Текст книги "Заложник силы (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 55 страниц)
– Это случилось зимой, – сменив тон, заговорил Тьен серьезно. – Я упал в реку. Чудом выбрался, но потерял сознание и замерз бы насмерть, если бы Софи не нашла меня и не притащила к себе домой.
Снова ни слова лжи, хотя и не вся правда.
– Но десять лет назад… – Анри с недоверием смотрел на Софи. – Ты же была еще ребенком…
– Меньше, чем ты думаешь, – проговорила она, мыслями блуждая где-то далеко. – Но больше, чем мне самой тогда казалось.
– А твои родители? Как они…
Тьен устало потер виски. Разом прошли и злость, и надуманная обида на этого чужого, не только для него, но и для Софи, человека. Изначально чужого. Будь это не так, она не обманывала бы его, как когда-то Анну и Амелию, ничего не рассказывая о своей семье или заведомо рассказывая неправду. Не жаловалась бы, но нашла бы способ поделиться тем, что пришлось пережить. А так… Пусть он просто уйдет…
– Тогда у меня уже не было родителей, – отпив еще немного вина, сказала девушка. – Я была… очень самостоятельным ребенком.
– Но…
– И с Тьеном мы были знакомы еще до того случая, – продолжила она, проигнорировав попытку мужчины что-то добавить. – Впервые мы встретились за несколько месяцев до этого. Тоже… при обстоятельствах. Я украла три листра в аптеке, а Тьен меня не выдал.
На адвоката смотреть было жалко.
Тьен и не смотрел.
А Софи взглянула. Усмехнулась с горечью.
– Да, ты многого обо мне не знаешь.
– Это верно, – согласился мужчина, справившись с эмоциями. – Например, я и не подозревал, какое у тебя своеобразное чувство юмора. Прости, но не могу оценить шутку. Это, видимо, что-то понятное только… старым друзьям.
– Да какие уж шутки. Всякое бывало. Я еще, можно сказать, воровской притон держала.
Игра в правду продолжалась: жил же у нее вор – вот вам и воровской притон.
Но эта игра уже не забавляла.
– А потом я в варьете работала, – Софи нервно хихикнула. – По ночам, да. Веселое, скажу вам, местечко.
Выходит, и об этом жених не знал. Она не рассказывала прежде. Вряд ли, чтобы стыдилась, – просто была для него такой, какой он хотел ее видеть. Но притворство – слишком тонкое искусство и тяжелое бремя для чистого сердцем человека…
Оглядев кухню, Тьен заметил на буфете графин с водой, поднялся из-за стола, наполнил стакан и подал его девушке, присев на корточки у ее ног.
– Не нужно вспоминать о прошлом.
– Не нужно, – повторила она эхом. – Так просто, да?
– Да, – успел сказать он, прежде чем Софи со злостью выплеснула воду ему в лицо.
…Было ведь уже. Слезы, обиды, вода в лицо. Сейчас еще и стакан грохнет…
– Просто, да? – Стакан со звоном разбился о пол. – Забудем о прошлом, и все сразу же станет, как прежде?
– Не сразу.
– Ты хотя бы представляешь себе…
– Представляю.
– Ты даже не знаешь…
– Расскажешь.
– Ты…
Она вскочила на ноги, рванулась было в сторону, но тут же затихла, оказавшись прижатой к его груди, мокрой от слез щекой к мокрой от воды рубашке. Маленькая и теплая. Родная. И он, зажмурившись, не желая видеть ничего вокруг, уткнулся носом в мягкие русые завитушки, вдыхал запах ее волос и слушал, как стучит, успокаиваясь, ее сердце…
Пока не хлопнула, закрывшись за чужаком, входная дверь.
– Анри ушел, – прошептала Софи, не покидая его объятий.
– Давно пора.
– Я отвратительно себя веду.
– Для особы с такой криминальной биографией это нормально, – неловко пошутил он.
Девушка вздохнула.
– Наверное, я должна извиниться.
– Перед Анри?
– Перед тобой. Я… вспоминала только плохое, когда ты вернулся. Это неправильно. Ты ведь… помогал нам тогда. И в последний день… Ты спас Люка, его мог сбить тот автомобиль. А деньги, которые ты оставил очень пригодились потом – для Клер. Она сильно болела, и если бы не нашлось денег на лечение…
– Ты выручала меня чаще.
