Текст книги "Заложник силы (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 55 страниц)
Глава 25
Ночь – время покоя.
Даже в Итериане. Даже для детей стихий.
Всем нужен отдых.
Глупо тратить силы на вечное бодрствование, когда можно найти им более достойное применение.
Глупо отказывать себе в удовольствии, забыв о делах, видеть сны: ведь как ни прекрасен Дивный мир, с миром грез ему не сравниться.
Но случаются ночи бессонные, наполненные тревожными мыслями, воспоминаниями, шорохом книжных страниц, шумом ветра за окнами… Эхом чужих шагов и голосов. Скрежетом камня…
Арсэлис ждала мужа. Холгер обещал вернуться засветло, но отчего-то задерживался.
Шеари прислушивалась к каждому звуку, ловила каждую новую вспышку живого тепла. Сосредоточившись, она могла узнать на расстоянии любого из обитателей дворца и не только – вообще любого из тех, кого встречала достаточно часто, чтобы запомнить, как выглядит сияние его ауры. Различала стихийные начала незнакомцев, пытаясь угадать, кто они и что делают в это время во владениях ее семьи… Чем только не займешься, когда твой мужчина далеко, и не получается уснуть, не слыша над ухом родного дыхания…
Чужаков флейма почувствовала, едва они появились в дальней части дворца, в том крыле, где располагались библиотека. Вернее, одного чужака и… Арсэлис неприязненно поморщилась: что понадобилось этой женщине посреди ночи в ее доме? Ну пусть не совсем в доме – дворец огромен и доступ ограничен лишь в личные апартаменты высочайшего семейства… И все-таки?
Шеари никогда не страдала излишним любопытством, но в данном случае не смогла удержаться.
Огненной вспышкой она перенеслась на пустынную галерею. Осмотрелась, чтобы убедиться, что рядом никого больше нет. Провела рукою вдоль стен, собирая пламя светильников…
– Не спится?
Резкий порыв ветра сбил с открытой ладони пылающий шар, искры рассыпались по каменным плитам и погасли.
– Как и вам, матушка, – с плохо скрываемым недовольством пробормотала застигнутая врасплох флейма: сконцентрировав внимание на нежданной гостье, она пропустила появление свекрови.
– Чудная ночь, – усмехнулась шеари Йонела. – Отчего бы не прогуляться, не поглядеть на звезды?
– Да, звезды нынче хороши, – вынужденно согласилась Арсэлис.
– Из окон твоей спальни прекрасный вид. А здесь… немного ветрено.
Что это, как не намек на то, чтобы она убиралась восвояси?
– Я не боюсь ветра, – заупрямилась флейма.
Сильфида удивленно вскинула бровь:
– Я и не говорю, что тебе нужно его бояться. Но если интересуешься… звездами, тебе лучше возвратиться в свои покои.
«Холгер вернулся», – поняла, прислушавшись к себе, Арсэлис.
Свекровь отсылала ее не просто так: старая шеари знала что-то, но не желала объяснять, оставив это сыну. Если тот сочтет нужным.
– Доброй ночи, матушка, – поклонилась флейма, прощаясь.
– Доброй, – повторила Йонела задумчиво. – Пусть она будет доброй.
Люди слабы.
Лили ни на миг не забывала об этом, придерживая за плечи погрузившуюся в пучину чужой памяти девушку.
Альва не раз уже видела то, на что смотрела сейчас Софи. Переживала вместе с новоявленным шеаром первое перевоплощение и первый бой с пустотой. Помнила наизусть каждую промелькнувшую в его голове мысль. Но возможно, маленькая цветочница сумеет рассмотреть и почувствовать что-то новое, что-то адресованное только ей. Случайный образ, слово…
Решив, что Софи узнала уже достаточно, альва осторожно оттащила ее от камня-хранителя. Не позволив тут же упасть, усадила на брошенный на пол плащ. Опустившись рядом, притянула к себе и не думавшую воспротивиться этому девушку, обняла, стерла пальцами слезы со щек, коснулась губами дергающейся жилки на виске…
Люди слабы.
