Текст книги "Покинутые (СИ)"

Автор книги: Карина Рэндом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Что ты делаешь?

– С-с-ставки, – просто отвечает тот.

– Интересно, – оживляется Валторна. – И кто, по-твоему, лидирует?

– Н-на первый взгляд сложно оценить, н-но пока… Марбл Хейт, – говорит Тит, глядя в блокнотик, – И-Иштар Пибоди и Т-Таласса Ричардсон.

– А мы на каком месте? – заинтересованно спрашивает Сиена, но Лоумен не отвечает и продолжает писать. Зевнув, Сиена устремляет взгляд на экран: миловидная девушка из Пятого, парень-альбинос из Восьмого, лопоухий мальчишка из Девятого, который выглядит лет на пятнадцать… Внимание привлекает мощный юноша из Дистрикта-10: кажется, такого стоит опасаться. Да и девушка рядом с ним выглядит целеустремленной. Тит принимается усерднее строчить в блокноте, и Гикория одобрительно кивает. Ну да, конечно, Тит ведет себя как ответственный трибут, не то что Сиена, мечтающая вернуться в вагон-ресторан и выпить еще чашечку кофе с кексами. Валторна поглядывает на нее с укоризной, словно по выражению лица девушки видно, что она присматривается к внешнему виду трибутов, а не оценивает их возможности на арене, и потому Сиена чувствует себя неловко. В голове проносится фраза ментора: «Или ты хочешь жить, или я с тобой нянчиться не буду».

Она хочет жить. Она не может подвести Валторну.

Комментарий к II

Гикория Томсон – персонаж, нагло украденный из работы Застенчивого Автора с позволения самого Застенчивого Автора.

https://ficbook.net/readfic/658510

(На правах рекламы :D )

========== III ==========

Айвори сидит, одетая в неудобную шелковую пижаму, в глубоком кресле, поджав под себя ноги и кутаясь в теплый плюшевый плед, заботливо оставленный кем-то в вагоне-ресторане как будто бы специально для нее. Она пришла сюда всего минут двадцать назад – никак не могла уснуть, – и за это время выпила уже пол-литра земляничного чая, который девушка из прислуги то и дело подливала ей в крохотную фарфоровую чашечку. Айвори пыталась заговорить с официанткой, спросить, почему та не идет спать, но тщетно – девушка лишь молча выполняла свою работу, и вскоре Айвори поняла: она немая. И от этого стало еще тоскливее на душе, и еще сильнее захотелось назад, в Пятый дистрикт.

– Ну вот, почти каждый год я натыкаюсь в этом вагоне на кого-то из трибутов, причем отчего-то именно ночью. Невольно задумаешься: я прихожу сюда из-за бессонницы или ради задушевных бесед?

Айвори, вздрогнув, оборачивается на голос и видит в дверях их с Тимисом ментора, Дидо Диккенза. И тут же отворачивается, уставившись в чашку. Ее пугает Дидо, его строгое лицо, покрытое щетиной, и деревяшка вместо правой ноги… А больше всего – то, что этот мужчина, как и все прочие победители Голодных Игр, – убийца. Поэтому она почти ни слова не сказала ему за ужином, поэтому избегала тренировок с ним в Пятом с тех пор, как стало известно, что она трибут. Дидо даже приходил к ней домой, назначал занятия, но Айвори явилась пару раз, запомнила основные уроки и предпочла отрабатывать их сама, пока Тимис тренировался с ментором. Кардью знал, в чем дело, и Айвори полагает, что и Дидо догадывался об этом уже тогда… Но она не может пересилить себя, несмотря на то, что понимает: ментор хочет ей помочь. Но ей незачем помогать, она все равно не выживет.

Дидо, вздохнув, садится рядом с ней.

– Не спится? – сочувственно спрашивает он, и Айвори кивает, судорожно теребя кончик длинной косы – делает вид, будто очень занята, чтобы Дидо не пытался заговорить с нею. Он и не пытается – просит немую официантку разогреть ему молока с медом, а затем просто сидит, пытливо поглядывая на Айвори. Та в беспокойстве расплетает волосы – за распущенными проще спрятать лицо; почему он уставился на нее? Хочется встать и уйти, но еще очень хочется поговорить хоть с кем-нибудь – тишина просто сводит с ума, – и она разрывается от противоречий. Дидо сидит напротив и все так же внушает ей страх, хотя Айвори и не может объяснить его причину. Наконец, сделав последний глоток чая, она решается: надо встать и уйти. И в тот самый миг, когда она отставляет в сторону пустую чашку и собирается выйти из-за стола, ментор вдруг говорит с какой-то горькой усмешкой:

– Кажется, ты самый кроткий трибут из всех, кого мне довелось… воспитывать.