– Чем?
Он бережно погладил девушку по голове, убрал упавшие на лицо волосы и осторожно, не зная, чем это обернется, коснулся губами ее лба.
– Тем, что ты была.
А из гостиной слышалась музыка, и смеялись над чем-то дети. Показалось, что над их глупостью…
– Тьен, можно тебя попросить?
– Все, что угодно.
– Ты не мог бы сейчас уйти?
Растерявшись, он даже не подумал удержать ее, и девушка отошла к окну. Поправила стоявший на подоконнике цветочный горшок, из которого торчали острые пятнистые листья незнакомого шеару растения.
– Пожалуйста. Я… устала и выпила слишком много вина. Увидимся завтра. Ты же заедешь за Люком?
– А… торт?
Софи обернулась, и он с облегчением вздохнул, увидев улыбку на ее лице.
– Я заверну тебе кусочек с собой.
Глава 19
Посещают порою мысли, которые, спроси тебя кто-нибудь о них, крайне сложно внятно сформулировать, до того они смутные и размытые, то ли ни о чем, то ли обо всем сразу. Но еще труднее от подобных мыслей отделаться. Чем бы ни занимался, как бы ни старался отвлечься, они с тобой. Словно надоедливая мошка зудит над ухом, и не жалит, и в покое не оставляет.
Эйнар промучился день, кое-как пережил ночь, а едва первые лучи солнца пробрались в комнату, решился.
В конце концов, отец не запретил. А если бы и запретил… Хватит, не маленький уже. И так долго держался в стороне, делая вид, что не понимает, что творится вокруг. Хотя не понимает же…
Но попробует разобраться.
Пришел в этот раз открыто. С первой секунды понял, что его услышали, и прислушался сам, выискивая, откуда докатилась волна недовольства.
– Что ты здесь делаешь? – хмуро спросил Этьен, когда Эйнар, определив местоположение брата и убедившись, что тот один, вышел рядом с ним на покатую, крытую ребристым шифером крышу.
– А ты?
Третий шеар Итериана сидел, прислонившись к закрытой чердачной дверце, в компании драного серого кота и, судя по всему, планировал пробыть тут до утра.
– Закатом любуюсь, – ответил старший брат.
– Было бы чем, – Эйнар, не спрашивая позволения, присел невдалеке и всмотрелся в потемневшее, раскрашенное винными потеками небо. Картину вечерней зари изрядно портили наползающие на нее разбитые крыши, уродливые трубы и повисший над фабричными кварталами смог. – Какой в городе закат?
– Какой есть, – отозвался Этьен. – Так зачем явился?
Об угрозах он не вспомнил, да и вообще, если сравнивать с прошлой встречей, казался почти дружелюбным. Видимо, пребывал в хорошем настроении. А причина столь благостного расположения была несколькими этажами ниже – Эйнар заметил ее, по оставшейся с недавних войн привычке обшарив окрестности, узнал и уже не удивлялся месту, облюбованному братом для ночлега.
– Я хотел извиниться за вчерашний визит, – начал он.
– Извинения приняты, можешь идти, – тут же закончил Этьен.
– Вообще-то я думал, мы сможем поговорить.
– Не о чем, – отрезал брат, мрачнея на глазах. Или это солнце совсем уже спряталось за крыши?
– Ты со всеми так или только со мной?
– Не только. Но ты в числе избранных.
Нет, солнце тут ни при чем. А казалось, в этот раз удастся пообщаться.
– Это из-за отца? – поинтересовался наследник уныло.
Брат покосился в его сторону и насмешливо хмыкнул:
– Слушай, Эйнар, сколько тебе лет? У меня такое чувство, что я конфету у ребенка отбираю.
– Я не ребенок, – насупился младший шеар… или старший, тут смотря как считать. Если не от дня рождения, а по прожитым годам…
– Оно и видно, – ухмыльнулся Этьен. – Ладно, я сегодня добрый. Говори.
– Что? – растерялся Эйнар.
– Что собирался. Ты же поговорить пришел. Вот и говори.
– Я хотел спросить…
– Спрашивай, – разрешил брат. – Отвечу. На три вопроса.
– Почему только на три?
