Текст книги "Букет белых роз (СИ)"
Автор книги: Калерия Кросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Грелль! – изумилась я. Мой лоб коснулся его лба, и затем последовал горячий выдох в лицо. – Зачем со мной так?
Я пыталась избежать ответа, но на самом деле моё сердце хотело выдать одно словно: да. Но я скрывала это всячески, хотя вряд ли что получалось.
– У тебя прекрасная улыбка, – Грелль прошёлся кончиками пальцем по моим щекам и подбородку. – Пожалуйста, сделай это ещё раз. Улыбнись мне, Юли.
И я послушалась его. Солнце осветило наши лица.
Слова вышли вместе с дыханием:
– Я скучала.
– Правда? Неужели? – Грелль вел себя как беззаботный подросток. Засмеялся: – А я думал, что ты меня прибьешь.
– Не смешно! Мне правда тебя не хватало… – и запнулась, ругая себя за то, что сказала.
Сатклифф, не обращая внимания на мое смущение, забавляясь, закрыл глаза и запустил ладонь в мои волосы, прижатые к вискам шапкой:
– И мне тоже… тебя.
Глупое сердце бьется сильнее; его стук было слышно, он отдавался ударами в висках. Грелль продолжал гладить меня по волосам и дышать, смотря в глаза.
***
Ночью я проснулась: приснился кошмар. Те же самые люди в масках, летающие в воздухе предметы и Велдон, сжимающий руками мое горло.
Пропало всё желание спать – я не хотела видеть это вновь.
Закутавшись в халат, я вышла в коридор и увидела свет из первого этажа. Кралась так тихо, чтобы мои шаги не были слышны, но сердце билось чаще.
Беззвучно спустившись по лестнице, я заметила, что Грелль перебирал старые фотографии и смеялся, когда смотрел на меня, маленькую и глупую.
Во тьме грядущей, в отчаянии,
Встретятся ставшие друзьями.
Печалится осенняя луна,
Сияя холодным светом.
Теперь я не собиралась возвращаться в спальню.
Когда я стояла сзади, то долго не могла сдерживать себя. Мои чувства вырвались наружу: я уткнулась в спину шинигами и крепко сжала его руки.
Из глубины затуманенного сознания послышался дрожащий мужской голос, что ласкал моё имя:
– Юли…
– Пожалуйста, останься со мной.
Меня уносило куда-то к звёздам. Я не хочу отпускать.
Я понимаю, что влюбилась в него.
***
Ночь закончилась, но утро было все еще было темным. Переплетя пальцы и ноги, мы лежали на тесном диване и долго смотрели друг другу в глаза. Мы были одеты тепло, в свитера и джинсы. На первом этаже всегда холодно.
Шлейф аромата мужских духов, исходящий от шеи жнеца, окутал моё сознание мягко и ненавязчиво. Я почти растворилась в нем.
Пальцы коснулись моей макушки. Холодный взгляд шинигами превратился в ласковый.
– Мне кажется, уже бесполезно скрывать.
– Ты о чем сейчас?
Он снял пальцами очки.
– Лучше вспомни того, с кем давно мечтала встретиться…
– С кем? Я ничего не понимаю.
– Ты должна понять…
– И как, скажи мне? – В моих глазах горел интерес.
– Проще, чем ты думаешь, – Грелль коснулся губами моего уха и горячо выдохнул в него, – умница моя…
Мой Боже… Я слышала… эти слова. Еще в далеком детстве.
Кровь стыла льдом и таяла.
Прижавшись лицом к шее мужчины, я прошептала:
– Это был ты… В тот новогодний вечер это был ты…
Он разомкнул глаза.
– Грелль… Почему все происходит? – пыталась понять я. – Так не должно быть.
– Но это случилось. – Одно мгновение – и он повис надо мной. Взгляд актера превратился в настоящую пытку. – Скажи, я действительно нравлюсь тебе?
Его слова жгли всё внутри меня. Я сделала несколько вдохов.
Горела.
Молчала.
Память протягивает мне фото кровавого безумца с бензопилой, но я не хочу больше это принимать.
Приникнув к мужской груди, положив ладони на ткань свитера, я только и могла сказать смеясь:
– Никогда не узнаешь.
Я почувствовала на своём затылке тёплую ладонь.
