Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

Бастайьииулыбались, и каждый раз, когда кто-либо из них сгружал с себя очередной камень, крики нарастали. Потом кто-то предложил им воду, и бастайшиуподнимая кувшины над головой так, чтобы вода текла по лицу, прежде чем они ее выпьют, с жадностью глотали живительную влагу. Жоан вдруг увидел себя самого на берегу, идущего за бастайьиамис бурдюком Берната. Потм он поднял глаза к небу. Он должен пойти к ней: если это было наказание, которое налагал Господь, он придет к Мар и расскажет ей всю правду.

Жоан обогнул церковь Святой Марии, добрался до площади Борн, затем пересек площадь Ллулль и оказался у монастыря Святой Клары. Отсюда, выйдя из города через ворота Святого Даниила, монах отправился в замок рыцаря де Понтса.

Аледис без особого труда нашла сеньора де Беллеру и Женйса Пуйга. Помимо альондиги, где обычно останавливались коммерсанты, приезжающие в Барселону, в графском городе насчитывалось не более пяти постоялых дворов. Она приказала Тересе и Эулалии спрятаться у обочины дороги, ведущей на Монжуик, и ждать, когда она придет за ними. Аледис молча смотрела на удаляющихся девушек, и от нахлынувших воспоминаний в ней начали просыпаться забытые чувства…

Когда девушки в своих ярких нарядах скрылись из виду, она отправилась на поиски сеньоров. Сначала – постоялый двор Боу, расположенный совсем рядом с епископским дворцом, возле Новой площади. Когда она зашла с тыльной стороны и спросила у поваренка о сеньоре де Беллере, тот просто вытолкал ее. На постоялом дворе де ла Масса, в Портаферриссе, тоже неподалеку от дворца епископа, женщина, которая месила тесто, сказала ей, что у них таких сеньоров не принимали. Тогда Аледис направилась на постоялый двор дель Эстаньер, возле площади Шерсти. Какой-то юноша, очень нахальный, бесцеремонно оглядел ее с головы до ног и спросил:

– А кто интересуется сеньором де Беллерой?

– Моя госпожа, – ответила Аледис, – она приехала за ним из Наварклеса.

Парень, высокий и худой как шест, пристально посмотрел на груди проститутки, протянул правую руку и стал ею взвешивать одну грудь.

– А что за интерес у твоей сеньоры к этому дворянину?

Аледис терпела, не двигаясь и заставляя себя улыбаться.

– Откуда мне знать?

Парень стал мять ее грудь с силой. Аледис приблизилась к нему вплотную и ударила между ног. Ойкнув, тот согнулся от боли.

– И все же, – нежно произнесла она, – если они здесь, может, мне придется спать этой ночью в саду, пока моя госпожа… – Аледис не договорила и погладила юношу в том месте, куда нанесла удар.

– Сегодня утром, – замямлил он, – приехали двое кабальеро и спросили о ночлеге.

«На этот раз нашла», – подумала Аледис и облегченно вздохнула. Она уже развернулась, чтобы уйти, но…

Почему нет? Уже столько времени у нее не было возможности ощущать на себе молодое тело, неопытное, движимое только страстью…

Аледис затолкала его в небольшой сарайчик. В первый раз парень даже не успел снять штаны, а затем она приняла все неистовство разгоряченного любовника.

Когда Аледис поднялась, чтобы одеться, парень оставался лежать на земле, тяжело дыша, вперив взгляд в потолок сарайчика.

– Если мы снова увидимся, – предупредила Аледис, – что бы там ни было, ты меня не знаешь, понял?

Аледис пришлось настойчиво повторить дважды, прежде чем он дал обещание.

– Вы будете моими дочерьми, – сказала она Тересе и Эулалии, отдав им одежду, которую только что купила. – Я недавно овдовела, и сейчас мы едем в Жерону, где, как мы надеемся, нас приютит мой брат. У нас нет средств, ваш отец был простым мастером… дубильщиком из Таррагоны.

– Но для недавно овдовевшей и оставшейся без средств женщины ты слишком веселая, – вставила Эулалия, снимая с себя зеленое платье и подмигивая Тересе.

