Текст книги "Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Уф! – вскрикнул Крепкий Ветер. – На это мы не пойдем!

– Тогда вы будете моими пленниками и вас ждет та же участь, что предстояла нам в вашем плену.

– Лишь побежденные воины могут оказаться в плену. Вы победили моих?

– Да.

– Нет! Посмотри! Они сидят вон там. Разве у них нет пока оружия в руках? Они станут защищаться!

– Чтобы от первого до последнего их перестреляли! А ты тогда умрешь на столбе пыток, и вместе с тобой все твои воины, что попадут в наши руки; только это будут те, кого мы не застрелим, ибо никто, ни один из них от нас не уйдет!

– Но вы не можете нас убить, раз пообещали Виннету и Олд Шеттерхэнду сохранить наши жизни и наши амулеты!

Такой поворот переговоров мог привести в ярость вождя нихоров, и я вмешался:

– Мы исходили из того, что вы сдаетесь в плен; если вы этого не делаете, то и мы вас не можем спасти. Я могу лишь посоветовать тебе согласиться на условия вождя нихоров.

– Они слишком суровы!

– Нет, они, наоборот, мягки. Ты настаивал бы на другом, как ты сам сказал.

– Я могу все обдумать?

– Да. Довольно для этого половины солнечного пути?

– Да, – ответил он.

– Хорошо. Пусть оба твоих старых воина подойдут ближе, чтобы посовещаться с тобой. Но прежде я потребую, чтобы все твои люди отдали нам оружие.

– Они не сделают это!

– О, они сделают это! Ведь, если ты не прикажешь им сделать это, я велю начать бой, и это будет резня для твоих людей.

– Но ты же не можешь пойти на это! Ведь ты только что дал мне время и сказал, что я должен посоветоваться со своими воинами! Мы сможем отдать оружие лишь тогда, когда срок подойдет к концу и мы покоримся вашим требованиям!

– Это верно. И все-таки я уже сейчас требую этого от вас, правда, лишь на время, ибо хочу быть уверенным, что твоим людям понадобится оружие не раньше, чем истечет срок.

– Они его получат назад?

– Когда срок окончится, конечно; и только потом ты скажешь нам, что решил.

Тогда один из двух стариков крикнул ему:

– Это скверная ловушка, о вождь! Если ты пойдешь на это, мы все пропали.

– Молчи! – велел он ему. – Ты слышал хоть раз, чтобы Олд Шеттерхэнд нарушил свое слово или чтобы Виннету солгал? Их обещания все равно что обещания Великого Маниту!

И, снова повернувшись ко мне, он невозмутимо продолжил:

– Итак, ты боишься неожиданностей, и только потому мы должны до поры до времени сдать оружие?

– Да.

– И мы получим его назад, прежде чем я выскажу свое решение?

– Я даю тебе слово.

– А Виннету тоже обещает это?

– И я даю тебе слово, – ответил апач.

Тогда Крепкий Ветер приказал обоим своим старейшинам:

– Слова двух великих воинов словно две клятвы. Ступайте к нашим воинам, потребуйте у них оружие и велите сложить его на середине плато, потом пусть нихоры постерегут его! Затем возвращайтесь ко мне, мы будем советоваться!

Они поднялись с земли и удалились. И я, и могольон, пожалуй, тоже хорошо знали, что делали, только причины у них были на то разные.

Я дожидался Эмери с пленниками. Если бы он появился и могольоны, находившиеся на плато, увидели своих товарищей в плену, то, наверное, будь у них оружие, взялись бы за него, чтобы освободить друзей. Потому я выдвинул свое требование. Раз могольоны были разоружены, Эмери мог спокойно появиться. А Крепкий Ветер? Он рассчитывал сейчас на Джонатана Мелтона и его пятьдесят воинов, а также на десять, оставшихся с адвокатом и певицей. Эти шестьдесят, к которым, впрочем, прибыли еще и юма, могли уже кое-что сделать. Потому он и согласился на мое требование, чтобы обнадежить нас и усыпить нашу бдительность.