Телом. Разумом.
Нужно время, чтобы полученные знания улеглись в маленькой головке. Чтобы незнакомые слова, наполнились смыслом, и короткая история жизни, рождения и перерождения третьего шеара Итериана перестала казаться чем-то невероятным.
А вслед за знанием придет осознание.
– Он был здесь только один раз, – сказала альва, почувствовав, что девушка уже в состоянии понять ее. – Мы храним свою память так же, как и вы: в книгах, в записях. Подобные свидетельства очевидцев нужны, как подтверждение. В твоем мире люди уже начали использовать в этих же целях киносъемку… Но память шеаров содержит слишком много информации…
– Шеар, – прошептала Софи.
Новое слово. Чуждое. Горькое.
– Шеар, – повторила Лили. – Господин для стихийников и слуга для стихий.
Девушка медленно отстранилась от нее. Отвернувшись, села прямо, обратив взор к белому шару. Вздрогнула, словно снова перенеслась к дышащему пустотой разрыву.
– Девять лет, – проговорила она тихо. – И каждый день… так?
– Нет. Только первые годы. Потом… было другое.
– Что? – Софи резко обернулась к альве, потом – на шар. – Там есть еще?
– Да, – дочь земли не видела смысла лгать. – Кто-то из отряда приходил сюда время от времени, чтобы оставить короткий отчет. Чаще всего я.
– Мне можно будет… опять?
Боялась. Новых видений. Новых опасных знаний. Новой боли.
Боялась, но и не думала о том, чтобы повернуть назад.
– Можно, – решила Лили.
У первого шеара немало дел в Итериане и за его пределами.
У его жены – всего одно. Ждать.
Час. День. Иногда месяцы.
Чтобы встретить на пороге спальни, обнять, на миг прильнув к груди, провести ладонью по лицу, стирая усталость…
Но сегодня нежного прикосновения огня было мало для того, чтобы согнать тень с чела правителя.
– Тебя что-то беспокоит? – первым спросил Холгер, пока Арсэлис размышляла, как лучше начать разговор.
– Эллилиатарренсаи здесь.
Флейме не нравились длинные и труднопроизносимые имена детей земли. Но так – хоть какая-то официальность. Отстраненность.
– Она в башне памяти. С ней человек.
Женщина, но шеари не сочла это существенным уточнением.
Как оказалось, напрасно.
– Это – невеста Этьена, – спокойно, даже слишком спокойно пояснил Холгер.
– Кто?
– Девушка с Лили – избранница моего старшего сына, – четко выговаривая каждое слово, повторил шеар.
Арсэлис замешкалась: она не предполагала подобного поворота и не знала, стоит ли продолжать. Холгер обычно неохотно говорил обо всем, что так или иначе связано с Этьеном. Однако обстоятельства… И Йонела осталась в башне…
Ее сомнения не укрылись от мужа.
– Иди сюда.
Повинуясь мысленному приказу шеара, мягкое покрывало сползло с кровати на пол под высоким окном. Пламя в светильниках дрогнуло и погасло, но сияние звезд и поднявшейся над дворцом луны не оставило шанса темноте.
Правитель, устроившись на импровизированном ложе, привлек к себе жену. Обнял. Зарылся носом в пышное облако волос… Если бы хотел избежать объяснений, ему это удалось бы…
Но не хотел.
– Этьен собирается жениться на этой девушке и остаться в ее мире.
– Это плохо?
Наверное, плохо.
