Текст книги "Букет белых роз (СИ)"
Автор книги: Калерия Кросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
***
Слезы, но ими нельзя омыть землю.
В отличие от ледяного дождя: за пределами церкви он образовал вязкие коричневые лужи, в которых мутно отражается католическая постройка. Внутри неё не сохранилось тепло.
Тесса лежала в гробу, усыпанном алыми розами и обрамленном маленьким забором из свечей. Она была красивой даже сейчас.
Миссис Бронте вытирала слезы белым платком. Генрих молчал. Некому больше завещать все свое богатство. Наследников нет.
Около самых близких родственников и малую толику обыкновенных селян безмолвно стоял и Фрэнс Митчелл. Ему было слегка больно.
Любая игра, будто война, требует побед и потерь.
К несчастью…
Скорбящие возгласы рвались из уст матери: она при всех рухнула на колени и хваталась руками за волосы.
Фрэнс не мог долго смотреть на свою новопреставленную невесту.
Несмотря на ливень и грязь, он покинул похороны, скрываясь в гуще улиц.
***
Дворецкий, что чёрным пятном маячил на краю утёса, с размаху кинул в клекотающее внизу море мелкий булыжник. Он с беззвучным бульком пошёл ко дну.
На едва слышные слова стоящего позади человека Митчелл не обратил никакого внимания. Сначала.
– Иди за ней, Игрок.
Браслет на запястье… На вид просто украшение, но как окова в сердце.
Фрэнс задумчиво изучал блещущий теплыми красками закат.
– А если не захочу?
– Тогда… я уговорю тебя. – Было слышно, как Велдон ходил из стороны в сторону. – Понимаешь ли, дорогой Фрэнс… В этом мире есть множество таких, как ты: горячих, целеустремленных, полных силы и таланта. Я не отрицаю, что из тебя бы вышел замечательный актер. Но пойми, в этой Игре я ничего не смогу изменить, все решает Хозяин Театра. Это его постановка, его сюжет, идея, герои и развилка событий. В Игре я лишь волшебник, который собирает сильнейших людей, которые могут отыграться. Если выиграешь ты, тогда Владыка дарует всем и тебе свободу. А до этого момента нужно дожить.
Фрэнс закрыл глаза, нежно подставляя лицо к последним лучам.
– И когда же наступит этот самый Финал?
– Где-то через двести лет. Это срок, чтобы освоить навыки актера и отыграться в Финале. – Он требовал, а не предлагал: – Шагай. Ты же хочешь свободу?
Фрэнс посмотрел вниз. Между обрывом и выточенными морской водой камнями около ста с половиной метров. Сияние уходящего солнца обрамляло стройный мужской силуэт. Один шаг – подошва шуршит, касаясь земли и камней. Второй шаг – и дрожащие пальцы сжаты в ледяной кулак.
Взглядом Митчелл прикован к морю, охристого цвета закату, румяным у горизонта облакам.
Где-то вдалеке косой полоской, увенчанной бесформенной темной тучей, плачет дождь.
Френс думал не об Игре, не о волшебнике, не о невесте и даже не о своей цели стать актером. Он думал о своих родителях. Он любил их всегда.
День умирает, ночь – рождается. А кто же родится после ухода Фрэнса?
Столкнуться с первым уровнем Игры, но при этом потерять свет и больше никогда не вернуться.
Он потерял сам себя, потерял время, секунды и реальность.
***
– Вот и настал тот самый момент, дорогие мои игроки, члены закрытого мистического клуба «Игра Искусств». Каждая ваша роль зависит от решения Владыки Театра. Ждите, и со временем узнаете, какая роль отобрана для каждого из вас. Да наполните Игру своими чувствами и талантом!
Двери Академии Шинигами открылись. Ослепительный свет на миг заставил прищуриться. Они на месте. Это новый путь их новой жизни.
Мужчина, стоящий на кафедре, был нынче директором этого учебного заведения для будущих Богов Смерти.
Все подняли на него головы.
Голос ректора громко заявил:
– Добро пожаловать, новые ученики Академии Жнецов! С этих пор ваш дальнейший путь начинается с этого!
