Текст книги "Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

– Эмери! – позвал я.

– Да! – откликнулся англичанин.

– Как ты это допустил?

– Меня самым банальным образом застали врасплох.

– Кто эти люди?

– Индейцы.

– Вам, мистер, и вам, Виннету, можно было бы и не сообщать, кто мы такие, но я скажу: вы находитесь в руках вождя Афат-Ая и его воинов, – произнес вдруг некто на хорошем английском.

Афат-Ай означает «Большая Стрела». Я слышал о нем кое-что, в основном о его необычайной жестокости. Судя по голосу, говоривший был еще далеко не старым человеком. Он сидел рядом со мной. Я пригляделся к нему внимательнее и, поняв, что это Джонатан Мелтон, отвернулся.

– Зачем вы отворачиваетесь от меня? – усмехнувшись, сказал он. – Неужели я вам настолько ненавистен или вы не узнаете меня? Отвечайте: вы знаете меня?

– Кто вы? Величайший пройдоха и мошенник, которого я когда-либо встречал в своей жизни.

– О, я вижу, вы относитесь ко мне с предубеждением. Это несправедливо. Я честный человек, особенно если сравнивать меня с вами. Хотите, докажу вам это?

Я не ответил, и он язвительно продолжил:

– Вам следовало бы отнестись ко мне более дружелюбно. Ведь я очень многим вам обязан.

– Да, это уж точно.

– У меня есть твердое намерение возвратить вам все мои долги сполна и даже с процентами. С большими процентами. По-моему, это очень мило с моей стороны. Вы так не считаете?

– Я в восхищении!

– В самом деле? Что ж, отвечаю любезностью на любезность. Вы, должно быть, не прочь узнать, как получилось, что вы оказались в таком положении?

– Очень бы хотелось.

– Я скажу вам чистейшую правду, потому что убежден, что вы уже не сможете принести мне ни малейшего вреда. Ваша роль искателя приключений сыграна. Финита ля комедия! [90]90
  Комедия окончена! ( ит.).


[Закрыть]Вы – пленники Большой Стрелы. Знаете ли вы, несчастный, кто отец этого молодого вождя?

– Нет.

– Его звали Сильная Рука, и потому вас ожидает кара, самая жестокая из всех, какие только существуют на белом свете. Вместе с Виннету вы будете погребены заживо среди мертвых. Большая Стрела поклялся мне, что это будет сделано, а вы знаете, что такое клятва индейца. Ну как, хватит у вас мужества, чтобы перенести такое?

– Вполне.

– Прекрасно. Со своей стороны, поскольку вы питаете ко мне совершенно особые чувства, я постараюсь сделать ваш конец ярким и неординарным. Как только отправлю вас в ад, буду чувствовать себя на этой земле как в раю. И эта перспектива меня вдохновляет. Но до того, как вы отправитесь в мир иной, я хотел бы сойтись с вами поближе, чтобы вы поняли, что я действительно тот самый человек, за которого вы меня принимаете. Итак, кто я такой, по-вашему?

– Вы – Джонатан Мелтон, мошенник и убийца Хантера, за которого теперь себя выдаете.

– Вы абсолютно правы.

– Коларази – ваш отец?

– Да. Мы оба были очень расстроены тем обстоятельством, что эти дураки-индейцы упустили вас, но теперь вам нас не догнать. Мы уже побывали в Новом Орлеане и отлично там поработали.

– С помощью вашего дяди?

– Да. Он получал депеши и письма, и мы вместе отвечали на них. Нам было необходимо, чтобы эти ответы доходили до адресатов, и, хотя вы подозревали, что дело нечисто, согласитесь, вы не можете не признать, что по сравнению с нами вы – дилетант. Но что доставило мне самое большое удовлетворение – так это то, что миссис Сильверхилл смогла обвести вас вокруг пальца. Очень хорошо, что она тогда отказала вам.

– Когда?

– В Соноре, где вы так часто становились перед ней на колени.

– Я?! – воскликнул я и рассмеялся, хотя секунду назад мне было совсем не до смеха.

– Да, вы! Не понимаю, что тут смешного. Вы не убедите меня в обратном. Как сияло ваше лицо, когда вы увидели ее там, в Новом Орлеане.