– Потому что в сказках обычно так. Три желания, три вопроса. Вот я и ответил на твой первый.
Ну и кто тут ребенок? К нему серьезно, а он сказками отговаривается. Хотя про три вопроса, кажется, не шутит. И про то, что первую попытку Эйнар растратил впустую.
Как теперь в оставшиеся две вместить все, о чем хотелось бы разузнать?
Он задумался, но решения найти не успел: с хрустом расколов шифер, в крышу между ним и братом ударило копье с широким наконечником. Знакомое такое копье.
Братья непроизвольно переглянулись и только потом обернулись к владелице грозного оружия.
– Что? – сильфида недоуменно свела брови к переносице, видимо, прочитав что-то неодобрительное в глазах своего командира. – Ты же сказал, что не желаешь больше его видеть.
– Хм… – Этьен задумчиво потер подбородок. – Ну, во-первых, ты опоздала, я его уже увидел. Во-вторых… ты промахнулась.
– Могу получше прицелиться, – пробурчала девушка.
– В другой раз, – сказал ей Этьен, и Эйнар не понял, шутка это или приказ. Хотелось верить, что первое. – А пока я и сам справлюсь.
Эсея выдернула копье, и оно растворилось в воздухе. Без него она выглядела обманчиво хрупкой и беззащитной.
– Если что, я буду рядом.
– Нет, ты будешь где-нибудь подальше. В гостинице, например.
– Но…
– Не обсуждается! – сердито рявкнул Этьен.
Сильфида зло сверкнула глазами (в сторону Эйнара почему-то) и исчезла, как за минуту до этого ее оружие.
– Наглая девица, – заметил наследник. – Как ты ее терпишь?
Брат поглядел на него с раздражением, которое, впрочем, сменилось в следующий миг едкой усмешкой.
– Итак, твой второй вопрос: как я ее терплю?
– Нет, это издевательство какое-то! – Эйнар в сердцах ударил кулаком по крыше и проломил шифер с другой стороны от себя. – Нельзя так разговаривать.
– Я тебя не держу, – равнодушно произнес брат.
Говорить с ним было трудно. Но все же они говорили, и Эйнар уже счел это успехом.
– Ладно, – махнул он рукой. – Рассказывай про свою сильфиду. Может, и я научусь сносить неповиновение свиты. Правда, мне такое умение ни к чему, меня, в отличие от тебя, уважают и перечить не смеют.
– Кишка тонка, – снисходительно бросил Этьен.
– У ко… гм… – Хорошо, что не договорил, а то зачлось бы как третий вопрос.
– У тебя, младшенький, кишка тонка. Думал поддеть? Так мне твои поддевки до задницы. Пусть тебе твоя свита хоть ноги языками моет, но мои, они – мои, ясно? Все вместе и каждый в отдельности. А что касается Эсеи, то она на особом положении, и тебе за вчерашнее надо бы навалять как следует. Но раз уж ты в каком-то смысле мой брат, вас это, можно сказать, уравнивает.
На в каком-то смысле брата Эйнар обиделся, но виду не подал. Слушал дальше.
– Она – одна из немногих, кто выжил в горах Энемиса, – нехотя разъяснил Этьен. – Семья моей матери жила там же. Я хотел найти кого-нибудь, когда немного освоился в Итериане, но оказалось, что даже гор уже нет. А потом пришла Эсея. Мы никогда этого не обсуждали, но поскольку внутри родов все каким-либо образом связаны… В общем, я предпочитаю думать, что она мне какая-нибудь троюродная сестра или племянница. Или тетка. А с учетом продолжительности жизни детей стихий, когда разница между братьями исчисляется столетиями, то, быть может, четвероюродная прабабка… Чем четверо не шутят? Слишком дивно все в Дивном мире, слишком сложно…
– А у людей проще, да? Потому ты и…
– Да, – не дал договорить Энару брат. – Я ответил на твой последний вопрос.
– Нет! – разозлился наследный шеар. – Не ответил. Я не закончил. Полностью вопрос звучит так: у людей проще, и поэтому ты решил жить среди них, думаешь, в людском мире сам станешь человеком, и будет легче?
– Я ответил именно на этот вопрос, – спокойно произнес Этьен. – Да.
– Ничего у тебя не выйдет! Хочешь знать, почему?