Конечно, еще никто ничего не мог понять, что с ними произошло, и не могли вспомнить, кеми они были и что было. Эрика и Грелль, стоящие бок о бок, лишь они о знали своем прошлом.
Вместе с ними в этот же день появился еще один студент – Уильям Ти Спирс. Грелль навсегда запомнил его торчащие во все стороны тёмные волосы и лицо, не выражающее никаких эмоций. Новоиспеченные жнецы подружились сразу.
***
Грелль любил занятия по защите от демонов и техническим тренировкам…
Каждое слово, каждый возглас тренера проносился эхом по спортзалу. Это был самый первый урок по “защите” и обязательной физподготовке. Несколько близоруких парней с любопытством наблюдали за своим однокурсником и мудрым тренером. В руках обоих были искусственные Косы Смерти.
– Представь, что я твой враг. – Преподаватель направил острое оружие на ученика.
Грелль на полминуты закрыл глаза и представил. Попытка удалась – он яростью накинулся на мужчину, вертя в руках над головой маленькую Косу. Мужчина ловко отскочил в сторону.
– Нападай так, словно хочешь раз и навсегда расправиться со мной.
Эти слова пронеслись в сознание жнеца, как заклинание. Он снова зажмурил глаза и сконцентрировал силы, сделав высокий прыжок, словно перескакивал с одной крыши на другую.
Однокурсники не двигались и синхронно поворачивали головы туда, куда приземлялся Сатклифф, отбрасывая на товарищей свою увеличенную на расстоянии тень. Он сражался так, словно битва была настоящей.
Полный сил, он измотал на первом же занятии преподавателя так, что у того уже начала кружится голова, а из вспотевших рук выскальзывало оружие. Грелль радостно, как щенок, вскочил сзади на спину мужчины и приставил к его горлу лезвие тренировочной Косы.
Первокурсник ощущал себя абсолютно счастливым, и не потому, что неожиданно напал на тренера, а просто от удовольствия, принесенного наглядным для всех поединком.
– Я справился? – заулыбался Грелль и сполз со спины учителя.
Тренер, потерев ладони, вдруг улыбнулся сам.
– Хочу сказать одно: таких способных учеников у меня ещё за шестьсот лет работы не было! – воскликнул он и поднял руку Грелля, держащую оружие. – С такими способностями ты можешь стать лучшим шинигами!
Сатклифф, полностью довольный, вернулся на шеренгу в сопровождении удивленных взглядов однокурсников. И тренер опять принял свое угрюмое выражение и помахал Косой.
– Следующий, ко мне!
…Истории сотворения мира и людей…
Преподаватель грозно ходил около первых парт и диктовал текст, который все записывали в свои тетради:
– «На шестой день Бог создал мужчину Адама и женщину Еву, а на седьмой – отдыхал…»
Уильям, усердно выводя буквы, вдруг посмотрел в сторону своего соседа по парте, который не записывал текст, а лишь увлеченно воплощал его в рисунки.
…Языкознание…
На столе у очередного учителя лежали перевёрнутые к верху чистыми сторонами листы.
Мужчина оглядел всех студентов в аудитории.
– Вам предоставлены на выбор несколько иностранных. От вашего решения зависит, куда потом вас будут отправлять в командировки. Итак, – поднялся он со стула и сказал как можно громче, будто с вызовом, – кто хочет первым рискнуть?
Брюнет, сидящий за последней партой, поднял руку и, не дожидаясь ответа, начал спускаться по ступенькам вниз.
– Уильям Ти Спирс? – По правде, полиглот сомневался в способностях этого молчаливого парня.
Несмотря на врожденную скромность и нерешительность, в этот раз Уильям угодил даже самому себе и, конечно, собственному другу, большому смельчаку и многогранно талантливому Сатклиффу.
– Выбираю наугад три языка… так… – брюнет, закусив губу, взял бумаги и громко зачитал, – итальянский, французский и индийский.
Под бурчание парней и шепот девушек Уильям поднялся на своё место и, отвлекая воодушевленно пишущего стихи Сатклиффа, сообщил, чтобы тот пошёл попытать свое счастье следующим. Грелль, щелкнув языком, спрятал листок между страницами книги и с гордым видом, посвистывая, направился к преподавателю.
