Текст книги "Иллюзия обмана (СИ)"

Автор книги: Илона Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц)

– Я согласна! На всё… лишь бы заслужить твоё прощение, Император! Любую клятву принесу, что не подведу тебя!

– Твоё согласие, женщина, не требуется. И клятвы тоже… Я повторяю – это приговор, а не договор. Прощения не будет, чем бы ни объяснялись твои поступки… Но ты действительно ещё можешь мне пригодиться, – ни один мускул не дрогнул на лице Арнита. – А теперь позови служанок, Ревидан, пусть приведут тебя в порядок! Ты всё-таки жена Императора… И нам негоже заставлять господина Живописца ждать нас так долго. Поэтому поторопись. Я буду в соседней комнате.

Пока камеристки вились вокруг жены Императора, она пыталась понять, что же, кроме несносной жизни в чужом теле, ей удалось выторговать. Пока довольно и этого… Однако чем дольше ведьма думала о произошедшем, тем больше разбирало её зло: да что же это такое! Опять эта глупая Сиэл победила её.

"Ну, это мы ещё посмотрим! Я не привыкла проигрывать! – кипятилась Ревидан. – Ладно, поживу пока так. Только когда-нибудь и Арнит будет умолять о прощении и снисхождении… И не только для себя. И не дождётся…"

Когда она вышла к мужу, то была ослепительна как никогда. Ни одна тревога не омрачала прелестное лицо. Беспечно улыбнувшись, она оперлась о руку Императора и пошла навстречу судьбе.

VII

Перед братом Мрендом лежал раскрытый медальон. Несмотря на то, что рисунок был выполнен провинциальным мастером, Художник оценил и тонкую работу, и точность изображения. Совсем юная девушка смотрела на мир ласково и весело, как будто впереди её ждала одна только радость. Такой Сиэл брат Мренд не застал. Теперь её образ предстояло отдать другой… Гнусная работёнка, но что делать…

Чтобы защитить Сиэл от неизбежного превращения в Ревидан, Художник срисовал портрет и спрятал в секретную часть своей папки… Едва он закончил, вошла Императорская чета…

…Нежные мазки ложились на холст. Так долго над портретом брат Мренд ещё не работал. Казалось, а может, так было на самом деле, что натура сопротивляется своему воплощению на холсте. И всё-таки прелестное, но холодное лицо Ревидан обретало всё больше общего с прототипом.

Тонкие черты лица… Дымчатого оттенка волосы… Изящная фигура… Плавные руки…

А глаза? Они, как ни бился брат Мренд, оставались жёсткими и безучастными. Ну и ладно! Художник сделал несколько маскировочных штрихов, чтобы хоть цвет совпадал.

Казалось, он уже должен был привыкнуть к метаморфозам своих работ, но каждый раз его начинал колотить озноб при виде очередного оживающего рисунка…

…Арнит бесстрастно наблюдал за тем, как постылое лицо замещается некогда любимым и вспоминал, что совсем недавно вот так же позировал для портрета Йокеща. Он прекрасно представлял себе, каково сейчас Ревидан и злорадно думал о её дальнейшей судьбе…

Брат Мренд закончил работу и развернул мольберт к Императорской чете. Йокещ милостиво кивнул. Его супруга, едва скользнула взглядом по холсту. Встала. Подошла к небольшому зеркалу, висевшему в дальнем конце зала. Долго и внимательно смотрела на своё отражение. Слегка пошатнулась. Обернулась и, любезно улыбаясь, произнесла:

– Прекрасная работа, господин Мастер! Я никогда этого не забуду…

– Не стоит благодарности, прекраснейшая госпожа! – растерянно поклонился Художник. – Я лишь исполнял заказ.

Ревидан снова одарила его фальшивой улыбкой, совершенно не шедшей к новому облику. Обернулась к мужу:

– Довольны ли вы, сир?

– Более чем… – соблаговолил произнести Император.

– Я устала. Позвольте мне удалиться!

Арнит снова кивнул.

Едва за женой закрылась дверь, Император поманил Художника:

– Где портрет?

– Вам не стоит на него смотреть, сир!

– Дай!

– Как пожелаете, сир, но право же… – брат Мренд с поклоном передал ему медальон.