– Это уже четвертый. И нет, не хочу.
– Потому что ты – шеар, и ничто этого не изменит. И дело не в том, что ты не такой, как люди, а в том, что люди не такие, как ты. Ты отказываешься использовать дар четырех, чтобы чувствовать себя человеком, но человек, получи он подобную силу, ни за что не стал бы пренебрегать ею. Любой из них… – Эйнар вскочил на ноги и обвел руками готовящийся ко сну город. – Любой за то время, что ты уже тут, использовал бы такой дар, чтобы получить как можно больше. Власть, славу, богатство… женщину, которая ему нравится… А не сидел бы на крыше…
Он выпалил все это на одном дыхании, одновременно готовясь отбить атаку: да, Этьен мог бы… Но прежде пусть выслушает!
Однако защита не понадобилась. Брат, не сдвинувшись с места и не взывая к стихиям, покачал головой:
– Ты невысокого мнения о людях.
– Я их знаю. Не так хорошо, как ты, но знаю. Хочешь поспорить? Доказать, что я не прав?
– Нет, – Этьен усмехнулся. – Не хочу. И я уже ответил больше чем на три вопроса, ты заметил?
– Заметил. Значит, мы можем поговорить без этих глупых правил.
– Нет. Это значит, что тебе пора, – Третий шеар Итериана встал и, легко удерживаясь на покатой крыше, церемонно поклонился. – Не смею задерживать.
Вроде бы и поговорили, а пришли в итоге к тому, с чего начали…
– Уйду, – решил не спорить Эйнар. – Но раз ты уже нарушил правила, ответь еще на один вопрос. Что есть в этом мире… Нет, не так. Что такого в этой девушке, Софи? Почему она? Я не увидел в ней ничего, что…
– Не увидел?
– А что, должен был?
– Возможно. – Брат выглядел растерянным, словно Эйнар в самом деле проглядел нечто очевидное. – Она… светится…
– Извини, но… Знаешь, если я чего-то не увидел, совсем не означает, что этого нет. Может быть, ее свет только для тебя.
И, наверное, не так уж не прав отец, что отпускает своего старшего сына туда, где для него горит свет: как еще победить живущую в нем тьму?
Получив ответ, наследник трона Итериана подумал, что хватит на сегодня искушать судьбу. Разговор, какой-никакой, все-таки состоялся. Спустя время можно попробовать повторить… Главное, подготовиться заранее, чтобы с вопросами не оплошать…
– Погоди! – Этьен окликнул его за миг до того, как он собирался открыть проход. – Позволишь и мне кое о чем спросить?
– Да, конечно.
– Мне немного неудобно…
Эйнар напрягся, ожидая какой-нибудь каверзы.
– Я, действительно, стараюсь не использовать силу слишком часто. Потому что не умею. В смысле, умею не все. В Итериане и в других мирах нужны были только определенные навыки, но в обычной жизни… Короче, что делать, если прямо сейчас я хочу выпить чашечку чая, но не хочу спускаться и идти в кафе? И тащить из того же кафе, пугая людей, не хочу.
– Чая? – опешил младший шеар. – Какого чая?
– Черного. С бергамотом.
– Ты серьезно? – подозрительно уточнил Эйнар.
– А что, похоже, что шучу?
Брат выглядел сердитым, немного смущенным – видимо, жалел уже, что признался в том, что не освоил еще полностью дар – но никак не задумавшим розыгрыш шутником.
– Чая – это легко, – махнул рукой Эйнар. – Тащить у людей из-под носа в самом деле не стоит. Если только не планируешь потом подчистить им память. Некоторые из детей стихий развлекаются подобным образом, но мы же шеары – мы должны блюсти порядок в мирах… Поэтому сначала незаметно берем чашку… где-нибудь, где ее пропажу не сразу заметят. В том же кафе, например…
Огненная вспышка – автомобильные фары, тлеющая сигарета, электрическая лампа под потолком ресторанной кухни – короткая цепочка перемещений, и чашка из тонкого белого фарфора уже в руках.
– Теперь смотрим, кто и где пьет сейчас чай. Черный с бергамотом. Я насчитал одиннадцать чайников поблизости…
– Четырнадцать, – на мгновение прикрыв глаза, уточнил Этьен.