– Ты такая невыносимая девушка… – Грелль тихо засмеялся, перебирая мои волосы. – От меня ты ничего не скроешь. Я вижу по глазам, Юли.
Я добровольно приняла в сердце этот медовый яд, и мне от него не спастись. Чувство загорелось с новой силой. Обожжённое сердце страдало от нанесенных пламенным огнём ожогов.
Я смотрела и жнец видел, как соединяются наши ладони, терпеливо сплетаются пальцы, сжимаются, будто эти движения были маленькой игрой.
На губах жнеца мелькнула улыбка.
========== Глава 15 ==========
Грелль
Луна светила сквозь жалюзи, и противоположная стена была полосатой. Я лежал рядом с крепко спящей девушкой и считал удары часов. Такие минуты длились невозможно долго, словно на тебя навалилась тяжесть мрака.
Предрассветные морозные сумерки заменили серо-синие небеса, такие же холодные, как и сама природа. Так же, как и мое состояние души.
Я держал Юли за руку, иногда глядя на её пальцы.
Будущее – сплошной туман, за которым не видно ничего, только неизвестность сопровождает меня туда. Упаду ли в пропасть или останусь живым – то, от чего я жду достоверного ответа. Но даже если в конце пути мне суждено умереть, то свободным; независимым от Игры и её бессменных правил.
Свободным и немного счастливым. Но последнее, можно сказать, уже осуществилось – я нашёл свой луч света. Вот она, лежит, прижавшись к моей груди.
В последний момент, отвлечённый отзвуками чьих-то шагов, я с опаской поднялся с дивана, но так осторожно, чтобы не потревожить безмятежный сон девушки. Мои босые ноги стыли на ледяном полу.
Что-то само собой понесло меня в коридор – там кто-то присутствовал.
Не успев дойти, обернулся. Мне не могло померещиться. В конце концов, я не до такой степени безумен, как кажется другим.
Спиной я почувствовал чей-то взгляд и развернулся.
– Диспетчер Сатклифф, судя по вашему адекватному поведению и простецкой одежде, на вас эффектно повлияла заурядная человеческая среда.
– Я тоже рад видеть тебя, Уильям, – сказал я сухо, хотя внутри был сам не свой.
– Мне лестно видеть тебя в таком виде, – ухмыльнулся Спирс. – Хоть не придётся больше опасаться твоих объятий и безумных порывов.
– Заткнись. Считай, что прошлого меня больше никогда не будет.
– Я надеюсь. Вижу, за это время ты успел сильно привязаться к этой смертной.
– Это не важно.
– Наоборот, – поспешно вставил Уильям, – как раз это имеет большое значение. Ты ведь знаешь, что мы должны быть равнодушными к людям. Я хотел сказать, что тебе скоро нужно возвращаться в Департамент. Ты перевоспитан. Это большой плюс для нас. И для тебя тоже.
Я тоже посмотрел туда, где спала девушка.
Уильям явственно слышал стук моего сердца, сказав с усмешкой:
– Всего три с лишним месяца, но они, как я вижу, не прошли даром.
– Тебе этого не понять, Уильям… Твои принципы нерушимы. Но я намного лучше.
– Почему?
Я сделал пару шагов навстречу и озорно улыбнулся ему.
– Я перехожу границы. Да, это звучит как вызов, но это так. Моя жизнь окрашена в самые разные оттенки, и когда придёт момент уйти, будет, что вспомнить. А ты… каждый день у тебя как предыдущий. Ничего нового. Тебе нравится эта серость. Оглянись – среди шинигами очень многие уже давно плюнули на правила. Я был, есть и буду полной противоположностью тебя, Уилл. Хотя, зачем я тебе это говорю…? Ты ведь упрямый, как… – Я собрал в кулак всю свою силу воли, чтобы не высказаться, как обычно умею.
– Как кто?
Я не хотел говорить, и просто махнул рукой, презрительно отвернувшись:
– Думай, что хочешь.
Я отошёл к окну и, опираясь бедром о край подоконника и скрестив руки на груди, долго созерцал наступления утра.
Краем уха я услышал приближение. Уильям оказался рядом и вынес вердикт снисходительным тоном:
– Не играй в эти глупые игры. У тебя есть ещё два дня.
Я ничего не сказал ему. Лишь потом увидел, как жнец исчезает в портале.