– Сияло? Мое лицо? Ну, это уж слишком!

– Да-да, сияло. От восхищения вы стали выглядеть даже глупо.

– Ага, и, надо думать, я опять «упал перед ней на колени»?

– Разумеется.

– Эти интимные подробности тоже она вам сообщила?

– Она, она. И от души смеялась, когда рассказывала, как заперла вас на двойной замок. А кстати: вам известно, что она моя невеста?

– А как же. Она не преминула мне это сообщить.

– Ну ладно. Вернемся к нашим баранам. Она сказала вам, что я направляюсь в Альбукерке, чтобы встретиться с моим отцом и дядей?

– Совершенно верно.

– А о том, что потом мы поедем в ее замок, где заживем спокойно и счастливо?

– И об этом тоже.

– Тогда вы поймете, с каким нетерпением я ждал ее на Канейдиан-Ривер. Как только она туда добралась, мы тут же тронулись в путь, хотя и имели по сравнению с вами преимущество в два дня. По дороге Юдит рассказала мне все, что с ней произошло за то время, что мы не виделись с ней. Но тут мы попали в плен к команчам. И худо бы нам пришлось, если бы меня не осенила одна мысль. А теперь попробуйте догадаться, что это была за мысль.

– Догадываюсь… Вы знали что-то о наших дурных взаимоотношениях с команчами, но, думаю, немного.

– Тут вы, к сожалению, правы. Знаю я меньше, чем мне хотелось бы, но зато главное – команчи вечно враждуют с апачами. Поэтому я предложил Большой Стреле выгодную для обеих сторон сделку: он сопровождает нас до Альбукерке, а за это получает возможность схватить Виннету.

– И он поехал с вами?

– Еще с каким удовольствием! Потому что узнал, что Виннету на этот раз путешествует вместе с вами.

– Однако, сдается мне, Большая Стрела не очень-то вам доверяет, раз до сих пор не отпустил от себя.

– Что поделаешь, он не может выполнить мое условие, пока я не выполню его. Сначала все шло, как мы задумали: вы преследовали Юдит, мы двигались вам навстречу. Но потом в дело вмешался ураган, после которого мы увидели мираж. Как на картине, трое всадников галопом скакали к ручью. Это могли быть только вы. И команчи отправились в ближайший к ручью лесок. Когда стемнело, мы выслали к вам разведчиков, потом окружили… Застать врасплох вас или Виннету довольно сложно, поэтому мы дождались, когда на вахту заступит мистер Босуэлл. Могу добавить к этому лишь то, что утку забрали мы с Юдит. Она хорошо прожарилась, должен вам сообщить. Поедая ее, мы думали о вас…

– Мне это очень приятно. Но что-то я не вижу здесь миссис Сильверхилл.

– Ей пришлось остаться в лесу под присмотром команчей. С ней вы еще пообщаетесь, а сейчас я вас умоляю исполнить две моих просьбы. Надеюсь, вы, как воспитанный человек, не откажете мне в них.

– Чего вы хотите?

– Я, знаете ли, питаю страсть к оружию. А вы с Виннету владеете двумя очень знаменитыми на Диком Западе ружьями. Поэтому моя просьба заключается в том, чтобы вы завещали их мне после своей смерти.

– А если мы этого не сделаем?

– В таком случае ружья просто-напросто станут моей добычей, хотя, поверьте, я бы предпочел получить их как наследственный дар.

– Насчет первой просьбы я все понял. А чего еще вы хотите?

– Мне известно, что вы привезли из Туниса кое-какие бумаги, среди которых был документ, касающийся захоронения одного человека… Скажите, где находятся эти бумаги?

– Поезжайте в Новый Орлеан, к вашему адвокату Фреду Мерфи, он знает, где их взять.

– Не умничайте! Пол-утки мы уже съели, а сейчас заберем вторую половину и ружья в придачу.

Он и в самом деле забрал остатки мяса и наклонился к ружьям, которые лежали рядом со мной. Поскольку мы не оказали никакого сопротивления, команчи не стали их у нас отбирать.

И тут раздался грозный окрик:

– Не трогай ружья!

И тот, кто кричал, выступил из темноты. Это был вождь команчей – на голове у него было три пера. Тем временем стало светать, и мы смогли разглядеть гордые и суровые черты его лица. На вид ему было лет тридцать.