– Конечно, – подтвердила та, – ты не должна выглядеть такой довольной и жизнерадостной. Похоже на то, что ты только что…

– Не беспокойтесь, – перебила их Аледис, – когда возникнет необходимость, я постараюсь изобразить горе и буду выглядеть, как и подобает несчастной вдове.

– А пока нет необходимости, – настаивала Тереса, – ты не могла бы забыть о том, что ты вдова, и рассказать о причине твоего веселья?

Обе девушки засмеялись. Спрятавшись в кустарнике на склоне горы Монжуик, они стали переодеваться.

Аледис смотрела на их обнаженные тела, совершенные и чувственные. Молодость… На миг она вспомнила себя, на этом же месте, много лет тому назад…

– Господи! – вскрикнула Эулалия. – Какой ужас!

Аледис очнулась, вернувшись к действительности, и увидела Эулалию, приложившую к своему телу длинную выцветшую сорочку, которая доходила ей до щиколоток.

– Сироты мастера-дубильщика не ходят в шелках.

– Но… это? – пожаловалась Эулалия, брезгливо берясь двумя пальчиками за подол сорочки.

– Это нормально, – твердо произнесла Аледис. – Вы об этом уже напрочь забыли.

Аледис показала им два узла с блеклой одеждой, такой же просторной, как и сорочки. Они подошли, чтобы взять их.

– А это что? – спросила Тереса.

– Альфарды, они нужны для…

– Нет. Ты ведь не собираешься…

– Порядочные женщины закрывают себя. – Обе собрались протестовать, но Аледис и не думала идти на уступки. – Сначала грудь, – приказала она, – потом сорочки и сверху туники. И скажите спасибо, – добавила она, строго глядя на девушек, – что я купила вам сорочки, а не власяницы. Возможно, вам бы не помешало надеть их в качестве покаяния.

Обеим пришлось помочь друг другу надеть альфарды.

– Я полагала, что ты хотела, чтобы мы соблазнили тех кабальеро, – сказала ей Эулалия, пока Аледис натягивала альфарду на свою пышную грудь, – не понимаю, как с этим…

– Положись на меня, – ответила ей Аледис. – Туники почти белые, символ девственности. Эти канальи не упустят возможности переспать с двумя девственницами. Вы ничего о мужчинах не знаете, – заявила Аледис, пока они заканчивали одеваться. – Не стройте из себя кокеток или беспечных особ. Отказывайтесь постоянно. Отвергайте их столько раз, сколько понадобится.

– А если мы отвергнем их и они откажутся?

Аледис подняла брови, с удивлением взглянув на Тересу.

– Наивная, – сказала она ей, улыбаясь. – Единственное, чего вам нужно добиться, это напоить их. Вино сделает все остальное. Пока вы будете с ними, они не откажутся. Уверяю вас. С другой стороны, учтите, что Франсеску арестовала Церковь, а не по приказу викария или судьи. Ведите свои разговоры вокруг религиозных тем…

Обе посмотрели на нее с изумлением.

– Религиозных? – воскликнули девушки в один голос.

– Я понимаю, что вы не очень в этом разбираетесь, но попробуйте напрячь воображение. Думаю, тут что-то есть от нечистой силы… Когда меня вышвырнули из дворца, они кричали, что я ведьма.

Несколько часов спустя солдаты, охранявшие ворота Трентаклаус, впустили в город женщину, одетую в черное; ее волосы были собрата в тугой узел. С нем были две ее дочери, облаченные почти во все белое, и в простых сандалиях на ногах. Их тела были тщательно скрыты под одеждой, на голове – никакой прически, на лице – никакой краски. Девушки шли с опущенной головой и смотрели на пятки матери, как им приказала Аледис.

49

Дверь камеры внезапно открылась. Это был неурочный час; солнце еще недостаточно опустилось, и свет с трудом пробивался сквозь маленькое зарешеченное окошко. Убожество, царившее вокруг, казалось, противостояло солнечным лучам, и свет, поглощаемый пылью и зловонными парами от испражнений заключенных, рассеивался в полумраке камеры.

Арнау услышал бряцанье цепей, которое прекратилось, как только охранник вошел с новым заключенным.