Часть души во мне, казалось, умерла, но я продолжал слышать отголоски слов, звучащих подобно приговору. Я вернулся в гостиную, присев на край дивана. Юлия не просыпалась.
Смотреть на девушку было невыносимо. Она двигала губами, отрывками выговаривая непонятные фразы. Ей что-то снится. Немного погодя Юли разлепила сонные глаза. Увидев меня, нависающего сверху, она улыбнулась.
Нервное возбуждение захватило меня в полную силу; я на миг забыл о дыхании. Я желал коснуться ее.
Застыл. В курсе, что мои зубы могут ранить, и оттого долго не решался…
Нет, не могу. Но хочу всем сердцем.
Я рискнул. Я познал то, что хотел познать всегда. Захватив одним движением губ ее губы, я больше не смог себя сдерживать, и так, что просто не хватало воздуха в лёгких. Что-то помогло мне перешагнуть порог…
Я хотел насладиться этим слиянием губ.
Я обхватил лицо девушки ладонями, и ее руки легли поверх моих, вплетая пальцы между моими пальцами. Уткнувшись лбами, мы прерывисто и глубоко дышали в перерывах между пылкими поцелуями.
Два дыхания переплелись в одно.
До дрожи.
Я отрезал крылья свободы.
Мне слишком больно любить.
Хмельная мысль врезалась в мою затуманенную от поцелуя голову. Я удивленно сглотнул, удивился самому себе, но остался доволен.
У меня есть два дня. А потом все изменится. Но изменимся ли мы?
***
Эрика стукнула кулаком по столу, что даже звякнули на нем стоящие сплошь флаконы и склянки.
– Игрок номер Четыре, чего ты так? – Еще один выходец из театра присутствовал в тёмной комнате, которую окутывал свет, исходящий от зеркала.
Выражение удивления сменилось гневом.
– Посмотри на эту овцу! – Эрика указала пальцем на девушку, которая улыбалась аловолосому жнецу.
Очередной Игрок прикрыл лицо ладонью и протяжно высказал свою жалобу:
– Господин Рей, видите, какие тут мексиканские страсти. Оно нам надо?
Из тени комнаты вышел чародей, звеня цепями и амулетами. Светлые прямые волосы выбивались из под капюшона.
– Все будет так, как я скажу, – сообщил Рей спокойно, будто не пораженный недавней потерей. – Я выполню просьбу Эрики и, к тому же, наконец отдам Хозяину желаемое. Эта девушка, – указал он на смертную, – на удивление, стойкая и невозможно упрямая.
– Это ведь она разбила ваш магический шар?
– Да, это была она.
– Вы собираетесь уничтожить её? – невозмутимо подхватил Третий Игрок.
– Чего ради, если Финал Игры начнётся только через пять лет? Просто нужно, чтобы она доверилась, впустила в свой дом, оставила… и подарила то, что хранила всегда от чужого.
– Тело?
– Нет… душа.
– А что будем делать с Сатклиффом? Он один из самых сильных шинигами. Как его заставить забыть обо всём и подчиняться только вашим приказам?
Худая бледная рука потянулась к зеркалу, в котором отображался Грелль, сияющий в свете магии. Чёрные ногти постучали по стеклу. Глаза Велдона затуманились.
– Он подчинялся мне всегда. Ему некуда деваться. Но даже выполняя всё безукоризненно, он сопротивлялся где-то глубоко внутри себя. И это недопустимо. Рано или поздно безумец восстанет внутри него.
***
Грелль
Согнувшись над раковиной, я набирал воду в ладони, затем лил её на шею и лицо. На губах ещё пылал след от поцелуя. Я не должен думать об этом, но сердце продолжало гореть, поэтому я нарочно подставил лицо под холодную воду. Кожа остывала, но внутри колотилось сильнее обычного.
Господи, я так больше не могу… Когда же заживет эта рана, чёрт…
Ладонь коснулась зеркала напротив. Я не мог смотреть на своё отражение. Слишком тяжело. Дикая боль не утихнет даже спустя долгое время. Что может быть хуже, не правда ли? Я ведь сам попался в сети и ничего уже с этим сделать не в силах.
Совсем скоро я покинул ванную комнату. Гостиная сияла чистотой. Юли читала книгу на ковре. Чувствуя жар в сердце, я придвинулся на к ней. Девушка подняла глаза.
– Про что книга? – спросил я.