– Возьмем понемногу из каждого. Разные сорта, но будет даже вкуснее. И… вот!
Довольный, словно только что в одиночку закрыл разрыв над столицей Итериана, Эйнар протянул брату наполненную до краев горячую чашку.
– Спасибо, – поблагодарил тот. – Сделай и себе.
– Зачем?
– Торт есть будем, – хмуро бросил Этьен.
– Какой? – вконец растерялся Эйнар.
Брат достал из-за трубы какой-то сверток и осторожно развернул пропитавшуюся жиром бумагу. Вынул из кармана складной ножик.
– Бисквит, сливочный крем, вишня и шоколадная глазурь, – сообщил он, отковырнув немного от порядком помявшегося куска.
– Звучит вкусно, – решил не отказываться Эйнар.
– Не только звучит.
Наследный шеар, не мешкая, сотворил себе чашку чая, попутно прихватив пару блюдец и вилки.
– Выходит, мы все же поговорим? – спросил он с надеждой.
– Выходит, мы будем есть торт, – угрюмо ответил брат. – А разговаривать во время еды в этом мире неприлично.
Он разделил угощение на две неравные части: больший кусок забрал себе, меньший пододвинул Эйнару. А коту поставил блюдце с мясными обрезками – добыл их так быстро, что не верилось в то, что он делает это впервые. Или схватывает на лету, или не так уж ему нужна была помощь с чаем…
Все люди одинаковы. Схожи в пристрастиях, ошибках и слабостях. В мечтах и разочарованиях. В способах, которыми стремятся добиться первого и справиться со вторым…
Например, у большинства из них, как правило, у мужчин, принято топить беды в бутылке. Глупо, ведь спиртное лишь сильнее распалит сжигающее душу пламя. Но так уж у них заведено. Если не пить, то хотя бы посидеть на летней террасе ресторана, сжимая в пальцах бокал из толстого стекла с плещущимся в нем жженым вином, глядеть на реку, отражающую закатное зарево, и проплывающий по ней пароход, думая, видимо, что точно так же проплывает сейчас мимо жизнь…
– Вы позволите?
– Да-да, конечно.
Люди так предсказуемы. На террасе хватает свободных столиков, но воспитание или же то смутное недочувство, что возникает в душе молодого мужчины при взгляде на красивую женщину, не позволяет ответить отказом. Однако завязывать разговор он не торопится, вряд ли вообще думает об этом.
Расторопный официант приносит меню. В его глазах куда больше интереса, почти откровенная похоть: люди слабы, мало кто может противостоять очарованию дочерей Итериана.
– Кофе, пожалуйста.
А он уже приготовился записывать, наклонившись к столу, вдыхая запах ее волос, ловя каждое движение полных вишневых губ…
– Сей момент.
В голосе слышится сожаление. Но что ей за дело? Не он ее цель. Не в его мыслях прячется ответ на вопрос, не дающий ей покоя. А тот, на кого она сегодня охотится, по-прежнему греет в ладонях бокал и щурится, провожая взглядом прогулочный пароходик.
– Хорошо сегодня, – заговаривает она первой, пригубив принесенную к столу чашку с благоухающим напитком. Кофе слегка пережарен и горчит, но все же ей нравится его вкус. Ей мало что нравится в людских мирах, кроме кофе…
– Хорошо? – словно удивляется сидящий напротив мужчина. – Я бы так не сказал.
– У вас что-то случилось?
Людям тяжело нести бремя своих коротеньких жизней в одиночку. Даже самые сильные из них хотя бы в затаенных мечтах стремятся разделить его с кем-нибудь. Выговориться, облегчить душу, как они это называют. Но часто закрываются от друзей и родных, от тех, кто действительно в состоянии помочь, предпочитая случайных собеседников, будто верят в то, что с окончанием разговора все проблемы уйдут вместе с чужаком. А она готова выслушать, и он знает это: видит в ее внимательных синих глазах, читает по участливой улыбке. Но если этого недостаточно, есть и другие средства подтолкнуть его к откровенной беседе. Людям нечего противопоставить древнему волшебству альвов.
– Я… – мужчина долго смотрит в стакан, точно испрашивает у кого-то на дне разрешения высказаться. – Я расстался с девушкой. Вернее, мы разошлись несколько месяцев назад, но до сегодняшнего дня поддерживали отношения… дружеские, можно сказать, и у меня оставалась надежда. А сегодня – все.