Послышался облегченный вздох: ни за кем из них не пришли. Еще один, вернее, одна. Арнау посмотрел на старуху, стоявшую в дверях. Какой грех совершила эта бедная женщина?

Охранник втолкнул новую жертву внутрь камеры. Женщина упала на пол.

– Вставай, ведьма! – послышался окрик. Но ведьма не двинулась с места. Охранник дважды пнул ногой тело, лежавшее у его ног. Эхо от двух глухих ударов звучало в течение нескольких секунд. – Я сказал тебе встать!

Арнау заметил, как тени попытались слиться со стенами, которые их окружали. Это были те же крики, тот же командный тон, тот же голос! С момента своего ареста он несколько раз слышал этот голос, гремящий по ту сторону двери, когда с какого-нибудь заключенного снимали оковы. Он видел, что даже тогда тени сжимались от страха перед пытками. Сначала был голос, крик, а через несколько мгновений душераздирающие вопли мученика.

– Поднимайся, старая сука!

Охранник снова ударил ее ногой, но старуха продолжала лежать без движения. Наконец он нагнулся, тяжело дыша, схватил ее за руку и потащил туда, где ему приказали приковать ее: подальше от менялы. Звон ключей и звеньев цепи вынес приговор старухе. Прежде чем уйти, охранник прошелся по камере, поглядывая на Арнау.

– Почему? – спросил он, получив приказ приковать ведьму подальше от Эстаньола.

– Эта ведьма – мать менялы, – ответил ему офицер инквизиции, предупрежденный одним из помощников сеньора де Беллеры.

– Не думай, – сказал охранник, остановившись возле Арнау, – что за ту же цену ты добьешься, чтобы эту старуху лучше кормили. Несмотря на то что она твоя мать, ведьма стоит денег, Арнау Эстаньол.

Ничего не изменилось: дом со сторожевой башней по-прежнему возвышался над небольшим холмом. Жоан посмотрел вверх, и у него в ушах снова зашумело от криков раздраженных ополченцев, бряцания мечей и возгласов ликования, когда ему самому удалось убедить Арнау выдать Мар замуж. Он никогда особо не ладил с девушкой, но что он скажет ей теперь?

Жоан поднял взгляд к небу, а потом, сгорбившись, опустив голову и едва волоча ноги, начал подниматься по пологому склону.

Окрестности дома казались пустынными. Только чавканье животных, стоящих в хлеву на первом этаже, нарушало тишину.

– Есть кто-нибудь? – крикнул Жоан.

Он уже собрался крикнуть снова, когда неясный шорох привлек его внимание. В одном из углов дома затаился мальчик, который смотрел на него широко открытыми глазами.

– Иди сюда, мальчик, – позвал его Жоан.

Мальчик замялся.

– Иди сюда…

– Что происходит? – раздался резкий голос.

Жоан повернулся к внутренней лестнице, которая вела на второй этаж. Там, наверху, стояла Мар и, не скрывая недоумения, смотрела на него.

Оба долгое время наблюдали друг за другом, не говоря ни слова. Жоан пытался отыскать в этой женщине черты девушки, жизнь которой он пожертвовал кабальеро де Понтсу. Но ее лицо излучало суровость, которая не имела ничего общего с тем эмоциональным взрывом, так потрясшим его пять лет тому назад. Время шло, и Жоан чувствовал себя все более скованным. Мар пронзала его своим спокойным взглядом.

– Чего тебе надо, монах? – спросила она наконец.

– Я пришел поговорить с тобой. – Жоану пришлось повысить голос.

– Меня не интересует то, что ты хочешь мне сказать.

Мар уже стала поворачиваться, чтобы уйти, но Жоан поспешил продолжить.

Я пообещал брату поговорить с тобой, – сказал он, но на лице Мар при упоминании об Арнау не дрогнул ни один мускул. Однако она не ушла. – Послушай меня, ведь это не я хочу поговорить с тобой. – Жоан подождал немного. – Могу я войти?

Мар повернулась к нему спиной и вошла в комнату. Жоан направился к лестнице, но, прежде чем подняться, снова посмотрел вверх. Он до сих пор не мог понять, было ли это тем наказанием, которое она заслуживала?