Арнит схватил его! Открыл…

– Вот значит, куда она спряталась! – с ненавистью прошипел он и швырнул бывший портрет Сиэл в камин.

– Не надо! – попытался остановить его Художник. – Не надо… было этого делать… Теперь обратное превращение невозможно…

Он печально поклонился и стал собирать инструменты…

– И прекрасно! – рассмеялся Йокещ.

Он ещё не понимал, что только что развязал ветки…

ИЗ АМГРАМАНЫ В МЭНИГУ

I

– Мы пойдём вместе! И знать ничего не хочу! – едва дослушав, отрезала Римэ таким непререкаемым тоном, что Кинрансту ничего не оставалось, кроме как развести руками и сдаться. Выждав убедительную паузу, она спокойно и жёстко добавила, – Вместе, чего бы это ни стоило. Если наше путешествие окажется не опасно – это лишний повод побыть вдвоём. Ну, а в случае беды… кто-то будет должен позаботиться о тебе.

Несмотря на улыбчивую скромность и мягкий негромкий голос, Римэ всегда знала, как настоять на своём. Это упрямство, свойственное скорее мрачным кридонцам, нежели несколько отрешённым жителям Ванирны, всегда определяло её дорогу.

Так повелось с самых первых дней обучения, когда совсем юная госпожа Вокаявра, не предупредив никого из домашних, впервые увязалась за своим обожаемым учителем и пропала на полтора года. О том, что происходило в те поры, девушка никогда не распространялась, но вернулась она так же неожиданно и выглядела повзрослевшей и усталой. В тёмных глазах её, ранее озорных и весёлых, появился печальный отсвет опыта и выстраданной мудрости. О пророческом даре, открывшемся во время путешествия, Римэ также никому не рассказывала. Мол, к чему смущать окружающих, да и на себя нетрудно беду накликать. После возвращения она некоторое время была покладиста и тиха, чем несказанно радовала родителей и младшую сестрёнку, которые вечно тряслись над взбалмошной старшенькой, опасаясь неприятностей, в которые та постоянно влипала. То ли характер такой у неё был, то ли талант…

Так продолжалось несколько долгих лет, а потом Римэ ушла из дома окончательно. На этот раз она не спешила и обстоятельно попрощалась со всеми, объяснив родным, что так было предопределено и, мол, сейчас просто пришло время. Для остальных сударбцев это был бы весьма сомнительный аргумент… Для остальных, но не для жителей Ванирны, считавших предсказанную судьбу весьма серьёзной силой. Что происходило после того, как она покинула дом, оставалось только догадываться. До родных время от времени доходили смутные и путаные слухи о том, как она попала в лапы Квадры, и о том, как её спас от гибели некий Волшебник, может быть, даже тот, ради которого она второй уже раз оставила дом.

А потом был Дросвоскр. И она снова ждала. Упрямо и гордо, как всегда. У Римэ Вокаявры достало сил дождаться. Именно поэтому теперь, когда между Прорицательницей и Волшебником наконец-то не существовало преград, расставание на сколько-нибудь длительный срок казалось и немыслимым, и бессмысленным.

– Отправимся, конечно же, отправимся… – после минутного раздумья, показавшегося Римэ бесконечным, неуверенным эхом произнёс он. – Раз ты так решила…

Ох, как боялся Волшебник брать её с собой. Всей душой сопротивлялся! На мгновение он даже пожалел о тех давно и безвозвратно ушедших временах, когда ученица верила каждому слову, в том числе и ерунде насчёт того, что, оставаясь дома, она помогает даже больше, поскольку ему будет куда вернуться. Теперь же, что бы ни было причиной этих разговоров – каждый раз повторялось одно и то же: она настаивала, он колебался… Долго и мучительно. Наверное, сказывались бесконечные годы одиночества. А потом, тяжко вздохнув, он уступал, как будто проигрывал бой местного значения. Вот и нынче Кинранст долго молчал, а потом дал согласие, скрепя сердце. И не мудрено… Дорога предстояла неблизкая. С не очень внятным маршрутом. Зато определённо небезопасная, даже если бы он шёл без спутницы. С другой стороны, давно подмечено, что вдвоём любое дело втрое легче делается. Уж чего-чего, а дел у наших путешественников было невпроворот, зато времени как раз наоборот – не хватало. Так что в глубине души он даже хотел, чтобы любимая была рядом. Страшно, конечно, но оставлять жену изнывать в Дросвоскре было, по меньшей мере, нелепо. Эта женщина его и чувствовала, и видела, и слышала через любые препятствия, будь то расстояния или времена. И вообще, Римэ всегда считала, что лучшей помощи и защиты для одного, чем близкое присутствие другой, просто не существует. А что тут удивительного? Люди так устроены: мужчины рождены творить, а женщины – хранить, так же как женщины – родить, а мужчины – оберегать. Поэтому, если их уже двое, то зачем что-то менять в предопределённом порядке?