– Идем дальше. – Тот заметил, что около стола возник шатен, улыбка которого была как акулья пасть. – Сатклифф Грелль, ваша очередь. Так, – собрался он с мыслями. – Сколько языков хотите выучить?
– Семь.
Преподаватель вскинул брови, и все однокурсники, включая Уильяма, изумленно посмотрели на этого жнеца, который не переставал удивлять всех своими способностями.
– Освоите? – не верил учитель, полагая, что этот парень просто решил блеснуть юмором. – Все ученики берут обычно по два-три.
– Я смогу, мистер Томас, не переживайте.
Грелль последовал примеру своего лучшего друга. Схватив не глядя семь бумаг, он воскликнул на всю аудиторию:
– Японский, турецкий, русский, китайский, немецкий, украинский и французский!
Выбор случайный, но ему он понравился.
Выучит. Грелль сможет все.
***
– Надень это платье! – приказала Эрика, резко и прицельно бросив в сторону жнеца красное платье с глубоким вырезом на спине.
Грелль, держа в руках шёлковое одеяние и задумчиво сминая его пальцами, никак не мог представить себя в нём.
– У тебя мозги набекрень съехали? Я мужчина, зачем мне это?
– Я сказала, надень! – Звучная пощёчина обожгла мужское красивое лицо. – Ты же хочешь узнать, что от тебя требует Владыка Тетра?
Грелль, чувствуя как жжет кожу, притронулся рукой к тому месту, что покраснело от удара, злобно рыкнув:
– Уговорила.
Зайдя за шторку, он начал нехотя снимать с себя одежду. Ему было так гадко – примерять на себя то, что должны носить девушки. Выйдя к невесте, Грелль продемонстрировал на себе платье.
Эрика всегда хотела его увидеть именно таким и поэтому с улыбкой воскликнула:
– О мой Бог, какая экстравагантная роль!
– И что теперь это значит? – тихо спросил Грелль.
– А! Совсем забыла! – Эрика щелкнула пальцами. – Нужен макияж и яркий цвет волос!
– Ч-чего?
Не успел Грелль понять толком, что вообще происходит, как невеста усадила его на стул, что находился около зеркала, где обычно наносят маскировочный макияж.
Перед парой лежали десятки косметических средств.
– Ты должен выглядеть как представитель нетрадиционной сексуальной ориентации. Это желание Владыки. Велдон Рей тоже, кстати, не против твоей роли. Ты должен играть так, как скажут именно они.
Грелль всегда хотел жить без этих проблем, но в руку снова впиваются треугольники, нанизанные на браслет. Отказ снова пахнет масштабных размеров бедой. Грелль всем сердцем не хотел, но в этот день он лишился тех каштановых волос, теперь вместо них – цвет крови, цвет смерти….
Шинигами впервые понял, что такое макияж и одежда для женщин. Он ощутил на себе, как штукатурка скрывает все недостатки лица (хотя их у Грелля-то и не было). Девушка пуховкой наносила искристую сладкую пудру на его худые щеки, подкрашивала глаза, скользила по губам помадой.
Когда процесс перевоплощения подошёл к концу, Эрика отложила в сторону всю косметику.
– Теперь ты выглядишь, как настоящий трансвестит! – насмешливо сказала Шайни.
Грелль осмотрел на себя, но вскоре отвел глаза, трогая губы рукой и пачкая в алой краске, словно в крови убитого.
– Да уж, лучше не скажешь.
Впервые в новой жизни Сатклифф, не обделенный красотой, но прослывший геем, почувствовал горечь слез.
Он понимал – с такой ролью жизнь не станет легче.
***
Несколько лет пролетели как один миг. Многое кардинально изменилось и в самих студентах. Мозглявый и неинтересный Рональд Нокс после заметно похорошел и встал на первое место бывшей звезды Академии. Уильям Ти Спирс, все так же подтягиваясь по всем предметам, не мог опередить в отличной успеваемости своего товарища. Нередко Сатклифф, знающий целых семь иностранных языков, тайно сбегал из Академии по заданию Хозяев, а потом, перед началом очередной пары, оттягивал свою вину перед другом бесстыдной ложью.