Могольоны, не прекословя, послушались своего вождя. Когда мы послали к ним нескольких нихоров, они мало-помалу отдали им все свои ружья, стрелы, копья, ножи и томагавки. Оружие было снесено на середину плато и сложено в кучу, а затем по моему приказу это место взяли под охрану не менее двадцати вооруженных до зубов нихоров. Оба старейшины вернулись к своему вождю и сели рядом с ним – мы уступили им место. Мы приставили к ним двух часовых, которым полагалось следить за тем, чтобы путы на вожде не ослаблялись, но находились те часовые на таком расстоянии, что не могли ничего расслышать и тем более понять.

Вождь нихоров отвел меня к Францу Фогелю, находившемуся за скалами. Виннету со мной не пошел, он остался на плато, чтобы надзирать за происходившим. Никто так не подходил для этого более, чем он.

Через скалистую гряду не пролегало троп. Нам приходилось карабкаться с камня на камень, и каждый шаг причинял мне боль. Я подумал, что падение с лошади еще долго будет давать знать о себе.

По ту сторону гряды, к подножию которой спускался лес, раскинулось что-то вроде прерии, где можно было встретить густую траву. Там, как я предполагал, протекала вода. Лошади нихоров паслись под присмотром нескольких молодых воинов. К вбитому в землю колышку был привязан пленник, лежавший на земле, – Томас Мелтон, а рядом с ним сидел Франц Фогель, скрипач, лучший и надежнейший из охранников, которому можно было доверить прожженного мошенника. Франц, увидев нас, вскочил и поспешил ко мне навстречу, крича по-немецки:

– Наконец я вижу вас! Сколько страха я натерпелся! Вы могли попасть в большую беду!

– В таком случае я был бы, по-моему, освобожден от своего слова. Но ничего подобного, к счастью, не случилось.

– К моей огромной радости! Вы мне все расскажете, да! Некоторое время назад я слышал по ту сторону скал выстрелы; потом все опять стихло. Это было жутко. Сражение с врагом, который располагал несколькими сотнями воинов, должно было, пожалуй, длиться все-таки немного дольше!

– Нет, если к нему хорошо подготовиться, – а здесь так и было, – то нет. Пока что у нас перемирие.

– Надолго?

– Еще на четыре часа. Впрочем, я могу сообщить вам несколько чрезвычайно радостных известий.

– Каких, каких? Говорите же!

– Давайте сначала сядем! Как устоять, если под ногами расстелен такой чудесный мягкий ковер из травы!

– Да, усядемся! Но теперь рассказывайте! Что за сюрпризы, о которых вы говорите?

Когда мы сели, я ответил:

– Сначала о двух, хотя их несколько. Вам нанесет визит некий господин, которого вы надеялись разыскать.

– Неужели Мерфи, адвокат из Нового Орлеана?

– Он самый.

– Чего он хочет от меня?

– Это он сам вам скажет. Впрочем, его поездка была совершенно бесполезна. Но будет у вас и еще один визитер.

– Вместе с этим Мерфи?

– Да.

– Кто же?

– Ваша сестра.

– Вот так чудеса! Они оба здесь! Для этого надобно мужество!

– Мужество? Скажем лучше – легкомыслие или, выражаясь мягче, полное неведение о тех тяготах и бедах, которые им придется здесь пережить. Я предупреждал о них вашу сестру тогда, в Альбукерке, когда она, как вы помните, высказала намерение сопровождать нас.

– Вы правы, правы! Но раз уж она здесь, не хочется ее упрекать. Как же она встретилась с адвокатом и разыскала нас?

Я рассказал ему то, что он хотел знать. Он обнял меня.

– Сдерживайтесь, мой друг! – охладил я его. – Если вы сейчас израсходуете весь свой восторг, у вас не хватит радости на другой сюрприз, ожидающий вас.

– Вовсе нет! Что бы там ни было, разве это сможет обрадовать меня так же, как известие, что освободили мою сестру из рук могольонов?

– Ого! Не нужно слишком много клясться! Второй сюрприз потрясет вас гораздо сильнее, чем первый.

– В самом деле? Тогда выкладывайте!

– Выкладывайте? Вы полагаете, что я эту вещицу ношу в кармане?

– Нет. Это я так, к слову.

– Но сюрприз действительно лежит у меня в кармане.

– Тогда, пожалуйста, покажите его!

– Вот! – произнес я, доставая портмоне Джона Мелтона.

– Бумажник? – разочарованно протянул он.

Он взял его в руки и осмотрел со всех сторон.