Но высокая философия высокой философией, а, уж коли они обо всём договорились, нужно было двигаться… Даже если бы Тильецаду в ближайшее время ничто не угрожало, то одновременно выручать пропавшего в Мэниге брата Мренда, и выяснять, откуда в Амграмане появились чахлики и куда собираются ползти дальше – было уже непросто. Значит, предстояло путешествовать, не прибегая к магии – силы имело смысл беречь. Мало ли что… Поэтому в одно прекрасное утро, а может быть, это был день? Да-да, конечно же, днём, когда все вокруг были заняты своими делами – эти двое втихаря пустились в путь. Таинственность была не столько насущной необходимостью, сколько частью образа Волшебника – загадочного и всегда неожиданного. А то как же! Волшебники и коты – хозяева своих путей.

"А дамы – хозяйки и тех и других!" – посмеивалась про себя Прорицательница, вспоминая добрейшую тётушку Шалук, вечно окружённую мохнатыми хвостами малой, средней и высокой степени потрёпанности.

Последний раз авантюрную парочку видели, когда они, ведя лошадей в поводу, шли через Ларьигозонтскую долину. Оттуда потайными дюковскими дорогами начался их путь через Ванирну, а потом в Мэнигу.

II

К тому времени, как они миновали последний Тилькаревский отрог, долгий торжественный закат уже расчертил косыми перламутровыми полосами небо над гладкой, как книжный лист, долиной. Здесь начиналась застывшая в бесконечной медитации самая загадочная провинция Сударбской Империи. Волшебника, неоднократно пересекавшего невидимую границу Дросвоскра и Ванирны, всегда поражало, что каких-нибудь полдня пути настолько меняют пейзаж.

"Мне бы научиться творить подобное волшебство! – который раз с завистью думал он. – А то вот всю жизнь учусь, да, видно, без толку…"

Прорицательница молчала и намётанным взглядом изучала небо, пытаясь понять, чего им ожидать в ближайшем будущем. Облачные знаки были грозны и запутаны и сулили многие неприятности, неволю, странную встречу и загадочное внезапное избавление от бед, наползавших, подобно туману, со всех сторон. Кинрансту Римэ ничего не стала рассказывать. А зачем, если он и так всё понял по её глазам?

Заночевать им пришлось под открытым небом. Особых удобств путешественникам не требовалось. До того, как окончательно стемнело, они успели добраться до рощи. Там и соорудили простенький шалаш, набрали воды из родника, натаскали валежника. Всё сообща: перекликаясь, как дети, и хохоча так, что распугали, наверное, всех сов в округе. Разведя костёр и приготовив ужин, Римэ и Кинранст с наслаждением вытянули уставшие ноги. Еды и вина они взяли вполне достаточно, так что можно было не экономить. Серьёзные разговоры как-то сами собой были отложены на завтра. Огонь потрескивал и рисовал свой загадочный танец. Звёздное небо напевало тихую и нежную мелодию. Мудрые лошади паслись рядом и, несмотря на то, что не были привязаны, никуда не собирались уходить. Умиротворение снизошло и на людей, и на коней, и на пейзаж, окружавший их. Что могло быть лучше этого?

III

Об оньреке Волшебник немного знал из древних магических книг. Появление этой травки было опасно само по себе, а кроме того, предвещало затяжные бедствия краю, где она решила обосноваться. Любое другое растение можно было употребить не только во вред, но и с пользой: в качестве красителя или лекарства, для предсказаний, наконец. Оньрек был исключением – ничего, кроме запаха опасности, от него не исходило.