В день перед сдачей Эрика шепотом передала все, что сказал Велдон:
– Сегодня ты должен проявить себя.
– То есть? – не понял Грелль, стоя у входа в кабинет директора и одними губами повторяя выученные выражения, которыми он будет злить директора и преподавателя.
Эрика потянула время, дожидаясь любопытства жениха.
– Притворись, что влюбился в Уильяма.
Парень оскалился. Уничтожить то, что свято?
– Вы кретины али как? Мы с Уильямом друзья еще с первого курса. Это крепкая мужская дружба, и ты хочешь опорочить меня?
– Игра ждать не станет, Грелль. Откажешься – сам же будешь жалеть о последствиях.
Как раз Уильям, задыхаясь от безостановочного бега, встретил своих однокурсников и молча кивнул на дверь, что трактовалось как: пора сдавать. Грелль, вздохнув и ловя прищуренный взгляд невесты, закрыл за другом дверь.
Но не хотел терять лучшего друга.
Но все обернулось против него.
Несмотря на хороший балл, Грелль еще во время второго курса был на грани изгнания. Почти все преподаватели, обманутые притворством Сатклиффа, с болью в сердце разочаровались в том, что такой прекрасный ученик оказался не таким, как все.
В Департаменте смех над ним возобновлялся, как и раньше.
Грелль, поначалу выдавливающий из себя лживые улыбки, преднамеренно сломал свою сенокосилку, и это за две тысячи лет существования Департамента – одинарный случай, когда жнецы сами избавляются от своих оружий. Директор лично выдал Сатклиффу красную бензопилу, которая впоследствии раз и навсегда стала его Косой Смерти. Сатклиффу нравилась бензопила, и он даже иногда называл её своей верной подругой, который в ночи открывал свои проблемы и секретны – бездушная вещь никогда не проболтается.
Никому из шинигами не было сладко от своего сотрудника
Даже когда Грелль «обкосил» за один день семьдесят душ и вернулся, победительно оглянув всех коллег, все равно никто не относился к нему, как к профессионалу и даже по-дружески не хлопнул по плечу, как это было на одном лишь счастливом первом курсе.
Только Рональд и Алан отзывались об этом шинигами с уважением, несмотря на его вульгарный вид и пошлое поведение. Для них он был примером удивительных способностей побеждать в поединках с нечистью, а также большого труда относительно сбора душ.
Раньше все равнялись на Сатклиффа, как на Легендарного, а теперь «актёр» стал просто объектом насмешек. Но даже сейчас ему молча завидовали многие диспетчеры, не считая отстраненного и сурового Уильяма, в котором ни осталось ни капли того замкнутого и нерешительного студента, что дорожил дружбой с нынешним Алым.
Хотели ли этого или нет, но вскоре всех сплотила одна большая невзгода. В 1845 году произошла кровавая сеча между жнецами и обезумевшими демонами. Когда во время оккупации Департамент обволокся дымом, Сатклифф, которого всегда и все представляли в женских нарядах, был тем, какой он был настоящий – отважным, серьёзным, неотразимо защищающим девушек-жниц и раненых. Даже словоохотливый диспетчер Рональд никогда не был так суров, как на этой войне.
Она окончилась быстро, но оставила в душе многих глубокие шрамы.
Очередной уровень уже позади, а Игра открывала новые двери для своих участников.
Встреча с Мадам Ред была неслучайной. В ту ночь их взгляды встретились, порождая ложные чувства и желания. Но, увы, в ней своей половины он найти не смог.
Дело о Джеке Потрошителе – продолжение, переход на новый уровень Игры. Для чего эти безумные приключения и убийства – ход пешкой по имени Ангелина, упавшей в руках шинигами. Каждую ночь его руки обагривались кровью невинных людей и обыкновенных проституток. Каждую ночь он облизывал свои губы и ощущал теплую сталь. Он не любил эти ночи, но они заменили ему дневной свет, а луна светила вместо солнца. К счастью, это не продолжалось вечно.