– Откройте же, – настаивал я.

Я наслаждался, наблюдая за менявшимся выражением его лица. Его глаза расширились, стоило ему прочесть надпись на первом кожаном конверте и затем, вскрыв его, взглянуть на ценные бумаги. Он вскрывал один конверт за другим; его глаза становились все больше и больше; он подпрыгнул и остановился передо мной; его руки дрожали, а губы подергивались, но говорить он не мог. Мне стало чуть ли не страшно за него, ведь радость иногда может и повредить человеку, даже убить его; в этот момент он внезапно бросил бумажник в траву, сам повалился наземь, уткнул в ладони лицо и громко зарыдал, пожалуй, даже чересчур громко, и долго.

Я не стал ничего говорить, а сложил выпавшие конверты в отделения бумажника, закрыл его и положил рядом с Францем. Потом я подождал, пока его плач не перешел в постепенно стихающее всхлипывание, затем прекратился. Он еще несколько минут пролежал в молчании, потом встал, вновь взял бумажник в руки и спросил, все еще со слезами на глазах:

– Это… это… это бумажник Джонатана Мелтона?

– Да, – ответил я и коротко рассказал обо всем, что случилось.

– И это действительно имущество старого Хантера? – спросил он.

– Я могу поклясться, что это так.

– И принадлежит мне, или, скорее, моей семье?

– Конечно!

– Значит, я могу спрятать его в карман?

– Нет, потому что мне хотелось бы передать его вам на глазах у тех, кого это взбесит.

– Хорошо, вы правы. Вот вам бумажник. Извините. Мой вопрос о том, что могу ли я спрятать его в карман, наверное, задел ваше самолюбие.

– Ни в малейшей степени. Я оставлю его у себя всего лишь на короткое время, потом вы снова получите его. Что вы с ним сделаете впоследствии, мне не безразлично, но я…

– Почему не безразлично? – прервал он меня. – Говорите же! Будьте откровенны!

– С удовольствием! Вы знаете, чего мне стоило заполучить наконец эти деньги, или, скорее, вы еще не знаете, по крайней мере знаете еще не все. Теперь они у нас. Но мы находимся на Диком Западе, а вы неопытны. Вы полагаете, что ваш карман – самое подходящее, самое безопасное место для этих миллионов?

Тут он вскрикнул:

– Нет, нет! Не надо мне денег, пока не надо! Оставьте их у себя! У вас они сохранятся лучше, чем у меня, гораздо лучше. Я бы, наверное, вообще не довез их до дома.

– Ваша сестра тоже должна распоряжаться ими. Следовательно, мы спросим ее, что она намерена с ними делать, как только она окажется здесь. А теперь я хочу вам еще раз, в подробностях, рассказать то, на что лишь намекал, а именно о том, что случилось с того мгновения, когда мы ускакали с вождем нихоров.

Внезапно заполучить в руки несколько миллионов – это не каждому дано выдержать, и для его нервов мой рассказ сыграл роль успокаивающего средства.

Я описывал события как можно обстоятельнее, и, к моему удовлетворению, он с неподдельным интересом вслушивался даже в мельчайшие подробности. Я умолк, лишь доведя свой рассказ до минуты, переживаемой нами. Тут он глубоко-глубоко вздохнул и произнес:

– Вы пронесли бумажник сквозь такие передряги, с таким риском для жизни! Вы должны разделить его содержимое со мной!

– Ого! Смелое заявление. Разве вы единственный наследник?

– Увы, нет! Но я все-таки сделаю так, как захотел! По крайней мере вы получите столько же, сколько и любой другой наследник!

– Не надо, поймите, это меня унижает. Если вам хочется сделать что-либо хорошее для людей, подумайте о своей бедной родной деревушке и ее обитателях, для которых тысяча марок – целое состояние! Теперь я хочу еще раз взглянуть на старого Мелтона. Как он вел себя с тех пор, как оказался у нихоров?

– Он ни разу ни с кем не заговорил.

– Даже с вами?

– Нет, хоть я всегда находился подле него. Но во сне он стонет, кряхтит и бормочет что-то себе под нос, словно его мучают сильные боли. Это ведь говорит нечистая совесть?