Он кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Мар стояла лицом к очагу, занятая котлом, который был подвешен на цепи, свисавшей с потолка.

– Говори, – глухо произнесла она.

Жоан смотрел на Мар, склонившуюся над огнем. Ее волосы спадали на спину, почти касаясь упругих, прекрасно очерченных ягодиц, которые проступали под сорочкой. Она превратилась в женщину… весьма привлекательную.

– Ты так ничего и не скажешь? – спросила его Мар, поворачивая голову.

Снова наступила пауза.

– Арнау посажен в тюрьму инквизицией, – внезапно выпалил доминиканец.

Мар перестала помешивать свое варево.

Жоан молчал.

– Кое-кого посадили в тюрьму уже давно. – Казалось, ее голос, глубокий, дрожащий, исходил из трепещущих языков пламени.

Мар продолжала стоять спиной к Жоану. Она выпрямилась, опустив руки вдоль тела, и пристально смотрела на пар, клубившийся над котлом.

– Это не Арнау посадил тебя в тюрьму.

Мар резко повернулась.

– Разве не он отдал меня сеньору Понтсу? – крикнула она. – Разве не он согласился на мой брак? Разве не он отказался от мщения за мое бесчестие? Меня изнасиловали! Меня похитили и изнасиловали.

Она четко выговаривала каждое слово. И дрожала. Она вся дрожала: от верхней губы до кончиков пальцев, которые пыталась сжать в кулак. Жоан не мог выдержать взгляд этих сверкающих от ненависти глаз.

– Это был не Арнау, – запинаясь, повторил монах. – Это… это я! – выкрикнул он. – Ты понимаешь, женщина? Это был я. Это я убедил его выдать тебя замуж. Что было бы с изнасилованной девушкой? Что было бы с тобой, если бы вся Барселона узнала о твоем позоре? Меня уговорила Элионор, которая придумала это похищение, а я согласился, чтобы тебя обесчестили… Только так я мог убедить Арнау дать согласие на этот брак. Это я виноват во всем. Арнау бы тебя никогда не отдал.

Оба неотрывно смотрели друг на друга. Жоан почувствовал, что его сутана уже не так давит на плечи. Мар перестала дрожать, и на ее глазах выступили слезы.

– Он любил тебя, – добавил Жоан. – Он любил тебя тогда и любит сейчас. Ты нужна ему…

Мар закрыла лицо руками и медленно опустилась на колени.

«Вот и все, – подумал Жоан. – Я это сделал. Теперь Мар поедет в Барселону, расскажет об этом Арнау и…»

Жоан нагнулся, чтобы помочь Мар подняться…

– Не прикасайся ко мне!

Жоан резко отпрянул.

– Что-нибудь случилось, сеньора? – раздался суровый голос за его спиной.

Монах повернулся к двери. На пороге стоял человек богатырского телосложения с косой в руках и угрожающе смотрел на него. За одной из его ног появилась голова ребенка. Жоан находился менее чем в полуметре от мужчины, который был почти на две головы выше его.

– Ничего не происходит, – ответил Жоан, но слуга уже направился к Мар и оттолкнул монаха. – Я же сказал тебе, что ничего не происходит, – повторил монах, – иди по своим делам.

Ребенок, спрятавшись за дверью, снова высунул голову. Жоан перестал смотреть на него и, когда повернулся, увидел, что человек с косой стоит на коленях перед Мар, не прикасаясь к ней.

– Ты не понял меня? – спросил его Жоан, раздраженный неповиновением слуги. – Иди по своим делам.

На этот раз здоровяк повернулся к доминиканцу:

– Я подчиняюсь только моей госпоже.

Сколько таких, как он, высоких, сильных и гордых, валялось у него в ногах? Жоан хорошо помнил, как они плакали и умоляли пощадить их. Прищурившись и сжав кулаки, монах сделал два шага к слуге.

– Ты осмелился не подчиниться инквизиции? – закричал он.

– Что? – воскликнула Мар. – Как смеешь ты, монах, прийти ко мне в дом и угрожать моему слуге? Инквизитор? Ха! Ты – всего лишь дьявол, переодетый в монаха. Ты меня изнасиловал!