Непонятно было, кто, когда и зачем умудрился провезти оньрек в Дросвоскр. Первая мысль была, разумеется, о том, что эта пакость заслана по прямому указу Императора. Однако, Волшебник, безусловно, знавший о многих способностях Арнита, сильно сомневался, что тот разбирается в травах так же хорошо, как в отравах… Интуиция подсказывала магу, что здесь вмешалась другая, более древняя и тёмная сила, которая сумела затаиться на долгие времена, а сейчас выходит наружу, подчиняя своей воле всех, кто попадается на её пути.

Вопросов было немало, однако ситуацию несколько облегчало то, что путь лежал через знакомые с детства места. При необходимости можно было пройти незаметно, тем более что тропы дюков плавно растворялись в витиеватых ванирнских дорогах.

IV

Прорицательница и Волшебник шестой день брели по безлюдным местам. Наконец перед ними открылась небольшая долина, покоившаяся между тремя холмами. Точно в центре её лежали руины, отдалённо похожие на замок. Вид у строения был самый нежилой и зловещий… Но это не остановило путешественников. Они слишком устали.

Оба наперегонки бросились к развалинам. Они надеялись по-настоящему отдохнуть, да и ожидание тайны гнало их навстречу странному зданию. Кинранст добежал первым и полез в тёмный пролом в стене. Римэ слегка замешкалась и осталась снаружи. Волшебник решил, что жена догонит его, и уже был готов двинуться вперёд, как вдруг откуда-то издали услышал голоса:

– Именем и по приказу Бессмертного Императора Йокеща!..

Дослушивать Кинранст не стал! Он бросился обратно, но споткнулся о невидимую стену. "Ловушка! Всё предусмотрели…" – подумал Волшебник, и крепко ругнувшись, начал разгонять чары.

Он выскочил вовремя: помертвевшая Римэ неестественно прямо сидела на плоском замшелом камне, окружённая четырьмя вооружёнными людьми. По счастью, Квадра только начала работу… В голове Волшебника бешено пронеслась уже виденная однажды картина. В тот раз юную госпожу Вокаявру пришлось откачивать у дюкс. Эта встреча могла погубить его жену.

"Дурак я, дурак! – охнул он. – Ей нельзя было уходить из-под защиты дюков…"

– Возвращённого не отнять! – громко и отчётливо крикнул Волшебник, неожиданно вспомнив слова Превя, и угрожающе вскинул ладонь.

Это был скорее неосознанный жест отчаяния, нежели попытка серьёзного сопротивления. Кинранст просто надеялся потянуть время.

– А вот и второй… – прошипел палач, возглавлявший группу.

Похоже, он был сильно раздосадован. Квадра рассчитывала разделаться с путешественниками по отдельности.

– Возвращённого не отнять! – глядя на него в упор, повторил Кинранст и весь напрягся, как будто хотел самими этими словами раздвинуть убийственный квадрат, сомкнутый вокруг его любимой…

Похоже, ему это удалось… Волшебник повторял одно заклятие за другим, защищая Римэ. Несмотря на то, что Прорицательница даже не шелохнулась, он почувствовал её охраняющие чары. Не сговариваясь, они медленно и настойчиво теснили подобравшуюся к ним гибель. Казалось, что сражение длилось не одну вечность. Любовь и верность – против ненависти и подлости. Пара – против Четвёрки.

Каким-то вторым зрением Кинранст наблюдал за Командиром. Он чувствовал, что должен запомнить это отмеченное привычной ненавистью ко всему свету лицо.

Они могли надеяться только на чудо. И оно произошло. Квадра не смогла преодолеть сопротивление сразу двух сильных, да ещё и связанных воедино магов… Сперва воины-палачи отошли на шаг. Потом ещё на один. И ещё. А потом… – бесследно исчезли.