Юли расплылась в улыбке, бережно погладив коричневый переплет книги.
– Здесь собраны все виды декоративных растений. И не только. – Указала пальцем: – Смотри, это вьюнки. Они не сильно яркие цветы. Но только взгляни, какие они сами по себе замечательные.
Я с удовольствием разглядел картинку.
– Да, они и вправду очень красивые. Красивые по-своему.
Я бы долго изучал цветы на картинках, но, против всякого чаяния, Юлия закрыла книгу и отложила её подальше, поднявшись с колен и, подав руку, отвела меня к балкону.
Мы остановились у подоконника, где стояли желтовато-розовые пышные цветы. Юлия наклонилась к ним, словно приветствуя почтительными поклоном.
– Ну, скажи что-нибудь бегонии? – улыбка тронула её губы, когда девушка, не разгибая спину, окинула меня взглядом.
Тут и пришло ошеломление. Я убрал за ухо прядь, закрывающую глаз, и в недоумении осмотрел окружающий меня маленький домашний мир. И кто из нас сошёл с ума: я или смертная?
– Она точно…? – покосился я на цветок, не договаривая вопроса.
– Природа – тоже живое существо. Она питается, дышит, рождается, умирает. Она слышит и она говорит с тем, кто понимает её язык.
– Ты хочешь сказать, что общалась с бегонией?
Девушка только пожала плечами.
– По правде сказать, я всегда понять, о чем шепчут цветы. Но если слышать не только ушами, но и сердцем, то, возможно, получится понять их язык. Давай попробуем вместе?
Каждая ее улыбка вонзалась мне в грудь. От чувств я почувствовал боль, а на губах застыл удивленный вздох.
– Конечно, Юли, давай.
Предложение девушки было принято безоговорочно. Присев на ковёр и скрестив ноги, я закрыл глаза и освободил голову от ненужных мыслей; с нетерпением начал впитывать в себя этот чистый воздух, в котором смешались все невероятно сладостные ароматы цветочного нектара. Дементьева была рядом, сзади прижавшись ко мне спиной, и точно так же прилагала усилия, чтобы услышать голоса другого мира, но тесно связанного с человеческой жизнью.
Времени пролетело достаточно долго, и я больше думал не о цветах и природе, а о том, как сказать девушке о прощании. Я сжал руки, лежащие на коленях. Когда настанет подходящий момент, я ей скажу. Я скажу; скажу…
– Кажется, у нас получилось! – вдруг воскликнула Юлия, поворачиваясь ко мне. – Ты чувствовал шелест листьев? Цветы что-то сказали нам. Интересно, что именно?
– Юли…
– А если попробовать им ответить?
– Но… – Момент не тот, и мне пришлось послушаться, чтобы выждать снова, как солдат во время сражения.
«Но если я скажу, то что будет дальше?»
Так. Время пришло. Я вдохнул глубже воздуха и встал с ковра.
– Юли…
Сидя на коленях, она запрокинула голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
Я хотел было открыть рот, но…
– Тебе нравится? – Её вопрос иголкой проткнул мне грудь.
Никогда мне не приходилось так рдеть, как сейчас. Щеки были предательски красными, как маков цвет. Боже правый, какой же я идиот. На старость лет посмел себе такое унижение, как шинигами, – нарушить закон и впустить в душу теплоту девичьей улыбки.
– Мне очень нравится, честно, но…
– Может, поговорим с ними ещё? – жарко выдохнула Юли.
– Прошу тебя, не перебивай. Дай мне сказать.
Не способный контролировать себя в подобных ситуациях, я отвернул голову, загородив глаза занавесом волос. Понимал, что обречён, но огонь в сердце так и не стих.
Сжал руки.
– Юли…
– Что-то случилось? – осторожно спросила Юли.
Из моей груди вырвался вздох.
– Мне больно осознавать это. – Я тянул время, потому что не хотел так быстро все разрушить, но выбора больше не было. – Юли… Мы должны быть порознь. Всё закончилось. Сегодня я должен вернуться в Департамент.
Этими словами я наложил на чистую душу девушки крупный и темный отпечаток.
– Юли… – голос прерывался от переизбытка чувств.
Наступила пора молчания. Холод просачивался сквозь щели окон. За ними темнело, сумерки сгущались фантастически быстро.
С той минуты даже, кажется, сами цветы не издали ни звука, вероятно, такие же изумленные от моих слов. Холод просачивался сквозь щели окон.