– Простите, – бормочет Айвори.

– Я не виню тебя, – улыбается Дидо. – Расскажи мне, что тревожит тебя сильнее всего? Прямо сейчас?

– Игры.

– Э, нет. Так дело не пойдет. Игры тревожат всех. Тебя куда больше тревожит причина, по которой ты на них попала, я прав?

Айвори молчит, и Дидо снова тяжело вздыхает.

– Я не могу помочь тебе, пока между нами нет доверия. Да, знаю, ты не должна доверять дядьке, которому еще ни разу не удалось спасти своего трибута… Но… Если я расскажу тебе то, что тревожит меня, ты сможешь открыться мне?

У Айвори в голове теснятся вопросы. Один из них Дидо угадал: почему она здесь? А второй срывается с губ прежде, чем она успевает подумать:

– Правда, что десять лет назад мальчик из нашего дистрикта умер прямо во время интервью после того, как… вернулся с арены?

Она часто слышала от знакомых или по телевизору обрывки этой истории, но Голодные Игры никогда не интересовали ее настолько, чтобы смотреть их. Меньше знаешь, крепче спишь, всегда говорила Айвори мама.

Дидо Диккенз мрачнеет на глазах.

– Правда, – отвечает он, опустив взгляд. – Я хотел рассказать тебе другую часть этой истории, но если мой рассказ вызовет твое доверие… То расскажу эту. Того мальчика звали Радон, и у него была сестра-близнец. И им судьбой предначертано было участвовать в Играх вместе. Ты веришь в судьбу, Айвори Ферфакс?

– Верю, – затаив дыхание, отвечает девушка.

– Вот и хорошо. Радону и Урании, его сестре, было двенадцать, когда Ури выбрали трибутом. И сейчас мне кажется, что имя Радона тоже вытянули бы в тот день… Если бы не вмешалась их старшая сестра. Она вызвалась добровольцем, и тогда Провидение направило руку тянущей жребий капитолийки к карточке с другим именем. Сестра Радона и Урании погибла, а на будущий год на Жатве выбрали уже Радона.

– И Уранию тоже? – шепотом спрашивает пораженная Айвори.

– Нет. Из-за вмешательства Мидоу, их старшей сестры… Ну, мне так кажется… Все пошло не по плану Вселенной. Хотя кто я такой, чтобы судить о таких вещах…

– Но что же тогда случилось? Он пошел на Игры один?

Дидо печально вздыхает.

– У близнецов было двое старших братьев. Один из них ушел вместо Радона в тот раз, а год спустя история повторилась. Но, увы, они погибли, так и не сумев уберечь близнецов от печальной участи. Словно сама Судьба готовила Радона и Уранию к Голодным Играм, и на пятнадцатые по счету они ушли вместе. Они прошли их от первой секунды и… и почти до последней, так и не разлучившись. Урания умерла на руках Радона от смертельного ранения. Он не смог ее спасти, я не смог спасти их!!! А потом сердце Радона не выдержало.

– Прекратите, пожалуйста, прекратите! Не надо! – Айвори не может сдерживать рыданий, и ее хорошенькое круглое личико все раскраснелось от переживаний. – Неужели это все правда?

– К сожалению, да. – Кажется, он сам с трудом сдерживает слезы.

– Но почему вы так уповаете на Судьбу? Вы уверены, что те Жатвы проводились честно?

– Точно так же, как в том, что мое имя Дидо Диккенз и я выжил в седьмых Голодных Играх. Я сам перепроверял колбы с карточками, где записаны имена.

– Но это же ужасно!.. – Айвори прижимает ладони к щекам. Она все еще плачет, но уже тихо, поскуливая. – За что они так с нами? – спрашивает она сквозь всхлипы. – Мы ведь не виноваты, ни в чем не виноваты… За что они так?