V

Когда всё закончилось, Волшебник расхохотался:

– Идиот! Нет, ну какой же я идиот! Я, который годами умудрялся ускользать и от всеведущего Конвентуса, и от Бессмертного Императора, и от вездесущей Квадры! Я, придумавший столько каверз, чтобы позлить Йокеща! Я, возомнивший себя фактически неуязвимым! И вот ведь попался… Как мальчишка! – Кинранст смеялся так, что рухнул на траву.

Римэ не отвечала. После пережитого кошмара она никак не могла прийти в себя. Второй раз в жизни повстречаться с Квадрой – это уже слишком! Многие и одного-то раза не выдерживают. Волшебница сидела в прострации. Ужас воспоминаний накатывал на неё ледяными волнами. Потом порыв горячего ветра, пахнущего травами, мёдом и светом, вернул её к действительности. И вдруг всем существом осознав, что всё обошлось, Римэ тоже расхохоталась! И тоже повалилась на траву. Женщина смеялась и смеялась. И не могла остановиться.

Они лежали на замечательном жарком цветущем лугу, хохотали до слёз и смотрели в небо, по которому стремительно проносились мелкие облака.

VI

Последние пару лет Алчап, возглавлявший Мэнигскую Квадру, редко бывал в хорошем расположении духа. Нынешний день и вовсе не задался. Их Четвёрка должна была задержать и обезвредить шедших через долину мужчину и женщину. Зачем? Этот жестокий человек много лет был воином-палачом, причём одним из лучших, поэтому не привык задавать вопросов, даже таких, от которых никуда не денешься.

Для себя Алчап давным-давно решил, что все обречённые просто являются врагами. Его личными. В таком случае не приходилось сомневаться в справедливости приговора. Главное было исполнять весь обряд досконально и безжалостно.

Ещё издали заметив своих жертв, Алчап точно понял, что женщина – ведьма, уже однажды побывшая в руках Четвёрки и… вернувшая свой дар. Это было невероятно! Ещё более странным было то, что такое невзрачное и хрупкое создание второй раз сумело выстоять против Квадры. Правда, на этот раз ей помогал мужчина. Похоже, что эта черноволосая упрямая особа была ему очень нужна для каких-то тёмных дел. Иначе, зачем бы он её так яростно защищал? Мог бы попытаться скрыться… Сильный и хитрый оказался волшебник… Поразительно осведомлённый… Даже такое останавливающее заклятие знал, которое ему, Алчапу, не было известно… Впрочем, женщина тоже знала. И сопротивлялись они спокойно, вдумчиво и жёстко… Они выстояли только потому, что каждый из них сражался не за себя, а за другого. Никто и никогда так не противостоял Квадре. Обычно обречённые настаивали на своей невиновности. О, как жалки и безобразны были они в это время! Некоторые брались за оружие или пытались колдовать и попадались в силки своего же отчаяния. Чем яростнее бились они, тем быстрее потом действовало отбирающее зелье, тем легче колдуны и ведьмы теряли свой магический дар.

Этих же двоих связывало и поддерживало нечто, выходившее за грань понимания.

Горечь поражения переросла в бессильную ненависть к ускользнувшим чародеям. Он должен их разыскать и покарать. Своими руками! Под одним небом им не ходить!

Решение было принято, но легче от этого не стало… Отчего-то навалилась боль, и обрывки каких-то давних, может быть, даже и не его воспоминаний и сновидений, закружились в голове, возвращая в давно погибший мир.

"Только этого не хватало! – Алчапа передёрнуло. – Опять…"

VII

– Знаешь что? – Волшебник резко сел на постели. – Я, кажется, всё понял…

– Ну и отлично! Просто замечательно… – сонно промурлыкала Римэ и, повернувшись на другой бок, добавила: – Я сплю…

Наши герои решили несколько дней отдохнуть на небольшом постоялом дворе на подступах к сударбской столице. И вот они ели и спали. А потом спали и ели. Как будто старались впрок запастись на случай вынужденной бессонницы и голода. Пару раз, правда, они прогуливались в рощу неподалёку от гостиницы, но, не найдя ничего достойного внимания, возвращались в свою комнату и снова ели и спали… Примерно тем же были заняты и их лошади. Большую часть дня животные мирно подрёмывали, обдумывая причины такого тупого и нелепого времяпрепровождения…

Даже в дальних предместьях Мэниги сказывался душный столичный колорит. На напряжённых и чопорных лицах местных жителей лежала печать высоких, глубоких и тяжёлых забот. Волшебник уже сто раз пожалел, что не воспользовался экипажем. С другой стороны, и Кинранст это отлично знал по собственному опыту, волшебный путь был лишь короче, но отнюдь не безопаснее.