– У нее появился кто-то, – кивает она понимающе.
Она многое понимает, но ему не нужно этого знать…
– Да. Или нет, не совсем… Старый друг, она так сказала…
Он залпом опустошает бокал и, подозвав официанта, заказывает еще бренди, сам не понимая, что ему не выпивки не хватает, а слов, чтобы объяснить свои чувства. Мог бы промолчать, молчал бы. Но чары не отпустят, пока сердце не сбросит груз переживаний.
– При чем тут варьете? Как будто я не знал. Мир тесен, всегда найдется кто-то… А это – просто работа. Нужно знать Софи – она не из тех девушек… Но она не рассказывала, и я решил, что для нее это неприятные воспоминания. И все остальное, о чем они говорили сегодня, такая же чушь, я уверен… Но они говорили. Так… Для них меня просто не было. Были только они, и они понимали друг друга без слов, а мне…
– Такое случается, – приходит она на помощь, поняв, что человеку никогда не объяснить случившегося ни ей, ни себе. – Когда двое связаны настолько крепко, что это видят даже люди… Видят люди со стороны, я хотела сказать.
– Да, видят, – соглашается он угрюмо. – И это неприятно. Поэтому я ушел.
Принесенный официантом бокал уже не задерживает, как предыдущий: подхватывает прямо с подноса, тут же выпивает и возвращает на поднос вместе с выхваченной из кармана бумажкой. Требует еще.
– Сегодня ушел, – заключает, зло стиснув кулаки. – Но еще вернусь.
Все люди одинаковы. Цепляются за мечту, бегут за иллюзией счастья, верят в то, во что хотят верить, впустую растрачивая и без того недолгие жизни.
– Зачем вам это? – она пододвигается поближе. Проводит ладонью по его руке, от сжатых в кулак пальцев вверх, к плечу. – Вы молоды, весьма недурны собой. Встретите еще свою женщину.
– Мне никто не нужен, кроме Софи.
– Вам это кажется.
Она обнимает его за шею и, медленно подавшись вперед, целует в губы. И на террасе, и среди прогуливающихся рядом по набережной нет мужчины, который не завидовал бы ему в этот миг… А она всего лишь пьет его, как за минуту до этого кофе. Его мысли, его чувства. Пробует их на вкус, переживает вместе с ним потерю по имени Софи, тянет все, что только можно вытянуть о маленькой цветочнице, к которой сейчас, когда ее охраняют, точно величайшее сокровище всех миров, не может подобраться сама…
Она видит ее в отражении его желаний, простых человеческих желаний, общих для большинства. Уютный дом, теплые семейные вечера, жаркие ночи, встречи с друзьями, прогулки и задушевные разговоры, в обозримом будущем, как закономерный итог, – ребенок… Счастье, расписанное день за днем, вплоть до спокойной старости. Он дал бы ей его. Но девочка, глупенькая и наивная настолько, что даже не догадалась, сколь глубокий след оставила в сердце мужчины, устоявшего перед чарами не одной опытной красавицы, сама отказалась от этого счастья, мечтая о чем-то другом… о ком-то другом… Она никогда не принадлежала ему. Но он не знает об этом, и теперь это единственное его утешение…
– Вы… – человек с недоумением глядит в лицо прекрасной незнакомки, только что оборвавшей внезапный поцелуй. Тянется к бокалу, забыв, что тот уже пуст.
– Простите, – улыбается она, словно всего лишь задела его плечом.
– Ничего, – бормочет он и улыбается в ответ, еще не подозревая, какой подарок получил от нее.
Людям сложно понять, что подарком может быть не только то, что тебе дают, но и то, что у тебя забирают. А она забрала его несбывшуюся мечту, открыв дорогу к другим, к тем, что еще могут исполниться.
Он мнется в растерянности, не найдя, что сказать, а она допивает кофе и оставляет под чашкой сложенную банкноту: официант порадуется – она не собирается дожидаться сдачи.
– Вы уже уходите? – приходит в себя мужчина. Вскакивает со стула, едва его не опрокинув. – Позволите вас проводить?
– Не стоит, – качает она головой.