– Ну-ну, тише… – успокаивающе шепчет Дидо, поднимаясь со своего кресла и пересаживаясь к Айвори. Та, шмыгнув носом, доверчиво смотрит на него. Ментор осторожно касается ее волос: – Поплачь, поплачь, милая. Полегче?

Айвори кивает, размазывая слезы по лицу. История о близнецах так глубоко затронула ее сердце, что теперь девушка напрочь забыла и о себе, и о своем страхе перед Дидо Диккензом.

– Как вы… Почему вы до сих пор ничего с собой… не сделали? – сочувственно спрашивает она. – Ведь вы каждый год проживаете жизни двоих ребят, вы знакомитесь с ними… с нами… А потом приходится отправлять нас на арену, и мы все, все умираем! А ведь те из нас, кто помладше… Четырнадцать-пятнадцать лет… Они могли бы быть вашими детьми…

– Вы и есть мои дети, – вздыхает ментор. – Только я – очень плохой отец, – обреченно говорит он.

– И вам каждый год приходится выбирать любимчика, верно? Пусть в этом году им станет Тимис. Ему нужнее победа. А я не хочу. И не смогу, не смогу специально никого убить! А если нападут на меня, окажусь слишком слаба, чтобы победить.

– И откуда же ты такая на мою голову свалилась! – Дидо запускает руки в волосы и закатывает глаза. Айвори виновато улыбается. – Кто за тебя такую голосовал-то, горемычная?

– Не знаю… Подруга говорит, что результаты голосования подтасованы, – пожимает плечами девушка. – Потому что я слишком никчемная для Голодных Игр. Но я не очень-то верю, что кто-то мог это сделать.

– У мэра Пятого дистрикта есть дочь… – Дидо задумчиво чешет затылок. Айвори кивает – перед ее мысленным взором встает высокая и поджарая Ария Купер, исколесившая весь дистрикт на велосипеде, а Диккенз продолжает: – И подсчетом голосов тоже, насколько мне известно, занимался мэр.

– Вы же не думаете, что… Нет, нет, это слишком подло! Разве можно так поступить?

– А ты уверена в том, что сама бы не сделала этого, окажись на большинстве карточек имя дорогого тебе человека?

Потупившись, Айвори еле слышно отвечает:

– Нет. Боюсь, что нет. И зря мы начали обсуждать это… Знаете, мистер Диккенз, наверное, мне лучше пойти спать.

– Пожалуй, ты и права, Айвори. Но все-таки я рад, что мы с тобой поговорили… и спасибо, что спросила про близнецов. Их история вот уже много лет не дает мне покоя, а поделиться было не с кем…

– Вам стало легче? – лицо девушки озаряется светлой улыбкой.

– Немного. Особенно если ты перестала меня бояться.

– Перестала. – «И теперь буду тренироваться усерднее хотя бы из нежелания подвести вас, – добавляет Айвори про себя. – Но из нас двоих предпочтение все равно надо отдать Тимису».

– Вот и отлично. Не хочешь горячего молока перед сном? Помогает уснуть. Честно говоря, я пришел сюда именно за ним – вот уж не ожидал встретить здесь тебя в столь поздний час.

Айвори благодарно улыбается и, взяв из рук ментора большую кружку молока с медом, возвращается в купе. Усаживается поудобней в кровати, скрестив ноги и натянув посильнее одеяло, отпивает молоко и задумчиво смотрит в окно. Сейчас, в темноте, кажется, будто поезд стоит на месте – за окном видно лишь иссиня-черное небо и россыпь серебристых созвездий, имена которых Айвори тихонько называет вслух: Малая Медведица, Лев, Волосы Вероники, Лебедь, Орион… Звезды такие яркие, что она без труда различает созвездия через окно – а те, которых не может разглядеть, интуитивно угадывает где-то за пределами видимости. Сколько же всего пережили эти яркие небесные кристаллы, сколько помнят? Сколько трибутов они повидали и сколько невинных смертей, сколько восстаний и войн прошло мимо них еще до становления Панема, а они все так же светят, незыблемые и непоколебимые. Сейчас звезды напоминают Айвори Дидо Диккенза – они, как и ее ментор, вынуждены наблюдать за чужими судьбами, не в силах что-либо изменить. А там, в далеком уже Дистрикте-5, родители Айвори не находят себе места, и ей до боли страшно представить, что сейчас чувствует ее мама и сколько слез пролила уже бабушка. Ей нужно что-то придумать. Что-то передать им, найти способ утешить… О способе выжить она всерьез и не задумывается. Она видела трибутов из Первого и Второго на записи Жатвы, здоровяка из Десятого, крепких парней из Третьего и Четвертого… Даже у Тимиса, по правде сказать, не так много шансов против них, так куда ей тягаться с профи? Только если выждать, пока они перегрызут друг другу глотки. А может, получится? Ради тех, кто ждет ее в Пятом?..