Заканчивалась последняя спокойная ночь перед той неизвестностью, которая ждала путешественников в Мэниге. Поэтому Римэ, обладавшая счастливой способностью сладко спать где и когда угодно, не сразу поняла, о чём толкует её спутник. Она попыталась досмотреть прерванный сон и… проснулась окончательно. Кажется, Кинранст пытался объяснить что-то важное. Она потянулась и тоже села.

– Прости… – дама всё ещё зевала. – Так что ты понял?

Кинранст усмехнулся, нежно глядя жену. Повторялась обычная картина – сперва Римэ изображала равнодушие, зато потом Волшебник не знал, как выдержать её вопросы, которыми она сыпала, как дитя. После некоторого раздумья он сказал:

– Не знаю, что нам это даст, но, похоже, Лозу не повредило развоплощение. Более того, оказалось даже на руку, и он научился этим пользоваться! – Кинранст принял комически пафосную позу и выдержал долгую паузу, ожидая заслуженной похвалы.

Расчёт был абсолютно верен – Римэ расхохоталась и долго не могла успокоиться:

– Кинранст, я тебя обожаю, а ты вместо благодарности меня уморить пытаешься!.. Причём тут Лоз? Мы же вроде бы Мренда найти должны… – еле выдохнула она. – Брось дурачиться и расскажи толком, что ты понял и до чего додумался… Обещаю быть паинькой, как тогда, помнишь?

Волшебник сразу посерьёзнел, обнял даму за хрупкие плечи и вернулся к разговору:

– Всё это приятно слышать, но паинькой могла бы стать другая женщина, только не ты! Да, по правде сказать, моей милой смирение не к лицу… – Кинранст пытался из последних сил сохранить идиллическое равновесие утра, которое, к слову сказать, сам же и нарушил. – Ладно… К делу так к делу… В общем, тут такая штука: кого, по-твоему, легче поймать: одну крупную птицу или целую стаю всякой мелюзги, да ещё летящую вразнобой?

– Одну, конечно, – не задумываясь ответила Римэ. – Чтобы поймать остальных, слишком много ловцов потребуется.

– Пра-авильно! – Волшебник то ли в шутку, то ли всерьёз вдруг заговорил занудным тоном старого учителя.

Римэ остро вспомнила, что так ёрнически-покровительственно он разговаривал с нею годы, если не века, назад. Она была тогда ещё совсем юной и слегка отупевшей от бесконечной учёбы и, казалось, безответной любви. А он… – он был знаменитым Одиноким Волшебником!

– А что легче различить: тучу, несущую громы и молнии, или комок пыли, от которой и вреда-то никакого? Так, разве кто-нибудь особенно чувствительный расчихается…

– Ну, безусловно же, тучу! Я только всё никак не могу понять, к чему ты задаёшь риторические вопросы?

– Это для нас с тобой они кажутся риторическими, а вот никто ещё не задавал их…

– Ну-у… вроде бы так…

– Тогда смотри… Лоз не жив, но и не умер: рассыпался пылью, но исчез лишь частично.

– То есть?

– Ну, то есть, он понемногу вселился в чахликов, в Квадру, в дурака-Арнита, наконец. В ещё не знаю кого или что!

– Погоди-ка! А зачем ему это, и чего он может добиться таким образом? Ты же сам говоришь, что Лоз не жив… Какой вред от пресловутого комка пыли?

– Не понимаешь?

Римэ помотала головой.

– Я сказал, что он не жив, так?

– Та-ак…

– Но он и не мёртв – вот что для нас сейчас важно. Просто существует в какой-то пустой нише между Дальним Миром и Ближним, постоянно прорастая здесь. Помнишь книгу, найденную Хаймером в Тильецаде? Конечно, рукопись сохранилась далеко не полностью, но, насколько я понял, наш враг, превратившись в камень, а затем, рассыпавшись, смог спрятаться прямо у всех на виду. Заметь также, что я ни разу не сказал, будто Лоз утратил свою силу. Нет, он растерял немалую её часть, но осталось ещё вполне достаточно, чтобы натворить в Сударбе, а может, и в других мирах небывалых бед.