Все равно бы это случилось. Нет никакого смысла убегать от судьбы – она здесь главная хозяйка.
Юли молчала, отведя взгляд.
Лучше бы она закричала, ведь безмолвие намного сильнее бьёт по ушам.
По сердцу.
– Цветы больше не радуются, – говорит шепотом. – Они поникли…
Она такая простосердечная девушка. Сильная и стойко терпит такое же мучительное ранение.
Я подался вперёд, накрывая её ладонь своей ладонью, чтобы согреть.
– Раз так сложилось, то эти два дня мы будем жить, как живут по-настоящему, не жалея ни о чём. Ты согласна?
Она тихо засмеялась, больше не пряча взгляд.
– Иначе быть не может.
Разбитая, но не без поддержки. Одинокая, но ещё обхваченная моими руками.
– Может, устроим салон красоты? – Ежесекундно сминая в ладонях копны ее волос, я уткнулся губами в ее лоб.
– Грелль…
– Я просто хочу, чтобы сегодня ты расслабилась и почувствовала себя настоящей дамой.
Она наморщила лоб.
– Дамой?
Когда солнце утонуло за горизонтом, я как раз докрашивал ее нижние ресницы.
– Может, всё? – Юли попыталась встать с кресла, но жнец схватил ее за предплечья и усадил назад.
– Не дергайся, пожалуйста, а то всё испортишь. – Покончив с макияжем, я отступил на пару шагов назад и довольно улыбнулся. – А теперь пойдем, только не подсматривай.
Моя ладонь прикрыла ее глаза. Девушка осторожно шагала за мной, и я не допускал ее падения.
– Вот теперь – можно.
Открыв глаза и увидев свое отражение в зеркале, она потеряла дар речи. Я стоял за ее спиной.
– Оставайся всегда такой.
– Именно такой? – улыбнулась садовница, трогая свои волосы.
– Конечно. Молодой, красивой и сияющей от счастья. Ты всегда должна быть ею. И не сутулься, будущая женщина!
Я хлопнул ее между лопатками, и Юли автоматически выпрямилась. Я только рассмеялся.
***
В котле кипела вода, и её регулярно перемешивали палкой, напоминающей костяную руку дряхлой старухи.
Велдон, играющий роль чародея уже несколько веков, привык к такой пугающей атмосфере, да и встречи с духами умерших были далеко не редкость.
Около волшебника бегала туда-сюда Эрика, как заведенная игрушка, и стоило ей только остановиться, то обязательно заглядывала в горячую воду и ожидала значимых результатов.
Мужчина, видимо, уставший от такой наглости, влияющей на его сосредоточенность и эффективность заклинания, раздраженно вздохнул:
– Сколько не колдуй, но пока ты мне мешаешь, ничего не выйдет.
– Ну хоть эту девчонку отравить можно?
– Не много ли хочешь? – поразился Велдон, растопыривший пальцы над бурлящей, дымящейся зелёным туманом водой, цокнул от досады языком и закатил глаза. – Интересно, а я бы мог заменить его?
Он с уверенностью ждал отрицательной реакции и ледяного взгляда, и, разумеется, получил это, усмехаясь от забавы.
– Никто не заменит его, – прорычала Эрика сквозь сжатые зубы. – Он один.
Велдон ощерился тоже, недовольный присутствием девушки здесь.
– Змея…
Конечно, правда колола в глаза, и жница, не желая слушать подобное, прокричала мужчине прямо ухо, что тот аж вжал голову в плечи:
– Да сделай что-нибудь с этой несчастной!
На этой ноте Эрика сама прервала процесс колдовства. Велдон держался до последнего, чтобы не нарушить начатое, но и молчать тоже не мог:
– Господи… Ты отвратительна, Эрика!.. Чтобы ты больше не лезла ко мне с подобными желаниями, я выполню твою просьбу. Но только один раз.
На такие условия Эрика не хотела идти, но ведь это лучше, чем вообще ничего.
***
Юлия
Грелль, отыскавший на нашем чердаке давно позабытый пыльный патефон, решил послушать старую пластинку. Она шипела и щелкала, прежде чем на ней заиграла песня. Её исполнял Майкл Джексон, кумир моего отца.
Мелодия заполнила собой комнату, она кружилась в воздухе и окутывала собой внутреннее пространство.