К горлу снова подступает комок. Айвори запивает его остатками молока и забирается под одеяло с головой. В носу предательски щиплет, и из глаз ручьями катятся слезы – опять. Приглушенные всхлипывания тонут в мягкой подушке, и на белоснежной кружевной наволочке остаются мокрые следы. И куда же тебя такую… на Игры… никчемную плаксу.

С этими мыслями Айвори Ферфакс из Дистрикта-5 засыпает наконец беспокойным сном, и всю ночь ей снятся размытые, неясные очертания каких-то кошмаров.

Утром за дверью купе раздается зычное: «Подъем! Скоро завтрак!»

Комментарий к III

Простите, я не могла удержаться и не впихнуть сюда историю об Эванси.

Главка маленькая, и следующая тоже будет небольшой, но надеюсь, что это никого не огорчит… И то, что здесь много воды, тоже.

========== IV ==========

– Мы приближаемся, – говорит Ром, поглядывая в окно.

– Как ты понял? – спрашивает Иштар, озадаченно прослеживая за его взглядом. – Поезд не стал ехать медленнее.

– Прислушайся. Механизмы начали работать громче, слышишь? До этого мы ехали совсем бесшумно. Очевидно, теперь готовимся сбавить ход, значит, станция уже недалеко.

– Логично, – усмехается Иштар, теребя воротник меховой жилетки. Она нашла ее в гардеробной в своем купе случайно, перебирая кучу яркой одежды из шуршащей органзы и роскошного кружева, и не удержалась – набросила на плечи вместо своей кроличьей. Эта, капитолийская, смотрится куда богаче: мех здесь норочий, длинный и мягкий – Иштар мечтательно улыбается, касаясь его ухоженными пальцами. А затем, словно опомнившись, опускает голову и возвращается к расчетам: менторы велели им с Ромом вывести формулу, позволяющую рассчитать напряжение электрического прибора при заданных условиях. Условий как будто недостаточно, и Иштар нервно перечеркивает формулы, записанные в тетради размашистым почерком. Это ерунда, этого быть не может, думает она. Было бы неплохо изучить прибор, но проблема в том, что изготовить прибор по формуле – это их следующая задача, которую нужно будет выполнить по приезде в Капитолий. Да уж, у менторов Третьего дистрикта свои методы обучения трибутов: и Гаджет Хоппс, и Феста Вервер победили в свое время, используя хитроумные электрические ловушки, а теперь передают свои навыки Иштар и Рому. И Иштар, прикусив кончик языка, продолжает методично пересчитывать вычисления в поисках ошибки. Наконец, находит ее и, гордая собой, записывает окончательный результат.

– Ты уже все? – удивляется Ром. – А я тут что-то запутался. Смотри, когда мы находим силу тока… Вот здесь…

Иштар склоняется над расчетами Рома и внимательно изучает аккуратные записи – не то что ее, перечерканные по несколько раз.

– А длину провода и ширину сечения учел? – подсказывает она, и юноша хлопает себя по лбу:

– Точно! Вот я дурень. Спасибо.

Иштар кивает и поднимается из-за стола, чтобы немного размяться. Происходящее напоминает ей уроки в школе, когда она сидела с Ромом за одной партой и они вместе решали задачи по физике. Сейчас происходит примерно то же самое – она даже забывает на время о предстоящей Квартальной Бойне, ровно до тех пор, пока в купе не появляется Кибелла, капитолийка, курирующая Дистрикт-3.

– Мы почти приехали, – радостно сообщает она. – Впереди уже видно Капитолий!

От этих слов Иштар резко меняется в лице. Бросает растерянный взгляд в окно и видит высокие светлые здания; спешит отвернуться.