Смотрит в последний раз в темные, как надвигающаяся ночь, глаза и думает, что избавив его от ненужных иллюзий, сделала подарок куда больший, чем надежда на новое счастье. Возможно, подарила жизнь. Кто знает, была бы судьба благосклонна к нему, решись он встать на пути у того, чьей силы хватит уничтожить целый мир?
Нет, пустое. Ничего бы с ним не случилось – его просто нет для тех двоих, и не было никогда.
Он – ничто. Даже нужной информации от него получить не удалось.
Значит, нужно все-таки найти способ подобраться к девушке.
Что-то изменилось. К лучшему? Безусловно.
Хрустнул лед обид, покрылся мелкими трещинками, похожими на лучики рожденных теплой улыбкой морщинок на родном лице. Ярче стал свет надежды, четче абрис смутного до поры будущего. И не на крыше бы сидеть в обществе облезлого кота и надоеды-братца, а вернуться туда, найти предлог или просто, без повода, позвонить в дверь…
Что дальше, Тьен не знал.
И чего бы ни требовало беспокойное сердце, умом понимал: нельзя. Не сейчас, пока все так зыбко, пока не стаявший еще лед может вновь затвердеть от одного холодного взгляда, и разорваться от неосторожного слова связывавшая их тонкая, истершаяся за годы ниточка.
К тому же она сама сказала: до завтра.
Значит, до завтра. Значит, крыша, кот и Эйнар.
К коту претензий не было. Тот, в минуту расправившись с угощением, свернулся клубком и лишь изредка напоминал о себе сытым урчанием.
Эйнар же, которого брат, пребывая в благостном расположении, сразу не прогнал, осмелел от безнаказанности. Сначала слово, потом – два, а теперь уже говорил без умолку. Впрочем, треп его был вполне безобидным, щекотливых тем младшенький не касался, обходясь отвлеченными рассказами о своих «нерабочих» визитах в другие миры. Попробовав торт, вспомнил какие-то экзотические десерты, коих довелось однажды вкусить. Глядя на фабричные трубы, заметил, что там, где люди лишены возможности использовать магию стихий, быстрее развиваются технологии. Зацепившись за это, плавно перешел к автомобилям, и тут выяснилось, что обсуждать достоинства и недостатки самоходного транспорта, придуманного в различных мирах, Эйнар мог долго и обстоятельно… Тьен долго и обстоятельно не хотел, но волей-неволей слушал, вспоминая, как сам когда-то провожал влюбленным взглядом рычащих моторами, окутанных ароматами бензина и горячего металла красавиц… Что ж, нечто общее у них с братом было… давно…
А внизу Люк с недоверчивой улыбкой ощупывал воздух вокруг себя, пытаясь угадать, что скрывают замелькавшие перед глазами пятна.
– …вот здесь, темное… Окно? И здесь… А это – шкаф?
Софи, закусив губу, размазывала по щекам слезы и тушь с ресниц. Клер хлопала в ладоши.
Хотелось быть рядом с ними. И Тьен был там, невидимый, неслышимый, неосязаемый… По-прежнему оставаясь на крыше, слыша при этом увлеченную болтовню незваного итерианского гостя, он касался легко дорогих ему людей, успокаивал взволнованно бившиеся сердца, нашептывал ласково, что теперь – вы же видите? вы же верите? – теперь все будет хорошо…
И улыбался, отворачиваясь от почувствовавшего что-то и умолкшего вдруг Эйнара.
– Ну, так о чем я, собственно… – молчание оказалось недолгим. – Твой автомобиль, уж прости за откровенность, посредственный образчик местной техники. Вид презентабельный, но в остальном – не лучший выбор. Двигатель недостаточно мощный, большой расход топлива…
– Тебя дома не заждались? – перебил дотошного автолюбителя Тьен.
И правда, пора бы честь знать. Посидели вот, почти по-родственному, чаю выпили. При случае, через годик-другой, можно и повторить.