Я сидела на лестнице между этажами и прислушивалась к музыке, летящей из гостиной.
Слова медленно, но ритмично нанизывались одно на другое, нежно и размеренно.
Еще один день миновал…
А я по-прежнему один.
И как только возможно, что
Тебя не рядом со мной?
Зашаркали подошвы, и рядом со мной присел Грелль. Уже одевшись в свою форму, он накинул алый красный плащ поверх неё. Снова перчатки на руках; вместо туфель на шпильках – простые кроссовки.
Правильные черты Сатклиффа больше не скрывал макияж. В стеклышках очков отражался свет от настольной лампы. Пряди едва касались плеч.
Иголка продолжала царапать крутящуюся пластинку.
Ты не прощалась никогда…
Кто-нибудь, объясните мне, почему
Она должна была уйти,
Оставив мой мир таким холодным…
Ничто не могло заглушить боль в груди, а горечь внутри резало горло.
– Уже пора?
Грелль нахмурено уткнулся в одну точку.
– Да. Уилл сказал, что я уже исправился, – сдавленно произнес жнец. – Ты со мной в полном расчёте. Все случилось так, как должно быть.
Раньше было светло, но сейчас Грелль не улыбался. Сегодня он надел маску обжигающей холодности, и она с скоростью молнии оставляла следы и ожоги в моей груди.
– Разве ты не говорила, что никогда не простишь после нашей встречи?
– Я знаю правду. Это не ты. Это твоя роль. Я… я забираю свои слова назад.
Грелль, наверно, тоже поклявшийся никогда не прощать меня, прошептал:
– И я – свои.
В очередной раз ночью мне
Показалось, что я слышу твой зов,
Словно ты просишь меня прийти
И заключить в свои объятия…
Моя голова склонилась на бок и прижалась к мужскому плечу. Грелль наклонил голову поверх моей и на своем колене сцепил наши пальцы. Я потерлась щекой о ткань алого плаща и прошептала в плечо:
– Грелль…
Шинигами содрогнулся, словно его обжег огонь.
– Юли?
Важный вопрос рвался наружу, но сердце сдавила эта боль. Почему всё именно так? Зачем мне такой ход? Моя пешка упадет, а жнец как играл, так и будет играть дальше.
Когда я говорила, тон моего голоса был горче перца:
– Ты… умеешь забывать?
После этого, не теряя ни минуты, Сатклифф заглянул мне в глаза:
– В смысле?
Это выше моих сил, но я должна преодолеть границы страха и отважности.
Я не желала, и никто не тянул меня за язык, но пришлось сказать наперекор своему сердцу:
– Нужно, чтобы мы забыли…
Молчание снова повисло в воздухе. В этот раз взгляд мужчины говорил многое. То ли разочарование, то ли усмешка, может непонимание, может – безысходность.
– Не получится, – прозвучало словно бы приговор. – Я знаю, что не получится.
Оттого я не находила слов.
Он прав.
– Зачем ты вступил в эту Игру? Зачем?
– Это случилось не по моей воле, хотя я всегда был слеп мечтой стать актером.
Слеза скатилась по щеке.
– Как избавиться от этих мук?
– Никак, Юли. Я сам виноват, что связался с Эрикой, будучи человеком. В тот момент я хотел стать актёром, но судьба посмеялась надо мной. Я бродяжил по лондонским улицам, в раннем возрасте потерял родителей, меня не принимали в театр. Я познакомился с Тессой Бронте, благодаря которой стал работать дворецким в их поместье. Всегда следовал за госпожой следом. Вот она и завела меня в запретный клуб. Это оказалось неизбежным.
Я слышу шепот, что твердит мне:
“Ты не одинок!
Ведь я здесь – с тобой…
Несмотря на то, что ты далеко,
Я здесь, я буду рядом…”
–… Мне не хватало свободы, – закончил он.
Грелль поднялся со ступени и спустился вниз. Я тоже встала и догнала его у выхода. Ощущая себя сброшенной на самое дно бездны, остановилась, положив руки на его плечи. Дикая боль поселилась внутри. Прорвались слёзы, сквозь которые я пыталась растянуть губы в улыбке.
Я сжимая пальцами ткань красного плаща, потому что не находила другого предлога остановить шинигами. Сатклифф не оборачивался, как заколдованный, и только ровно дышал.