– Почему это я должен положить их обратно? – возразил Мелтон. – Они принадлежат мне по праву.

– Нет. Ты ведь обещал нам трех человек пленников.

– Ну да, но ведь не их же вещи!

– Значит, ты просто не знаешь наших обычаев. Все вещи побежденных команчами принадлежат победителям. Так что положи ружья на землю!

Мелтон не подчинился, и тогда вождь достал из-за пояса нож и замахнулся на него. Мелтон положил ружья на землю и со злостью произнес:

– Бери, хотя они и не твои! А мы немедленно уезжаем отсюда.

– Подожди немного!

– Подождать?! Зачем? Я сдержал свое слово, и ты должен отпустить меня, как и пообещал!

– Я обещал тебе это и сдержу свое слово. Но сначала скажи мне, когда я могу получить моих трех воинов?

– Я не знаю.

– В таком случае я также не знаю, когда смогу отпустить тебя. Ты остаешься здесь!

– Что, и я у тебя буду пленником?

– Помолчи, вонючка, – клокочущим от ярости голосом произнес вождь. И затем продолжил властно: – Ты обещал мне Виннету и Олд Шеттерхэнда, но для начала я должен убедиться, они ли это на самом деле.

Наклонившись к Виннету, Большая Стрела спросил:

– Как твое имя?

– Виннету, вождь апачей, – ответил тот.

– А как тебя зовут? – спросил он англичанина.

– Меня зовут Эмери Босуэлл.

– Этого имени я не слышал ни в одном лагере и ни на одной стоянке, – сказал предводитель команчей.

Затем он повернулся ко мне и, вглядевшись внимательно в мое лицо, спросил:

– Тебя зовут Олд Шеттерхэнд?

– Да.

– Ты – враг команчей?

– Нет, я не враг вам, хотя у меня есть среди краснокожих враги, так же как и друзья. И среди бледнолицых у меня тоже немало и друзей, и врагов, все зависит от того, каков человек, а не какого цвета у него кожа.

– Вождю команчей неинтересно, что ты думаешь об этом, бледнолицая собака. Ему интересно то, что вы с Виннету, убившие его отца, у него в руках.

– Виннету тут ни при чем. Моя пуля убила твоего отца.

– Виннету был при этом, и, значит, виноват. Этому Босуэллу просто не повезло, но он тоже будет казнен вместе с вами. Вы, все трое, будете заживо погребены в могиле моего отца.

Нам связали ноги ремнями и потащили в лес. Это продолжалось примерно полчаса, за это время я сосчитал, что наш конвой составляли двадцать три индейца. Наконец мы выбрались на опушку леса. За ней начиналась прерия, невдалеке паслись лошади команчей, а среди них я заметил и наших лошадок. Нас посадили на лошадей, накрепко привязав к ним. Еще часа два мы ехали по прерии, пока не добрались до берега Канейдиан-Ривер. С тоской мы глядели на ее южный берег, по которому тянулась дорога на Сан-Педро и Альбукерке. Напрягая зрение, можно было даже разглядеть неясные очертания повозок, проезжающих по ней, но и только…

Нас ждал совсем другой представитель, вернее, представительница цивилизации – Юдит Сильверхилл. Она сидела на траве, но, увидев нас, поднялась. Двое индейцев, развалившихся рядом с ней, однако, так и остались лежать. Мы догадались, что они выполняли роль кучеров экипажа и потому чувствовали себя важными лицами. Еще пятеро команчей стояли невдалеке. Всего, следовательно, нас окружало тридцать команчей.

– Юдит, я привел к тебе твоего поклонника! – воскликнул Мелтон, кивком головы указав на меня.

Она засмеялась в ответ, но на меня даже не взглянула.

Как я мог реагировать на эту наглость и глупость? Самое лучшее было – промолчать. Так я и поступил.

Нарушил молчание вождь Большая Стрела. Он сказал, обращаясь к Мелтону:

– Ты сдержал свое слово, и я сдержу свое. Вы свободны. Но, прежде чем вы уйдете, я должен вам сказать, что я думаю о наших пленниках. Они – наши враги, потому что убили моего отца, вождя команчей, и двенадцать его лучших воинов. Но они не какие-то вонючки скунсы, потому что не оставили тело вождя на растерзание хищным птицам, а похоронили его с почетом, дали ему оружие в Страну Вечной Охоты. Наши враги достойны нас, они великие воины и честные люди. И я хочу, чтоб ты знал, что они – не чета тебе, хотя их я сейчас казню, а тебя отпущу.