– Нет вообще-то. Но если ты хочешь, чтобы я ушел…
Эйнару было немногим за пятьдесят. Смутный возраст для итерианца. Уже не ребенок, но еще и не взрослый. Вернее, в чем-то совсем еще мальчишка, подросток немногим старше Люка, а в чем-то вполне уже взрослый мужчина. Дети стихий развиваются иначе чем люди – за время, проведенное в Дивном мире, Этьен это понял. Сам он, будучи отчасти человеком и пройдя в родном мире жесткую школу жизни, повзрослел куда раньше и безо всяких оговорок считал себя старше обиженно насупившегося мальчишки. Тот дулся так по-детски, что возникали сомнения: уж не притворяется ли. Ведь даже с учетом всех особенностей взросления стихийников, Эйнар все-таки был шеаром. Тридцать лет его жизни забрала последняя волна. Чужие миры. Опыт. Знания. А с другой стороны, и среди человеческих детей рождаются уникумы, к десяти годам осваивающие сложные математические вычисления, законы механики или сочиняющие виртуозные поэмы и сонаты. Но при этом они остаются детьми. Играют с игрушками, ковыряются в носу, дергают за косички соседских девчонок… Ну а то, что Эйнар – шеар, – всего лишь свойство доставшейся ему от их общего отца крови. Это не талант или выпестованное годами умение – это сила. Иногда ты управляешь ею, но чаще – она тобой…
– Оставайся, если хочешь, – махнул рукой Этьен. – Ты мне не мешаешь.
Даже занятно, если подумать… Раньше не было ни желания, ни времени думать о том, что у него есть брат. Он просто знал, что у Холгера есть еще один сын, а как брата наследника итерианского престола никогда не воспринимал. Да и сейчас, если честно, родственными чувствами не проникся. Но настроение было хорошее, а младшенький, действительно, почти не мешал.
– Знаешь, я тебя понимаю, – обращался Эйнар к нему, а глядел отчего-то на кота. – Пока ты не объявился в Итериане, я о тебе вообще не знал. Потом… Ну, интересно стало. Обидно немного, но ты ведь ни при чем, а отец… давно же было, еще до мамы… Поговорить пытался, познакомиться… Помнишь? А ты мне… Вот я и решил, что не нужны мне никакие братья. Жил же как-то раньше? Но это неправильно…
– Расскажи про лабиринт, – перебив бессвязное бормотание, попросил Тьен. Если суждено и дальше терпеть этого говоруна, так лучше уж, пользуясь случаем, узнать что-то, возможно, небесполезное. А о лабиринте силы, пройдя который избранники первозданных стихий обретали силу четырех, прежде расспросить было некого: не случалось так коротко пообщаться с другим шеаром. Не с Холгером же было чаевничать?
Мальчишка, секунду назад лепетавший невнятные оправдания своему любопытству, а до этого тоном всезнайки вещавший о техническом развитии миров, в один миг превратился во взрослого, многое повидавшего мужчину. Брови сошлись у переносицы, появились в уголках плотно сомкнутых губ жесткие складки.
– О таком не говорят, – произнес он. – Лабиринт у каждого свой. Никому другому не дано его увидеть. И объяснить не получится. Я думал, ты это понимаешь.
Наверное, Тьен понимал. Но напоказ пожал плечами и кивнул с высоты на погрузившийся во мрак ночи город:
– Вот мой лабиринт. Разве ты его не видишь?
Эйнар покачал головой:
– Лабиринт не там. Он здесь, – наследный шеар приложил ладонь к груди. – Он внутри тебя, а не наоборот. И ты продолжаешь идти по нему даже после обретения силы. До конца.
– А что в конце?
– Видимо… свобода…
Или пустота.
Раньше Тьен часто думал об этом. Если дети стихий, умирая, возвращаются к своим началам, чтобы однажды родиться вновь, что происходит с шеарами? Их сущность разрывают между собой четверо, возвращая себе дарованную когда-то силу? Сложно представить – дар неделим. Что если лишившись телесной оболочки, он преобразуется во что-то… противоположное? Ничто, поглощающее огонь, воду, воздух и землю. Нечто, нейтрализуемое лишь с помощью объединенной силы четырех? Антисила. Плюс на минус… Но, наверное, это тоже не принято обсуждать…
– Никто не знает, – сказал Эйнар, словно услышал не заданный вопрос. – Бывает, что стихийники помнят свои прежние воплощения, но нет никаких сведений о переродившихся шеарах. Когда-то дед рассказывал мне, что со смертью шеара рождается новый мир, вбирающий в себя его землю, воздух, воду и огонь. В этом есть логика, да?