– Собирайтесь скорее, – поторапливает Кибелла, обмахиваясь атласным веером. – Ром, хватит считать там что-то, нам пора! Иштар, ты что, собираешься показаться в таком виде? С такой прической?

– Это мое дело, – хмурится Иштар, озадаченно проводя рукой по волосам. Она привыкла собирать свои не слишком длинные волосы в гульку на макушке или заплетать простенькую косу, потому что ей категорически не идут распущенные волосы, даром что они у нее густые. Ее маленькое личико словно теряется в них, и девушку это злит. Поэтому отвечать Кибелле она не собирается и, высоко подняв голову, проходит мимо. Ром усмехается ей вслед и, закрыв тетрадь, встает из-за стола.

– Как вы там говорите, надо махать ручкой и улыбаться? – хохотнув, уточняет он и вслед за Иштар покидает купе. Догоняет ее уже в тамбуре и, тронув за плечо, спрашивает: – Ну ты куда так ломанулась? А подождать? – и корчит обиженную рожицу. Иштар отмахивается, и Ром замечает на ее лице слезы. – Ты что, плачешь, что ли?

Так не бывает. Чтобы Иштар Пибоди, та самая Иштар, гордая девица, всю жизнь купающаяся в роскоши, плакала? Чушь какая-то, бред! Это же Иштар!

И Иштар мигом проводит ладонью по щекам.

– Я не плачу, просто здесь дует, и от этого глаза слезятся. И вообще, иди ты к черту, Гаррисон! – уже более грубо и нервно говорит девушка.

– Молчу-молчу, – протяжно отзывается Ром, обезоруживающе подняв руки. Поезд плавно сбавляет ход.

– Готовы? – раздается за спинами трибутов, и в тамбур входят их менторы – стройная молодая женщина со светлыми волосами, собранными в конский хвост, и крепко сложенный мужчина слегка за тридцать. Женщина – Феста – напутствует:

– Иштар, мимо папарацци иди, высоко подняв голову. По сторонам не смотри. Эта публика тебя недостойна.

«Как будто на самом деле это не так», – проносится в голове у девушки, но она лишь кивает в ответ ментору:

– Хорошо.

– А как же махать ручкой и улыбаться? – У Рома лицо вытягивается от разочарования.

– А махать ручкой и улыбаться будешь ты, – ободряет его второй ментор, Гаджет Хоппс, и задумчиво поправляет очки на переносице. Поезд неожиданно резко останавливается, и в открывшиеся двери влетает оглушительный гомон. Иштар удается разобрать среди нечленораздельных звуков, доносящихся со станции, что-то вроде «Вот они, вот они! Ну наконец-то!..»

Ром спрыгивает на платформу и подает руку Иштар. Та спускается, даже не взглянув на него, и чинно движется вперед – как и учила Феста, гордо подняв голову. Ром хмурится – он из себя кисейную барышню строить не собирается, ему нужно привлечь внимание влиятельных людей. И потому он улыбается журналистам и машет ручкой улюлюкающей толпе: от этих нелепых людей в пестрых тряпках будет зависеть его дальнейшая судьба, так что на данном этапе Голодных Игр основная задача Рома Гаррисона – лесть. Главное, не переборщить – если вообще можно переборщить с лестью в городе, который, кажется, на ней и построен.

– Добрый день, – на ходу Ром пожимает руку какому-то мужчине с кислотно-желтыми губами. – Здравствуйте, привет, привет!.. Мое почтение, мисс… Да-да, мое имя Ром Гаррисон, Дистрикт-3. Гар-ри-сон, две «Р». – Он излучает уверенность и нахальное самодовольство, стараясь поприветствовать всех репортеров, да еще дать интервью на ходу, пока Гаджет не хватает его за руку со словами:

– Идем, некогда нам беседы разводить. Простите, господа, трибутов ждут их стилисты! Аудиенцию придется отложить! – кричит он в толпу. – Позже, все позже!

Иштар вздыхает. Ром кривляется и ведет себя как паяц, безусловно, но на самом деле он далеко не в восторге от всех этих пестро одетых людей. Иштар хорошо его изучила. Она знает, что сейчас он готов делать все, что поможет ему выжить, и немного завидует: у него больше на это шансов, чем у холодной гордячки. Ей так кажется.