Арсэлис не имела ничего против людей, хоть и не желала бы, чтобы ее собственный сын искал спутницу жизни в их племени, но в данном случае скоропалительность принимаемых Этьеном решений говорила о том, что делает он это, скорее всего, назло отцу. Похоже на него. Напомнить, что никогда не стремился в Дивный мир, куда его приволокли буквально силой. Подчеркнуть лишний раз, что мнит и чувствует себя человеком, а не шеаром. Показать, что не считается ни с чьим мнением, что волен взять в жены первую понравившуюся ему женщинув Итериан без оглядки на ее происхождение, и законы, некогда не позволившие Холгеру связать судьбу с его матерью, над ним самим не имеют власти…
– Нет, – подумав, ответил шеар. – Не плохо. У него было достаточно времени, чтобы все обдумать, и я уверен, он осознает, с какими трудностями может столкнуться. Но эта девушка – он встретил ее не недавно, они были знакомы до его прихода в Итериан, и сейчас я понимаю, что именно из-за нее он так рвался назад.
Это многое меняло.
И пасынок, и незнакомка в башне предстали перед Арсэлис в ином свете.
У нее не было возможности близко сойтись с сыном мужа от другой женщины, и, говоря откровенно, она не была уверена, что ей нужна эта близость. Иногда одна мысль о его существовании вызывала у шеари раздражение, как напоминание о том, что она никогда не была и не будет единственной в жизни мужа. Но нечастых встреч и чужих рассказов хватило, чтобы составить мнение о третьем шеаре Итериана. Она опасалась его из-за постоянных размолвок между ним и Холгером: Этьен часто бывал резок, и при той силе, которой он обладал, ссоры могли обернуться бедой. Но она и сочувствовала ему. Он был для нее ребенком. Мальчишкой, невзирая на старшинство по рождению, все же младше ее Эйнара. Скрытным и замкнутым. Обиженным на всех. Одиноким. Многие набивались ему в друзья. Женщины не обходили вниманием… Нет, она не знала наверняка, но могла предположить: шеар – лакомая приманка, уж ей-то известно… Но если попытаться вспомнить, ни в одной из бесчисленных историй, связанных с его именем, не нашлось места для прекрасной спутницы. Теперь можно предположить, что сердце его все эти годы было прочно занято, но тогда она и не подумала бы о таком: при всех достоинствах, которыми Этьен, несомненно, обладал, не производил он впечатления мужчины, способного на столь сильную привязанность…
А что до девушки, то от человека подобная верность – еще большая неожиданность. Почти чудо. Ведь людская память, как и жизнь, коротка.
И все же – человек и шеар. Двое из разных миров. Слишком разных, чтобы эта история стала красивой сказкой о вечной любви…
Но Этьен, со слов его отца, все понимает.
А вечной любви не существует. Ни в одном мире. Увы…
– Если все так, то… – Арсэлис запнулась, подбирая слова. – …что не так?
– Она не знает, кто он.
Не знала – догадалась шеари.
Альва. Башня памяти. Настороженность в глазах Йонелы. Показное спокойствие Холгера.
– Этьен нестабилен, – медленно начал он, отвечая на незаданный вопрос. – Он думает, что нашел свой мир и свою женщину. Но в то же время не уверен, что сможет сохранить ее, если правда откроется. Сомнения и неопределенность не лучшим образом сказываются на его состоянии. И неизвестно, как долго это продолжалось бы и к чему в итоге привело.
Можно было подумать, что правитель тревожится о сыне. Но Арсэлис никогда не забывала: шеар – в первую очередь шеар. И только потом – отец или муж. Смутная опасность, которая всегда исходила от Этьена, – более существенный повод для волнений, нежели его личное счастье.
Но откровенная провокация – не самый удачный способ нейтрализовать эту опасность.
– Лили считает, так будет правильно, – добавил Холгер после недолгой заминки.
Арсэлис непроизвольно вздрогнула. Вдохнула глубоко, и воздух притушил вспыхнувшее в груди пламя. Теперь не вырвется.
– А ты? – спросила шеари мужа. – Тоже так думаешь?
– Это приемлемый вариант, – произнес тот размеренно. – Но если бы она прежде спросила меня, я, возможно, не советовал бы…
Сдержаться во второй раз оказалось труднее.
Выходит, все происходящее затеяно не по приказу и даже не с согласия правителя, а вообще без его ведома?