– Обрети то, что всегда хотел.
Он сделал оборот и переместил теплые руки с моей шеи на лицо. Мои глаза поднялись и встретились с его. Прошло несколько тяжёлых, словно подвешенный на шею камень, секунд, но мы долго смотрели друг на друга, и казалось, что мир уносит нас на дно, оставляя только наедине с нашими мыслями, с моими слезами, с его голосом.
– Я постараюсь.
Свет померк. Мелодия остановилась.
Бархатная мгла окутала нас ненадолго, но теперь я была рада даже одной минуте, когда можно остаться вне этого мира. Мы слились в горьком, кротком поцелуе, оставили эту прощальную печать на своих губах.
И отпустили. Отстранились.
Я выдохнула и снова набрала в грудь побольше кислорода.
Я больше не смогу дышать им.
Уходя, он обернулся. Молчал.
Губы раскрылись: я хотела сказать, но остановилась.
Шинигами уходил все дальше и дальше, скрываясь в голубом сияющем круговороте.
Потом всё стихло. Удар пустоты – в самое сердце. Вселенная будто разделилась напополам. Два мира, портал на два измерения.
Я выбежала на улицу вслед за жнецом, ничего не накинув на плечи, и, застыв на твёрдой земле, стремительно подняла лицо к небу.
Дверь между улицей и домом была настежь открыта. Мертвенный свет лампочки у порога и летящие в лицо, танцующие снежинки стали пеленой для темно-синей ночи.
Сколько я стояла здесь, не помню. К тому времени пальцы перестали слушаться, окостенели. Мороз сковывал по рукам и ногам, и сводили судороги, вплоть до потери сознания. Я была не в силах перевести дыхание на таком обжигающем ветре.
Бьёт дрожь. Зима ворвалась в этот мир раньше срока. Нетерпеливая московская зима.
Вдруг в глаза ударил свет автомобильных фар. Кто-то вылез из машины.
– Юленька! Привет, доченька! – воскликнул родной голос с чувством.
Он доносился со стороны ворот. Мой взор встретился с парой больших карих глаз. Отец.
Сделав вид, что все хорошо, я приветственно помахала родителям рукой, но встретила их грустной улыбкой. Они этого не заметили.
– Почему ты без куртки? Заболеешь ведь, дочь, – возмутилась мама, пока отец доставал чемоданы из багажника.
– Все в порядке, мам, – улыбнулась я. – Все в порядке…
Надо попытаться отрезать все пути к прошлому. Родители вернулись, и это самое главное. Семья воссоединилась, и дом снова запылал теплом. Только мне хватало одного. Одного безумца-актера, без которого моя жизнь превратилась в простое существование без красок. Но я счастлива, что отдала сердце Алому Шинигами.
В его душе останется часть меня.
Ты не одинок!
Ведь я здесь – с тобой…
Несмотря на то, что ты далеко,
Я здесь, я буду рядом…
Ведь ты не одинок!
Ведь я здесь – с тобой…
И пусть мы друг от друга далеко,
Ты всегда в моем сердце.
(с) Майкл Джексон – You are not alone
========== Глава 16 ==========
Расставание погружает тебя в холодную, одинокую ночь, но главное помнить, что каждая ночь заканчивается утром и с восходом солнца появляются новые причины, чтобы жить дальше.
(с) Максим Лавров, Кухня
Грелль
Я злобно пнул ногой дверь, чтобы войти в свою квартиру. Здесь все то же самое, тот же творческий беспорядок, от которого мне никак не избавиться: сотни листов со стихами лежат на столах и полках, а комки украшают пол. Читать своё творение не было сил и времени. То, что отравляло мою душу, вполне заслуживает внимании.
Секретная стена отодвинулась, и около меня, без приветствий и лестных улыбок, возник один из главных разрушителей моей жизни, Велдон Рей, чёрт бы его побрал.
– Это безрассудно с твоей стороны, Сатклифф!
– С меня хватит, – прохрипел я, оборачиваясь к нему. – Все эти годы меня раздражала ваша тупость. Все как зомбированные, ей-богу. Один я адекватный, получается?!
– Успокойся!