Быть холодной гордячкой в роскошном Капитолии очень непросто. Несмотря на то, что Иштар ненавидит столицу за Голодные Игры, ей очень уж хочется увидеть город. Посмотреть на благоухающие зеленые скверы, изучить архитектуру, рассмотреть странные наряды столичных жителей… Но идя с высоко задранной головой, много не увидишь, и Иштар лишь украдкой бросает любопытные взгляды по сторонам, выхватывая из пейзажа то замысловатой формы здание, то хрустальную статую на крыше дома. Ром, шагающий плечом к плечу с Иштар, то и дело подтрунивает над землячкой, восклицая:

– Смотри, смотри, там опера! Ой, а у той женщины парик в форме фонтана!

Иштар хочет треснуть его по голове, но Гаррисон только смеется, раззадоривая ее, и продолжает комментировать все, что видит. За те несколько минут, что они идут по площади, примыкающей к железнодорожной станции, Ром успевает вывести Иштар из себя настолько, что она вот-вот готова взорваться и накричать – на него, на менторов, на сюсюкающую Кибеллу и прочих капитолийцев… Но прежде, чем она окончательно выходит из себя, Ром со своим просторечивым говором, в котором угадывается принадлежность к одному из не самых богатых районов Третьего округа, заявляет чуть ошарашенно:

– А это Центр преображения. – И, присвистнув, сбавляет шаг.

Центр преображения Иштар видит и без его комментариев. Такое здание трудно не заметить – особенно если ты идешь, задрав голову. Центр преображения высок и выделяется среди прочих – чересчур роскошен и блистателен. Кажется, у них все, что связано с Голодными Играми, – чересчур. Особенно теперь, когда речь идет о Квартальной Бойне. Вот и Кибелла, присюсюкивая, принимается вовсю расхваливать здание, где Иштар и Рома будут готовить к параду трибутов.

– В этом году его буквально отстроили заново! – восторгается она. – Новый дизайн снаружи и изнутри, новое оборудование…

– Новые стилисты, – хмыкает Ром. Кибелла не понимает его иронии.

– А? – озадаченно переспрашивает она, расстроенная тем, что ее прервали. – А, да. Некоторые из них и правда будут работать с трибутами впервые. Пойдемте, деточки, пойдемте! – и она, пропустив своих подопечных в белую резную дверь, расписанную сусальным золотом, заходит за ними следом.

– А Феста и Гаджет? – озадаченно спрашивает Иштар.

– Ах, с ними вы теперь до вечера не увидитесь! Сейчас я передам вас стилистам, а уже потом, после Церемонии открытия, вы встретитесь с менторами в Тренировочном центре. Кстати, я говорила, что в этом году он тоже новый?

– Какая разница, старый-то мы все равно не видели, – язвительно замечает Иштар, следуя за Кибеллой по просторному белоснежному коридору, стены которого покрыты золотыми и серебряными узорами, а пол устлан золотым ковром. Жемчужина в золотом кольце Иштар кажется тусклой и серой на фоне этого великолепия.

Кибелла останавливается там, где коридор обрывается, расходясь на два буквой «Т». Верхняя перекладина «Т» с обеих сторон заканчивается дверьми, и капитолийка важно провозглашает:

– Иштар, тебе в левую дверь, Ром – в правую. Там вас ждут ваши команды подготовки – ну, а я встречу вас после парада! Чао! – и, послав обоим воздушные поцелуйчики, она удаляется, покачивая бедрами.

– Ну что, расходимся? – уточняет Ром, почесывая затылок.

– Очевидно, – отвечает Иштар, неуверенно приоткрывая свою дверь и скрываясь за нею. Вздохнув, Ром следует ее примеру и оказывается в просторном помещении – таком же белом, как и все здесь, только не так ярко изрисованном золотыми загогулинами. Стоит ему войти, как две смешливые девушки с восторгом набрасываются на него:

– Ах, какой мускулистый и сильный! Ничего себе, вот это бицепсы! А мы думали, в этом году, как всегда, будет какой-нибудь щуплый очкарик! Ты не носишь очки?

Ром, скривившись, оглядывает галдящих девушек, одетых не по-капитолийски просто: в черные узкие брюки и просторные майки из блестящей ткани. Они продолжают ощупывать его и поворачивать в стороны, словно он – манекен в магазине, и Ром, ничего не понимая, растерянно задает единственный пришедший ему на ум вопрос:

– Почему я должен носить очки?