Что позволяет себе эта альва? Пусть она тысячу раз права, но кто позволил ей вмешиваться в жизнь их семьи? Ее, Арсэлис, семьи, частью которой, хотела она того или нет, был и Этьен, и незнакомая флейме девушка?
– Я – шеар, – вздохнул Холгер. – Но и я порой не знаю, как поступить.
– Ты так ей доверяешь? – сохраняя бесстрастность, поинтересовалась Арсэлис.
Уточнять, о ком речь, не понадобилось.
– Почти так же, как тебе.
В другой ситуации шеари приняла бы такой ответ как заслуженный комплимент.
– Ты же понимаешь, что Этьену это не понравится?
– Не понравится – мягко сказано, – нахмурился Холгер. – Потому я и не хочу вмешиваться.
Если кого-то и ждут неприятности, так только забывшую свое место альву.
Да еще Йонела летает поблизости…
Но Арсэлис не спешила ни радоваться, ни злорадствовать. Последнее ей и вовсе было несвойственно. Разве что где-то в глубине души…
Шеари просчитывала возможные варианты дальнейшего развития событий.
Эллилиатарренсаи в башне с невестой Этьена, но где он сам? Каким образом альва смогла втайне от него привести девушку в Итериан? И сможет ли так же незаметно вернуть назад?
Это было бы лучше всего.
Пусть разбираются между собой где-то там, в другом мире, подальше от дома Арсэлис…
Но нет, Лили уже давно в башне и наверняка еще задержится там. Этьен скоро обнаружит пропажу. К каким бы ухищрениям ни прибегла альва, ничто не удержит шеара достаточно долго. Сколько ему понадобится, чтобы понять, что его женщины нет в родном мире? Как скоро он догадается, где ее искать? Если связь между ними достаточно прочна – несколько секунд. И тогда…
Тогда он придет в башню и найдет там свою подругу в компании Эллилиатарренсаи.
Разозлится?
Очевидно, да.
Но если ему дорога эта девушка, в первую очередь его будет волновать она. После всего, что ей предстоит узнать и увидеть, им о многом нужно будет поговорить.
Лили получит шанс уйти невредимой.
Йонела – остаться незамеченной.
Эйнар, будь он в столице, наверняка не остался бы в стороне. Арсэлис знала, что ее сын, в силу возраста, видимо, еще не научился сдерживать неуместное порой любопытство, и не раз ненавязчиво намекала ему на это… Но Эйнар, хвала четырем, предупредил, что задержится в горах Энемиса до завтра – тот район сильно пострадал в последнюю волну, и работы предстояло еще немало…
А Холгеру, действительно, не стоит появляться в башне. Отношения между ними непростые, и если Этьен хотя бы заподозрит, что отец причастен к случившемуся… Альву-то он, быть может, простит со временем…
– Подождем, – согласилась шеари с решением мужа.
Ночь тепла и светла. Звезды заглядывают в окно. Воздух дышит покоем.
В такую ночь не случится ничего плохого.
Стоя по другую сторону камня-хранителя Лили внимательно наблюдала за Софи.
Девушка замерла, прижав ладони к белому шару, ставшему горячим: дыхание частое и неровное, щеки горят, широко распахнутые глаза глядят сквозь альву в глубину минувших лет.
Она не увидит всего – времени не хватит. Но этого и не нужно. Лили выбрала главное. Словно в неловко смонтированной киноленте собрала эпизоды жизни третьего шеара Итериана, сделавшие из того, чем он был, то, чем он стал. Наверное, он сам не понимал, как сильно изменили его эти годы, или счастлив был обманываться, веря в то, что, уйдя из Дивного мира, станет прежним. Но опыт и сила, особенно сила, накладывают свой отпечаток, и тот бесшабашный нагловатый мальчишка – теперь лишь одна из личин. Та же серебряная маска, которую однажды придется снять…
– Достаточно, – Лили отняла руки девушки от поверхности шара.
Тонкие пальчики, несмотря на излучаемое камнем тепло, оказались холодными, и альва сжала их в ладонях и поднесла к губам, согревая дыханием.