– Я тоже порядочный джентльмен! – взвизгивая, завопил Джонатан Мелтон.

– Замолчи! – прикрикнул на него вождь. – Большая Стрела слышал ваш разговор с Олд Шеттерхэндом. Вождь команчей не может нарушить свое слово, но может сказать тебе и говорит, что ты – не воин, а подлец и мошенник. Большая Стрела бывал в городах бледнолицых и видел, как там поступают с подлецами и мошенниками, когда сажают их в тюрьму, – им обривают наголо головы. В тюрьму я тебя посадить не могу, но, чтобы все честные люди знали, кто ты такой, ты сейчас лишишься волос со своей трусливой головы.

– Мои волосы! Мои… – заныл Мелтон.

– Умолкни, жаба! Я отнимаю у тебя всего лишь волосы, а не твою жалкую жизнь! – гневно воскликнул вождь.

Мелтон завопил еще сильнее, но на него навалилась целая дюжина индейцев, а самый старый из команчей обрил ему голову сухим ножом. Вопли Мелтона доносились, наверное, до небес. Как только старый команч закончил свою работу, Мелтон в тот же миг запрыгнул в экипаж. Юдит ринулась за ним. Но вождь остановил ее.

– Стой! Белый воин Шеттерхэнд был назван твоим поклонником. Это правда?

– Да, – ответила эта нахалка не моргнув глазом.

– Значит, ты отказала великому воину и уехала с этим вонючкой. Ты его жена?

– Еще нет.

– Женщина не должна никуда ехать с мужчиной, если не принадлежит ему по закону. Я вижу, что ты во всем не такая, как наши девушки и женщины. Твой язык – это язык ядовитой змеи. Многие из краснокожих девушек и женщин сразу сказали бы «да», если бы великий воин Олд Шеттерхэнд захотел, чтобы они стали его скво. Многие, но не ты, потому что тебя он не мог хотеть. Ты солгала. Это ясно!

– Да, – тихо произнесла Юдит, подавленная мощной волей вождя.

– Теперь ты видишь, что правда человека сильнее яда змеи! Ты оскорбила Олд Шеттерхэнда, солгав, что он хотел тебя, а он настолько горд, что не стал защищать себя от твоей лжи. Ты очень похожа на того мерзавца, с которым собираешься ехать. Так будьте же во всем одинаковы. – И он обратился к своим воинам: – Отнимите и у нее волосы. Потом эти две жабы могут ехать куда захотят! Хуг! Я сказал.

Прекрасная Юдит зашлась криком боли и унижения. Мне стало жаль ее, и я сказал вождю команчей:

– Большая Стрела – мужественный воин и великий охотник, а эта женщина не стоит того, чтобы он думал о ней. Он может оставить ей волосы, не поступаясь своей гордостью.

Вождь грозно взглянул на меня и сказал:

– Кто дал Шеттерхэнду право советовать Большой Стреле, как ему поступать? Вождь знает, что он говорит и делает, и не берет своих слов обратно.

Я понял, что бессилен помочь Юдит, и отвернулся, чтобы, по крайней мере, не лицезреть ее унижение. Но и от криков ее у меня шел мороз по коже. Наконец она перестала кричать, я повернулся, но она уже скрылась в экипаже. Оттуда раздался голос Мелтона:

– Большая Стрела может еще раз подтвердить, что он сдержит свое слово и его пленники будут мертвы?

– Завтра утром их замуруют в могиле моего отца, – ответил ему вождь и прибавил, обращаясь к своим людям: – Эти бледнолицые должны уехать отсюда как можно скорее, иначе они лишатся не только волос.

Индейцы исполнили этот приказ беспрекословно. А нам оставалось лишь глядеть с тоской на то, как уезжает от нас человек, за которым мы так долго и безуспешно гонялись еще в Африке, в то время как нас ожидала ужасная казнь…

Однако до нее оставалось еще часов двадцать, а за это время многое могло измениться, подсказывала мне надежда, никогда не покидающая меня. Мы обменялись несколькими фразами с Эмери и Виннету. Все согласились, что вождь Большая Стрела доказал словами и поступками, что уважает нас. Но это был единственный плюс нашего, в общем, отчаянного положения.