– Ну, потому что все в Третьем дистрикте носят очки, – важно отвечает одна из девушек, та, что одета в голубую майку. Ее коллега в фиолетовой согласно кивает, и они выглядят такими убежденными в сврей правоте, что Рому жаль их разочаровывать. Он просто закатывает глаза и говорит, что очки ему не идут, и девицы вновь принимаются восторженно верещать.

– Так, стойте. Давайте разберемся. Вы вообще кто? – спрашивает Гаррисон, и капитолийки в унисон отвечают:

– Твоя команда подготовки!

А потом та, что в фиолетовом, добавляет, перекидывая за спину собранные в высокий хвост розовые волосы:

– Я Пенелопа, а она – Медея.

– И мы подготовим тебя к Церемонии открытия, – добавляет Медея.

– Да я вроде и так готов – хоть сейчас выпускать можно!

Девушки заливисто смеются:

– А ты забавный. Давай, раздевайся уже.

– Что? Раздеваться? Да вы рехнулись!

– Ничуть. Таковы правила.

– Что, совсем раздеваться? Прямо здесь? – уточняет Ром. Медея и Пенелопа кивают. – А не застесняетесь? – усмехается он, стаскивая рубашку.

– Да чего мы там не видели? – хихикают девушки, и их смешливость порядком раздражет Рома, юношу, которого вообще непросто взбесить. Раздражает его и то, что перед ними надо раздеться. Быть предметом обсуждения этих двух разукрашенных болтушек не слишком-то приятно, но, очевидно, выбора у него нет, и приходится покориться. Поначалу девицы не делают ничего сверхъестественного – лишь заставляют принять ванну с какими-то ароматными маслами, а затем размазывают по телу скользкий бальзам. Ром, сохраняя привычный расхлябанный тон, шутит о том, что хоть массаж перед ареной получит, но вся веселость мигом улетучивается, когда Пенелопа достает из шкафчика восковые полоски.

– Это еще зачем? – испуганно спрашивает он, и Медея смеется – опять.

– Все эти сильные и храбрые мужчины, готовые терпеть ножевые раны и укусы диких зверей на арене, сразу превращаются в испуганных беспомощных детей, стоит им увидеть восковые полоски.

– Лежи смирно, – велит Пенелопа, растирая одну из полосок в ладонях, а затем наклеивая Рому на руку. – Будет капельку больно, – предупреждает она и резко дергает.

– Ты что, рехнулась?! – вопит Гаррисон. – Зачем это вообще? Я мужчина, в конце концов, а не какая-то там барышня!

– Фи, какой. На твоем теле не должно остаться волос. Это не комильфо. Ты посмотри на свою грудь!

Ром скашивает глаза, но ничего необычного не видит.

– Грудь как грудь, – отвечает он, пожимая плечами.

– Но она… волосатая! – визжит Медея, наклеивая на его кожу очередную восковую полоску.

– Открою тебе секрет, у большинства мужчин на груди растут волосы.

– Но не в Капитолии!

– Поверь, и в Капитолии. У кого-то больше, у кого-то меньше – но они растут, против природы не попрешь. И если ваши жеманные соплежуи их удаляют, то это вовсе не значит, что изначально их не было.

Медея недоверчиво хмурит бровки, и Ром понимает, что спорить с ней бесполезно. Приходится терпеть, сжав зубы.

Тем временем Иштар сидит на кушетке, набросив на плечи шелковый халатик, и наблюдает за тем, как зеленоволосый мужчина с легкой бородкой энергично перемешивает в миске полупрозрачную густую массу.

– Что это? – с любопытством спрашивает она, и Фабиан – так зовут мужчину – охотно отвечает:

– Сахарная паста для эпиляции.

– Ого! – удивляется Иштар, ничего не слышавшая о подобном способе удаления волос. Дома, в Дистрикте-3, она привыкла пользоваться бритвой, и сахарная паста была для нее в новинку.