– Нет, лишь ярость из-за утраты денег. Он о них не обмолвится, не доставит вам такого удовольствия, но по ночам грезит о них. Ему можно только пожелать подобных огорчений, что обнаруживаются лишь в снах, а наяву, словно тигр, неизменно гложут и сосут его. Он-то заслужил совсем иную кару и скоро получит и ее.

Я подошел к Мелтону. Он уставился на меня как на призрак, закрыл глаза, чтобы сообразить, спит ли он или бодрствует, а потом со стоном выдохнул:

– Немец, тыщу раз чертов немец!

– Да, это немец, – ответил я. – Вы все-таки рады, мистер Мелтон, тому, что снова видите меня стоящим перед вами в полном здравии, свежим и в отличном расположении духа?

Тут он опять открыл глаза, стал судорожно рвать свои путы, крича при этом:

– Это он, в самом деле он! О, если бы я был свободен, о если бы я высвободил себе руки! Я бы вцепился в тебя, мясо бы с твоих костей посдирал, собака! Почему тебя не поймали могольоны? Или ты так перетрусил, что смылся от них?

– Нет, мистер Мелтон, они меня не поймали, хотя, пожалуй, охотно заполучили бы, тем более что ваш любимый Джонатан очень настойчиво просил их заняться мной.

Тут он овладел собой, состроил выжидательную мину и спросил:

– Джонатан! Разве вы его видели?

– Возможно; но вам, к сожалению, я не смогу точно сказать об этом.

– Ну и не говорите! – орал он с пеной у рта.

– Он меня освободит, отомстит за меня, пулей на вас налетит, голову вам размозжит!

– Посмотрим.

– Не смей смеяться надо мной, моя угроза исполнится! Он придет с могольонами, они схватят вас. И тогда горе вам, трижды горе, горе, горе!

– За то время, пока мы не виделись, вы, я вижу, приобрели вкус к дешевой мелодраме. Увы, но именно сейчас я не расположен воспринимать ваши угрозы столь трагически, как вам этого хочется. Мы ничуть не опасаемся могольонов, ведь их намерения вам известны, и мы сумеем их посрамить.

Он испытующе взглянул на меня, еще раз изменил выражение своего лица и спросил:

– Вы знаете их планы? В самом деле? Вы считаете, что сможете дать им отпор? Не переоцениваете ли вы себя, сэр?

– Вряд ли! Вы же знаете меня, хотя еще и не слишком хорошо. Я имею обыкновение брать быка за рога, а не за хвост. Точно так же мы поступим и с могольонами. Мы знаем все. Ваш Джонатан прибудет вместе с могольонами, но мы уготовили им неплохую западню, в которую они неизбежно попадут, и нам нужно будет лишь захлопнуть дверцу за ними. Я точно знаю, что уже через несколько часов смогу показать вам могольонов вместе с вашим Джонатаном в качестве пленников.

Казалось, он хотел проглотить меня взглядом, когда говорил в ответ на мои слова:

– Пленников? И Джонатана? Тьфу! Да вы никак хотите взять меня на пушку? Это вам не удастся!

– Вы мне глубоко безразличны, мистер Мелтон; радуетесь ли вы или злитесь, мне все равно, но я всегда отстаиваю истину, в этом вы скоро убедитесь.

– Черт побери! Вы, кажется, действительно верите в то, что несете! Может, так и есть. Впрочем, меня совершенно не волнует, могольоны ли убьют нихоров или те переколотят этих. Мне приходится действовать по несколько иной причине. И если вы человек смышленый, то сможете при этом обстряпать одно очень хорошее дело. Хотите?

– Почему нет, если дело честное, – парировал я, весьма заинтригованный тем сообщением, что сидело у него на языке.

– Очень честное, необычайно честное, если вы сами тоже по-честному к нему отнесетесь.

– Я не плут; и вы могли бы, пожалуй, наконец понять, это.

– Я знаю это и как раз потому верю, что могольоны попадут в западню. С этим и связано мое предложение вам.

– Так говорите же!

– Я хочу получить от вас одно одолжение, одну маленькую, ничтожную услугу, а взамен обещаю вам награду, что неизмеримо больше, чем эта жалкая услуга.

– Где гарантии, что вы меня не обманываете?

– Верьте мне, сэр! Вы сделаете мне одолжение, лишь получив награду.

– В таком случае излагайте, слушаю вас.