– Делай вид, что влюблен в демона-дворецкого.
– Я так понимаю, вы не хотите останавливаться.
– Увы, это Игра. Пока она не закончится, браслет ты не смеешь снимать… иначе Департамент станет пеплом. И мы тоже.
Грелль не должен бороться с собой – такова его партия, его ипостась. Что бы Грелль не говорил, никто не собирался менять своего решения.
Однажды он услышал отрывок разговора между Игроком номер Шесть и Владыкой. И это полностью изменило судьбу жнеца.
– В Игре не хватает более сильных душ.
– И что вы мне предлагаете сделать?
– Отправляйся в Россию.
– Зачем, позвольте спросить?
Даже стоящему у двери Сатклиффу стало интересно.
– Русские люди – душой и телом самые сильные люди на земле. Особенно, – возвысил Владыка голос, – когда они чистые. Неважно кто – мужчина или женщина – но самое главное, чтобы у этого человека душа была не испорченной во всех отношениях. Ходят у нас легенды, что одной такой души демону достаточно, чтобы навсегда утолить свой многовековой голод.
– А почему вы сами не хотите забрать душу? – не понимал Игрок.
– Большая страна ограждена от меня Святой стеной, созданная православием и непобедимостью этого народа. Очень жаль. Мне туда никакими способами не пробраться. Теперь ты понял?
Игрок, ничего не сказав, глубоко поклонился ему.
И тогда Грелль, который, слушая краем уха их разговор, не мог выдавить и слова. Он наконец понял, кому принадлежит Игра.
На следующий день участник номер шесть с ужасом обнаружил, что резюме девушки бесследно пропало.
Но уже было поздно что-то менять.
Сатклифф не хотел забирать ее душу, но в глубине сознания засела мысль: если Владыка получит эту душу, его уже потом будет не остановить. Наверное, будет лучше убить безгреховную.
Диспетчер искал её в столице, зачастую натыкаясь на воинствующих атеистов, занимающихся словоблудием и грязной работой девушек, алчных московских богачей, людей кавказских национальностей и ведущих себя неадекватно школьниц.
Но когда в толпе мелькнуло её лицо, диспетчер понял: нашлась.
В ту ночь он, сжимая в руках её белый воротник, видел, как из девичьих закрытых глаз лились слёзы.
Впоследствии Грелль остался с ней, не зная, что так и планировал Хозяин, довольный изменениями в сценарии.
В первый день он остался в памяти девушки как потенциальный враг и падкий на все женское безудержный психопат.
В череде обыкновенных будней шинигами быстро привык к девушке.
Сатклифф чаще думал о том, что нет, забрать душу Юлии он не может, точно так же не может освободиться от цепей и клеток Игры.
Он не знал, что делать дальше.
И опять – слова болезненно отдавались в голове.
Когда московские улицы погрузились во тьму, он, абсолютно пьяный, был пойман полицией и доставлен в отделение.
– Пей сколько хочешь, – голос Эрики был пропитан усмешкой. – Игра все равно продолжается.
Ответ был едва слышен:
– Я устал. Никого я забирать не стану. Даже эту жалкую смертную.
– Смотри – ей же хуже, – провела она указательным пальцем поперёк шеи и так же странно улыбнулась.
Новый уровень – провести испытание для девушки, действительно ли она сильна духом, а потому разделить жизнь Юлии и отправить в Департамент.
Это продолжение.
Той же нелегкой ночью Велдону хватило одного взмаха рукой и трёх слов, чтобы наделить цветы свойством усыплять людей младенческим сном.
Юли не устояла перед букетом, вдохнув его аромат, и заснула. Маг забрал девушку с собой, и Грелль этого не заметил. Переодев смертную в костюм шинигами, Эрика предварительно создала документ о ней как о некой Хлое Иттин и подделала аттестат об окончании Академии.
Они решили: так будет лучше для Игры. Для всех.
***
На дворе двадцать первый век, а это проклятое место – скала – ещё не стёрто с лица земли. Губы Велдона обветрило. Светлые, граничащие с белым цветом, волосы волнами развевались на холодном ветру.