Команчи сели ужинать. Нам тоже дали поесть, причем куски мяса, которые они нам предложили, были нисколько не меньше, чем у них самих. На какое-то время нам даже освободили руки, одновременно связав покрепче ноги. Эмери, когда подавал ладони для того, чтобы команч мог их снова связать, изобразил на своем лице нечто загадочное… Потом быстро взглянул на меня, понял, что я заметил его уловку, и спросил меня по-немецки:

– Ты понял, что я хотел тебе что-то сказать?

– Было бы странно, если бы хоть кто-то это не понял, и команчи, думаю, тоже поняли.

Ближайший к нам индеец повернулся к вождю и сказал:

– Двое бледнолицых разговаривают между собой на чужом языке, который я не могу понять.

– Шеттерхэнд должен сказать нам, что это за язык, – ответил вождь.

– Это язык моего народа, – сказал я.

– Где лежит страна твоих предков?

– По ту сторону Большого Открытого моря [91]91
  Атлантического океана (прим. перев.).


[Закрыть].

– Это Англия?

– Нет, моя родина находится южнее Англии.

– У твоего народа есть песни смерти, подобные тем, что поют краснокожие воины?

– Да, у нас есть такие песни и молитвы, обращенные к Великому Маниту.

Тогда Большая Стрела повысил голос и сказал так, чтобы его слышали все:

– Когда храбрый воин ожидает приближения смерти, он вооружается. Но если оружие ему не помогает, а смерть все ближе, он должен вспомнить все свои поступки и восхвалить их так, как принято у его народа. Наши пленники – храбрые воины, и, прежде чем умрут, они должны рассказать о своих подвигах. Мы имеем право убить их тела, но не души, чтобы в Стране Вечной Охоты они встретились с Сильной Рукой.

Таким образом, благодаря благородству вождя мы с Эмери получили возможность говорить по-немецки. Конечно же, мы скорчили такие печальные мины, на которые только были способны, чтобы ни у кого из индейцев не возникло сомнения в том, что мы говорим исключительно о смерти.

– Итак, – сказал я, обращаясь к Эмери, – растолкуй мне, что тебе пришло в голову.

– Я вспомнил об одном фокусе. Он называется «связанный человек». И хорошо бы, подумал я, применить его здесь.

– Хм! Ты думаешь, команчей можно обмануть с помощью какого-то там трюка?

– Трюк это или нет – неважно, если мы сможем освободиться. В его основе всего два ловких приема, которые проделываются совершенно незаметно.

– Но я, например, ничего не знаю об этих приемах…

– Конечно, лучше было бы их тебе показать, но раз это невозможно, придется тебе меня послушать.

– Слушаю.

– Значит, так. Человек, руки которого связаны за спиной ремнем или веревкой, может в один миг освободиться от пут.

– И незаметно?..

– Да. Главное условие для исполнения этого приема – чтобы кисть левой руки лежала поверх правой.

– Дальше!

– Когда тебя связывают, нужно изловчиться так, чтобы ремень лег на руки ровно посередине своей длины, один его конец при этом должен приходиться на левый локтевой сустав. В то время, как завязывающий будет крепко затягивать узел, нужно осторожно потянуть пальцами за другой конец ремня. Узел станет подвижным, понимаешь? Остальное для такого молодца, как ты, – пустяк. Ну как, сможешь это проделать?

– Думаю, что да.

– Хорошо. Когда нас будут кормить в следующий раз, а я думаю, что это произойдет еще сегодня ночью, попробуем сделать это?

– Попробуй лучше ты один. Все-таки без тренировки это очень сложно сделать.

– Но почему один? Если мы сможем объяснить этот фокус Виннету, убежим все втроем.

– Но Виннету не говорит по-немецки, а команчи достаточно неплохо знают английский, не говоря уже об индейских языках. А самое главное – так или иначе фокус предполагает, что ты делаешь определенное движение. Если его сделает один, никто на это внимания не обратит, мало ли, потянулся человек случайно. Но если все трое потянутся, это не может не вызвать подозрения. Нет, только ты один должен спасаться этим фокусом.