– Вы велите освободить меня и отдадите мне те деньги, что у меня забрали.

– Такой пустяк? Свободу, а в придачу еще и деньги. Что за скромность!

– Не будьте таким язвительным, сэр, вы еще вовсе не знаете того, что я вам дам за это!

– А что же у вас еще есть? Что вы могли бы мне дать?

– Миллионы!

– Черт побери! Где же ваши миллионы находятся?

– Это я вам скажу лишь тогда, когда вы пообещаете мне свободу и мои деньги.

– И я получу деньги, прежде чем придет черед держать обещание?

– Да, все ради ваших гарантий. Вы увидите, что я с вами говорю откровенно.

– Разумеется. Мистер Мелтон, я, кажется, ошибался в вас, судил о вас неверно!

– Это правда. И я предлагаю вам отличную возможность исправить эту ошибку ради вашего же собственного блага.

– Прекрасно! При таком серьезном обоюдном доверии дело, пожалуй, выгорит. Миллионы – это кое-что значит! Итак, где они у вас?

– Дайте мне сперва требуемое обещание!

– Скажите мне сперва, сколько там миллионов!

– Два или три миллиона долларов, точно не помню, да это и неважно. Ну как, по рукам?

– Да.

– Вы даете мне слово, что я стану свободным и получу назад свои деньги?

– Да. Как только я получу миллионы по вашей подсказке или с вашей помощью, я тотчас распоряжусь освободить вас и отдам вам деньги.

– И я смогу тогда пойти куда захочу?

– Да. С той минуты, как я освобожу вас, беспокоиться о вас больше не буду.

– Значит, мы договорились?

– Конечно. Ну а сейчас деньги!

– Сию минуту! Мы должны быть откровенны друг с другом. Скажите-ка, сэр, вы действительно верите, что победите могольонов?

– Более того. Мы возьмем их всех в плен, от первого до последнего.

– А моего сына тоже?

– И его.

– Хорошо! Пусть он и мой сын, но поступил со мной как подлец. Он так поделил деньги Хантера, что почти все и заграбастал; я же получил сущий пустяк. Если я его за это выдам, ему только поделом будет. Итак, слушайте! У него при себе черный кожаный бумажник…

– Прекрасно!

– В этом бумажнике находится портмоне. А в нем – деньги.

– Неужели?

– Никакого сомнения. Я это точно знаю. Теперь вы довольны?

– Пока нет.

– Почему? Вы же получите миллионы! Только подумайте: миллионы! Я мог бы с ума сойти оттого, что приходится вам их уступать!

– Но вы же водили меня за нос. Я и так получил бы эти миллионы, не давая вам никакого обещания. Джонатан в любом случае мой пленник; я бы непременно нашел у него бумажник.

– Как хотите. Но я надеюсь, что из-за этой маленькой хитрости вы не разгневались на меня?

– Отнюдь. Но я надеюсь также, что ваши сведения окажутся верными и деньги пока еще у него, потому что я ставил условие, что получу их по вашей подсказке, с вашей помощью!

– Так и получается!

– А что потом произойдет с Джонатаном? Возможно, речь пойдет даже о его жизни!

– Каждый – творец своей судьбы. Я не могу ему помочь. Он слишком мало мне дал, обманул меня; я от него отрекаюсь, и мне совершенно все равно, что с ним станется. Если он умрет, то мне того и надо, я хоть потом отдохну от него. Ну а вы при этом обстряпаете очень хорошее дело, гораздо более выгодное, чем мое!

Вот так отец! На меня повеяло таким ужасом, словно бы мне на спину положили кусочек льда. Однако я превозмог себя и невозмутимо ответил:

– Да, награда очень высока, но меня она не вдохновляет, я ведь уже богат, владею миллионами.

При этих словах я постучал по бумажнику.

– Хотел бы я на них посмотреть! – улыбнулся он.

– Ну, так я охотно сделаю вам это одолжение. Это вас, пожалуй, все-таки немного позабавит. Итак, поближе сюда! Вот, вот, вот и вот!