Жоан увидел, как слуга с силой сжал держак косы.

– Ты признал это! – продолжала Мар.

– Я… – залепетал Жоан.

Слуга подошел к нему и приставил косу тупым краем к его животу.

– Никто не узнает, сеньора. Он пришел один.

Жоан посмотрел на Мар. В ее глазах не было страха, даже сожаления, только… Он развернулся и стремительно кинулся к двери, но ребенок захлопнул ее и стал перед ним.

Слуга приставил косу к горлу Жоана. На этот раз ее острый конец впился в кадык монаха. Жоан стоял спокойно. В глазах ребенка уже не было страха, на его лице отражались те же чувства, что и у тех, кто стоял за его спиной.

– Что… что ты собираешься делать, Мар? – Как только Жоан заговорил, на шее осталась кровавая царапина от косы.

Мар некоторое время молчала. Жоан даже слышал ее дыхание.

– Заприте его в башне, – приказала она.

Мар не заходила туда с того дня, когда она наблюдала за ополчением Барселоны, которое готовилось сначала к штурму, а потом разразилось криками ликования. Получив известие о гибели мужа при Каталаюде, она ее закрыла.

50

Вдова и две ее дочери пересекли площадь Шерсти и подошли к постоялому двору Эстаньер, двухэтажному зданию, на первом этаже которого находился очаг и столовая для гостей, а на втором – комнаты для гостей.

Их встретил трактирщик и слуга. Аледис подмигнула парню, увидев, с каким изумлением он стал смотреть на нее. «Что смотришь?» – крикнул ему хозяин и пнул его ногой. Юноша поспешил в заднюю часть здания.

Тереса и Эулалия заметили игривый взгляд Аледис, адресованный слуге, и обменялись улыбками.

– Сейчас вы получите пинок от меня, – шепнула им Аледис, воспользовавшись тем, что хозяин на мгновение отвернулся. – Ведите себя скромно и прекратите наконец чесаться! В следующий раз, когда почешетесь…

– Невозможно ходить в этой куче тряпья…

– Молчите, – приказала Аледис, когда хозяин снова повернулся к ним.

У него осталась свободной только одна комната, где они могли переночевать втроем, но там было всего два тюфяка.

– Не беспокойтесь, добрый человек, – сказала ему Аледис. – Мои дочери привыкли спать вдвоем.

– Ты видела, как на нас посмотрел трактирщик, когда услышал, что мы будем спать вдвоем? – спросила Тереса, когда они вошли в комнату.

Два тюфяка, набитые соломой, и маленькая подставка для лампы – вот и вся мебель, предоставленная в их распоряжение.

– Он уже видел, как ляжет между нами, – засмеялась Эулалия.

– А ведь вы даже не пытались воспользоваться своими чарами. Я же вам говорила, – вмешалась Аледис.

– Мы сможем работать и так. Лишь бы результат был.

– Это проходит только раз, – сказала Аледис. – Мужчинам нравится невинность, девственность. Как только они добиваются своего… В общем, нам придется ходить с места на место, обманывая людей…

– В Каталонии нет столько золота, чтобы заставить меня ходить в этих сандалиях и тряпках… – перебила ее Тереса и начала чесаться от бедер до грудей.

– Не чешись!

– Нас сейчас никто не видит, – стала защищаться девушка.

– Но чем больше ты чешешься, тем больше зудит.

– Почему ты подмигнула тому парню? – внезапно спросила Эулалия.

Аледис строго посмотрела на девушек.

– Это не ваше дело.

– Ты его себе возьмешь? – вмешалась Тереса.

Аледис вспомнила выражение на лице юноши, когда он даже не успел снять штаны, и неистовый напор, с которым тот забрался на нее. Им нравилась невинность, девственность…

– Мне удалось кое-чего добиться, – ответила она, пряча улыбку.