– Но что же будет с вами?

– Поживем – увидим. Мне нужен нож, но его у меня отобрали вместе с ружьями.

– Послушай, у меня во внутреннем кармане жилета всегда лежит маленький складной ножик с пилкой для ногтей. Индейцы меня обшарили как следует, но, кажется, они не догадались о существовании внутреннего кармана.

– Бог мой! Это было бы прекрасно.

– Понимаешь, Чарли, ведь меня очень мучит еще то, что мы ведь из-за моей оплошности попали в плен.

– Не терзай себя. То же самое вполне могло произойти и с нами.

Виннету, безмолвно сидевший рядом с нами, не мог, естественно, понять ни слова, но мне почему-то казалось, что суть нашего разговора он интуитивно улавливал.

Вскоре нас опять привязали к лошадям, и мы двинулись в Долину Смерти. По моим подсчетам, до могилы вождя оставалось часов семь-восемь пути.

Долина напоминала потухший кратер вулкана. Ее окружали крутые нагромождения камней и отвесные скалы. Существовала только одна тропа, по которой можно было проехать на лошадях в котловину. По ней мы и двинулись. Внутри естественной каменной ограды долина образовывала почти идеальный круг. В северной его части из-под земли выбивался ручеек, а вблизи него сквозь камни кое-где пробивалась трава. Тут и расположилась на обед наша процессия. Нам снова развязали руки. Как только мы поели, нас снова связали. Краем глаза я наблюдал за Эмери. Вид у него был самый что ни на есть простодушный, но то, что было задумано, он проделал наилучшим образом. Однако, когда я увидел, с каким довольным выражением лица отошел от него индеец, мне показалось, что мы рано радуемся.

– Ну как? – спросил я тихонько Эмери.

– Все в полном порядке. Сегодня вечером я отказываюсь от ужина, чтобы никто больше к моим рукам не прикасался.

– Это может возбудить подозрение. Человек, который так долго пребывал со связанными руками, не может не воспользоваться малейшей возможностью их размять.

– Пожалуй, ты прав. Я поужинаю, так и быть.

Когда мы снова тронулись в путь, получилось так, что Виннету оказался между нами с Эмери. В нескольких словах мы намекнули ему на то, что задумали. Индейцы не заметили наших переговоров.

– Я хочу быть свободен, – прошептал Виннету, – но что я такое без моего Серебряного ружья…

– А я без моих ружей, – добавил я громко по-немецки, обращаясь к Эмери.

– Но иначе ничего не получится! – ответил тот.

Оставалось еще, наверное, около часа пути, когда мы достигли восточной оконечности Долины Смерти. Мы ехали очень медленно, по узкому краю отвесной скалы, будто похоронная процессия. А вдруг мы действительно никогда не вернемся отсюда? Я гнал от себя черные мысли, но они снова и снова возвращались ко мне. Нет! Если кто-то и останется здесь навеки, то команчи, а не мы.

Когда мы спустились к подножию скалы, вождь повел свою лошадь к расселине, откуда вытекал ручеек. Здесь он остановился и слез с лошади. Все остальные воины последовали его примеру. Первым делом индейцы попытались напоить лошадей, но те не захотели пить воду, пахнувшую серой. Я огляделся по сторонам. Могила Сильной Руки была уже совсем близко.

Туда нас сразу и повели. Шестеро индейцев оттащили камень, закрывавший вход в расселину, и вождь сказал:

– Здесь погребен великий вождь команчей Сильная Рука, мой отец. Его дух блуждает в Стране Вечной Охоты, где он дожидается душ своих убийц. Сейчас он должен вернуться сюда, чтобы услышать, что я, его сын и наследник, хочу сказать ему.

Он помолчал немного, вероятно ожидая, пока дух спустится из Страны Вечной Охоты, затем продолжил:

– Сильную Руку преследовали, а потом убили вождь апачей Виннету и охотник Олд Шеттерхэнд. Они заплатят своей смертью за смерть моего отца. Каждый умерший отправляется в Страну Вечной Охоты в том состоянии, в котором застала его смерть. Если бы мы сейчас стали мучить пленников, то это означало бы, что дух Сильной Руки получил бы слабых рабов для себя, которые не способны нести хорошую службу. Поэтому мы просто замуруем пленников в скале, чтобы у них не было никаких ран. Хуг!