Я вытащил бумажник, открыл его и с каждым словом «вот» подносил к его глазам один из конвертов. Ах, что за физиономию он скорчил! Как быстро менялось ее выражение! Глаза его как будто намеревались выскочить из глазниц. Он взметнул голову так высоко, как позволяли его путы, и прорычал:

– Это… это… это же… Откуда у вас этот бумажник? О, вы дьявол, дьявол, дьявол! – внезапно выкрикнул он, тупо уставившись на меня.

– Да не нервничайте вы так сильно, – ответил я. – Что плохого в том, что я нанес вашему сыну тайный визит в его палатку? Мне только за вас обидно. Вы не сможете сдержать свое слово и не поможете мне обещанными миллионами. Получил-то я их не по вашей подсказке и без вашей помощи. Теперь я вас не смогу выпустить.

– Не-е-е-ет? – выдохнул он, и все его тело содрогнулось.

– Нет. И деньги вы тоже не сможете получить.

Он не отвечал. Его голова откинулась назад, щеки впали, а глаза закрылись. Я полагал, что, получив столь сильный удар, он впал в обморок; я уже повернулся, чтобы уйти, как звук моих шагов пробудил его к жизни. Он выгнулся так, что затрещали ремни и изогнулся колышек, и рявкнул:

– Ты, порождение ада! Ты знаешь, кто ты? Сатана, живой Сатана!

– Чушь! Дьяволом был твой братец; я всегда его так называл, с первой минуты, как увидел. А ты – Искариот, предатель. Всем, кто сделал тебе добро, ты отплатил злом. Ты у своего собственного брата отнял и деньги, и жизнь, а только что выдал мне своего сына, единственного своего ребенка. Да, ты – Искариот и умрешь, как тот предатель, который пошел и сам себя удавил. Ты умрешь не от руки палача, а убьешь себя сам. Пусть Бог будет милостивее к тебе, нежели ты сам!

Я отвернулся от него и отошел к Францу Фогелю, который стоял поблизости, не замеченный им, и видел, и слышал все, что произошло.

– Ужасный человек! – сказал юноша. – Вы не верите, что он еще может исправиться?

– Я желаю любому грешнику раскаяния, на небесах радуются каждой заблудшей овце, какую удалось возвратить к праведной жизни, этого не удастся, да и от раскаяния он укроется. Он еще хуже своего брата, более грешен, чем тот, принявший смерть от его руки. Я бы плакал, если бы слезами здесь можно было помочь.

– Я боюсь его. Можно мне пойти с вами?

– Нет. Останьтесь пока здесь. Те молодые парни, что стерегут коней, еще не опытны; он может подбить их на опрометчивый поступок. И там, по ту сторону скал, еще не безопасно для вас. У нас перемирие, а не мир; дело может опять дойти до сражения.

– Вы считаете меня трусом?

– Нет; но вам нельзя подставлять себя под пули, что, может быть, вновь засвистят, ведь вам надо отвезти домой сестру и сберечь себя для родителей.

Он послушался и остался. Вождь, который привел меня, давно уже ушел, теперь и я, перебравшись через скалы, снова отправился на плато. Оттуда, со скал, я мог оглядеть его; все там было по-прежнему таким же, как я его оставил. Виннету находился около оружия могольонов. Связанный вождь все еще лежал внизу возле двух своих старейших воинов, а вождь нихоров только что отдал приказ обедать.

Нихоры поднялись к лошадям, где находились запасы мяса, и вскоре вернулись назад, чтобы разделить его. Вдоль опушки леса, на скалах и внизу, возле груды оружия, видно было множество сидящих на корточках и жующих индейцев. Я тоже, как и Виннету, получил несколько кусков мяса; для него и меня выбрали лучшее из того, что было.

Вскоре мог прибыть Эмери; я выслал навстречу ему нихора, которому наказал вернуться, как только он увидит отряд. Мне надо было узнать, когда поведут шестьдесят пленников, чтобы суметь принять необходимые меры предосторожности на случай, если среди могольонов, быть может, начнется брожение.

Было часа два пополудни, когда краснокожий верну лея и сообщил мне, что Эмери в десяти минутах отсюда. Я сказал Виннету, что нужно сделать; он пошел в лес к выставленным там на посту нихорам, я же – к их вождю и сказал ему:

– Оружие сторожат двадцать твоих воинов; этого может быть, недостаточно.

– Почему недостаточно? – спросил он.