– Отдай, пожалуйста, халатик и ляг, – просит Фабиан. Иштар послушно протягивает ему халат и поудобнее располагается на кушетке, стараясь не думать о неловкости. В конце концов, Фабиан и две его напарницы всего лишь выполняют свою работу, и выполняют, как кажется Иштар, очень качественно. Так, после мусса, который ей нанесла на волосы женщина с цветком на щеке, ее шевелюра стала гладкой и шелковистой, как никогда прежде, да и после процедур для лица Иштар чувствует себя посвежевшей. Ей нравится в Центре преображения, безусловно: наконец-то можно расслабиться как следует. Даже эпиляция сахаром не вызывает неприятных ощущений, а после нее Иштар снова дают принять пенную ванну, а затем наносят макияж и делают маникюр и педикюр. Да уж, если жители Капитолия могут позволять себе такое каждый день… Победить в Играх стоит хотя бы ради этого. И судя по реакции Фабиана, который восторгается поведением порученного ему трибута, у Иштар Пибоди есть на это все шансы. Главное – грамотно подойти к выбору союзников.

Когда Фабиан решает, что она готова к встрече со своим стилистом, Иштар на время оставляют одну, а вскоре в комнату заходит красивая женщина в возрасте. На ней узкое платье до середины икры, черное с золотым, и плиссированная золотистая накидка, тянущаяся по полу; смуглую кожу оттеняют золотистые румяна, глаза аккуратно подведены, а короткие черные волосы блестят так, словно смазаны маслом. От женщины пахнет югом, о котором Иштар читала в книгах по истории. Звеня браслетами на запястье, стилист протягивает ей руку и говорит густым, низким голосом:

– Меня зовут Айсис.

– Здравствуйте… – растерянно отвечает Иштар. Она никак не ожидала, что ее стилист может выглядеть подобным образом, не думала, что хоть кто-нибудь в Капитолии окажется таким непохожим на всех остальных. Внешность Айсис настолько выбила Иштар из колеи, что та вмиг растеряла всю свою надменную уверенность.

Айсис велит ей встать и покружиться на месте; касается длинными пальцами ее волос и кожи, многозначительно цокает языком, протягивает халат и говорит:

– Иди за мной. Твой образ почти готов.

И Иштар, отчего-то очень волнуясь, покорно идет следом за стилистом.

========== V ==========

– Добрый день, добрый день, дорогие мои друзья! – Аврелий Ларсен тараторит, словно заведенная механическая игрушка, и полубезумно улыбается в камеру. Лисса усмехается – ей нравится его заразительная радость и радушная улыбка. – Ну что же, совсем скоро – всего лишь через какой-нибудь час – мы увидим грандиозное зрелище: парад трибутов! Лично я с нетерпением жду Церемонию открытия нашей Квартальной Бойни, а ты, Лисса?

– Безусловно, и я предвкушаю это событие, – улыбается она. Аврелий пригласил ее дать небольшое интервью для его передачи, посвященной открытию юбилейных Голодных Игр, и главный распорядитель польщена этим своеобразным актом прощания – если его можно назвать так сейчас, когда Игры только-только начались и она еще полноправно занимает свой пост. – К тому же, этот год во всех смыслах особенный…

– Разумеется, – вздыхает Аврелий. – Быть может, кто-то не знал, – обращается он к публике, – но в этом году бессменный главный распорядитель Голодных Игр Лисса Голдман решила уйти на заслуженный отдых. Квартальная Бойня станет ее последним детищем. Как же мы без тебя, Лисса?

– Ну-ну, не расстраивайся так, – смеется она. – Мой преемник справится с этой работой не хуже меня: я уверена в нем на сто процентов. К тому же, фамилия Голдман не исчезнет из списка организаторов Голодных Игр – ну да тебе ли не знать!

– И то верно! – восклицает Аврелий. – Друзья, Лисса обещает нам всем кое-какую интригу, но я ничего вам не расскажу – когда придет время, сами все узнаете! Скажи, Лисса, чего нам ожидать от Квартальной Бойни? Раз это твой последний год, то, быть может, что-нибудь изменится в правилах?

– Ну, правила Квартальной Бойни сами по себе несколько выделяются на фоне предыдущих сезонов Игр – взять хотя бы выбор трибутов, за которых в этот раз голосовали их сородичи. Но это не только мое решение, но всего распорядительского состава – на каждой Квартальной Бойне условия Жатвы будут слегка меняться. Ведь каждый двадцать пятый год Игр – праздничный. И так будет даже после того, как я уйду на покой, – Лисса пожимает плечами и небрежно смахивает со лба изумрудный локон, выбившийся из прически.