Софи не противилась этому. В первые минуты, казалось, вообще не понимает, где она, с кем, почему…
– Зачем? – не до конца еще придя в себя, прошептала она дрожащими губами.
Всего одно слово, но Лили поняла.
– Ты должна знать, кто он.
– Должна, – отстраненно повторила девушка. Высвободила ладони из рук альвы и, поежившись как от холода, обняла себя за плечи. – Для чего? Чтобы понять, что я не ровня ему? Что я его недостойна?
– Ты считаешь, что недостойна?
Софи промедлила с ответом, но все же очнулась и резко мотнула головой:
– Нет.
И тут же, уже не так уверенно:
– Не знаю. Не понимаю… Не понимаю, почему он сам не рассказал мне…
– Он рассказал бы. Через несколько дней. Или месяцев. Или лет. Когда справился бы с сомнениями и уверился в том, что ты его уже не оставишь.
Глаза девушки, миг назад совершенно отрешенные, сверкнули гневом. Злилась. Но не на того, кто обманывал ее, а на того, кто открыл ей правду, на того, кто украл у нее дни, месяцы, а, возможно, и годы счастливого неведения.
Людям порой нравится обманываться.
И не только людям…
– Потом было бы больнее. И для тебя, и для него.
– Заботитесь о нас?
Капелька желчи в заданном усталым голосом вопросе не осталась незамеченной.
Не так уж проста эта девочка. Не так уж невинна и беззащитна. Хрупкие цветочки, оказавшись вне стен оранжереи либо погибают, либо отращивают шипы.
– Не о вас, – с безжалостной честностью ответила Лили. – Только о нем.
Она ничего не добавила, не объяснила, но отчего-то так вышло, что несколькими словами сказала намного больше, чем собиралась…
– Вы с ним… – Софи подняла на нее настороженный взгляд. Поморщилась, сама не веря в то, что хотела сказать, но все-таки закончила: – Вы… любите его?
Эллилиатарренсаи Маэр, знающая рода Хеллан, бывшая старейшая земных кланов и первая советница еще при правлении Вердена, да славится имя его в веках, до боли закусила губу. Чтобы не рассмеяться.
Видят четверо, еще одна ревнивица за ее спиной – последнее, о чем она мечтала.
Но у этой хотя бы хватило смелости спросить прямо… И Лили не знала, что ей ответить.
Любит ли она?
Можно ли не любить солнце, озаряющее мир поутру?
А если твоя ночь длилась вечность, и теперь даже слабенький лучик света режет глаза, и боль такая, что слезы текут ручьями и хочется выть?
– Скорее, я должна была бы ненавидеть его.
– Но ведь не ненавидите.
Не вопрос – утверждение. Даже обвинение.
Но она не станет оправдываться. Не перед этой девчонкой, которая уверена, что знает жизнь. Что она успела испытать за коротенький век? Бедность? Болезни? Одиночество? Да, этого ей хватило сполна, и она с честью выдержала испытания, но разве все, с чем ей пришлось столкнуться в своем мире, не померкло в один миг в сравнении с маленькой толикой тайн из хранилища памяти?
Лили видела куда больше. И не в чужих воспоминаниях.
Три волны. Тысячи смертей. Бесчисленное количество войн в затронутых тьмой мирах.
Трижды на ее глазах Итериан восставал из руин. Выпитые пустотой реки наполнялись слезами небес и текли по вновь проложенным руслам, повторявшим линии прежних маршрутов. Вырастали из провалов новые горы, очертаниями походившие на те, прежние, но все же уже другие. Цвели сады, и аромат их был почти таким же сладким, как у тех, что сгинули, обратившись в ничто…
Все возвращалось.
Почти все.
Как и раньше появлялись на свет благословленные четырьмя дети, но тот, кого забрала всепожирающая пустота, никогда не возродится в родной стихии. Сколь долго ни живи, затягивая пустое существование, судьба не расщедрится на новую встречу.