Они подождали в комнате, пока не пришло время ужинать, а затем спустились и заняли место за необструганным деревянным столом. Вскоре появились Хауме де Беллера и Женйс Пуйг. Как только мужчины присели за свой стол в другом конце комнаты, они не отрывали глаз от новых постоялиц. Больше в столовой никого не было. Аледис окликнула девушек, и те стали креститься, прежде чем приступить к трапезе, – перед ними уже стояли миски с супом, которые им подал трактирщик.

– Вино? Только для меня, – ответила ему Аледис. – Мои дочери не пьют.

– Еще кувшин вина, и еще один… С тех пор как умер наш отец, – извиняющимся тоном произнесла Тереса, обращаясь к трактирщику, – наша матушка не может прийти в себя…

– …от горя, – закончила за нее Эулалия.

Слушайте, девочки, – шепнула им Аледис, – здесь три кувшина вина. Ясно, что они на меня подействовали.

Через некоторое время я, уронив голову на стол, буду храпеть. Ну а вы начинайте действовать. Мы должны знать, почему арестовали Франсеску и что они собираются с ней сделать.

Наклонившись над столом, Аледис обхватила голову руками и притворилась, что охмелела.

– Идите сюда, – послышался голос, ответом которому было скромное молчание. – Если она пьяная… – снова раздался мужской голос.

– Мы вам ничего не сделаем, – сказал один из них. – Как мы можем вам что-то сделать в трактире Барселоны? Здесь есть хозяин, слуга.

Аледис усмехнулась про себя: «Что касается слуги, то вы его плохо знаете».

– Не беспокойтесь, мы – кабальеро.

В конце концов девушки уступили, и Аледис услышала, как они встали из-за стола.

– Не слышно, как ты храпишь, – шепнула ей Тереса.

Аледис позволила себе улыбнуться.

– У нас замок!

Аледис представила себе Тересу с ее выразительными голубыми глазами, которая открыто взирает на сеньора де Беллеру, чтобы тот имел возможность наслаждаться ее красотой.

– Ты слышала, Эулалия? Замок! Настоящий дворянин. Мы никогда не разговаривали с дворянами.

– Расскажите нам о ваших битвах, – услышала Аледис голос Эулалии. – Вы знаете короля Педро? Вы разговаривали с ним?

– Кого вы еще знаете? – спросила Тереса.

Обе увивались вокруг сеньора де Беллеры. Аледис сгорала от желания раскрыть глаза, чтобы чуточку понаблюдать за ними. Но она не должна была делать этого. Ее девочки прекрасно сумеют добиться своего.

Замок, король, кортесы… Они принимали участие в кортесах? Война?.. Последовало несколько восторженных возгласов, когда Женйс Пуйг начал рассказывать им о своих баталиях, где он, естественно, был главным действующим лицом. Все это обильно подкреплялось вином.

– А что делает такой дворянин, как вы, в этом трактире? – поинтересовалась Эулалия.

– У вас, вероятно, какие-то важные дела? – уточнила Тереса.

– Мы привезли ведьму! – выпалил Женйс Пуйг.

Девушки спрашивали только сеньора де Беллеру, который, как отметила Тереса, с укором посмотрел на своего спутника. Кажется, наступил тот самый момент, подумала девушка.

– Ведьму! – воскликнула Тереса, бросаясь к Хауме де Беллере и обнимая его обеими руками. – В Таррагоне мы видели, как сжигали ведьму. Она умирала в криках, пока огонь поднимался по ее ногам и жег ей грудь…

Тереса посмотрела в потолок, как будто следила за поднимающимся пламенем. Затем она прижала руки к груди, но через несколько секунд снова пришла в себя, сделав вид, что ее взволновал дворянин. Лицо де Беллеры излучало желание.

Не отпуская руки девушки, Хауме поднялся.

– Пойдем со мной. – Это был скорее приказ, чем просьба, и Тереса позволила себя увлечь.

Женйс Пуйг, увидев, что они уходят, спросил Эулалию:

– А мы? – Он опустил руку и положил ее на колено девушки.

Эулалия даже не попыталась освободиться от его руки.

– Сначала я хочу все узнать о ведьме. Это меня возбуждает…

Кабальеро сунул руку под юбку и начал свой рассказ. Аледис уже собиралась поднять голову и прекратить все это, когда услышала имя Арнау. «Ведьма – его мать», – говорил Женйс Пуйг. И несколько раз повторил: «Месть, месть, месть…»

– Ну, идем? – спросил кабальеро, закончив свой рассказ.