Но казнь они хотели провести утром. И нас отвели в небольшой грот, приставив к нам двух свирепого вида и вооруженных до зубов стражей. Эмери приуныл и прошептал мне по-немецки:

– Проклятье! Со всех сторон скалы. Мы отсюда не выберемся. Здесь же ничего не видно.

– Давай дождемся темноты. Ночью из грота будет гораздо лучше видно все, что снаружи, – закон оптики. Это раз. Здесь на нас смотрят только четыре глаза, и то в абсолютной темноте, – это два. У нас полно преимуществ.

– Ты молодчина, Чарли! Во всем умеешь находить свои хорошие стороны.

Темнело. Наши конвойные разожгли костер возле нашего грота и уселись на землю шагах в четырех от огня. Это было плохо. Убегая, нам придется прыгать через костер, и этого времени им будет достаточно, чтобы схватиться за оружие и позвать остальных. А кроме того, света от костра им вполне хватало, чтобы видеть всех нас троих. Эмери опять пал духом и спросил меня с тоской в голосе:

– Как ты думаешь, они будут поддерживать костер всю ночь?

– Будут, если у них хватит хвороста для этого. Но до рассвета еще часов восемь, а в округе не так уж и много сухих веток, по крайней мере, кучка, что они насобирали, не больно-то велика.

Забегая вперед, скажу, что я несколько переоценил тогда обстановку. Индейцы все время добавляли в эту кучку засохшие стебли травы.

Нам позднее, чем накануне, дали поесть. И Эмери снова удалось проделать свой фокус с освобождением рук. Наша стража не сводила с нас глаз часа два, но постепенно они, видимо, окончательно уверились в том, что никуда мы не денемся. А в лагере долго не ложились – что-то с воодушевлением обсуждали, и мы знали почти наверняка, что тема этого обсуждения – наша казнь. Угомонились команчи только под утро.

Мы лежали голова к голове и тихо переговаривались – на этот раз по-английски: было важно, чтобы и Виннету принял участие в этом разговоре.

– Проклятье! – пробурчал Эмери. – Еще чуть-чуть, и нам будет поздно бежать. Скоро на смену эти двум придут новые и опять уставятся на нас.

– Не паникуй раньше времени, пожалуйста. Момент смены караула как раз очень удобен для побега.

– Времени у нас мало! Даже если мы отсюда и выберемся, все равно далеко уйти не сможем без лошадей. Скоро светать качнет, и, как только мы подойдем к лошадям, нас тут же схватят как миленьких.

– Не схватят, потому что мы даже не приблизимся к лошадям.

– Ты хочешь сказать, что мы пойдем пешком?

– Именно.

– Чарли, по-моему, ты что-то не то говоришь, дружище. Мы уйдем очень недалеко.

– А нам и ни к чему уходить далеко. В этой долине у нас еще есть дела.

– Объясни, что ты имеешь в виду?

– Нам нужно получить обратно свое оружие.

– Согласен, но где мы здесь спрячемся? Оглянись – все голо и пусто, Долина Смерти, одним словом.

– Есть одно безопасное место.

– Какое?

– Могила вождя.

– Но это же очень опасно!

– Не слишком. Уйти без оружия, без лошадей, когда по пятам за тобой идут команчи, – гораздо опаснее.

– Хорошо, но сможем ли незаметно забрать свое оружие?

– Очевидно, нет. План у меня такой. Как только мы выберемся отсюда, первым делом надо будет сосчитать точно всех команчей, оставшихся в лагере, и тогда уже решать, как конкретно будем действовать дальше. Кстати, я совершенно не настаиваю на том, чтобы мы непременно сидели в могиле вождя. Это всего лишь один из вариантов развития событий, как мне кажется.

Виннету, который до сих пор ничего не говорил, а только слушал, присвистнул и произнес:

– Мой брат Шеттерхэнд придумал хороший план. Но тихо, смена идет.