Она решила, что не стоит тянуть. Пусть дороги перерождений заберут ее боль, такую же бездонную, каким прежде казалось счастье… Но у пропасти, на краю которой никто не сумел остановить ее, в отличие от боли было дно. А по дну протекал ручей, несущий свои говорливые воды мимо дома полукровки Моаны…
И все же она умерла тогда.
Можно срастить кости, но разбитую жизнь не соберешь. Можно заставить сердце биться, но не наполнить его ушедшими чувствами. Оживить тело, но не душу…
Она умерла.
Но воскресла.
Вспомнила, что ей есть ради кого вернуться.
Наверное, она была плохой матерью. Ребенок не стал центром ее мироздания, как это бывает у других. Не в нем она видела смысл своего существования. Не готова была пожертвовать всем и вся во исполнение капризов ненаглядного чада. Сын был для нее естественным продолжением и воплощением той любви, что она испытывала к его отцу. Частичкой света, без которой их счастье не было бы полным. Зеркалом, в котором она ловила любимые черты…
Она была плохой матерью, если забыла о нем на краю своей небездонной бездны.
Но он ее не забывал. Не отказался от нее, как другие сородичи. Не оставил одну. Он сумел понять и разделить ее горе, а его нежность и забота справились с поджидавшим ее безумием.
А когда она вдруг осознала, насколько он дорог ей – не как память о прошлом, не как свидетельство, того, что у нее было, и чего уже не вернуть, – а сам по себе, таким, какой он есть, когда тоска уступила место мечтам о будущем, и она поверила в то, что останется рядом с сыном, будет радоваться его счастью, носить на руках его детей…
Вторая волна.
Смерть, как казалось тогда, окончательная.
И первое, что она сделала после своей смерти, – вернулась в столицу и направилась прямиком к Вердену. Она не желала возвращаться в совет, ей нужно было что-то, на что она могла бы растратить оставшуюся у нее силу. Не для того, чтобы отвлечься или забыться, мертвые не ищут забвения, а для того, чтобы… Она не знала. Не понимала, зачем ей это. Незачем…
Но правитель принял ее.
Ее силу.
Ее опыт.
Ее смерть, открывшую перед ней новые грани дара.
При жизни она принадлежала лишь одному мужчине, потом – никому.
Тело, лишенное души, стало послушным инструментом. Отмычкой, которой можно отпереть тайны чужого разума. Лекарством, способным заглушить самую сильную боль…
Оружием, которое однажды повернули против нее самой.
Мальчишка. Глупый неопытный мальчишка. Но шеар – носитель крови четырех. Силы четырех. Все, что подвластно альвам, живым и мертвым, было доступно и ему.
Она была с ним с первого дня. Направляла, поддерживала… Выполняла приказ его отца.
Прикосновения. Объятия. Ей нужно дотронуться, чтобы почувствовать. Иногда – более тесный контакт… Она помогала ему свыкнуться с новыми реалиями, справиться с сомнениями, осознать свою силу. Помогала, но даже помыслить не могла, что он решит ответить ей тем же, и слишком поздно поняла, что из целителя превратилась в исцеляемого. Только тогда, когда лечение вдруг стало болезненным. Когда ей раздробили неправильно сросшееся сердце и обнажили старые раны, содрав закаменевший струп, который она уже привыкла считать кожей…
И плакала, впервые за долгие годы. И вспоминала.
И радовалась тому, что плачет и помнит.
И чувствует… боль. Такую сильную, что, да, за это можно было бы возненавидеть…
Но если ты провел вечность в темноте, возненавидишь ли ты солнце за возможность снова видеть, пусть даже сквозь слезы?
…Способна ли эта девчонка понять такое?
Человек, чье восприятие реальности ограничено условными понятиями. Любит – не любит, хорошо – плохо, много – мало…
А Софи все еще ждала ответа…
– Не лучшее место для разговоров, – послышалось неожиданно, и девушка, негромко вскрикнув, отшатнулась от материализовавшейся рядом с ней женщины. – И не лучшее время, – добавила та.