– Не знаю… – помедлив, ответила девушка.

Женйс Пуйг резко поднялся и шлепнул Эулалию ниже спины.

– Брось жеманничать, идем!

– Хорошо, – уступила она.

Когда Аледис поняла, что осталась в комнате одна, она с трудом приподнялась и руками потерла затылок.

Значит, они собираются поставить лицом к лицу Арнау и Франсеску, демона и ведьму, как их назвал Женйс Пуйг.

– Я скорее расстанусь с жизнью, чем допущу, чтобы Арнау узнал, что я его мать, – не раз говорила Франсеска после того, как они слушали заявление Арнау на равнине Монтбуя. – Мой сын – уважаемый человек, – добавила она, прежде чем Аледис успела что-либо возразить, – а я – обыкновенная проститутка. Кроме того, я никогда бы не смогла объяснить ему, почему не пошла за ним и его отцом, почему бросила своего ребенка умирать.

Аледис опустила глаза.

– Я не знаю, что ему рассказал обо мне Бернат, – продолжала Франсеска. – Но будь что будет, теперь уже ничего не изменишь. Время возвращает забытое, даже материнскую любовь. Когда я о нем думаю, всегда вспоминаю, как он взошел на помост и бросил вызов этой напыщенной знати. Мне бы не хотелось, чтобы Арнау утратил свое положение из-за меня. Лучше оставить все как есть, Аледис, и ты – единственная душа на свете, кто это знает. Я верю, что даже после моей смерти ты не выдашь этой тайны. Пообещай мне, Аледис.

Но что теперь стоит это обещание?

Когда Эстэвэ снова поднялся в башню, у него уже не было косы.

– Сеньора сказала, чтобы ты надел это на глаза, – сказал он, протягивая ему повязку.

– Что ты себе вообразил? – воскликнул Жоан, отталкивая его руку.

Внутри сторожевой башни было очень тесно: не более трех шагов в длину и почти столько же в ширину.

Сделав один шаг вперед, Эстэвэ оказался рядом с монахом и залепил ему две пощечины по каждой щеке.

– Сеньора приказала, чтобы ты завязал глаза.

– Я – инквизитор!

На этот раз затрещина Эстэвэ отбросила его к стене. Жоан упал на пол.

– Завяжи глаза, – угрожающе произнес слуга и поднял его одной рукой. – Завяжи, – повторил он, когда Жоан уже стоял.

– Ты думаешь, что с помощью силы сможешь сломить инквизитора? Ты не представляешь себе…

Эстэвэ не дал ему договорить. Сначала он ударил его в лицо кулаком, а когда Жоан снова упал, слуга начал бить его в пах, живот, грудь, лицо…

От резкой боли Жоан сжался в комок. Эстэвэ снова поднял его одной рукой.

– Сеньора сказала, чтоб ты ее завязал.

Из разбитого рта текла кровь, ноги подкашивались. Жоан усилием воли заставлял себя держаться на ногах, но невыносимая боль в колене согнула его, и он упал на Эстэвэ, хватаясь за его одежду. Слуга брезгливо оттолкнул его от себя.

– Завяжи глаза.

Повязка лежала рядом с ним. Жоан почувствовал, что обмочился, мокрая одежда прилипла к ногам. Он взял тряпку и завязал себе глаза.

Жоан слышал, как слуга закрывал дверь и спускался по лестнице. Затем наступила тишина. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в башню кто-то поднялся. Судя по голосам, их было несколько человек. Жоан встал, держась за стену. Дверь открылась, и в помещение что-то внесли, возможно стулья.

– Я знаю, что ты согрешил. – Мар села на табурет. Ее голос гремел внутри башни подобно грому.

Рядом с ней стоял ребенок и наблюдал за монахом.

Жоан молчал.

– Инквизиция никогда не завязывает глаза своим… узникам, – сказал он после продолжительной паузы. Если бы он мог смотреть ей в лицо…

– Конечно, – ответила Мар. – Вы им только связываете душу и все человеческое, что у них есть. Я знаю, что ты согрешил, – повторила она.