– Я живу театром, слышишь, живу! – горячо возразил я, и раздражение вылилось в гневный протест. – Настоящим театром, а не тем цирком, в котором выступал все эти двести лет! Никакие мы не игроки. Мы просто клоуны, которым внушили, что они великие актёры. Хватит обманывать нас. Я ждал признания от людей, я ждал цветов, оваций. Но получал один только смех и презрение.
– Какой цирк? Какие клоун…
– Никакого смысла в наших ролях нет. Это глупость, которая нравится и обсуждается народом. Разве искусство – красить мужчине губы и носить туфли на каблуках? Я наивно полагал, что в этом сокрыт какой-то смысл, и потому пытался играть Алую Леди. Но людской мир спас меня от этого безумства. Когда увидел иной свет, я понял – ты и Хозяин просто вдолбили нам в головы, что это сделает нас известными и востребованными!
– Сатклифф, заткнись! – послышался за стеной приглушенный крик Рональда. – И хахаля своего выпроводи! Спать, блин, не даете!
Мы не обратили на это особого внимания, да и заядлый сердцеед сразу смолк за стенкой.
Я разглядел снова в тени обжигающе-ледяной взгляд Рея.
– Значит, ты отказываешься?
Как это ни смешно, я не могу избавиться от этой незримой связи. Театр – мой кислород. Даже если роль, которую я играю, режет сердце, то я все равно достойно преподнесу её зрителям. Им нужен восторг, этот миг волнения и трепета души, а мне – только выступать и открывать себя, как актёра. Больше ничего не нужно.
Велдон предусмотрительно спрятал руки за спину.
– Грелль, не надо быть таким агрессивным. Все было предрешено ещё на заре твоей театральной карьеры! – Слова, как клеймо: – Ты продолжишь играть Алую Даму, но тебе позволено не изображать её в Департаменте. Мы уже смирились с этим.
Ненависть душила меня. До крайности.
– Идиоты, – расщелил я стиснутые зубы. – Наверное, я должен расплатиться за такой подарок?
– Мне ты ничего не должен. А вот ей… – Велдон кивнул подбородком в направлении ванной комнаты. Только сейчас я услышал шум воды.
Эрика, выходящая из моего душа, обернула полотенце вокруг ключиц. Её глаза прошлись по моему телу снизу вверх, остановившись на моём взгляде.
– Я оставлю вас наедине, а уж потом сами разбираетесь.
Велдон исчез, как и пришёл, со скоростью ветра.
Жница легким движением перекинула назад мокрые волосы, и после этого полотенце незаметно упало к моим ногам. Под тонкой бледной кожей Эрики выделялись кости. Она слишком похудела, почти до анорексии. Это обезобразило её окончательно.
Простынь белела в полутьме. Грудь Эрики терлась о мою чистую рубашку. Жница облизнула губы. Они считает, что станет моей принадлежностью? Она правда так считает?
Готов смеяться.
Я не разрушил барьер между нами. Просто толкнул Эрику на кровать, а сам, поправив очки, пулей вылетел из своей квартиры и отправился на привычную службу. За сбором людским душ. За плёнками, по улицам британской столицы.
В прежний мир.
***
Юлия
Шум разбивающихся капель заглушал все звуки вокруг. Я сидела за столом на кухне, одетая в белый свитер, который был мне на два размера больше. Простужена. Кашель периодически раздирал горло.
Но я не забрасывала даже в таком состоянии учебу, поскольку недавно подхватила простуду. Все как обычно, всё как всегда. Я легко вернулась к прежней жизни. Залечивая раны отвлечением других дел, я поняла, что всё напрасно.
Быстро работая пальцами на клавиатуре, я пыталась вытолкнуть из мыслей воспоминания о шинигами, да и вообще обо всем, что происходило прошлые три месяца. Но, как назло, в атмосфере дома так и витал воображаемый образ Алого, бродил около меня, словно навязчивый призрак. Почти каждый день.
Запутанные, сложные переживания мешали думать о школьных занятиях и ещё более важных делах. Даже горячо любимые цветы ушли на второй план.
Все мысли перемешались в один круговорот. События за это время ускорились, и я не успевала понять, что вообще происходит в моей жизни.
Изменения в школьной жизни, возобновление работы отца на телеканале LiveNews.
Развод родителей.
Все чемоданы к утру были собраны. На полках и в шкафу стало пусто, но запах женских духов так и продолжал витать в спальне. Ряд косметики и платьев был огромен, но теперь этого не увидишь. Не увидишь родной улыбки.