Мужчина посмотрел на свои пальцы: длинные, бледные.
Порочные, как и он сам.
– Если бы участники знали, что происходит на самом деле…
========== Глава 10 ==========
Грелль
Толпа любознательных людей, напирающая со всех сторон, из которой я едва протиснулся к объекту всеобщего внимания, так и не уменьшилась.
Наконец-таки выбравшись из натиска, я оказался ближе к привлекающему смертных зрелищу. Дополнительных зрителей не прибавилось, но все въедались глазами в это уличное, кажется на первый взгляд, представление.
Но что интересного? Просто душа разнилась от тела.
Плоть человека, как я, опустившись, отметил после прикосновения к его ладони, окоченела. Серые глаза невидящим взором уставились на свинцовое небо.
Выпрямился.
Как бывалый шинигами, я видел подобные картины не раз, и потому даже эта никакого впечатления на меня не произвела, в отличие от глупых людишек. Больше всего интересно то, что высился за их головами один бравый парень.
Окутанная светящейся голубой дымкой, душа стремительно вырывалась из распоротой груди, извилисто летела пленкой кинофильма в небо.
Только сейчас я заметил, что в сжатой ладони мёртвого остался букет тюльпанов.
Глядя на труп, я не мог не заметить стоящего около него мужчину, который крепко сжимал болгарку, чей диск продолжал с шумом крутиться, разрезая грудь.
Мой соработник, российский жнец, привлекательной наружности, рослый, с длинными русо-рыжими волосами, был одет в черные брюки и шёлковую рубашку цвета маренго, чьи складки переливались при каждом движении.
Усмехаясь про себя, я не перестал удивляться: русские жнецы такие высокие!
Под двумя десятками любопытных взглядов шинигами выполнял своё привычное дело и не обращал на обменивающихся шепотом смертных никакого внимания.
Плёнка жизни продолжала взмывать высоко в небо. За серые облака, из облаков – вниз, словно воздушный змей, который запускает проказник-ветер. И так – по замкнутому кругу. Затем она утопала в страницах подставленной книги, искристо рассекая границу между реальностью и миром литературы, в который она уходила целиком и бесследно.
Парень захлопнул ладонями книгу с двух сторон. Ничего нового.
Из раздумий меня вывел оглушительный звук вращающегося по оси диска.
Жнец удовлетворённо хмыкнул, выпрямил позвоночник и отвёл движением руки болгарку назад, чуть не задев меня и не лишив жизни. Я успел быстро отскочить в сторону от этой опасности, как от чумы.
– Эй, нужно отключать болгарку, если что! – возмутился я и глухо постучал кулаком по длинной спине шинигами, как по двери.
Он удивленно повернулся ко мне, осмотрел с ног до головы и, быстро переварив полученную информацию, последовал моему совету, а после чего оставил оружие лежать на асфальте.
– Прошу прощения, я не видел вас, – слегка поклонился мужчина.
– Ничего, это не Коса Легендарного, – свысока произнёс я.
Русский шинигами шагнул ко мне, и мне удалось получше изучить черты его лица.
– Меня зовут Деян Крутовских. Я здешний, работаю в Московском Департаменте, – простодушно сказал он. – Вы мой коллега? – Жнец с любопытством заглянул мне в лицо с высоты своего двухметрового роста. – Очень приятно, – сказал он и тут же растянул губы в улыбке. – Не надо ничего говорить. По цвету глаз и очкам вижу, что нас связывает служба. – После чего быстро посыпались возникшие недоумения: – У Вас здесь командировка? Почему вы одеты не как положено? И… где ваша Коса?
– Да… – я беспечно махнул рукой. – Скорее всего отработка… – виновато пряча глаза, говорил я, словно стою перед управляющим. – Грелль Сатклифф. Из Английского, Лондонский Отдел.
– Хм, – коллега в ответ пожал мне руку. – Совсем неожиданно, что вы знаете русский. По статистике, всего десять процентов шинигами по всему миру учат наш великий и могучий язык. Мне, как его представителю, от всей души приятно, что хоть кому-то он нравится, – теперь несколько по-иному, растроганно сказал Крутовских.