– Так чего же он хочет-то? – не унималась Римэ.

Их коснулся нездешний и равнодушный холод, всегда приходивший при одном упоминании об этом существе, его сущности и сути.

– А ничего! Хотя… Чего может хотеть сгусток злобы и несправедливости? О существовании любви он и не догадывается, впрочем, как и о ненависти. Богатство ему не нужно. Вообще любые страсти и желания, равно как и страдания или страх, неведомы Лозу. У него, пожалуй, остаётся лишь ожидание власти да единственное стремление: всё обратить в ничто… Вот скажи, зачем, людям рабы?

– Чтобы выполнять и предупреждать любые желания повелителей.

– Верно-верно! Но мы ведь знаем…

– …что как таковых желаний у Лоза нет, да и быть не может… – закончила за него Прорицательница и задумалась. – А правда, тогда зачем?

– Дело в том, что оньрек, через который он предпочитает действовать – в нашем мире фактически бесплоден. Размножить это растение может лишь человек. Он должен ухаживать за слабенькими молодыми побегами, благо чахлики неприхотливы и нуждаются лишь в постоянном присутствии садоводов. Окрепнув, неблагодарные питомцы окончательно порабощают своих кормильцев, начиная уничтожать их чувства и мысли, а потом и диктовать поступки. Вот тебе, собственно говоря, и объяснение той эпидемии, которая внезапно охватила Амграману.

VIII

Грейф Нюд получил должность Императорского Предсказателя совсем недавно. Этот человек слыл в Сударбе фигурой скандальной. Одни считали его безумцем, другие – шарлатаном, третьи – просто злобным шутником. Находились и такие чудаки, которые искренне верили его словам. В конце концов, кое-что из предсказанного им иногда всё-таки сбывалось, правда, часто не совсем так, как говорил почтеннший господин Нюд. Но что вы хотите от старика? И вообще прорицания нельзя принимать буквально!

Цервемза, просмотревший по поручению Арнита немало кандидатур, остановил свой выбор на старом Грейфе Нюде. Возможно, он тогда счёл, что благообразный вид, тягучий голос и безнадёжная (в некоторых случаях!) глухота смогут вызвать расположение подданных Сударбской Короны.

Советник никак не мог понять, почему Император принимает пророчества Грейфа Нюда всерьёз. Меж тем Предсказатель почти полностью завладел мыслями Государя. Пока это не имело никаких последствий, но Цервемза был начеку. И потом, старый царедворец очень надеялся, что беседы с Прорицателем отвлекут Арнита от семейных проблем.

Что касается Предсказателя, то Йокещ нашёл в его лице забавного и даже интересного собеседника. Так почему Государь должен был отказывать себе в ежедневных полутора– двухчасовых беседах с ним? Стоило Арниту задуматься, он бы увидел, что все предсказания Грейфа Нюда сводятся к угрозе голода и разрухи. Плохая погода говорила пророку, что если так будет идти и дальше, то страну ожидают неминуемые голод и разруха. Хорошая, наоборот, сулила засуху, ведущую к голоду и разрухе. Однажды Государь решил узнать у почтеннешего господина Нюда, отчего Ревидан так зла и неверна своему супругу. И получил ответ, что эта женщина заслуживает всяческого порицания, но такова уж её порочная природа, которую Император со временем сможет исправить. И потом, неверность жены, пусть даже августейшей, конечно, большая неприятность, но ведь существуют беды куда более страшные, например, голод и разруха, которые непременно охватят цветущие земли Сударба, если Его Величество будет слишком сильно тревожиться по поводу личной жизни, забывая о судьбах своей страны и благе подданных. Пророчество выглядело довольно нелепо, но, между тем, не было лишено здравого смысла.

Однажды Император получил от Грейфа Нюда предостережение, что в Мэнигу вошла странная пара: мужчина и женщина. По дороге они злыми чарами разогнали Квадру. Стало быть, эти люди весьма сильные колдуны и их приход в столицу сулит стране лишь голод и разруху.

