мне было хорошо видно место судьи впереди. Это было устрашающее кресло, выглядевшее так, словно было сделано из железа, на спинке которого был выбит герб Суда Солярии, изображающий астрологический круг с символами двенадцати созвездий внутри него.

Адвокат со стороны обвинения стояла за столом из черного камня справа от меня, листая свои записи. У нее была огненная химическая завивка и приталенный брючный костюм, который облегал ее костлявую фигуру, а скулы были острыми, как лезвие.

В комнате стоял ледяной холод, который проникал в каждый дюйм моей кожи. Единственным теплом вокруг меня был устойчивый, сердитый жар, исходящий от Дариуса с каждым его вдохом.

– Все встаньте ради его чести, судьи Высокого суда Даркиса, – произнес человек в королевских красных одеждах из угла комнаты.

Я встала вместе с остальными членами суда, когда судья появился из черной двери позади своего места, приметив, что Дариус не пошевелился, чтобы встать. Мантия мужчины тоже была красной, но с золотой вышивкой и гербом, обозначавшим его как судью. Он сел на стул с высокой спинкой и взял серебряный молот, ударив им по блоку, который вспыхнул вспышкой фиолетовой магии. Шум четко разнесся по комнате, заставляя мое сердце биться быстрее.

– Суд объявляется открытым, – объявил Даркис. – Пожалуйста, садитесь.

Я опустилась вниз, все, кроме Ориона и двух адвокатов, остались на ногах.

Мой язык царапал небо, как наждачная бумага. Мне нужна вода, мне нужен воздух.

– Сейчас начнется судебный процесс над Лэнсом Азриэлем Орионом за нарушение статьи триста три закона об образовании тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. Подсудимый, вы признаете свою вину?

Повисла напряженная тишина, от которой у меня возникло ощущение, что мой череп вот-вот взорвется.

– Не виновен, – голос Ориона заполнил комнату, и присяжные пристально оглядели его, некоторые из них как хищники, выискивающие слабые места, другие с любопытством, а остальные держали свои карты близко к груди.

Я испытала прилив облегчения, услышав, как он произнес эти слова. Это означает, что он собирается бороться. И с лучшим адвокатом Дариуса, стоящего на его стороне, возможно… просто возможно, у него есть шанс.

– Я прошу представить все доказательства присяжным, – распорядился Даркис. – Миссис Уитклоу, пожалуйста, пусть обвинение представит свою версию.

Женщина с хим завивкой обошла свой стол, подошла к присяжным и повернулась так, чтобы я смогла рассмотреть ее лицо. Она выглядела профессионально, безжалостно. И мне оставалось только надеяться, что она не так хороша в своей работе, как можно было предположить по ее внешнему виду.

– Позвольте мне обратить ваше внимание, леди и джентльмены, на экран справа от вас, – произнесла она властным голосом. Стена, выступающая в зал рядом с местами присяжных, скрывала экран от посторонних глаз, и мое сердце разбилось в пыль, когда я догадалась, что им предстоит посмотреть. – Шестичасовое видео было разделено на четыре допустимых доказательства для этого процесса, – объяснила Уитклоу, и я попыталась побороть мучительное смущение от того, что эти двенадцать незнакомцев собирались посмотреть эту запись со мной и Орионом в архиве, не говоря уже о судье и обоих адвокатах, которые, должно быть, уже видели это. – И я хотела бы выделить некоторые ключевые моменты, которые, на мой взгляд, имеют большое значение.

Она махнула рукой на экран, и я была до ужаса благодарна, что остальная часть комнаты не может этого видеть, но это не спасло нас от моих стонов, заполнивших комнату, или от звуков, которые мы оба издавали. Клип воспроизводил каждую команду, которую Орион давал мне той ночью, и румянец так сильно горел на моих щеках, что я не думала, что он когда-нибудь исчезнет. Люди шептались где-то позади меня, и мой взгляд скользнул к Ориону, обнаружив, что его тело напряглось, а руки сжались в кулаки. Мистер Киплинг что-то говорил ему на ухо, и я не сомневалась, что он пытался успокоить его, когда Орион кивнул, крепко зажмурив глаза.

Видео наконец закончилось, и Уитклоу повернулась к присяжным.

– Из этой видеозаписи совершенно ясно, что отношения между мистером Орионом и мисс Вега были доминирующими и покоряющимися, соответствуя ролям учителя и ученика и предполагая, что их отношения никогда не развивались дальше этой фантазии. Это прекрасно демонстрирует фраза, которую мистер Орион так ясно использует в первом фрагменте видеозаписи, заявляя, что он накажет мисс Вегу, если она не сделает так, как он сказал. Поэтому ясно, я так считаю, что эти отношения не имели никакой глубины, никакого божественного притяжения звезд и их можно было легко избежать.