– Вскоре приведут могольонов, взятых в плен у Глубокой воды и Тенистого источника. Возможно, их собратья, увидев их, придут в ярость и побегут к своему оружию, чтобы освободить пленников. Держи наготове еще двадцать человек. Как только я подам тебе знак рукой, ты пошлешь их вниз, к оружию; тогда его будут охранять сорок человек.

Распорядившись, я отправился к Крепкому Ветру и двум его старейшинам, подсел к нему и сказал:

– Время на обдумывание, что я дал тебе, скоро пройдет. Вы посоветовались друг с другом. Пришли ли вы к какому-то решению?

– Пока нет, – ответил он.

– Так поспешите сделать это! Мне надо получить ответ от вас.

– Ты не хочешь дать нам еще время?

– Нет, ни нам, ни вам пользы это не принесет.

– Я слышал, что Олд Шеттерхэнд – человек добрый; почему же ты не расположен к нам?

– Я был добр, и времени я вам дал достаточно.

– Но не столько, сколько нам нужно!

– Вам его было нужно гораздо меньше, чем вы получили, если бы в голове у тебя не таились черные мысли о спасении с помощью тех людей, которые не способны тебя спасти.

– О каких людях ты говоришь?

– О десяти воинах, которых ты сегодня поутру оставил возле источника.

Он ужаснулся, но быстро овладел собой и спросил меня довольно непринужденно:

– Ты говоришь о десяти воинах? Ты, может быть, имеешь в виду могольонов, которые находятся возле источника?

– Да, они остались там охранять двух белых пленников, мужчину и скво. Разве не так?

– Я ничего не знаю о них.

– Ты обещал мне, что твои губы никогда не скажут неправду, а теперь ты обманываешь меня! Ты сам прошлой ночью разбил лагерь у Тенистого источника. Ты присел у костерка, чтобы выкурить трубку с тремя старыми воинами, у воды, а я лежал возле вас, подслушивая ваш разговор. Два разведчика возвратились, и один из них сообщил тебе, что они встретили нихора. Так или не так?

Он не ответил; потому я продолжил:

– Нихор, встреченный ими, был гонцом, которого я послал к Быстрой Стреле передать тому, когда вы сегодня прибудете на плато. Затем я отполз от вас и, невзирая на часового, сидевшего рядом, поднялся к пленникам в дилижанс, чтобы сказать им, что сегодня рано утром я их освобожу.

– Уфф, уфф! – вскрикнул вождь. – Такое удастся только тебе или Виннету. Ты сдержал слово, данное пленникам?

– Да. Когда ты выступил в поход, я с моими воинами прятался за холмом возле источника. Когда вы скрылись, мы ворвались, схватили десять воинов, оставленных тобой, освободили обоих бледнолицых, запрягли дилижанс восьмеркой лошадей, а потом покатили и поскакали за вами.

– Почему на дилижансе?

– Военная хитрость, которая нам удалась. Впрочем, есть и другие воины, на которых ты надеешься.

– Каких воинов ты имеешь в виду?

– Пятьдесят воинов, которых ты доверил Мелтону.

– Уфф, уфф! – прокричал вождь, сраженный окончательно. – Откуда ты знаешь об этом?

– На своем военном совете вы упомянули об этом. Воинам надлежало поймать меня и Виннету.

– Уфф! Олд Шеттерхэнд может становиться невидимым?

– Нет. Но если у краснокожих нет ни глаз, ни ушей, то подслушать их нетрудно. Мелтон сказал, что поедет в сторону Глубокой воды, а оттуда последует к тебе.

– Он сделал это?

– Да. Но когда со своими воинами он прибыл к Глубокой воде, я уже был там со своими и всех их взял в плен. Затем они действительно последовали к тебе, но уже в качестве наших пленников.

Он посмотрел мне в лицо так, словно пытался прочесть мои мысли, и спросил:

– Ну и где пленники? Ты ведь здесь!

– Нужны ли во время сражения пленные враги? Я оставил их возле Тенистого источника, но послал за ними тотчас, когда заметил, что ты ожидаешь спасения от них. Ты их увидишь, ведь они скоро появятся. Смотри-ка! Вот и они!

Я увидел, что Виннету выступил из-за деревьев и поднял руку. По этому знаку вышли вперед и сто пятьдесят его нихоров, они преклонили колена и направили свои ружья на обезоруженных могольонов.