Йонела.
Значит, Холгер решил остаться в стороне.
– Простите, если потревожили… – начала Лили с почтением, которое, если в том была нужда, давалось ей без труда, но сильфида лишь отмахнулась.
Обошла, точнее, облетела Софи по кругу, разглядывая с нарочитой бесцеремонностью, и скривилась, обернувшись к альве:
– Людям доступ во дворец открыт только в исключительных случаях.
– Случай исключительный, – заверила Лили. – Это невеста шеара Этьена.
– Да? – старая шеари еще раз придирчиво оглядела девушку и хмыкнула: – Ну что ж, каждый выбирает по себе.
– Каждый выбирает по себе, – произнес задумчиво Холгер.
Правитель лежал на покрывале, устроив голову на коленях у жены, но Арсэлис чувствовала, что мыслями он не здесь, а в высокой каменной башне, примыкающей к восточному крылу дворца. Слушает, наблюдает, готовый в любую секунду вмешаться…
Но не вмешивается.
– Я люблю свою мать, – сказал он, словно продолжал длинный, прерванный ненадолго рассказ. – Но, знаешь, при всей моей любви к ней, было время, когда я всерьез недоумевал, почему из всех женщин Итериана отец выбрал именно ее. Казалось, они совершенно не подходят друг другу. Ты же помнишь его? Уравновешенный, немногословный, серьезный. И рядом она: ураган эмоций, колкости, насмешки. Никогда не смолчит. А если разойдется, и на пол спустится ради того, чтобы ногой топнуть. И вазу из тончайшего альвийского фарфора о стену швырнет… А потом понял, что именно такая ему и нужна была. Жизнь шеара – бесконечное служение. Иногда приходится делать то, с чем ты сам внутренне не согласен. Сомневаешься, верно ли ты истолковал волю четырех, не было ли другого способа. Иногда… Иногда просто устаешь. Хочется, чтобы все это закончилось…
Он с силой зажмурился, и Арсэлис, заметив это, обняла сильнее, склонилась, так что ее длинные волосы упали вниз, на какой-то миг пряча правителя Итериана под мягким шелковым пологом. От тревог. От ненужных мыслей.
Поцеловала в нахмуренный лоб.
И выпрямилась.
Отпустила, позволив рассказывать дальше.
– Бывает сложно. Отец, при его характере, мог просто уйти в себя. Закрыться ото всех, накапливая в душе… все это… Но рядом была мать со своей вздорностью, язвительностью, временами – даже склочностью. Она не позволяла ему замкнуться. Только она могла разговорить его, а если нет – провоцировала на спор. Могла организовать спонтанный праздник и весь вечер развлекать отца ехидными замечаниями насчет приглашенных. Могла скандал устроить, причем такой, что отцовской выдержки и на полчаса не хватало, и его прорывало… Отчаяньем, обидой – не на нее, а вообще. Понимаешь? Она вытягивала его на свет из тесной раковины, в которую он так и норовил забиться, и заставляла жить.
Холгер поймал и прижал к щеке руку жены. Потерся с нежностью, вдруг напомнив напрашивающегося на ласку кота.
Шеар хранит Итериан и все миры великого древа. Но кто хранит самого шеара?
Может быть, женщина, которая не пожалеет альвийского фарфора, чтобы только ее мужчина не остался один на один со своими переживаниями и сомнениями?
Или та, что будет сидеть рядом, молча разбирать спутавшиеся волосы и слушать. Та, что никогда не упрекнет, не скажет и не спросит лишнего. Не будет пытаться выведать все тайны, даже зная, что они существуют. Не станет устраивать скандалы по пустякам – ведь не каждому это нужно. Кому-то достаточно того, что есть кто-то, кто примет его со всеми достоинствами и недостатками, ошибками и секретами… внебрачными сыновьями и давними любовницами…
Каждый выбирает по себе.
Главное, не ошибиться в выборе.