После этого арестовать путешественников не составило труда.

Наверное, другие, так нелепо попав в тюрьму, уже впали бы в уныние. Но эти двое всегда жили по старой пословице, что надежды нет, только если голова отрублена.

КОСТОПРАВ

I

Такого в Амграмане ещё не бывало – предыдущий день не предвещал ничего дурного, город жил обычной жизнью и вдруг за одну ночь он был окружён Императорскими войсками. Откуда они взялись, никто не знал. Поскольку незаметно в Дросвоскр войти невозможно, а ещё накануне никаких военных приготовлений не наблюдалось, вероятнее всего, дело не обошлось без волшебства.

Если говорить точнее, то столица Дросвоскра была не оцеплена, а лишь наглухо отрезана от Тильецада. Солдаты перекрыли все дороги и остановились в ожидании дальнейших распоряжений. Военачальников нигде не было видно, и солдаты стояли неподвижно, наподобие грубых каменных изваяний. Город и замок, давно бывшие единым целым, теперь оказались разделены. Впервые ни один дюк не появился в Амграмане. В воздухе повис давящий запах надвигающейся войны…

Когда первый шок прошёл, в городе раздался набатный гул колоколов, но даже не дожидаясь призыва, горожане стали стекаться к ратуше. Традиция собирать в лихую годину Великий Совет, в честь которого и была названа площадь, существовала в Амграмане с древнейших времён. Когда в своё время в Дросвоскр пришли дюки и взяли анклав под свою защиту, горожане вздохнули свободно, поскольку необходимость самообороны отпала сама собой. Тогда же советы приняли несколько формальный вид и стали созываться лишь в особо торжественных случаях. Даже для борьбы с чахликами или поиска пресловутых бандитов созывать Совет не стали. Однако на этот раз цепкая память безошибочно подсказала, что всего за одну проклятую ночь прежние благодатные времена рухнули безвозвратно. Значит, снова нужно будет браться за оружие.

Чувствуя важность момента, обычно шумливые амграманцы притихли. Даже дети не шалили, а как большие шли вместе со взрослыми, приняв особенно торжественный и серьёзный вид. И женщины не сплетничали, не кокетничали и не перекликались.

Уже и просторная площадь была заполнена до отказа, а люди всё подходили. Когда места не стало совсем, горожане расположились на деревьях, заборах и, в устьях прилегающих улиц.

Поскольку Наместник Дросвоскра был человеком весьма преклонных лет и предпочитал греться не на жарком амграманском солнце, а в лучах славы Бессмертного Йокеща, то жил он, соответственно, поближе к источнику этих лучей, то есть – в Мэниге. Впрочем, он постоянно справлялся о стоянии дел в своей провинции и регулярно являлся с докладом к Императору. Тот, безусловно, догадывался, что подчинённый лжёт самым бессовестным образом, но из каких-то своих соображений делал вид, что верит каждому его слову. В отсутствии Наместника анклавом управляло Большое Собрание, избираемое из самых уважаемых амграманцев, обычно из тех, кто возглавлял ремесленные цеха.

И вот на подиуме появился главный Оружейник, седой крепкий старик. Его глаза сверкали молодым задором и решимостью. Следом за ним размашисто шагал высоченный Кузнец, чьи могучие мускулы вызывали трепет и уважение даже на расстоянии. За ними семенил старик-Лекарь – растрёпанный и рассеянный человечек небольшого роста, меж тем распугавший все болезни в округе и, по слухам, приструнивший даже смерть. Прибежал жилистый Ткач юркий, как его челнок. А затем появились Кожевник, Каретник, Ювелир и даже подслеповатый Кондитер, известный умением творить самые немыслимые и изысканные сласти чуть ли не на ощупь. Чуть отставая от них, шёл страшно смущённый непривычным вниманием к себе Пекарь – совсем ещё молодой, но добрый, честный человек и славный мастер. Он был на редкость хрупок и изящен, что до смешного не вязалось с его добротным званием и сытным ремеслом. Рядом с ним шагал, давая последние наставления, Мэнигский Садовник.