– Что это? Что сейчас будет? – испуганно спросил меня вождь.

– Ничего не будет, если твои воины поведут себя разумно, – ответил я. – Послушайся!

Раздался зычный голос Виннету:

– Пусть воины могольонов услышат, что я скажу им! Сейчас приведут ваших братьев, взятых нами в плен. Кто поведет себя спокойно, тому ничего не будет; но кто вскочит со своего места, тот немедленно получит пулю в лоб.

– Он говорит это всерьез? – спросил меня вождь.

– А ты разве не видишь? Разве стволы всех его нихоров не нацелены на твоих могольонов?

– Да. А что сделают воины, спускающиеся со скал?

Перед этим вопросом я махнул рукой вождю нихоров, а затем ответствовал предводителю могольонов:

– Эти двадцать воинов по моей команде должны поспешить на подмогу часовым, что охраняют там ваше оружие, чтобы освободить пленных собратьев.

– Это было бы глупостью, ведь вы перестреляли бы их, прежде чем они добрались до оружия.

Он повернулся к обоим старейшинам и приказал им:

– Поспешите к нашим воинам и скажите им, что они должны остаться сидеть на своих местах; будь что будет. Потом вы снова вернетесь ко мне сюда!

Они удалились, чтобы передать послание, и подоспели вовремя, потому что у входа в ущелье я увидел Эмери, возглавлявшего свой отряд. Я вскочил на ноги, подозвал его знаком и прокричал:

– Привет, Эмери, всех ко мне сюда!

Он увидел и услышал меня и направился к нам. За ним следовали его нихоры, поделенные на три группы, между ними, разбитые на две группы, ехали связанные пленники. На плато воцарилась мертвая тишина. Наши предосторожности оказались не напрасны; они предотвратили бесчинства, которых мы опасались.

Я усадил вождя могольонов, прислонив его спиной к камню так, чтобы ему было хорошо видно все происходящее, и спросил его:

– Ты узнаешь пленников?

– Мелтон, – ответил он, – белая скво и еще мужчина и скво, которые были у нас в дилижансе.

– Пересчитай своих людей!

– Шестьдесят пленных воинов.

– Остальные – юма, бывшие вместе со скво Мелтона. Их мы тоже захватили в плен.

Отряд миновал нас и остановился. Пленные могольоны увидели своего вождя. Мелтон дерзко взглянул мне в лицо. Когда отряд рассыпался и всех пленников сняли с коней и положили на землю, оба старых воина вернулись. Я спросил их вождя:

– Ты все еще хочешь что-то обдумывать?

Он глянул в глаза обоим старейшинам. Они молча покачали головой, и тогда он ответил:

– Нет. Мы сдаемся.

– Хорошо! Оружие ваше уже у нас; теперь вам нужно отдать еще снаряжение и лошадей. Сперва очередь тех, кто сидит там, с той стороны, затем пленников, которые сейчас прибыли, и последними сделать это придется вам троим. Каждый из вас, как только будет отпущен, должен тотчас исчезнуть с плато, пешком, конечно, так как лошади у него не будет, и направиться в сторону Тенистого источника. Через час после того, как последний из вас уйдет, я вышлю воинов, которые застрелят любого могольона, встреченного поблизости. Учти это!

После этого серьезного предостережения я разыскал апача и попросил его самого проследить за освобождением могольонов. Он привел с собой нескольких нихоров в помощь. Я подошел к Марте, стоявшей поодаль.

– Слава Богу, вы невредимы! – воскликнула она. – С вами ничего ужасного не происходило?

– Да вот, свалился с лошади по неловкости.

– Но, надеюсь, не причинили себе вреда?

– Горе-наездники никогда себе вреда не причинят.

– Не шутите! Если вы упали, это могло случиться лишь в опасной ситуации. Я могу узнать, как произошло несчастье?

– Я попозже об этом вам обязательно расскажу. А сейчас пойдемте со мной.

Я поднялся вместе с ней на скалистую гряду. Когда мы перебрались на ту сторону, я указал на ее брата, что сидел в траве среди лошадей, повернувшись к нам спиной.

– Это ваш брат. Ступайте к нему, он хочет вам кое-что показать.

– Что?

– Кое-что, что находится в этом бумажнике. Возьмите его с собой!