– А наш английский учите? – с хитринкой спросил я.
– Как и в обычных человеческих школах. У нас на уроке языкознания он обязателен.
– Всё ясно. – Я сфокусировал свой взгляд на остывшем теле. – А что с этим человеком случилось?
– Употребление наркотиков. Спайс, если не ошибаюсь, но тоже – не факт. Может, что-то другое. Вещество подействовало на него так неожиданно, что этот человек погиб прямо на проезжей части.
– Шибко смелый?
– Нет, он не виноват. Все дело в цветах.
– В каких цветах?
– В обычных, которые продаются в качестве красивых букетов и заказываются людьми… В последнее время многие столичные жители стали погибать от наркоты. У нас в Департаменте говорят, что их подкладывали в букеты в качестве оберток подарочных конфет и шоколадок.
– А из людей кто-нибудь в курсе дела?
– Да, но не те, кто нужно. Собирались недавно любители зелёного змия в одном дворе, говорят, видели, каких-то наркоторговцев в августе. Видеть-то видели, но фамилий и номер автомобиля не запомнили… Пора бы уже им перестать бухать.
– Ты говоришь, это связано с цветами?
– Ну да. Мы планируем с моим товарищем провести расследование, но у нас дел по горло. Начальник подхватил какой-то вирус, и я должен одновременно души собирать и за Диспетчерским Отделом следить.
Загадка разжигала во мне огонь познания. Но почему бы нет? Почему меня это не должно заинтересовать? Очень даже может. Алая Актриса любит попадать в истории и всяческие передряги, ведь в моем безликом герое этого не отнять даже под страхом лишения имеющихся в гардеробе платьев.
И всё же стоить признать, что где-где, а в Игре Искусства эта роль стала большой частью меня. Я живу этим взрывным, подобно фейерверку противоречивых эмоций и несуразностей, героем, хотя, по правде, к нему до сих пор не по нраву. И кто бы захотел на моём месте перевоплощаться в трансвестита?
Я снова обвел взглядом окружённого мертвого человека, задумчивого российского шинигами, потом на букет тюльпанов и валяющийся под бледной ладонью трупа надкусанный шоколад, и ещё зачем-то начал разглядывать болгарку.
– Хочешь, я помогу тебе? – участливо предложил я. – Мне все равно нечего делать в вашей столице.
– О, это было бы очень кстати. – По сияющему взгляду Крутовского было видно, что он очень доволен и несказанно рад, а в зелёных глазах коллеги мелькнула искра. – Спасибо, мистер Сатклифф, огромное спасибо!
– Я обязательно дам тебе знать, когда что-нибудь обнаружу.
Деян вгляделся в стрелки наручных часов на правом запястье.
– Тогда… так… мне уже нужно уходить. Наверняка, диспетчер Хорошаев уже успел устроить представление на пародии эстрадных артистов и политиков. Максим Галкин, блин. Пора бы уже ему быть серьезными, – закончил Деян, поднимаю болгарку.
Попрощавшись со мной, он неторопливо двинулся в сторону крыш частных домов, с которых потом ловко перескакивал, уменьшаясь в моём поле зрения до тёмной точки.
Я вернулся к своему брошенному на проезжую часть велосипеду, поставил его на колеса и лениво подкатил к тротуару, огражденному от дороги серым бордюром.
Скорая помощь прибыла за человеком с большим запозданием – только на исходе дня.
Я проводил белую машину с красным крестом мимолетным взглядом. И вновь этот жилой квартал опустел, чья тишина изредка нарушалась звуками автомобилей и шелестящим ветром невозвратимых потерь.
Только потом все возвратилось на круги своя – я заново начал слышать эту почти неуловимо ритмичную, отдаленно беспорядочную мелодию большого города.
Я думал об инциденте даже сейчас.
Неподалеку стояла обшарпанная скамейка. Около неё с гитарой в руках пребывал в бездействии молодой бородатый человек. Он поставил левую ногу на край лавки, тем самым делая опору для своего музыкального инструмента. Приглядевшись, я заметил, что правый рукав музыканта держался на нескольких тонких нитках, а на грязной штанине был пришит карман голубого цвета, из которого примечательно выглядывал экран старого кнопочного телефона.