– Я не признаю эту уловку.

Мар подала знак Эстэвэ. Слуга подошел к Жоану и ударил его кулаком в живот. Монах согнулся пополам, хватая ртом воздух. Когда он с трудом выпрямился, в башне снова воцарилась тишина.

Его собственное тяжелое дыхание не позволяло ему слышать дыхание присутствующих. У него болели ноги и грудь, лицо горело. Никто ничего не сказал. Пинок коленом по внешней стороне бедра свалил его на пол.

Скорчившись от боли, Жоан остался лежать на полу.

Опять стало тихо.

Удар ногой по почкам заставил его выгнуться в обратную сторону.

– Чего ты добиваешься? – крикнул Жоан между приступами боли.

Никто ему не ответил. Слуга поднял Жоана и снова подтолкнул его к Мар. Жоан приложил все силы, чтобы устоять на ногах.

– Чего ты доби…

– Я знаю, что ты согрешил.

Что она хочет? Убить его палками? Неужели Мар способна убить его? Он согрешил, однако по какому праву эта женщина могла судить его? Судороги прошли по всему телу, и он чуть было снова не упал на пол.

– Ты меня уже приговорила, – выдавил из себя Жоан. – За что ты хочешь судить меня?

Тишина. Темнота.

– Скажи мне, женщина! За что ты хочешь судить меня?

– Ты прав, – услышал он наконец жесткий голос Мар. – Я тебя уже приговорила, но помни, ты сам признал свою вину. На том месте, где ты сейчас стоишь, меня лишили девственности; прямо там меня изнасиловали сначала раз, а потом и второй. Повесь этого подлеца и уничтожь его труп, – приказала Мар, обращаясь к Эстэвэ.

Шаги Мар начали удаляться, он слышал, как она спускалась вниз по лестнице. Эстэвэ завязал монаху руки за спиной, и теперь тот не мог даже пошевелиться: тело отказывалось подчиняться ему. Слуга поднял Жоана и поставил на табурет, на котором сидела Мар. Потом Жоан услышал трение веревки по дереву: ее забросили на одну из балок башни. С первого раза Эстэвэ не попал, и веревка упала. Когда Жоан почувствовал на своей шее веревку, он снова обмочился, а затем и испражнился.

– Я согрешил! – крикнул он из последних сил, которые еще оставались у него.

Мар, успевшая спуститься вниз, услышала его крик.

Наконец-то.

Она снова поднялась в башню, мальчик шел за ней.

– Я тебя слушаю, – сказала она Жоану.

Лишь только рассвело, Мар отправилась в Барселону. Надев свою лучшую одежду и немногие драгоценности, которые у нее были, распустив по плечам чистые волосы, она забралась на мула с помощью Эстэвэ и пришпорила животное.

– Смотри за домом, – велела она слуге, прежде чем мул двинулся с места. – А ты помогай отцу, – добавила она, повернувшись к мальчику.

Эстэвэ подтолкнул Жоана, которому предстояло идти за мулом.

– Делай, что тебе скажут, монах, – угрюмо произнес здоровяк.

Понурив голову, Жоан едва успевал волочиться за Мар. Что теперь будет? Этой же ночью, когда с него сняли повязку, Жоан предстал перед Мар. Освещенная дрожащим светом факелов, которые горели на круглой стене башни, она с презрением посмотрела на него и плюнула ему в лицо.

– Ты не заслуживаешь прощения… но ты можешь понадобиться Арнау, – сказала она. – Только из этих соображений я не убила тебя собственными руками.

Маленькие заостренные копыта мула тихо цокали по твердой земле. Жоан слушал это размеренное цоканье, не отрывая взгляда от своих ступней. Когда Мар сняла с него повязку и плюнула ему в лицо, он сознался ей во всем. Он рассказал о своем заговоре с Элионор, о том, с какой ненавистью он усердствовал в инквизиции.

Мул послушно продолжал двигаться по направлению к Барселоне. Жоан почувствовал запах моря, которое все время было рядом с ним на протяжении его необычного путешествия.