Смена караула прошла спокойно. Наши новые стражи кинули в костер очередной пучок травы, он ярко вспыхнул на какие-то несколько мгновений, но вскоре потух совсем. Стало опять очень темно. Небо было почти сплошь затянуто облаками, лишь кое-где были видны редкие звезды – вот и все освещение.

Прошло около четверти часа. Неслышно освободился от ремней Эмери, потом освободил нас.

– Этих надо бы прикончить, а, Чарли? – прошептал Эмери, кивком показав на часовых.

– Людей, даже если они твои враги, убивать следует только в самом крайнем случае, – ответил я.

– Делай как знаешь…

– Так: ты оставайся на месте, часовых берем на себя мы с Виннету.

Нервное напряжение в таких делах, как побег из-под стражи, иногда очень даже неплохой помощник: чувствительность всех органов обостряется. Главное при этом – не делать лишних движений. Вот о чем думал я, когда мы очень медленно преодолевали три метра, отделявшие нас от часовых.

Виннету тронул меня за руку. Это был сигнал. Я кинулся на «своего» команча, Виннету – на «своего». Нападать на человека спереди всегда намного труднее, чем сзади. Но Виннету применил здесь свой знаменитый удар в висок, и через мгновение оба команча лежали без движения. Связав их покрепче все теми же ремнями, забрав их ножи и сунув им кляпы в рот, мы оттащили обмякшие тела своих караульных в пещеру.

– Пусть братья подождут меня здесь, – прошептал Виннету и исчез во мраке.

Но не прошло и двух минут, как он вернулся. Это было недобрым знаком.

– К лошадям нам точно не подойти, – сказал Виннету. – Там часовой. Ружья наши никто не стережет, но недалеко от них сидит вождь. Ему не дает спать радость оттого, что его отец будет отомщен, – так думает Виннету.

– А мы не сможем сделать с ним то же самое, что с караульными? – спросил Эмери.

– Нет. Вокруг него живое кольцо из его воинов. Они хоть и спят, но спят чутко.

Нам не оставалось ничего другого, как забраться в могилу. Плита поддалась не сразу, но еще труднее, чем отодвинуть, оказалось ее задвинуть. Так что когда мы наконец это сделали, почувствовали необходимость отдышаться.

Щель оказалась довольно глубокой, но мы все же ощущали себя довольно скованно, потому что боялись потревожить останки вождя команчей. Сидя на корточках, мы дожидались рассвета, а до него, по моим прикидкам, было еще часа два. Вполне достаточно, чтобы в конце концов прийти к мысли о бренности земного существования, особенно если учесть, что рядом лежат останки твоего врага, на месте которого мог лежать и ты сам. Говорить не хотелось, и мы молчали.

Начало светать. Приближалась развязка. Эмери нарушил тишину:

– Если индейцы догадаются, что мы здесь, нам крышка.

– И все же несколько минут у нас и в этом случае будет.

– И что ты тогда собираешься сделать?

– Единственный наш шанс в этом случае – взять в плен вождя. Если он будет нашим заложником, мы сможем вести с ними переговоры.

Снаружи донесся характерный крик, который издает индеец, если хочет предупредить свое племя о большой опасности.

– Это вождь? Посмотри, Чарли, быстрее, быстрее!

Уже рассвело настолько, что, когда я прислонил голову к щели, смог увидеть все, до самого ручейка. Кричал сам Большая Стрела. Все команчи были уже на ногах. Сначала была полная неразбериха, но уже через несколько минут все стихло. Вождь отдал приказание, и его воины тут же вскочили на лошадей – в погоню за нами. В лагере остались только трое – сам Большая Стрела и двое караульных, упустивших нас. Вождь тяжело опустился на землю. Двое проштрафившихся держались на некотором отдалении от него, не смея даже взглянуть на вождя.

– Команчи скоро вернутся, – сказал Эмери.

– Почему ты так думаешь? – спросил я.

– Как только они поднимутся на плоскогорье и не увидят нас, сразу же догадаются, что мы остались в долине.

– Вряд ли. Скорее они решат, что мы ушли уже достаточно далеко.

Минут через пятнадцать вернулся один из уехавших индейцев и что-то сказал Большой Стреле. Вождь без раздумий вскочил в седло. То же самое по его приказу сделали и двое опальных команчей. Через несколько минут все они скрылись из виду. Ружья наши остались лежать там же, где и лежали.