Бард с энтузиазмом составил мне компанию, хотя я вовсе не просил его об этом. Он улыбнулся мне, словно мы раньше были знакомы, и начал говорить без предварительного приветствия и не называя своего имени. Это показалось мне очень странным.
Он что, городской сумасшедший?
– Чтобы музыка звучала, нужно настроить гитару. Но что делать, если инструмент разбит вдребезги? – сказал он двусмысленно, но в голосе его явно звучала горечь. Лично для меня этот вопрос оказался не по силам. – В противном случае, простые люди не умеют создавать музыку, но обязательно научатся, если их души будут стремиться в заоблачные дали… если люди не хотят падать в бездну – мелодия не утонет во тьме… Все начинается со значения любой песни. Если в ней заложен смысл – она достойна большего.
Я прищурил, потом на минуту закрыл глаза и, скрестив руки, откинулся на спинку скамейки, таким образом пересекая все возможные диалоги, но сказанные слова заставили меня глубоко задуматься.
Музыкант тяжело вздохнул. Видимо, он хотел многое поведать мне, и совсем не испытал удовольствия от моего молчания. Тут он ударил пальцами по струнам, когда присел с другого края.
Небо прорвало, и в следующую секунду сквозь тучу проблеснул рассеянный свет молнии, сопровожденный звуком грома где-то вдали.
Когда в последний раз я ощущал себя точно так же, как сейчас?
Потоки воды ручьями текли по иссиня-серой земле, лилась по воздуху долгожданная прохлада.
Зонты быстро раскрывались, как цветы на рассвете. Один дождь взял наши с песенником тела в свой плен.
Капли дождя ползли по нашим лицам. Когда гитара изливала душу и нежно звучала вибрирующими струнами мелодия в умелых руках, в эти секунды, наполненные томлением, мне почему-то не хватало клавиш фортепиано.
А бард всё сидел около меня. Из-под его пальцев рождалась трогательная музыка, а с растрескавшихся губ слетали слова собственной песни.
В этих аккордах струилась щемящая ретивое печаль. Музыка и дождь дышали в унисон этой осенней, рвущей сердце тоской.
Мы с незнакомцем были как два ненормальных – мы не прятались от дождя, и я вновь почувствовал себя бродягой, кем был на протяжении семи лет в прошлой жизни.
Мои стекла очков заштриховали капли дождя. Расстегнув наполовину молнию куртки, я протер их насухо куском майки.
Что осталось осколком прошлого глубоко в сердце? Чувство благоденствия. Оно пульсирует в памяти и бьется жилкой у виска. Я почти забыл об этом ощущении. Оно было едва ли не потеряно ещё в те года, когда я, будучи человеком, простым крестьянским мальчишкой лишился родителей. После их смерти мир стал абсолютно ничем, разве что просто живой картиной, которая окружает меня.
Но что плохого в том, что я хочу воскресить своё счастье? Раньше мне было не до всего земного – работа есть работа. Игра есть Игра. Война есть война.
Ни там, ни там нет места для чувств. А если упомянуть случай с демоном Себастьяном (я бы даже сказал, гад, каким талантливым), то просто чистой воды притворство, причём, принужденное.
Я бы самолично бросался ему на шею и делал совместное селфи? Так, лишь для удовлетворения поставленному сценарию.
С головой уходя в этот жестокий театр, я порою забывал, кто есть на самом деле, но с огромным усилием возвращался в себя прежнего.
Когда перестал плакать дождь, я опустил голову, сжимая в ладонях очки.
Нужно связать нити моих догадок…
Несколько дней назад звонила подруга Юлии, хотела предупредить о том, что некоторые столичные жители погибли от подложенной им куда-то наркоты… Сегодня погибла ещё одна жертва этого яда… Наркотики спрятали в цветах… Стало быть, что из этого вытекает?
Теперь я уже знаю однозначно.
Мысль вспыхнула, как очередная сейчас молния.
